«Кто не с нами — тот против нас». Так рассуждал и вождь в черном кожане. Троцкому на Россию, в конечном счёте, наплевать, ему подавай его перманентную революцию. Народ для него — быдло и, как он в своё время говорил: тысячи и тысячи людей — это всего лишь «голосующая скотинка». А потом этот красноречивейший вождь будет удивляться, почему съезд пошел не за ним, а за Сталиным, таким «некультурным» и темным, почему вообще народ шел именно за ним, а не за человеком в пенсне? И тут не следует говорить о каком-то национальном происхождении, о чем его бойкие близкие любили поговаривать, или о подкупе. Если уж за хорошие местечки, за то, чтобы стать «выдвиженцем», кто-то и покупался, то именно троцкистская интеллигенция. Уж кому-кому об этом знать, как не ему, Сталину, он сам эту «культурную» и много рассуждавшую о демократии троцкистскую интеллигенцию и переманивал, и «покупал» в этой, сразу же начавшейся во время трагической болезни Ленина, битве за власть. Нет, милые наши интеллигенты, все увеличивающаяся после гражданской войны масса народных членов партии пойдёт за так называемой сталинской группой не потому, что глаза в этой группировке у всех красивее — и сам Сталин носил не кожаное пальто, лишь солдатскую шинель, — а потому, что находят в ней, в её стремлениях и в её идеях, в самой психологии людей, её составляющих, что-то близкое и родственное себе. Массы ощущают, что этот самый Сталин и его люди не просто играют в политику, не просто ищут власти ради неё самой, ради выгод, какие она дает, но искренне стремятся дать что-то народу. По крайней мере, то, что он, Сталин, говорит, всегда понятно, в отличие от того, что говорил Троцкий своей аудитории.
А сколько при этих беседах Троцкого с народом было низкопробного еврейского театра! Он, Сталин, внимательно всегда следит за своим вечным оппонентом, чтобы потом не повторять его ошибок. Какой-нибудь полутемный, провинциальный зал, скажем, губернского собрания или театра — и сразу же ставят два больших стола для стенографов. Ни одно слово великого деятеля не должно пропасть втуне! Это наш революционный гений! Стенографы, одетые в военную форму, раскладывают свои карандаши и блокноты, потом вынимают и кладут на стол по револьверу. Уже всему залу ясно, что здесь будет говорить власть и сила. Затем за столом этих писарей с револьверами выстраиваются полукругом охрана, секретари, помощники, денщики. И только следом, злобно поблескивая ледяными стеклышками пенсне, хрустя кожей, раздвигая стоящий полукруг, является сам вождь. Характерная бородка упирается в зал. Попы в семинарии, где Сталин учился, не смогли бы лучше живописать явление сатаны в современном обличье.
Троцкий, конечно, неглупый человек и в любой своей речи довольно точно может охарактеризовать положение страны и международную ситуацию. Но какие, однако, допускает высказывания. Он, Сталин, может говорить обо всем этом с полным знанием дела. Если в своё время как следует потрясти молодца-троцкиста со стенографическим блокнотом где-нибудь в нелюдном месте, да просто сунуть ему под нос увесистый русский кулак, то он и про свой револьвер забудет и про верность перманентщику Троцкому. Вот так и попадают иногда в руки интересующихся людей нужные документы откуда-нибудь из Курска, которые так приятно поцитировать в кругу понимающих соратников. Это не какой-то французский Робеспьер — это Троцкий. Век — XX. Место действия — Россия. И когда надо, эта речь будет процитирована. Народ должен знать героев, которых он выбирает. Это нездоровый человек, готовый спалить ради своих весьма спорных идей полстраны. Это не строитель, а разрушитель, которому важно только одно: оказаться правым. Не чувствовал ли он себя Богом, новым посланцем? Сталин думал, что уважал и боялся Троцкий лишь одного человека — Ленина.
