К дискуссии о школьном образовании 1 глава




Ильенков Э. В. – Школа должна учить мыслить

 

 

УДК 159.922.74 ББК 74.20 И45

Главный редактор Д. И. Фельдштейн

Заместитель главного редактора С. К. Бондарева

Члены редакционной коллегии:

А. А. Асмолов И. В. Дубровина Н. Д. Никандров

В. А. Болотов Л. П. Кезина В. А. Поляков

Г. А. Бордовский М. И. Кондаков В. В. Рубцов

В. П. Борисенков В. Г. Костомаров Э. В. Сайко

А. А. Деркач О. Е. Кутафин В. А. Сластенин

А. И. Донцов Н. Н. Малофеев И. И. Халеева

Ильенков Э. В.

И45 Школа должна учить мыслить. — М.: Издательство Московского психолого-социального института; Воронеж: Издательство НПО «МОДЭК», 2002.—112 с. (Серия «Библиотека школьного психолога»).

13ВК 5-89502-307-Х (МПСИ)

13ВК 5-89395-370-3 (НПО «МОДЭК»)

В сборнике «Школа должна учить мыслить» представлены изданные и в основном неизданные прежде работы выдающегося философа Эвальда Ильенкова (1924—1979), посвященные педагогическим проблемам. Эти работы были написаны автором в 60—70-х годах.

Как научить ребенка мыслить? Какова роль школы и учителя в этом процессе? Как формируются интеллектуальные, эстетические и иные способности человека? На эти и иные вопросы, которые и сегодня со всей остротой встают перед российской школой и учителями, отвечает философ.

Сборник адресован директорам школ, учителям, преподавателям педагогических университетов и институтов, всем, кто интересуется воспитанием и обучением подрастающего поколения.

I8ВN 5-89502-307-Х (МПСИ)

I8ВN 5-89395-370-3 (НПО «МОДЭК»)

© Московский психолого-социальный

институт, 2002. © Издательство НПО «МОДЭК».

Оформление. 2002.

От составителя

Воспитание ума

Известно, что все люди талантливы, одни более, другие менее. Но есть люди с духовной гарантией, способные выносить, выдерживать напряжение противоречия своей эпохи.

С тех пор, как 21 марта 1979 года трагически оборвалась жизнь выдающегося философа Эвальда Васильевича Ильенкова, прошло уже почти два десятилетия. За эти годы были изданы и переизданы важнейшие его произведения — книги, статьи, письма. Появились воспоминания, исследования о нем — в России и за рубежом. Уже нет государства, в котором жил и мыслил Э. В. Ильенков, но интерес к его личности, творчеству не ослабевает

Публикуемые в настоящем сборнике работы Ильенкова (посвященные преимущественно педагогической и теоретико-психологической проблематике) написаны им в 1964—1979 годах.

Что может дать философия для решения проблем, стоящих перед нашей системой народного образования? Показателен подход Ильенкова к этому вопросу: прежде чем помогать педагогике, психологии, дидактике, философия должна сначала честно разобраться в своем собственном багаже, то есть отдать себе ясный самоотчет в том, что она может, а чего не может дать. Это обязательное условие подлинно делового сотрудничества. Ильенков констатирует совершенно удручающий (как в 60-е годы, так и сегодня, в 90-е!) факт: за вычетом небольшой группы исследований (В. В. Давыдов, М. Н. Скаткин, А. И. Мещеряков и др.) основная масса дидактических пособий и руководств находится на таком первобытном, с точки зрения методологии, уровне, что не заслуживает даже серьезного критического разбора. Вопросы природы мышления, оснований личностного развития и т. д. в лучшем случае находятся на уровне Я. А. Коменекого и Дж, Локка. Авторы этих пособий, видно, никогда в жизни не пытались разобраться в том, что такое логика и теория познания Канта, Фихте,

Гегеля. Но выступают с поучениями, как формировать мышление.

