С другой стороны, налицо был отказ от признанного всем культурным миром принципа научности в организации общеобразовательной школы и его замена принципом практической полезности, превращавшим практически всегда процесс обучения в ремесленничество. Он становился одним из самых разрушительных принципов русской школы.
Авторы реформы, государственные деятели настаивали на сохранении принципа научности в средней школе. Они убедительно доказывали, что все знания даются именно только ради знания, общего умственного и духовного развития, формирования познавательных способностей, способности к миропониманию. Именно поэтому всякую отрасль знаний школа должна была стремиться предлагать в научно-цельном, систематически сгруппированном и законченном виде. «Никому до сих пор в голову не приходило предложить исключить из курса истории в средней общеобразовательной школе, скажем, древнюю и историю средних веков, как слишком чуждую для современных поколений, и оставить только новую, да и то преимущественно отечественную. Никто не предлагал исключить древнюю русскую письменность и литературу, заменив ее Горьким, Андреевым и Сологубом, - хотя это и было под стать врывающейся в школу уличной «демократии». Никто не поднимал гонения и против алгебры, геометрии и тригонометрии, несмотря на их явно теоретический, а не прикладной характер в средней школе» [289, с.13].
При разработке новой системы говорилось и о соблюдении этого принципа в преподавании языков. Суть аргументации сводилась к следующему: язык, его развитие, история, культурное значение – в высшей степени сложное естественнонаучное и культурное мировое явление, знакомство с которым обязательно для всякого образованного человека. Группа языков, вышедших из общей арийской ветви, представляет цельное естественнонаучное и культурное явление, познавать которое можно только в правильной, эволюционной последовательности его развития. Выбросить из цепи развития арийских языков такие две величайшие ветви, как латинский и греческий языки, – значит в корне нарушить принцип научности в учебной организации школы, не говоря уже о том, что латинская и греческая культуры – величайшие культуры в мире. Если вводить в среднюю общеобразовательную школу изучение языков для той научной цели, для какой мы вводим изучение истории, математики и др., то логически неизбежно начинать это изучение именно с языков древних, при том сразу двух – латинского и греческого, но не с языков новых. Выбросить древние языки и заменить их новыми – значит разорвать правильную, научно-систематическую цепь образовательных знаний. В научно-эволюционной последовательности мы должны на первом месте в средней общеобразовательной школе поставить оба древние языки и только на второе – языки новые [306, с.172].
Проекты Уставов гимназий, прогимназий и реальных училищ были утверждены: первый (Устав гимназий и прогимназий ведомства министерства народного просвещения) - 30 июля 1871 г., второй (Устав реальных училищ ведомства министерства народного просвещения) – 15 мая 1872 г. Оба проекта были внесены в Государственный Совет 27 февраля 1871 года и вызвали борьбу против них в обществе и в правительстве, причем в Государственном Совете за них высказалось только меньшинство членов, мнение которого и было утверждено Императором.
Неоднозначность и сложность нового учебного порядка особенно чувствовались в классических гимназиях, где, по словам одного из преемников Д.А. Толстого – барона А.П. Николаи, изучение древних языков должно было способствовать «отрезвлению юношества» от современного религиозного и политического свободомыслия [306, с.173].
В циркуляре от 26 июня 1871 года, разъяснявшем смысл реорганизации гимназий, Д.А. Толстой подчеркивал свою основную мысль: «Все лица, поставленные в ближайшее соприкосновение с гимназиями и прогимназиями, должны проникнуться убеждением, что те из сих учебных заведений, в коих преподавание древних языков идет малоуспешно, вовсе не достигают своей цели и не соответствуют своему назначению» [281, с.136]. Потребовались новые преподаватели для ведения большего количества уроков по древним языкам, определенная их часть была приглашена из-за границы. Как правило, они не были знакомы с условиями развития русской школы, особенностями характера русского юношества, к тому же профессионализма в преподавании языков им также не хватало.
