Её полные губы изогнулись ещё сильнее, так что я знала, что она тоже читает мои мысли.
Она стояла рядом с низенькой азиаткой с широким лицом и темными волосами, спадавшими до середины спины. Они обе были одеты в шёлковые халаты, прикрывавшие лишь верх их бёдер.
- Тебя беспокоит то, что мы шлюхи? - спросила меня русская, скрещивая руки. - А если я скажу, что он тоже торгует этим, это обеспокоит тебя или успокоит? Но с другой стороны мы, видящие - сплошной «большой секс», да?
Злость окрасила её голос, но после того, как она всмотрелась в моё лицо, её хищная улыбка вернулась.
- Ах, тебе не нравится, что я говорю. Но Реви' и есть шлюха... во многих смыслах. Предложи ему деньги. Посмотри, что он скажет, - она широко улыбнулась остальным. - Нам, видящим, всегда нужны деньги!
Ещё больше смеха прокатилось нервными волнами. Теперь несколько других видящих тоже выдержали мой взгляд, понимающе усмехаясь. Их выражения и тела, казалось, перемещались вокруг меня морем волос, кожи и светящихся глаз. Они казались мне животными - я ничего не могла с этим поделать. Они жестикулировали друг другу, и их голоса эхом раздавались в моей голове, доносясь словно со всех сторон разом.
«Она уже попробовала его?»
«Нет, я не вижу его в ней».
«Неудивительно, что она так злится».
Смех звенит, в моем сознании и за его пределами. Моя голова раскалывается, но моё тело ощущается так далеко, словно кусок мяса на крючке. Я закрываю глаза, стараясь заблокировать их.
«Думаешь, это она избила его до полусмерти?»
«Зная Реви', ему это понравилось».
Ещё больше смешков.
«Он был голоден. Даже в таком состоянии. Думаешь, она ему отказала?»
«Только не эта. Она тоже голодна».
«Он просил тебя об этом, малышка?»
|
|
Последнее адресовано мне и исходит от русской с угловатым лицом, полными света глазами и длинными загорелыми ногами. Остальные проститутки утихают, ожидая моего ответа.
Я смотрю на них, зная, что нет хорошего ответа, и нет хорошего не-ответа.
Выдыхая, я скрещиваю руки, глубже обмякнув в кресле.
И все же я раздражена. «Что это за дерьмовые намёки в духе «молода» и «маленькая девочка»? Мне почти тридцать, ради всего святого».
В этот раз смех звучит громче. Несколько видящих улыбаются мне, открыто забавляясь, и в этот раз я определённо чувствую себя так, будто не понимаю шутки. Комната теперь наполовину погружена во тьму. Их лица переключаются, то видны, то нет, то в негативе, то в позитиве.
Русская, которая все ещё ближе всех ко мне, улыбается.
«Я Кэт, и я пробовала его. Ты бы хотела знать, как часто? Какими способами?»
Прежде чем я успеваю ответить, изображения начинают быстро кружить, прерывая мой ход мысли. В них я чувствую его, чувствую его вкус, как она и говорила, чувствую ощущение его кожи и прикосновения. Моё тело невольно реагирует, густой прилив тошноты заставляет жар затопить моё лицо.
Кэт смеётся, и изображения утихают.
«Да... она голодна и жаждет брата Ревика, - Кэт окидывает взглядом комнату. - Но его ли в особенности, мне интересно? В конце концов, наш вид для неё в новинку. Может, кто-то из других наших братьев понравится ей не меньше? Кто сломает её для остальных нас?»
Мои кулаки сжимаются. Я не поворачиваю голову в сторону других мужчин, которые, как я чувствую, теперь смотрят на меня с интересом. Если они не просто потешаются надо мной, я никак не могу знать этого наверняка. Я вижу на столе полупустую бутылку вина.
|
|
Я позволяю своей руке подобраться ближе...