Отсюда понятна причина положительного, даже восторженного, отклика на работы Давыдова и Мещерякова, у которых теоретическая и экспериментальная работа замкнута на идею, выстраданную в классической философской традиции: программу преподавания любого школьного предмета (а значит, и программу усвоения этого предмета школьником) надо строить так, чтобы процесс преподавания-усвоения не просто загружал память, но одновременно воспитывал бы ум, способность мыслить. Школьник в наши дни усваивает основы современной науки, и надо позаботиться о том, чтобы программа их усвоения строилась в согласии с общими логическими нормами современного научного мышления (включая 2500-летний опыт осознания этих норм философией). И на всем пути обучения школьника основам современной науки надо задавать каждое нбвое понятие (обобщение) так, чтобы для ребенка был совершенно очевиден и ясен способ получения этого обобщения из сырого, еще не «обобщенного», фактического материала, — способ перехода от понятия к понятию через обобщение новых для него фактов.

Есть еще одна сторона в педагогике, где роль философии, по мнению Ильенкова, незаменима. Речь идет о статусе всеобщего, равного для всех, трудового политехнического образования как целостной системы, непосредственно вплетенной в канву всей общественной жизни, и о замене этой системы другой системой, внутри которой школы необходимо разделить на два уровня: для «одаренных» и для «бездарных», а далее — на спецшколы в соответствии с запросами наличного, стихийно сложившегося общественно-разделенного труда. Это непритязательное с виду «педагогическое» воззрение свое единственное теоретическое оправдание и находит в той эклектической, беспринципной позиции, согласно которой все высшие человеческие способности каким-то чудом уже заранее запрограммированы в нейрофизиологии и морфологии мозга.

На практике это означает, что, если ученик слабо успевает, скажем, по математике, то причины этого надо искать не в бестолковом понимании и преподавании предмета, а в особенностях устройства мозга у несчастного ученика.

Вот тут-то бездарного педагога выручает смягченный вариант все той же эклектической схемки; не нужно крайностей, важно как то, такидругое, как «биологическое»,таки «социальное».

Только ориентация на широкое общее образование гарантирует нас от просчетов, таящих в себе источник лич-, ных и социальных драм и трагедий, связанных с моральным износом наличных знаний и умений, которые устаревают в наше время быстро и радикально. Школа обязана, считает Ильенков, заложить в человеке именно всеобщие, субстанциальные основы культуры, а не её частности.

Вся система образования — от средней школы через высшую и вплоть до аспирантуры включительно! — должна строиться на одних и тех же принципах. Вот почему школа должна сохранять в себе также тенденцию разумного консерватизма, учитывающего не только успехи и завоевания, но и горькие просчеты и поражения человечества в его мучительной и героической борьбе с им же самим вызванными к жизни демоническим силами в истории.

А. Новохатъко

Примечание

1. Школа должна учить мыслить. Опубликована в журнале «Народное образование» № 4, 1964. Приложение.

2. К дискуссии о школьном образовании. Публикуется впервые.

3. О природе способностей. Публикуется впервые.

4. Биологическое и социальное в человеке. Публикуется впервые.

5. К вопросу о понятии «деятельность» и его значении для педагогики.

Публикуется впервые.

6. Знание и мышление.

Опубликована в газете «Учительская Газета». 04.12.1973.

7. К беседе об эстетическом воспитании. Публикуется впервые.

8. К рал опору о Мещерякове. Публикуется впервые.

 

Содержание

 

Воспитание ума......................... 3

Школа должна учить мыслить!................ 6

К дискуссии о школьном образовании.......... 56

О природе способности................... 62

Биологическое и социальное в человеке......... 72

К вопросу о понятии «деятельность»

и его значении для педагогики..............78

Знание и мышление..................... 85

К беседе об эстетическом воспитании........... 91

К разговору о Мещерякове................. 95

Примечание......................... 107

 

 

Примечание

1. Школа должна учить мыслить.

Опубликована в журнале «Народное образование» № 4, 1964. Приложение.

2. К дискуссии о школьном образовании. Публикуется впервые.

3. О природе способностей. Публикуется впервые.

4. Биологическое и социальное в человеке. Публикуется впервые.

5. К вопросу о понятии «деятельность» и его значении для педагогики. Публикуется впервые.

6. Знание и мышление.

Опубликована в газете «Учительская Газета». 04.12.1973.

7. К беседе об эстетическом воспитании. Публикуется впервые.

8. К разговору о Мещерякове. Публикуется впервые.

 

107

Воспитание ума

 

Известно, что все люди талантливы, одни более, другие менее. Но есть люди с духовной гарантией, способные выно­сить, выдерживать напряжение противоречия своей эпохи.

