В августе испанцы следовали курсом по пересеченной местности, и переправившись через реки Пургатойре, Аришапа и Уэрфино, они вышли к Арканзасу, прямо напротив устья Фаунтин-Крик. На северо-западе виднелась большая синяя громадина, упиравшаяся своей острой вершиной прямо в небо. Столетием позже эта гора получила название Пайкс-Пик, в честь Зебулона Пайка. Именно вдоль Фаунтин-Крик пролегала главная индейская торговая артерия с севера на юг, начинавшаяся с восточных склонов Скалистых Гор и заканчивавшаяся у места впадения реки Ларами в Северный Платт, на юге Вайоминга. Отдельные испанские торговцы бывали там раньше, но никакая испанская военная сила не заходила когда-либо так далеко, как Улибарри сейчас, однажды вставший лагерем на берегу реки Арканзас. Оттуда испанцы пошли дальше на северо-восток, и настал час, когда они обнаружили апачей, «которые вышли к нам без оружия, очень счастливые и радостные; они принесли нам много бизоньего мячса, жареные початки индейской кукурузы, тамалес, сливы и другие съедобные вещи». Они расположились лагерем по соседству с деревней апачей Эль-Куарталехо, и жители собрались вокруг, радушно их приветствуя, а «из хижин вышел дон Лоренцо и остальная часть бежавших пикурис: мужчины и женщины, которые пошли за ним; мы обняли его и объяснили, почему мы пришли, посланные нашим губернатором».
Вот такие вот причуды судьбы: люди, восставшие против испанского управления, теперь не скрывали своей буйной радости при виде испанского солдата. Можно только догадываться, насколько ужасным был для них команчский воин.
Апачи попросили Улибарри вести их войной на пауни и французов. Он им сказал, что возможно позже так и будет сделано, и спросил, где сейчас могут находиться французы, на что апачи ответили, что не так далеко на северо-востоке, и несколькими неделями ранее они разбили в бою небольшой смешанный франко-пауни отряд, убив вождя пауни и белых мужчину с женщиной. Женщину они оскальпировали, а мужчина был лысый. После сказанного, вождь апачей прошел в хижину и возвратился с мушкетом, имевшим вид совершенно нового, с гордостью заявляя, что он делится добычей, взятой у пауни. Проверив мушкет, Улибарри выяснил, что он французского производства. Несмотря на то, что индейцы полностью осознавали значение огнестрельного оружия в бою, и всячески домогались его, большинство из них обращались с мушкетами плохо, не уделяя им никакой заботы. Они использовали их как боевые дубинки, в качестве лопат, как палаточные шесты, украшали их различными предметами, скальпами, красили, и даже разбирали на части, используя металлические пластины в качестве скребков для шкур. Имевшееся у апачей огнестрельное оружие имело все признаки такого злоупотребления, но этот мушкет обеспокоил Улибарри, так как он был целым, совсем не изношенным, и его металлические детали были смазаны, а значит, если оно было отобрано у пауни, точно не они им владели.
Улибарри не смог установить, насколько далеко французы проникли, и сколько их было среди пауни, но то, что они достигли региона, не вызывало никаких сомнений. Он ускоренным маршем отправился обратно в Санта-Фе, и с ним шли Лоренцо и шестьдесят два «взрослых и маленьких пикурис, которые жили как отступники, - рабы дьявола». Прибыв в сентябре к хикарийя, он узнает, что вскоре после его ухода их дважды атаковали юты и команчи. Тем не менее, они сохранили его лошадей и передали их ему. Улибарри сказал губернатору Куэрво о французском проникновении, и тот отправил секретную депешу с сообщением об этом вице-королю в город Мехико.