«Прекрати! - один голос перебивает остальные. - Ты заходишь слишком далеко. Она думает, что ты серьёзно! - низенькая азиатка подходит ближе, и я осознаю, что это её голос. Она смотрит на меня с любопытством, но также с сочувствием. - Она никак не может изменить то, чему её учили. Она напугана, Кэт. Ты ведёшь себя грубо».
Кэт фыркает. «Я обучаю её. Чем, по-твоему, он прямо сейчас занимается с Уллисой?»
«Не будь дурой, - говорит другая. - Он ранен».
«Он никогда не ранен настолько», - с весельем замечает мужской голос.
Очередная волна смешков звенит в нитях света - эти кажутся более тёплыми, более искренними. Я моргаю, стараясь сосредоточить глаза.
Более взрослый женский голос раздаётся после этого. Моя голова поворачивается; теперь я почти могу их различить. Похожая на африканку женщина стоит сзади, улыбаясь мне темными глазами.
«Убери когти, Кэт. Она же всего лишь новичок».
«Она хочет знать. Посмотри на неё!»
«Она не хочет знать. Ты злишь её, Кэт. И ты завидуешь».
«Завидую? Чему? Разве станет он играть с наполовину червяком, когда в деле не замешаны деньги?»
«Он хочет все, у чего есть пульс, - смеётся другой мужской голос. - И её душа, может, и выглядит как старик, но она красива. Её свет влечёт. Конечно, он её хочет. Я её хочу. Уже один только парадокс интригует. Даже с этими глазами».
Я измождена. Я с трудом остаюсь в сознании, когда другое присутствие входит в комнату. Другие умолкают, и эта тишина сродни тишине в школьном дворе, когда детей застали за пытками раненого животного.
|
|
Даже Кэт делает шаг назад, как будто обороняясь.
- Что здесь происходит? - говорит Уллиса.
Я стою. Когда я успела встать на ноги?
«Просто немного веселимся, старшая сестрёнка», - посылает Кэт, усмехаясь в мой адрес.
Я смотрю на Кэт, и глаза женщины пульсируют - ещё больше политики школьного двора, в этот раз предупреждение молчать от главного задиры. Но мне уже все равно. Меня тошнит, я устала так, как не уставала никогда в жизни. Я хочу позвонить матери, убедиться, что она в порядке, и Джону тоже. Я хочу поговорить с Касс. Затем я хочу спать - практически где угодно, только не здесь.
К черту всех этих людей.
Однако я знаю, что не могу уйти. Мне некуда идти.
Эта мысль вызывает очередной прилив злобы, в этот раз не адресованной никому. В результате начинает зарождаться печаль, но и её я подавляю.
- Ты права, - осторожно произносит голос. - Ты не можешь уйти, сестра.
Я оборачиваюсь, и глаза Уллисы отражают тревогу - может, из-за моих мыслей, а может, из-за чего-то, что она видит на моем лице.
- Я сожалею по поводу твоей семьи, - произносит она все ещё с осторожностью. - Ты не видела новости?
Я качаю головой, но не могу позволить себе задуматься над её словами. Выставив руку как зомби, я переношу свой вес на кресло, в котором сидела секунды назад.
- С моей матерью все хорошо? - спросила я.
Тишина - единственный данный мне ответ. Качая головой, я осознаю, что не могу справиться с тем, что это означает. Нах*й все. Если они хотят заморочить мне голову, или изнасиловать меня, или ещё что, я мало что могу с этим поделать, черт подери. Может, я даже не вспомню.
Когда я подняла взгляд, Уллиса снова пристально смотрела на меня с неверием в глазах.
Затем выражение её лица ожесточилось. Её глаза остекленели, напомнив мне глаза Ревика, затем обратились к остальным присутствующим в комнате.
Её злость полыхнула красным мазком в темноте.
«Она напрашивалась на это! - сказала Кэт прежде, чем Уллиса успела произнести хоть слово. - Её печальные человеческие глазки на заднице нашего брата...»
Ярость Уллисы запульсировала ещё сильнее.
- Ты знаешь, кто это? Ты вообще представляешь, что ты сейчас творишь?
Шагнув ко мне, она проигнорировала моё вздрагивание и взяла меня за руку. Я стояла там, и мне не нравилось чувствовать на себе её руки, но я не пыталась отстраниться. Она говорила тихо, тепло, и в каждом слове я чувствовала опускающееся на меня спокойствие. Я знала, что это спокойствие не настоящее. Я знала, что она манипулирует мной, используя свои силы видящей, чтобы как-то меня успокоить.
Однако я не могла сопротивляться этому.
- Я очень сожалею, что оставила тебя одну, Высокочтимая Сестра, - она наградила сердитым взглядом видящих, занимавших остальную часть комнаты. -...Я никогда бы так не поступила, если бы знала, что мои люди опозорят меня таким образом.
Её взгляд вернулся ко мне и смягчился.
- Я лишь хотела взглянуть на характер его ран. В данный момент ему больше всего нужен сон, а это лучше делать в парах, - она взглянула на Кэт. - Он просил тебя, - добавила она выразительно. - Он хочет, чтобы ты присоединилась к нему.
Я не знала, кого из нас она имела в виду, меня или русскую.
В данный момент мне было все равно.
Посмотрев на меня в этот раз, Уллиса улыбнулась. Проблеск облегчения мелькнул в её фиалковых глазах, когда они посмотрели в мои.
- Он очень слаб. Ты вообще кормила его, сестра?
Мне пришлось задуматься над этим. Я покачала головой.
- Нет. Я украла кое-что. Он не стал есть...
Я умолкла, услышав смешки проституток.
Голос Уллисы оставался нежным.
- Сестра, я имела в виду свет. Ты давала ему свой свет?
Я моргнула, снова стараясь подумать.
Наконец, я сумела лишь покачать головой.
- Я не понимаю.
Кэт взорвалась:
- Видишь? Она ведёт себя как одна из них. Думает, как одна из них!
Глаза Уллисы полыхнули пламенем.
- Она только недавно пробудилась, и ты должна знать, почему! Ты позоришь меня, Кэт! - она повернулась обратно ко мне, её пламя стихло до того тёплого тления угольков. - Я покажу тебя, сестра. Прошу, идём со мной.
Я последовала за ней, бросив последний взгляд на Кэт, которая пристально смотрела на меня, и её карие глаза тлели злобой. Я отвернулась, как только увидела там ярость, и секунду спустя выбросила это из головы, сосредоточившись на самом коридоре.
Плюшевый темно-зелёный ковёр смягчал шаги моих босых ног и ощущался просто божественно после нашей дороги сюда по грубой земле и грязным тротуарам, заваленным мусором. На стенах с обеих сторон висели гобелены, которые изображали красочных драконов, изрыгавших пламя. Люди в азиатских на вид костюмах плыли на облаках, окружённые фантастическими животными, которые могли бы быть львами, только с вьющейся синей и зелёной шерстью. Я коснулась морды гигантской белой собаки с обнажёнными зубами.
Уллиса улыбнулась.
- Они китайские. Достались мне до Культурной Революции.
Я кивнула, но ничего не сказала.
Мы несколько раз повернули на разветвлениях коридоров, и я осознала, что апартаменты должны быть огромными - не столько апартаменты, сколько целый этаж, а может, они владели всем зданием. Когда мы преодолели, кажется, расстояние равное футбольному полю, я следом за Уллисой вошла в квадратную комнату с белой дверью.
Здание, должно быть, расположено в холме, подумала я.
Сторона, на которой я находилась сейчас, выходила на покатый склон, окна показывали, что мы находились высоко, а не на первом этаже, как прежде. Перед теми же окнами, с гардин под низким красным потолком опускались шторы цвета ржавчины. Ещё более толстый бело-золотой ковёр проминался под моими ногами.
