«Во времена моего детства в доме Петра Ивановича жила его вдова, дочь, сын и Француженка, которую все называли „мадемуазель“. Имя ее я не знала.
Они занимали центральный дом, во флигелях жили посторонние люди.
Араповы занимались натуральным хозяйством. У них были корова, куры и пчелы. Держали несколько собак. Был огород. Сын генерала Иван Петрович был ломовым извозчиком, а перед войной шофером на грузовике. Учиться он не мог, так как был „лишенцем“.<…> Между собой в семье Араповых говорили только по-французски, так как „мадемуазель“, прожив всю жизнь в России, по-русски так и не научилась…»{1181}.
Младшая сестра М. А. Карпенко — Ольга Александровна, уточняла, что «Мария Петровна обращалась к своей матери только на французский манер — „Maman“, а когда говорила о ней, то всегда в третьем лице — „моя мать“. Мы же, дети, бывавшие в этом доме, к Александре Андреевне всегда обращались только — „Madam“».
Г. Б. Ольдерогге впоследствии писал об Иване Арапове:
«Он до войны был возчиком Райпотребсоюза, а позднее шофером. Меня в те годы поражало, что он всегда целовал маме руку…»{1182}.
20 марта 1934 года
«Мара» Арапова уволилась «по собственному желанию». Перешла работать библиотекарем в кабинет станкостроения Ленинградского индустриального института. Как вспоминала сама Мария Петровна, «Варюша Епанчина, работавшая в библиотеке Политехнического института, устроила туда же и меня»{1183}.
| 
2 июня 1935 года
М. П. Арапова за Павла Осиповича Трахтенберга вышла замуж.
Ее сын Александр рассказывал:
«Со слов мамы, мой отец был чуток и заботлив: два года его настойчивых ухаживаний — и сердце мамы было завоевано навсегда».
Казалось, жизнь Павла Осиповича и его семьи, вдоволь хлебнувшей горя в первые годы Советской власти, потихоньку налаживалась, появлялась надежда на будущее. Хотя незадолго до свадьбы, 1 марта 1935 г., он был арестован «за сокрытие социального прошлого».
Из «Обвинительного заключения» от 2 марта 1935 года:
«…Следствием установлено:
Обвиняемый Трахтенберг имел брата Александра Трахтенберга, расстрелянного Сов. властью в 1921 г. за участие в Кронштадтском мятеже. Имеет второго брата Григория [245] Трахтенберга, осужденного в 1932 г. за шпионаж на 10 лет. Освобожден в 1933 г., ныне военнослужащий — Начальник Штаба Военно-морского училища им. тов. Фрунзе. Имеет тетю — Бебутову Надежду Александровну, выехавшую во Францию в 1927 году. Имеет связи: с сосланными Быстряковым, Шелковниковым — бывшим членом партии к.-р., зиновьевцем Андреевым, с дворянами: Перловским, Шандубановым и Никитиным.
Трахтенберг Павел Иосифович, сын дворянина, действительного статского советника, бывш. чиновника особых поручений при канцелярии царицы Марии Федоровны. В августе 1918 г. бежал в меньшевистскую Грузию. Служил в Грузии сотрудником „АРА“. Состоял членом меньщевистско-грузинского союза Торговых Работников. После падения Грузинской власти выехал в Ленинград, сокрыв прошлое поступил в Политехнический Институт. В 1929 г. его окончил. В настоящее время работает Зам. Начальника 1-го Отдела центрального конструкторского бюро специального Судостроения. Занимался продажей контрабандного товара.
На основании изложенного полагал [246] бы
Трахтенберга, Павла Иосифовича заключить в к/лагерь сроком на 3 года, мать Нину Александровну Трахтенберг и брата Михаила Иосифовича Трахтенберг выслать в г. Астрахань.
Сотрудник НКВД ЛО (Бярун)
„Согласен“ Опер. Уполн. (Петров)»{1184}.
Но вместо концлагеря Павел Осипович вскоре был освобожден и вернулся в свое КБ.
А в мае он женился на Марии Петровне Араповой. Они были ровесниками. Они были счастливы.
8 июля 1935 года
Мария Петровна, взяв на работе очередной отпуск (с 8.VII по 4.VIII), вместе с мужем отправилась в свадебное путешествие к Черному морю. Целый месяц счастья! Это был их первый совместно проведенный отпуск.