Если некоторые апачи юго-восточного Колорадо и западного Канзаса выказали, в виду острой нужды, готовность к миру с испанцами, равнинные апачи восточной Новой Мексики и западного Техаса, кроме фараон, не прекращали свои набеги на колонию. Против них были проведены несколько кампаний, но без особого успеха. Тому были две основные причины: во-первых, навахо являлись еще большей угрозой, почти безостановочно разоряя страну в своих широкомасштабных налетах с запада, поэтому правительство колонии вынуждено было использовать большую часть военных сил в ответных кампаниях против них; во-вторых, необходимо было поддерживать линию обороны на севере, чтобы отвергать налетчиков команчей. Чтобы облегчить себе эту задачу, испанские власти заключили союзы с апачами хикарийя и куарталехо, которые также страдали от команчских атак. Из-за всего этого, испанские силы, и без того небольшие, были рассеяны на обширной территории, и любые контрдействия требовали не только войск, они были просто финансово очень дороги и истощали продовольственные ресурсы, опуская их до опасно низкого уровня.
Фараон, как уже отмечалось, воздерживались от объединения с пуэбло и другими апачами для того, чтобы помешать де Варгасу вновь завоевать Новую Мексику. Они надеялись, что, избежав прямой конфронтации с возвратившимися испанцами, смогут сохранить свои прибыльные коммерческие связи с Пекос и другими городами. Хотя и среди них имелись разногласия насчет этого. Искушение трофеями, добытыми в налетах, особенно для фараон, населяющих область восточнее гор Сандия, часто было велико, и этому было трудно сопротивляться. Их рейдовые отряды иногда атаковали караваны и ранчо, но разорения от этих действий были незначительными, и поэтому они не являлись основной угрозой. Когда испанцы находили время и силы, они направляли против них карательные экспедиции, но почти всегда фараон удавалось ускользать, без понесения сколь-нибудь серьезных убытков.
После чуть более десятилетия относительно мирного сосуществования фараон с испанцами, всё резко поменялось. И тому были веская причина: они больше не могли следовать своему традиционному образу жизни и вести торговлю на выгодных им условиях. Причиной тому стали интенсивные набеги команчей на равнины восточной Новой Мексики и западного Техаса, а также неуклонно возрастающая численность испанских военных сил, большей частью состоящих из вооруженных гражданских и лояльных к испанцам индейцев, участвующих в кампаниях против них. Теперь фараон полностью преобразовались в непримиримых налетчиков, с опустошающей яростью атакующих испанские поселения и индейцев пуэбло. Двумя из их основных целей были Пикурис и Таос, к жителям которых они относились как к предателям индейцев, поставивших себя на один уровень с белыми людьми. В Санта-Фе лились сообщения о том, что огромные табуны ворованных лошадей и мулов угоняются в ранчерии фараон.
В 1715 году, Хуан Игнасио Флорес Могольон -губернатор Новой Мексики, решает, что настало время преподать урок фараон таким образом, чтобы они не скоро его забыли.
В августе была спланирована кампания, и в Пикурис были собраны силы под командованием капитана Хуана Паэса Уртадо. К этому времени многие племена пуэбло добровольно примкнули к испанцам, чтобы бороться против апачей. Это хорошо иллюстрирует список участников экспедиции Уртадо. Она была сформирована из 39 солдат, 20 гражданских, и 151 индейца разной принадлежности: пуэбло Пекос, Сан-Хуан, Намбе, Сан-Ильдефонсо, Санта-Клара, Пухуакуе, Тесукуе и, конечно, Таос и Пикурис. Семьдесят шесть индейцев имели мушкеты. Каждый участник экспедиции обладал двумя или более лошадьми и мулами.
Выступив из Пикурис, Уртадо пересек горы и реку Мора, где, по пути, к нему присоединились тридцать апачей хикарийя и проводник из Эль-Куарталехо. Из последнего факта видно, что, для того, чтобы иметь с испанцами дружественные отношения и пользоваться их защитой, хикарийя добровольно шли сражаться против других апачей.
