Агапова С.Г., Агапова Е.А., Гущина Л.В.
МАНИПУЛЯЦИЯ ОБЩЕСТВЕННЫМ СОЗНАНИЕМ
В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ СМИ
(на материале английского языка)
Южный федеральный университет
Институт филологии, журналистики и межкультурной коммуникации
МАНИПУЛЯЦИЯ ОБЩЕСТВЕННЫМ СОЗНАНИЕМ
В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ СМИ
(на материале английского языка)
Ростов-на-Дону
2014
УДК
ББК
Печатается в авторской редакции
Печатается по решению научно-технического совета Северо-Кавказского научного центра ВШ ЮФУ
Протокол № 16/1 от 11 сентября 2014 г.
Авторы:
Агапова София Григорьевна,
Профессор, доктор филологических наук
Агапова Елена Анатольевна,
Доцент, доктор философских наук
Гущина Людмила Викторовна,
Доцент, кандидат филологических наук
Манипуляция общественным сознанием в политическом дискурсе СМИ (на материале английского языка): учебное пособие на модульной основе с диагностико-квалиметрическим обеспечением. – Ростов н/Д, 2014.
Учебное пособие посвящено проблеме общественного сознания в политическом дискурсе СМИ на материале английского языка, выявлению особенностей манипулятивных стратегий и тактик, а также манипулятивной роли цензуры в СМИ в современном обществе XXI в.
Работа адресована студентам-бакалаврам, магистрантам, аспирантам и исследователям, занимающимся проблемами манипуляции общественным сознанием, цензуры и пр., представляя интерес для интересующихся лингвистическими и социально-культурными аспектами манипуляции, в частности характерных для англоязычных стран. Материал обеспечивает оперативный доступ к основным положениям, предлагаемой научной проблематики. Предлагаются планы проектных заданий, вопросы для самопроверки знаний, тест и рекомендуемая литература к каждому модулю.
Данное учебное пособие может быть использовано для обучающихся пофилологическим специальностям очной и заочной формах обучения для самостоятельной интерактивной подготовки к практическим занятиям, промежуточной и итоговой аттестации, а также для написания курсовых, квалификационных и других работ подобного рода.
ВВЕДЕНИЕ
Актуальность данного учебного пособия обусловлена тем, что начало XXI в. сопровождается созданием некоторого мирового информационного пространства и соответствующего мировоззрения людей, значительно изменяющихся под влиянием средств массовой коммуникации. В настоящее время увеличивается роль государственного контроля в информационном пространстве в условиях преобразования некоторых правительственных институтов. Следует отметить, что сама информация представляет собой один из важных инструментов социального управления и потому не может быть обнародована полностью, оставляя «за кадром» секретную и конфиденциальную составляющие. Таким образом, факт ее существования может быть расценен как объективное основание цензуры.
Очевидно, что цензура как некоторый контроль власти над содержанием и распределением информации должна быть рассмотрена через призму политической беседы. За последнее столетие произошло некоторое развитие и улучшение правительственных технологий и социального управления. Современные средства массовой информации (далее – СМИ) предоставили новые возможности, увеличив эффективность использования информации. Революция произошла в социальном и политическом управлении. Главная ориентация развития технологии власти, ее изменение и улучшениепредполагают небольшие затраты для получения максимального эффекта воздействия на людей, обеспечив при этом их добровольное подчинение. Согласно А. Тоффлеру, высшее качество и бóльшая эффективность современной власти даны знаниями, которые позволяют, во-первых, достигать необходимых целей, минимально расходуя ресурсы покупательной способности; во-вторых, чтобы осудить людей в их собственных личных интересах и, в-третьих, превратить противников в союзников.
Очевидно, что политика не существует вне человеческой деятельности, различных способов взаимодействия ее носителей, вне коммуникационных процессов, связывающих, направляющих и инновациирующих общественно- политическую жизнь. Политическая коммуникация выступает своеобразным социально-информационным полем политики. Ее роль в политической жизни общества сопоставима, по образному выражению французского политолога Ж.-М. Коттрэ, со значением кровообращения для организма человека. Политическая коммуникация представляет собой совокупность процессов информационного обмена, передачи политической информации, структурирующих политическую деятельность и придающих ей новое значение.
