Вернулись лётчики на аэродром. Довольны. Докладывают:
– Разбомбили. Приказал долго жить красный аэростат.
Прошёл день.
И вдруг снова виден над бронепоездом аэростат.
Поражаются белые:
– Вот так дела! Чудеса! Мираж!
Ясно белым: это третий аэростат.
И снова они в полёте. И снова они в охоте. Снова ищут они аэростат. Снова бомбы летят на землю.
– Бомбите, бомбите! – посмеиваются красные бойцы. – Бомбите, нам сена не жалко.
Какого сена?
А дело в том, что по предложению Фёдора Астахова брезентом накрывали стога сена. Сено и бомбили белые лётчики. Тратили время своё и силы, а главное, тратили бомбы. Не безграничны у них запасы. Пусть колошматят сено.
Долго ещё служил красным аэростат. Как часовой поднимался в небо.
ТРИ УДАРА
Бугуруслан, Бугульма, Белебей. Все эти города лежат на восток от Волги. Между Самарой и Уфой.
В конце апреля 1919 года красные начали здесь наступление. Колчак отдал строжайший приказ удержать заволжские города.
– Удержим, удержим, – клянутся Колчаку белые генералы.
Апрель – время в этих местах нелёгкое. Весна. Развезло, размыло кругом дороги. Поля разлились морями. Ручьи Амазонками стали. В оврагах вода океанских глубин.
– Удержим, – повторяют белые генералы. – В такую‑то пору сам леший вперёд не двинется.
И всё же двинулись красные в наступление. Не удержались белые. Оставили Бугуруслан.
В гневе Колчак. Получают разнос генералы.
Оправдываются белые генералы. Кто знал, кто предвидел. Законы красным, видать, не писаны.
Успокаивают генералы Колчака:
– Уступили Бугуруслан. Так ведь есть ещё у нас Бугульма и Белебей.
Вызвал из далёкой Сибири Колчак подмогу. Корпус под командованием генерала Каппеля.
Клянутся белые генералы Колчаку, что удержат они Бугульму и Белебей.
– Удержим, удержим. Пусть только попробуют красные сунуться!
Снова ударили красные. Стремительный рейд предприняли. Пока двигалась из Сибири подмога, потеряли белые Бугульму.
Колчак в ещё большем гневе. Получают разнос генералы.
Оправдываются белые генералы. Кто знал, кто предвидел. Кто ожидал, что красные снегом на голову свалятся. Кто гадал, что Каппель в пути задержится.
Успокаивают Колчака белые генералы:
– Нет Бугуруслана и Бугульмы. Так ведь есть же у нас ещё Белебей. Вот где красные дух испустят.
Клянутся белые генералы, что удержат они Белебей.
– Удержим, удержим! Могилу найдут здесь красные.
Не побоялись могилы красные. Начали наступление на Белебей.
Пять дней громыхали пушки. Пять дней сходились войска в штыковых атаках. Пять дней врезалась друг в друга конница. Подоспела подмога к белым. Явился Каппель. Досталось подмоге. Редеют ряды у Каппеля.
Шутят бойцы:
– Весна. Капель. Закапал Каппель.
Взяли красные Белебей.
Колчак в неистовстве. Колчак в истерике. Все три удара – как три пощёчины. Сильна, сильнее, ещё сильней:
Бугуруслан!
Бугульма!
Белебей!
ХРАБРОСТЬ ИЛИ УМЕНИЕ?
В сражениях против Колчака участвовала знаменитая 25‑я дивизия, которой командовал Василий Иванович Чапаев.
Заспорили как‑то чапаевцы: что в их командире Василии Ивановиче Чапаеве главное – храбрость или умение?
– Храбрость, храбрость! – кричат одни.
– Братцы, считай, умение.
Спорят бойцы. Не уступают друг другу.
Чапаевская дивизия громила белых в заволжских степях. Места здесь безлесые, ровные. Степь да степь на все на четыре стороны. Видно на десять, пятнадцать верст. Не подойдёшь незамеченным.