Изменения в управлении гимназиями были направлены на установление единства и определенности в компетенции руководящих органов. Положение директора определялось как положение «начальника» гимназии. В состав педагогического совета теперь входили все преподаватели, надзиратели и воспитатели. Вместе с тем пределы его власти по рассмотрению программ преподавания и дисциплинарных правил подверглись ограничениям «в целях сохранения необходимого единообразия в постановке учебного дела».
Для установления более тесной связи между обучением и воспитанием, по Уставу 1871 года, директора и инспектора гимназий и прогимназий были привлечены к преподавательской, а учителя – к воспитательной работе. При этом Устав руководствовался той мыслью (нашедшей выражение и в Уставе 1864 года), что «наилучшие во всех отношениях результаты могут быть достигнуты учебными заведениями лишь в том случае, когда дело воспитания и обучения будут сосредоточены в одних и тех же руках, когда директор и инспектор со свойственным их званию авторитетом власти будут соединять и тот нравственный авторитет, которым обыкновенно пользуются учителя в глазах учеников, и когда, с другой стороны, к нравственному авторитету учителей будет присоединена та доля авторитета власти, которая принадлежит лицам учебно-воспитательной инспекции» [281, с.137]. Таким образом, педагогические сотрудники образовательных учреждений впервые были привлечены к несвойственной ранее деятельности. Учитывая скромное материальное вознаграждение такого труда, нововведения не могли не вызывать определенного раздражения и даже возмущения в педагогической среде.
Специальные комиссии, назначавшиеся для рассмотрения отчетов по министерству народного просвещения, неоднократно (в довольно осторожной форме) указывали на «односторонность и увлечение при применении Устава 1871 г.». Так, комиссия, рассматривавшая отчет за 1877 г., указала министерству «на общеизвестный и, вероятно, повсеместный факт, что родители, даже и весьма серьезно относящиеся к делу воспитания, жалуются на излишнее обременение детей задаваемыми уроками для занятий внеклассного времени» [17, л.15].
В 1875 году министерство народного просвещения издало особый секретный циркуляр, составленный по требованию и по данным III отделения «собственной его императорского величества канцелярии». В нем говорилось, что на квартирах учеников гимназий, несмотря на надзор учебного начальства, иногда находились книги «недозволенного» содержания. В связи с этим министерство предлагало разъяснить учебному начальству, что «на нем, как и на всяком другом административном ведомстве, лежит обязанность сообщать лицам, уполномоченным производить дознания по политическим преступлениям, о тех обнаруженных в круге их ведомства обстоятельствах, которые заключают в себе признаки подобного преступления, так как при этом не подлежит сомнению, что учебному начальству, имеющему непосредственный и постоянный надзор за воспитанниками, ближе всего может быть известно, носит ли каждый отдельный проступок воспитанника характер лишь юношеской шалости… или же он обнаруживает сознательный и явно преступный замысел». Поэтому министерство указывало на обязанность учебного начальства «о всяком уголовного свойства проступке воспитанников, хотя бы незначительном и признанном не подлежащим преследованию в установленном порядке…» ставить в известность III отделение [205, с.24].
Более того, в своем циркуляре 1880 г. министерство народного просвещения уже констатировало участие школьников в антиправительственных действиях. «Студенты, а вслед за ними по их примеру и под их влиянием, и ученики средних учебных заведений в значительном числе принимали участие в противогосударственной пропаганде, а именно: с половины 1873 г. по 1 января 1877 года воспитанников высших и средних учебных заведений, считая и выбывших, было выше 50% общего числа лиц, прикосновенных к означенной пропаганде и так или иначе привлекавшихся к делам и оконченным производством в III отделении собственной Е.И. Велич. Канцелярии, или около 820 человек, в том числе 297 воспитанников средних учебных заведений (18,3% общего числа). Особое совещание, образованное для обсуждений причин, препятствующих положить предел усиливающейся противоправительственной агитации, и для изыскания мер, которые было бы полезно принять к ее ослаблению, усмотрев, что агитация эта обнаруживается и между воспитанниками средних учебных заведений, скорее доступными исправлению, чем те лица, в которых преступные мысли успели пустить более глубокие корни, пришло к предположению о возможности учредить, в особо избранной для того местности, отдаленной от столицы и больших городов, учебное исправительное заведение, в которое могли бы быть отсылаемы воспитанники и ученики, подлежащие судебному преследованию или, по крайней мере, исключению из своих заведений за участие в делах противогосударственной и социальной пропаганды» [13, л.72-74]. Более известным был циркуляр от 24 мая 1875 года, требовавший подготовки школой таких людей, которые «противодействовали бы всяким нелепым учениям, откуда бы они ни исходили».
