– Слава генералу Юденичу! – крикнул в ответ Юсуповский.
Тронулся в путь Юсуповский. Доехал до Пскова, доехал до Гатчины. В Детское Село с чемоданами, с коробками, с тюками, с баулами прибыл.
– Не взят Петроград, – говорят Юсуповскому.
– Как не взят? А газеты?
Разводят руками белые офицеры.
– Поторопились газеты. Ошиблись.
Сидит князь Юсуповский на чемоданах своих и баулах. Ждёт, когда же Юденич возьмёт Петроград.
Рядом болонка сидит на привязи. Тоже смотрит в сторону Петрограда. Смотрит. Скулит по‑собачьи. Тявкает.
Ждут они день. Ждут они два.
Так и не дождались. Не смог Юденич взять Петрограда.
Ясно всем: снова бежать пора.
ГАБАРДИНОСУКОНСКИЙ
Фабрикант Габардиносуконский тоже собрался в Россию. В дни Октябрьской революции Габардиносуконский бежал дальше, чем князь Юсуповский. В столице Великобритании в городе Лондоне укрылся богач российский.
И вот прочёл Габардиносуконский в английских газетах, что войсками генерала Юденича взят Петроград.
Сложил, как и Юсуповский, Габардиносуконский свои вещички. Стал прощаться с английскими богатеями:
– Спасибо за кров, за приют:
Кивают головами английские богатеи.
– Спасибо за хлеб, за соль.
Кивают головами английские богатеи.
– Спасибо за помощь нашим войскам.
Улыбаются английские богатеи:
– Люди свои – сочтёмся.
Много разного военного снаряжения передали английские капиталисты генералу Юденичу. Пушки, пулемёты, снаряды, патроны. Сахар, крупа, консервы. Башмаки, сапоги, рубахи.
Благодарит Габардиносуконский от имени русских капиталистов капиталистов английских за щедрую помощь:
– За нами не пропадёт.
Повторяет, как и они:
– Люди свои – сочтёмся.
|
|
Важно уселся Габардиносуконский в автомобиль. Важно тронулся к кораблю, к пароходной пристани. Сопровождают его английские богатеи.
Едут автомобили по одной из главных лондонских улиц. Вдруг – что такое?! Нет впереди проезда. Занята улица демонстрантами. Транспаранты над колонной. Читает Габардиносуконский слова на плакатах:
«Руки прочь от Советской России!»
Поморщился Габардиносуконский. Лондон – и вдруг такое! Поморщились английские богатеи. Дали они шофёрам команду объехать демонстрантов соседними улицами. Свернули машины в соседние переулки – в один, во второй, – объехали неприятное место. Снова выкатили машины на широкую улицу. Что такое?! И здесь, и по этой улице во всю её ширь идут демонстранты. Транспаранты колышутся в воздухе. Читает Габардиносуконский:
«Руки прочь от Советской России!»
Снова пришлось объезжать им улицу. Но вот наконец добрались они до пристани.
Стоит у причалов корабль‑красавец. Блеском сверкают борта и палуба. Трубы поднялись в небо.
Подкатили машины к корабельному трапу. Вышел из автомобиля Габардиносуконский. Видит: плакат висит на пароходе. Читает Габардиносуконский, читают английские богатеи:
«Руки прочь от Советской России!»
Забастовали английские докеры. Отказываются они, не хотят для белых генералов в Россию грузить оружие.
Не отправляется пароход. Замер, стоит у пристани.
«Руки прочь от Советской России!» – за сто километров видно.
– Руки прочь от Советской России! – на всех континентах слышно.
ВСЯ ЖИЗНЬ И ОДНА МИНУТА
Наврали буржуазные газеты. Не взят Петроград Юденичем.
|
|
Прохор Измайлов был человеком сугубо штатским. Не думал Прохор Измайлов, что пройдёт всего лишь одна минута, и станет он вдруг военным.
Павел Пахомов ещё более штатский, чем Прохор Измайлов. Не думал вовсе Пахомов Павел, что пройдёт всего лишь одна минута, и он станет военным.