Преградили белые путь Чапаеву. Стена на пути чапаевцев.
Не терпится отважным бойцам ударить по врагу.
– Рано, не время, – охлаждает смельчаков Чапаев.
Пожимают бойцы плечами.
– Геройство наше, что ли, пропало?!
– Не верит в нас командир?!
– Чего только время напрасно тратим! Чего только ждём?!
– Дара небесного, – шутит Чапаев.
Дождались «небесного дара» – пал на землю туман. Построил Чапаев спешно полки, провёл их ночью в тумане к самым позициям белых. Расставил: одних – налево, других – направо. Конных – в засаду. Пулемёты на слабый фланг. Сам занял место в центре, против главных вражеских сил.
Расступился с рассветом туман. Глянули белые – Чапаев под самым носом. Сидит на коне, привстал в стременах, к пешим бойцам:
– За мной!
Ринулся командир вперёд. Грозной лавиной за ним чапаевцы.
Ударили навстречу красным бойцам пулемёты. В ста метрах всего враги, в метре – верная смерть. Рухнул конь под Чапаевым. Спрыгнул начдив на землю. Поднялся он в полный рост. Первым бежит в атаку.
Ударила пуля в прославленную чапаевскую бурку. Скинул бурку Чапаев:
– Так оно легче! За мной! Вперёд!
Сбила пуля знаменитую чапаевскую папаху.
– В залог оставляю! – кричит Чапаев. И снова – вперёд!
Врезались красные в ряды белых. Заметались в панике белые. Побежали налево – встречают их пулемёты красных. Не зря их поставил сюда Чапаев. Рванулись направо – мчит из засады полк красных конников. И это учёл Чапаев.
Добивают врагов чапаевцы.
Кончился бой. Расположились бойцы на отдых. Снова начали спор.
– Говорили мы, что храбрость в Чапаеве главное, – уверяют одни. – Видали, как шёл под пули?
– Нет, всё же на первом месте идёт умение, – стоят на своём другие. – Военным искусством Чапай владеет. Вон как всё при атаке учёл. Как время выбрал. Как всех по местам расставил. Умение, братцы, в начдиве главное.
Спорят чапаевцы. Не получается общего мнения. Кто же тут прав? Кто же не прав?
Не завершили чапаевцы спор.
Новые ждали дела чапаевцев.
КОЛЮШКА
На сотни километров растянулся колчаковский фронт. Болота, дебри, густые леса на севере. На юге солнце даже в начале лета палит как печь.
Жажда мучит бойцов. Жажда терзает коней. Пересохли редкие в этих местах ручьи. Капля с небес не капнет.
И самое страшное: отступая, белые травят колодцы. Есть вода – стерегись воды. Смерть притаилась в колодезной глубине.
Трудно людям. Трудно лошадям. Трудно раненым в госпиталях.
– Санитар!
– Санитар!
– Колюшка!
Подходит Колюшка.
– Пить!
– Пи‑ить!
Смотрит на людские страдания санитар. Жалко Колюшке раненых.
– Пить!
– Пи‑ить!
Нет воды. Понимает Колюшка – сейчас вода для раненых нужнее любых лекарств.
Только нет воды. Ручьи пересохли. Роса не ложится. Капля с неба не капнет.
Исчез однажды куда‑то Колюшка. Полдня пропадал. Вернулся. Снова его дежурство.
– Санитар!
– Колюшка!
Подходит Колюшка.
– Пи‑и‑ить!
Достаёт из кармана Колюшка пузырёк. Вода в пузырьке. Отливает, словно лекарство, в ложку.
Потянул один из раненых, сделал глоток. Просияло лицо бойца, словно к жизни вторично вызван.
– Водица! – веря, не веря, воскликнул.
Откуда ж вода у Колюшки?
Не таил санитар откуда. В этот же день с другими отправился за водой.
Пришёл Колюшка к пересохшему ручью.