За более чем 150 миль пути из Санта-Фе, экспедиция не встретила, да и просто не видела, ни одного равнинного апача. Были найдены лагеря фараон, но все они были покинуты. От них вели многочисленные следы лошадей, которые разбегались в разные стороны, исчезая в никуда. После этого, Уртадо справедливо решил, что фараон были предупреждены индейскими шпионами, членами его же экспедиции, что и позволило им вовремя скрыться. Он излил свой гнев на проводника, обвиним того в халатности, и приговорил его к «пятидесяти ударам хлыстом, из-за этого я назвал ту местность река Порки». Уртадо возвратился в Санта-Фе, и его кампания потерпела полный крах.
В 1717 году на пост губернатора Новой Мексики заступил Антонио Вальверде. Это был злой, продажный, хладнокровный и трусливый человек. Он фальсифицировал свои отчетности, воровал правительственные поставки и обманывал солдат, по сильно завышенным ценам продавая им товары, необходимые для существования их семей.
До назначения в Санта-Фе, Вальверде был армейским капитаном. Следующее сообщение хорошо иллюстрирует его жестокость по отношению к индейцам: «Мансо и сума (апачи) восстали и покинули свои пуэбло; ушли в горы из-за несносного отношения к ним, когда их земля была отчуждена для развития, и теперь он (Вальверде), владеет ей, с 1711 года получая с нее прибыль в виде очень ценного винного зерна, а также пшеницы, маиса, фасоли и других зерновых. Индейцы бедны, поскольку лишены пуэбло и земли, которую они могли бы засевать; находясь на краю гибели, они подвержены пагубным привычкам, и вынуждены грабить, чтобы просто выжить. Его собственные солдаты настолько плохо дисциплинированны, что их даже нельзя назвать солдатами. Поскольку он не несет ответственности ни за что иное, кроме обеспечения солдат поставками, в его интересы входят повышенные цены, которыми он их обложил, присвоение их заработной платы, ранчо, которые он приобрел, а также собранные им стада скота. Солдаты не заняты ничем, кроме службы во благо его дел и его выгоды. Эта работа оплачивается из королевской казны».
В этом году команчи изгнали апачей хикарийя с их земель севернее Новой Мексики, и те обратились к испанцам с новыми отчаянными призывами о помощи. Отец Хуан де Ла Крус, который жил в Таос, сообщил вице-королю о том, что появилась хорошая возможность для посылки к ним священников, распространения среди них католичества и использования их в качестве защитного барьера от посягательств французов. Вице-король приказывает Вальверде принять план священника, послать экспедицию для наказания команчей и, одновременно с этим, выяснить точное местоположение французов.
В сентябре Вальверде выступил на равнины из Таоса с невиданными до этого силами, - с самого основания Новой Мексики. Кроме шестидесяти регулярных солдат, в его армию входили: «Сорок пять поселенцев и четыреста шестьдесят пять индейских союзников пуэбло, к которым по пути, в Ла Хикарийя, присоединились сто девяносто шесть апачей. Поселенцы были настолько бедны, что Вальверде выделил им мушкеты, порох, пули и семьдесят пять лошадей. Сколько всего животных использовалось в походе: неизвестно. Но, несомненно, что солдаты владели как лошадьми, так и мулами. У индейцев пуэбло было шестьсот восемьдесят животных, а апачи хикарийя имели сто три, что, в совокупности, дает более восемьсот пятидесяти лошадей и мулов. Также там были овцы, большие объемы пиноле, шоколада, табака и подарков для дружественных индейцев, которые попадутся по пути, и их необходимо было угощать. В личном обозе губернатора имелись несколько бочек вина, небольшой бочонок очень ценного брэнди, и огромная дыня для чествования важных дней святых угодников. По мере углубления на равнины, охота на индеек, медведей, оленей и бизонов отодвинула далеко на задний план сколь-нибудь серьезные поиски команчей».