Не думал о том и Андрей Бессонов. Прохор Измайлов, Павел Пахомов и Андрей Бессонов – рабочие. Потомственные, кадровые. Жили в городе Шлиссельбурге. Теперь этот город называется Петрокрепость. Работали на пороховом заводе.
По призыву большевистской партии в городах страны срочно создавались боевые отряды, которые спешили на помощь Петрограду. Прибыли отряды из Москвы, из Витебска, Смоленска, из Тулы, Костромы, из далёких Вятки и Котласа. Прибыли и из других городов.
Вот и в городе Шлиссельбурге тоже решили создать рабочий отряд.
На пороховом заводе, на котором работали Измайлов, Пахомов и Бессонов, рано утром раздался тревожный гудок. Созывал он рабочих на экстренное собрание.
Собрались рабочие.
Выступает председатель Шлиссельбургского городского Совета большевик товарищ Чекалов.
Рассказал товарищ Чекалов о боях с Юденичем, об угрозе, которая нависла над красным Петроградом, а в заключение:
– Дорогие товарищи, призываю записываться добровольцами в боевой отряд.
Сказал и сам первым в боевой отряд записался.
Подал председатель пример, положил начало. Стали в отряд записываться и другие.
Стоят среди рабочих Измайлов, Пахомов и Бессонов. По сторонам посматривают. Многие выходят вперёд и в отряд записываются.
Глянул Измайлов на Пахомова. Глянул Пахомов на Бессонова. Глянул Бессонов на Измайлова.
|
|
Вышел вперёд Бессонов:
– Прошу записать в добровольцы.
Вышел вперёд Измайлов:
– Прошу записать в добровольцы.
Вышел вперёд Пахомов:
– Прошу записать в добровольцы.
Записались. А к столу подходят всё новые и новые рабочие. Тоже в боевой отряд записываются.
Шутят рабочие:
– Минута и ты – в военных.
Кто‑то сказал серьёзно:
– Не минута, не минута. Защищаем – своё, народное. Всю жизнь дожидались, готовились к этому.
Собрался из рабочих Шлиссельбургского порохового завода целый батальон.
Доблестно действовал Шлиссельбургский рабочий батальон в боях против Юденича.
Посылали его на самые ответственные направления. Посылали, говорили:
– Батальон боевой, рабочий. Такой не подведёт, не дрогнет.
СКОРОХОД
Пушку назвали «скороход».
– Скороход на «Скороходе»! – смеялись рабочие.
Дымят заводы: Путиловский, Ижорский, Обуховский. Дымят другие петроградские заводы. Выпускают они снаряды, выпускают броневики, изготовляют вооружение для Красной Армии, для защитников Петрограда.
Не утихают. Дымят. Работают прославленные петроградские заводы.
Петроградские заводы не только выпускали оружие для защитников города, но и сами готовились к обороне. Если Юденич прорвётся в Петроград, решено встретить его огнём, вступить в бой на петроградских улицах. Рабочие возводили баррикады, укрепляли подходы к заводам.
Готовились к обороне и рабочие петроградской обувной фабрики «Скороход».
Создали рабочие на «Скороходе» боевую дружину. Получили винтовки. Пушку. Правда, единственную.
Решали, где на заводском дворе установить пушку.
Облюбовали место у центральных ворот завода. Место отличное. Обзор хороший. Стоит пушка.
Довольны рабочие и вдруг:
– Не туда поставили, – заявил слесарь Кондратий Мамочкин.
Повернулись к нему рабочие.
– Не туда, – повторил Мамочкин.
А надо сказать, в характере Мамочкина всегда было что‑то поперечное. Всегда он в чём‑то с другими не соглашался.
Рабочие к Мамочкину.
– Как не туда?!
– Лучшее место.
– Обзор хороший.
– Не туда поставили, не туда, – вновь о своём Мамочкин. – А вдруг Юденич не отсюда, не со стороны главных ворот ударит?
Подумали рабочие. Может, и верно, вовсе не отсюда враги ударят.
