8. Позже, когда всем стала командовать роскошь, начали чеканить зеркала в полный человеческий рост из золота и серебра, затем принялись украшать их самоцветами; такое зеркальце обойдется женщине во много раз дороже, чем стоило в свое время целое приданое, дававшееся общиной дочерям небогатых полководцев. Не думаешь ли ты, что златочеканные зеркала водились у дочерей Сципиона[275], все приданое которых составляла суровая медь?
9. О счастливая бедность, породившая столько славных имен! Да будь у них такое зеркало, они с презрением отвергли бы это приданое. Но тогда каждый из тех, кому становился тестем сенат[276], понимал, что получает такое драгоценное приданое, вернуть которое было бы кощунством. А теперь девицам вольноотпущенников и на одно зеркальце не хватит того приданого, каким некогда с великодушной щедростью награждал римский народ.
10. Ибо праздная роскошь, привлекаемая к нам нашими богатствами, становилась с каждым днем все губительнее, пороки разрослись до размеров чудовищных, разнообразнейшие искусства до такой степени стерли всякие различия между вещами, что ни один мужчина уже не обходился без того, что всегда считалось предметом женского туалета, — ни один, не исключая воинов. Да разве для одного только туалета употребляется нынче зеркало? Ни один порок теперь не обходится без него.
Книга II (VI) [277]
О громах и молниях
Глава I
1. Исследование вселенной подразделяется на изучение небесных, надземных[278]и земных явлений[279]. Первая часть рассматривает природу светил, величину и форму объемлющих мир огней; пытается ответить на вопросы: твердое ли небо и образовано ли оно из плотного и сгущенного вещества, или же из тонкого и разреженного; движет ли оно вселенную, или само движимо чем-то; расположены ли светила ниже него или же укреплены неподвижно в его ткани; каким образом соблюдается чередование времен года; почему солнце движется в обратную небосводу сторону, и на прочие вопросы в том же роде.
|
2. Вторая часть занимается тем, что находится между небом и землей. Здесь облака, дожди, снега, ветры, землетрясения, молнии,
и ужасающие для сердец человеческих громы[280], —
словом, все, что происходит в воздухе или производится им; мы называем эти явления надземными, поскольку область их выше земли — самой нижней области вселенной.
Третья часть исследует воды, зе́мли, растения — древесные и травянистые и всякую вообще, выражаясь юридическим языком, находящуюся на земле недвижимость.
3. Ты спросишь, чего ради я поместил землетрясения в тот же раздел, что и громы и молнии? — Дело вот в чем: землетрясение происходит от духа (spiritus)[281]; дух же есть приведенный в движение воздух, который проникает под землю, но рассматривать его следует тем не менее не под землей, а там, где ему положено быть по природе.
4. Я скажу тебе и более удивительную вещь: в разделе небесных явлений пойдет речь о земле. — Ты спросишь, почему? — А вот почему. Свойства самой земли мы разберем в своем месте, а именно: широкая ли она и неровная, с беспорядочно расположенными выступами, или же она напоминает по форме мяч, и все ее части пригнаны друг к другу, образуя шар; связывает ли она воды, или, наоборот, воды связывают ее; является ли она сама по себе живым существом, или же она — всего лишь неподвижное и бесчувственное тело, полное дыхания духа (spiritus), но только чужого. Всякий раз как перед нами будут вставать эти и другие подобные вопросы, мы будем относить их в нижний раздел — о земле.
|
5. Но если возникнет вопрос о расположении земли, о том, в какой части мира она находится, каково ее положение относительно светил и небосвода, он будет рассматриваться в небесном разделе и займет, если можно так выразиться, более высокое положение.
Глава II
1. Я уже сказал о частях, на которые разделяется все природное вещество; теперь следует сказать кое-что, общее для всех них. И прежде всего следует усвоить, что воздух относится к тем телам, которым свойственно единство.
