Я наклоняюсь через ее плечо, глядя на серое облачное небо и полную луну. Я прекрасно вижу рябь, блеск темной воды, сияющей в черно-белом контрасте. Это прекрасно. Я улыбаюсь.
— Это великолепно. И это прошлый вечер. Я оформлю его в рамку для тебя, и ты сможешь забрать его в следующий раз, когда будешь здесь.
Она с улыбкой смотрит на меня.
— Или ты можешь вернуть его во время своей смены завтра вечером в «Холме».
Я смотрю на нее:
— Что?
— Ты сказала, что была бы не прочь взяться за дело. Ты можешь взять смену завтра. Это очень поможет. Тогда, возможно, потом мы сможем пойти и выпить. Мы давно не выбирались и все уже покрылись паутиной. Мы должны снять стресс.
У меня нет времени, чтобы спорить или напомнить моей сестре, что я редко пью, потому что колокольчик над дверьми звякнул, это звук того, что пришел клиент. Я быстро кинула взгляд на Мэдди, прежде чем натянуть улыбку на лицо и обернуться.
И тогда я замираю.
Пакс Тейт заходит в дверь в джинсах, которые выглядят, как будто они были приспособлены только для него, с корзиной в руке. Его глаза лукаво мерцают, когда он улыбается в знак приветствия, медленной усмешкой его кривых губ и уголками глаз. В течение одного дня, я забыла, какой он убийственно сексуальный.
Мои колени подгибаются.
Мэдисон поворачивается и смотрит на меня в шоке, потому что появление его здесь было за гранью фантастики. Особенно после того, как я сказала, что, вероятно, никогда не увижу его снова.
— Привет, Красная Шапочка, — Пакс растягивает слова, ставя пакет на прилавок передо мной. — Я должен тебе свитер.
Глава 6
Пакс
— Красная Шапочка? — Мила приподняла брови и на ее полных губах появилась улыбка.
Я киваю.
— По некоторым причинам, я думаю о тебе так, — признаюсь я. — Ты прогуливалась по пляжу в полном одиночестве, и появилась как раз тогда, когда я нуждался в тебе.
Мои глаза приклеены к ее лицу. Я знаю, что в помещении есть кто-то еще, но для меня это только я и Мила. Она неуверенно смотрит на меня.
— Это делает тебя большим плохим волком.
Я смеюсь.
— И теперь ты попалась, — говорю я ей.
Ее взгляд остается прикованным к моему, ее глаза ясные и темные. Мои внутренности переворачиваются при виде ее чистого и ясного взгляда. Там нет индуцированной дымки от наркотиков, которую можно было заметить у тех, с кем я обычно тусовался. Это и освежающе и страшно одновременно. Я не уверен, как действовать с ней. Но так как этим утром я проснулся, нуждаясь в ее компании, то знал, что найду выход. И вот я здесь.
— Это для меня? — Мила жестом указывает в сторону пакета, я киваю.
Она копается в нем с интересом, а затем, когда замечает все свитера, ее лицо освещается.
— Они все красные, — смеется она. — Каждый.
Я чувствую, что мои губы подергиваются.
— Конечно, они красные. Нужно же мне хоть как-то держать тебя в характере, не так ли? Я не знал, какой стиль тебе понравится, поэтому купил букет из них. Я хотел, чтобы ты была полностью готова в следующий раз, когда придешь спасать меня.
Она заметно вздрагивает и смотрит на меня, потом замирает, а ее пальцы безвольно болтаются по бокам. Я не могу не заметить ее фигуру, тонкую, как песочные часы. Ее пропорции абсолютно правильные, чтобы сводить мужчину с ума. Полная грудь, крошечная талия, пышные бедра. Мой пах твердеет.
Блядь. Я быстро думаю о мертвых щенках, монахинях и холодной свинине. Этот трюк, кажется, срабатывает и мой член успокаивается. Пока.
Мила по-прежнему пристально смотрит на меня.
— Тебя нужно спасти? — спрашивает она тихо.