С тех пор, как 21 марта 1979 года трагически оборвалась жизнь выдающегося философа Эвальда Васильевича Ильенкова, прошло уже почти два десятилетия. За эти годы были изданы и переизданы важнейшие его произведе­ния — книги, статьи, письма. Появились воспоминания, исследования о нем — в России и за рубежом. Уже нет госу­дарства, в котором жил и мыслил Э. В. Ильенков, но инте­рес к его личности, творчеству не ослабевает

Публикуемые в настоящем сборнике работы Ильенко­ва (посвященные преимущественно педагогической и тео­ретико-психологической проблематике) написаны им в 1964—1979 годах.

Что может дать философия для решения проблем, стоя­щих перед нашей системой народного образования? Показателен подход Ильенкова к этому вопросу: прежде чем помогать педагогике, психологии, дидактике, филосо­фия должна сначала честно разобраться в своем собствен­ном багаже, то есть отдать себе ясный самоотчет в том, что она может, а чего не может дать. Это обязательное условие подлинно делового сотрудничества. Ильенков констати­рует совершенно удручающий (как в 60-е годы, так и сегод­ня, в 90-е!) факт: за вычетом небольшой группы исследова­ний (В. В. Давыдов, М. Н. Скаткин, А. И. Мещеряков и др.) основная масса дидактических пособий и руководств на­ходится на таком первобытном, с точки зрения методоло­гии, уровне, что не заслуживает даже серьезного критиче­ского разбора. Вопросы природы мышления, оснований личностного развития и т. д. в лучшем случае находятся на уровне Я. А. Коменского и Дж. Локка. Авторы этих посо­бий, видно, никогда в жизни не пытались разобраться в том, что такое логика и теория познания Канта, Фихте,

 

 


Гегеля. Но выступают с поучениями, как формировать мышление.

Отсюда понятна причина положительного, даже вос­торженного, отклика на работы Давыдова и Мещерякова, у которых теоретическая и экспериментальная работа замкнута на идею, выстраданную в классической фило­софской традиции: программу преподавания любого шко­льного предмета (а значит, и программу усвоения этого предмета школьником) надо строить так, чтобы процесс преподавания-усвоения не просто загружал память, но од­новременно воспитывал бы ум, способность мыслить. Школьник в наши дни усваивает основы современной науки, и надо позаботиться о том, чтобы программа их усвоения строилась в согласии с общими логическими нормами современного научного мышления (включая 2500-летний опыт осознания этих норм философией). И на всем пути обучения школьника основам современной науки надо задавать каждое новое понятие (обобщение) так, чтобы для ребенка был совершенно очевиден и ясен способ получения этого обобщения из сырого, еще не «обобщенного», фактического материала, — способ пере­хода от понятия к понятию через обобщение новых для него фактов.

Есть еще одна сторона в педагогике, где роль филосо­фии, по мнению Ильенкова, незаменима. Речь идет о ста­тусе всеобщего, равного для всех, трудового политехниче­ского образования как целостной системы, непосредст­венно вплетенной в канву всей общественной жизни, и о замене этой системы другой системой, внутри которой школы необходимо разделить на два уровня: для «одарен­ных» и для «бездарных», а далее — на спецшколы в соот­ветствии с запросами наличного, стихийно сложившегося общественно-разделенного труда. Это непритязательное с виду «педагогическое» воззрение свое единственное теоре­тическое оправдание и находит в той эклектической, бес­принципной позиции, согласно которой все высшие чело­веческие способности каким-то чудом уже заранее запрог­раммированы в нейрофизиологии и морфологии мозга.

На практике это означает, что, если ученик слабо успе­вает, скажем, по математике, то причины этого надо искать не в бестолковом понимании и преподавании предмета, а в особенностях устройства мозга у несчастного ученика.

 


Вот тут-то бездарного педагога выручает смягченный ва­риант все той же эклектической схемки: не нужно крайно­стей, важно как то, так и другое, как «биологическое», так и «социальное».

Только ориентация на широкое общее образование га­рантирует нас от просчетов, таящих в себе источник личных и социальных драм и трагедий, связанных с мораль­ным износом наличных знаний и умений, которые устаре­вают в наше время быстро и радикально. Школа обязана, считает Ильенков, заложить в человеке именно всеобщие, субстанциальные основы культуры, а не её частности.