По пути к Вальверде присоединялись еще апачи, и вся эта кавалькада в неторопливом темпе прошествовала от реки Канейдиан вверх по водоразделу Пургатойре и остановилась в долине реки Арканзас, в месте, расположенном несколько юго-восточнее Фаунтин-Крик. Там губернатора окружали орды апачей: хикарийя, куарталехо, палома, калчуфине, карлана и других, лидеры, которых, выплескивали на него свои рассказы о их страданиях в руках команчей. Отчаянное положение этих людей подтверждалось видом их разрушенных деревень. Только в одной из апачских ранчерий налетчики-команчи убили более шестидесяти человек и захватили много женщин и детей.
Сражения и убийства происходили ежегодно и настолько часто, что они уже «не могут дальше сносить это без испанской помощи им». Во многих случаях апачи танцевали в честь губернатора, и демонстрировали свою дальновидность и дипломатичность, выставляя на передний план грубой работы кресты, изготовленные из палок и камыша. В середине одного из дней, карлана, возглавляемые вождем, по имени которого они и назывались, «объехали лагерь на их лошадях, радостно распевая и крича; вечером, по их обычаю, они танцевали, и некоторые из них были покрыты красной краской, а другие белой». Вальверде подумал тогда, что апачи «сейчас очень близки к принятию нашей святой веры; им только не хватает священников для наставления на путь истинный и крещения».
На самом деле, апачам не хватало много большего, нежели просто священников: они были близки к изгнанию из региона, который занимали многие века. В своих ответах им, Вальверде говорил, что он очень им сочуствует, также он обещал им немалую поддержку, но никакими действиями так и не подкрепил искренность своих слов. Он вообще ничего не сделал для них.
В октябре были обнаружены несколько команчских троп, но следопыты Вальверде посчитали их слишком старыми, чтобы ступить на них. Однажды они наткнулись на место, где недавно находился лагерь большой группы команчей: там было более двухсот кострищ. Проводники сообщили, что всего несколько дней назад здесь была стоянка более тысячи команчей. По мере дальнейшего продвижения то и дело стали попадаться свежие следы множества команчей и их многочисленных лошадей, а также полосы от палаточных шестов, которые они тянули за собой по тропе, которая уходила на северо-восток. И тут губернатор приказал остановиться.
В своем отчете Вальверде написал, что он сильно стремился преследовать команчей, чтобы всех их наказать, но был отговорен вождем Карлана, который сказал ему, что «это невозможно, так как они изменили направление и пошли по другому маршруту, вдоль которого совсем мало водных источников, и те слишком скудные для удовлетворения нужд людей и лошадиного табуна». Еще одной причиной остановки, по словам Вальверде, стало то, что «погода повернула на холод и уже выпало немного снега, и дальнейшее преследование команчей стало весьма рискованным из-за того, что вся кавалерия, являющаяся главным средством, за счет которого королевство поддерживается, могла быть потеряна в метели». Вальверде писал дальше, что он был сильно недоволен из-за того, что оказался не в состоянии войти в соприкосновение с большой группой команчей, однако он был «знаком с опасностью снежной и холодной погоды, которая в тех землях настолько суровая, что это было бы неразумно и убийственно», поэтому ему пришлось согласиться с доводами его советчиков.
Также, согласно его отчету, Вальверде «обратил все свое внимание к попытке узнать что-либо о деятельности французов». Апачи продолжали приходить в его лагерь в Арканзасе, и он пытался выведать у них всё, что они могут знать о присутствии французов в регионе, и это дало кое-какие плоды.
Как-то ему было сообщено, что прибыл апач, который имеет незажившее огнестрельное ранение, и Вальверде велел привести этого индейца в его палатку. Согласно свидетельству: «Губернатор осмотрел рану, и спросил его, кто ему ее нанес. Через переводчиков, раненый апач-палома ответил, что французы, вместе с пауни и хумано, атаковали их, когда его народ занимался посадкой кукурузы на собственной земле. Апачи не растерялись и дали бой, во время которого он и получил касательное пулевое ранение в живот, которое еще не зажило». Также апач сказал, что «ночь спустилась на них, поэтому они смогли бежать из ранчерии, иначе никто не уцелел бы». Это его высказывание относилось уже к другому событию: «команчи вторглись в земли палома, захватили их, и до сих пор удерживают их».