Применение коммуникативного подхода, при помощи которого манипулирование было вписано в систему категорий политики, позволило установить форму мобилизации, используемую властью при расширении сфер ее контроля. Другими словами, причиной, по которой власть вынуждена прибегать к манипулированию, является ее собственный экспансионизм.
Категория «политическое манипулирование» в системе понятий политической науки является элементом коммуникативного механизма политического процесса мобилизации. Политическое манипулирование задействуется в качестве одного из средств мобилизации социальных групп из внешней среды для поддержания непрерывного функционирования политической системы, занимая важное место в арсенале коммуникационных средств, при помощи которых власть решает задачу обеспечения поддержки обществом транслируемых ею ценностей.
При расширении пространства власти в современных социумах императивные методы политической мобилизации с необходимостью дополняются коммуникативными, которые усиливают зависимость общества от властно-политической инфраструктуры. Коммуникативная деятельность власти органично совпадает с финансово-экономическими интересами СМИ, вербализирующими и интерпретирующими события жизни для встраивания политической компоненты в картину мира
Можно предположить, что политическое манипулирование – это один из инструментов самозащиты политической системы от угрозы дезинтеграции в условиях дефицита ответственности в системе, который реализуется в коммуникативной практике субъектов и объектов политической системы.
СМИ обеспечивают политической системе непрерывную и всеохватную коммуникацию с обществом и являются системообразующим фактором современного глобального общества в целом. СМИ транслируют все разнообразие интерпретаций действительности, являясь уникальным инструментом резонанса. Возможно, основанием деятельности современных СМИ является их финансово-экономический интерес, вследствие чего их цель состоит в охвате и удержании внимания масс безотносительно предмета внимания, тогда как любая интерпретация общественно значимых событий содержит предметный политический интерес. Власть использует СМИ как инструмент резонанса манипуляции, обеспечивая себе нужный масштаб коммуникации с обществом.
Таким образом, СМИ играют важную роль в современном обществе, будучи сильным ресурсом, используемым политиками, способствуя созданию такого явления как политический язык.
Модуль 1. СПЕЦИФИКА ПОЛИТИЧЕСКОГО ЯЗЫКА СМИИ ЕГО МАНИПУЛЯТИВНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ
Политический язык представляет собой особую знаковую систему, предназначенную для политической коммуникации, при этом он не является прерогативой исключительно профессиональных политиков или государственных чиновников, но ресурсом, открытым для всех членов языкового сообщества, связанным со специфическим использованием общенародного языка как средства убеждения и контроля (Баранов, Казакевич, 1991, 7; Шейгал, 2000, 31).
Политический язык может быть определен и как подсистема национального языка, предназначенная для политической коммуникации: пропаганды идей, эмотивного воздействия на граждан и их последующего побуждения к политическим действиям, выработки общественного консенсуса (Чудинов, 2001, 18).
Общедоступность политического языка отмечается многими исследователями. Так, например, Р. Водак указывает, что политический язык находится как бы между двумя полюсами – функционально-обусловленным специальным языком и жаргоном определенной группы со свойственной ей идеологией. Поэтому политический язык должен быть доступным для понимания (в соответствии с задачами пропаганды) и ориентированным на определенную группу (по историческим и социально-психологическим причинам) (Водак, 1998, 24). Е.И. Шейгал в свою очередь также отмечает, что политический язык лишен свойства «тайноречия», не содержит специфической лексики, не известной носителям другого социолекта (Шейгал, 2000).
Очевидно, что политическим язык становится не благодаря наличию какого-то специфического словаря или грамматических форм, а из-за содержания передаваемой информации, обстоятельств, в которых происходит распространение информации и выполняемых им функций. Другими словами, политический язык становится некой политической реальностью постольку, поскольку он оказывается не только инструментом для описания событий, но и их частью, оказывающей сильное воздействие на формирование их значения, содействуя оформлению политических ролей, признанных политическими деятелями и обществом в целом (Edelman, 1964, 5; Graber, 1976, 361).