Таким образом, созданная графом Д.А. Толстым система среднего образования просуществовала без изменений до второй половины 80-х гг. ХIХ века. Уже один этот факт свидетельствовал о том, что в ней было много здорового, умного, правильного. Важнейшей заслугой Д.А. Толстого являлось установление классического принципа, самого действенного в реформировании системы народного просвещения исследуемого периода. Задача Д.А. Толстого заключалась в том, чтобы твердой, последовательной государственной логикой и властью приостановить характерное для бурных и переходных периодов государственной жизни шатание и внести спокойствие, определенность и дисциплинированность в образовательное пространство; предохранить среднюю школу от тлетворных влияний. Вместе с тем все мероприятия проводились решительно и даже жестко, без широкого обсуждения в обществе, что, несомненно, явилось фактором усиления радикальных тенденций как у педагогического персонала, так и у школьников.
После кратковременного пребывания на посту двух министров – А.А. Сабурова (с 24 апреля 1880 г.), а затем барона А.П. Николаи (с 24 марта 1881 года по 16 марта 1882 года) – Александром III, с одобрения его ближайшего друга К.П. Победоносцева, был назначен новым министром народного просвещения граф И.Д. Делянов (17.03.1882–29.12.1897).
Новый министр в циркуляре от 20 ноября 1882 года признавал, что «в последнее время в 13 гимназиях, одной прогимназии, в 10 реальных училищах на отдельных учениках обнаружились следы пагубного влияния преступной пропаганды и что, сверх того, за это же самое время в 14 гимназиях и 4 реальных училищах имели место крупные коллективные беспорядки или же неслыханные и почти невероятные бесчинства учеников» [214, с.30].
Основой деятельности министерства И.Д. Делянова во всех ее проявлениях было решение охранительных задач. Главнейшее внимание обращалось на «отдаление учеников от дурных сообществ, на развитие в учениках чувства повиновения начальству, почтительности к старшим, благопристойности, скромности и уважения к чужой собственности» [205, с.30]. Осенью 1882 года он приступил к наведению порядка в средних учебных заведениях. Главной причиной антиправительственных настроений учащихся министерством народного просвещения было признано переполнение средней школы демократическими элементами. В начале 1884 года в министерстве была составлена сводная записка по мнениям попечителей о мерах борьбы с революционной пропагандой в школе, где в качестве главной охранительной меры была сформулирована идея контрреформы мужской средней школы с целью устранения из нее «податных сословий». Ее центральным моментом должна была стать ликвидация принципа всесословности образования, гарантированного п. 25 уставов гимназий и реальных училищ. Реформа была названа в записке «вполне подготовленной» [14, л.551 об.]. Однако разногласия в правящей среде, неопределенность на первых порах правительственной программы, противодействие Д.А. Толстого при первой попытке И.Д. Делянова приступить к «очищению» гимназий путем закрытия приготовительных классов, облегчавших поступление в них, - все это к концу 1884 года убедило И.Д. Делянова, что время для контрреформы средних учебных заведений еще не наступило.
В декабре 1886 года во всеподданейшем отчете за 1884 год И.Д. Делянов просил у Александра III санкции на закрытие гимназических приготовительных классов и одновременно информировал его о подготовленной реформе реальных училищ, также мотивируя ее необходимостью сократить приток в высшие учебные заведения учащихся из низших сословий. В декабре 1886 года Д.А. Толстой предоставил царю программу контрреформ. В феврале 1887 года появился циркуляр о недопущении в средние учебные заведения детей лиц «предосудительных профессий».
