– Не имеет значения. Но тебе придется искать другую невесту… Ашура мне откажет.
– Почему ты так думаешь?
– Я ее обманул. И она нас боится… нас, чародеев. Ненавидит меня. Она откажет.
– Посмотрим...
Он замолчал, потому что в комнату вернулись женщины. Ашура держалась позади матери и прятала заплаканные глаза, но в остальном была безупречна. Никто не смог бы сказать, что всего лишь несколько минут назад она была зверем. Грей впервые видел свою невесту в человеческом облике и не мог не отметить, как она красива, хотя это было уже неважно. Он решил как можно скорее покончить с неизбежным и шагнул к девушке.
– Ашура… Я обещал тебе, что принц Грегори лично сделает тебе предложение, – тихо произнес он, избегая смотреть ей в глаза. – Ты уже знаешь, это я. Ты выйдешь за меня замуж?
– Да.
Грей так удивился, что не смог этого скрыть. Ашура вспыхнула от стыда, когда поняла – она ошиблась, и Грей ждал отказа. Но слово уже было сказано.
В следующий раз они встретились уже на свадьбе. Несмотря на то, что Грей был всего лишь младшим принцем маленькой страны, а Ашура и вовсе обладала средним по значимости титулом, их бракосочетание стало громким событием для всей Империи. Уже мало кто помнил, что когда-то Спорные земли назывались Озерным краем, но теперь, после многолетней войны, туда возвращались король и королева.
Церемония была долгой и красивой, однако жених и невеста только притворялись счастливыми, и оба с облегчением вздохнули, когда остались одни.
– Надеюсь, наш брак будет чисто формальным! – Ашура поспешила первой начать разговор, чтобы поскорее решить вопрос, мучивший ее с того самого времени, как она узнала, кто такой Грей.
– Вот как? – Чародей устало опустился в кресло, стараясь не смотреть на молодую жену, отгородившуюся от него подушками в самом углу огромной супружеской кровати. – Ты могла бы не соглашаться на мое предложение, если я так тебе противен. Ведь я обещал, что никто не будет тебя принуждать.
– Я думала, мы сможем стать друзьями, – смущенно призналась Ашура, теребя угол подушки. – Ты сказал, что любишь свободу, а я могу оставить ее тебе. Мы могли бы притворяться, для других. И быть свободными друг от друга. Прости, я не поняла, что ты хочешь иного…
– Если уж мне суждено иметь жену, то я бы хотел, чтобы она меня, по крайней мере, не боялась, – вспылил Грей, поднимаясь. – От нас будут ждать детей, поэтому друзьями остаться не получится. Но, – добавил он мягче, заметив, как Ашура сжалась под его взглядом, – принуждать я тебя не буду. Утром можешь сказать, что я ушел после того, как исполнил супружеский долг. А потом… видно будет.
И он исчез в огненном кольце телепорта.
До самого утра девушка плакала, то немного успокаиваясь, то снова впадая в отчаяние. С того самого дня, проведенного в облике собаки, ее мучило чувство вины. Грей постоянно присутствовал в ее мыслях. Сначала она со стыдом вспоминала о своих глупых словах, потом, с благодарностью – об искренней заботе принца, и с сожалением – о его обещании, данном колдунье, ведь теперь оно лишало ее возможности стать настоящей женой и зачать ребенка. Первой брачной ночи она боялась больше, чем – когда-то – чародейства. Боялась и, как оказалось, ждала. И теперь она знала, почему разочарование стало таким горьким.
Утром в спальне появилась леди Этейлисс и сразу же поинтересовалась, отчего это дочери такое опухшее от слез лицо. Она отмахнулась от невнятных оправданий Ашуры и, в свойственной ей жестокой манере, заявила:
– Вот к чему привели все твои грезы о любви! В первую же ночь муж тебя бросил! Ашура, ты глупа. Все, что от тебя требуется, это родить ребенка, которого я воспитаю как…
– Нет!
Впервые Ашура повысила голос в присутствии матери, и та изумленно замолчала.