В 18 веке хумано кочевали на юго-западе Техаса и на юго-востоке Новой Мексики.
Из дальнейшего рассказа апачи-палома выяснилось, что французы «построили два больших пуэбло, такие же большие, как Таос, и в них они живут вместе с пауни и хумано, которым они дали длинные ружья и научили их срелять из них. Также они имеют на своих поясах маленькие ружья (пистолеты)». Во время сражения палома прокричали французам, что они обратятся за помощью к испанцам, на что один француз ответил, что «они будут весьма благодарны апачам за то, что те уведомят испанцев и приведут их сюда, потому что испанцы, - совсем как женщины». Вальверде остался невозмутим после такого оскорбления, так как понимал, что «обычно индейцы используют подобные грубые слова для разжигания гнева». Но его сильно встревожило сообщение раненого апача о том, что «с другой стороны большой реки французы имеют еще три поселения, куда привозят оружие и другие вещи для тех, кто там недавно поселился». Апачи узнали это от нескольких их женщин, которые были в плену у французов, но сбежали и возвратились к ним. Миссури-та самая, упомянутая в сообщении, большая река, - и стало ясно, что французы вышли в долину реки Платт в их торговых экспедициях на Великие Равнины.
В ноябре Вальверде вернулся в Санта-Фе. Там он узнает еще более тревожную новость: французские силы в количестве 6000 человек двигаются походным маршем к Новой Мексике. Тогда он шлет срочную депешу к вице-королю, в которой сообщает, что «французские войска приближаются, в основном перемещаясь по открытой земле, где нет испанских сил, или обученных людей, способных оказать им сопротивление», - имея в виду равнины Небраски и Канзаса,- «и скоро они будут здесь». Далее он умолял о присылке подкреплений. Вальверде был наивен, и к тому же он был плох в знании географии Великих Равнин. Несомненно, что, если бы Франция в действительности смогла послать столь внушительные силы на юго-запад, всем надеждам на дальнейшее испанское владычество на севере Мексики пришел бы конец. Но, допустим, что чудо свершилось и шесть тысяч французских солдат выступили с низовий Миссиссиппи -единственного региона, где можно было набрать хотя бы приблизительное число бойцов. Вряд ли им понадобилось бы идти так далеко на север к реке Платт, а затем резко сворачивать и преодолевать сотни и сотни миль в юго-западном направлении к Санта-Фе, пересекая высокие горы. Маршрут вверх по Ред-Ривер, низовью реки Арканзас и через реку Канейдиан, которым пользовались их вояджеры, был более предпочтителен, и по нему они сравнительно легко достигли бы Новой Мексики.
|
(Индейцы племени хумано охотятся на бизонов. Внизу тоже индеец хумано).
В 1719 году вице-король Валеро приказал Вальверде основать пресидио в Эль-Куарталехо и установить прочные союзные отношения с местными апачами, но тот просчитал, что такая затея будет слишком дорогой и ненужной из-за удаленности региона от Санта-Фе: захватчики могли просто обойти новое пресидио. В свою очередь, он посоветовал построить пресидио на землях дружественных хикарийя, которые начинались всего приблизительно в 70 милях от столицы Новой Мексики. И этот его аргумент был принят.