От того далекого времени осталась лишь фотография, где два любящих, смеющихся человека наслаждаются мгновениями, которыми одарило их лето 35-го года…
По возвращении в Ленинград, в ноябре того же года, Павел Осипович был назначен главным конструктором проекта. Это произошло перед самой закладкой головного эсминца типа «Гневный», по которому намечалось построить большую серию кораблей (83 единицы).
…Как протекала жизнь главного конструктора «проекта-7» и его любимой «Мун» — неизвестно: о периоде жизни с осени 1935 г. по январь 1937 г. не осталось никаких свидетельств. Известно лишь (согласно записи в трудовой книжке), что 9 мая 1936 г. Мария Петровна уволилась «по собственному желанию» …в ожидании ребенка.
| 
8 июня 1936 года
В семье главного конструктора надводных кораблей родился сын Александр. Молодая семья в это время проживала на Загородном проспекте, 22 в кв. 37.
Ольга Александровна Крупникова, которой в ту пору было чуть больше десяти лет, впоследствии вспоминала:
«Когда родился Сашик, его на лето вывезли в Гатчину, где мы тогда жили. Я, желая заглянуть в окна детской, забралась на дерево и увидела какое-то невероятное розовое облако из кружев и рюшей, восхитивших мое воображение».
А еще мама «Сашика» (как стали называть малыша по-домашнему) — Мария Петровна, рассказывала, что, когда он стал чуть постарше, его «высаживали» на ковер, по углам которого верно несла службу, защищая младенца от назойливого петуха, подобранная когда-то ею беспородная рыжая дворняга Джойка с потомством — целых четыре пары улыбающихся собачьих глаз и четыре горящих на солнце краснющих языка…
Воспоминания милого детства…
Малыш активно подрастал, и когда ему исполнилось полгода — отцу уже шел 37-й, ведь Павел Осипович был ровесником века. В следующем, 37-м, ему тоже должно было исполниться 37!..
Наступил 1937 год… Страна широко, с натужным усердием отметила 100-летие со дня гибели своего первого Поэта. К этой дате на месте дуэли на Черной речке воздвигли памятный обелиск (работы архитектора А И. Лапирова) с бронзовым барельефом (скульптор М. Г. Манизер). В самом же городе — никаких пышных торжеств, поэтому горожане считали, что «ленинградцев ущемляют по поводу юбилея». А в Москве шутили, что «Ленинград — город маленький, к которому Пушкин не имеет никакого отношения»{1185}.
17 января 1937 года
В этот день Павел Осипович был вновь арестован. К этому времени на стапелях и на плаву уже было 53 эсминца «проекта-7» — его проекта…
Ему было предъявлено стандартное обвинение: «Участие в троцкистско-зиновьевской террористической вредительской организации, осуществившей убийство тов. С. М. Кирова…», «за что по ст. 58–7, 58–8 и 58–11 УК РСФСР, Выездной Сессией Военной Коллегии Верховного суда СССР 4 мая 1937 года он был осужден к ВМН[247] (расстрелу)»{1186}.
Спустя шесть десятилетий его сын, Александр Павлович Арапов, получил «на руки» следующий документ:
«Военная Коллегия Верховного Суда Союза СССР
Мая 1937 г.
№ 003
Москва, ул. 25 Октября, д. № 23 Телефон 2–27–69
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
НАЧАЛЬНИКУ УПРАВЛЕНИЯ НКВД ЛО Комиссару Государственной Безопасности 1-го ранга тов. ЗАКОВСКОМУ
Прошу Вашего распоряжения об исполнении приговоров Выездной Сессии Военной Коллегии Верхсуда Союза ССР над нижеследующими осужденными к высшей мере уголовного наказания — РАССТРЕЛУ:
1. РИМСКИМ-КОРСАКОВЫМ Воином Петровичем,
2. СОБОЛЕВЫМ Федором Николаевичем,
3. СОБОЛЕВЫМ Владимиром Николаевичем,
4. РОМАНОВЫМ Николаем Георгиевичем,
5. НИКИФОРОВЫМ Романом Николаевичем,
6. ИГНАТЬЕВЫМ Александром Дмитриевичем,
7. ШЕМАНОВЫМ Владимиром Михайловичем,
8. АДАКИНЫМ Николаем Алексеевичем,
9. ЗАРНИЦКИМ Львом Марковичем,
10. АНАНЬЕВЫМ Борисом Николаевичем,
11. ПАНТЕЛЕЕВЫМ Иваном Степановичем,
12. ПАВЛОВЫМ Иваном Михайловичем,
13. ТУШ Константином Васильевичем,
14. КОЗЛОВЫМ Константином Ивановичем,
15. ПЕРЕПЕЛКИНЫМ Андрианом Дмитриевичем,
16. СУКОВАТИЦЫНЫМ Василием Павловичем,
17. ВУЛЬФ Рудольфом Николаевичем,
18. ТРАХТЕНБЕРГОМ Павлом Осиповичем и
19. САМАРИНЫМ Александром Ивановичем.