Анализ деятельности министерства просвещения до 1887 года показывает, что идеалом для его руководителей по-прежнему оставалась контрреформа гимназий. Взрыв сословных настроений в отношении школы после попытки покушения народовольцев на царя 1 марта 1887 года заставил министерство народного просвещения резко активизировать свою деятельность и попытаться осуществить гимназическую контрреформу. При поддержке ряда министров, составлявших ядро правительственной партии (Д.А. Толстой, М.Н. Острогорский, К.П. Победоносцев, И.А. Вышнеградский), и с одобрения царя, полученного 2 мая 1887 года, в министерстве был выработан проект нового гимназического устава, по которому в гимназиях могли обучаться лишь дети из высших сословий, до купцов 2-й гильдии включительно (п.23 устава) [15, л.1]. Однако пока готовился текст устава, острота ситуации после казни народовольцев в Шлиссельбургской крепости 8 мая уменьшилась. Поэтому 23 мая Александр III не утвердил проект новой редакции п. 23 гимназического устава, признав готовую реформу «несвоевременной и неудобной» [214, с.32].
Затем последовали мероприятия по регулированию социального состава гимназистов, носившие характер внутриведомственных распоряжений:
- 11 июня – циркуляр о закрытии приема в приготовительные классы. Еще 30 мая 1888 года Высочайше утвержденным мнением Государственного Совета было прекращено поступление средств из казны на содержание подготовительных классов в гимназиях и прогимназиях, кроме тех местностей, где разговорный язык большинства населения не был русским; разрешено оставить подготовительные классы там, где их содержание можно отнести на местные средства; разрешено принимать учеников подготовительного класса в I-ый по результатам экзаменов наравне с поступающими извне. Результатом этого циркуляра было сокращение параллельных классов в гимназиях и прогимназиях и уменьшение общего числа учащихся с 1882 по 1895 г. – с 65751 до 62863 человек;
- 18 июня – циркуляр о «кухаркиных детях», указывавший в обход закона способы отстранения из гимназий детей из непривилегированных слоев общества. Так как по Уставу 1871 г. в гимназии допускались дети всех сословий и вероисповеданий, то гимназии стали наполняться такими учениками, «которым, по условиям быта их родителей, совершенно не следовало стремиться к среднему гимназическому, а затем и к высшему университетскому образованию» [214, с.36]. Данным циркуляром граф И.Д. Делянов предлагал администрации принимать в гимназии и прогимназии «только таких детей, которые находятся на попечении лиц, представляющих достаточное ручательство в правильном над ними домашнем надзоре и в предоставлении им для учебных занятий удобства» [Там же]; в том же циркуляре сообщалось о значительном повышении платы за гимназическое образование;
10 июля – циркуляр о процентных нормах для евреев. Попытка И.Д. Делянова провести последнюю меру законодательным порядком через комитет министров не увенчалась успехом.
Рядом циркуляров предлагалось строго руководствоваться всеми изданными при графе Д.А. Толстом постановлениями и распоряжениями по воспитательной и дисциплинарной работе. Министерство особенно рекомендовало создание общежитий при учебных заведениях «для полного подчинения там учащихся нравственному влиянию путем непрерывного надзора», а также обращало внимание на необходимость правильных, близких и доверчивых отношений между семьей и школой. Количество общежитий за время царствования Императора Александра II возросло с 1046 до 2517, а число воспитанников в них – с 8982 до 11428 человек.