А пока, в июле этого года, Вальверде посылает разведывательный отряд, чтобы получить свежую информацию о деятельности и намерениях французов. Командиром этой группы он назначил капитана Педро де Вильясура, который недавно прибыл в Санта-Фе из Новой Бискайи. Тем самым, он совершил ничем необъяснимую ошибку, когда имея в своем распоряжении опытных людей, не раз побывавших в сражениях с индейцами и знакомых с их тактикой, доверил руководство столь важным предприятием молодому офицеру, который «не имел ни малейшего понятия о тех землях (Эль-Куарталехо и Великие Равнины), не имел военной практики и не знал, как действовать против команчей, пауни и французов, а значит не знал, как нужно руководить и распоряжаться». Капитан дон Феликс Мартинес выразил желание обвинить Вальверде в трусости и объявить под присягой, что «губернатор, под предлогом болезни, просто не пожелал подвергать себя опасности», но после ухода отряда Вильясура, Вальверде «лично отправился с проверкой на равнины».
Силы Вильясура, для столь рискованного путешествия, были невелики: сорок два солдата, три гражданских поселенца, шестьдесят индейцев пуэбло, двенадцать проводников апачей, а также один священник, как еще одно загадочное решение Вальверде. По иронии судьбы, переводчиком в команде был гражданский по имени Жан де Арчибег - француз, принимавший участие в убийстве Ла Саля в Техасе и бежавший в Новую Мексику, и затем принявший подданство Испаний и занявшийся торговлей с индейцами. Основным скаутом у Вильясура был Наранио - опытный человек, изъяснявшийся на нескольких индейских языках и участвовавший в нескольких предшествующих экспедициях на равнины. Священником был отец Хуан Мингес.
Итак, Вильясур выступил из Санта-Фе, пересек горы возле Таоса и направился обычным маршрутом по направлению к апачам Эль-Куарталехо, хикарийя и карлана. По пути не было никаких враждебных и он мог разузнать от апачей о местонахождении французов.
В августе, Вильясур и его партия двигались через долину реки Арканзас в северо-восточном направлении. От Рио-Хесус-Мария (река Саут-Платт) они пошли напрямик к Рио-Сейнт-Лорент (Сен-Лоран). Вперед были посланы скауты, и по возвращении они сообщили, что видели индейцев, которые перемещались к месту слияния двух рукавов реки Платт. Вильясур и его люди вброд перешли Норт-Платт и пошли на север маршрутом, по которому еще не ходила ни одна испанская экспедиция, – через западно-центральную часть Небраски по торговому пути к реке Миссури. По прошествии четырех дней с момента их переправы через Норт-Платт, испанцы остановились лагерем на берегу основного потока Плата, - немного дальше на восток от места слияния двух речных рукавов и напротив громадной объединенной деревни пауни и ото. К индейцам был послан с подарками эмиссар, однако они взяли его в плен. Из-за такого демонстративного отказа в дружбе, Вильясур переместил его команду назад к слиянию речных рукавов и разбил лагерь на узком перешейке между двумя второстепенными потоками, считая, что здесь наиболее безопасное место.
14 августа, на рассвете, пауни и ото атаковали испанцев настолько неожиданно и яростно, что Вильясур и большинство его людей были убиты: они даже ни разу выстрелить не успели. Индейцы пуэбло, располагавшиеся лагерем отдельно от испанцев, не попали под первый огонь, но затем тоже потеряли убитыми одиннадцать своих, запаниковали и сбежали вместе с шестью солдатами, которые прихватили вверенный им лошадиный табун. Проводники-апачи тоже разбежались. Кроме самого Вильясура погибли тридцать четыре солдата, одиннадцать пуэбло, Наранио, Отец Мингес, Жан де Арчибег и другие гражданские. Многие нападавшие индейцы были вооружены ружьями и носили французскую одежду.
6 сентября уцелевшие испанцы и индейцы пуэбло прибыли в Санта-Фе. Сообщение об их поражении ввергло колонию в страх. Вальверде находился в смятении: он знал не больше, чем до ухода Вильясура; наличие французов среди пауни было бесспорным; но куда же подевался большой французский легион, который должен двигаться к Новой Мексике?