– Нет! – решительно повторила девушка. – Если у меня будет ребенок, то я сама буду его воспитывать, в любви, а не в страхе.
– Что? Ты заявляешь мне, что я тебя не любила?! Я столько сделала для тебя… Ты теперь королева! Разве это не любовь?!
– У нас с тобой разные представления о любви, матушка. Но я навсегда запомню твои уроки. И благодарна тебе за них. Особенно за последний, когда твоей волей я стала зверем. Когда, раненая стрелой и обезумевшая от страха, бежала сквозь ночь в никуда. Когда меня нашел, пожалел и согрел лаской тот, кто теперь стал моим мужем. Потому что тогда я впервые узнала, что такое забота. А потом… – Ашура замолчала, не решаясь произнести слова, рвущиеся из самого сердца. – Нет, неважно.
– Чары кольца защищали тебя от смертельных ран…
– Неважно, матушка! Ты права, я теперь – королева. Это мой замок. И я желаю остаться одна!
– Ну что же, – мать оценивающе посмотрела на дочь, прежде чем выполнить ее приказ, – возможно, ты не такая уж и глупая, как я думала… ваше величество.
Остаток ночи Грей провел на конюшне, а едва рассвело, уехал из замка, оседлав своего коня. Он корил себя за глупую надежду, которой поддался в тот день, когда Ашура согласилась стать его женой. Он так удивился и растерялся, когда она ответила «да», что не сразу смог объяснить, как он на самом деле рад взять в жены именно ее. Ведь от женитьбы было уже не отвертеться, а Ашура понравилась ему своей искренностью и кротостью. Проверни с ним кто-то из родных то, что мать устроила дочери, и он в замке камня на камне не оставил бы! Пусть даже в переносном смысле. Ожидая дня свадьбы, он представлял себе тот момент, когда они останутся одни, и он наконец-то сможет признаться ей в своих чувствах. А она отвергла его, не дав ни малейшего шанса.
Погруженный в невеселые мысли, Грей не заметил, как пересек границу своих владений. Он толком и не знал, куда едет, позволив коню идти, куда тому вздумается. За рассеянность он поплатился тем, что оказался в окружении незнакомых людей, угрожающих ему оружием. Он мог избежать плена, но не захотел.
Целый день Ашура ничего не слышала о муже. Новости о Грее пришли неожиданно, и были они, мягко говоря, плохими.
– Я ничего не могу сделать! Ничего! – отец Грея мерил шагами комнату, отшвыривая мебель, попадающуюся ему на пути. – Какого дьявола он снова полез на границу! Зачем он позволил этим вашим фанатикам схватить себя! – Он повернулся к Ашуре и указал на нее пальцем, как будто это она была во всем виновата. Впрочем, она-то знала, что так оно и есть. – И не смей мне возражать! Это фанатики, которые погрязли в своей дремучести!
– Да, я согласна с вами… – она с трудом заставила себя ответить, горький комок в горле мешал говорить. – Но что же нам делать?
– Понятия не имею… – король внезапно успокоился и даже сел рядом с невесткой. – Ашура, он достаточно силен, чтобы уйти от тех, кто его пленил. Только мне кажется, он не хочет. Что между вами произошло? Неужели, он тебе совсем безразличен?
– Я его люблю, – внезапно призналась девушка и заплакала.
– Тогда я вообще ничего не понимаю, – король обхватил голову руками. – Ты его любишь, он тебя любит. Зачем он это сделал?!
– Он? Нет, он – нет, – всхлипнула Ашура.
– О, не говори ерунды! Я прекрасно знаю своего сына. Вся эта мнимая покорность… Да он никогда бы не изменил своим принципам, если бы не полюбил тебя! Честно говоря, я не думал, что из этого брака получится что-то хорошее. Чистая политика. Но раз уж вы поладили…
– Нет, не поладили.
– Погоди, – догадался король, – он не говорил тебе о своих чувствах?
– Нет.
– А ты – ему?
– Нет…
– Тогда понятно, почему он сдался в плен, – мрачно сказал король.
– А если я попробую... И теперь, когда Грей – король Озерного края, это же нарушение договора?