– Здесь, – говорит, – вода.
Смотрят бойцы – где же вода?! Даже земля на месте ручья растрескалась.
– Здесь, – повторил Колюшка.
Наклонился к земле. Отковырнул ком затвердевшего ила. Под верхним, засохшим, – влажный слой.
Впился парень руками в чуть мокроватую вязкую массу, вытащил ком наружу. Спрессовал, надавил, отжал. Набежала слезинкой капля.
За каплей капля – десяток капель. Изрыл он гору речного ила. Гора пузырёк воды родила.
Вновь на дежурстве Колюшка. Вновь раздаются призывные голоса:
– Санитар!
– Ко‑олю‑шка!
Достаёт пузырёк из кармана Колюшка. Лекарство волшебное прибыло.
ДАЛЕКО И БЛИЗКО
Против Колчака воевало несколько наших армий. Южной группой армий командовал опытный красный командир, бывший революционер‑подпольщик, большевик Михаил Васильевич Фрунзе.
Разбирало красноармейца Ивана Дронова любопытство. Видел он как‑то Фрунзе. Было это в городе Иваново‑Вознесенске.
Выступал большевик Фрунзе перед рабочими. Так вот гадал теперь Дронов – тот ли это Фрунзе или однофамилец того ими теперь командует.
– Тот, тот, – уверяют Дронова. – Из Иваново‑Вознесенска он.
И объясняют, как выглядит Фрунзе:
– Ростом чуть выше среднего. В плечах широк. Лицо круглое. Глаза ясные. Волосы ёжиком на голове.
– Вроде бы сходится, – говорит Дронов. – Но всё же глазами своими его бы увидеть.
Был у Ивана Дронова дружок Лука Макаёнок.
– Да где ж ты его увидишь, – заявил Макаёнок. – Чай, не сосед по окопу, по солдатскому котелку. Командующий! – И приводил солдатскую поговорку: – Командир далеко, генерал высоко. Дым кругом, ничего не видно.
Войска Фрунзе наступали на Уфу.
Здесь снова развернулись упорные бои с белыми. Держались белые за Уфу. Стоит Уфа на реке Белой. Берега у Белой высокие, обрывистые. Особенно тяжёлыми были бои за переправы. Уфа – на правом берегу Белой. Красные наступали с левого берега.
Переправились два красных полка через реку Белую. В это время налетели колчаковские самолёты. Стали бомбить переправу. Задержалось движение наших войск. Остались без подмоги два красных полка. На них и обрушились белые.
В числе переправившихся войск была рота, в которой служили Дронов и Макаёнок. Дрогнули было наши полки. Попятились к реке. В это время и вырос перед отступающими командир:
– Стойте! Куда? Вперёд!
Всмотрелся Дронов. Так это же Фрунзе!
– Фрунзе! Сам Фрунзе на этом берегу! – прошло по рядам.
Взмахнул Фрунзе солдатской винтовкой, устремился в атаку:
– За мной!
Восстановился порядок в красноармейских рядах. Сомкнули бойцы шеренги.
– Фрунзе! – толкает Дронов в плечо Макаёнка. – Фрунзе!
– Кажись, он, – отвечает Макаёнок.
– Не кажись. А он самый. Настоящий. Доподлинный. И роста повыше среднего. И глаза ясные. И волосы на голове ёжиком. Он! Наш командующий Фрунзе Михаил Васильевич.
Уже после, когда красные освободили Уфу, у Дронова и Макаёнка снова был разговор о Фрунзе.
– Так как же – командир далеко, генерал высоко? – спрашивал Дронов. – Всё в дыму, ничего не видно?
– Видно, видно, – отзывается виновато Макаёнок. – Видно, что наших кровей командующий.
При штурме Уфы Михаила Васильевича Фрунзе в бою контузило. Однако Фрунзе вскоре поправился. До самого конца гражданской войны Фрунзе сражался с белыми. Командовал армиями и фронтами.