По исполнении прошу составить соответствующий акт.
Зам. Председателя Военной Коллегии Верхсуда Союза ССР корвоенюрист (И. Матулевич)
Отпечатано в одном экземпляре»{1187}.
В левом углу напротив списка — резолюция:
«Поликарпов (привести приговор в исполнение в ночь с 4 на 5 мая. 4.V.37 г. (Подпись неразборчива)»
На оборотной стороне этого документа — короткая записка, написанная, видимо второпях, от руки:
«Акт
Приговор Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР в отношении приговоренных к расстрелу поименованных на обороте сего девятнадцати человек, приведен в исполнение 5 мая 1937 г. в 1 час 20 минут комендантом УНКВД ЛО — Поликарповым в моем присутствии в гор. Ленинграде.
5/V-37 г.
Пом. прокурора Союза ССР (подпись неразборчива).
Комендант УНКВД ЛО ст. лейтенант Г. Б. (Поликарпов)».
Всё. Молния боли железной.
Неумолимая тьма.
И воя, кружи́тся над бездной
ангел, сошедший с ума.[248]
2 октября 1937 года
Из протокола:
«На основании ордера Упр. НКВД СССР по Ленингр. области (УГВ) за № 6702 от 2 октября 1937 г. произведен обыск Трахтенберг М. П. в доме № 22 кв. № 37 по Загородному проспекту. У гражданки Трахтенберг Марии Петровны при обыске присутствовали: дворник дома № 22 Жуков Александр Сергеевич. Согласно данным задержаны: гр-ка Трахтенберг Мария Петровна. Взято для доставления в Упр. НКВД СССР по Ленобласти следующее (подробная опись): паспорт № 282 009 и разная переписка»{1188}.
Из «Анкеты арестованного»:
«ВОПРОСЫ: — ОТВЕТЫ:
Фамилия, имя, отчество — Трахтенберг Мария Петровна
Постоянное местожительство — Ленинград, Загородный д. № 22, кв. 37.
Имущественное положение в момент ареста — Нет
Социальное положение в момент ареста — Домохозяйка
Социальное происхождение — Быв<шая> дворянка
Национальность и гражданство — СССР, Русская
Особые внешние приметы — Рост средний, глаза серые, волосы темные, нос прямой.
Кем и когда арестован — 2.X.37., УГБ НКВД, ордер № 6702
Где содержится — Производств<енная> трудов<ая> колония № 2 УГБ НКВД»{1189}.
При аресте П. О. Трахтенберга были изъяты домашние вещи арестованного, которые согласно пункта № 5 «Анкеты арестованного» были классифицированы как «музейные ценности»: «рояль красного дерева, разнообразный художественный фарфор, несколько хороших масляных картин, хорошая красного дерева обстановка»{1190}.
Здесь и далее в материалах дела Марии Петровны допущена ошибка в дате рождения: на самом деле она родилась в 1900 г.
Марии Петровне было 37 лет, сыну Саше не было и полутора, когда ее отправили в Нарымский исправительно-трудовой лагерь на север Томской[249] области. В этом лагере вместе с нею оказались и сестры маршала М. Н. Тухачевского, и сестра Я. М. Свердлова — Авербах, и жена Якира, командующего Киевским военным округом. Таким образом, осенью 1937 года правнучка Натальи Николаевны Пушкиной разделила участь многих тысяч безвинно пострадавших.