– Все так, но на дипломатические переговоры нет времени, они уже почти в самом сердце Альганского леса. Ты же знаешь обычаи своей страны!
– Да… казнь любого чародея, нарушившего границу. Там, в центре леса… – Ашура рванула воротник платья, задыхаясь от бессильного отчаяния. – Как мне их остановить?!
– Он бы вернулся, если бы ты его позвала.
– Как? Научите меня, пожалуйста!
– К сожалению, обучить чародейству так быстро я тебя не могу, – покачал головой король, – но есть кое-что, тебе знакомое. Вот… – на раскрытой ладони он протянул ей кольцо. – Тот зверь … он очень быстро бегает. Он бы… успел.
– Он успеет, – пообещала Ашура, – только покажите ему, в какую сторону бежать. У меня еще не было времени изучить окрестности.
Когда огромная собака скрылась из виду, король тяжело вздохнул и переместился в лесную избушку.
– Надеюсь, теперь ты довольна, Вэль, – сказал он, опускаясь в кресло напротив сестры, которая что-то вязала.
– Это наша надежда, брат, – ответила колдунья, не отрываясь от рукоделья. – Ты же знаешь, это противостояние затянулось, оно всем во вред. Империя поглотит нас, людей и чародеев, если на наших землях будет продолжаться междоусобица. Эти дети – наша надежда на мир… Они полюбили друг друга, а любовь – это очень сильное волшебство.
– Дети надежды… – задумчиво произнес король. – Пусть они будут счастливы.
Сидя на берегу лесного озера, Грей размышлял о том, куда ему податься. Сдавшись в плен, он некоторое время провел, упиваясь своими страданиями, но потом ему это надоело. И вот теперь, совершенно свободный, он выбирал между возвращением домой и путешествием по Лесной стране. Последнее, как он полагал, помогло бы ему лучше понять свою жену. Возможно, тогда она перестала бы его бояться.
Громкий визг, полный боли и страха, заставил его подскочить. Собака плакала совсем рядом, и он помчался на помощь.
На этот раз она действительно попала в капкан, и он радовался, как маленький ребенок, что может быстро помочь: освободить лапу, снять боль, залечить рану.
– Ашура, это снова ты, – сказал он, когда все было позади.
Она кивнула, не спуская с него глаз.
– Погоди… Как ты тут оказалась?
– Мне сказали, ты в плену. Твой отец дал мне то самое кольцо. Я думала… Он думал, ты не хочешь возвращаться. Но я вижу, у тебя все в порядке?
– Теперь – да. Я действительно… Ашура, ты… Ашура, я тебя люблю. О, нет… что это?!
На месте зверя теперь стояла обнаженная девушка.
– Это я. – Несмотря на абсурдность ситуации, хотелось смеяться. – Нет, ну ты же видишь, что это я, да?
Завернувшись в плащ мужа, Ашура потребовала, чтобы они немедленно вернулись домой.
– Твой отец пообещал, истинный облик вернешь мне ты, сказав какие-то слова, но я не думала, что это будет так… – объяснила она позже, когда они уже были в замке. – Может быть, ты меня отпустишь? Мне надо одеться.
Они сидели в кресле, в собственной спальне. Грей держал ее на коленях и прижимал к себе, обнимая.
– Нет.
– Что – нет?
– Нет, не отпущу. Нет, тебе не надо одеваться.
Ашура все еще куталась в плащ, но готова была признать, – ей становится жарко.
– Но я не отдам своего ребенка той колдунье. Пусть она ему хоть трижды бабка! – решительно заявила она, отчего Грей застыл в непритворном изумлении.
– Что?
– Разве ты забыл? Ты дал слово той колдунье, в лесу. Вэль. Что отдашь ей своего первенца. Но это же будет и мой ребенок.
– О, нет! Ты запомнила эту глупость? Прости меня… – Грей с трудом сдерживал улыбку. – На самом деле я пообещал ей стать королем Озерного края. – И заметив, как жена меняется в лице, быстро добавил: – Мы оба вели себя глупо, правда?