Таким образом, политическая деятельность в принципе сводится к деятельности языковой (Edelman, 1977); при этом в современной политологии наблюдается тенденция рассматривать язык не столько как средство отражения политической реальности, сколько как компонент поля политики (Ealy, 1981; Шейгал, 2000). Так, например, Н.Э. Гронская указывает на то, что язык выступает на политической арене в трех ипостасях и является средством общения в политике, средой и объектом политики (Гронская, 2005, 204).
Очевидно, что политический язык представляет собой неотъемлемую часть политической коммуникации, понимаемую как речевую деятельность, ориентированную на пропаганду тех или иных идей, эмоциональное воздействие на граждан страны и побуждение их к политическим действиям для выработки общественного согласия, принятия и обоснования социально-политических решений в условиях множественности точек зрения в обществе (Чудинов, 2003, 4).
Согласно А.П. Чудинову (2003), существуютчетыре разновидности политической коммуникации: 1) аппаратная (служебная, внутренняя, бюрократическая) политическая коммуникация, ориентированная на общение внутри государственных или общественных структур;2) политическая коммуникация в публичной политической деятельности, ориентированная на самые разнообразные слои населения, являющаяся формой осуществления профессиональной и общественной деятельности политических лидеров и активистов;3) политическая коммуникация, осуществляемая журналистами, также ориентированная на массовую аудиторию в формах интервью, аналитической статьи в газете, написанных журналистами, политологами и / или политиками; и, наконец, 4) политическая речевая деятельность «рядовых» граждан (не профессионалов в области политической коммуникации), участвующих в митингах, собраниях, демонстрациях.
Таким образом, отличительной чертой политической коммуникации является массовость, именно поэтому политический язык применяется для воздействия различного рода: убеждения, контроля, манипулирования, а СМИ становятся его непосредственным средством осуществления.
За последнее столетие технологии власти в управлении обществом качественно эволюционировали, а СМИ создали для этого новые возможности, усилив эффективность использования информации в этих целях. Произошла настоящая революция в способах социального и политического управления: основная направленность эволюции технологий власти и цель их изменений и совершенствования заключаются в том, чтобы, используя наименьшие затраты средств, получить максимальный эффект воздействия на людей, обеспечив их добровольную подчиняемость. Э. Тоффлер отмечает, что высшее качество и наибольшую эффективность современной власти придают знания, позволяющие «достичь искомых целей, минимально расходуя ресурсы власти; убедить людей в их личной заинтересованности в этих целях; превратить противников в союзников» (Toffler, 1990, 114).
Таким образом, рассматривая СМИ и их влияние на массы, следует отметить, что в постиндустриальном обществе власть знаний и информации становится решающей в управлении обществом, отодвигая на второй план влияние государственного принуждения. Иными словами, государственное, силовое вмешательство заменяется на информационно-психологическое воздействие.
Возможно предположить, что общество XXI в. находится на переходе к качественно иной форме существования – к информационной цивилизации, поскольку СМИ, выступая в качестве «специфического социального института» (Прохоров, 1993), в процессе своего функционирования фактически не только выполняют свою изначальную функцию (передача информации), но и посредством передачи специальным образом выбранной информации задают характер реакции реципиентов на нее. Тем самым СМИ фактически переходят в статус регулятора общественным мнением.
Научно-технический прогресс послужил толчком к развитию СМИ и, как следствие, – психологических средств воздействия на людей. Поле для работы с общественным мнением за последнее время выросло в сотни раз, углубились знания в области психологии, PR, в результате чего и возникает необходимость к обращению к термину «манипулирование». Данный термин имеет свои истоки в латинском языке (manipulare), в котором означает «управлять», «управлять со знанием дела», «оказывать помощь».
Следует отметить, что термин «манипуляция » (m anipulus) происходит от латинских слов, означающих: а) пригоршня, горсть (manus – рука + pie – наполнять), б) маленькая группа, кучка, горсточка (manus + pi – слабая форма корня). Во втором значении это слово, в частности, обозначало небольшой отряд воинов (около 120 человек) в римском войске.