Всего в роду Пушкиных было репрессировано 17 человек, среди них — хорошо знавшая Марию Петровну Наталья Сергеевна Шепелева, ее отец, муж и родной брат. Саму Наталью Сергеевну — правнучку Поэта, репрессировали «как дочь царского генерала».
«За дворянское происхождение» в казахстанскую ссылку в г. Атбасар была отправлена и автор упоминаемых в данной книге мемуаров — Наталья Павловна Вревская. Ее сослали вместе с сыновьями Борисом и Сергеем, который был серьезно болен.
В марте 1935 года в ссылке у нее произошла удивительная встреча, о которой она потом вспоминала:
«Александр Сергеевич Ланской — не Пушкин, а Ланской, — так представился мне однажды на почте очень красивый молодой человек. Я потомок жены Пушкина, а Вы из тех Вревских? Да? Разговорились. Бывший офицер, слаб характером, нервами, здоровьем и умом. Женился на простой педагогичке детского сада, на мещаночке, которая его жалеет и возится с ним. Вот и сюда поехала из жалости — ее не высылали, она ведь не дворянка. Много чего рассказывал этот несчастный потомок знаменитых предков. Добр и нежен был к Сереже, как никто — спасибо ему вечное за это. Уезжая, я отдала ему за полцены свой бараний тулуп (казахский); который купила на базаре в Кокчетаве с чьего-то плеча. Со слезами благодарил. Потом его тоже перебросили на север — и он тоже не выжил. Жена вернулась в Ленинград и мне рассказала о нем. Благородство души сказывалось в нем и привлекало; и жаль было его обреченности. Мир праху его»{1191}.
Конец 1937 года
Вскоре после ареста Марии Петровны, ее мать Александра Андреевна, жившая по-прежнему в Гатчине в собственном доме, забрала к себе внука «Сашика», полагая, что у нее ему будет спокойнее. Как рассказывал потом сам А. П. Арапов: «Меня совсем маленького забрала к себе бабушка по линии мамы, я жил у нее в Гатчине. Моим воспитанием занималась все та же француженка, которая воспитывала еще мою маму и ее брата Ивана. В детстве вместо „мамзель“ я звал ее „Мажель“. Это имя в моем сознании навсегда за ней и закрепилось».
* * *
1940 год
* * *
Спустя 2 года после ареста Марии Петровны ей была разрешена переписка с родными, на которую живо откликнулись не только мать и родной брат, но и семья мужа: его брат Георгий, сестра Наталья Смирнова и Нина Александровна — 70-летняя мать расстрелянного Павла Осиповича. В Сибирь посылались письма, деньги, посылки, в которые обязательно вкладывали лук и чеснок — от цинги. О смерти мужа Мария Петровна ничего не знала, как не знала об этом и его мать.
25 июня 1941 года
На третий день после начала войны брат Марии Петровны — Иван Арапов, ушел добровольцем на фронт; воевал в танковой бригаде, оборонявшей Ленинград на Карельском перешейке.
23 декабря 1941 года
В этот день погиб правнук Натальи Николаевны Ланской — Иван Петрович Арапов, которому днем раньше исполнилось 35 лет. Согласно справке отдела учета персональных потерь Министерства Обороны СССР (исх. № 32 991) «…рядовой 55-й армии Арапов Иван Петрович, 1908 г. рождения… похоронен на юго-западной опушке леса 60°28′ северной широты, 29°30,5′ восточной долготы»{1192}.
В 1941 г. в оккупированной Гатчине в его доме, доме Араповых, расположился немецкий генерал, и до 1944 г. хозяевам приходилось переносить это вынужденное соседство.
Из сообщения барона Эдуарда Майделя, живущего в Германии:
«Александра, баронесса фон Майдель… во время II-й Мировой войны проживала в Гатчине под Петербургом вместе со своим внуком, чья мать, дочь Александры Генриховны вместе со своим мужем были сосланы. С ними жила одна француженка, которая обучала их детей в царское время и осталась с ними. Немецкий генерал после оккупации Гатчины уговаривал их переселиться в Германию, но она отказалась, так как ожидала свою дочь из заключения. Так они там и остались»{1193}.