– Я тебя люблю, – сказала Ашура и поцеловала мужа.
–––––––––––––––
Книги Эльвиры Плотниковой на ПМ
Страница на Продамане
Группа ВКонтакте
–––––––––––––––
Дана Арнаутова
СВЕТ ЛУНЫВ ТВОИХ ГЛАЗАХ
Плыл в теплом вечернем воздухе вкусный запах от жаровни, на которой вертел шампуры с крупными кусками ягнятины босоногий мальчишка, одетый только в потрепанные штаны. Рядом, на другой жаровне, шипели на плоских сковородах куски курицы, кипел в медной кастрюльке острый перцовый соус, доходя до готовности и заставляя морщиться от наворачивающихся слез тех, кто оказался слишком близко. Стучали о деревянные столы донышки кувшинов и глиняных стаканов, звенела медь, переходя из рук в руки и падая на стол, всплесками поднимался и опадал шум голосов, смеха, окликов. Харуза гуляла. В полнолуние харчевни всегда полнее обычного: лунный свет поможет добрести до дома даже тому, кто изрядно нагрузился дешевым фарсийским, дорогим суранским или крепчайшим, независимо от ценности лозы, арубийским. Желтое чинское, алое рушское, светло-зеленое ханумайское – в харчевнях Харузы подают вино со всех концов шахства, а шахство раскинулось на весь континент, от моря до моря, и встретить здесь, в столице, тоже можно кого угодно.
Этого, в темно-зеленом плаще, Фархад заметил сразу. Среди завсегдатаев недорогой харчевни юноша выделялся, как дорогой перстень, случайно попавший среди дешевых побрякушек рыночного разносчика: статью, легкой походкой, жестом ухоженной руки, откинувшей капюшон длинного просторного плаща. Правда, почти сразу парнишка накинул его снова, но Фархад успел заметить и блестящую прядь, выбившуюся из искусно заплетенных волос, и тонкий изящный профиль, и то, как неловко пришелец прячет кошелек, положив перед хозяином харчевни вызывающе блеснувшую желтым монету. Кто же показывает золото в таких местах? Да, на поясе кинжал, но издалека видно, что красавчик не из тех, кто переплавляет звон стали в звон золота, как изволил выразиться ир-Джайши в поэме «О мечах и розах». Проще говоря, он отнюдь не из тех, кто может защитить себя сам. И если на улице не ждет охрана…
Хозяин харчевни покачал головой, неуловимо быстро сгребая золото, сказал что-то – и юноша вскинул голову, дернул плечом, стиснул ладонями ворот плаща, кутаясь в него, словно повеяло холодом, а потом опустил голову и шагнул от стойки, даже не взглянув на харчевника. Побрел к выходу, глядя под ноги. Лучше бы смотрел по сторонам – туда, где из угла его провожали взгляды тройки оборванцев, уже час сидящих за одним-единственным кувшином.
Фархад вздохнул. Что ему за дело до богатого дурачка, которому не судьба добраться до дома, не расставшись с золотом? Явно не последнее отберут. Но хорошо, если просто сорвут кошелек и серьги, блеснувшие из-под капюшона. Вздумает закричать, сопротивляться – и лезвие войдет под сердце: мертвого обобрать проще.
Хлопнула дверь, за которой скрылся темно-зеленый плащ, а несколько мгновений спустя из шумной харчевни выскользнули те трое… Фархад еще раз вздохнул, смиряясь с тем, что вечер выдался неспокойный. Бросил на стол монетку за так и не съеденный плов, поправил перевязь ножей под легкой курткой. Да, обычно он в такие дела не вмешивался, но тут отчего-то стало жаль паренька.
На улице было тихо. Только огромная луна заливала мостовую и притихшие дома мягким светом, и от него ложились под ноги длинные тени, словно узоры в огромной чародейской книге. На перекрестке Фархад огляделся, ругая себя, что вышел слишком поздно – и тут же слева, в узком проулке, послышался крик.