УЖИН
В сентябре 1918 года была установлена высшая награда Советской Республики – первый советский орден – орден Красного Знамени.
Первым орденом Красного Знамени был награждён красный командир Василий Константинович Блюхер.
– Блюхер? Что за фамилия такая? – интересовались бойцы.
– Немец?
– Швед?
Не был Блюхер ни немцем, ни шведом. Русский он человек. Родился в Ярославской губернии. Происходил из крестьянской семьи. Настоящая фамилия его Медведев. Когда‑то давным‑давно помещик, у которого дед Блюхера был крепостным, дал Медведеву кличку Блюхер. Кличка оказалась звонкой, привязчивой. Закрепилась она за дедом и стала затем фамилией.
Узнали об этом бойцы отряда, которым командовал Блюхер.
– Значит, вовсе не Блюхер – Медведев у нас командир.
– То‑то по белым удар пудовый!
Слава Блюхера началась осенью 1918 года. Красные до похода адмирала Колчака сражались с белыми на Урале и в Заволжье. Осенью 1918 года здесь развернулись особенно острые бои. В них и отличился Василий Константинович Блюхер.
Под Оренбургом белые отрезали группу наших войск. Блюхер был назначен старшим над этой группой.
Начался героический поход красных отрядов Блюхера по белым тылам.
Шли на соединение со своими. Трудно пришлось красным бойцам. Шли всё время с боями. Выходили из боя и снова в бой. Шли в непогоду. Ветры, дожди трепали. Шли порой без воды, без хлеба. Несли раненых на руках.
Пробивались два месяца. Прошли тысячу пятьсот километров.
Успешно закончили небывалый рейд. Вывел Блюхер отряды к своим. Весной 1919 года во время боёв с Колчаком Блюхер был назначен членом Реввоенсовета Вятского укреплённого района. (Впереди предстояли бои за Пермь.) Военный Совет Вятского укреплённого района был в Вятке. Сюда и прислали боевую награду Блюхеру.
Здесь, в Вятке, ему и вручили орден Красного Знамени за номером один.
Знают бойцы, что на этом ордене стоит номер первый.
– Первый – это тебе не сотый!
– Это даже тебе не пятый.
Первый есть первый!
Гордятся они своим командиром.
После вручения ордена боевые товарищи Блюхера решили организовать для своего командира товарищеский ужин.
– Ужин? – переспросил Блюхер.
– Так точно, товарищеский.
– Отлично, – сказал Блюхер. Затем призадумался: – Нет, отменяется ужин.
– Как?
– Почему?
Обиделись боевые товарищи: отказывается от дружеского ужина Блюхер.
– Нет, не отказываюсь, – говорит Блюхер. – Переношу ужин… – Блюхер сделал паузу, – в город Пермь.
Ужин состоялся 1 июля 1919 года. В этот день Красная Армия освободила Пермь.
ПУТИ‑ДОРОГИ
Красная Армия теснила Колчака и на Южном Урале. Здесь действовала армия, которой командовал Михаил Николаевич Тухачевский.
Разгромить Колчака на Южном Урале, взять города Златоуст, Челябинск, открыть дорогу красным войскам в Сибирь – такова задача у Тухачевского.
Разгромить. Открыть дорогу. Непростая это была задача. На пути у красных Уральские горы. Две дороги, два пути ведут через Южный Урал в Сибирь. Железная дорога вьётся между горных уступов, ныряет в тоннели, бежит под навесом скал. И вторая дорога – знаменитый старинный Бирский тракт. Сходятся обе эти дороги недалеко от города Златоуста.
Здесь, на этих дорогах, и укрепились белые.
Нет других путей для наступающей Красной Армии.
Вызывают колчаковцы коренных уральцев, стариков, старожилов:
– Есть ли другие дороги?
– Нет, – отвечают старики и старожилы.
Перепроверяют слова колчаковцы. Верно, нет здесь других путей. Ясно им: Урал неприступен для красных войск. Горы не сдвинешь с места.