– Не может, а точно, – твердил Мамочкин.
Посеял Мамочкин у рабочих сомнения.
Послышались голоса:
– Конечно, скорее всего не отсюда ударят белые. Зачем им переть на ворота?
– Они с фланга, с фланга ударят, – какой‑то знаток военных наук нашёлся.
Подумали, подумали рабочие. Решили передвинуть пушку.
Нашли для пушки новое место. Место отличное. Обзор хороший. И фланги лучше теперь прикрыты. Смотрят рабочие: лучшего места и впрямь не сыщешь.
Так бы и осталась пушка на этом месте.
Да тут снова всё тот же Мамочкин. Посмотрел на пушку, на левый, на правый фланги. Покачал головой:
– Нет, не туда поставили.
Возмутились рабочие:
– Как не туда?!
– Не туда, – повторяет спокойно Мамочкин. – Не туда. Смотрите – труба мешает.
Посмотрели рабочие: верно – труба мешает.
Призадумались рабочие. Стали опять решать, куда же поставить пушку. Стоят. Гадают. Нет‑нет на Мамочкина искоса глянут. А Мамочкин словно того и ждёт. Увидел, что рабочие на него смотрят, повёл глазами на заводские рельсы. Тянулись они через весь фабричный двор. Внимательно посмотрел на рельсы, потом перевёл взгляд на заводской паровозик. Стоял он в самом дальнем конце двора. Платформа одиноко к нему прицеплена.
Глянули рабочие на рельсы, на паровозик, на прицепленную к нему платформу. Сообразили, в чём дело.
Установили они пушку на железнодорожную платформу. Побежал паровозик по рельсам, повёз пушку. Вот он вместе с пушкой у главных ворот «Скорохода», вот уже он на заднем дворе, вот уже в третьем, в четвёртом месте. Быстро меняет позиции пушка. И справа, и слева, и в лоб, и со спины встретить врага готова. Стала пушка подвижной, маневренной.
Улыбаются рабочие. Назвали пушку они «скороход».
– Скороход на «Скороходе», – смеются рабочие.
ОРЁЛ И РЕШКА
Два белых солдата, Иван Ворон и Пётр Дятел, играли в «орла и решку». Это игра такая. Подбрасывают вверх монету. Пока крутится монета в воздухе, один из играющих загадывает, какой стороной упадёт она на землю.
– Решка, – загадывает Ворон.
Летит монета стремительно вверх. Вертится. Вот падает вниз. Вот о землю шлёпнулась.
– Решка, решка! – радуется Ворон. – Угадал – значит выиграл.
Загадывает теперь Дятел.
Устремилась снова монета вверх.
– Орёл, – произносит Дятел.
Угадал и Дятел.
Весь свой поход от самого Пскова до Петрограда увлекались Иван Ворон и Пётр Дятел игрой в «орла и решку». Как только привал, как только в пути остановка, только и слышат соседи:
– Орёл!
– Решка!
– Орёл!
– Решка!
Играют Дятел и Ворон с увлечением. До дурости, до отупения, до тошноты.
Развернулись бои под Пулковом.
Здесь снова, как в 1917 году при наступлении войск Керенского и генерала Краснова, решалась судьба Петрограда. Не до игры в монету теперь солдатам.
Остановили под Пулковом красные белых. Не пустили Юденича в Петроград. Сами стали теснить Юденича.
Отступают со всеми Дятел и Ворон. Отступают, снова в небо пятак бросают.
А когда белым и вовсе стало под Петроградом худо, решили солдаты устроить гадание. Бросить монету на «жизнь», на «смерть», то есть задумать: быть ли солдатам в бою убитыми, остаться ли после войны в живых.
Бросили вверх монету. Ворон задумал «орла». Если ляжет кверху «орлом» – останется в живых, если «решкой» – плохи его дела.
А Дятел задумал «решку». Если ляжет монета «решкой» – цел, невредим Дятел, если же выйдет она «орлом», то плохи дела Дятла.