Они, конечно, были там. И нужен им был не кошелек, потому что обычные грабители не ходят на охоту с прочной шелковой сетью: тонкой, незаметной под плащом или под курткой, мгновенно разворачивающейся в броске. Одного красавчик успел полоснуть: худой плешивый сангарец зажимал ладонью набухший кровью рукав. Молодец мальчишка! Но теперь он, опутанный сетью, бился на земле, а еще двое деловито стягивали веревки, пеленая парня по рукам и ногам.
Тот, кто баюкал раненую руку, успел поднять голову и удивленно глянуть, когда Фархад вышел из тени стены. А больше он ничего не успел – осел на мостовую с ножом в горле. И второй – тоже, ведь ножа у Фархада было два. А вот для третьего пришлось достать ятаган. Третий оказался хорош! Едва обернувшись, отпрыгнул в сторону, выдернул из ножен кривой клинок, хищно блеснувший в свете луны. Кто бы ни платил этому ловцу людей, деньги он отдавал не зря. Удар! Выпад! Обвод… И снова удар! Он был левшой, этот третий, умелым и опытным бойцом, а Фархад вовремя подумал, что надо бы взять живым, чтобы спросить… Но луна сегодня не благоволила третьему. Выпад – и сандалия на мягкой бесшумной подошве скользнула в луже крови. Фархад не успел отдернуть клинок – острие вошло в плоть с тихим хрустом – и сразу стало понятно, что на вопросы третий не ответит.
Хмыкнув, Фархад пожал плечами, подобрал ножи, вытер их и ятаган о плащ того, кто первым поймал горлом его нож. Подошел к притихшему пленнику и, примерившись, полоснул ятаганом от верха до низа кокона. Убрал оружие в ножны, чтоб не напугать, и сдернул обрезки веревок, услышав тихое ругательство. Освобожденный дернулся, сидя на мостовой, посмотрел ему в глаза снизу вверх, зло и недоуменно – и Фархад понял, что не зря испачкал клинки.
У неё и в самом деле было тонкое лицо с чеканными чертами урожденной харузки. Чистая, золотисто-смуглая кожа. Длинные ресницы – погибель сердец, брови, словно выписанные кистью, чуть припухшие губы. Глаза то ли синие, то ли зеленые – в темноте не разобрать. Пряди растрепавшихся волос вились смоляным шелком… Фархад усмехнулся, глядя прямо в настороженные глаза.
– Разве можно ходить без сопровождения мужчины в этой части города, да еще и золото показывать? Благодарите богов, что я успел вовремя.
– Благодарю богов и вас, достойный господин…
Не закончив, девушка закашлялась, вздохнула судорожно. Сплюнула на землю что-то темное. Фархад пригляделся: слюна окрашена то ли кровью, то ли чем-то темным. Неужели…
– Вы ранены?
Он шагнул вперед, опускаясь рядом на колено, но так, чтобы видеть обе стороны переулка. Девушка помотала головой.
– Нет… Они… что-то кинули мне в лицо – я вдохнула и…
– Пыльца синего лотоса, – отозвался Фархад, получше разглядев слизистый комочек. – Ничего страшного. Хотели затуманить вам рассудок, чтоб меньше сопротивлялись. Ее действие быстро проходит.
Про себя подумалось, что троица была не простыми грабителями. Синий лотос недешев. Но и такая красавица на рынке рабов будет стоить целое состояние. Или рассчитывали на выкуп от родных?
Осмотрев мостовую, Фархад подобрал отличной выделки кинжал, оброненный спасенной, подал девушке рукоятью вперед.
– Голова не кружится?
– Н-нет, – неуверенно сказала спасенная, на удивление привычным движением сунув кинжал в ножны и пытаясь подняться на ноги.
Получалось у нее это с трудом, но Фархад, разумеется, помог, с удовольствием вдохнув незнакомые дорогие благовония. Плащ остался на земле, и теперь было видно, что отбитая у разбойников добыча одета в рубашку и штаны из тонкого хлопка, новые, отлично сшитые. Забавно… Явно ребятки знали, за кем шли.
– Не знаю, как и благодарить вас, доблестный воин, – пробормотала девушка, делая шаг.