Только почему-то этот знаменитый вождь не счел необходимым и возможным прибыть на похороны единственного в России и революционном движении человека, которого он ставит впереди себя. Он думает, что власть, которая выскользнула из рук Ленина, автоматически придёт к нему? Считает, что если Ленин посоветовал съезду переместить Сталина с поста генсека, так это и случится? Он, Сталин, ни в коем случае не в обиде на Владимира Ильича. Как и любому умирающему и уходящему человеку, тому кажется, что после него всё разрушится, и преемников нет. Он всех, и особенно его, Сталина, ревнует к будущему. И отчетливо понимает, что сделает со страной этот политически переменчивый Троцкий. Но Троцкий уже «лежит» в папке, в его, сталинском, аппарате генсека. Не будет там забыт и этот не очень достоверный пересказ одного из воспоминателей речи Троцкого:
«Как я сказал, необходимо разобраться в положении дел в рядах нашей партии. К сожалению, оказалось, что там находится ещё много таких слюнявых интеллигентов, которые, как видно, не имеют никакого представления, что такое революция. По наивности, по незнанию или по слабости характера они возражают против объявленного партией террора. Революцию, товарищи, революцию социалистическую такого размаха, как наша, в белых перчатках делать нельзя! Прежде всего это нам доказывает пример Великой Французской революции, которую мы ни на минуту не должны забывать.
Каждому из вас должно быть ясно, что старые правящие классы своё искусство, своё знание, своё мастерство управлять получили в наследство от своих дедов и прадедов. А это часто заменяло им собственный ум и способности.
Что можем противопоставить этому мы? Чем компенсировать свою неопытность? Запомните, товарищи — только террором! Террором последовательным и беспощадным! Уступчивость, мягкотелость история никогда нам не простит. Если до настоящего времени нами уничтожены сотни и тысячи, то теперь пришло время создать организацию, аппарат, который, если понадобится, сможет уничтожать десятками тысяч. У нас нет времени, нет возможности выискивать действительных, активных наших врагов. Мы вынуждены встать на путь уничтожения физического всех классов, всех групп населения, из которых могут выйти возможные враги нашей власти».
Вот почти так же этот говорливый и самоуверенный человек ездил по фронтам и разговаривал с народом! Но он, Сталин, на своей шкуре знает, что значительно труднее не просто размахивать маузером и гнать людей под шрапнель белогвардейцев, а побеждать, чтобы потом обеспечивать хлебом и дровами Питер и Москву. Отсутствие этого хлеба и дров могло означать, что рабочие скинут власть, которая не обеспечила их едой и теплом. О его, Сталина, деяниях под Царицыном — Южный фронт! — ещё напишут современные летописцы. Ему, Сталину, тоже есть что бросить на стол в споре с тщеславным Троцким. Царицынская эпопея разворачивалась в самое отчаянное для страны время, когда белогвардейские армии заняли Курск, Орел и Тулу. Население? Оно уже перестало сочувствовать советской власти, среди революционных войск стали возникать панические настроения. И здесь невероятно обостряется продовольственная проблема. Нужен перелом на фронте. А кто из этих вождей имеет опору в армейских массах? Только Сталин!
Сталин никогда не отказывался от работы, которую ему предлагала партия. У члена партии нет работы первого и второго сорта. В 1906 году Сталин уже занимался работой, которую можно назвать скорее нужной, чем благородной: добывал деньги! В известной мере воспоминания об этом и определили последующий ленинский выбор для решения царицынской проблемы. Да и многое другое этот выбор предопределило, о чем сам Ленин хорошо помнил. Но на этот раз Сталин поставил свои довольно жесткие условия. Первое: Троцкий не должен вмешиваться в дела Южного фронта! С Южного фронта немедленно должны быть отозваны ряд командиров и назначенцев — протеже и любимчиков Троцкого, — которые не способствуют, по мысли нового командующего Сталина, восстановлению боеспособности. Это второе. Все решают кадры. И третье: на Южный фронт должны быть командированы работники, которых Сталин знает и в которых уверен. Кадры решают все.