Особого упоминания заслуживает попытка возродить телесные наказания, в которой либеральное общественное мнение увидело самое грубое посягательство на личное достоинство человека, оскорбительное для гражданского самосознания пореформенного времени. Движение этого вопроса еще раз демонстрировало зависимость действий И.Д. Делянова от внутриполитической ситутации, а также его бессилие в полной мере осуществить свои замыслы: циркуляр от 20 ноября 1882 года содержал намек на необходимость розог, и они немедленно возродились в практике школьной жизни; в 1883 году вопрос был передан на обсуждение Ученого комитета министерства; сечение розгами стояло на первом месте среди мер административного свойства в программе контрреформы средней школы, подготовленной в начале 1884 года; наконец, наказание розгами попало в проект нового гимназического устава, и только после провала гимназической контрреформы министерские чиновники больше не решались поднимать этот вопрос.
Важной функцией министерства И.Д. Делянова оставалась защита классицизма. Собранные Департаментом полиции в 1887 году после процесса вторых первомартовцев сведения о революционном брожении в средних учебных заведениях обнаруживали несостоятельность классицизма как средства воспитания верноподданных граждан. В гимназиях оказалось даже больше «охотников играть в революцию», чем в реальных училищах. Однако неудачи с реформами гимназий и реальных училищ вынуждали министерство народного просвещения по-прежнему рассматривать классицизм как важнейшую преграду демократизации гимназий и проникновению в них идей материализма и нигилизма. Безусловный сторонник классической системы граф И.Д. Делянов не мог не видеть, что изучение древних языков в гимназиях осуществлялось неуспешно. В представлении Государственному Совету в 1889 году он указывал, что «в преподавании древних языков возобладало до некоторой степени одностороннее грамматическое направление, так как прохождение подробного курса грамматики и упражнения в переводах с русского на древние отдельных фраз и искусственно составленных отрывков оттеснили на второй план чтение и объяснение писателей, и сами тексты писателей нередко служили главным образом как бы материалом для устных и письменных упражнений в этимологических формах и синтаксических оборотах» [214, с.38]. Кроме того, циркулярами министерства констатировалось плохое знание грамматики и недостаточный запас слов по древним языкам у учеников гимназий.
Критика системы среднего образования в конце 80-х гг. стала раздаваться не только из либерального лагеря, но и со стороны высшей государственной администрации и дворянских кругов. И.Д. Делянову пришлось занять оборонительную позицию и даже пойти на законодательный пересмотр гимназической программы. Только вмешательство Александра III помогло И.Д. Делянову ограничиться минимальными уступками и благополучно выйти из борьбы в Государственном Совете; учебная реформа 1890 года закрепила классицизм в гимназиях.
Проводя курс на сокращение среднего образования, министерство народного просвещения форсировало использование старых административно-учебных методов, ограждавших школу от наплыва желающих учиться. Помимо специальной усложненности программ, ведущей к ежегодному отсеву, при И.Д. Делянове возросла строгость приемных испытаний и усилились требования, предъявляемые к выпускникам.
Подчинение дела образования целям правительства определяло всю внутришкольную политику министерства И.Д. Делянова. Усиление жесткого режима в школе, административно-учебные меры, затруднявшие получение образования, органически соединялись с попытками законодательного переустройства среднего образования. С широкой исторической точки зрения консервативные мероприятия Д.А. Толстого имели за собой больше здравого смысла и социальной логики, чем мероприятия И.Д. Делянова. Объективно его деятельность способствовала усилению антиправительственных настроений. В педагогической литературе рассматриваемого периода звучали категоричные суждения: «Люди не ведали, что творили; они не понимали смысла и значения того человеческого явления, которое именуется государством и силой которого они пользовались в школьном деле, они не понимали жизненного значения министерства народного просвещения и, наконец, не понимали и не хотели понять законов психики подрастающего поколения, иначе не получили бы от своих мероприятий результатов, противоположных ожидаемым. Их можно сравнить с детьми, которым попала в руки бритва – власть, и они нанесли ею раны себе и окружающим» [283, с.43]. В разгар классического образования, когда, по подсчетам чиновников, среди молодежи должна была быть «тишь и благодать», «классическая молодежь» на действия чиновников отвечала непрерывным рядом террористических актов.