И, конечно, наступила в лужу крови, в которой уже виднелся один след. Отдернула ногу, вцепилась в плечо Фархада – замерла, странно всхлипнув. Почти сразу же качнулась в сторону, старательно отводя взгляд от тел на мостовой.
– Прости-ите, – шепнула, опустив голову.
Фархад, все еще не понимая, глянул вниз. Тела… Трое… Знает она их, что ли? Или только сейчас поняла, в какую переделку угодила? Бывает и такое…
– Простите, – чуть громче повторила спасенная. – Я… не могу… кровь…
Фархад, наконец-то сообразив, хмыкнул, протянул ладонь, за которую девчонка с явным облегчением уцепилась, и вывел из кровавых разводов на мостовой. Вот ведь… ножом владеет, но нежная. Такой ли гулять по трущобам с полными карманами – вон, как тянет вниз кошелек на поясе – и без охраны.
– Да благословит вас небо, – выдохнула она, оказавшись на чистом булыжнике.
Фархад остановился там, где лунные лучи падали свободно и ярко, бесцеремонно заглянул в лицо спасенной, оценил стремительно бледнеющую кожу и губы. То ли вдохнула лотоса больше, чем показалось, то ли ударилась, пока билась в сетях, но на ногах держится еле-еле. Кликнуть паланкин? Где его взять в таком месте?
– И что же мне с тобой делать? – подумал вслух Фархад, уже зная ответ.
– Мне так жаль… – пробормотала девушка. – Я живу на восточной стороне. Если вы мне поможете…
Точно, из высокородных: кто еще может позволить себе жилье в Восточной Харузе? Но добираться туда сейчас…
– Вряд ли я найду паланкин, – мягко сказал Фархад. – Только не здесь, да еще ночью. И пешком вы не дойдете.
Помолчал немного, чтобы высокородная глупышка все осознала, и продолжил спокойно и насколько мог равнодушно:
– В харчевне есть комнаты. Если вы мне доверяете, давайте вернемся туда. Переночуете, а утром я найду паланкин, если вам не станет лучше.
– Кажется, мне послали вас светлые боги, уважаемый, – попыталась улыбнуться девушка. – Доверяю ли я? Вы уже спасли мне жизнь…
В другое время Фархад непременно сказал бы, что это еще ничего не значит. Можно спасти жизнь, а через несколько минут сделать так, что спасенный проклянет спасителя… Но сейчас вести лишние разговоры не было времени. Так что он просто приобнял опирающуюся на него девушку за плечи и повел в харчевню, стараясь попадать в такт неровным шагам.
Хозяин, тот еще пройдоха, завидев их вместе, сделал удивленные глаза, но ключ от комнаты выдал сразу, почуяв, что можно поживиться если не от Фархада, то уж точно от высокородной госпожи. Лично проводил их до двери и осведомился, подать ли достойный ужин, а еще ему привезли совершенно особенное ханумайское, прекрасное, как первый поцелуй юности…
– Таз подай, чистую ветошь и кувшин теплой воды, – бесцеремонно прервал его Фархад. – А ужин и вино через пол-стражи.
Захлопнув перед толстым носом хозяина дверь, он помог девушке сесть на постель, осторожно стянул плащ. Тронул пальцем рукав тонкой рубашки, на глазах пропитывающийся кровью. Второе красное пятно расплывалось на боку. Значит, там, в переулке, Фархаду не показалось.
– Давайте-ка посмотрим, что тут у вас, – мягко сказал Фархад, гадая, не хлопнется ли высокородное чудо в беспамятство от вида крови. Но девчонка только покосилась на испачканную рубашку и решительно закатала рукав. Когда Фархад, забрав у слуги таз и кувшин, вернулся от двери обратно в комнату, оказалось, что все не так уж страшно. Тонкую смуглую кожу на предплечье пересекала пара глубоких царапин, и Фархад, намочив чистый мягкий лоскут, осторожно стер кровь. Глянул на упрямо сжатые губы и бледноватое все же лицо, ободряюще улыбнулся.