Укрепляют белые свои позиции вдоль железной дороги, вдоль Бирского тракта. Укрепились. Сидят, дожидаются красных. Неприступны пути‑дороги. Сложить красным здесь свои головы.
И вдруг:
– Красные!
– Где, в каком месте красные?!
Далеко, в тылу у белых вдруг оказались красные.
Тухачевский решил обойти укрепления белых. Через Уральские горы, по горным тропам, уступам, над обрывами – по‑суворовски провёл он своих бойцов. Провёл бойцов, пронёс оружие.
Обрушились красные на тылы колчаковцев. Смяли. Разбили белых.
Бежали. Отступали белые за реку, которая называлась Ай.
Шутили красные бойцы:
– «Ай!» – закричал Колчак.
Ворвались войска Тухачевского в Златоуст. Открылись для Красной Армии пути за Урал, в Сибирь.
Михаил Николаевич Тухачевский был одним из прославленных полководцев гражданской войны. В 1935 году в числе первых он получил высокое звание – Маршал Советского Союза.
ГРОЗНОЕ ОРУЖИЕ
С Уральских гор к Каспийскому морю несёт свои воды река Урал.
Знаменита река Урал. Называлась когда‑то она Яик. Здесь, на Яике, восстал Пугачёв. Против бар закипела война народная. Прокляли цари и дворяне реку Яик. Слышать название не хотели. Разбив Пугачёва, Уралом Яик назвали.
Память о горькой утрате хранит Урал. Здесь, на речной быстрине, сражённый белогвардейской пулей, погиб народный герой Чапаев.
Бежит, несёт свои воды река Урал.
В среднем течении Урала на берегу город стоит – Уральск.
Окружили белые город. Петля на Уральск наброшена.
Торжествуют белые.
– Затянем петлю, затянем.
– Считай, в наших руках Уральск.
– Ещё день, ещё два – и падёт Уральск.
– Хи‑хи… Скончается власть Советская.
Атакуют враги Уральск. Назначают генеральное наступление.
Устремились полки в атаку. Отбита атака белых.
Руководит штурмом города сам белогвардейский атаман генерал Толстов. Вторично назначает Толстов генеральное наступление.
Не дрогнул, стоит Уральск.
В третий раз назначается генеральное наступление. Снова бросились на штурм колчаковцы.
Снова не взят Уральск.
Месяц проходит. Второй на исходе. Третий считает днями. Не осилят Уральск колчаковцы. Над Уральском Красное знамя реет.
– В чём же причина? – гадает генерал‑атаман Толстов. – Помощь Уральску приходит тайная? Новость какая‑то в вооружении?
Послал он в Уральск лазутчика.
Пробрался лазутчик, идёт по Уральску. Видит, жизнь в Уральске нормальная. Открыты лавки. Работают учреждения. Даже афиши висят у театра. Музыка в садах играет.
«Ишь ты, играет музыка. Значит, силу злодеи чувствуют, – рассуждает лазутчик. – Ясно, помощь в город приходит тайная. Ясно, новость какая‑то в вооружении».
Ходит лазутчик по городу. В месте одном прислушался. В месте другом прислушался. Задержался у места третьего.
Слышит слова повсюду:
– Пополняемся.
– Вооружаемся.
– Революционный дух.
Вернулся лазутчик назад к Толстову:
– Так и есть, ваше высокоблагородие, приходит к Уральску помощь. Пополняются там, вооружаются.
– Ну, ну. Так чем вооружаются?
Сбавил лазутчик голос:
– Грозным оружием, ваше высокоблагородие.
– Так каким же грозным?
– «Революционный дух» называется, ваше высокоблагородие.
Безотказным оказалось оружие. Два с половиной месяца штурмовали белые Уральск. Так и не взяли город.
А потом подошли к Уральску красные полки. Бежал генерал Толстов.