В словарях европейских языков, по замечанию Е.Л. Доценко (1997) и С. Кара-Мурзы (2000), манипуляция(manipulation) в самом общем значении определена как обращение с объектами со специальными целями и намерениями; как ручное управление и как движения, производимые руками, ручные действия. Например, в медицине – это освидетельствование, т.е. осмотр некой части телас помощью рук илилечебные процедуры. Специально отмечается наличие ловкости, сноровки при выполнении действий-манипуляций.
Вплотную к указанному значению (в результате расширения сферы употребления) примыкает использование термина «манипуляция » в технике. В первую очередь, это искусные действия с рычагами, производимые руками. Сами рычаги и рукоятки нередко называются манипуляторами. По мере усложнения механизмов манипуляторами стали называть имитаторы или искусственные заменители рук: специальные приспособления для сложного перемещения предметов с дистанционным управлением. Например, для загрузки и выгрузки стержней с ядерным топливом. Так появилось современное переносное значение слова – ловкое обращение с людьми, как с объектами, вещами.
Манипуляция в словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой определяется как:1) сложный прием, действие над чем-нибудь при работе руками, ручным способом; 2) проделка, махинация (Ожегов, Шведова, 2003, 341).
В переносном значении Оксфордский словарь определяет манипуляцию как «акт влияния на людей или управления ими или вещами с ловкостью, особенно с пренебрежительным подтекстом, как скрытое управление или обработка» (цит. по:Доценко, 1997).Именно в таком наполнении слово «манипуляция » заменило в политическом словаре ранее бытовавший термин «макиавеллианизм » (имя итальянского политика Н. Макиавелли стало нарицательным для обозначения нравственной позиции«цель оправдывает любые средства».
Е.Л. Доценко называет, по меньшей мере, две причины такой замены: во-первых, смещение ведущего акцента с оценочного взгляда на технологический при подходе к данному феномену; а, во-вторых, расширение круга явлений, к которым стал относиться термин «манипуляция », поскольку речь шла теперь не столько о качествах отдельных политических лидеров, сколько о деятельности целых институтов и государственных образований. Он может использоваться применительно к средствам массовой информации и политическим мероприятиям, направленным на программирование мнений или устремлений масс, психического состояния населения и т.п. Конечная цель таких усилий направлена на контроль над населением, его управляемость и послушность (Доценко, 1997, 44-46).
Европейские словари определяют манипуляцию как скрытое управление и ловкое использование кого-либо часто нечестным путем, т.е. таким образом, чтобы адресат поступал или думал согласно намерениям, желаниям и ожиданиям инициатора (Oxford, 1993, 384).
Согласно данным определениям, мы можем сделать вывод о том, что понятие «манипуляция » имеет неодобрительную окраску. Следовательно, манипулятивным мы считаем такое воздействие на поведение адресата, которое вызовет у него отрицательные эмоции, и которое, по мнению С. Кара-Мурзы (2000), побудит его совершить такие поступки, что он окажется «в проигрыше, а то и в дураках».
В психологической литературе термин «манипуляция » имеет три значения. Первое значение было заимствовано из техники и используется преимущественно в инженерной психологии и психологии труда. Второе значение, заимствованное из этологии, понимает манипуляцию как «активное перемещение животными компонентов среды в пространстве (в противоположность локомоции – перемещению в пространстве самих животных) при преимущественном участии передних, реже – задних конечностей, а также других эффекторов» (Фабри, 1976, 145). В этих двух значениях термин «манипуляция » можно встретить в психологической литературе начиная с 20-х гг. XX в. А с 60-х гг. XX в. он стал использоваться еще и в третьем значении, на этот раз заимствованном из политологических работ.
Постепенно, практически без доработки, слово «манипуляция » начало использоваться и в контексте межличностных отношений, где под объектами действий-манипуляций понимаются уже не компоненты среды, предметы, а люди; под манипуляторами, соответственно, – те, кто стремятся этих людей направить по выгодному им пути, превратить их в послушное орудие.