Воздух между нами практически накаляется, когда мы смотрим друг на друга. Ее глаза бездонные и глубокие, такие, словно человек может попасть в них и потерять себя. Навсегда. Я волновался мгновение, пытаясь найти слова, чтобы ответить ей, когда другой человек в комнате прокашливается.
Беги.
Спасибо, Боже.
Я с благодарностью обращаюсь к другой светловолосой девушке, которую видел раньше, но я не могу вспомнить где. Она, кажется, ждет, пока Мила познакомит нас, но молчит.
Я протягиваю ей руку.
— Привет, — говорю я. — Я Пакс Тейт.
Она твердо пожимает мне руку. Возможно, слишком сильно.
— Мэдисон Хилл, — отвечает она. — Сестра Милы.
О, тогда ее суровому рукопожатию есть объяснение. Старшая сестра высматривает младшую сестру, пытаясь защитить ее от большого серого волка. Я не могу винить ее в этом.
Мэдисон смотрит на меня голубыми глазами, которые совершенно не такие, как у ее сестры. На самом деле, ничего в ней не напоминает Милу, за исключением формы носа. Она высокая и светловолосая, в то время как Мила маленькая и темная. Мила сексуальнее, хотя, мне кажется, что она так не считает. Она стоит тихо, что позволяет ее сестре пообщаться со мной.
— Так, ты чувствуешь себя лучше?
Мэдисон подняла бровь. Ее вопрос — не самый тонкий способ намекнуть мне на то, что она знает о том, что было в ту ночь. Она наверняка думает, что я какой-нибудь придурок, который недостаточно хорош для ее сестры. Я вижу это в ее ледяных голубых глазах. Дело в том, что она не понимает, что на самом деле я не такой. Да насрать, что она там думает. Она не знает меня и мою самую большую любимую мозоль — когда люди судят обо мне, не зная ничего обо мне, и не разговаривая со мной.
— Да, спасибо, — говорю я ей и приятно улыбаюсь. Я не буду перед ней унижаться, она сумасшедшая, если думает, что буду. — Твоя сестра спасла мне жизнь. В буквальном смысле.
Мэдисон не знает, как реагировать. Я вижу, что она хочет сказать многое, но если она сделает это, то не будет никакого способа не быть грубой. Недовольная, она поворачивается и целует Милу в щеку.
— Я должна вернуться в «Холм». Увидимся завтра, ладно? — она многозначительно смотрит на сестру, молча предупреждая ее на мой счет. Затем она смотрит на меня.
— Было очень приятно познакомиться с тобой.
А потом она уходит, а ее сапоги стучат о кафельный пол. Колокольчик над дверью зазвенел, давая понять, что она ушла.
Я смотрю на Милу.
— Не думаю, что я очень уж понравился твой сестре.
Это утверждение, а не вопрос. И я даже слышу амбивалентность в моем голосе.
Очевидно то, что меня это не волнует.
Мила улыбается.
— Ну, я рада, что ты не сломался под ее взглядом.
Я пожимаю плечами.
— Я привык к такому.
Мила тихо изучает меня.
— Так, почему ты здесь на самом деле? — спрашивает она. — Мне не нужно, чтобы ты покупал мне свитер. Или шесть, — она усмехается. — Ясное дело, теперь у меня есть свитера на Рождество. Так что, спасибо.
Она делает паузу и смотрит на меня. Я раньше не замечал, насколько она тонкая. Не могу представить ее, пытающейся вытащить меня из машины. Я же тяжелее ее на сто фунтов (45 кг).
— Ну, так что? — она вопросительно поднимает бровь, и я понимаю, что задумался и не ответил на ее вопрос. Я точно не знаю, что сказать, поэтому решил просто сказать правду. Это новая концепция для меня.
— Не мог вспомнить, поблагодарил ли я тебя за то, что ты сделала, — говорю я ей. — И я не могу выкинуть тебя из головы.
