Может, если бы я ожидала этого, его предложение не обрушилось бы на меня валун, за которым последовал взрыв ядерной бомбы в том месте, где когда-то было сердце.
У меня подогнулись колени. Горечь и что-то близкое к мукам охватило меня, но я собралась с силами, повернулась к Луи и кивнула.
— Думаю, твоему отцу бы это понравилось. Спокойной ночи, Лулу.
— Спокойно ночи, — выкрикнул он, когда я закрыла дверь и, прикусив губу, с трудом сглотнула.
Боже мой.
Боже мой.
В носу засвербило. На глазах выступили слезы. Я часто задышала, пытаясь найти силы, чтобы справиться с болью, которая рвала меня на части.
Почему жизнь такая несправедливая?
Почему не становится легче? Почему это должен был быть мой брат? Родриго не был идеальным, но он был моим братом. Он любил меня, даже если я и действовала ему на нервы.
Почему?
Неожиданно раздался голос Джоша:
— Тетя Ди.
Черт.
— Ты готов ко сну? — хрипло произнесла я.
— Да, — ответил он и тут же раздался скрип кровати.
Я вытерла слезы тыльной стороной руки, а потом подняла футболку и высморкалась. После чего сделала глубокий вдох, который не особо помог, но я не могла не пожелать Джошу спокойной ночи.
Когда мне, наконец, удалось взять себя в руки, я выдавила улыбку и просунула голову в его комнату. На кровати лежал Джош и, конечно же, мой третий парень — Мак, который тут же замахал хвостом прямо перед лицом маленького хозяина.
— Что за историю ты рассказала Лу? — поинтересовался Джош, будто чувствуя, как мне сейчас больно.
— О твоем отце и носках.
Он улыбнулся.
— Я знаю ее.
— Правда? — спросила я и присела на край кровати, после чего положила одну руку на Мака, а вторую — на Джоша. Если он знал, что я расстроена, то смысла скрывать это не было.
— Да, он рассказал мне.
Я удивленно приподняла брови.
Джош пожал плечами и посмотрел на меня.
— Однажды, когда мы были в парке, мне пришлось воспользоваться одним из его носков, — покраснев, ответил он.
На моих глазах снова выступили слезы. По крайней мере, Родриго рассказал об этом Джошу. Оставил ему о себе еще одно воспоминание.
— Мне тоже приходилось пару раз переодевать нижнее белье на изнанку. Ничего страшного.
Такое случается.
Он в ужасе посмотрел на меня.
— Какая гадость!
— Чего? А подтирать зад грязным носком — это не гадость?
— Это совсем другое! — заявил Джош.
— С чего бы это? — поинтересовалась я, вспоминая как мы с Родриго сотню раз спорили на эту тему.
— Потому что! Ты девочка!
Я закатила глаза.
— Боже, заткнись. Это нормально. И то, что я девочка, а ты мальчик, не имеет значения. Но девочкой быть лучше. — Я ткнула в него пальцем.
Джош покачал головой и вздрогнул, якобы шокированный моими словами. Я лишь вновь закатила глаза.
— Ложись спать.
— Я и так лежу.
Я усмехнулась, и он усмехнулся в ответ.
— Я люблю тебя, Джош.
— Я тоже люблю тебя.
Я поцеловала его в щеку, а потом чмокнула и Мака. Мне даже стало немного легче. Но этого было недостаточно.
Порой я чувствовала себя изменницей из-за того, что слишком сильно любила их. Потому что они не должны были быть моими детьми. И единственная причина, по которой это стало возможным, — ужасное событие в нашей жизни.
Мне было очень больно. Как уже давно не было. На глазах выступили слезы, в носу захлюпало, и на секунду я подумала о том, чтобы закрыться в шкафу и выплакаться. Как я всегда делала, с самого детства. Но это место было слишком старым, а шкаф слишком маленьким. Кухня, гостиная, столовая и прачечная тоже не подойдут.
Не успела я хорошо подумать, как уже закрывала за собой входную дверь и тяжело дышала. В глазах стояли слезы, а горло, казалось, распухло в два раза. Я села на верхнюю ступеньку и скрючилась, пытаясь унять боль. Мне было тяжело дышать, а слезы все капали и капали.
Жизнь такая несправедливая. Но… ничего личного. Я знала это. Так говорилось в брошюрах, которые я читала после смерти Родриго. Но это знание не помогало.
Боль потери не становилась меньше. Я не переставала скучать по брату. Ничто и никогда не заполнит пустоту после его смерти, которая осталась в моей жизни, жизни мальчиков, моих родителей и даже Ларсенов.
Я даже не пыталась вытереть слезы и высморкаться.
У него было двое детей, жена, дом и любимая работа. Ему было всего тридцать два года, когда он умер. Тридцать два. Через три года мне самой исполнится тридцать два. Мне до сих пор кажется, что у меня впереди вся жизнь. Он, наверное, думал так же.
Но его больше ничего не ждет. Вот он жив, а через минуту — уже нет. Как-то так.
Боже, я безумно скучала по его дурацким шуткам и упрямости. Как он не давал мне спуску ни в чем. Родриго был больше, чем брат для меня. Больше, чем друг. Он учил меня водить машину и помог заплатить за курсы стилистов. Он научил меня всему.
Я с удовольствием вновь стала бы эгоистичной идиоткой с ужасным вкусом в отношении мужчин, если только это могло бы вернуть его обратно.
Я скучала по брату. Очень. Сильно.
— Ты в порядке? — внезапно раздавшийся голос чуть не довел меня до инфаркта.
Я подняла взгляд, даже не потрудившись вытереть слезы и нос. Как кто-то мог подойти ко мне незамеченным? Я покачала головой Далласу, который стоял на нижней ступеньке, и призналась:
— Не совсем.
— Я так и понял, — мягко произнес он. — Не знал, что можно плакать, не издавая ни звука.
Сосед нахмурился и пристально посмотрел на меня.
Я шмыгнула носом и прикусила нижнюю губу, будто это могло помочь остановить слезы. Но они продолжали катиться по щекам, несмотря на то, что мозг требовал прекратить это.
— Голова все еще болит? — тихо поинтересовался Даллас.
Я пожала плечами и вытерла слезы. Да, болит, но не так сильно, как сердце.
— Что-то случилось с мальчиками?
Я снова покачала головой, боясь открыть рот и громко зареветь перед этим мужчиной.
Он обернулся и потер шею, после чего со вздохом повернулся ко мне.
— Если ты хочешь поговорить… — Даллас почесал щеку, чувствуя себя неловко. Не могу винить его за это. Мне тоже не хотелось, чтобы свидетелем моего горя стал человек, который плохо думал обо мне в начале нашего знакомства. — Я буду молчать, — наконец, добавил он, вынуждая меня поднять взгляд. Легкая улыбка на суровом лице была столь неожиданной, что застала меня врасплох.
Рассказать ему? Практически незнакомцу? Поделиться с ним тем, чем я не делилась даже с родителями? Но как описать самое худшее событие в своей жизни? Как объяснить, что твой брат умер, и твоя жизнь изменилась навеки?
Я не была замкнутым человеком, не способным делиться чувствами, но это… это было совсем другое. И не имело ничего общего с жалобами на маму подруге.
— Я не… Я не… — Я захрипела. — Я… я ненавижу это. Я не жду от тебя жалости или внимания…
Сосед опустил голову и сглотнул.
— Я уже говорил тебе, что знаю это, — все так же тихо произнес он. — Я думал, что мы разобрались с этим?
Я шмыгнула носом.
Даллас снова вздохнул и посмотрел на меня своими орехового цвета глазами.
— Давай, прекращай плакать, — мягко попросил он.
Я хотела ответить ему согласием, но не могла произнести ни слова из-за икоты.
— Я не пытаюсь у тебя что-то выведать.
Я тяжело дышала, пытаясь сдержать молчаливые слезы. Мне хотелось сказать ему, что со мной все в порядке или, по крайней мере, будет в порядке, но вместо этого у меня затряслись плечи и рот сам собой произнес:
— Он хочет, чтобы я купила ему носки.
После короткой паузы, Даллас переспросил:
— Что?
— Луи хочет, чтобы я купила ему носки.
Несмотря на слезы, застилавшие глаза, я видела, как у соседа отвисла челюсть, и он побледнел.
— Ты не можешь… купить ему носки?
Я приложила руку к сердцу, будто пытаясь унять боль.
— Нет, могу. — Я вытерла лицо и отметила про себя, что Даллас, наконец, закрыл рот. — Раньше я дарила носки своему брату, а теперь Луи просить дарить носки ему, потому что я не могу… не могу больше… дарить их брату.
— Дело ведь не в носках? — после короткой паузы поинтересовался Даллас.
Он даже не знает. Откуда ему знать? Дело не в чертовых носках. По крайней мере, не совсем. Дело во всем и понемногу. В жизни и в смерти, в черном, белом и сером. Дело в том, что я должна была быть сильной, когда у меня не было на это сил. Что я должна была жить дальше, когда мне хотелось умереть. Я знала, что мои слова не имели для него никакого смысла. Но как я могла ему все объяснить? Как могла рассказать, что часть меня умерла со смертью брата, и я изо всех сил пыталась сохранить остатки себя в целостности, едва удерживая их вместе с помощью скрепок и изоленты.
— Я скучаю… — Клянусь, моя грудь взорвалась от боли. Я не могла выдавить ни слова. Или, быть может, не хотела. Я редко с кем говорила о Родриго, только если с Ван. Но Ван была моей названной сестрой.
— Мой брат умер, а я безумно скучаю по нему, — прохрипела я то, что никогда не сказала бы маме и папе. Зато сказала человеку, который жил через дорогу от меня. Я прижала ладонь ко рту, будто пытаясь унять свою боль. — Я очень скучаю по нему.
— Прости, я не знал, — мягко ответил Даллас.
— Мне… мне тяжело говорить об этом. — Я передернула плечами и вновь прижала ладонь ко рту, чувствуя, как на меня со всей силы обрушивается горечь утраты.
Почему эта боль не утихает со временем?
— Мне приходится рассказывать Луи истории, потому что он плохо помнит его. Уверена, что Джош тоже. И они вынуждены жить со мной. Со мной. Он оставил их мне. — Из глаз вновь ручьем потекли слезы. Я до сих пор не могла поверить в это. Из всех людей в мире они с Мэнди выбрали меня. — О чем он думал. У меня нет опыта. Что, если я все испорчу?
Я и забыла, что Даллас ничего не знает о моем брате. Ему не понять, почему я так сильно скучала по нему. Откуда?
— Господи Иисусе, — пробормотал он и посмотрел на меня так, будто не знал, что сказать.
— Прости, — вытерев лицо, произнесла я. — Сегодня был длинный день, и ты уже много сделал для меня. Прости. Это все Луи и чертовы носки.
Сосед продолжал внимательно смотреть на меня.
— Мальчики… они оба… дети твоего брата?
Я кивнула и шмыгнула носом.
На мгновение выражение его лица изменилось, но он тут же нахмурился. После чего открыл рот… и снова закрыл его. Передернул плечами и покачал головой. И, наконец, произнес:
— За что ты извиняешься? Ты просто расстроена и скучаешь по брату.
Я была настолько потрясена, что даже не кивнула.
Теперь Даллас смотрел на меня как на сумасшедшую.
— Ты сама почти ребенок, а воспитываешь двоих детей. И переживаешь о том, какими людьми они вырастут.
Я откинула голову назад и зажмурилась, пытаясь взять себя в руки. Одновременно с этим издав булькающий звук, давая понять, что услышала его.
Прошло несколько минут. Я не хотела смотреть на соседа, поэтому и не смотрела. В конце концов он уселся на вторую ступеньку, так близко, что его рука касалась моей ноги.
— Сколько времени прошло?
— Два года, — прохрипела я. — Самые долгие два года в моей жизни.
Он тяжело вздохнул, и я, наконец, подняла на него взгляд. Даллас сидел, задрав голову вверх. Мимо нас проехала машина.
— Мне было столько же лет, сколько Джошу, когда умер мой отец, но я до сих пор по нему скучаю. За два года может произойти множество событий, но это недостаточно долго, чтобы боль утраты стала меньше, — спокойным и, где-то даже милым голосом, произнес сосед. — Тот, кто не согласится с этим, никогда никого не терял.
Лучше сказать было невозможно.
— Да, это недостаточно долго. Даже и близко, — согласилась я. — А ты… все нормально сейчас? Тебе стало легче? — поинтересовалась я, не ожидая, что он ответит. — Иногда я забываю о том, что не могу позвонить ему или рассказать что-нибудь смешное. Что не могу попросить его помочь исправить мои ошибки, пока о них не узнал отец. — Сколько раз так было? Я икнула, с каждой секундой все больше скучая по Родриго.
В горле запершило. По подбородку текли то ли слезы, то ли сопли. Но мне было наплевать.
— Я никогда больше не увижу его. Он никогда больше не ткнет меня тортом в лицо. Родриго был засранцем, но моим засранцем. И я хочу его обратно. — Слезы вновь потекли по лицу ручьем, а в груди все сжалось.
— Засранец или нет, но он был членом твоей семьи.
Я не могла перестать реветь.
— Я знаю. Он был у меня двадцать семь лет. А мальчикам не было отпущено и половины этого срока. Это несправедливо. Если бы что-то случилось со мной, то все было бы совершенно иначе. — Я вытерла слезы тыльной стороной руки. — Это так, черт возьми, несправедливо по отношению к Джошу, Лу и моим родителям.
Даллас посмотрел на меня через плечо. Свет от лампочки на крыльце очертил его мужественную челюсть и прямой длинный нос.
— Я не стану спорить с тобой насчет несправедливости. Потому что ты права. Я не знаю, почему некоторые люди умирают, а некоторые продолжают жить. Но мы ничего не можем с этим поделать. Не стоит чувствовать себя виноватой в том, что ты здесь, а его нет.
Я застонала и покачала головой.
— Диана, — успокаивающе произнес он голосом, совсем не похожим на обычный. — Я достаточно видел, как вы общаетесь. И… никогда не скажешь, что они не твои. Ясно как день, что мальчики любят тебя гораздо больше, чем просто тетю. И этого не было бы, делай ты что-то неправильно. Я не знаком с твоим братом, но если он сейчас наблюдает за тобой, то знает, что сделал правильный выбор.
В его словах и голосе было что-то, отчего мне стало легче. Совсем немного легче. Я шмыгнула носом и подумала о том, насколько мы трое привязаны друг к другу. Может, сама ситуация, которая связала нас, и была ужасной, но я любила мальчиков больше, чем кого бы то ни было в этом мире.
— Они и правда любят меня. Всегда любили.
Даллас пожал плечами так, будто только что разрешил какую-то великую тайну.
— У меня нет детей, но у многих друзей — есть. Если тебе станет легче, то на мой взгляд ни один из них не знает, что он делает большую часть времени. Моя мама уж точно не знала.
Естественно, я не поверила ему, но у меня не было настроения спорить.
— Твой брат оставил их тебе по завещанию?
Я кивнула и, обхватив ноги руками, уперлась подбородком в колени.
— Да. Таково было их с женой желание. Что я буду опекуном, а не дедушки с бабушками. Я. Идиоты. У меня никогда не было даже собаки. — Мне было тяжело вспоминать те месяцы после смерти Родриго, особенно если в этих воспоминаниях всплывала Мэнди. Все началось с того, что я забрала мальчиков ненадолго, потому что она была убита горем, а в итоге это временное превратилось в постоянное.
Даллас кивнул, продолжая с любопытством наблюдать за мной. В его глазах так и читался вопрос: «Что произошло с их матерью?»
Я ответила ему молчанием. Некоторые вещи невозможно рассказать словами.
Он пристально смотрел на меня несколько минут, а потом будто понял мой мысленный посыл.
— Судя по всему, он любил своих детей. И если оставил их тебе, значит, считал, что ты справишься.
Нет, они должны были остаться с Мэнди, а не со мной.
— Наверное. Никто не будет любить их так, как я. — Это была правда. Ради них я взяла себя в руки, когда остальные члены семьи не смогли сделать этого. Все ради любви к двум мальчиком, которые украли мое сердце еще до своего рождения.
— У них же есть и другие родственники? — поинтересовался Даллас. — Мне кажется, что я видел их дедушек и бабушек?
— У них есть еще одна тетя. Она замечательная, но… — Я помотала головой. — Если бы мальчики достались ей, я бы, наверное, подала в суд. Хотя, зная Джоша и Луи, они бы сбежали от нее, чтобы жить со мной. Я их любимица. — Произнеся эти слова вслух, я почувствовала себя намного лучше. Это была правда. Я всегда знала это, но порой забывала. Кто еще мог бы делать эту работу лучше меня? Другая тетя? В ее чертовых мечтах. Ларсены были отличными людьми, но не смогли бы заниматься ими постоянно. Им было уже под семьдесят; у них поздно родились дочери. А мои родители… они были хорошими даже несмотря на строгие правила, но так и не смогли стать прежними после смерти Родриго. Но вряд ли я когда-нибудь кому-то расскажу об этом, даже лучшей подруге.
Сосед издал звук, который мог означать что угодно. Однако я заметила, что этот сильный грубоватый мужчина, кажется, расслабился. Он посмотрел на меня, а я не стала отводить взгляд.
Я улыбнулась, наверное, самой страшной и всех своих улыбок, и он ответил мне тем же.
— Спасибо за твои слова, они помогли мне, — шмыгнув носом, произнесла я.
Даллас пожал плечами, будто не сделал ничего особенного.
— Я ценю это.
— Я просто посидел рядом. — Сосед вновь пожал плечами. — Мы все делаем ради семьи то, на что никогда не пошли бы ради кого-то другого.
— Это точно, — пробормотала я, цепляясь за его слова. Что поделать, я была любопытной и слишком мало знала о мужчине, который теперь занимал не последнее место в жизни Джоша. — Ты разрешил своему брату жить с тобой. Уверена, ты знаешь, о чем говоришь. — Его брат, судя по всему, был еще тем придурком.
Даллас покачал головой и устремил свой взгляд через дорогу. Мышцы на его плечах и шее напряглись.
— Мой брат ведет себя как кусок дерьма так долго, что уже позабыл, каково это — быть нормальным. Я до сих пор не выставил его из дома только потому, что у него больше никого нет. Маму он достал. Бабушку тоже. Если и я откажусь от него… — Он прочистил горло и посмотрел на меня через плечо. В его глазах была столько боли… Я, человек, который жил с такой же болью, понимала его. — Я не откажусь. Но это не важно…
Мои руки покрылись мурашками. Семья есть семья.
— Я давно его не видела.
— Я тоже.
Я посмотрела на Далласа.
— Думаешь, с ним все в порядке?
— Да. Он просто разозлился на меня, ничего необычного.
А я считала своего брата придурком. Я снова вытерла лицо тыльной стороной ладони.
— Могу я тебя кое о чем спросить?
— Не знаю, — мгновенно ответил он.
— Не знаешь чего? — выпрямившись, поинтересовалась я.
— Я не знаю, почему он подрался в ту ночь, когда ты помогла ему. Он ничего не рассказал мне. Но парни в клубе…
Он имел в виду байкерский клуб, в котором состоял Трип?
— …сказали, что брат, вроде, связался с замужней женщиной. Мне он сообщил лишь о том, что все решил, и ничего подобного больше не произойдет, — суровым голосом объяснил он.
— Понятно. — Я положила щеку на колено. — Кстати, мне жаль твоего папу. Я вижу, как больно Джошу и Луи, и ни один ребенок не должен проходить через подобное. Я сама едва справляюсь с этим.
— Он довольно долго болел, — спокойно произнес Даллас. — После его смерти мне много времени уделял лучший друг отца и дяди. Я справился со всем только благодаря им. Если ты будешь рядом с мальчиками, то с ними все будет хорошо. Поверь мне.
Какое-то время мы сидели молча, наслаждаясь хорошей погодой, отсутствием комаров и относительной тишиной. С каждой минутой мне становилось легче и, наконец, горечь утраты стала вполне терпимой.
— Спасибо, что взял Джоша в команду.
Даллас расправил плечи и посмотрел на меня.
— Я не брал его в команду. Он заработал это право, — объяснил сосед.
Я стерла с лица остатки слез и шмыгнула носом.
— На отборе он был самым лучшим, — сказала я.
Даллас склонил голову набок и второй раз за вечер улыбнулся с закрытым ртом. Он не подтвердил и не опроверг мои слова, тогда я добавила:
— Это правда.
Его улыбка стала шире, а щеки, клянусь, слегка покраснели. Я ухмыльнулась, несмотря на то, что глаза сильно опухли от слез. Я ненавидела, когда меня жалели, потому что не знала, как на это реагировать.
— Ты знаешь это. Я знаю это. Все в порядке. Я понимаю, что тебе не хочется выделять любимчиков. — Даллас хрипло усмехнулся. А я шмыгнула носом в последний раз и быстро произнесла то, что хотела сказать ему уже давно: — Знаешь, ты не должен был отстранять меня от посещения тренировки.
Усмешка переросла в смех.
— Ты все еще зациклена на этом?
Я отметила про себя, что у него очень приятный смех. Грудной. Искренний. Нет, он все еще оставался придурком из-за того, как относился ко мне до перемирия, но теперь я была готова простить его гораздо быстрее.
— Ты начала это, а я не могу выделять любимчиков. Сама сказала. — Он усмехнулся еще раз, после чего тихо произнес: — Кстати, я больше не видел ту машину.
Ту машину? А, он об Аните. Черт.
— Я тоже. Не думаю, что она снова появится. Это из-за нее у меня сегодня мигрень. Но спасибо, что приглядывал за нами.
— Не за что. — C этими словами он встал и отряхнул шорты. Мне пришлось заставить себя смотреть ему в глаза. — С тобой все будет в порядке.
— Со мной все будет в порядке, — подтвердила я, повторив его же слова. — Спасибо за… все.
Внезапно Даллас хлопнул по карманам и воскликнул:
— Я же пришел, чтобы проверить не оставил ли у тебя кошелек. Не против, если я посмотрю?
ГЛАВА 13
— Мне кажется, что ты купила мало пива, — на испанском отметил папа.
Я кинула на него взгляд через плечо и высыпала еще два пакета льда поверх бутылок.
— Pa, это день рождения Джоша. И напиваться совсем не обязательно. Я купила по полкоробки газировки, воды и сока разного вида. Так что можете упиться «Капри Сан».
Он недовольно посмотрел на меня.
— Могла бы купить и больше пива, или сказала бы мне, и это сделал бы я.
Только в моей семье взрослые приходят на детскую вечеринку, ожидая, что им проставят пиво.
Отец и так купил мясо для барбекю. А я потратила почти все деньги на вечеринку, и это учитывая скидку от клиента, который сдает в аренду столы, стулья и батуты для праздников. К счастью, у меня уже была надувная водная горка.
Я в очередной раз напомнила себе, что сегодня главное, чтобы Джош был счастлив. И Луи.
Все остальные могут идти в задницу, если им мало пива, черт возьми. У меня что, по их мнению, денег куры не клюют?
Боже, я превращалась в свою маму.
— Все будет в порядке, — пробурчала я ему и, хлопнув по спине, направилась в дом, чтобы взять темно-синюю скатерть, которую я использовала для дней рождений мальчиков последние два года. Мама крутилась на кухне: раскладывала по подносам овощи и закуски, которые я купила. Она нервно улыбнулась мне, как и всегда, когда мы ожидали гостей.
В детстве мы с Диего всегда прятались в дни праздников. Потому что мама, которая обычно была очень чистоплотным, щепетильным и любящим человеком с приятным характером — пока ты не сделал чего-нибудь, что могло разозлить ее — превращалась в ходячий кошмар. Мне всегда было не по себе, что мы не помогли ей в такие дни, но слушать то, что она говорила, пытаясь сделать все идеально, было ужасно. Несколько раз Родриго даже слал мне сообщения с советом «бежать», если вдруг на маму находило подобное настроение.
И в данном случае, несмотря на то, что это был мой дом, и в гостях должны были быть лишь дети, члены семьи и ближайшие соседи… я не ожидала ничего иного. Едва переступив порог, она пожаловалась на отсутствие чистящего средства для плинтусов, после чего намочила полотенце и начала их протирать. Закончив с ними, мама посетила ванные комнаты, чтобы убедиться, что на стенах нет пятен мочи или других продуктов жизнедеятельности человека.
Именно поэтому мне совершенно не было стыдно за то, что я улыбнулась ей и постаралась как можно скорее смыться из дома, чтобы заняться украшением двора.
Коробка с украшениями стояла в гостиной, где я и оставила ее. Из комнаты Джоша раздавались громкие крики — скорее всего, Джош и Луи играли в приставку.
— Парни, не хотите помочь мне украсить двор? — поинтересовалась я, притормозив в гостиной, и получила ответ: «Дай нам пять минут!».
Уж я-то знала эти пять минут.
— Ну серьезно! Чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее вы сможете вернуться к игре.
— Ладно! — недовольно выкрикнули мне.
Я постаралась незаметно проскользнуть мимо кухни к задней двери, надеясь, что мама не заметит меня. Она и не заметила. Слава богу!
К моему удивлению мальчики вышли на улицу спустя всего несколько минут. Луи сразу же хмуро поинтересовался:
— Что не так с Abuelita?
— Она всегда немного «ку-ку» во время праздников, Лу. — У него было такое выражение лица, когда он посмотрел через плечо на дверь, которая вела на кухню, что я рассмеялась. Бедный ребенок и не знал, что моя мама может быть такой.
Мы развесили украшения, несмотря на то, что водяная горка так и манила нас, и умудрились закончить все за пятнадцать минут до того, как должны были начать собираться гости.
— Диана, а ты пригласила соседей? — поинтересовался отец со своего место у гриля.
— Да. — Я решила, что, если сделаю это, то они не станут возмущаться, когда мои гости начнут парковаться возле их домов. Два дня назад Лу и Джош обошли всех соседей и оставили им приглашения на крыльце, пока я ждала на веранде с Маком. Я заставила их подписать конверты и чуть не умерла со смеху, когда увидела, как Луи написал имя Далласа.
— Привет! — раздался женский голос по другую сторону забора.
Мы все — я, отец, Джош и Луи — повернулись в сторону говорящего и увидели четыре торчащих из-за забора лица. Три из них улыбались, четвертое — с натяжкой, но это были хорошо знакомые и любимые лица. Более высокая из двух женщин была той, чье лицо я видела по телевизору месяц-два назад. Хорошенькая, немного старше меня; когда-то я завидовала ей, потому что она была крутой и красивой.
Но это было в детстве. Моя кузина была замечательной, в частности потому, что никогда не задирала нос в школе. Я, наверное, была более высокомерной сучкой, чем она.
— Сал! — заорала я. — Входи.
Она улыбнулась и открыла дверь. Кузина зашла первой, за ней появилась ее мама, моя тетя, папа, брат моего отца и последним вошел ее муж. Мне кажется, что я никогда не привыкну называть этого мужчину мужем Сал. Все те разы, когда мы встречались с этим бывшим футболистом, я лишь дважды набралась храбрости посмотреть ему в глаза.
Сал с улыбкой направилась ко мне, вытянув руки, будто мы не виделись несколько лет. Что было правдой, потому что лично мы встречались последний раз почти два года назад. Большую часть года она жила в Европе, поэтому ей редко удавалось выбраться домой.
— Прости, что появилась на празднике без приглашения…
— Заткнись, — пробурчала я, обнимая ее. — Я даже не знала, что ты в городе.
— Мы прилетели вчера. Я хотела сделать сюрприз родителям, — объяснила она, крепко прижимая к себе. После чего отстранилась и снова улыбнулась. Я ответила ей тем же. Сал была намного выше меня, но у нас были одинаково стройные фигуры и отцовские глаза. Только ее подтянутое мускулистое тело было результатом тренировок, а мое — поеданием «Поп-Тартов» и хороших генов. В общем, обычное, как моя жизнь. Кожа Сал была немного светлее, благодаря ее маме, а лицо веснушчатое. Несмотря на это, мы были очень похожи. Родители говорили, что когда мы были детьми, то всегда представлялись сестрами.
— Рей! — крикнула она через плечо.
Тетя и дядя в этот момент обнимались с моим отцом, а Рейнер — мне с трудом удавалось не называть этого человека по имени, под котором его знало пол мира — стоял рядом с ними. Услышав свое имя, он что-то сказал моему отцу и подошел к нам — высокий, стройный и слишком привлекательный.
Чудом, но мне удалось удержать на лице обычное выражение. В конце концов, он был мужем моей любимой кузины. Любовью всей ее жизни. Только попробуй подкатить к нему. Может, сейчас она и уравновешенная дама, но Сал не всегда была такой. Как говорится, можно вывести девушку из деревни, но деревню из девушки — никогда.
— Рей, ты помнишь мою кузину Диану?
— Привет, — Я хихикнула, но тут же взяла себя в руки и протянула ему ладонь. Надеяться на объятия не стоило. Единственными, кого он при мне когда-либо обнимал, были Сал, ее родители и моя мама. Она потом три месяца вспоминала об этом событии.
— Привет, — ровно произнес он и пожал мне руку.
Я быстро перевела взгляд на кузину, чтобы не быть пойманной на том, что пялюсь на самого сексуального сорокадвухлетнего мужчину в мире слишком долго. И спокойно улыбнулась ей, будто меня и не касался только что человек, который стоит более трехсот миллионов долларов.
— Ты голодна? У нас есть вода.
— Я бы попила воды и поела, — ответила Сал. Рейнер подошел ближе и обнял ее за плечи. — Ди, а где твоя мама? Мне нужно поздороваться с ней, пока…
— Саломея! Mija! — внезапно закричала мама со стороны черного входа.
Mija! Ее доченька. Господи Иисусе.
Я едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Она никогда не называла меня так. С тех пор как Сал вышла замуж, все обращались с ней как со знаменитостью, а не как с ребенком, который упал с дерева и сломал руку в нашем доме в Эль-Пасо. В этом плане мама была хуже всех и это сильно действовало мне на нервы. А, может, я чуточку, совсем чуточку, ревновала, что она восхищалась и гордилась моей кузиной больше, чем мной.