16 декабря 1942 года
В этот день Марии Петровне выдали на руки следующий документ:
«Справка
Дана г. Трахтенберг Марии Петровне, рождения 1903 года, уроженка г. Ленинграда, национальность — русская, осужденной Особым Совещанием при НКВД СССР 9 октября 1937 года по ст. ст. чл. семьи изм. род. УК к заключению в ИТЛ на 5 лет в том, что она освоб. на основ, п. 4-го директивы НКВД и прокурат. СССР № 185, 29/1У-1942 г. по отбытию срока соцзащиты из Яйского отд. УИТЛ НКВД освобождена 16 декабря 1942 г.
Прошлые судимости — первая.
Следует к избранному месту жительства — Туринские рудники, Свердловской обл. ст. Надеждинск (Свердловская обл.)
Видом на жительство служить не может.
При утере не возобновляется.
Нач. Яйского отд. УИТЛ и НКВД по НСО // Моргунов
Начальник 2-й части // Семякин»{1194}.
Из письма Марии Петровны Араповой Военному прокурору Ленинградского военного округа от 23 мая 1956 года: «…по постановлению бывшего Особого Совещания при НКВД СССР от 9 октября 1937 года я была осуждена, как „член семьи изменника Родины“ к заключению в ИТЛ сроком на 5 лет.
По отбытии этого срока я была освобождена из мест заключения 16 декабря 1942 года с паспортными ограничениями, после чего проживала в Свердловской Области, в гор. Красно-Турьинске»{1195}.
Александр Павлович Арапов рассказывал: «После освобождения маме было предложено либо остаться в Сибири на поселении, либо уехать на Урал. Так как главным инженером строящегося алюминиевого завода при Турьинских рудниках в то время был муж Натальи Осиповны Смирновой (сестры моего отца) — Василий Васильевич Смирнов, то мама выбрала Урал, чтобы рядом была хоть одна родная душа. <…> До войны я почти не знал русского языка, так как с бабушкой говорил на ее родном языке — по-немецки, а с няней только по-французски. Когда началась война, мне было 5 лет, и от постоянной стрельбы и бомбежек я разучился говорить. Но бабушка и Мажель продолжали со мной активно заниматься — разговаривали на трех языках, чтобы восстановить речь. Это им удалось, испуг понемногу прошел».
В семейном альбоме Александра Павловича сохранилось довоенное фото, приводимое здесь, на котором маленький «Сашик» в беленьком свитерочке, стоящий в дедовском кресле, рядом с бабушкой «Сандрой». Одно из немногих детских воспоминаний, оставшихся в памяти 5-летнего ребенка, — это чудом сохранившийся от того горького времени тот самый, простенький (любимый!) свитерок, и ныне бережно хранящийся в его доме. А фотография хранит полустершуюся надпись: «Бабушка умоляет Сашика не шалить. Май 1941 г.»
| 
| 
Апрель 1943 года
По Указу «товарища Сталина» в СССР введена каторга «для особо опасных преступников». Советский народ «горячо поддержал» это решение.
23 января 1944 года
Город Красногвардейск переименован в город Гатчину.
26 января 1944 года
День освобождения Гатчины.
Вот каким запомнился этот день 7-летнему сыну М. П. Араповой:
«…Я был где-то за ширмой. Ничего не слышал, потому что спал. Утром проснулся, смотрю — бабушка лежит у кровати с простреленной головой, а Мажель — на полу у приоткрытого подпола. Обе мертвые. Лужи крови. Горел свет. Потом говорили, что по городу ходили и стреляли какие-то штрафные роты… Затем соседка, жившая напротив нашего дома, забрала меня к себе, но оставить у себя не могла, и сдала меня в гатчинский детский приемник».
8 февраля 1944 года
В этот день Сашу сдали в гатчинский детприемник, оттуда — в Токсово, а затем — в Ленинградский Областной детдом на Фонтанке, 6.
«После трагедии с бабушкой, я долго молчал, а когда заговорил, то только по-французски, и меня в детдоме никто не понимал. Почти целый год я приходил в себя от потрясений и контузии, в школу пошел только в 1946 году. А когда в детдоме меня отыскала моя тетя Наталья Осиповна, „Татуся“, то дядя „Гига“ написал об этом маме в Краснотурьинск», — вспоминал А. П. Арапов.