2.1.2. «Реформаторский» курс министерства народного просвещения в начале ХХ века
После смерти И.Д. Делянова вопрос о кардинальных переменах средней школы стал перед русским обществом во всей своей настоятельной и насущной необходимости. Но развитие школы было задержано, слишком много было «испорчено молодежи», потому изменение средней школы сделалось, по определению А.М. Паршина, нервным вопросом, к которому как заправляющая им бюрократия, так и общество относились горячо и нервно [283, с.44].
К середине 90-х годов ХIХ века в министерство народного просвещения поступало большое количество жалоб родителей, педагогов, докладов отдельных попечителей учебных округов с необходимостью пересмотра основных положений функционирования средней школы. Министерство получало также сведения о неудовлетворительном преподавании, перегрузке учебных программ, низком уровне знаний поступающих в высшие учебные заведения. В обследованиях, производившихся окружными инспекторами на местах, нередко отмечалась плохая грамотность учащихся по русскому языку, неумение решать задачи по математике, «ясно и внятно читать», излагать домашнее задание и проч. С точки зрения правительства «государственная система образования не спасала учащихся от революционного влияния. Молодежь, заканчивавшая как раз классические гимназии, попадая в университет, становилась прямо-таки опасной для правительства» [283, с.47].
Новый министр народного просвещения Н.П. Боголепов (12.02.1898 – 14.02.1901) разослал попечителям учебных округов циркуляр от 8 июля 1899 г., в котором констатировалось, что «среди педагогов и родителей в гимназиях и реальных училищах давно слышатся жалобы на разные недостатки этих учебных заведений: 1) на отчужденность от семьи и бюрократический характер средней школы, вносящей сухой формализм и мертвенность в живое педагогическое дело, ставящей в ложные взаимоотношения преподавателей и учеников; 2) невнимание к личным особенностям учащихся и пренебрежение воспитанием нравственным и физическим; 3) нежелательную специализацию школ с самых младших классов, прежде чем выяснялись их природные способности и склонности; 4) чрезмерность ежедневной умственной работы, возлагаемой на учеников, особенно в низших классах; 5) несогласованность программ между собой и с учебным временем и значительное наполнение их требованиями второстепенными или даже излишними; 6) излишнее преобладание древних языков и неправильную постановку их преподавания, благодаря которой не достигается цель классического образования, несмотря на отводимое этим языкам значительное количество часов; 7) недостаточную умственную зрелость оканчивающих курс гимназии, что препятствует успешному ходу их университетских занятий и др.» [215, с.35].
Бесспорность этой критики была настолько очевидной, что Н.П. Боголепов от себя добавлял, что он «не может не признать в этих жалобах известной доли справедливости» [215, с.36]. Поэтому министр объявил о созыве в Петербурге особой комиссии для обсуждения вопросов и устранения недостатков в среднем образовании, для выяснения, «какие средства могли бы содействовать развитию в воспитанниках искреннего религиозного чувства, искренней привязанности и преданности своему Государю и Отечеству, чувства долга, чести, правдивости, уважения к авторитетам и т.д., имея в виду не одну систему формальных предписаний, но и меры, проникающие в повседневную жизнь школы» [215, с.38].
Во всех действиях Н.П. Боголепова сквозило стремление так осуществить реформу, чтобы «овцы были целы и волки сыты»: внести некоторые необходимые изменения в жизнь школы, но чтобы они ни в коем случае не расшатали устоев, не вызвали бы роста антиправительственных настроений молодежи, а, наоборот, способствовали бы ликвидации радикальных тенденций в быту учебных заведений. Именно поэтому он подчеркивал, что «учебное дело не терпит грубой ломки».
Для успокоения общественного мнения до законодательного утверждения реформы Н.П. Боголепов предпринял пересмотр отдельных вопросов.