В конце концов, выяснилось, что не было никаких французов, стремящихся вторгнуться в колонию, а конец франко-испанской войны в Европе свел на нет любую опасность французского вторжения на Рио-Гранде. Но французские торговцы продолжали продвигаться к Скалистым Горам вдоль реки Арканзас и рукавам реки Платт - Саут и Норт (южный и северный), не предъявляя никаких земельных претензий, а просто сбывая индейцам европейские товары в обмен на меха. Они хотели установить подобные отношения с равнинными апачами, но команчи блокировали все их попытки.
Поражение Вильясура нанесло серьезный урон престижу испанцев, и команчи с ютами расширили свои вторжения в северные и северо-восточные пограничные области Новой Мексики. Апачи Эль-Куарталехо без испанской помощи совсем сникли под натиском команчей. При этом, юты господствовали на севере - в верховье Рио-Гранде, а команчи взяли под свой полный контроль западный Канзас, юго-восток Колорадо и пэнхэдл в Техасе-обширное прямоугольное, в основном равнинное пространство, расположенное между Оклахомой и Новой Мексикой. Навахо доминировали в обширном регионе к западу от пуэбло Хемес и на юг от пуэбло Сан-Хуан, круглогодично покрывая большие расстояния, чтобы грабить, убивать, захватывать в плен людей и угонять скот. Но угроза, исходившая от апачей, была самой опасной: они устроили настоящий террор на огромной территории с юго-востока Техаса до юга Аризоны. В то время становится общеизвестной поговорка: «Вы не сможете посчитать деньги, которых у вас нет, и, также, вы не сможете убить или захватить апачей, пока не найдете их». Испанских солдат, в их неухоженных казармах на границе с Апачерией, постоянно будоражили два вопроса - уместных как в 1650 году, так и в 1750: где они (апачи) нанесут следующий удар? когда?
Испанцы, в первые десятилетия завоевания Мексики, одерживали быстрые и решающие победы благодаря обычной европейской военной тактике. Они пользовались предметами и технологиями, которые выходили за рамки понимания их языческих противников. Эрнан Кортес и его солдаты встретили в лице ацтеков сосредоточенную на небольшой площади сложную цивилизацию, которая покоилась на религиозной набожности, экономической зависимости от пахотной земли и устоявшегося торгового рынка; главным элементом общественной организации там были постоянные поселения и привязанность людей к этим местам. Воинам ацтеков некуда было отступать, а испанцы имели лошадей, что делало их мобильными; невиданное доселе огнестрельное оружие и броню для личной защиты. В общем, враг был перед испанцами, и благодаря всем вышеперечисленным факторам: европейской тактике и технологиям, - они перебороли ацтеков, ввергнув их в смятение, и установили над ними свое владычество. Но на севере Мексики всё было иначе. Здесь индейцы кочевали по обширным и засушливым областям, и пресидии с поселениями можно было строить только в местах, обеспеченных водой и имевших плодородную почву, а значит, расстояния между ними были большими и их было тяжело поддерживать в надлежащем для нормальной колонизации виде. К тому же, индейские наемники с юга, которые должны были помогать солдатам, не всегда оказывались надежными, а порой и вовсе создавали больше помех, нежели приносили пользы.
Но встретившись, наконец, с апачами, испанцы поняли, что трудности, испытываемые ими до этого, были не такими уж и серьезными. В борьбе с ними была бесполезна классическая европейская тактика и методы, при помощи которых они так много завоевали в Новом Свете. Было сведено на «нет» их материальное и технологическое преимущества. В таких условиях испанцы были уязвимы и в психологическом плане, и поэтому оказались в полном распоряжении апачей. Это апачи теперь ввергали испанцев в смятение, внушая им страх, но не своей необычайностью, как это было в случае испанцев и ацтеков, а своей непредсказуемостью.