– Ничего страшного, – сказал негромко, смочив еще один лоскут и садясь рядом. – Вот, вытрите лицо. Как ваше имя, госпожа?
– Наргис, – отозвалась спасенная, без всякого жеманства вытирая мокрой тканью сначала лицо, а потом, приподняв край рубашки, и бок. – Наргис ир… – и запнулась.
Одернув рубашку, глянула смущенно, и Фархад усмехнулся:
– Не хотите – и не надо. Имени вполне достаточно. А я Фархад. Просто Фархад.
Склонив голову набок, Наргис рассматривала его удивительно яркими зелеными глазами, на смуглом лице сиявшими, куда там изумрудам. Улыбнулась, показав дивные ямочки на щеках, глаза еще ярче просияли изнутри, так что сердце Фархада стукнуло с перебоем, и он с удивлением понял, что затаил дыхание.
Нет, это все луна виновата. Подумаешь – красивая холеная девочка. Да, девочка, хотя на вид лет восемнадцать-двадцать. Потому что явно жизнь её только баловала и нежила: те, к кому она неласкова, не улыбаются незнакомцам так искренно, словно ничего плохого случиться просто не может.
– Представляю, что вы обо мне думаете, господин Фархад, – сказала вдруг Наргис с неожиданной серьезной простотой. – Богатая дурочка сунулась в опасное место, не понимая, чем все может обернуться. А теперь вот…
Она вздохнула, комкая в красивых длинных пальцах мокрый лоскут, и Фархад мельком заметил след от перстня на указательном пальце. Значит, наследница. И явно род из знатных, если побоялась, что родовую тамгу узнают даже в обычной харчевне. И даже не совсем дурочка, если хватило соображения снять перстень.
– Ничего я не думаю, – пожал плечами Фархад, забирая лоскут и тоже вытирая кровавый след на пальцах. – Мало ли что вам нужно было. Не везде можно послать слуг.
– Я искала… одного человека, – выдохнула Наргис, запрокидывая голову и очень внимательно глядя на трещины плохо мазаного потолка. – И вы правы, господин Фархад, слуг за ним посылать было нельзя. Да и самой пойти…
Она беспомощно пожала плечами, показавшись моложе и совершенно беззащитной. Фархад вздохнул. Что за мерзавец заставил девчонку гоняться за ним по таким местам? Интересно, родичи высокородного чуда знают, где её носит? Что ж ты такая глупышка, девочка?
– Вовсе не обязательно звать меня господином, – сказал он вместо этого вслух. – Я обычный наемник и бродяга, кормлюсь клинком. А этот человек хотя бы знает, что вы его ищете?
– Хороший вопрос, – сказала Наргис с усталой отстраненностью. – Знает, наверное. Он про меня все знает, только… Ладно, неважно. Его очень долго не было в городе, а расстались мы не слишком хорошо. И вот мне говорят, что он вернулся… Понимаете?
– Понимаю, – кивнул Фархад, вставая и открывая дверь хозяину, мнущемуся на пороге с подносом. – И вы, значит, кинулись его искать? Он живет неподалеку?
Наргис неопределенно пожала плечами, мельком глянув на поднос и снова принявшись изучать потолок. Потом будто нехотя разомкнула губы:
– Живет он в Старом городе, в гостинице. А здесь иногда бывает, именно в этой харчевне. Уж и не знаю, зачем. Вообще-то, он целитель. И маг.
Фархад невольно скривился, ставя поднос на стол у окна. Маги – подлейшие из людей. Точнее, беда в том, что обычных людей они считают за говорящий скот, а настоящими людьми – только себя. Похоже, красавица Наргис, несмотря на высокий род и звенящее в карманах золото, влипла куда сильнее, чем может представить. Интересно, кто ей этот маг? Неужели любовник?
Большинство магов, которых он встречал, были стариками, уродами или тем и другим вместе. Зачем красавцу идти в маги, у него и более приятные дела найдутся. Представить Наргис рядом со старым горбуном никак не выходило, хотя если колдун приворожил девчонку… Но зачем Фархаду чужие хлопоты?