Это тоже, останавливая свой выбор на Сталине, прекрасно понимал и Ленин:
«31 мая, 1918 года. Член Совета Народных Комиссаров, народный Комиссар Иосиф Виссарионович СТАЛИН, назначается Советом Народных Комиссаров общим руководителем продовольственного дела на юге России, облеченным чрезвычайными правами. Местные и областные совнаркомы, совдепы, ревкомы, штабы и начальники отрядов, железнодорожные организации и начальники станций, организации торгового флота, речного и морского, почтово-телеграфные и продовольственные организации, все комиссары обязываются исполнять распоряжения тов. СТАЛИНА.
Председатель Совета Народных Комиссаров
В. УЛЬЯНОВ (ЛЕНИН)»
Подобная бумага совсем ещё недавно называлась мандатом. Доверие и поручение Ленина должно было быть оправдано. Ему, Сталину, всегда хотелось доказать Ленину, кто из его соратников действительно лучший его ученик. И он теперь, после смерти Ленина, докажет, что ленинскую школу не обязательно надо было проходить в Лонжюмо. Но это решающее доказательство — дело будущего, а тогда Сталин на ленинское доверие отвечал, как и положено узкому практику, делом.
Уже 9 июля восемнадцатого года он, Сталин, шлет Ленину телеграмму: «На немедленную заготовку и отправку в Москву десяти миллионов пудов хлеба и тысяч десяти голов скота необходимо прислать 75 миллионов деньгами, по возможности мелкими купюрами, и разных товаров миллионов на 35: вилы, топоры, гвозди, болты, гайки, стекла оконные, чайная и столовая посуда, косилки и части к ним, заклепки, железо шинное круглое, лобогрейки, катки, спички, части конной упряжи, обувь, ситец, трико, коленкор, бязь, мадаполам, нансук, гринсбон, ластик, сатин, шевьет, марин сукно, дамское и гвардейское, разные кожи, заготовки, чай, косы, сеялки, подойники, плуги, мешки, брезенты, галоши, краски, лаки, кузнечные, столярные инструменты, напильники, карболовая кислота, скипидар, сода. Пусть Троцкий даст телеграфные распоряжения всем начальникам отрядов на фронте не захватывать продовольственных грузов и мануфактуры, беспрепятственно пропускать наши маршрутные поезда, оказывать содействие нашим продовольственным комитетам».
Собственно, недаром Сталин называл себя практиком — только он из всего правительства мог послать такую телеграмму Ленину, и только Ленин мог понять, что стоит за этим перечислением, состоящим из мадаполама, гвоздей и скипидара. А мог ли теоретик Троцкий, все же знакомый с сельской жизнью по отцовскому поместью, опуститься до составления столь «мелочного» списка? Телеграмма эта не только подтверждала выдающиеся организаторские способности Сталина, но и понимание им, практиком, того, что такое товарооборот и каков самый эффективный способ «изъятия» продуктов у крестьян.
Это только кажется, что протоколы, списки, служебные и докладные записки и телеграммы — сфера лишь бюрократии. Часто они принадлежат истории и показывают не общий план её развития, а весьма конкретно: кто сделал, что сделал и когда сделал. Дела Сталина ждут его впереди, он чувствует эту страну, и страна ждет его, как хороший конь — своего наездника. Но и это право надо завоевать самоотверженным служением делу. Вчерашний день готовит день сегодняшний. А тогда, в обороне Царицына, может быть, больше всего Сталин гордился своей следующей, от 17 июня, телеграммой, направленной опять Ленину и наркому продовольствия Цюрупе. Троцкий всегда со своих фронтов привозил «да и нет» — победу, которая стоила двух поражений, или «ни мир, ни войну», как в итоге переговоров с немцами в Бресте. Таких прозаических побед — достать хлеб! — у Троцкого не было.