Вся система образования — от средней школы через высшую и вплоть до аспирантуры включительно! — дол­жна строиться на одних и тех же принципах. Вот почему школа должна сохранять в себе также тенденцию разумного консерватизма, учитывающего не только успехи и завоева­ния, но и горькие просчеты и поражения человечества в его мучительной и героической борьбе с им же самим вы­званными к жизни демоническим силами в истории.

А. Г. Новохатько

 

 

 

Школа должна учить мыслить!

В этом как будто никто не сомневается. Но каждый ли сможет ответить прямо на прямо поставленный вопрос: а что это значит? Что значит «мыслить» и что такое «мыш­ление»? Вопрос далеко не простой и в некотором смысле — каверзный. Стоит копнуть чуть поглубже, как это обнару­живается.

Очень часто, и, пожалуй, гораздо чаще, чем кажется, мы путаем здесь две очень разные вещи. Особенно на прак­тике. Развитие способности мыслить и процесс формаль­ного усвоения знаний, предусмотренных программами. Эти два процесса отнюдь не совпадают автоматически, хотя один без другого и невозможен. «Многознание уму не научает», хотя и «много знать должны любители мудро­сти». Эти слова, сказанные две с лишним тысячи лет назад Гераклитом Эфесским, не устарели и поныне.

Уму — или способности (умению) мыслить — «многознание» само по себе действительно не научает. А что же научает? И можно ли ему научить (научиться) вообще?

На этот счет существует далеко небезосновательное мнение, согласно которому ум (способность мыслить, «та­лант» или просто «способность») — «от бога». В более про­свещенной терминологии — «от природы», от папы с ма­мой. В самом деле, можно ли внедрить в человека «ум» в виде системы точно и строго отработанных «правил», схем операций? Короче говоря, в виде «логики»? Прихо­дится сделать выводы — нельзя. В пользу этого свидетель­ствует опыт, образно обобщенный в международной при­тче о дураке, который желает «таскать вам, не перетаскать» участникам похоронной процессии. Известно, что самые лучшие правила и рецепты, попадая в глупую голову, не де­лают эту голову умнее, но зато сами превращаются в смеш­ные нелепости. Это, увы, слишком хорошо известно. Вряд ли кто будет оспаривать, что преподавание формаль­ной логики, введенное в школах некоторое время назад «по личному указанию товарища Сталина», не увеличило

 

 


числа «умных» и не уменьшило числа «глупых» среди вы­пускников средней школы.

В пользу приведенного мнения свидетельствует не то­лько эмпирически-бесспорный опыт. Самые точные и строгие «правила», составляющие «логику», не научают и не могут научить так называемые «способности сужде­ния», — то есть способности решать — попадает ли, подхо­дит ли данный случай, данный факт под данные правила, или же не подходит, — писал Иммануил Кант в своей «Критике чистого разума», — «школа может только доста­вить ограниченному рассудку и как бы вдолбить в него все правила, добытые чужим пониманием, но способность правильно пользоваться ими должна принадлежать само­му воспитаннику и, в случае недостатка этого естественно­го дара, никакие правила, которые были бы предписаны ему с этой целью, не застрахуют его от ошибочного приме­нения их. Недостаток способности суждения есть собст­венно то, что называют глупостью; против этого недостат­ка нет лекарства» [И. Кант. «Критика чистого разума». — С.117]. Как будто справедливо. А вот и мнение другого мыслителя, — весьма сочувственно, как «остроумное», процитированное В. И. Лениным, — насчет «предрассуд­ка», будто «логика» «научает мыслить»: «это похоже на то, как если бы сказали, что только благодаря изучению анато­мии и физиологии мы впервые научаемся переваривать пищу и двигаться» [Гегель. Соч., т. 5. — С. 2. Ср. также: В. И. Ленин. Соч., т. 38. — С. 75]. Это действительно наив­ный предрассудок. Поэтому то введение «логики» в про­граммы средней школы и не могло оправдать тех надежд, которые на нее кое-кто возлагал.

