Когда следует использовать голубой цвет? 4 глава

Описывая феномены гипнотического взаимодействия, Энгельс подчеркивал отсутствие какой-либо «таинственной связи» с оператором и утверждал, что в принципе любой человек может с такой же легкостью приводить в действие загипнотизирован­ного субъекта.

Критикуя френологию[16] Ф. Галла, Энгельс отмечал: «Для нас было сущим пустяком заставить действовать галлевские череп­ные органы; мы пошли еще гораздо дальше; мы не только могли заменять их друг другом и располагать по всему телу, но фабриковали любое количество еще других органов — органов пения, свистения, дудения, танцевания, боксирования, шитья, сапожничанья, курения и т. д.; помещая их туда, куда нам было угодно. Если пациент Уоллеса становился пьяным от воды, то мы открывали в большом пальце ноги орган опьянения, и достаточно нам было только коснуться его, чтобы получить чудесную комедию опьянения. Но само собою разумеется, что ни один орган не обнаруживал и следа какого-нибудь действия, если пациенту не давали понять, чего от него ожидают; бла­годаря практике наш мальчуган вскоре усовершенствовался до такой степени, что ему достаточно было малейшего намека». Далее он очень ясно и четко описывает двойную память пациентов-гипнотиков, развенчивая утверждение о «сверхъес­тественности» феноменов особых состояний сознания. «Со­зданные таким образом органы сохраняли затем свою силу раз и навсегда также и для всех позднейших усыплений, если только их не изменяли тем же самым путем. Словом, у нашего пациента была двойная память; одна для состояния бодрствования, а другая, совершенно обособленная, для гипнотического состоя­ния. Что касается пассивности воли, абсолютного подчинения ее воле третьего лица, то она теряет всякую видимость чего-то чудесного, если не забывать, что все интересующее нас состо­яние началось с подчинения воли пациента воле оператора и не может быть осуществлено без того подчинения... Самый могу­щественный на свете чародей-магнетизер становится бессиль­ным, лишь только его пациент начинает смеяться ему в лицо». Своими путями шло изучение вопросов теории и практичес­кого применения гипноза в России. Русские ученые весьма трезво подошли к изучению «животного магнетизма» — явле­ния, так взбудоражившего умы европейских ученых. Проявив достаточную сдержанность и не позволив себе увлечься теоре­тическими положениями Ф. Месмера и его последователей, без всякой иронии восприняв факты практической, лечебной дея­тельности месмеристов, они занялись накоплением материала, который в дальнейшем способствовал формированию собствен­ных взглядов на особые состояния сознания вообще и гипно­тические явления в частности.

Однако если в Европе процесс временного угасания интереса к особым состояниям сознания шел естественным путем, то в России это делалось, как обычно, добровольно-принудительно. Так, 25 июля 1890 года в «Правительственном вестнике» был напечатан циркуляр Медицинского департамента от 9 июля, № 4682, в котором значительно органичивалось использование гипноза в лечебной практике и запрещались массовые сеансы исцеления: врачам возбранялось проводить сеансы гипноза без разрешения администрации, а на самом сеансе в качестве свидетелей обязаны были присутствовать другие врачи.

За несколько лет до формирования взглядов нансийской школы профессор Харьковского университета В. Я. Данилев­ский (1852—1939) дал экспериментальное обоснование единст­ва природы гипноза человека и животных. Данилевский был одним из видных представителей того направления в русском естествознании и медицине, основоположником которого яв­ляется И. М. Сеченов и которое затем нашло свое теоретическое развитие в учении С. П. Боткина и И. П. Павлова о невризме.

В 1891 году он выступил на IV съезде Общества русских врачей в Москве с докладом «Единство гипнотизма у человека и животных». В докладе Данилевский подвел итоги многолет­них, начиная с 1874 года, исследований, проведенных на самых разных представителях животного мира: лягушках, ящерицах, змеях, тритонах, черепахах и крокодилах, на вьюнах, камбалах и электрических скатах, на речных раках и морских крабах, лангустах, омарах и каракатицах. Результаты всех этих экспери­ментов свидетельствовали об одном: гипноз — вполне естест­венное явление, оно может быть вызвано не только у человека, но и у самых различных животных и имеет много сходного: окоченение тела, застывание конечностей в любых приданных им положениях и т. п.