11 апреля 1898 года и 5 июня 1899 были опубликованы с дополнениями циркулярные предложения министерства народного просвещения по вопросу об установлении надзора за учениками средних учебных заведений, увольняемых в каникулярное время в пределы других учебных округов [438, с.15]. Министерство рекомендовало дополнить действовавшие правила о соблюдении учениками порядка и приличия вне стен учебного заведения пунктом, который должен был быть напечатан на ученических выходных и отпускных билетах: «Ученики должны помнить, что, находясь в отпуске, они подлежат надзору служащих министерства народного просвещения, каждому из них дается право и вменяется в обязанность наблюдать за учениками всех средних учебных заведений и, в случае нарушения правил поведения, вразумлять их или сообщать начальству» [Там же]. Более того, необходимо было командировать в летнее время из городов, в которых находились средние учебные заведения, на курорты и окрестные дачные места одно или несколько лиц учебного ведомства для наблюдения за учениками. Обязать органы внутренних дел оказывать со своей стороны всяческое содействие служащим министерства народного просвещения по наблюдению за учащимися [Там же].
Летом 1900 года в циркуляре «О деятельности педагогических советов и хозяйственных комитетов средних учебных заведений» министерство рекомендовало заняться устранением недостатков в преподавании и обратить внимание на воспитание школьников. Основой в отношениях с учениками и впредь «должны были быть меры не только карательные. Они должны проникнуться стремлением предупреждать проступки, направлять волю учащихся в добрую сторону и укреплять в них сознание долга и нравственной ответственности за свои действия» [396, с.61]. Подчеркивалось право педагогических советов на перевод учащихся в следующий класс в особых случаях без экзаменов.
Другим циркуляром от 2 августа 1900 года отменено обязательное выполнение письменных упражнений во время каникул. Они, как показал продолжительный опыт, не достигали изначальных целей, между тем, сокращая летний отдых учащихся, влекли за собой и многие другие сложные последствия. Однако министерство нашло нежелательным предоставлять ученикам излишнюю долю самостоятельности в течение длительного каникулярного времени и обратило внимание окружных управлений на развитие индивидуальности учащихся. С этой целью классные наставники и преподаватели привлекались к организации образовательныхпрогулок, путешествий, других занятий или развлечений. Вместе с тем считалось необходимым принимать все меры к тому, чтобы учащиеся были, по возможности, ограждены во время прогулок от всякого рода нежелательных случайностей. Такие начинания должны были, по мнению министерства народного просвещения, оградить учащихся от негативных поступков, содействовать установлению нравственной связи между учащимися и преподавателями [413, с.64-65].
14 февраля 1901 года выстрелом студента Карповича Н.П. Боголепов был тяжело ранен и 2 марта умер. Под влиянием этого трагического события вопрос о реформе получил иное направление. Новый министр генерал П.С. Ванновский (24.03.1901–11.04.1902) более либерально подошел к ее решению, в том числе и по прямому указанию Императора. В своем рескрипте от 24 марта 1901 года на имя П.С. Ванновского Николай II писал: «Опыт последних лет указал, однако, на столь существенные недостатки нашего учебного строя, что я признаю благовременным безотлагательно приступить к его коренному пересмотру» [348, с.37]. В мае 1901 года была образована новая комиссия, рассмотревшая: 1) «Основные положения устройства общеобразовательной средней школы»; 2) вопрос о возможности изменений в курсе гимназий и реальных училищ с начала 1901–1902 учебного года применительно к новому учебному плану средней школы; 3) вопрос о подготовке преподавателей для средней школы. Данные положения были более радикальны, нежели предложения комиссий Н.П. Боголепова, и направлены в сторону установления в России единой школы. Особое внимание Император обращал на духовную составляющую предстоящей реформы, написав на докладе министра следующую резолюцию: «Надеюсь, что будет также обращено серьезное внимание и на усиление религиозно-нравственного воспитания нашего юношества» [214, с.49].
С разрешения Императора отдельные мероприятия начали вводиться с начала 1901-1902 учебного года сроком на один год. В первых двух классах гимназий было прекращено преподавание латинского языка (а преподавание греческого языка прекращено в 3 и 4 классах), усилено изучение русского языка и географии, введен элементарный курс русской истории, новый язык и естествознание. Соответствующие изменения сделаны и в распределении уроков первых двух классов реальных училищ.