По-видимому, все остается по-прежнему, — любой, даже «тупой и ограниченный ум» может «с помощью обучения достигнуть даже учености. Но так как вместе с этим подоб­ным людям недостает способности суждения, то не ред­кость встретить очень ученых мужей, которые, применяя свою науку, на каждом шагу обнаруживают этот непоправи­мый недостаток», — меланхолически подытоживает свое рассуждение Кант. И с этим тоже приходится согласиться. Но как же быть в таком случае с призывом, напечатан­ным в качестве заголовка? Не доказывает ли сам автор, ссылаясь на весьма почтенные авторитеты, что реализовать

 


этот лозунг нельзя, и что «ум» — это «естественный дар», а не благоприобретаемое умение?

По счастью, это не так. Верно, что способность (уме­ние) мыслить невозможно «вдолбить» в череп в виде сум­мы «правил», рецептов и — как любят теперь выражать­ся — «алгоритмов». Человек все же остается человеком, хотя кое-кто и хотел бы превратить его в «машину». В виде «алгоритмов» в череп можно «вложить» лишь механиче­ский, то есть очень глупый «ум», — ум счетчика-вычисли­теля, но не ум математика.

Однако приведенными выше соображениями вовсе не исчерпывается позиция даже Канта. Тем более позиция материалиста. Во-первых, неверно, что ум — это «естест­венный» дар. Умом, или способностью мыслить человек обязан матери-природе гак же мало, как и богу-отцу. Природе он обязан только мозгом, — органом мышления. Способность же мыслить с помощью этого мозга не только «развивается» (в смысле «совершенствуется»), но и возни­кает впервые только вместе с приобщением человека к об­щественно-человеческой культуре, к знаниям. Так же, впрочем, как и способность ходить на двух ногах, которой человек «от природы» также не обладает. Это — такое же «умение», как и все остальные человеческие способности. Правда, если использовать свои задние конечности для прямохождения ребенка легко учит любая мать, то пользо­ваться мозгом для мышления умеет его учить далеко не каждый профессионал-педагог. Но достаточно умная и внимательная мать делает это, как правило, гораздо лучше, чем иной педагог. Она никогда не отмахнется от трудной заботы, связанной с воспитанием «ума» маленького чело­века, под тем удобным для умственно-ленивого «воспита­теля» предлогом, что данный ребенок — «от природы, от рождения» неспособный... «Мышлению» маленького че­ловека учит вся окружающая его жизнь, — и семья, и игры, и двор, и такие же маленькие человечки, как он сам, и повзрослее, и даже помоложе. Заботы о младшем братишке тоже требуют «ума» и тоже развивают его.

Представление о «врожденности», о «природном» происхождении способности (или «неспособности») мыс­лить, — это лишь занавес, скрывающий от умственно-ленивого педагога те действительные (очень сложные и индивидуально варьирующиеся) обстоятельства и условия,

 


которые фактически пробуждают и формируют «ум», способность «самостоятельно мыслить». Этим представле­нием обычно оправдывают лишь свое собственное непо­нимание этих условий, ленивое нежелание вникать в них и брать на себя нелегкий труд по их организации. Свалил на «природу» свою собственную лень — и совесть спокойна, и ученый вид соблюден.

Теоретически такая позиция малограмотна, а нрав­ственно — гнусна, ибо предельно антидемократична. С марксистско-ленинским пониманием проблемы «мыш­ления» она так же не вяжется, как и с коммунистическим отношением к человеку. От природы все равны, — в том смысле, что девяносто девять процентов людей рождается к жизни в этом мире с биологически-нормальным мозгом, в принципе могущим — чуть легче или чуть труднее — усвоить все «способности», развитые их предшественника­ми. И грехи общества, распределявшего до сих пор свои «дары» не столь справедливо и демократично, как «приро­да», нам не к лицу сваливать на эту природу. Надо откры­вать каждому человеку доступ к условиям человеческого развития. В том числе к условиям развития способности «самостоятельно мыслить», — к одному из главных компо­нентов человеческой культуры. Это и обязана делать шко­ла. Ум — это не «естественный» дар. Это — дар общества человеку. Дар, который он, кстати, оплачивает потом сто­рицей, — самое «выгодное» с точки зрения развитого общества «капиталовложение». Умно-организованное — то есть коммунистическое общество может состоять толь­ко из умных же людей. И нельзя ни на минуту забывать, что именно люди коммунистического завтра сидят за партами школ сегодня.