Еще одним этапом в развитии переносного значения слова манипуляция является его использование применительно к демонстрации фокусов и карточным играм, в которых ценится искусность не только в проведении ложных отвлекающих приемов, но и в сокрытии истинных действий или намерений, создании обманчивого впечатления или иллюзии (Доценко, 2003, 47), основанное на знании человеческого восприятия и знании психологии человека (Беляева, 2008).
Под влиянием этого образа о манипуляции стали говорить как о психологическом воздействии, которое, во-первых, производится скрытно (объектом не должны быть замечены ни сам факт воздействия, ни его направленность), во-вторых, – осуществляется с применением мастерства и знаний (особых технологий), в-третьих, – имеет своей целью внушение реципиенту полезных для отправителя речи идей и эмоций («односторонний выигрыш»). Характерно, что этот элемент смысла – «прибирание к рукам» остается очень существенным для характеристики манипулятивного воздействия.
Итак, термин «манипуляция » был дважды перенесен из одного семантического контекста в другой. По мнению Е.Л. Доценко, И.В. Беляевой и др., термин, употребленный в переносном значении, представляет собой случай метафоры (см.: Доценко, 1997, 46; Беляева, 2008). Поэтому прежде чем приступать к определению манипуляции как понятия, необходимо прояснить его фактическое содержание как метафоры.
В исходном неметафорическом значении термин «манипуляция » обозначает сложные виды действий, выполняемых руками: управление рычагами, выполнение медицинских процедур, произвольное обращение с предметами и т.п., требующих мастерства и сноровки при исполнении.
Переходной ступенью к метафоре явилось использование термина «манипуляция » применительно к демонстрации фокусов и карточным играм, описанным нами выше. Связь с исходным значением особенно явственно выступает в названии «фокусник-манипулятор» – тот, который специализируется на фокусах, исключающих сложные механические или электронные приспособления, ассистентов-двойников и т.п. Все их фокусы – «ловкость рук и никакого мошенничества». Основные психологические эффекты создаются на основе управления вниманием (отвлечение, перемещение, сосредоточение), широкого использования механизмов психологической установки, стереотипных представлений и иллюзий восприятия. Как будет показано позже, все эти элементы сохраняются и в межличностной манипуляции.
Полное перенесение слова «метафора» в новый контекст и порождение метафоры ведут к тому, что под объектами действий-манипуляций понимаются уже не предметы, а люди, при этом сами действия выполняются уже не руками, а с помощью иных средств. В результате манипуляция в переносном значении обозначает стремление «прибрать к рукам», «приручить» другого, «заарканить», «поймать на крючок», т.е. является попыткой превратить человека в послушное орудие, в «марионетку». Однако, несмотря на то обстоятельство, что метафора прибирания к рукам и является стержневым признаком, производным от manipula, но при этом оказывается не единственным, конституирующим психологическую манипуляцию. В процессе своего становления этот признак был дополнен другими качествами: искусностью, ловкостью, мастерством исполнения. Действительно, «топорно состряпанное» воздействие не подпадает под то интуитивное ощущение манипуляции, которым мы привыкли руководствоваться. И, во-вторых, манипуляция предполагает создание иллюзии. Не имело бы смысла называть некое действие манипуляцией, если бы оно совершалось явно. Поэтому манипуляция в метафорическом значении предполагает также и создание иллюзии независимости адресата воздействия от постороннего влияния, иллюзии самостоятельности принимаемых им решений и выполняемых действий.
Таким образом, полная метафора психологической манипуляции содержит три важнейших признака: 1) идею «прибирания к рукам»; 2) обязательное условие сохранения иллюзии самостоятельности решений и действий адресата воздействия; 3) искусность манипулятора в выполнении приемов воздействия (Доценко, 1997, 46-48).