«Ввиду перерыва железнодорожного сообщения севернее Царицына мы решили весь груз направить водой. Стянуты все баржи. Отправляем полмиллиона пудов, главным образом пшеницы, тысячу пятьсот голов скота. Несколько десятков тысяч пудов хлеба уделили Туркестану и Баку. Погрузку начинаем утром, кончим в два дня и направим весь караван».
Сталин сделал своё дело, а вот летающий по фронтам в своём салон-вагоне Троцкий допустил, что железнодорожный путь из Поволжья в Центр оказался перерезан.
Он, Сталин, определённо считает, что победа под Царицыном явилась как бы решительным переломом всей гражданской войны и повлекла за собой разгром деникинских армий. Ай да, Сталин, ай да, сукин сын! Это было прекрасное время. Он был в Царицыне всем: уполномоченным ЦК, членом Реввоенсовета, руководил партийной, военной и советской работой. Он все знал, все мог и чувствовал великое будущее своей страны и своё. Но он всегда чувствовал, что между этим будущим и им стоял надменный человек в пенсне — Троцкий.
О, если бы у него, у Сталина, был дар расписывать каждый момент своей жизни, как этот всегда окруженный свитой помощников человек! Как мимо стены, прошел Троцкий мимо Сталина, когда впервые они встретились сначала на II, Лондонском, а потом на III, «объединительном», Стокгольмском, съезде. Он-то, Сталин, бывший на съездах под псевдонимом Иванович, очень хорошо запомнил каждого из присутствующих, а Троцкий потом многозначительно пробрасывал, что о присутствии Сталина вместе с ним на партийных съездах узнал из книги своего французского биографа. Там он, Сталин, не очень много распространялся, потому что не было внутренней наглости, и понимал, что приехал с окраины империи, будучи ещё вчера диким горским парнем. Он приехал учиться, смотреть людей, образовываться. Сталин отчетливо понимал, что ему многое было и не дано. Вот так он никогда никакого не смог выучить иностранного языка. А ведь несколько лет подряд учил английский, учил даже эсперанто. За границей ему всегда было трудно, ему нужен был поводырь.
Они все, его нынешние вожди-соратники, друг перед другом и перед ним кичатся. В октябре 1905 года для участия в первой легальной большевистской газете «Новая жизнь» вызвали с Кавказа Каменева, а не его, Джугашвили. А может быть, есть смысл посмотреть на это под другим углом зрения: не в том ли дело, что Троцкий был женат на сестре Каменева? А вот Зиновьев в 25 лет стал членом ЦК. Конечно, даже встал на стул на последнем заседании съезда, чтобы произнести свою пламенную речь. Тем не менее и этого говоруна, и самого Ленина спас в семнадцатом именно он, практик. Они и говорят, и пишут, а практики — действуют.
Надо не забывать, что высокомерный Троцкий никогда не знал нужды и в ссылку поехал с отцовскими деньгами, а деньги в тех северных краях решали все. А Сталин помнит, как жил от посылки до посылки из России, самому приходилось ловить рыбу, ставить силки и петли на птицу. И не было у Сталина благородной джентльменской страсти к охоте. Охотиться и ловить рыбу заставляла нужда. Но рыба попадалась неплохая, встречался и батюшка пудовый осетр. Жалеет ли он сейчас, что не вел тогда дневник? Революционер старается как можно меньше оставлять после себя улик. Он, Сталин, не привык ни с кем, даже с бумагой, откровенничать. В том числе за это его Ленин и ценил. Но написано и прочитано в ссылках было много. Где теперь письма, которые он писал из ссылки? Трястись над собственным архивом — удел интеллигентных товарищей. Сколько не сохранилось даже ленинских писем и статей! Но одно письмишко из последней ссылки все же избегло общей участи. Сталин пишет письмо своей будущей теще. В нем встречается одно очень многозначительное выражение. «Мой привет ребятам и девицам». Одна из этих девиц потом стала его второй женой.