Ее дыхание замирает. Я слышу испуганный маленький вдох, и я не уверен, хороший это знак или нет. Разве я напугал ее? Или она тоже думала обо мне?
Я смотрю на нее.
И на мгновение, мы приостановились. Она прикусила нижнюю губу и ее зеленые глаза блеснули. Она слегка поворачивает лицо, кривя щекой, чтобы поймать солнечный свет из окна.
Мы замерли.
А потом она разрушает эти чары.
— Ты думал обо мне? — шепчет она. — Но, почему?
— Я не знаю, — говорю я ей честно. — Может быть, чувствую, что я у тебя в долгу.
— Нет, конечно же, нет, — отвечает она быстро, ее голос ясен и точен. — Ты не должен мне ничего. Я рада, что оказалась там, чтобы помочь, но это было чистой случайностью, и любой другой сделал бы то же самое.
Ее руки нервно дергались, пока она тасовала бумаги на прилавке. Я качаю головой и улыбаюсь.
— Не каждый бы сделал это, — говорю я ей. — Вовсе нет.
Теперь она выглядит неуверенно, вероятно, вспоминая ту ночь и то, как меня тошнило на нее все время.
Наконец, она тоже улыбается.
— Ладно, хорошо. Не каждый сделал бы тебе искусственное дыхание. Может быть, ты мне должен. Что ты собираешься с этим делать?
Ее слова кажутся мне нахальными, и они поражают меня. Она удивлено смотрит на меня, как только они вылетают у нее изо рта. Но она не столь удивлена, как и я. Она флиртует? Со мной?
Со мной. С тем, у кого есть больше зубы.
Я еще раз почувствовал, что улыбаюсь ей как волк, пытаясь включить все свое очарование. Оно у меня есть, просто я очень редко его использую. Я сбит с толку относительно того, почему использую его сейчас.
— Хм, — отвечаю я, ухмыляясь своей лучшей кокетливой усмешкой. — Что бы ты хотела? Пинту крови?
Не знаю, почему я предложил это. Наступила полная тишина. Такая, что я даже могу чувствовать, как мое сердце бьется, пока я жду ее ответа. Почему меня волнует то, что она ответит? Но я жду, затаив дыхание, пока она молчит.
— Это довольно хорошее предложение, — наконец говорит она, а ее взгляд все еще находится на мне. Мы, кажется, очень долго смотрим друг на друга.
— Ты живешь один? Я не хотела бы никого беспокоить.
Хочу признаться, сначала от ее ответа у меня появилось облегчение, а потом я удивился.
— А ты очень прямолинейная, — отвечаю я, мои губы снова дернулись. — Большинство девушек стараются быть более тонкими, когда спрашивают, есть ли у меня подруга. Но ответа нет. Я не женат. И девушки у меня нет. Не беспокойся.
Она слегка краснеет и это заметно. Мне это нравится. Это кажется очень мягким, очень женственным. Еще раз, я поборолся с желанием протянуть к ней руку и провести по этому румянцу своей рукой. Что, блядь, со мной не так?
— Хм, — отвечает она. — Я уверена, что ты неподражаем в этом.
Теперь я смеюсь, громко. Она полностью осознала это, хотя я и не уверен, что она не хотела этого.
— Мы не должны ходить вокруг да около в этом, Мила. Если ты хочешь быть у меня дома на рассвете, можешь просто упаковать сумку и прийти.
Я не мог упустить свой наводящий тон.
И она не упускает.
Она снова краснеет. Ее щеки ярко-красные.
— Это не то, что я имела в виду, — бормочет Мила. Она смутилась, и мне это нравится.
— Нет? — спрашиваю я, а мои брови взлетают. — Потому что я, безусловно, хочу устроить ночевку с тобой.
— Ни секунды не сомневаюсь, — говорит она с усмешкой. — Но нет. Хотя спасибо за приглашение. — Она смеется и теперь ее румянец исчезает. — Правда, спасибо за предложение твоего пляжа. Я могу рисовать озеро и по памяти, но всегда приятно на самом деле быть там, смотреть на него. Новый взгляд на него — это хорошо. Хотя, художники — люди визуальные.