В исследованиях отечественных авторов манипуляция определяется как: 1) вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека намерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями. Другими словами, мастерство манипулятора используется для скрытого внедрения в психику адресата целей, желаний, намерений, отношений или установок, не совпадающих с теми, которые имеются у адресата в данный момент; оно направленно на неявное побуждение другого к совершению определенных действий манипулятором (Доценко, 2003. 59-60); 2) форма духовного воздействия, скрытого господства, осуществляемая насильственным путем;3) отношение к другому, как к средству, объекту, орудию (Сагатовский, 1980, 84-85); 4) стратегия социального поведения в личных целях манипулятора, противоречащего собственным интересам адресата (Знаков, 2000, 16); 5) ловкое скрытое управление для достижения власти и господства с отношением к людям, как к объектам, вещам (Кара-Мурза, 2000, 19-21).
Зарубежные исследователи определяют понятие манипуляции как: 1) скрытое принуждение, программирование мыслей, намерений, чувств, отношений, установок поведения (Шиллер, 1980, 26); 2) стремление управлять, главенствовать, властвовать, выигрывать любой ценой, относясь к людям, как к вещам; ложь, цинизм (Шостром, 1992); 3) психическое воздействие, которое производится тайно, а, следовательно, в ущерб лицам, на которых оно направлено (Franke, 1964, 4); 4) целенаправленное управление (Schischkoff, 1964, 39); 5) духовное управление, осуществляемое в результате принуждения воздействием иррациональных и эмоциональных средств (Elvein, 1968, 319); 6) средство порабощения человека (Freire, 1971, 144); 7) побуждение поведения посредством обмена или игрой на предполагаемых слабостях другого (Rudinow, 1978, 340); 8) использование тонких, едва уловимых или физически агрессивных способов, таких как обман, подкуп или запугивание (Ames, Kidd, 1979, 233); 9) скрытое применение власти (силы) вразрез с предполагаемой волей другого, хорошо организованный обман (Goodin, 1982, 21); 10) мастерское управление или использование (Robinson, 1981, 276); 11) такое структурирование мира инициатором, которое позволяет ему выигрывать (Riker, 1986, 156);12) обманное косвенное воздействие в интересах манипулятора (Yokoyama, 1988, 133-151); 13) ложные отвлекающие маневры, с помощью которых инициатор добивается того, что адресат, сам того не осознавая, изменяет свои цели (Wilson, Near, Miller, 1996: 285).
Следует также отметить некоторые замечания по поводу признаков манипуляции. Так, скрытый характер манипуляции признается ее важнейшим признаком в работах К.Ф. Седова (2003), Е.Л. Доценко (1997), Ю.С. Басковой (2006) и др. Манипулятивное воздействие только в том случае может считаться осуществленным, когда у адресата создано ощущение добровольного принятия чужих мнений, заинтересованности, актуальности воспринятых мнений, их истинности и удовлетворенности ими.
И.В. Беляева отмечает еще одно важное свойство манипуляции, а именно: неуважительное отношение к адресату (адресатами) как к объекту особого рода, орудию для достижения своих целей. В манипулятивном общении партнер по взаимодействию рассматривается манипулятором не как личность, обладающая самоценностью, а только как средство, с помощью которого достигаются определенные цели. По определению Э. Шострома, с высоты собственного «Я» манипулятора Другой превращается в «ОНО», низводится до уровня вещи (см.: Беляева, 2008).
Таким образом, для объяснения феномена манипуляции необходимо учитывать не только конкретные обстоятельства протекания общения, но и когнитивное состояние адресанта и адресата. Одним из ключевых параметров манипулятивного высказывания (текста) является особая интенциональность, и, следовательно, для распознавания манипуляции необходим анализ интенциональных компонентов, таких как: цель, намерение, причина, мотив. Очевидно, что в случае с манипуляцией речь идет, несомненно, лишь об односторонней интенции, о присвоении манипулятором права решать за адресата, что ему необходимо делать, о стремлении повлиять на его цели.
Следует отметить, что, несмотря на активное использование термина «манипуляция » в лингвистических и риторических трудах, отсутствует единое мнение по поводу его содержания и степени пейоративности, которая так часто сближает манипуляцию с обманом и ложью: «Манипуляции немыслимы без преднамеренного искажения реального положения вещей путем замалчивания одних фактов и выпячивания других, публикации ложных сообщений...» (Цуладзе, 1999, 120).