«Очень-очень Вам благодарен, глубокоуважаемая Ольга Евгеньевна, за Ваши добрые и чистые чувства ко мне. Никогда не забуду вашего заботливого отношения ко мне! Жду момента, когда я освобожусь из ссылки и, приехав в Петербург, лично поблагодарю Вас, а также Сергея, за все. Ведь мне остается всего-навсего два года.
Посылку получил. Благодарю. Прошу только об одном — не тратьтесь больше на меня: Вам деньги самим нужны. Я буду доволен и тем, если время от времени будете присылать открытые письма с видами природы и прочее. В этом проклятом крае природа скудна до безобразия — летом река, зимой снег, это все, что дает здесь природа, — и я до глупости истосковался по видам природы хотя бы на бумаге.
Мой привет ребятам и девицам. Желаю им всего-всего хорошего.
Я живу, как раньше. Чувствую себя хорошо. Здоровье вполне — должно быть, привык к здешней природе. А природа у нас суровая: недели три назад мороз дошёл до 45 градусов.
До следующего письма.
Уважающий Вас Иосиф».
Письмо как письмо. Ссылка как ссылка. И не профессиональному революционеру жаловаться. Интересно другое, как он, осторожнейший человек, попал в эту ссылку, и сколько по этому поводу было потом у полиции переписки. Ему есть чем гордиться. Его выдал знаменитый Малиновский. Депутат в Думу от социал-демократов, многие его речи написаны Лениным. Малиновский был крупным специалистом по большевистским кадрам и ради мелкой сошки не стал бы так рисковать. Схватили на благотворительном вечере, который большевики устраивали в здании Калашниковской биржи. Эдакое музыкальное представление, и почему-то ему, Сталину, страстно захотелось туда пойти. Наверное, потому, что он сам любил пение. Ещё в горийском училище пел дискантом, а в ссылках часто напевал себе под нос частушки или русские песни. Об этой самой безопасности он, сверхосторожный человек, спросил у депутата Думы Малиновского. Самое обидное, что лишь за несколько месяцев до этой «посадки» — начало 1912 года — Ленин кооптировал Сталина в состав Центрального Комитета. Позже Троцкий фыркнет: «С этой несуразицей я скоро разберусь».
А что было до этого? Да Сталин и сам знал, что эти молодые революционеры просто не пускали его в свою среду. Он даже располагал некоторыми сведениями, что Ленин и раньше зондировал среди партийной верхушки предложение относительно Сталина, но вынужден был не настаивать на своей креатуре. Но Сталин, как человек действия, ему был нужен. Большевики решили собрать съезд. Революционная ситуация в России снова накалилась. Ленин уже написал статью «Не начало ли поворота?» Работающие за границей члены ЦК на своём совещании называют особую комиссию из четырех человек, среди которых и Сталин. Его последняя ссылка закончилась в июле 1911 года. Если, вопреки утверждениям Троцкого, выбирают в комиссию его, значит он достаточно известен, без того чтобы карабкаться на стул. Его хорошо помнит Ленин. Пока он едет в Баку, Тифлис.
Они все сейчас вспоминают, сколько раз он, Сталин, «не попадал» в русло ленинских раздумий. Искренне «не попадать» — это не значит предавать. По собственной узости политических представлений: на «объединительном» съезде меньшевики отстаивали «муниципализацию» земли, Ленин стоял за национализацию, за захват помещичьей земли революционным крестьянством, а он, Сталин, в силу своих крестьянско-грузинских представлений о жизни — за раздел конфискованной земли между крестьянами. Сразу. Немедленно и на месте. Сталин, как, впрочем, и большинство делегатов и даже собственная большевистская фракция, расходился с Лениным по поводу участия или бойкота Думы на V, Лондонском, съезде в мае 1907-го, расходился в отношении текущего момента ещё в апреле семнадцатого. Они все предполагают, что даже если бы Ленин не приехал в апреле и не повел революцию по новому курсу, революция произошла бы и в этом случае. Это не совсем так.