Воздух, кажется, выходит из меня, а я даже не знаю, почему. Может быть, это мысль о ней, спящей рядом. А может, это звук ее голоса. Это, кажется, имеет огромное влияние на меня.
Я делаю шаг к ней, она выглядит неуверенной, но не отходит.
— Мужчины тоже люди визуальные, — говорю я ей мягко, а мои глаза прикованы к ней. — Так что, я понимаю. Но есть кое-что, что меня беспокоит. То, что ставит меня в невыгодное положение.
— О чем ты? — спрашивает она, не отрывая от меня глаз.
— Ты видела меня с моей слабой стороны. Может, тебе стоит увидеть меня с лучшей?
Мои слова повисли между нами. Блядь, я не знаю, что делаю.
— И когда ты лучше? — спрашивает она нерешительно. И я вижу, с решительным взглядом на ее лице, что она изо всех сил старается не пугаться. Я впечатлен. Она как котенок, стоящий рядом со львом.
— В постели.
Мой ответ прост. И ее глаза застреляли искрами в ответ.
— Ты высокомерный, верно? — спрашивает она, упираясь руками в стройные, забрызганные краской, бедра. — Очень.
Простого «спасибо» за спасение моей жизни было бы не достаточно. Я не вижу никакой необходимости затаскивать ее в постель, чтобы показать свою признательность.
Я молчу в течение минуты, прежде чем пытаюсь сгладить ее взъерошенные перышки.
— Успокойся, — говорю я ей спокойно. — Прости, это привычка. Я просто пошутил. Иногда у меня неподходящее чувство юмора. Спасибо, за ту ночь. Жаль, что я не сказал этого раньше.
Она поджимает губы, а затем вздыхает.
— Все в порядке, — отвечает она. — И ты уже говорил это в больнице. Тебе было не обязательно приезжать сюда, чтобы сказать это снова. Хотя, мне было интересно… — она вдруг замолкла.
Ее глаза смотрят на меня и ее взгляд созерцателен. Я непоколебимо смотрю назад.
— Что? — спросил я. — Что тебе было интересно?
— Почему ты это сделал? — спрашивает она тихо. — Зачем ты это сделал? Похоже, что у тебя и так замечательная жизнь.
Я снова удивлен. Эта девушка очень прямая и могла, не колеблясь сказать все, что думает. И она думает, что я намеренно пытался убить себя. Какого хрена?
С одной стороны, ее прямое отношение освежает. У меня есть ощущение, что она не играет в игры. Но, с другой стороны, это раздражает. Потому что иногда я люблю блудить в таких играх.
Но у меня есть ощущение, что Мила не переносит всякую чушь.
— Это был несчастный случай, — пожимаю плечами я. — Я был неосторожен.
Она все еще смотрит на меня, и я борюсь с желанием вздрогнуть. Это похоже на то, как она смотрит внутрь меня, пытаясь разобрать на части и изучить. Я не люблю это.
— Правда? — спрашивает она. Мне кажется, или это звучит сомнительно? Надеюсь, что нет. — Я надеюсь, что тебе окажут помощь, потому что в следующий раз я не смогу оказаться рядом, чтобы помочь тебе.
Она поворачивается на каблуках и направляется к задней комнате. И просто так, Мила с улыбкой выходит из моей жизни.
Я удивлен тем, насколько мне не понравилось это чувство.
Глава 7
Мила
Я снова сплю.
Я иду по проходу местной церкви. Утреннее солнце светит косыми лучами через окна, я знаю, что сплю. Я знаю это, потому что посещала это место тысячу раз, когда мои родители умерли.
Сон всегда одинаковый.
Ничего не меняется.
Из-за этого, я знаю, что не в состоянии проснуться, пока все не закончится.
Я вздыхаю и опускаю взгляд.