Но первой эту трагическую весть сообщила Марии Петровне ее соседка из Гатчины:
«18 февраля 1944 года.
Уважаемая Мария Петровна! Ваши 2 письма получены известной Вам Анной Васильевной Шапошниковой, которая и отвечает Вам.
Сообщаю Вам скорбную для Вас весть. При взятии Гатчины в последних числах января сего года Ваша мама была убита. Мадемуазель, тяжело раненная, умерла в больнице через 2 дня, а Сашенька Ваш остался жив и его взяли в Гатчинский Детдом. Дом Ваш наполовину разрушен, но часть его имеет жилой характер. Дом никем не занят. Никаких вещей не сохранилось. Сашу никто из знакомых не мог приютить. Приблизительно с неделю он находился у меня. Сначала очень тосковал и просился к бабушке, мадемуазель, а потом стал говорить хочу к маме Маре. Но бабушки уже были мертвые, а Вы далеко. Я живу очень бедно в подвальном помещении, ничего не имею сама и ничем ему быть полезной не могла. В Детдоме его навестила моя знакомая, а сама я едва хожу сломленная горем, т. к. от детей не имею ни одной весточки и думаю живы ли они и как доживать мне старой и без всякой возможности заработать.
Итак про Сашу имею сведения из Детдома, что он здоров, но тоскует. Я ему послала Ваше письмо, чтобы ему стало известно что его мама жива и думает о нем и как только будет возможность, то возьмет его к себе. Хоть он еще и мал, но эта весточка может дойдет до его сердца и ободрит его. Конечно никто не сомневается, что Вы с первой возможностью постараетесь его взять к себе, так как бедный мальчик совсем растерян от всего постигшего его.
Очень мне грустно, что приходится написать Вам такое печальное письмо, такое сообщить Вам горе, но ничего не поделаешь. Ваша мама так ждала этой минуты, когда Гатчина будет вновь у русских, так ждала повидаться с Вами, но вот бог не дал этого.
Мария Петровна, я не знаю Ваших религиозных убеждений, но примите совет мой и отслужите по Вашей маме заочное погребение и молитесь о ней, ей теперь больше ничего не надо. Непременно отслужите погребение заочное, так как она похоронена без погребения; я и этого для нее не могла сделать за болезнью. Ну желаю Вам по возможности спокойнее отнестись к неизбежному и найти успокоение в мысли, что Вы в данных условиях так необходимы Вашему Саше. Если через меня захотите ему написать, то мой адрес следующий:
г. Гатчина, Лен. обл., ул. Хохлова д. № 13 Анне Васильевне Шапошниковой.
Уважающая Вас (Подпись)»{1196}.
Затем от Шапошниковой пришло еще одно письмо:
«22 марта 1944 года.
Получила Вашу телеграмму, а вчера письмо, на которое и отвечаю. Прежде всего считаю необходимым сообщить, что Ваш сын Сашенька уже не в Гатчине. Детей его возраста переправили (вскоре же после его принятия в Детдом) в Токсово по Финляндской ж/дор., так что это было до получения Вашего 2-го письма и мы ему так и не смогли ничего передать о его маме. Если Вы найдете возможным приехать за ним или кого попросите приехать, то конечно с этим делом надо поспешить, потому что возможно что опять куда-либо детей переправят и Вам будет труднее его найти.
Писать много затрудняюсь, за плохим зрением, у меня самой так же горе.
5 сыновей на фронте и ни от одного из них я не имею сведений, все знакомые получают от своих весточку, а я с таким нетерпением ждала писем и до сих пор не имею ни одного, не знаю что и думать, и очень переживаю тяжело это испытание.
О Вашей покойной маме знаю очень мало, погибла при наступлении, она лежала уже холодная, а тяжело раненая Мадемуазель ничего не говорила, а Саша еще мал и сам имел вид ошеломленный.