У Ленина была жесткая необходимость ввести в ЦК хоть одного человека дела. Как неуловимый вождь, Троцкий расписывает свой побег из Туруханска. Как будто он, Сталин, как будто все они, старые большевики, не бежали и не совершали дерзких поступков. Как будто, он, Сталин, не провел больше половины времени между 1902-м и 1917 годами в тюрьмах или в ссылках. Они теперь за его спиной во время своих теплых посиделок и совещаний под видом охоты на уток и зайцев поговаривают небось, что Сталин потому и оставался в России, а не эмигрировал, как они, что, дескать, не был «затребован» для заграничной работы. А какой смысл доказывать что-либо им, замечательным вождям?
Ссылок и тюрем у него, может быть, и поболее, чем у всех в нынешнем, ещё ленинском, составе ЦК — шесть и практически столько же побегов. У него, у Сталина, если нет воспоминаний и мемуаров, то есть некоторые документы, которые порой красноречивее, чем собственные восхваления. Перо жандарма подчас выразительнее слов журналиста.
Вот на имя начальника Енисейского губернского жандармского управления пишет вице-директор жандармского управления из столицы:
«Ввиду возможности побега из ссылки в целях возвращения к прежней партийной деятельности упомянутых в записках от 18 июня сего года за № 57912 и 18 апреля сего года за № 55590 Иосифа Виссарионовича Джугашвили и Якова Мовшевича Свердлова, высланных в Туруханский край под гласный надзор полиции, Департамент полиции просит Ваше высокоблагородие принять меры к воспрепятствованию Джугашвили и Свердлова побега из ссылки».
Свердлов, пользовавшийся огромным авторитетом на рабочем Урале, потом, в апрельские дни, станет гениальным организатором целой сети, раскинувшейся по стране, большевистских ячеек и вооруженных рабочих отрядов. Большевики внутренне были готовы брать власть не только в столицах, но и в провинции.
Ну что же, он, Сталин, отлично помнит, как осенью пристав Кибиров, выполнялыцик жандармских указов, аккуратно — красная рожа и запах водки — проверяя «наличие» своих ссыльных, перевел его, Сталина, из относительно культурного села Монастырское в поселок Курейка — это уже за Полярным кругом. А потом вдруг в октябре 1916-го правительство решило, что все административно-ссыльные должны отбыть военную службу: или исправятся «в гуще» народа, или исправит их вражеская пуля. В любом случае держать этот неугодный элемент на фронте вроде бы проще, чем оттягивать людей за их доглядом. Но новые «призывники», отбывшие до несколько ссылок, тоже не дураки и так затянули своё путешествие, что прибыли в Красноярск лишь во второй половине декабря. Здесь, с одной стороны, призывная комиссия сочла, что такой «фрукт», как Джугашвили, для армии слишком по своёму влиянию крут, да и армия сама слишком ненадежна и подвергается излишнему революционному воздействию, а с другой — имелся у призывника органический дефект — поврежденная ещё в детстве рука. Но опять коллизия, а может быть, судьба, все время Сталину ворожила, отсылать в Курейку обратно «призывника» было невозможно из-за зимних буранов и холодов. Отправили его в Ачинск.
Первые вести о событиях февраля в Петербурге докатились 3 марта, если он правильно помнил, а 8-го вместе с группой ссыльных он отправился из Сибири экспрессом по железной дороге.