С начала 18 века, огромное пространство, протяженностью с юго-востока Техаса и до юга Аризоны, превратилось в обширный театр апачи-испанского противостояния. Если провести через это воображаемую линию с востока на запад, она равнялась бы по длине, от реки Колорадо в Техасе до реки Санта-Крус в Аризоне, семистам милям; и по ширине достигала бы в некоторых местах двухсот миль. Внутри этого пространства огонь конфликта то вспыхивал, то угасал, но угли его тлели постоянно, даже в местах, где, казалось бы, пламя было полностью погашено.
Захваченные в плен испанцы, как правило, умерщвлялись самым жестоким образом, а захваченные в плен апачи обычно продавались в рабство, или заканчивали свои дни, истощенные тяжелым трудом на шахтах и фабриках. При этом, за молодых мужчин и женщин, а также детей, назначалась самая высокая цена, так как первые могли подольше продержаться, а вторые, по той же самой причине, а также из-за их использования в качестве проституток. Дети более легко адаптировались, и являлись легкодоступным материалом для обработки священниками.
Однако, испанцам такие пленники давались, в плане человеческих жизней, гораздо более дорогой ценой. За каждого захваченного апача было уплачено, приблизительно, десятком жизней испанских поселенцев и солдат, павших в ответных апачских налетах мести. Согласно задокументированным сообщениям, было подсчитано, что только в Новой Бискайе, с 1748 по 1770 годы, апачи убили более 4000 человек, и украли, или уничтожили, собственности, на сумму свыше двенадцати миллионов песо. За какие-то три года апачи убили 140 поселенцев и украли более 7000 мулов и лошадей, кроме бесчисленного поголовья скота и овец, забитого ими из-за невозможности гнать его. Невозможно подсчитать точное число погибших апачей, так как они часто уносили их мертвых и раненых, но, понятно, что много их быть не могло, иначе испанцы быстро подчинили бы их, а так, относительное их подчинение произошло в самом конце 18 века, и без помощи навахо и команчей вряд ли это было бы вообще возможным. Гораздо больше они теряли людей от европейских болезней. Хотя смерть и захват нескольких сотен апачей на протяжении нескольких лет уже можно считать серьезным убытком для них, так как общая их численность была невысока. Если апачи и находились в ослабленном состоянии, они продолжали и дальше гнуть свою линию: совершая грабительские набеги за скотом и военные походы. Такого упорства не наблюдалось у испанцев. Часто они оказывались полностью деморализованными, когда поселенцы неорганизованными толпами валили в более безопасные места. Апачи могли бродить там, где хотели, и за счет этого имели преимущество, даже с учетом нехватки у них огнестрельного оружия и продуктов питания. Они ускользали в совершенно бездорожные пустыни, исчезали в горах и каньонах, порой проходя приличные расстояния без глотка воды, разделяясь, затем, на мелкие группы, и растворяясь так, будто их поглотила сама земля. Некоторые племена испанцы могли хоть как-то контролировать, заключая мирные договоры с верховным вождем или советом лидеров. В случае с апачами это было невозможно. Из-за раздробленности апачей, мирные пакты сводились лишь к временным перемириям, которые порой могли длиться совсем немного времени: пока та или иная группа апачей считает это нужным. Обычным явлением стало то, что губернатор одной провинции заключал мирный договор с апачами, предоставляя защиту и пропитание их женщинам и детям, а воины в это время отправлялись в набег в другую провинцию. Когда они возвращались обратно с добычей, то не только пользовались покровительством другой стороны договора, но и могли спокойно сбывать свои трофеи среди их партнеров по мирнолму договору. В каком-то смысле, при таком положении вещей, испанцы в пограничье являлись самыми настоящими данниками апачей, пока это удовлетворяло и тех и других, потом мог следовать разрыв, кровопролитие, и вновь перемирие, с выдачей апачам пайков и скупки у них награбленного в соседней провинции. Для подчинения апачей необходимо было объединение испанцев с привлечением враждебных апачам племен, чтобы давление на них было постоянно высоким.