Двенадцатый ключ. Повешенный

Покидая поле победы, капитан Пана Тенецкий приказалподвесить поручика Софрония Опуича за одну ногу к дереву. Тактот и остался висеть, со связанными за спиной руками, головойвниз. Его длинные и красивые волосы свисали почти до земли, итеперь, впервые за многие годы, он не слышал звуков ни под ней,ни на ней. Между тем в ту же ночь повешенного нашла девушка стуфелькой на шее, появившаяся на поле боя. Она внимательновсмотрелась в него, заметила, что его член стоит, и на этомосновании решила, что он жив. Девушка тут же приказала своимслугам снять поручика с дерева, развязать и доставить внаходившийся поблизости городок. Австрийские солдаты из ротыкапитана Тенецкого не только не препятствовали ей в этом, нодаже, казалось, немного ее боялись. В доме Софрония раздели догола и положили в чистуюпостель. При этом девушка обнаружила растущий на его плече клокчерных волос с сединой в виде крошечных звездочек иполумесяцев, а на поясе кисет с золотым браслетом. Как и всемолоденькие девушки, она была уверена, что самое важноенаписано в зеркале, однако ей было любопытно узнать и то, чтоговорила надпись на браслете. Потом она надела браслет на рукуи осталась довольна. Затем девушка промыла поручику рану.Удивительно, но он так же, как и его белые царские борзые, неимел никакого запаха, будто ни они, ни он никогда нестановились грязными и их тело само собой сохраняло чистоту. Нов данном случае пользы от этого было мало. Софроний Опуичнаходился в безнадежном состоянии, и девушка поняла, чтодействовать ей следует исключительно быстро. Она храбро взялась за дело. Внимательно вслушиваясь вдыхание раненого, она поймала момент, когда тот только началвыдыхать воздух, и с силой вдохнула в себя его боль, стараясьвобрать всю энергию зла, которую распространяло его тело.Затем, когда Софроний начал вдох, она выдохнула воздух, сообщаябольному свою здоровую энергию. Так она дышала вместе с ним, ивсе вредное, что было в нем и что девушка не боялась вдыхать,развеивалось по ветру. Она быстро устала от такого лечения,устал, как ей показалось, и поручик. Это было похоже на роды,утомительные и для матери, и для ребенка. Она сделала перерыв изаметила, что поручик начал прислушиваться к чему-то в глубинесебя. Сначала он услышал, как дребезжат стекла в шкафахпросторной комнаты, в которой он лежал. Затем уловил на глубинедесяти аршин под землей, под тем местом, где стояла егокровать, стук камня на дне расселины и понял, что учеловеческой души есть свой восток, свой запад, юг и север. Иему откуда-то было известно, что сейчас он находится на севересвоей души. Было холодно, и он старался поймать южный ветер, акогда тот действительно подул, поручик медленно повернулся исквозь ночь двинулся на юг. На юг своей души. И пока длилосьэто путешествие, а длилось оно много дней и недель, передпоручиком открывалась и прояснялась одна удивительная вещь. Человек -- становилось ясно Опуичу, покачивавшемуся вдеревянной кровати, напоминавшей лодку с балдахином вместопаруса, -- человек многие тысячелетия жил, не замечая, что вокружающей его природе есть числа. Миллиарды чисел. Однаждыутром случайно, как цветок в траве, нашел он свое первое число.Как первую улыбку. Он открыл это первое число с таким жетрудом, с каким открыл свое будущее. Но для того, чтобыдобраться до следующего числа, ему потребовалось несколькотысячелетий, то есть больше, чем нужно, чтобы открытьпослезавтра. В конце концов он начал приручать и укрощать числавокруг себя, плодить их, и они множились от его прикосновения ивзгляда. Но только для него. Больше ни для кого в мире числа несуществовали, ни на земле, ни в земле, ни над землей. Ни дляживотных, ни для растений. Сначала он думал, что мертвыезабывают числа, но как-то раз, глядя на отражения звезд в воде,понял, что числа есть и на небе, причем в несметныхколичествах. И так же, как его предок Адам дал имена животным,человек начал давать имена всем этим бесконечным числам. Однакочисел было так много, что душа Софрония отступила перед ними. Вего душе не осталось ни капли сил как раз тогда, когда должнобыло начаться укрощение небесных чисел. Он оказался вдруг в северо-западном верхнем углу комнаты иувидел себя нагим, лежащим на постели, с волосами, рассыпаннымипо изголовью. В этих волосах были седые пряди, которые он несразу узнал и которые очевидно, росли медленнее, чем черные,цвета воронова крыла, отчего и были короче. Вокруг его грудибыла птичья клетка без дна и верха, в которую он был заключен,чтобы оставаться недвижимым. Несмотря на то что из своего углапоручик Опуич все видел, он вовсе не раздвоился -- раздвоиласьего рубашка, раздвоились его сапоги и его двурогая шляпа. Тутон начал умирать, и первое, потерянное им, был его пол, потомон почувствовал, что собственная рубашка стала ему тесна вбоках и на груди, сапоги, наоборот, слишком свободны, а шляпамала. Из своего угла на северо-западе он увидел, что глаза егопорябели, как два змеиных яйца. Умирая, поручик Опуичпревращался в собственную мать, госпожу Параскеву. И тогда госпожа Параскева под тесной ей рубашкой своегосына почувствовала неожиданно для себя как собственную боль тотсамый Софрониев голод под сердцем, а затем эту боль под сердцемона ощутила как Софрониев голод. Так Софроний вспомнил своежелание и выздоровел. "Да, половина жизни себе, а половина -- Божьей истине. Таки должно быть", -- подумал молодой Опуич, улыбнулся и потрогалсвой ус. Он был заплетен, как плетка. Кто-то причесывал его,пока он был болен. И тогда его перевезли в Земун.