В группе был его старый знакомый Лев Борисович Каменев. Человек, конечно, знаменитый, руководивший большевистской фракцией в Госдуме. После суда его, как и всех думцев-большевиков, сослали в Сибирь. Тогда Сталину казалось: как и любой еврей, Каменев тяготел к меньшевизму. Когда всю фракцию в начале войны арестовали, то на суде этот руководитель фракции вел себя достаточно уклончиво. Даже слишком уклончиво. Если любой революционер пользовался судом, как трибуной, чтобы высказать свои революционные взгляды, то Каменев на суде от взглядов, а главное, от ленинской точки зрения на войну отрекся. Сталин уже тогда знал, что Каменеву он никогда лично доверять не станет. Гордость — это не только мужское качество, но и качество революционера. В Сибири, где Сурен Спандарян рассказывал ему эту историю, он, Сталин, припомнил: когда его впервые в 1902 году арестовали, начальник тюрьмы решил политических «поучить». Христос терпел и нам велел. Поэтому на следующий день после Пасхи во дворе тюрьмы выстроилась в два ряда целая рота солдат: политических пропускали сквозь строй, избивая прикладами. Он, Коба, пошел сквозь строй, не склонив головы, небольшой, худющий, с книжкой в руках, с рыжими глазами, излучавшими затаенную ярость. Боль была сладкой, но разве после этого можно было говорить о чем-либо, кроме ненависти к самодержавию?
В тот момент, когда сибирский экспресс ещё только набирал пары, Сталин хорошо себе представлял, что если Ленин и Зиновьев ещё не вернулись из эмиграции, то как член ЦК он, Сталин, среди большевиков в России самый «старший». Он особенно об этом никому не говорил, но хорошо помнил.
Это была уже не первая революция в его жизни. Но надо быть чрезвычайно способным, как Ленин, человеком, чтобы к новым явлениям подходить с подходящей меркой. В этом и заключалась, по мнению Сталина, особенность — одна из главнейших — ленинского взгляда на действительность: любую ситуацию он рассматривал с точки зрения её внутреннего смысла и сообразуя с классовым началом. Так, в своё время Ленин выдвинул идею поражения российского правительства в мировой войне. В самом начале военных действий. В момент прямо-таки националистического исступления. Идут народные манифестации в поддержку правительства. С иконами и проправительственными лозунгами. Царь выходит к народу и приветствует его из окон Зимнего дворца. А Ленин, словно нарочно, дудит в другую дуду. Ну, кажется, из простого оригинальничания: «О поражении в войне собственного правительства». Да ведь сметут с такой концепцией! Но не смели. Потом стали присматриваться, потом чесать в затылках. Но как оказывался прав этот оторвавшийся от страны диссидент, когда начинаешь рассматривать его аргументы. Впрочем, они всем известны. Но это было.
В Петрограде в момент возвращения «сибиряков» из ссылки — угар бескровной революции. Временное правительство и Дума ничего не предпринимают, чтобы решить главный вопрос государства: земельную проблему. Они собираются и дальше воевать, задерживая на фронтах крестьян, которые уже предвкушают быстрый раздел земли. В Петрограде огромное количество войск, которыми, для безопасности, правительство окружило себя. В Петрограде к тому же несметное число дезертиров, эти только и ждут, что сейчас правительство распустит их по домам. Но уже объявлены все демократические свободы. Говори, что и сколько хочешь. Только очень опытный аналитик видит, что эта революция не на пользу рабочим, их жизнь и быт будут меняться чрезвычайно медленно. Они опять принесены в жертву, сейчас уже «демократическому развитию».