Ум, способность самостоятельно мыслить, формирует­ся и совершенствуется только в ходе индивидуального освоения умственной культуры эпохи. Он, собственно, и есть не что иное, как эта самая умственная культура, пре­вращенная в личную собственность, в личное достояние, в принцип деятельности личности. В составе «ума» нет ни­чего, кроме этого. Это — индивидуализированное духов­ное богатство общества, — если выразиться высокопар­ным философским языком.

А это, говоря попросту, означает, что ум («талант», «способность» и т. д.) представляет собой естественный

 

 


статус человека, — норму, а не исключение. Нормальный результат развития нормального в биологическом отноше­нии мозга в нормальных же — человеческих — условиях.

С другой же стороны, «глупый» человек, — человек о непоправимым недостатком «способности суждения», — это прежде всего изуродованный человек, человек с искалеченным мозгом. И эта «искалеченность» органа мышления есть всегда последствие «ненормальных», «неестественных» (с точки зрения подлинных критериев человеческой культуры) условий, — результат грубо-наси­льственных «педагогических» воздействий на этот нежный (особенно» в раннем возрасте) орган.

Искалечить орган мышления гораздо легче, чем любой другой орган человеческого тела, а излечить очень трудно. А позже — и совсем невозможно. Искалечить — просто, — системой «неестественных» «упражнений». И один из са­мых «верных» способов такого уродования мозга и интел­лекта — это формальное заучивание знаний. Именно этим способом производятся «глупые» люди, то есть люди с ат­рофированной способностью суждения. Люди, не умею­щие грамотно соотносить усвоенные ими общие знания с реальностью, а потому то и дело попадающие впросак.

«Зубрежка», подкрепляемая бесконечным «повторени­ем» (которое следовало бы называть не матерью, а ско­рее — мачехой учения), калечит мозг и интеллект тем вер­нее, чем, как это ни парадоксально, справедливее и «ум­нее» сами по себе усваемые при этом истины. Дело в том, что глупую и вздорную идею из головы ребенка быстро вы­ветрит его собственный опыт; столкновение такой идейки с фактами заставит его усомниться, сопоставить, спросить «почему?» и вообще «пошевелить мозгами». «Абсолютная» же истина никогда ему такого повода не предоставит. Абсолютам всякого рода вообще противопоказаны какие бы то ни было «шевеления», — они неподвижны и жаждут только новых и новых «подтверждений» своей непогреши­мости. Поэтому зазубренная без понимания «абсолютная истина» и становится для мозга чем-то вроде рельс для по­езда, чем-то вроде шор для работяги-лошади. Мозг привы­кает двигаться только по проторенным (другими мозгами) путям. Все, что лежит вправо и влево от них, его уже не интересует. На остальное он просто не обращает уже внимания как на «несущественное» и «неинтересное».

 


Это и имел в виду большой немецкий писатель Б. Брехт, говоря, что «человек, для которого то, что дважды два че­тыре, само собой разумеется, никогда не станет великим математиком»...

Каждому известно, как мучительно переносит любой живой ребенок эту грубонасильственную операцию над его мозгом — «зазубривание» и «вдалбливание». На изоб­ретение этих поэтически-выразительных терминов взрос­лых могли вдохновить только очень неприятные воспоми­нания детства. Ребенок не случайно, не из каприза, пере­живает «вдалбливание» как насилие. Дело в том, что природа устроила наш мозг так хорошо и умно, что он не нуждается в «повторениях», в специальном «заучивании», если имеет дело с чем-то непосредственно для него «по­нятным», «интересным» и «нужным». Вдалбливать поэто­му приходится только то, что человеку непонятно, неинте­ресно и не нужно, — то, что не находит никакого отзвука и эквивалента в его непосредственном жизненном опыте и никак из него не «вытекает».