Осуществляя манипуляцию, лицо постоянно стремится к тому, чтобы индивидуум, являющийся объектом воздействия, сам счел бы тот или иной внушаемый ему поступок единственно правильным для себя. Для достижения этой цели пропагандист-манипулятор прибегает не к средствам принуждения, а к средствам убеждения, основанного на предумышленном обмане или внушении (Бессонов, 2001, 714-715).
Понятие опосредованной пейоративности раскрывается в формулировке К. Бредемайера: «Черная риторика – это манипулирование всеми необходимыми риторическими, диалектическими, эристическими, рабулистическими приемами для того, чтобы направлять беседу в желательное русло и подводить оппонента или публику к желательному для нас заключению и результату» (Бредемайер, 2006, 119).
Таким образом, некоторые авторы (например, Е.Н. Рядчикова, А.А. Халанская и др.) отмечают, что понятию «манипуляция » присуще отрицательное прагматическое значение.
Если соотнести манипулятивное общение с известными постулатами Г.П. Грайса (1985), то манипуляция представляет собой нарушение максимы качества информации (сообщай только то, что считаешь истинным и для чего у тебя есть достаточные подтверждения) и максимы способа (высказывание должно быть ясным, недвусмысленным и последовательным).
Следует отметить, что в сходном значении с термином «манипуляция» используется выражение «языковая демагогия ». Так, Т.Н. Николаева отмечает особенность лингвистики, заключающуюся в том, что язык способен манипулировать, «гримировать» свои функции, выдавать одно за другое, внушать, воздействовать, лжесвидетельствовать (Николаева, 1988, 154-156).
Понятия языковой демагогии и манипуляции также сближаются в работе Г.А. Копниной, в которой демагогия рассматривается как разновидность манипуляции (Копнина, 2003, 254).
Однако О.Н. Паршина отмечает, что демагогические приемы могут использоваться только для самоутверждения, без стремления заставить адресата сделать что-либо в своих интересах. При этом демагогические приемы «просты в применении и доступны каждому», а «использование средств манипуляции требует некоторой тонкости, даже мастерства» (Паршина, 2007, 67).Таким образом, в научной литературе значение термина «манипуляция» весьма неоднозначно в силу того, что разные ученые наполняют его своим специфическим содержанием (см.: Шиллер, 1980; Попов, 1983; Матяш, 1988; Колеватов, 1990; Герасимов, Илюхина, 1999). Г.И. Колесникова определяет манипуляцию как «исторически обусловленный феномен, имеющий структуру, состоящую из: 1) цели, заключающейся в инициировании определенного типа поведения у личности без учета ее интересов; 2) тайных методов воздействия на сознание личности; 3) собственно процесса осуществления воздействия на сознание личности, выполняющего корригирующую, мотивирующую, направляющую функции в системе управления». Данным определением мы и будем пользоваться в дальнейшем. При этом качественными отличительными признаками манипулирования от иных видов воздействия (управленческое, педагогическое, психотерапевтическое и пр.) выступают: а) отсутствие учета интересов объекта воздействия; б) скрытость воздействия для объекта.
Кроме того, большинство исследователей акцентируют внимание на процессуальной составляющей манипуляционного воздействия, а именно, на процессах социализации и легитимации, поскольку именно через них личности и группы становятся стандартизированными и «омассовленными».
Изучая сложный феномен манипулирования, И.А. Стернин предлагает следующее теоретическое разграничение понятий речевого воздействия и манипуляции, согласно которому речевое воздействие представляет собой воздействие на человека при помощи речи с целью побудить его сознательно принять точку зрения адресанта, решение о каком-либо действии, передаче информации и т.д.; а манипулирование, в свою очередь, является воздействием на человека с целью побудить его сообщить информацию, совершить поступок, изменить свое поведение и т.д. бессознательно или вопреки его собственному мнению, намерению (Стернин, 2002). Таким образом, речевое воздействие в известном смысле противопоставляется манипуляции.
Однако мы полагаем, что видами речевого воздействия являются: созидательное речевое воздействие, при котором реципиент / адресат влияния сохраняет свое достоинство и сознание собственной свободы, и непосредственно сама речевая манипуляция, т.е. скрытое управление адресатом против его воли и наносящее ему ущерб. Таким образом, речевая манипуляция является одной из разновидностей речевого воздействия.
В процессе речевого воздействия адресант может демонстрировать (при честном убеждении) или, напротив, скрывать свои истинные интенции (при манипуляции).И.В. Беляева отмечает, чтоблизким к манипуляции является понятие суггестивной модели общения, под которой понимается изменение личностной установки собеседника, его мотивации и ценностных ориентаций при помощи информации, воспринимаемой без критической оценки. Эта модель развертывается в следующих условиях: 1) собеседник некритически воспринимает личность суггестора и / или его информацию; 2) собеседник не владеет приемами контрсуггестии; 3) собеседник обладает повышенной внушаемостью (Беляева, 2008).
По определению В.М. Бехтерева, суггестия представляет собой «оживление у испытуемого или прививание ему путем слова соответствующего внешнего или внутреннего раздражения» (Бехтерев, 1991, 336).
Б.Ф. Поршнев также выдвигает суггестивную гипотезу происхождения языка, которая подтверждается данными нейрофизиологов о том, что из всех зон коры головного мозга человека, причастных к речевой функции, т.е. ко второй сигнальной системе, эволюционно древнее прочих, а значит первичнее прочих – лобная доля, в частности – префронтальный отдел. Следовательно, у истоков второй сигнальной системы лежит не обмен информацией, т.е. не сообщение чего-либо одного индивида другому, а особый род влияния одного индивида на другого (еще до собственно функции сообщения) (Поршнев, 1974).
Волюнтативная функция языка (функция воздействия) чаще всего рассматривается как производная от коммуникативной функции. По замечанию А.А. Леонтьева, когда мы говорим о языке как о средстве общения, мы имеем в виду, прежде всего и главным образом, возможность передачи другому человеку каких-то сведений, речевой информации, существенной для его поведения, деятельности и ее соответствующей организации (Леонтьев, 1965, 123).
Другими словами, в речевом акте говорящий, передавая информацию, осуществляет свое намерение оказать особое влияние на адресата. Это означает, что в сообщениях, сосредоточенных на адресате, на первый план выходит функция регуляции его поведением (путем побуждения к действию, к ответу на вопрос, запрета действия, сообщения информации с целью изменить намерения адресата совершить определенное действие и т.п.)(Мечковская, 2000; Норман, 2001; Боева, 2004). Именно поэтому коммуникативную функцию языка иногда называют регулятивной или выделяют ее производную функцию воздействия (волюнтативную, манипулятивную) (ЛЭС, 1990, 564; Беляева, 2008, 12).
Р.О. Якобсон (1975) именует эту функцию по-разному: конативная (англ. conation – способность к волевому движению) или апеллятивная (лат. appellare – обращаться, призывать, склонять к действию); иногда ее же называют призывно-побудительной или волюнтативной (лат. voluntas – воля, желание, хотение) функцией.
В современных трудах по нейролингвистическому программированию подчеркивается ведущий характер волюнтативной (суггестивной) функции языка.Суггестивная лингвистика ориентируется на изучение языка в коммуникативно-волюнтативной (суггестивной) функции, при этом язык в целом рассматривается как явление суггестивное, причем признается вероятностный характер суггестии, правополушарная ориентация суггестивных механизмов (Беляева, 2008, 12-13).
О.Н. Морозова определяет суггестию как словесное воздействие на человека, которое воспринимается им латентно, скрыто, без критической оценки. Путем воздействия у адресата могут вызываться определенные реакции (эмоциональные состояния, представления и т.п.). Само воздействие происходит без участия личности слушающего, без какой-либо логической переработки получаемой информации. Таким образом, суггестивное воздействие можно трактовать как побуждение к реакции, противоречащей рефлекторному поведению. Другими словами, человек, не находящийся под воздействием такого типа, не совершает подобных действий, не принимает таких решений и т.д. (Морозова, 2005, 168-169).
Следует отметить, что И.В. Беляева (2008) полагает, что терминологическое сочетание «суггестивное во