2. Что это значит, и почему это такая необходимая предпосылка, ты сейчас поймешь. Начну с предметов более возвышенных: есть вещи непрерывные и вещи соединенные, причем соединение есть связь двух смежных тел, а непрерывность — связь частей, между которыми нет промежутков. Единство есть непрерывность без соединения.
3. Не подлежит сомнению — не правда ли? — что из всех тел, какие мы видим или осязаем, какие доступны ощущению или сами способны ощущать, одни — сложные: сплетены, собраны, сколочены или каким-либо иным образом составлены, как например, веревка, зерно, корабль, — другие же не сложные, как дерево или камень. А раз так, то придется тебе признать, что и среди тех тел, которые ускользают от ощущения, а схватываются только мыслью, есть такие, которые отличаются единством.
4. Заметь, между прочим, как я щажу твои уши. Я мог бы избавиться от затруднения, прибегнув к философскому языку и сказать: «объединенные» тела. Но я избавлю тебя от этого, а ты меня за это отблагодари. Как? — А вот как: когда я буду говорить «единое», вспоминай всякий раз, что я имею в виду не число, а природу тела, скрепляемого не внешней силой, а своим собственным единством[282]. К разряду таких тел относится и воздух.
|
Глава III
1. Мир объемлет все, о чем мы знаем или можем узнать. Это могут быть либо части мира, либо то, что, не сделавшись частью, осталось лишь его материей; ибо всякое естественное рождение (natura), как и всякое создание рук человеческих, требует материи.
2. Объясню, что это значит. Глаз, рука, кости, жилы — это наши части. Материя — соки поедаемой нами пищи, которые пойдут в эти части[283]. Наконец, кровь — это как бы часть нас, которая в то же самое время есть и материя: ведь она участвует в создании других частей, но при этом и сама входит в число тех, что составляют целое тело[284].
Глава IV
1. Так вот, воздух — часть мира, и притом необходимая. Ибо он связывает небо и землю, разделяет низшие и высшие области мира, одновременно соединяя их. Разделяет, поскольку находится между ними; соединяет, поскольку через его посредство они сообщаются друг с другом: он передает вверх то, что получает от земли, и он же вбирает лучи светил и изливает их вниз, на землю[285].
2. Как бы частью мира я называю такие вещи, как, например, животные и растения. Род животных и растений в целом есть часть вселенной, поскольку он входит в состав целого и поскольку без них нет вселенной. Но одно животное и одно дерево — это как бы часть, поскольку если оно и погибнет, то, из чего оно выпало, все же останется целым. Что же касается воздуха, то он, как я уже говорил, принадлежит и небу и земле, прирожден тому и другому. Но все, что составляет прирожденную часть чего-либо, обладает единством. Ибо ничто не рождается без единства.
Глава V
1. Земля есть и часть, и материя мира. Почему часть, я думаю, ты не станешь спрашивать: с таким же успехом ты можешь спросить, почему небо часть мира — без земли вселенная может существовать так же мало, как без неба. Но кроме того, земля и материя мира, потому что содержит все то, что составляет питание для всех животных, всех растений, всех звезд.
2. Земля поставляет пищу каждому в отдельности и самому миру, потребляющему так много[286]; земля дает вещества, поддерживающие столько светил, не знающих отдыха день и ночь и ненасытных как в труде, так и в пище. Все, что есть в природе, получает от земли ровно столько, сколько ему нужно для пропитания; а мир раз и навсегда припас столько, сколько ему могло понадобиться навеки. Поясню тебе великую вещь на примере крохотной: яйца содержат ровно столько жидкости, сколько нужно для окончательного формирования животного, которому предстоит вылупиться.
Глава VI
1. Воздух соединен с землей непрерывным образом и прилежит к ней так плотно, что тотчас оказывается везде, где бы земля ни отступила. Он есть часть целого мира; но, с другой стороны, он вбирает все, что испускает земля для пропитания небесных тел, и в этом отношении его следует считать материей, а не частью. Именно это свойство является причиной его непостоянства и волнений[287].