Что есть силы метнули солдаты монету вверх. Чуть‑чуть не улетела она за облако. Зависла там в высоте, несётся стремительно вниз. Вот сажень до земли, вот аршин, вот и пулей о грунт ударилась.
Впились солдаты в неё глазами. Кому же дарует монета жизнь?
Смотрят солдаты – глаза навылет. Но что такое?! Не видят монетных они сторон. В землю вонзилась ребром монета. Вонзилась, застряла. Нет ни «орла», ни «решки».
– Вот это да! – подивился Ворон.
– Вот это да! – подивился Дятел.
Смотрит Дятел на Ворона. На Дятла глазеет Ворон.
– Вот это да! Как же понять? Как же считать?
Гадают солдаты: то ли оба в живых останутся, то ли обоих в списки готовит смерть.
Чем же закончилась их судьба?
Оба в живых остались.
А почему?
Сбежали из войск Юденича.
СУНУЛСЯ
Илька Маврин с детства был любопытным. В любое: нужное дело, ненужное – сунется.
Как‑то сорвался с привязи барский бык Мефистофель. Все кто в дом, кто в сарай, кто за ворота дубовые спрятались. А Ильку любопытство взяло. Хотел посмотреть, как бушует бык Мефистофель. Сунулся. И был тут же Мефистофелем на рога подхвачен.
Боднул его бык так, что пролетел Илька, как планерист, от лавки купца Заликина до сельской огромной лужи и в лужу лягушкой шмякнулся.
Был и такой случай. Забежал к ним в деревню бешеный волк. И тут тот, кто поумнее, кто в дом, кто в сарай, кто в баню быстрее спрятался. А Илька снова со своим любопытством сунулся. Хватил его волк, едва отходили Ильку. Сельский фельдшер уколы в нужное место ему колол. Колол, приговаривал:
– Не суйся! Не суйся, куда не надо.
Вот и мать:
– Илька, не суйся! Илька, сиди на месте!
Да что ему материнские просьбы, советы, наказы. Устроен, видимо, Илька так, что в любое: нужное дело, ненужное – не может не сунуться.
Село их, Большое Кузьмино, находилось недалеко от железнодорожной станции Александровская.
Красные взяли Детское Село и теперь наступали на Александровскую.
Белые отходят под огнём красных. И тут кто‑то из белых офицеров вспомнил, что в одном из боёв они захватили в плен раненых красноармейцев.
– Волоки красных! – дана команда.
Решили белые сделать из пленных живой заслон.
Пригнали пленных. Поставили перед собой. Пригнали сюда и нескольких кузьминских крестьян. Сунулся было Илька. Хотел посмотреть, как белые отступают. Белые Ильку за шиворот – и в общий строй.
Отходят белые, гонят рядом с собой заслон. Прикрылись от пуль и снарядов красных.
Ступают пленные. Ступает Илька. Что там бешеный волк, что там бык Мефистофель – смерть смотрит своими глазами на Ильку.
Погиб бы, наверное, Илька, погибли бы, наверное, все, да красные командиры заметили мальчика. Сообразили красные, в чём дело. Прекратили огонь.
Прекратился огонь. Отступают без потерь белые. По‑прежнему не отпускают от себя, прикрываются пленными красноармейцами.
– Стреляйте, стреляйте! – кричат красноармейцы нашим.
Не стреляют красные. Не хотят, чтобы вместе с белыми и свои погибли.
И вот тут кто‑то из пленных нашёлся:
– Ложись!
Упали на землю люди, открыли белых. Видят красные командиры, открыты белые, дали команду снова начать огонь, дали команду идти в атаку. Побежали в атаку красные. Побежали от красных белые.
Поднял Илька голову – жив, здоров. Рядом видит, белый солдат убитый, винтовка валяется. Схватил её Илька. Поднялся в рост. И вот он в рядах атакующих.
– Илька!
– Илька, не смей!
Да где уж! Мчит с винтовкой вперёд, как ураган, мальчишка. Устроен, видимо, Илька так. Не может мальчишка торчать в последних. В первые рвётся Илька.