Выводы, сделанные этим физиологом, опровергали теорию И. Бернгейма, который утверждал, что «гипноза нет, есть только внушение». Гипноз как определенное состояние того или иного организма существует и неравнозначен внушению — следовало из доклада В. Я. Данилевского.

Кроме того, ученый доказал несомненное участие в гипнозе коры головного мозга.

«Гипноз и внушение должны занять принадлежащее им по праву достойное место среди других лечебных методов медици­ны», — заявил в своем докладе «Терапевтическое применение гип­нотизма» на том же IV съезде врачей друг и соратник выдающе­гося психиатра С. С. Корсакова А. А. Токарский (1859—1901). Он

говорил: «...Смешно было бы думать, что гипнотизм вырос где-то сбоку, за дверями храма науки, что это подкидыш, воспитанный невеждами. Можно только сказать, что невежды его достаточно понянчили и захватали руками». Разрабатывая практические показания к применению гипноза в лечебных целях, А. А. Токарский исходил из того, Что гипноз и вкушение — эффективные методы воздействия на функции нервной системы в смысле ее укрепления и успокоения, так как, по его глубокому убеждению, «необходи­мость влияния на нервную систему встречается на каждом шагу независимо от болезни», чем и определяются широкие границы применения этих методов. Отстаивая целебные свойства гипно­тического сна, А, А. Токарский возражал против взгляда Ж. Шарко о патологической природе гипноза. В своей работе «К вопросу о вредном влиянии гипнотизирования» он показал, что правильно проведенная гипнотизация в лечебных целях не причинит боль­ному никакого вреда, а если ее применение в данном случае целесообразно, то может принести и большую пользу[17].

А. Токарский был первым, кто организовал и начал читать курс гипнотерапии и физиологической психологии в Московском уни­верситете. Работы его учеников и последователей (Е. Н. Довони, П. П. Подъяпольского, В. К. Хорошко, Б. А. Токарского и др.) обогатили многие области психотерапии. Практические приемы и указания, касающиеся психотерапии в особых состояниях со­знания (например, последовательности развития мотивирован­ных внушений в гипнозе, системы психотерапевтического лече­ния алкоголиков и др.), содержащиеся в трудах А. А. Токарского, не потеряли своей ценности и в настоящее время.

В 1693 году выпускается еще один циркуляр царского пра­вительства, где подтверждается предыдущий указ и вводится дополнительное ограничение — сеанс гипноза приравнивается к хирургической операции с вытекающими отсюда юридиче­скими обязательствами. Поскольку законы конца XIX века свято соблюдались (в отличие от законов конца XX века), мало кто из рядовых врачей решался их нарушить. Отныне наука об особых состояниях сознания могла развиваться только в круп­ных клиниках. И лишь неутомимая и долгая (в течение тринад­цати лет) борьба русских психиатров и психологов привела к отмене циркуляров (Б. Егоров, 1991).

Отцом русской научно-клинической гипнологии по праву счи­тается выдающийся русский невропатолог и психиатр В. М. Бехтерев (1S57—1927). Считая, что большую роль при наступлении особых состояний сознания играет словесное внушение, он вы­сказывал мысль о том, что ряд физических раздражителей спо­собствует погружению человека в гипнотическое состояние.

Одним из первых В. М. Бехтерев четко разграничил такие понятия, как убеждение, внушение и гипноз.

Убеждения, по его мнению, входят в сферу психической деятельности посредством личного осознания и усваиваются человеком путем обдумывания и осмысленной переработки, становясь частью Я.

«Внушение, — утверждал В. М. Бехтерев, — сводится к непо­средственному прививанию тех или других психических состоя­ний от одного лица к другому, — прививанию, происходящему без участия воли воспринимающего лица и нередко даже без ясного с его стороны сознания... Оно не требует никаких доказа­тельств и не нуждается в логике... внушение действует прямо непосредственно на психическую сферу другого лица путем увле­кательной и взволнованной речи, жестов, мимики* (1908). Вну­шения могут иметь форму приказаний, лозунгов, личного приме­ра. «Команда действует не только силой страха за непослушание, но и путем внушения или прививки известной идеи... Пример тоже может действовать как внушение, ведущее к совершенно невольному и безотчетному подражанию»[18].

Гипноз же, по В. М. Бехтереву, представляет собой «не что иное, как искусственно вызванный видоизмененный нормаль­ный сон», при котором, однако, сохраняется контакт с гипно­тизером. «У загипнотизированного наступает особое состояние пассивности, в силу чего внушение действует на него столь подавляющим образом».

Прошедший стажировку в школе Ж. Шарко, поработавший с профессором Мейнертом (крупнейшим неврологом того времени и, кстати, одним из учителей 3. Фрейда), он вслед за Форелем выделил три стадии гипнотических состояний в зависимости от их глубины и распространенности. Малый гипноз характеризуется дремотой, чувством отяжеления конечностей, приятного тепла и отдыха, отсутствием воспоминаний после особого состояния со­знания (постгипнотической амнезией). Для среднего гипноза свойственны легкий сон, ригидность мыщц, отсутствие болевой и прочей чувствительности, сужение зоны контакта до воспри­ятия лишь слов врача, отсутствие постгипнотической амнезии. Большой гипноз описывается глубоким сном, избирательностью контакта, реализацией внушенных галлюцинаций, сложных пере­живаний, постгипнотических внушений, амнезии.

В. М. Бехтерев придавал столь большое значение психоло­гическим методам лечения, в том числе и гипнозу, что применял их в комплексе лечебных мероприятий, проводимых при орга­нических поражениях центральной и периферической нервной системы (невралгиях, мигренях, вегетоневрозах, тиках, гиперкинезах, рассеянном склерозе в начальных стадиях, фантомных болях, ишиалгии и др.).

Он выделил три условия, определяющие сущность и эффек­тивность групповой психотерапии в особых состояниях созна­ния, которые не утратили своей актуальности и в наши дни:

1) разъяснительная беседа;

2) внушение в гипнозе;

3) обучение участников группы формулам самовнушения.

В связи с нынешней популярностью использования различ­ных методов народной медицины при лечении психосоматичес­ких заболеваний, следует вспомнить доклад В. М. Бехтерева «Внушение и его роль в общественной жизни», прочитанный им в Военно-медицинской академии в декабре 1897 года. В нем раскрывались механизмы возникновения психических эпиде­мий, роль «психических микробов», внушения, самовнушения и гипноза в их зарождении и распространении во время кри­зисных ситуаций в обществе, а также их зависимость от гос­подствующих в данный период общественных воззрений {на­пример, для XVI века были характерны массовые психические «эпидемии» колдовства, для XVII века — бесноватости и одер­жимости, для XIX — «эпидемии» мании величия и пресле­дования)[19]. Он сформулировал также эмпирический закон вну­шаемости в массе людей: если условно внушаемость равна единице, то в толпе из ста человек она повысится ровно в сто раз.

Клинические наблюдения академика В. М. Бехтерева послу­жили основой для метода коллективного лечения гипнозом, применяемого при лечении алкоголиков и наркоманов. Хотя методика была разработана в 1912 году, сам автор считал ее настолько важной, что избрал темой своего доклада на I Всесо­юзном съезде невропатологов и психиатров в декабре 1927 года, сделанном им за 32 часа до своей смерти[20].

Помимо научных трудов и исследований в области психоте­рапии, В. М. Бехтерев написал много научно-популярных бро­шюр и статей о гипнозе, пытаясь рассеять связанные с ним заблуждения и предрассудки.

Использование новой терминологии, обоснование теории психотерапии в особых состояниях сознания, ее психофизио­логических механизмов, которыми и объясняются как само гипнотическое состояние, так и связанные с ним явления повышенной внушаемости, постгипнотических действий, вну­шенных галлюцинаций и других феноменов, тесно связаны с именем И. П. Павлова (1849—1936), совершившего переворот в понимании гипноза, а следовательно, и в отношении к нему[21]. Согласно взглядам И. И. Павлова, гипноз есть частичный сон или состояние, переходное между бодрствованием и сном, при котором на фоне заторможенных[22] с разной интенсивностью участков мозга в коре больших полушарий присутствует бодр­ствующий сторожевой пункт, обеспечивающий возможность раппорта между гипнотизирующим и гипнотиком.

Поставленная И. Сеченовым проблема исследования реф­лексов (от лат. reflexus — отражение) головного мозга и их роли в поведении человека и животных получила свою дальнейшую творческую разработку не только в школе И. П. Павлова, но и в школе А. А. Ухтомского (1875—1942), которые приняли эстафету «отца русской физиологии». В поисках прочных фи­зиологических основ поведения И. П. Павлов и А. А. Ухтомский поставили целью своих исследований ответить на вопрос: как, с помощью каких механизмов создается и обеспечивается ус­тойчивый образ поведения при всем многообразии внешней среды, через которую организму как целому приходится держать путь? Примечательно, что в 1923 году вышла известная во всем мире книга И. П. Павлова «Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности (поведения) живот­ных». В этом же году А. А. Ухтомский опубликовал свою статью о доминанте: «Доминанта как рабочий принцип нервных цент­ров». Под доминантой А. А. Ухтомский понимал временно гос­подствующий набор рефлексов, который направляет в данный момент времени выведение организма на решение одной, наи­более важной для него задачи. В то же время, однажды начав­шись и требуя времени для своего выполнения, этот господ­ствующий рефлекс, или доминанта, изменяет и тормозит другие рефлексы, которые могли бы помешать его осуществлению.

Кроме идеи о доминанте была выдвинута концепция пара­биоза. Ее автором был физиолог Н. Е. Введенский. Главным в учении о парабиозе является положение о единстве возбужде­ния и торможения. Развитие возбуждения и торможения опре­деляет уровень так называемой лабильности (функциональной подвижности) нервного субстрата — скорость протекания про­цессов, которые лежат в основе осуществления реакции возбуж­дения. При развитии парабиоза лабильность понижается и ткань, пройдя уравнительную (провизорную), парадоксальную и тормозную стадии, впадает в торможение. Скорость возник­новения торможения зависит от силы раздражения, частоты ритма, с которым воспроизводятся эти раздражения и фактора времени.

Один из многочисленных учеников В. М. Бехтерева, В. П. Про­топопов, привлекая принцип доминанты А. А. Ухтомского, вы­сказал свою гипотезу о природе особых состояний сознания. Согласно Протопопову, они есть не порождение тормозного состояния, а, наоборот, специальная форма бодрствования, ко­торая физиологически идентична тому, что наблюдается у чело­века при особой концентрации его внимания на каком-нибудь одном явлении или раздражителе. Такое состояние повышен­ной активности внимания на одном объекте именуют реакцией сосредоточения[23]. Аналогичную с В. П. Протопоповым точку зрения на физиологическую природу гипноза высказывал и К. В. Шалабутов.

С принципиальными возражениями В. П. Протопопову вы­ступил другой знаменитый ученик В. М. Бехтерева — К. И. Пла­тонов (1878—1969). Исходя из положения, что гипноз и сон — единые по своей природе процессы, К. И. Платонов задался целью изучить в гипнозе состояние пульса, кровяного давления и дыха­ния, чтобы сопоставить происходящие с ними изменения с тем, что наблюдается в естественном сне. Это изучение привело его к мнению о несостоятельности взгляда на гипноз как на состояние повышенного бодрствования именно в силу того, что в гипнозе, как и в естественном сне, пульс и дыхание замедляются, кровяное давление падает, то есть в гипнозе и в естественном сне наблю­даются физиологические сдвиги одинакового характера.

Но вернемся в Европу, в 1910 год. И. Бернгейм ушел на пенсию. А. Льебо умер шесть лет назад. Соперничество двух школ угасло. Свою теорию, основанную на интенсивном ис­пользовании позитивных внушений, начал развивать Эмиль Куэ. Его идеи, осмеянные во Франции, имели большой успех по ту сторону Атлантики, где стали основой для многочислен­ных психологических школ.

Гипноз был заброшен и заменен психоанализом. Оставив гипноз для того, чтобы развивать свою собственную технику, 3. Фрейд, по всей видимости, нанес ему последний удар. Однако развитие Психоаналитических Направлений в психотерапии впер­вые создает возможности для научного исследования и примене­ния в медицинской практике таких особых состояний сознания, как сновидения, фантазии и т. п. В теоретическом разделе мы еще подробно остановимся на этом.

Таким образом, в Европе в 1930—1950 годах фактически уже не существовало школ гипноза. Были еще некоторые всплески активности (например, связанные с изучением в рамках антро­пологии и этнографии трансовых практик так называемых примитивных племен), но, в общем, медицинская обществен­ность по большей части гипноз игнорировала. В основном им интересовался лишь ограниченный круг маргиналов.

В 1943 году швейцарский биохимик Альберт Хофман, работая над химическим средством обезболивания родов, открыл диэтиламид лизергиновой кислоты (ЛСД-25), в скором времени поло­живший начало активному исследованию состояний человечес­кого сознания с помощью галлюциногенов. Так, в шестидесятые годы были созданы методы психолитической (X. Лейнер, 1962) и психоделической психотерапии[24] (Ч. Саваж, 1964), основываю­щиеся на приемах психоделических средств (обычно ЛСД) и использующиеся для вызывания у пациента измененного состоя­ния сознания с целью решения им психологических проблем, лежащих в основе заболевания.

Необычные переживания, которые дает прием ЛСД, ско­рость и мощность активации бессознательных пластов психики, расширение горизонтов сознания без соблюдения обычно стро­гих медицинских предосторожностей, — все это привлекало внимание не только врачей, психологов, физиологов, но и творческую богему из «бунтующей молодежи» (в частности, движения «хиппи»), а через нее — тысяч обычных людей. Несмотря на большой терапевтический потенциал, в связи с практически бесконтрольным потреблением галлюциногенов и связанным с этим ростом психических и социальных девиаций (в шестидесятые годы в США проблема потребления ЛСД, по некоторым оценкам, приобрела характер национального бедст­вия) к концу семидесятых ЛСД признали наркотиком и его применение даже в медицинских целях было запрещено[25].

История развития психотерапии в Советском Союзе, по существу, являлась историей развития учения о гипнозе и внушении. Надо честно признать, что во многом это связано с определенными социально-культурными условиями того вре­мени: государству, основанному на принципе «диктатуры про­летариата», нужны были методы, позволяющие эффективно воздействовать на человека и максимально использовать в своих целях его таланты и резервы.

Перу советских авторов принадлежит большое количество клинических и экспериментальных работ по особым состояниям сознания. Развивалось учение о коллективном гипнозе, особенно при лечении алкоголизма (Д. С. Озерецковский, П. Д. Пилипенко, Н. В. Иванов, М. Г. Иткин, А. А. Мартыненко, Г. П. Андрух и др.). В связи с тем, что на страницах книги мы еще не раз будем обращаться к отечественному психотерапевтическому наследию, здесь просто отметим, что оно немыслимо без таких имен, как И. З. Вельвовский, В. Н. Мясищев, Ю. В. Каннабих, В. М. Нарбут, В. В. Срезневский, В. Н. Финне, В. М. Гаккебуш, А. Свядощ, С. И. Консторум, В. Е. Рожнов, М. Е. Бурно, В. П. Майоров, И. В. Стрельчук, И. С. Сумбаев, Н. Г. Беспалько и др.

В Соединенных Штатах труды Дж. Бреда и И. Бернгейма оставались все еще популярными. Гипнотическая школа, вос­ходящая своими корнями к временам Б. Франклина и Дж. Ва­шингтона, нашла продолжение в работах знаменитого Милтона Г. Эриксона. Психиатр по образованию, он, помимо классиче­ского гипноза, всегда живо интересовался традиционной ин­дейской медициной, шаманизмом, а также участвовал в проек­тах по экологии «системного мышления» Г. Бейтсона. Подобная междисциплин арность позволила ему не только возобновить применение ^медицинского гипноза в Северной Америке, но и сделать его оригинальным. Британская медицинская ассоциация в своем отчете 1955 го­да официально реабилитировала гипноз в Великобритании, дав ему следующее определение: «Гипноз — кратковременное со­стояние изменяющегося внимания (сознания) у субъекта, со­стояние которое может быть вызвано другим субъектом и в котором могут спонтанно возникать различные феномены в ответ на вербальные или другие стимулы. Эти феномены содер­жат в себе изменения сознания и памяти, повышение воспри­имчивости к внушению и появление у субъекта реакций и идей, которые ему не свойственны в его обычном состоянии духа. Кроме того, такие феномены как потеря чувствительности, параличи, мышечная ригидность и вазомоторные изменения, могут быть вызваны и устранены в этом состоянии».

В 1958 году Американская медицинская ассоциация включила гипноз в медицинскую терапию, уточнив условия его примене­ния[26]. Американская психиатрическая ассоциация в I960 году официально признала экспертный совет, известный под названи­ем Американский совет экспертов по психологическому гипнозу.

В последней четверти XX века вновь наблюдается всплеск интереса к проблемам особых состояний сознания, теперь уже связанным с новыми течениями в восточноевропейской фило­софии и «открытием» восточной культуры и ее психотехник. Именно в этот период появляются наиболее интересные, на наш взгляд, теоретические модели особых состояний сознания, подробная речь о которых пойдет в следующей главе.

История развития научных представлений об особых состоя­ниях сознания была бы не полной, если бы мы не упомянули о харьковской школе психотерапии. Академическая психотерапия в Украине сформировалась уже в 30-е годы нашего века, когда взошла звезда первой величины — К. И. Платонов. Его вклад в области психотерапии поистине необозрим, но самая главная его заслуга заключается в теоретическом обосновании психотера­пии (и особенно психотерапии, ориентированной на «слово как лечебный фактор») как общемедицинской науки, поле деятель­ности которой простирается от психиатрии, неврологии и сексо­логии до терапии, хирургии, акушерства и гинекологии, санитарно-курортной медицины и т. д. Его ученики И. 3. Вельвовский, А. Т. Филатов и другие вывели украинскую психотерапию на мировой уровень, что позволило в 1962 году впервые в мире открыть первую в СССР и единственную в Украине кафедру психотерапии (хотя фактически кафедра функционировала на общественных началах еще с 1948 года), а в 1985 году выделить психотерапию в самостоятельную дисциплину. В настоящее время сотрудниками кафедры под руководством заведующего кафедрой проф. Т. И. Ахмедова разработана гипотеза понимания особых состояний сознания в рамках подхода «флюктуирующего лате­рального сознания», которая после окончательной доработки будет представлена широкой научной публике.

Таким образом, более ста лет назад в научное общество л во всю западную культуру вошло представление об активности бессознательного[27] нашей психики, участвующего во всех ду­шевных и телесных движениях и от которого во многом зависит наше общее мироощущение и здоровье. Своевременно не раз­решенный (путем отреагирования или имаганальной, онейрической деятельности) эмоциональный материал, достигнув определенного критического уровня, разделяет нашу психи­ку, нарушает согласное, сбалансированное взаимодействие ее частей, проявляясь разными невротическими и психосомати­ческими симптомами. Практика показала, что восстановление душевного и телесного расстройства требует вынесения этого психического материала «на поверхность», его осознания и «проработки». И это начало проводиться в магнетических кри­зах Ф, Месмера, затем в сеансах психоанализа. Однако в даль­нейшем усилиями исследователей особых состояний сознания первоначальная модель бессознательного значительно расши­рилась, снова ставя особые состояния сознания на первое место.

В заключение нашего исторического обзора следует сказать, что для объединения тех, кто интересуется вопросами, связан­ными с гипнозом и внушением (а следовательно, и особыми состояниями сознания), в настоящее время выходят (на англий­ском языке): «Международный журнал по клиническому и экспериментальному гипнозу» и «Американский журнал кли­нического гипноза», а также «Журнал трансперсональной пси­хологии». В 1991 году вышел первый выпуск журнала «Вестник гипнологии и психотерапии», который издается Санкт-Петер­бургским обществом психотерапевтов.

Регулярно проходят международные конгрессы по особым состояниям сознания (гипноз, сон, фантазии, медитация, био­энергетика, мифы и проекции, переживания смерти), обсуж­дающие широкий круг проблем теоретического и прикладного характера.

Развитие любой науки требует осмысления того, что достиг­нуто ею, бережного отношения к своей истории. Вопросы исторического прошлого науки интересны не только сами по себе. Они имеют отношение и к сегодняшнему дню. Уроки истории заставляют нас по-новому всматриваться в современ­ность, помогают увидеть будущее. Hayка об особых состояниях сознания развиваются по определенным законам, многие фак­торы общественно-экономического развития обусловливают те или иные научные направления, их судьбу. Развитие науки проявляется в концепциях виднейших представителей, чьи уси­лия двигают ее вперед.

И закончить эту главу нам хотелось бы двумя достаточно большими цитатами людей, чей авторитет в исследованиях особых состояний сознания неоспорим.

Ж. Шарко еще в 1881 году сказал: «Между правильным функционированием организма и спонтанными нарушениями, вызванными болезнью, гипнотизм занимает промежуточное положение и открывает путь к эксперименту. Гипнотическое состояние — это не что иное, как искусственное или экспери­ментально вызванное нервное состояние... многочисленные проявления которого возникают или исчезают в зависимости от потребности исследования по воле наблюдателя. Рассматривае­мый таким образом гипноз становится драгоценным, неисчер­паемым источником исследований как для физиолога и психо­лога, так и для врача».

А через 80 лет Л. Кьюби добавил: «Гипноз находится на пересечении всех уровней физиологической и психологической организации, и феномен, называемый гипнотизмом, когда он полностью будет понят, станет одним из важнейших инструмен­тов для изучения нормального сна, нормального состояния бодр­ствования и постоянного взаимодействия нормальных, невроти­ческих и психотических процессов»

Таким образом, и сегодня особые состояния сознания (гипноз, сновидения, медитация) — феномен изменчивый, ускользаю­щий, часто неуловимый и в то же время реально существующий.

ГЛАВА 2 Теоретические модели особых состояний сознания

Надо признать, что Мироздание погру­жено в Тайну. Нельзя ее разгадать. Не надо и пытаться ее разгадывать. Надо просто се признать. Ее образ — види­мый всегда лишь смутно — должен непрестанно расширяться и углублять­ся. Надо начать приближаться к ней, стремиться стать ею, понимая, что она всегда от нас ускользает, и тем дальше, чем больше мы будем приближаться... И надо суметь использовать взаимосвязано все приобретенное человечеством на пути его становления — рациональ­ное и иррациональное, эстетическое и мистическое.

В. В. Налимов

Дай имя миру... «юдоль творения души», тогда постигнешь, как в нем жить...

Джон Ките

Исторический обзор эволюции представлений о феномене особых состояний сознания, проведенный в предыдущей главе, показал, что из-за общей ограниченности знаний о человеке и в силу ряда других причин изучение шло часто путем случайного сбора начальных сведений об этом феномене и проведения исследований по методу «проб и ошибок». Однако уже начало XX века ознаменовалось целенаправленными усилиями по ос­мыслению гипноза, транса, сновидений, воображения, фанта­зий, медитаций, то есть всего того, что ныне мы называем особыми состояниями сознания. Исследования в этом направ­лении развивались весьма интенсивно, чему в значительной мере способствовали постоянно растущие запросы практики. И хотя, откровенно говоря, к концу века наши знания об этих феноменах по-прежнему не полны и не точны, мы все же знаем о них существенно больше, чем в прошлом.

В теоретическом и научном осмыслении феномена особых состояний сознания явно или скрыто всегда лежит какой-либо исходный методологический принцип. Осознанно или нет, но это находит свое отражение и в техниках исследования таких состояний. Поэтому представляется целесообразным в последующем остановиться на некоторых основных теоретических моделях, которые до сих пор служат для понимания и исполь­зования особых состояний сознания в психотерапии.

ПСИХОЛОГИЯ СОЗНАНИЯ У. ДЖЕЙМСА

Сразу же отметим, что У. Джеймс был очень разносторонним ученым. Из-за этого иногда в его взглядах просматриваются некоторые противоречия. Сам он называл это «плюралистичес­ким мышлением». Легко мирясь и с чужими взглядами, не соответствующими его собственным, он считал, что психология еще не стала зрелой наукой и не располагает достаточными знаниями, чтобы формировать окончательные законы воспри­ятия, чувствования, раскрыть природу сознания. Не без доли юмора он писал в те годы: «Единственное, что психология имеет право постулировать, так это сам факт мышления как такового».