На мне то же черное платье, которое я одевала на их похороны. Оно обтягивает мое тело, и струиться вниз. Мрачное, но женственное. Я ношу его каждый раз во время этого сна, — бесконечное напоминание об этом ужасном дне. Переставляя одну ногу за другой, я иду вниз по проходу, не контролируя свои ноги.
Они движутся по собственному желанию. Я не могу остановиться даже, если захочу. Правая нога наступает на ковер, потом левая. Теперь опять правая.
Я продвигаюсь вперед.
Прежде, чем я осознаю это, я встаю перед двумя гробами, греясь на солнце, в передней части церкви. Один гроб белый, другой черный. Они оба блестящие.
Добро и зло.
Когда я впервые начала видеть этот сон, то подумала, что это означало, что один из моих родителей был плохим в глубине души, а я никогда не знала об этом. Я долго размышляла над этим сном. Я знаю, что он очень много значит. Мысль о том, что один из моих родителей мог быть обеспокоен темными душами, тяжело давила на меня довольно долгое время. Но потом я поняла, что смысл не в этом.
Даже если этот сон был специально рассчитан на день их похорон, он не должен был больше сниться мне. Моих родителей здесь больше нет. Они были кремированы. Они никогда не были в гробах в передней части церкви.
Этот сон не об этом
Он сомнениях, которые были сформированы во мне в день их смерти. Сомнениях о ценности самой жизни.
Жизнь кажется бессмысленной, если все заканчивается в огненной автокатастрофе, оставив позади только печаль.
Это одна из причин, из за которой я хотела стать художником. Я хотела создать красивое из некрасивого. Инь и Янь. Темное и светлое. Добро и зло.
Мое собственное "я" больше не зацикливается на этой вещи. Но мое подсознание имеет проблемы. И оно до сих пор их четко не урегулировало, поэтому мой запутанный сон повторяется. И, честно говоря, я еще не совсем поняла его.
Я вижу то, что жизнь состоит из добра и зла, черного и белого. И все время между ними идет борьба за доминирование. Жизнь — это борьба.
И я ненавижу то, что все это заканчивается небытием. Что однажды, вас просто здесь не будет. Не будет больше улыбок, больше никаких слез. Ничего.
Пуф.
И отбой.
Я вздыхаю и провожу пальцем по крышке черного гроба. В нем зло. Крышка красивая, как бы ни была плоха. Но когда моя рука движется, я замечаю что-то еще. Что-то, чего никогда не было здесь прежде.
Зубчатый шрам на руке, там, где мой указательный палец встречается с большим пальцем.
«X» так же, как у Пакса.
Я пугаюсь и смотрю на него, отмечая, что он старый и толстый, как у Пакса. В солнечном свете это кажется зловещим, хотя я не представляю, почему. Это просто шрам. Сотни разных вещей могло стать причиной его появления.
Но почему он на мне?
Я вытягиваю свою руку на свет, поворачивая и освещая ее на солнце. Шрам мне так знаком, как будто он был на моем теле в течение многих лет. Он привычен для меня, как будто значит что-то.
«X» отмечает место.
Я понятия не имею, что это означает. Но что-то в моем подсознании хочет, чтобы я думала об этом. Мне нужно о чем-то задуматься и что-то для себя решить. Но я не знаю, что.
Качаю головой и подхожу к белому гробу. Я знаю, что должна закончить это так, чтобы проснуться. Итак, я осторожно открываю крышку хорошего гроба, выпуская миллион сверкающих солнечных лучей.
Они стреляют из гроба и сливаются со светом, льющимся из окна. Лучи яркие, сверкающие, сияющие. Я обволакиваюсь ими, купаясь в тепле и добре, поглощая свет.
Просыпаясь, я знаю, что буду чувствовать себя такой сияющей в течение некоторого времени. Это мое подсознание ищет способ привести меня в порядок. Так я справилась с горем после смерти своих родителей.
Сейчас так я справляюсь с любым видом неопределенности.