Как доказали многочисленные эксперименты, «па­мять» человека хранит вообще все то, с чем имел дело ее обладатель на протяжении всей его жизни. Однако одни знания хранятся в мозгу, так сказать, в активном состоя­нии, «под рукой», и всегда при нужде могут быть усилием воли вызваны на свет сознания. Это — знания, тесно свя­занные с активной чувственно-предметной деятельностью человека. Этот «актив» памяти напоминает хорошо орга­низованное рабочее место — человек берет здесь нужный предмет, инструмент, материал не глядя, не «вспоминая» специально, каким мускулом нужно для этого двинуть. Другое дело — знания, усвоенные мозгом без всякой связи с его основной деятельностью, — так сказать, «про запас», Французские психологи, например, путем особых воздей­ствий на мозг старой малограмотной женщины заставили ее часами декламировать древнегреческие стихи, ни содер­жания, ни смысла которых она не понимала, и «помнила» только потому, что когда-то, много лет назад, какой-то прилежный гимназист заучивал эти стиха при ней вслух, а рабочий-каменщик «вспомнил» и точно нарисовал на бу­маге причудливые извивы трещины в стене, которую ему когда-то пришлось ремонтировать.... Чтобы «вспомнить» подобные вещи, человеку приходится делать над собой


мучительные усилия, и то это удается весьма редко и с тру­дом. Дело в том, что огромную массу ненужных, бесполез­ных и «не работающих» сведений мозг погружает в особые «темные кладовые», ниже порога сознания. В них хранится все, что человек видел или слышал хотя бы раз. В особых — ненормальных — случаях весь хлам, накопившийся в этих кладовых за много лет, всплывает на поверхность высших отделов коры головного мозга, на свет сознания. Человек вспоминает тогда вдруг массу мелочей, казалось бы, давно и окончательно «забытых». Но это случается именно тогда, когда мозг находится в бездеятельном состоянии, чаще всего — в состоянии гипнотического сна, — как в опытах французских психологов. Дело в том, что «забвение» — это не недостаток. Как раз наоборот — «забывание» осуществ­ляют специальные мудрые механизмы мозга, охраняющие орган мышления (отделы активной деятельности мозга) от затопления ненужной «информацией». Это — естествен­ная «защитная» реакция коры от бессмысленных и глупых перегрузок. Если бы в один прекрасный момент крепкие замки забвения были сорваны с темных кладовых памяти, весь накопившийся там мусор хлынул бы в высшие отделы коры и сделал бы ее неспособной к «мышлению», — к от­бору, сопоставлению, умозаключению и «суждению».

Тот факт, что «забывание» — это не минус, не недоста­ток кашей психики, а наоборот, преимущество, свидетель­ствующее о наличии лишнего — специально и целе­сообразно осуществляющего его — «механизма», наглядно продемонстрировал известный советский психолог А. Н. Леонтьев на сеансе с не менее известным обладателем «абсолютной памяти» Ш-ским. Испытуемый мог с одного раза «запомнить» список в сто, двести, тысячу слов и вос­произвести его в любом порядке и спустя любое время. После демонстрации этой удивительной способности ему был задан невинный вопрос, — не припомнит ли он среди отпечатавшихся в его памяти слов одно, и именно — назва­ние острозаразной болезни из трех букв? Наступила заминка. Тогда экспериментатор обратился за помощью к залу. И тут оказалось, что десятки «нормальных» людей помнят то, что не может «вспомнить» человек с «абсолют­ной памятью». В списке промелькнуло слово «тиф», и десятки людей с «относительной» памятью это слово — совершенно непроизвольно — памятью зафиксировали...


«Нормальная» память «спрятала» это словечко в темную кладовую, «про запас», как и все остальные девятьсот девя­носто девять словечек. Но тем самым высшие отделы коры, ведающие «мышлением», остались «свободны» для своей специальной работы, — в том числе и для целена­правленного «воспоминания» по путям логической связи. Мозгу же с «абсолютной памятью» работать оказалось также трудно, как желудку, битком набитому камнями... Этот эксперимент весьма поучителен. Наличие «абсо­лютной» — механической — памяти — не преимущество, а, наоборот, ущербность в отношении одного из важнейших и хитроумнейших механизмов нашего мозга, нашей пси­хики. Это механизм, который активно «забывает» все то, что непосредственно непригодно для осуществления вы­сших психических функций, все то, что не связано с логич­ным потоком движения наших мыслей. Бесполезное, не связанное с активной мыслительной деятельностью мозг старается «забыть», погрузить на дно подсознания, чтобы оставить сознание «свободным» и готовым к высшим ви­дам деятельности...



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-02-13 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: