Когда Иванов с мертвенным стуком ударился головой об пол, помощник Папы слегка протрезвел. Потому что должен был держать ответ перед Папой. Который разрешил припугнуть. Но не разрешал убивать. Папа строго придерживался правила зуб за зуб, око за око. В прямом смысле придерживался. А здесь базар шел не за зуб. И не за око. Здесь базар шел за жизнь.
— Ну ты чего? — озабоченно спросил Шустрый, слегка ударив лежащего без сознания Иванова по Щеке. И ударил еще раз, но уже сильнее.
Иванов застонал и слегка шевельнулся.
Живой... Слава Богу, живой!
Приведите его в себя. И приведите в порядок, — распорядился он, быстро собирая в пакет разбросанные по столу пистолеты, баксы и дискеты. — Я за Папой. Шкраб, Толстый, Хмырь и Серый, со мной...
Когда Шустрый подходил к Папе, у него противно потели ладони и подрагивал левый глаз. У Шустрого всегда подрагивал глаз, когда он боялся. Сейчас он боялся очень сильно. Потому что не знал, жив ли еще тот чертов Иванов или отдал Богу душу.
— Ну что там? — спросил Папа.
— Все в порядке.
— Что в порядке?
— Все. Иванов на месте. Братва за ним присматривает.
— Ты с ним поговорил?
— Поговорил. Как ты велел, Папа. И попугал.
— Сильно попугал?
— Да нет, не очень.
— Он что-нибудь сказал?
— Нет. Ничего не сказал. Издевался. Анекдоты рассказывал. Про бабу, голого любовника и шкаф.
— Про какой шкаф?
— Ну про шкаф, где он сидел, потому что к его бабе другой хмырь приканал. И что он потом одежду этого хмыря надел, когда после шухера с той хазы линял.
— А может, это не анекдоты? Может, правда?
— Правда такой не бывает.
— Правда разной бывает. Ты же сам засомневался, когда его увидел. Сам сказал, что он на чухана похож.
|
|
— Был похож. Вначале. А потом, когда я его... когда я с ним говорить начал, перестал быть похож. Я ему по роже кулаком, а он мне анекдот. Я ему снова, а он опять травит. Какой же это чухан, который в морду не боится? Который на каждый удар клыки скалит. Чухан давно бы скис. А этот... Я ему по почкам — а он насмешки строить. Я его чуть не убил, а он снова за свое...
— Не убил?
— Нет, нет, не убил. Ты же сказал. Я помню...
— А вещи он свои опознал?
— Опознал. Сказал, что его. И что он с тех шпалеров стрелял. В нашу братву стрелял...
— Значит, говоришь, все-таки не чухан?
— Нет. Не чухан. Мент. Хитрый мент. Который под чухана косит, когда его за жабры берут.
— Почему именно мент?
— Потому мент! Потому что я тебе еще раньше говорил. Вот, — вытащил Шустрый изъятое у пленника удостоверение, — подполковник. Это тебе не хрен собачий. Оттого и стреляет как бог. И вообще...
Папа внимательно рассмотрел удостоверение. И даже покрутил вокруг своей оси, чтобы прочитать все буквы на печати.
— Не мент он.
— А кто?
— Он хуже мента. Чекист он.
— Один хрен — мусор!
Папа послюнявил палец и потер печать.
— Не скажи. Чекист против мента круче будет. Если, конечно, эта ксива не липа.
— Почему липа?
— Потому что слишком новая и слишком чистая. Как будто только что из типографии.
— Не, Папа. Не липа. За ксиву не скажу. Ксива, может быть, и липа, а сам он — точно нет. Я его лично... Я его в деле видел. Он ни хрена не боится.
Ни драки, ни боли. Он даже смерти не боится! И опять же он стрелял. И пули его в нашей братве...
— Ладно, посмотрим, какой он мент. Сам посмотрю. Вечером. Когда он от твоих «разговоров» очухается. Очухается?
|
|
— Папа! Я только пугал. Как ты велел. Ну гадом буду, только пугал!..
Глава шестьдесят пятая
— Не надо группу захвата, — сказал генерал Трофимов. — Пусть возвращаются в казарму.
— Почему? — удивился майор Проскурин.
— Потому что если группа захвата, то много шума. И много вопросов со стороны вышестоящего начальства. А нам шуметь ни к чему. Мы свое дело тихо должны делать. На цыпочках.
— А кто же тогда? Если не они?
— Кто? Мы с тобой. Потому что больше некому. Так что давай готовь своих людей. Самых-самых. Которые умеют держать язык за зубами.
— А вы, товарищ генерал, вы разве тоже?
— Я тоже. Если ты меня, конечно, под свое командование возьмешь...
— Товарищ генерал!..
Через два часа с небольшим группа из шести человек во главе с генералом Трофимовым выдвинулась на рубеж атаки. Все, в том числе генерал Трофимов, были в бронежилетах третьего класса защиты, в касках с пуленепробиваемыми забралами и в маскировочных, вроде забитой тиной рыболовной сети, накидках.
Бойцы были в жилетах, в касках, но без привычных для такого рода экипировки автоматов. Совсем без автоматов.
— Использовать только приемы рукопашного боя, холодное оружие и шокеры, — предупредил генерал, — пистолеты — в самом крайнем случае.
— А если они будут стрелять?
— Если они успеют выстрелить и успеют попасть, значит, мы хреновые разведчики. И туда нам и дорога!
— Сколько их там всего?
— Было семнадцать. Пятеро уехали. Значит, осталось двенадцать. По паре на брата. И еще «объект». Которого желательно живым. Еще вопросы есть?
|
|
Больше вопросов не было. Все было согласовано и решено по дороге. На месте довольно было нескольких минут, чтобы привязать разработанный план действий к топографии местности.
— Начало через тридцать пять минут. Сверим часы...
Бойцы разделились на две группы и расползлись по кустам, примыкающим к забору. Три приданных группе силового воздействия снайпера забрались на деревья, чтобы при возникновении экстраординарных обстоятельств, вступив в бой, прикрыть своих товарищей. Еще несколько, изображая праздно шатающихся бездельников, патрулировали прилегающую территорию, заговаривая, отвлекая и оттесняя случайных прохожих от места действия.
— Готовность — одна минута.
Два бойца с двух сторон подползли к передним дверцам стоящей на площадке перед домом легковушки, где несли службу внешние, охранявшие периметр двора часовые. Разом взялись за ручки и, наблюдая за действиями друг друга под днищем машины, приготовились к атаке.
Три — выставил три пальца один из бойцов.
Два — прижал один палец.
Один! Бойцы одновременно рванули дверцы на себя.
Увидели безмерно удивленные, развернувшиеся в их стороны лица. Увидели расслабленные, лежащие на коленях возле оружия руки и резко и сильно ударили противников кулаками по шеям.
Потом выпрямили сползших по сиденьям «быков», притянули их к спинкам ремнями безопасности и повернули их безвольно откинувшиеся на подголовники головы лицами друг к другу. Чтобы со стороны было видно, что часовые на месте, что сидят в машине, смотрят по сторонам и друг на друга и от скуки травят байки.
— Сделано! — сказал один из бойцов в прикрепленный на уровне рта с внутренней стороны забрала микрофон.
Внешние часовые были сняты. Без единого выстрела. Путь в дом был свободен.
Бойцы сползлись к двум, основному и запасному, входам, вытащили специальные отмычки и, с минуту поковырявшись в замках, открыли двери.
Все дальнейшие их действия повторяли отработанные на многочисленных, максимально приближенных к реальности тренировках приемы силового проникновения в охраняемые помещения. Вначале тихое, бесшумное продвижение вдоль стен, а потом, когда соблюдать звуковую маскировку уже не представляется возможным, одновременная, мгновенная, жесткая атака.
Первые двое «быков», прикорнувшие после «банкета» в удобных креслах, умерли совершенно тихо и совершенно безболезненно. Потому что во сне. А вот с третьим не повезло. Третий успел прореагировать. Он услышал скрип половиц у себя за спиной и крикнул «Шухер!», прежде чем потерял сознание, получив мощный разряд электрошокера в шею.
— Теперь быстро! — скомандовал отвечающий за операцию майор Проскурин.
Бойцы, и среди них такой же рядовой, как все прочие, генерал Трофимов, высадив плечами двери, ввалились в главную комнату, где находились все оставшиеся «быки» и охраняемый ими «объект».
На мгновение все — и те, кто уже был в помещении, и те, кто только что ввалился, — замерли друг против друга. И увидели друг друга. Как на фотографии.
Бойцы увидели растерянные, недоумевающие глаза «быков». «Быки» увидели какие-то бесформенные, в «сетках», «тине» и насаженных на головы массивных «кастрюлях», фигуры. Которые не имели глаз. И, что удивительно, не имели оружия.
Бойцы быстро и профессионально разобрали цели, чтобы не броситься всем к кому-нибудь одному. А чтобы броситься каждый к своему.
Далее время потянулось, как в замедленной киносъемке.
Бандиты тянули руки к оружию и медленно, очень медленно разворачивали стволы в сторону нападавших. А бойцы еще более медленно переставляли по полу ноги, устремляясь навстречу разыскивающему их тела оружию.
Первым добежал майор Проскурин. Мощным ударом ноги в живот он опрокинул дальнего от него врага, которого не мог достать рукой. И почти одновременно ткнул в голую шею ближнего две тонких иглы электрошокера. Между иглами проскочила ярко-синяя искра разряда, и «бык» кулем свалился на пол. Второй упавший в это время царапал пальцами рифленые боковины «тэтэшника», пытаясь дослать в ствол патрон. Что стоило ему открытого перелома руки и временной, на период боя, потери трудоспособности.
И все же несколько бандитов успели воспользоваться оружием. Прозвучало четыре резких, в упор, выстрела. Пули жестко шлепнулись в бронежилеты. Одна, отрикошетив от каски, ушла в потолок.
— Справа!
— Берегись!
Выстрелившее оружие выламывалось из рук вместе с пальцами. Тот, кто сопротивлялся, мгновенно умирал от ударов кулаков и тяжелых армейских башмаков, ломающих переносицы, адамовы яблоки и шейные позвонки.
Через минуту бой исчерпал себя. Бойцы стояли в боевых стойках, готовые к отражению любой попытки сопротивления. «Быки» лежали на полу. Все. Кроме одного. Тот каким-то образом выпал из всеобщей мясорубки боя и теперь остался единственным пребывающим в сознании лицом. Он стоял щерясь перекошенным ртом, и сжимал в руке огромный охотничий нож, который в данной ситуации был совершенно бесполезен. Он затравленно шарил по сторонам глазами, пытаясь отыскать место, куда можно было ткнуть своим оружием. И не находил его. Он видел только пуленепробиваемые каски и жилеты. Он очень хотел кого-нибудь убить. Но он не мог даже никого оцарапать.
— Брось ножичек, — спокойно сказал один из бойцов.
— Что?!
— Ножичек, говорю, брось. А то порежешься.
— А-а-а! — дико заорал единственный уцелевший и загнанный в угол «бык». — Менты поганые-е-е!!! — И, выставив перед собой нож, бросился в сторону ближайшего к нему бойца.
Боец посторонился, ухватил пробегавшего мимо бандита за шкирку, встряхнул и ударил лицом о резко поднятое колено.
— Снегирев и Громов, на страховку. Всех впускать, никого не выпускать, — распорядился майор Проскурин. — Остальные со мной.
Снегирев и Громов быстро отступили к входным дверям.
Генерал Трофимов пытался поставить на ноги до смерти перепуганного гражданина Иванова.
— Вы живы?
— Кто?
— Вы! Вы живы?
— Да. А кто? Вы кто?
— Для вас — ангелы-хранители.
Бойцы собрали валявшееся на полу и на стульях оружие и замерли в ожидании дальнейших приказаний.
— Товарищ генерал... — напомнил о себе майор Проскурин... Теперь, после того как боевая операция была завершена, он перестал быть командиром. Теперь он снова стал подчиненным. Как все.
— Что? Готовы?
— Так точно. Готовы.
— Тогда так. Быстро здесь убираем. За собой Убираем. Этих всех зачищаем...
— Всех?
— Всех! — жестко ответил генерал. — Всех, кто нас видел. Зачищаем так, чтобы создалось впечатление, что это сделали не мы. Что это сделал он, — ткнул генерал пальцем во все еще пребывающего в полубессознательном состоянии Иванова. — Потому что нам в мокрых делах светиться никак невозможно. А ему все равно. Ему десятью трупами больше, десятью меньше — уже не суть важно... Он в этих вопросах известный спец. Можно сказать, серийный убийца. Поэтому часть врагов он должен убить руками. Часть расстрелять из их же оружия. Задача ясна?
— Так точно.
Бойцы быстро разбежались и стали воссоздавать мизансцену случившегося здесь боя. Одного — против всех.
Первого «быка», с которого началась мочиловка, они подтащили к тому месту, где сидел Иван Иванович. Подняли и развернули его так, как если бы он стоял, наклонившись к распростертому на полу телу. И мощным ударом снизу вверх сломали ему адамово яблоко, перерубив и смяв дыхательное горло.
Этот должен был стать первой жертвой гражданина Иванова Ивана Ивановича.
Второго «быка», подбежавшего на помощь своему товарищу, они убили ударом ноги в переносицу. Тем более что он от этого удара только три минуты назад и умер.
Третьему свернули, до хруста ломающихся позвонков, шею.
Теперь положение разбросавшего ближних охранников пленника облегчилось. Теперь у него появилось пространство для маневра. И появилось оружие, которое он перехватил у поверженных врагов. В остальных бандитов Иван Иванович мог стрелять.
Очередного «быка» бойцы поставили в конце комнаты, удерживая за разведенные в стороны руки. И из пистолета одного из его сотоварищей с рассто — яния в несколько метров влепили в лоб пулю.
Еще одного свалили, когда он пытался выстрелить в пленника из своего «Макарова». Да только не успел...
А вот другой успел. Правда, неприцельно. Попав в потолок, чем аргументировал уже имевшуюся там выбоину. А больше ничего не успел. Потому что профессиональный стрелок Иванов всадил в него две пули — в сердце и в шею.
Остальные охранники погибли так же бесславно. В том числе и те два, что сидели в машине на стоянке во дворе. Этих Иван Иванович уложил двумя снайперскими выстрелами из окна дома...
— Ну что, пойдемте? — приподнял за локоть только что порешившего двенадцать человек гражданина Иванова генерал Трофимов. — Вам здесь больше делать нечего. Вы уже все сделали... Помогите ему.
Два бойца подхватили под руки и поволокли к двери освобожденного пленника, который от случившихся в его жизни потрясений самостоятельно передвигаться уже не мог.
Но выйти из дома не успели.
— Всем внимание! — прозвучал одновременно во всех наушниках голос наблюдателя, прикрывающего западный въезд. — Вижу машину! На подходах легковая машина!
— Одна?
— Одна.
— Сколько людей?
— Трое... Но наблюдателя уже можно было не слушать.
Потому что машина въехала в ворота.
— Черт! Принесла их нелегкая!
— Что будем делать? — тихо спросил майор Проскурин генерала.
— То, что положено.
Положено в таких случаях чистить. Чтобы не нарваться спиной на пущенную вдогонку пулю.
— Ты и ты! — показал майор своим бойцам.
— Отставить! — остановил майора генерал. — Отставить бойцов! Работаем в рамках общего сценария.
— Так, чтобы Иванов?
— Чтобы Иванов. И чтобы один остался жив! Бойцы быстро залегли за окна, чтобы не быть замеченными с улицы. Один сел, широко расставив ноги, в дальнем, темном углу комнаты, взял двумя руками трофейный «тэтэшник» и поднял его на уровень глаз.
— Я готов.
Генерал и майор перетащили вялое тело гражданина Иванова в коридор, посадили на пол, напротив проема двери, привалили спиной к случайной! табуретке и сунули в руки пистолет. На всякий случай тоже «ТТ».
— Ты руки-то хоть поднять можешь? — участливо спросил генерал.
— Могу.
— Тогда, когда я скомандую, — сказал генерал. — И постарайся удержать его хотя бы тридцать секунд. И три раза нажми на курок.
— Куда стрелять? — спросил Иванов.
— Хоть куда. Лишь бы стрелять.
Из прибывшей машины лениво вышли три «быка» и направились в сторону дома. Лишь бы они не обратили внимания на ту машину, с разбитым пулями лобовым стеклом и двумя трупами подстреленных часовых, молил про себя судьбу генерал.
«Быки» не заметили. Ничего не заметили. Они подошли уже почти к самому дому, когда дверь распахнулась ударом ноги. В проеме двери, удобно уперевшись спиной в табурет и подняв на уровень глаз руки, сидел пленник. В ладонях у него был зажат пистолет «ТТ».
— Смотри! — удивился один из «быков». — Он же там был! А теперь здесь!
— Как же он?!
— Вот гад!..
И все трое одновременно выдернули из карманов стволы. Чтобы замочить непонятно каким образом выбравшегося из комнаты врага. Но не успели.
— Жми! — тихо скомандовал генерал.
Иванов зажмурил глаза и нажал на курок. Раз. Второй. Третий раз он курок не нажал, потому что выронил пистолет из ослабевших рук.
Оглушительно бухнули выстрелы. Неестественно громкие выстрелы. Вдвое более громкие, чем обычные. Два очень громкие, один тише.
Бандиты, так ничего и не успев сделать, упали навзничь. Двум пули попали в переносицы. Третьему... А вот третьему повезло. Третьему пуля угодила в плечо, раздробив кость и отбросив на полметра назад. Как и заказывалось.
— Хорошо стреляешь, — похвалил генерал.
Иванов ошарашенно смотрел на свой лежащий на полу пистолет и на три бездыханных тела в десяти метрах от порога.
— Я же только два раза стрелял! А их трое! — удивленно сказал он.
— Да? Ну это ничего. Значит, одной пулей двоих положил. Такое бывает... Хотя, с другой стороны, если три раза стрелял... Пододвинь мне сюда свою пушку.
И, подняв выпавший из рук Иванова пистолет, генерал выстрелил в пустой проем двери. Ну, чтобы баланс сошелся.
Из комнаты выглянули бойцы.
— Срочная эвакуация! — сказал генерал. — Как там подходы?
— Как подходы? — запросил майор наблюдателей.
— Все чисто. Можете выходить.
Бойцы подхватили, подняли Иванова, вышли улицу и коротким броском преодолели расстояние, отделявшее их от ближайших кустов.
— Машину в точку сбора! — скомандовал генерал Трофимов.
Задание было выполнено. Без потерь с одной из сторон. И без лишнего шума. Одним гражданином Ивановым выполнено...
Глава шестьдесят шестая
Папа и его помощник стояли возле дома. И с неподдельным удивлением смотрели на три лежащих ногами к распахнутой двери трупа. Ногами, потому что пули ударили их со стороны дома.
— Как же это так? — ошарашенно спросил Шустрый.
— Я то же самое хотел спросить, — угрюмо сказал Папа, в упор глядя то на трупы, то в бегающие во все стороны глазки своего подручного.
— Тут еще двое, — крикнул от стоящей на стоянке машины один из телохранителей, — Горец и Стреляный.
— Мертвые? — спросил Папа.
— Мертвее не бывает. У них дырки в башках.
— Кто же это? Их так? — глупо спросил Шустрый, поворачивая носком ботинка и рассматривая разбитые пулями лица.
Один из трупов неожиданно застонал.
— Гля! Этот жив! — радостно заорал Шустрый.
— Помогите ему, — распорядился Папа и молча шагнул через порог дома.
Помощник, суетясь, побежал за ним. В доме картина была еще более ужасающая. В комнате на каждом шагу валялись трупы. Трупы братанов.
— Ё! Они же три часа назад...
— Где он был? — не обращая внимания на причитания подручного, резко спросил Папа.
— Кто?
— Иванов где был? Когда ты ушел.
— Здесь, — подбежав, показал Шустрый. Возле места, где стоял Шустрый, очень близко Друг от друга валялись три мертвеца. Папа наклонился над ними.
— Их положили не из пушек. И не перьями. Их убили руками.
— Как руками? — не понял Шустрый.
— Так, руками! — рявкнул Папа. — И еще ногами.
— Кто же мог руками?..
— Это тебя надо спросить! И с тебя спросить!
— А я-то здесь при чем? — заскулил Шустрый. От первых трех трупов Папа прошел к следующему.
— Этого шмальнули из «макара» или «ТТ», — дал заключение он. — У твоих были «Макаровы» и «ТТ»? Впрочем, нет, только «ТТ».
Папа нашел и вертел в пальцах пустую гильзу.
— Были. Три «ТТ» были.
— Скажи, чтобы собрали все оружие и проверили, какого нет. Если я прав, то не будет хватать одного или двух «ТТ».
По комнате быстро забегали, собирая стволы и перья, «шестерки». Оружие складывали на стол. Шустрый пересчитывал и опознавал его.
— Это «кольт» Бурого. Это «смит» Рябого. Он всегда любил редкие шпалеры. Это... Всего... Папа, нет двух «тэтэшников»!
— Ну, значит, получается, что это... Получается, что это он? Так, что ли?..
Папа еще раз осмотрел поле боя.
— Десять здесь. И пятеро на улице. Неужели пятнадцать?!
— А может, это не он? Не мог же один... Ну не мог! — протестующе замотал головой Шустрый. — Он же почти дохлый был, когда я уезжал!
— Ты же сам говорил, что он мент. Что спец.
— Даже если мент! Ну не может такого быть, чтобы один...
— По идее, не может...
«Шестерки», рассортировывавшие оружие, притихшие, стояли возле столов, косясь на покойников, которые недавно были их друзьями и любили жрать, пить водку, играть в карты и трахать баб. Совсем недавно любили. Еще вчера... А теперь уже ничего не любят...
— Как там раненый? — вдруг вспомнил Папа.
— Вроде очухался.
Папа вышел из дома и подошел к открывшему глаза и громко постанывающему раненому.
— Ты слышишь меня? — спросил он.
Раненый перестал стонать и преданно посмотрел в лицо Папе. Папа был страшнее пули в плече. И страшнее боли.
— Ты видел их? — спросил Папа.
— Видел, — согласно кивнул раненый «бык».
— Это были менты? Отрицательный ответ.
— Сколько их было?
— Один, — едва слышно прошептал раненый.
— Ты меня не понял. Сколько их было всего?
— Один, — повторил поверженный «бык».
— Кто?
— Тот, — показал «бык» глазами на дом.
— Кто «тот»? Говори яснее!
— Фраер.
— Тот фраер, которого вы привезли сюда?
— Да.
— Тот?! — взъярился Папа и ухватил и приподнял раненого за грудки так, что тот от боли заорал в полный голос. — Говори!
— Тот, Папа! — вопил раненый. — Тот!
— Откуда ты знаешь?!
— Я видел его. Он сидел там. Это он стрелял в нас! Один! Это он убил всех!
— Я же говорил тебе, Папа. Он крутой! Он самый крутой, — тихо бормотал себе под нос Шустрый. — Он там наших братанов. И теперь здесь. Он один — всех. Вот и этот его видел...
Но Папа бормотании своего помощника не слышал. Он резко отбросил раненого и вернулся к двери.
— Здесь должны быть стреляные гильзы. Найдите их.
«Шестерки» встали на колени.
— Есть, Папа. Есть три гильзы. От «ТТ».
— Три выстрела — три трупа, — задумчиво сказал Папа и, резко повернувшись и не оборачиваясь, пошел к машине.
Итого выходит — пять трупов на Агрономической, потом еще один, еще четверо, еще пять и вот теперь здесь — десять в доме и еще на улице...
Мать моя!..