И, судя по шраму на руке, я предполагаю, что появление Пакса в моей жизни дало моему подсознание паузу. Он то, что в очередной раз вызвало этот сон.
Я многое не могу понять из этого сна, и это может значить только одно — я заинтересована в Паксе больше, чем хотелось бы.
Со вздохом, я встаю с постели и иду по коридору в пижаме. Теперь я не смогу заснуть. Злясь на саму себя за то, что позволяю странному парню появиться в моей голове, я крушу все вокруг, двигаясь по кухне. Это не поможет моему раздражению, но поможет окончательно проснуться.
К счастью, мой день проходит быстро. После четырех чашек крепкого кофе, я спускаюсь в магазин и общаюсь с дружелюбными клиентами. Когда бизнес замедляется, я работаю над новой картиной... что-то яркое и веселое. Как всегда, хорошая порция искусства достает меня из печали.
Я напеваю, когда выхожу из магазина, чтобы схватить бутерброд на обед. Сделав паузу, чтобы запереть дверь, я замечаю черный автомобиль Пакса, припаркованный на улице ярдах в двадцати от моего магазина. Моя голова замирает, и я смотрю на него. Мои пальцы застывают. Его нет в машине. Я не знаю, чувствовать облегчение или нет.
— Кого-то ищете?
Позади меня послышался голос Пакса.
Вы, должно быть, шутите. Это слишком уж случайно. Я медленно поворачиваюсь и оказываюсь лицом к лицу с тем самым человеком, который проник в мои мысли. Пакс улыбается, медленной, беспорядочной усмешкой.
— Ты снова преследуешь меня, мисс Хилл? — Он поднимает бровь.
Мое сердце стучит.
— Что? — выдавливаю я. — Это — мой магазин.
Пакс пожимает плечами.
— А это — моя машина. Ты смотрела на нее так, будто надеялась, что я из нее выйду.
Я виновата в этом. Я не могу сказать ни слова в свою защиту. Вместо этого, я смотрю на него, как идиотка.
— Что ты делаешь в центре города? — спрашиваю я, наконец, меняя тему.
— Я не повар, — объясняет он. — Я питаюсь по-быстрому. В баре на улице делают хорошие гамбургеры.
— О, — отвечаю я тупо. — Именно это я сейчас и делаю.
Он снова поднимает бровь.
— Не в баре, — добавляю я быстро. — Я собираюсь в гастроном, рядом с баром.
Пакс снова улыбается.
— Одна? Разве ты не слышала о том, что кое-какие плохие вещи, происходят в Анджэл Бэй? Просто недавно, у одного тупицы была передозировка на пляже. Судя по всему, они позволяют всяким идиотам ходить здесь. Думаю, для тебя не безопасно ходить в одиночку.
Я улыбаюсь, в ответ на его дерзость.
— О, в самом деле? Ничего себе. Это звучит плохо. Придурки, бегающие на наших улицах? Думаю, я никогда не буду знать, когда столкнусь с одним из них.
— Совершенно верно, — отвечает он тихо, его золотистые глаза застыли на моих. Боже, какой он милый. У него такие красивые глаза. Такие бездонные и теплые. Как горячая карамель. Я сглатываю.
— В это время ты обедаешь каждый день? — спрашивает он, наконец, нарушая молчаливые взгляды.
— Если получается, — отвечаю я. — Ты снова планируешь преследовать меня?
Мы по-прежнему стоим посреди тротуара, но Пакса это, кажется, не заботит. Вместо этого, он усмехается.
— Может быть, — отвечает он и протягивает руку, как джентльмен. — Так как я здесь, и ты здесь, и мы оба пойдем в одном и том же направлении... я провожу тебя сегодня. Буду держать хищников в страхе.
Я уставилась на него, просовывая руку в сгиб его локтя.
— Я думаю, что ты самый плохой хищник из них!
Он снова злобно усмехается. Его глаза загораются озорным блеском.
— Это, наверное, правда, — признается он. — Ты боишься?
— Должна, — говорю я ему.