2. Некоторые[288]полагают, будто он составлен из отдельных частиц, как пыль, и в этом они совершенно не правы. Ибо никогда не может быть упругости в теле, если оно не едино по составу, ибо для того, чтобы оно напряглось, части его должны сообщаться между собой и объединить свои силы. Воздух, если предположить, что он разделяется на атомы, рассеян; а рассеянные тела не могут напрягаться.
3. Напряжение воздуха ты можешь наблюдать, глядя на надутые предметы, отражающие удар; глядя на тяжести, переносимые ветром на большие расстояния; слушая звуки — тихие или громкие в зависимости от того, насколько сжат воздух. А что такое звук, как не напряжение воздуха, сжимаемого ударами языка таким образом, что мы можем его слышать?[289]
4. Да что там — всякий бег, всякое движение — дело напрягшегося воздуха. Он сообщает силу жилам, быстроту бегущим; он, взметенный могучим порывом и закрутившись вихрем, увлекает за собой деревья и леса, поднимает ввысь и ломает целые здания; он возмущает море, само по себе ленивое и неподвижное.
5. А вот примеры помельче. Какое пение возможно без напряжения воздуха? А рога и трубы и те инструменты, которые под нажимом воды издают звук куда более мощный, чем способен произвести человеческий голос, — разве действие их основано не на напряжении воздуха? Вспомни о тех невидимках, что проявляют огромную силу совершенно неприметно: крохотные семена, ничтожные настолько, что помещаются меж двумя плотно соединенными камнями, оказываются достаточно сильны, чтобы опрокидывать громадные валуны и разрушать памятники; мельчайшие и тончайшие корни раскалывают утесы и скалы. А что это такое, как не напряжение воздуха, без которого ничто не имеет силы и против которого все бессильно?
6. Что в воздухе есть единство, можно усмотреть и из того, например, что наши тела не разваливаются. Что держит их, как не воздух (spiritus)? Чем, как не им, приводится в движение наша душа?[290]А что заставляет его двигаться, как не напряжение? Но откуда же взяться напряжению, если нет единства? И откуда взяться единству, если оно не было изначально присуще воздуху? Что заставляет расти плоды и прорастать нежные посевы, что выгоняет из земли зеленые побеги деревьев, что гонит их в вышину и заставляет раскидывать ветви, как не напряжение и единство воздуха (spiritus)?
Глава VII
1. Некоторые расщепляют воздух на удаленные друг от друга частицы, полагая, будто он смешан с пустотой. В доказательство того, что воздух — не тело и что в нем много пустот, они ссылаются на то, как легко движутся в воздухе птицы, на то, что самые крупные предметы проходят сквозь него так же легко, как и самые мелкие[291].
2. Но они ошибаются. В самом деле, тем же свойством обладает и вода, но в ее единстве никто не станет сомневаться, ибо принимая погружающиеся в нее тела, она всегда течет им навстречу; наши [т. е. стоики] называют это свойство «circumstantia» («окружением»), а греки — «ἀντιπερίστασιν». В воздухе оно проявляется точно так же, как в воде — он окружает всякое тело, которое сталкивается с ним. Поэтому придумывать в нем пустоты совершенно ни к чему. Но об этом в другой раз.
Глава VIII
1. Не приходится особенно задумываться, чтобы признать существование в природе вещей, наделенных стремительной мощью и большим напором; но ничто не могло бы быть мощным без напряжения, так же как ничто, ей-богу, не могло бы получить напряжения от другого, если бы не было чего-то напряженного самого по себе — точно так же мы говорим, что ничто не могло бы получить движения от другого, если бы не было чего-то самого по себе движущегося. Но что вероятнее всего на свете могло бы иметь напряжение само по себе, как не дух? Кто скажет, что в нем нет напряжения, когда увидит, как сотрясаются земля и горы, стены и дома, большие города со всеми жителями, моря вместе с их берегами?
Глава IX
1. О напряженности воздуха свидетельствует и быстрота его распространения. Глаза наши мгновенно посылают свой взор на много миль; один звук вмиг пронизывает целый город; свет продвигается не постепенно, но одновременно проливается на все вещи.