Если по Марксу, то сначала буржуазная революция, высвобождение всех экономических сил. Значит, чтобы двигать революцию дальше, надо объединять все силы демократии и, значит, надо в первую очередь объединять силы социал-демократии. Тем более — и это немаловажно — в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов меньшевики — главная сила. Они вместе с эсерами ещё в конце февраля организовали на петроградских заводах и фабриках, в солдатских казармах «летучие выборы». Выборы на митингах простым поднятием рук. Власть всегда захватывается предприимчивыми и энергичными людьми очень простым и, как правило, одинаковым способом. Энергичные люди знают: власть не дают, её берут. В это время Советы проводят «Приказ номер один» — теперь полки подчинены выборным из солдат органам. Значит, они подчинены Советам. Лидеры меньшевистских Советов — его, Сталина, старые грузинские знакомцы Николай Чхеидзе и Ираклий Церетели. Земляки. Их земляк Джугашвили стал членом Исполкома Советов. Он, Сталин, в обойме, и ему начинает казаться: все, что происходит — это то движение революции, о котором говорили и Маркс, и Ленин.
Его, Сталина, все время пытаются обвинить в предательстве Ленина. Никогда он Ленина не предавал. Поддержка меньшевиков — вот одна из главных ошибок Сталина того периода. Он ещё окончательно не вызрел и не мог оптимально действовать без ленинского руководства. Молодого Молотова-то они с Каменевым из «Правды» оттерли, но точную политическую линию выдержать не смогли. Это был взгляд вплотную, без обзора. Недаром Ленин, уже на границе, ещё не приехав в Петроград, говорит встречавшему его Каменеву: «Что это у вас пишется в «Правде»? Мы видели несколько номеров и крепко вас ругали…» Вот это-то и писалось. Сближение с левым крылом меньшевиков. Но ведь за пару недель перед этим в редакцию «Правды» только что вернувшаяся из-за границы Александра Коллонтай привезла ленинские «Письма издалека». У Ленина здесь было совершенно другое, нежели у Каменева и Сталина, видение ситуации. Он клеймит и Временное правительство, и лидеров Советов. Никакой поддержки Временному правительству. Ленинский курс — во время революции 1905 года это было троцкистским бредом — на социалистическую революцию. Вся власть Советам! Как и прежде, как и в 1914 году, ленинская идея показалась сначала очень экстравагантной, потом натянутой. Как же вести крестьянскую страну без твердого костяка пролетариата, без вызревших демократических преобразований к социалистической революции? В 1905 году подобная позиция тогдашнего председателя Петроградского Совета Троцкого подвергалась ленинской же критике. Не перемудрствовал ли лидер в своей далекой кефирной эмиграции? Но Ленин есть Ленин. «Правда» существует на партийные деньги, тайну их знает именно Ленин, деньги, видимо, немалые. «Правда», редакция которой находится в центре города на Мойке, выходит пока большим тиражом. Однако в узких партийных кругах начинают говорить о денежных источниках этого финансирования. Деньги не пахнут. Петроградские мудрецы Сталин и Каменев решают первое письмо, с изъятиями и купюрами, опубликовать. А второго как бы и не было.
Приезд в апреле Ленина перемещает фигуры на авансцене революции. История иногда создаёт немыслимые варианты. Прибывшие из Швейцарии кружным путем, через воюющую с Россией Германию, через Швецию и Финляндию, супруги Ульяновы больше всего волновались, что они не смогут найти экипажа — день их приезда пасхальный. У Ленина также смутно бродила мысль: не окажется ли он, вчерашний эмигрант, в Петропавловке. В своих «письмах» и статьях из немецкоговорящего далека он достаточно наклеймил и Временное правительство, во главе которого стоял говорливый сын приятеля его покойного отца, и лидеров Петроградского Совета. Но в Петрограде все же действует любимый ученик, который в это время, не без гордости, начинает по-новому подписывать свои статьи — Коба Сталин. Отчасти по сдвоенному ударению это почему-то напоминает другую подпись: Ульянов (Ленин). Он, Сталин, ставший к этому времени влиятельнейшей фигурой при новой расстановке сил, уговаривает руководителей Советов встретить на вокзале большевистского лидера. Братание сил революции. На Финляндском вокзале были открыты даже царские комнаты. Стоял почетный караул и броневик. Этим самым встрече было придано государственное значение.