Но я не боюсь.
Он сопровождает меня к двери гастронома и отходит на несколько шагов. Я сразу чувствую отсутствие его тепла.
— Хорошего дня, Мила Хилл, — говорит он мне, его глаза скользят по мне сверху вниз. — Следи за хищниками.
И он уходит, исчезает в баре, и я понимаю, что стою на улице одна. Я качаю головой и вздыхаю, собираясь внутрь, чтобы заказать свой бутерброд. Я понятия не имею, что только что произошло, но Пакс Тейт твердо застрял в моей голове. И, мне кажется, что он никуда не денется. Мой желудок трепещет, и я понимаю, что мне нравится эта мысль.
Пакс
Я провожал Милу в гастроном всю неделю.
Понятия не имею, почему.
Я знаю только то, что... меня тянет к ней. У нее есть все то, чего нет у меня, и это вытягивает из меня ад.
Она не сказала мне оставить ее в покое, это очаровывает меня. Она, кажется, в восторге от сложившейся ситуации, как и я.
Поэтому, каждый день, в 11:00, я встаю с кровати и иду в душ, затем еду в город, паркуюсь в том же месте и жду, пока она выйдет.
Каждый день она дразнит меня тем, что я ее преследую.
Каждый день я говорю ей, что она преследователь, потому что она выбирает путь мимо моей машины. Не берите в голову тот факт, что я теперь паркуюсь непосредственно перед ее магазином. Она хихикает и смотрит мне в глаза, и клянусь богом, я понятия не имею, что делаю.
Но я продолжаю делать это.
И, кажется, ей это нравится.
Вчера она упомянула о том, что не работает сегодня, мне необходимо завести свой «Календарь преследователя». Я люблю девушек с чувством юмора. И я должен признать, что сегодня чувствую себя немного опустошенным, потому что не увижу ее. Она дала мне мотивацию, чтобы вставать утром и с нетерпением ожидать нашей встречи.
Но не сегодня.
Я проснулся рано утром от беспокойного сна, меня разбудило то, что я ворочался. Я всегда немного страдал бессонницей, и на самом деле, поэтому я начал принимать таблетки много лет назад. Я понял тогда, как легко, как очень легко, проглотить таблетку и провалиться в небытие.
У меня был терапевт после того, как моя мама умерла. Я не могу вспомнить, как он выглядел, но помню, что он прописал мне снотворное. Оно помогло прогнать прочь ночные кошмары.
Сейчас я помню о кошмарах только то, что они были ужасны. Мало того, я использовал их, чтобы проникнуть в комнату отца и спать под его дверью. Он просыпался утром и находил меня распластанным на полу. И я просыпался, не помня свои сны.
Мой терапевт сказал отцу, что это мозг защищает меня от эмоциональной травмы.
Ну, мой мозг проделал хорошую работу. По сей день, я не помню о событиях, связанных со смертью моей матери.
Мой телефон гудит на тумбочке. Я беру его в руки, и ищу сообщение от моего отца.
«Тебе нужно прийти и подписать свои бумаги»
Черт. Уже?
Я швыряю телефон на стол, по которому он скользит, врезаясь в стену. Каждую четверть года я должен подписать бумагу для моего трастового фонда, поскольку он пополняется от семейного бизнеса моей матери. Технически я единственный наследник ее акций. Это заноза в заднице, но это необходимое зло.
Я на пути в душ, когда раздается звонок в дверь, и я останавливаюсь. Я не ждал никого. Лучше, чтобы никто не пытался продать мне религиозные книги.… Иначе они останутся без зубов.
Черт возьми.
Посмотрев через окно на свою дверь, я увидел, что шлюха-Джилл стоит на крыльце, нервно перенося вес с левой ноги на правую. Я вздохнул. Я, правда, не в настроении для этого, но все равно открываю дверь. Думаю, мне стало ее жалко из-за отчаянного взгляда. Она почти всегда приходит ко мне, когда у нее нет денег, чтобы купить товар у дилера.