Он тоже пожал плечами, спокойно сообщив:
– Не люблю магов, уж простите. Подлый они народ, все как один.
Повернулся, испытующе глянув на Наргис, ответившей вдруг лукавой усмешкой:
– Вот и он так говорит. Что магам верить нельзя, а ему – меньше всех.
И улыбнулась с такой щемящей нежностью, что даже до Фархада докатился всплеск тихой, уже привычной тоски пополам с не желающей сдаваться надеждой.
– Наргис, – сказал Фархад дрогнувшим от внезапной жалости голосом, – стоит ли он того? Если оставил тебя одну, если не желает показываться на глаза и заставляет бегать за собой, как…
– Собачонку, – спокойно закончила она, двигаясь от края кровати так, чтоб опереться спиной на стену. – Все я понимаю, господин Фархад. Только это неважно. Правда – неважно. Простите, что слишком много болтаю, устала что-то…
Странный у них разговор получался. Высокородная девушка звала его, якобы простого наемника, господином, а у Фархада вежливое обращение уже никак не хотело слетать с языка. Наргис… На местном языке – светлячок. И вправду светлячок: вон как глаза лучатся. И кожа золотистая, как драгоценное стекло лампы, наполненной изнутри сиянием чистейшего пламени. Ох, Наргис, свет очей моих, откуда же ты взялась такая, что и отпускать не хочется. А хочется поймать это пламя в ласковые ладони, да проверить – обожжет ли?
Словно догадавшись о его мыслях, девушка посмурнела, накинула на плечи тонкое покрывало с постели, кутаясь, будто озябла. Посмотрела в глаза Фархаду потухшим взглядом, потом и вовсе опустила глаза.
– Ты бы поела, – негромко сказал Фархад. – И глоток вина не помешает. Хозяин для такого случая нашел что-то получше обычной отравы.
Наргис старательно улыбнулась шутке, растягивая бледные губы, неуверенно кивнула. Пояснила тихо, по-прежнему не поднимая взгляд:
– Благодарю, я не голодна. Вот разве что вина… Немного.
– А много и не стоит, – согласился Фархад, придирчиво осматривая бутылку. Вроде сургуч на горлышке родной, печать не смазана. Хотя местные умельцы заправляют вино сонным зельем или еще какой дрянью с таким искусством, что нипочем не распознаешь, пока не отравишься. Ладно, придется проверить по-своему.
Он ножом вскрыл бутылку, плеснул вина в пару глиняных, на удивление чистых стаканов, пригубил, покатав на языке и прислушавшись к тому, что говорило чутье. Никакой опасностью вино не пахло и на вкус не отдавало. И неплохое, кстати.
Шагнув от стола и сев на кровать от Наргис на вполне приличном расстоянии, подал стакан, и девушка без тени сомнения поднесла его к губам. Вот ведь и вправду дитя наивное. А будь Фархад в сговоре с хозяином таверны? Внутри снова плеснуло злостью на неизвестного мага, из-за которого этот светлячок зеленоглазый того и гляди вляпается в какое-нибудь дерьмо по-настоящему.
– Вкусно, – отстраненно проговорила Наргис, делая еще глоток с трудом, будто у неё ком в горле стоит. – Благодарю, господин Фархад. Мне очень неловко пользоваться вашим великодушием и причинять хлопоты.
Допив, она так и осталась сидеть со стаканом в руках, глядя в пустоту, и Фархад подумал, что девчонка в самом деле вымоталась. Только сейчас, похоже, поняла, что в переулке избежала не лучшей судьбы. Вот, кстати, переулок и ловцы людей…
– Наргис, – окликнул он зябко кутающуюся в одеяло девушку. – В переулке ведь были не простые грабители, а кто-то иной. Они тебя похитить хотели, а не просто ограбить, понимаешь?
– Понимаю, – спокойно отозвалась она, глядя мимо. – Не совсем же я дура, господин Фархад. Грабители… они другие. Не беспокойтесь, мне бы только до дому завтра добраться, а там уж найдется, кому Харузу перевернуть. И если вы позволите мне выразить благодарность более весомо, чем обычные слова…