АРТИСТЫ
Красная Армия с боями двигалась на Екатеринбург (теперь это город Свердловск). Одной из первых шла 21‑я дивизия. Начальник дивизии был Григорий Иванович Овчинников.
Проверял как‑то Овчинников свои подразделения. Приехал в штаб 1‑й бригады.
– Стой! Кто идёт? – окликнул часовой.
Остановился Овчинников. Смотрит на часового. Что за диво! Стоит перед ним часовой в цилиндре, во фраке. Правда, солдатские сапоги на ногах, винтовка в руках.
Признал часовой Овчинникова.
– Проходите, товарищ начдив.
Оглянулся Овчинников на часового, прошёл в штабную избу.
– Что за цирк, за представление?! – спрашивает у командира бригады.
Не понимает тот, в чём дело.
– Там у штаба, на улице, – поясняет Овчинников.
Вышел командир бригады на улицу. Вернулся, разводит руками:
– Какой цирк?
– Как какой?!
Поднялся Овчинников, вышел сам на улицу. Смотрит на часового. Стоит часовой по всем правилам, по всей форме. Фуражка на голове. На плечах красноармейская гимнастёрка. Красная звёздочка на фуражке.
– Что за чудо?! – поразился Овчинников.
Рассказал он про цилиндр, про фрак.
– Ах вот в чём дело! – рассмеялся командир бригады.
Оказывается, при бригаде был создан походный театр. Несмотря на войну, на бои, тянулись красноармейцы к театру, к пению, к музыке. При многих частях Красной Армии создавались тогда театры. Ставились в них пьесы Островского, пьесы на революционные темы и даже играли «Гамлета». Роли в них исполняли и настоящие артисты, а чаще всего свои же – бойцы из взводов и рот.
Один из таких актеров‑бойцов и подменил на посту у штаба ненадолго своего товарища. В этот момент и нагрянул Овчинников.
Узнал про театр Овчинников. Решил остаться в бригаде до вечера. Посмотреть, как бойцы играют.
Доволен начдив спектаклем. Однако после спектакля говорит командиру:
– Артисты неплохие… А воевать‑то они умеют?
Доказали артисты‑бойцы и это.
Пути к Екатеринбургу преграждают ручьи и реки. Мосты через них переброшены. Отступая, белые мосты минировали. Если взорвут мост через реку Сылву, задержит это продвижение красных.
Вызвался отряд смельчаков. Да как раз артисты. Переоделись они в белогвардейскую форму. Один – в форму полковника. Переправились на лодке через Сылву. Явились к белым минёрам.
– Как стоите! Почему рубахи расстёгнуты?! – набросился «полковник» на солдат.
Пока те тянулись перед «полковником», пока застёгивали воротники на рубахах, ремни на животах подтягивали, разминировали наши бойцы мост через реку Сылву. Узнал начдив. Усмехнулся:
– Артисты!
УРАЛЬСКИЙ СУВЕНИР
На Урале много заводов. В Екатеринбурге, в Челябинске, в Златоусте, в Нижнем Тагиле. Ещё со времён царя Петра Первого здесь пошли заводы.
Отходят белые с Урала, теряют заводы. Жалко им заводов, станков. Всё, что можно, пытаются белые увезти. Набивают колчаковцы добром вагоны. Тянут всё, что тянется. Грузят всё, что грузится.
Идёт отправка грузов и на Карабашском заводе. Руководит здесь работами штабс‑капитан Метёлкин. Ходит как ворон. Смотрит как ястреб. На горбатом носу пенсне.
Старается штабс‑капитан. Ходит с огромной книгой. Делает в книге записи. Строгий всему учёт.
Вот грузят станки. Забивают в огромные ящики.
Открывает Метёлкин книгу. Пишет: «Станки». Затем то же слово «станки» на ящиках краской пишет.
– Живее, живее! – кричит рабочим.
Дальше двинулся штабс‑капитан Метёлкин. Инструмент собирают рабочие. Грузят и это в ящики.
Открывает Метёлкин книгу. «Инструмент» – появляется запись в книге. То же слово на ящиках краской пишет.
– Живее, живее! – кричит рабочим.
Дальше спешит Метёлкин. Здесь упаковывают ценные приборы.
– Живее, живее! – торопит Метёлкин. Снова за кистью тянется.
Обошёл весь завод Метёлкин. Всё перечислил в книге. На каждом ящике собственноручно надписи сделал.
Загудел паровоз. Побежали вагоны. Покатило добро с Урала.
Развалился в купе Метёлкин. Ладонью провёл по щекам, по лбу.
– Эка же устал… Однако всё увожу до крошки.
Бегут вагоны. Стучат вагоны:
«В‑с‑ё у‑в‑о‑ж‑у д‑о к‑р‑о‑ш‑к‑и! В‑с‑ё у‑в‑о‑ж‑у д‑о к‑р‑о‑ш‑к‑и!»
Привёз Метёлкин грузы по назначению. Выгружают добро. За ящиком выносят ящик.
Поясняет штабс‑капитан начальству:
– Всё станки.
Верно, на ящиках надпись: «Станки».
– Вот приборы.
Верно, «Приборы» стоит на ящиках.
Сдал штабс‑капитан Метёлкин груз. Вздохнул наконец свободно.
А утром:
– Что привёз?!
– Инструмент, станки, приборы, – чеканит штабс‑капитан Метёлкин.
– Балбес! – гремит начальство.
Метнулся Метёлкин к ящикам.
Обхитрили его рабочие. Не отдали богатство народное. Камнями набиты ящики. Не песок, не битый кирпич, не глина. Камни лежат уральские.
Камни уральские. Всё же не так обидно. Вроде бы сувенир.
ОТВЕТ ЛЕНИНУ
Отгремели бои за Челябинск. Снова Урал советский. Снова Урал свободен.
Владимир Ильич Ленин с большим вниманием следил за событиями на Восточном фронте.
Ещё в мае 1919 года, когда наступление Красной Армии только начиналось, Ленин прислал телефонограмму Реввоенсовету Восточного фронта. Владимир Ильич писал: «Если мы до зимы не завоюем Урал, то я считаю гибель революции неизбежной».
Глубоко в душу запали бойцам слова Владимира Ильича Ленина.
Торопились они. Рвались быстрей к Уралу.
В июне развернулись бои за Уфу. Самоотверженно бились бойцы, знали: возьмут Уфу – как бы стену пробьют на пути к Уралу.
Потом завязались бои за Пермь.
Знали бойцы: отвоюют Пермь – как бы мост возведут к Уралу.
Освобождали Уральск. Очищали от белых другие земли.
Нет для бойцов усталости. Вспоминали телефонограмму Владимира Ильича. Как приказ звучали для них ленинские слова.
И вот Красная Армия на Урале. Взят Златоуст, другие уральские города, уральские рудники, заводы. Освободила Красная Армия Екатеринбург. Взяли войска Челябинск, и тут же среди бойцов:
– Ленину, Ленину пиши!
– Владимиру Ильичу!
– Доноси! Не тяни! Немедля!
Собрались бойцы, написали письмо Владимиру Ильичу.
«Дорогой товарищ и испытанный, верный наш вождь! – писали красноармейцы Восточного фронта. – Ты приказал взять Урал к зиме. Мы исполнили твой боевой приказ. Урал наш. Мы идём теперь в Сибирь… Больше Урал не перейдёт в руки врагов Советской Республики. Мы заявляем это во всеуслышание. Урал с крестьянскими хлебородными местами и с заводами, на которых работают рабочие, должен быть рабоче‑крестьянским».
Получил Владимир Ильич письмо. Читал, улыбался.
– Верно рассуждают бойцы. Верно, – говорил Владимир Ильич. – И Урал, и Сибирь, и вся Россия должны быть и непременно будут рабоче‑крестьянскими.