2. А вода — как могла бы она напрягаться без духа? Ведь ты же не сомневаешься в том, что брызги, вылетающие из-под самой арены цирка и орошающие самые высокие ряды в амфитеатре[292], летят благодаря напряжению воды? Ни человеческая рука, ни какой метательный снаряд не смогут забросить воду так далеко, как воздух; ему она послушна; он внедряется в нее и заставляет подниматься ввысь; она отваживается на многое, противное ее природе, и, рожденная течь вниз, устремляется вверх.
3. А что ты скажешь о тяжело груженных судах — разве не очевидно, что не вода мешает им утонуть, а воздух? Вода бы расступилась и не смогла бы удержать тяжести, если бы ее саму не сдерживало что-то другое. Если, стоя на берегу, метнуть в пруд диск, он не погрузится, а отскочит; а как бы он отскочил, если бы его не отталкивал воздух?
4. А каким образом голос проходит сквозь стены и преодолевает препятствия[293], если не благодаря тому, что воздух присутствует также и в твердых телах: он-то и принимает поступающий снаружи звук и выпускает его снова с другой стороны, ибо духом своим он напрягает не только открытые [предметы или части предметов], но и скрытые и недоступные; ясно, что делать это он в состоянии лишь потому, что не разделяется нигде, но соединяется сам с собой даже сквозь такие препятствия, которые, на первый взгляд, разделяют его. Поставьте на его пути стены или высокие горы: сквозь них мы не сможем за ним последовать, но сам-то он пройдет. Ибо для него нет препятствий — препятствия только для нас; сам же он проходит даже сквозь то, что его, по-видимости, рассекает; он не только обтекает и окружает со всех сторон то, что встречается на его пути, но пронизывает насквозь.
Глава X
1. Воздух разлит между сияющим эфиром[294]и землею; он выше, подвижнее и тоньше не только земли, но и воды, но гуще и тяжелее эфира; сам по себе он холодный и темный[295]. Свет и тепло у него заимствованные. Но не на всем своем протяжении он одинаков: он меняется в зависимости оттого, с чем соседствует. Наивысшая его часть — самая сухая и теплая, а потому и самая тонкая — из-за соседства с вечным огнем, с движением стольких светил и с постоянно вращающимся небосводом; нижняя часть его, соседствующая с землей, густая и мрачная, ибо она впитывает земные испарения; срединная часть, по сравнению с верхней и нижней, более умеренная в отношении сухости и тонкости, но холоднее и той и другой[296].
3. Ибо верхние слои воздуха согреваются жаром расположенных по соседству светил; в нижних слоях тоже тепло; во-первых, от земных испарений, которые несут с собой много тепла; во-вторых, оттого, что солнечные лучи отражаются от земли и таким образом вдвое щедрее обогревают те области, которые успевают пройти, не угаснув, на обратном пути; наконец, и от горячего дыхания всех животных, деревьев и трав, ибо ничто не живет без тепла.
4. Добавь сюда еще и огни — не только зажженные человеком и видимые глазу, но и скрытые под землей; некоторые из них вырываются порой на поверхность, бесчисленное множество постоянно горит в темной глубине. Везде, где воздух плодороден для жизни, в нем есть хоть немного тепла, ибо холод бесплоден, тепло же рождает жизнь. Ну а в более высоких слоях воздуха всегда царит стужа; ибо природа воздуха холодная.
Глава XI
1. Разделенный таким образом, воздух наиболее разнообразен, непостоянен и переменчив в нижней своей части. Поблизости от земли он испытывает больше всего воздействий и сам действует наиболее решительно, все возмущает, сам постоянно возмущаемый; причем не весь он одинаково изменяет свое состояние, но в разных местах по-разному — да и не везде — приходит в беспокойство и смятение.
2. Причиной непостоянства воздуха и происходящих в нем изменений отчасти служит земля: ее положение и обращенность в ту или иную сторону оказывают большое влияние на состояние воздуха; отчасти — движение светил, в первую очередь, конечно, солнца: ведь оно управляет годовым циклом, следом за его круговращением сменяются на земле зимы и лета. Подчиняется [воздух] также луне. Но и все прочие звезды воздействуют на землю и на прилегающий к ней дух (spiritus); их движение по своему пути или назад[297], их взаимные пересечения посылают на землю то морозы, то дожди, то прочие беспокойства и неприятности.
3. Это было предисловие, необходимое для того, чтобы повести речь о громе, молниях и зарницах. Ведь все это происходит в воздухе, и нужно было разъяснить его природу, чтобы легче было понять, как он может действовать и какие воздействия испытывать.
Глава XII
1. Итак, речь пойдет о трех вещах: о зарницах, молниях и громе[298], который возникает вместе с двумя первыми, но слышен бывает позже. Зарница — это когда мы видим огонь; молния — когда он действительно летит. Можно сказать, что первая как бы замахивается, угрожая, но не бьет; вторая же бьет и наносит удар в цель.
2. Есть вещи, насчет которых все согласны, и есть вещи спорные. Что касается нашего предмета, то тут все согласны, что все это происходит в облаках или из облаков. Опять-таки все согласны в том, что и зарницы и молнии либо огненные, либо огневидные.
3. Перейдем теперь к спорным вопросам. Одни думают, что огонь всегда содержится в облаках; другие считают, что он возникает там время от времени, и как только возникает, тотчас же испускается в виде молнии. Среди первых — сторонников огненного запаса — тоже нет согласия: на вопрос, откуда взялся этот огонь, каждый указывает свое. Одни говорят, будто солнечные лучи, пронизывая облака и возвращаясь отраженными назад, много раз сталкиваются друг с другом и таким образом зажигают огонь. Анаксагор утверждает, будто огонь сочится из эфира, и с жарко пылающего неба падает вниз множество огненных частиц, которые долго хранятся, заключенные внутри облаков[299].
4. Аристотель не разделяет мнения, будто огонь скапливается в облаках заранее, полагая, что он выскакивает из облака в тот же момент, как возникает. Мысль его сводится к следующему[300]. Две самые нижние части мира — земля и вода. Обе они выделяют нечто; земные испарения сухи и подобны дыму, они производят ветер, молнию и гром; дыхание вод влажно, оно превращается в дождь и снег.
5. Так вот, сухое испарение земли, из которого получается ветер, собравшись в большом количестве, попадает иногда в скопление облаков, которые с силой ударяют его и сжимают с боков, так что оно, вырываясь, в свою очередь ударяет в ближайшие облака. Этот удар сопровождается таким же звуком, какой раздается в наших очагах, когда пламя трещит из-за сырых дров. Здесь дух (spiritus), несущий с собой частицы влаги и сжатый наподобие пузырей, лопается в пламени; точно таким же образом и там дух (spiritus), сжатый при столкновении облаков, не может ни лопнуть, ни отскочить беззвучно.
6. Треск этот получается каждый раз разным оттого, что облака бывают разные: в одних полость больше, в других — меньше. Сжатый воздух, с силой вырывающийся из-под давления, — это тот огонь, который зовется зарницей; напор, зажегший его, сравнительно невелик, он не способен нанести удар и потому безвреден. А видим мы блеск молнии раньше, чем слышим звук потому, что восприятие наших глаз проворнее — оно намного опережает уши.
Глава XIII
1. Ложного мнения придерживается, кто полагает, будто огонь хранится в облаках — в этом можно убедиться на многих примерах. Если огонь падает с неба, то почему не каждый день — ведь небо-то всегда горит одинаково? Далее, они не указали причину, по которой огонь, влекомый природою вверх, стекал бы вниз. Ведь наш земной огонь, из которого летят искры, устроен иначе; искры падают потому, что к ним примешаны некие тяжелые частицы; так что не сам огонь спускается вниз, а нечто другое толкает и влечет его к земле.
2. Но в том чистейшем огне нет никаких подобных примесей, ничего, что тянуло бы его вниз. В противном случае, если бы хоть какая-нибудь частица его выпала, он весь был бы под угрозой, ибо то, из чего могут выпадать кусочки, может и целиком сойти на нет. Далее, они ничего не говорят о том, легкое или тяжелое то, что падает вниз из небесного огня. Легкое? — Но тогда оно не отделится от неба, ибо легкость помешает ему упасть; оно не покинет своего священного места. Тяжелое? — Тогда как оно попало туда, откуда ему якобы нужно упасть?
3. — Так что же получается? — возразят мне. Разве иные огни не летят всегда вниз, к примеру, те самые молнии, о которых мы ведем разговор? — Согласен. Но только они не сами летят — их несет. Некая сила влечет их книзу. А в эфире такой силы нет; там не действует никакое внешнее принуждение, ничто оттуда не вырывается, вообще не происходит ничего не свойственного его природе. Существует порядок вещей, и очищенный огонь, замыкающий мир и получивший в удел наивысшие его области, окружает со всех сторон прекраснейшее из созданий[301]. Сам спускаться он не может, и ничто постороннее не может заставить его спуститься, ибо в эфире нет места никаким телам, которым там быть не положено; а которым положено по порядку, те не спорят между собою.
Глава XIV
1. «Но ведь вы сами, — возразит [наш оппонент], — указывая причины летучих звезд, говорите, что некоторые части воздуха перенимают огонь из более возвышенных областей и так загораются». — Верно, но очень большая разница между утверждением, будто огонь падает из эфира, что противно природе, и словами, что жар от небесного огня передается нижележащим областям. Ибо огонь не падает оттуда, так как этого не может быть, а рождается здесь. Подобное мы можем наблюдать собственными глазами и на земле: когда пожар широко разойдется, некоторые на отшибе стоящие дома сами по себе занимаются огнем, если они долго нагревались; значит, вполне вероятно, чтобы и в верхних слоях воздуха загорались от жара лежащего над ними эфира некоторые частицы, легковоспламенимые по природе. Кроме того, и нижний слой эфира непременно должен быть отчасти подобен воздуху, а верхний слой воздуха — подобен нижнему эфиру, ибо переход между двумя разными [элементами] не совершается внезапно; соседствуя, они смешивают свои свойства постепенно, так что и не решишь, что это: еще воздух или уже эфир.
Глава XV
Некоторые из наших полагают, что воздух, раз он способен превращаться в огонь и воду, не нуждается во внешних причинах для воспламенения: он загорается от собственного движения и, пробиваясь сквозь густую и плотную завесу облаков, не может не производить громкого звука: ведь лопается очень много очень больших полых тел. В свою очередь сопротивление облаков, которые с трудом поддаются напору воздуха, еще сильнее разжигает огонь, однако не оно является его причиной; так, рука может оказать ножу некоторую помощь, но режет-то все-таки нож.
Глава XVI
В чем разница между зарницей и молнией? — Скажу. Зарница — это широко распространившийся огонь, молния — огонь сжатый, запущенный и ударяющий с большим напором. Мы иногда зачерпываем воду, соединив обе руки, и, сжимая ее с обеих сторон ладонями, выдавливаем сильной струей, как из насоса. Представь себе, что нечто подобное происходит и там: тесно прижатые друг к другу облака выдавливают оказавшийся между ними дух (spiritus), тем самым и воспламеняя его и запуская, как запускает снаряд метательная машина; и ведь баллисты и скорпионы[302]тоже выпускают снаряды с громким звуком.
Глава XVII
Некоторые[303]полагают, что огненный дух (spiritus) издает звук тогда, когда проходит сквозь холодное или влажное. В самом деле, раскаленное железо нельзя намочить беззвучно: когда горячий слиток опускается в воду, он остывает с чрезвычайно громким шипением. Именно так, по утверждению Анаксимена, воздух, нападающий на облака, производит гром, и пока он борется, прокладывая себе дорогу сквозь препятствия и тесные разрывы между ними, он воспламеняется от самого этого движения.
Глава XVIII
Анаксимандр[304]возводил все эти явления к [движению] духа (ad spiritum). Он говорит, что гром есть звук удара по облаку. Почему гром гремит по-разному? — Потому что и удары бывают разные. Почему бывает гром с ясного неба? — Потому что и тогда движущемуся духу (spiritus) приходится иногда проходить сквозь сгустившиеся скопления воздуха и разрывать их. А почему иногда гром гремит, а огонь не сверкает? — Потому что слабого движения воздуха могло не хватить для воспламенения, для звука же хватило. Что же такое само сверкание? — Это удар [по облаку] внезапно обрушившегося, но разлетающегося в разные стороны воздуха, порождающий медленный и слабый огонь, не способный уйти далеко. Что такое молния? — Движение более густого и с большей силой направленного воздуха.
Глава XIX
Анаксагор говорит, что дело происходит так: некая сила спускается из эфира вниз. Таким образом огонь попадает в холодные облака и издает звук; когда же он разрывает их и проходит насквозь, он сверкает; причем когда огня меньше, получаются зарницы, когда больше — молнии.
Глава XX
1. Диоген Аполлонийский[305]говорит, что гром иногда производится огнем, а иногда — движением духа (spiritu); огонь производит те раскаты грома, которым сам же и предшествует, возвещая об их появлении; движение воздуха производит раскаты, которые грохочут без вспышки.
2. Я согласен, что и гром, и молния бывают иногда друг без друга, но дело не в том, что они друг от друга независимы, а в том, что они могут друг в друга переходить. Всякий признает, что дух (spiritus), с большой силой устремляющийся вперед, произведет звук, а затем и огонь. А кто не согласится с тем, что огонь может иногда прорваться внутрь облаков, а выскочить из них будет уже не в силах: при большом скоплении облаков он пробьется сквозь часть их, а остальными будет задержан? Так что огонь перейдет в движение воздуха (spiritus), утратив сверкание, а дух, прокладывая себе дорогу с яростной силой, воспламенит все вокруг.
3. Прибавь к этому также и то, что молния непременно должна и перед собой толкать и гнать вперед воздух (spiritus), и сзади за собой увлекать его, создавая ветер, ведь она с огромной силой ударяет по воздуху. Именно поэтому всякий предмет, прежде чем в него попадает молния, дрожит, сотрясаемый ветром, — тем самым, который огонь гонит перед собою.
Глава XXI
1. Теперь мы оставим наших наставников и двинемся дальше сами — от признанных мнений перейдем к спорным. Что признано? — Что молния — это огонь, и зарница — тоже, ибо она есть не что иное, как пламя, которое стало бы молнией, если бы у него было побольше сил; различаются они не природой, а напором[306]. 2. Что это — огонь, свидетельствует цвет, какого ни у чего, кроме огня, не бывает. О том же свидетельствует и действие: из-за молнии не раз возникали большие пожары; дотла сгорали леса и городские кварталы; можно видеть предметы, обугленные молнией, хотя она и не попала прямо в них; другие бывают покрыты чем-то вроде сажи. А как иначе объяснить, что от всех пораженных молнией предметов пахнет серой?
3. Итак, ясно, что и молния и зарница — это огонь, и отличаются они друг от друга лишь своим движением, а именно: зарница есть молния, не достигшая земли, и наоборот — молния есть долетевшая до земли зарница.
4. Я так долго повторяю одно и то же не из любви к празднословию, а чтобы лучше показать их родство, ибо они одной природы и одного характера. Зарница — это почти молния. Обернем это высказывание: молния — это чуть больше, чем зарница.
Глава XXII
1. Раз мы установили, что обе интересующие нас вещи суть огонь, посмотрим, как возникает огонь у нас на земле: так же он будет возникать и там, наверху. Обычно он получается двумя способами: либо высекается из камня, либо добывается трением, когда, например, долго трут друг об друга два куска дерева; для этого подходит не всякая древесина — годятся для выманивания огня лавр, плющ и некоторые другие породы, известные пастухам.