Минет на линии горизонта. Это наша сделка. И сделка была ее идеей. Кто я такой, чтобы отказаться от этого?
Джилл улыбается, когда открывается дверь, показывая сероватые зубы. Это признак того, что она использовала дерьмо потяжелее, типа метамфетамина. Я съеживаюсь. Даже не буду затрагивать это дерьмо. Это — дьявол, так мне сказали. Какое-то время, даже самые сильные пользователи пристрастились. Но я в этом не нуждаюсь.
— В настроении, чтобы получить минет? — спрашивает она с улыбкой, ее пальцы, дрожа, бьются о ногу.
Она взволнованна и обеспокоенна, верный признак того, что прошло немного времени с тех пор, как она приняла наркотик и вновь жаждет его.
Это плохо.
— Не очень, — говорю я честно. — Я только что проснулся. И, честно говоря, мой член немного злится, что ты оставила меня умирать на пляже. Незнакомке пришлось звать на помощь. Ты убежала, как куриное дерьмо.
Джилл выглядит пораженной.
— Пакс, — она скулит. — Я не хотела этого. Я просто не могу сесть в тюрьму, ты ведь знаешь? У меня двое детей. Я мать-одиночка. Я не могу сидеть в тюрьме.
Она отчаянна, ноет еще громче, и я смотрю на нее с удивлением. В ужасе от шока.
— У тебя двое детей?
Я знаю ее несколько лет, но она никогда не упоминала то, что у нее есть дети.
Она кивает.
— Да. Девочка и мальчик. Пять лет и семь.
Все, что я чувствую — это отвращение, и отрицательно качаю головой.
— Тогда, какого хрена ты делаешь это дерьмо, Джилл? Болтаешься в баре весь день и всю ночь? Одно дело — трахать свой собственный образ жизни, но совсем другое, когда ты портишь чужую жизнь.
Я начинаю закрывать дверь, но она бросается внутрь, хватаясь за меня. Плачет. Ревет. Она в панике.
Я хватаю ее за запястья и удерживаю их, чтобы предотвратить себя от ее царапин.
— Пожалуйста, Пакс. Мне это нужно. Я остановлюсь. Я обещаю. Но мне нужно это еще раз. Просто еще один раз. А потом я пойду за помощью. Обещаю.
Слезы катятся по ее лицу черными полосами от макияжа. Солнечный свет разоблачает закаленные линии на ее лице, линии, которые в ночное время прячутся за макияжем. При свете дня, она выглядит мерзкой и использованной.
Потому что так и есть. Я вздыхаю еще раз.
— Хорошо. У меня есть, только немного. Я не собираюсь принимать. Ты можешь взять то, что у меня осталось. И тогда ты должна пойти в больницу за помощью. Получи свое дерьмо прямо сейчас.
Она дрожит, ее дыхание застревает в горле, когда она ждет, что я принесу ей кокса. Это все, на чем она может сосредоточиться прямо сейчас, так что я затыкаюсь и сохраняю свое спокойствие с лекцией, которую хотел ей прочитать.
Я веду ее к своим кухонным столам, и отрезаю один Литл-рок, оставшийся у меня. Высыпаю его в линию и смотрю, как она вдыхает его в две ноздри. Она откидывается в кресле и позволяет вступить наркотикам в силу. Повернувшись ко мне, она явно спокойна.
— Готов к минету?
Она смотрит на меня в знакомом ожидании. И мысль о минете, заставляет мой пах автоматически реагировать, он смещается в относительно ограниченном пространстве моих джинсов. Но я отрицательно качаю головой.
— Я не в настроении, Джилл.
Я оборачиваюсь и иду по каменному полу босыми ноги в сторону гостиной. Она сжимает мою руку.
— Ты не можешь ничего мне не дать, Пакс. Я чувствую, что не права. Кроме того, я ужасно себя чувствую за то, что оставила тебя в тот вечер. Просто позволь мне заплатить за это. Пожалуйста.