МОГИЛЬНОЕ
Бескрайним простором легла Сибирь. Побежала к востоку, на юг, на север. Взметнулась горами. Легла низинами. Океаном лесов раскинулась. Всё здесь могуче. Могучи земли. Могучи реки. В глубинах богатства лежат несметные.
Здесь, на просторах Сибири, продолжались бои с Колчаком. Отступал Колчак. Отползал. Раненым зверем в бои бросался.
Особенно жаркие схватки разгорелись при подходе красных к городу Тобольску.
Тобольск один из старейших сибирских городов. Памятны эти места истории. Здесь, под Тобольском, погиб в Иртыше Ермак. В Тобольске после долголетнего заключения в каторжных тюрьмах на вечном поселении находились многие декабристы.
Сопротивлялись белые. Пытались задержать, не пустить красные полки к Иртышу, к Тоболу.
Колчаковский солдат Мавродий Нагорный имел привычку: вступает в село, проходит мимо, обязательно у жителей спросит, имя села какое.
Вот и сейчас.
Отходят с боями они к Тобольску. Вошли в село. Нагорный к крестьянам:
– Как величать село?
Отвечают крестьяне:
– Приветное.
Улыбнулся солдат:
– Хорошо, хорошо название.
Снова село проходят.
– Как величать село?
– Привольное.
Качнул головой солдат:
– Э‑эх, моей бы деревеньке такое название.
Ещё село. Снова вопрос Нагорного:
– Как величать село?
Отвечают крестьяне:
– Могильное.
– Свят, свят… – вырвалось у Нагорного. – Кто же жуткость такую выдумал? Скорее бы село пройти!
Только пришлось задержаться белым у села Могильного, а многим и навеки здесь остаться.
У Могильного разгорелся упорный бой. Восемь раз переходило село из рук в руки.
После боя кто‑то из красных бойцов задумчиво произнёс:
– И вправду для белых село могильное.
– Не только одно село, – добавил другой боец. – Время пришло для врагов могильное.
«САФО» И «АДА»
Началось всё с того, что как‑то вдруг на Восточный фронт, ещё в те дни, когда красные бились с белыми под Уфой, из Петрограда прибыл специальный вагон.
Открылись двери. Полон вагон папирос. Папиросы не простые – «Сафо» и «Ада». Ящик стоит на ящике.
Перехватило у красноармейцев дух.
– Папиросы!
– «Сафо»!
– И «Ада»!
– Ящик стоит на ящике!
Плохо было в те дни с табаком. Щепотка махорки – что россыпь золота. А тут сразу: «Сафо» и «Ада». Целый вагон. Ящик стоит на ящике.
То‑то радость была у красных.
Папиросы прислали петроградские рабочие. Как свой петроградский рабочий привет. Как коллективный бойцам подарок.
Делили папиросы по ротам, по взводам, по эскадронам. Долго поминали красноармейцы питерцев. Чем бы ответить на рабочую щедрость, не раз прикидывали.
Вышли красные на равнины Сибири. Места богаты. Поля плодородные. Многие районы хлебопашные, урожайные. К осени колос тройным поклоном к земле сгибается.
Решили бойцы собрать деньги. Купить на деньги сибирский хлеб. Отправить хлеб в Петроград рабочим. Голодно было тогда в Петрограде. Цены нет такому подарку.
Приступили красноармейцы к делу. Пошли по взводам, по ротам, по эскадронам «шапки по кругу».
– Шапку по кругу!
– Шапку по кругу!
Узнали другие:
– Рабочим – хлеб?
Тоже вносят на подарок для петроградских рабочих деньги. Многие присоединились. Кто курил и кто не курил. Были даже такие, кто и вовсе не знал, что присылались когда‑то «Сафо» и «Ада».
Загрузили бойцы состав сибирским хлебом.
Катят, катят, бегут в Петроград вагоны. В вагонах красноармейский хлеб – благодарность к людям спешит людская.
МИХАЭЛ ГОДОНИ