ДОРОДНЫЙ
Красноармейцу Артёму Дородному не досталось винтовки. Подшучивают товарищи над Дородным (а надо сказать, он не только своей фамилией, но и внешним видом был человек представительный):
– Дородный – и вдруг без винтовки.
Много новых бойцов во время наступления генерала Юденича влилось в Красную Армию. Многие поднялись тогда на защиту красного Петрограда. Не хватало винтовок. Безвинтовочным Дородный в роте был не один.
Посмотрел командир на Дородного, на тех, которые, как и Дородный, стояли в строю без винтовок, сказал:
– Придётся в бою добыть. – Добавил: – Отбил – получай. Считай, что собственность.
Выдали безвинтовочным пики, сабли. Досталась Дородному сабля. С саблей и стал воевать.
Недалеко от Детского Села находилось Красное Село. Взяли наши Детское Село, начали борьбу за Красное!
Здесь, севернее Красного Села и действовала стрелковая рота, в которой сражался красноармеец Дородный.
Наступала рота не в лоб, не с открытого места, а заходила противнику в бок, укрывалась оврагами.
Дородный на ногу быстрый. В первом ряду оказался. Идёт, саблю словно ружьё несёт.
– Да не стрельнёт она, не стрельнёт! – смеются бойцы.
– А вдруг стрельнёт, – отвечает Дородный.
И вправду «стрельнула» сабля.
У самого Шунгорова овраг разошёлся на два рукава. Взяли бойцы правее, а Дородный свернул налево. Свернул, пробежал шагов тридцать, поднялся из оврага и вдруг вышел с тыла к артиллерийской батарее белых. Смотрит Дородный – четыре пушки. Смотрят белые – красный боец перед ними. Не ожидали белые удара с тыла. Да и не думали, что вышел на батарею всего лишь один Дородный.
– Спасайся! – кто‑то из белых крикнул.
Бросились белые от батареи. И всё же одного из них успел Дородный достать своей саблей.
Прошла минута, вторая, подбежали к этому месту другие наши бойцы. Смотрят, а батарея уже наша.
Стоит Дородный, на саблю как на трость опирается. Выходит, что с одной саблей взял целую батарею.
– Вот так сабля!
– Считай, волшебная!
Доложили по команде: мол, красноармейцы такой‑то роты, а точнее, боец Дородный пленил белогвардейскую батарею.
– Дородный, Дородный… – стал вспоминать командир роты. – Ах, это тот – безвинтовочный.
– Так точно, безвинтовочный.
– Был безвинтовочный, – сказал командир. – Теперь при оружии. Сдержал командир своё обещание.
– Взял в бою – получай, – показал командир Дородному на одну из пушек.
Зачислили Дородного в артиллеристы.
– Ну вот теперь всё по ранжиру, – смеются бойцы.
– Теперь по фигуре.
– На месте теперь Дородный.
«БУРЫЙ МЕДВЕДЬ» И «ЛАСТОЧКА»
Упорно сражаются белые. Сами идут в контратаки. Пытаются вернуть и Красное Село, и Детское Село, и весь район, где идёт Пулковское сражение. Надеются белые, что не всё ещё потеряно. Что вот‑вот и снова удача будет на их стороне.
Красные взяли в плен белого солдата. Имя его Хрисанф. Фамилия – Кишкин. Не расстреляли его, как опасался Кишкин. Ничего плохого не сделали. Почувствовал Хрисанф Кишкин, что не грозит от красных ему опасность, расхвастался.
– А у нас есть «Бурый медведь», – заявил Хрисанф Кишкин. – Побьют всё же наши ваших.
В войсках генерала Юденича появились иностранные танки. Прибыли они как раз ко времени Пулковского сражения. Прислали их Юденичу зарубежные капиталисты. Один из танков назывался «Бурый медведь».
Надеялся очень Юденич на иностранные танки. Был уверен: дрогнут перед танками красные бойцы.
Пребывает в плену у наших Хрисанф Кишкин и всё твердит о своём:
– «Бурый медведь», «Бурый медведь». Побьют всё же наши ваших. Слушал, слушал Хрисанфа Кишкина красноармеец Егор Егоров и вдруг:
– А у нас есть «Ласточка». Побьёт «Ласточка» «Бурого медведя». Посмотрел удивлённо на Егора Егорова Хрисанф Кишкин:
– Что там ещё за «Ласточка»?!
Посмотрели на Егора Егорова и свои. Гадают:
– Какая «Ласточка»?
– Что за «Ласточка»?
Впервые о «Ласточке» наши слышат.
Улыбается Егоров:
– Есть «Ласточка». Имеется. Побьёт «Ласточка» «Бурого медведя».
И показал простую солдатскую гранату.
Расхохотался Хрисанф Кишкин. Смотрит на гранату:
– Ну и сила! Ну и невидаль! Да она против танка, как комариный укус медведю.
И наши смутились:
– Граната – и против танков.
Однако ошиблись и Хрисанф Кишкин, и те бойцы, которые в слова Егорова Егора не поверили. Когда пошли танки Юденича в атаку, не дрогнул Егор Егоров. Подбил он грозный французский танк. И представьте – именно гранатой. Правда, не одной. Связал он вместе несколько гранат и бросил под белогвардейский танк. Подорвался танк на гранатах. Подбежали к нему наши бойцы. Читают на танке сбоку надпись: «Бурый медведь».
«Бурый медведь» был первым из белогвардейских танков, подбитых тогда в боях под сёлами Красным и Детским. За первым последовали и другие. Не помогли Юденичу французские танки.
Хоть и потеснили тогда белые в кое‑каких местах наших, однако выиграла Красная Армия Пулковское сражение.
Покатились на запад белые.
УПРАВИЛИСЬ
Был Иван Новожилов водителем броневика. Не повезло ему страшно.
Случилось это весной 1919 года, ещё при первом наступлении Юденича на Петроград. Захватили белые новожиловский броневик.
Отлучился Новожилов как‑то за горючим для броневика. Оставил при броневике караульного.
Вернулся – нет броневика. Караульный убит.
Наскочили, оказывается, в это время белые, угнали броневик.
Броневиков в Красной Армии было мало. Каждая машина – большая ценность.
Досталось тогда Новожилову. Командиры разнос устроили. Хотя все и понимали – нет здесь прямой вины Новожилова. Произошло недоброе стечение обстоятельств.
Перевели Новожилова в пехоту.
Наши войска продолжали отступать, отходить под ударами белых. А тут ещё проклятый Гришка Збруев, и без него Новожилову тошно, лезет с укором:
– Будь сейчас броневик, в момент бы остановили белых.
Краснел Новожилов. В такие минуты последним из последних себя считал.
Брали под защиту его бойцы, успокаивали:
– Плюнь на Гришку, не терзай себя. Управимся, управимся с белыми и без броневика.
Верно. Управились. Отогнали тогда Юденича.
И вот осень. Новый поход Юденича.
Снова Гришка Збруев за своё:
– Будь сейчас броневик, в момент бы осилили белых.
Успокаивают бойцы Новожилова:
– Не слушай Гришку. Остановим и без броневика.
И верно. Остановили под Петроградом Юденича.
Когда развернулось Пулковское сражение, Гришка снова язык чесал, в адрес Новожилова снова бросал обидное:
– Проворонил, прогулял броневик…
– Ах ты аспид, змея бесстыжая! – набросились бойцы на Гришку.
И опять к Новожилову:
– Управимся с Юденичем и на сей раз без твоего броневика.
И верно – управились. Разбили Юденича, погнали на запад.
Гонят красные Юденича к Ямбургу, к Луге, к Пскову к Гдову, к советской границе.
Вступили красные в Ямбург, захватили много военных трофеев. А среди них – вот так удача! – и новожиловский броневик.
– Вернули! Вернули! – радовался Новожилов.
– Вернули! – смеялись бойцы. – Всё вернули!
– И твой броневик.
– И волю.
– И землю.
– А самое главное – Советскую власть вернули.
Добила Юденича Красная Армия. С позором бежал с советской земли Юденич.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