Все мы при наступлении укрывались от бомб и снарядов в ямах или подвалах, а Ваша мама оставалась при доме. Затем я от всего пережитого совсем слегла и никуда не выходила, и только от соседей узнала о судьбе Вашей семьи. Думаю, что документы Саши, о которых Вы спрашиваете, не сохранились, но когда его отдали в Детдом, то его фамилию заведующему сообщили. Что же я еще могу сказать о Вашей маме? Знаю, что она без конца вспоминала Вас и жила в надежде, что как только придут наши войска, то она увидится с Вами при первой к тому возможности, но вот не судьба и Вы бедная остались одна и все к чему Вы стремились в Гатчине — обратилось в прах. Если по Вашей просьбе кто-то приедет за Сашей, то возможно заедет и в Гатчину, то надеюсь, что повидаемся. Если же непосредственно в Токсово поедут, то не откажите потом написать о результате. Мне жаль бедного Сашу и очень хотелось бы скорее услышать, что он наконец с мамой.
Ваше письмо на имя Зав. Гатчинского Детдома я отправляю Детдомом Токсова и вложу письмо для Саши, все же скорее получат. Но Вы независимо от этого пишите сами туда еще раз. Всего Вам доброго, не унывайте. Живите надеждой увидеться с Сашей, которому Вы так нужны.
Ув. Вас. А. Шапошникова.
Р. S. Забыла Вам написать, что летом прошлого года Саша попал под мотоцикл и у него была трещина кости в ноге или перелом, он все лето пролежал дома, в гипсе и долго и сильно болел, только поздней осенью его на коляске около дома на воздухе держали, чтобы несколько окреп; но потом это прошло безследно и ножка зажила, он не хромает, но пережил бедный и страха и боли много. От души желаю Вам скорее его взять из Детдома к себе, это будет ему большое утешение — найти свою маму. Ваше письмо в Токсово я сегодня уже отправила.
А. Шапошникова»{1197}.
В день, когда Саше Арапову исполнилось 8 лет, Елена Гроднер, воспитательница детдома, находившегося в Токсово Ленинградской области, писала его матери на «п/о Турьинские Рудники»:
«8 июня 1944 года.
Многоуважаемая т. Трахтенберг!
Письмо Ваше получили и сообщаю, что сын Ваш Саша здоров, чувствует себя хорошо, в группе к нему детей отношение хорошее. Мальчик спокойный, хороший, о нем не беспокойтесь. Пишите буду отвечать. Шлет он Вам горячий поцелуй.
С прив. Воспитат. Е. Гроднер»{1198}.
«4 июля 1944 года.
Уважаемая Мария Петровна!
Получила Ваше письмо и очень поражена, что Вы не имеете от нас вестей. Я Вам писала дважды, что сын Саша Ваш здоров, чувствует себя в коллективе хорошо бодрый и веселый мальчик. Шлет Вам привет и целует крепко. Я когда получаю всегда говорю что Вы его помните и любите и скоро увидитесь. Не беспокойтесь за него.
С прив. Е. Гроднер»{1199}.
Через полгода, 26 сентября 1944-го, Мария Петровна получила весточку уже из другого детдома:
«Т. Трахтенберг!
Областной детдом г. Ленинграда сообщает, что Ваш сын Трахтенберг Александр находится в детдоме в дошкольной группе. В школу он не ходит, т. к. учиться в нормальной школе не может — сильно ослаблен слух. При первой возможности он будет переведен в спецшколу. Мальчику пишите письма по адресу, указанному выше. Воспитательница подробно напишет Вам о его развитии.
26.9.1944 года.
С приветом (нрзб)»{1200}.
В правом нижнем углу, как и на письмах Шапошниковой, стоит штамп: «Просмотрено военной цензурой № 09 943».
На конверте адрес: «Свердловская обл. Турьинские Рудники Базстрой НКВД, Главному инженеру Василию Васильевичу Смирнову для Марии Петровны Трахтенберг».
13 января 1945 года
«СПРАВКА.
Р.С.Ф.С.Р.
Наркомпрос
Ленинградский Облоно
Областной Ленинградский Детский дом
Ленинград, Фонтанка, 6
Телефон Ж-2–56–63
Настоящая дана Трахтенберг М. П. в том, что ее сын Трахтенберг Александр Павлович 1936 г. рожд. находился в Ленингр. Областном детдоме по Фонтанке, д. 6 с 8 февраля 1944 г. по 14 января 1945 г. Прибыл из Гатчинского д/д. Документов при нем не было.
Директор (неразб.)
Управделами (неразб.) 13 января 1945 г.»{1201}.
«СПРАВКА.
Р.С.Ф.С.Р.