Я взглянула в сторону кровати и над изголовьем увидела другую картину - в этот раз бог с круглыми глазами, едущий верхом на льве. Он плевался огнём, его голову венчал замысловатый головной убор из закольцованных языков пламени. Рядом с богом я видела что-то вроде Будды, только с кучей голов, пучком поднимавшихся из его торса.
- Ей нравятся картины, Реви', - сказала Уллиса. - Особенно тханки.
Я опустила взгляд и увидела, что он смотрит на меня с кровати. Толстовка пропала, но он не выглядел так, будто только что занимался сексом, как говорила Кэт. Он был бледен, вспотел и смотрел на меня с почти прозрачным облегчением.
Он сделал деликатный жест женщине, которая сидела рядом с ним в кресле и зашивала его плечо.
Как только он сделал это, она прижала ладонь к его лбу.
Когда она убрала пальцы, его глаза закрылись. Видя, как он лежит, такой неподвижный и бледный, я подошла ближе к кровати, глубоко засунув руки в карманы.
- Теперь он будет спать, - женщина, зашивавшая ему плечо - девочка, на самом деле, я увидела, когда подошла ближе - улыбнулась. Ей не могло быть больше шестнадцати. Её высветленные платиновые волосы торчали кудрявыми лохмами вокруг эльфийского лица. - Я позволяла ему оставаться в сознании, пока он не увидел тебя. Но теперь ему обязательно нужно поспать. Его свет очень сильно истощён.
Я поколебалась, сомневаясь, что готова услышать ещё больше плохих новостей.
- Он в порядке? - спросила я.
- Рана от выстрела чистая, - заверила она меня, вытягивая нить иголкой и туго сшивая его кожу. - Физически он хорошо восстановится. Однако он много потерял в структуре, - сказала она печально. - Это займёт дольше времени, - эльфийское лицо повернулось ко мне. - Ты подержишь для него?
Мой разум несколько секунд обдумывал это. Я взглянула на Уллису.
- Мы все обеспечим свет, - объяснила мне Уллиса. - Но один служит каналом. Айви спрашивает, сыграешь ли ты эту роль.
Я все равно не поняла. Но кивнула.
- Ладно. Конечно.
Улыбка Уллисы сделалась более тёплой.
- Как и во многом другом, лучший способ научиться - это практика.
Мои челюсти напряглись.
- Я бы предпочла не использовать умирающего парня в качестве тестового задания. Вы его друзья. Почему бы одной из вас не сделать это?
Айви удивлённо взглянула на меня.
- Он просил тебя.
Мои щеки залило теплом.
- Ладно. Но я не совсем обучена. И я сама чертовски устала, если хотите начистоту.
Уллиса взяла меня за руку, бережно направляя к постели.
- Должно быть, ты очень, очень устала, Высокочтимая Сестра, - произнесла она тихим, мурлычущим голосом. - Это не потребует ни сил, ни усилий, уверяю тебя. Лишь структуры, а этого у тебя в избытке. Мы сделаем остальное.
Я посмотрела на тело Ревика, распростёртое на темно-оранжевом покрывале.
Айви завязывала узелок шва на его плече. Я смотрела, пока она не подняла взгляд. Затем она улыбнулась и откусила излишек нити задними клыками. Импульс тепла дошёл до меня из света девушки, когда она сделала это - совсем как Ревик сделал в той комнате. Кажется, это форма выражения привязанности - или, может, заверения? - как прикосновение ладони к руке при приветствии.
Однако такой простой жест вызвал прилив эмоций к моему горлу.
- С моей семьёй все хорошо? - выпалила я. - Кто-нибудь видел что-нибудь в новостях по поводу них?
Тепло, исходящее от Айви, усилилось.
Она кивнула.
- СКАРБ выпустили интервью. Они все сказали, что ты невиновна, что ты никому бы не навредила, - Айви тихо щёлкнула. - Никаких аватаров, конечно, но мы защитим их. Мы считаем, что за этим стоят Шулеры - за тем, что показали их настоящие лица.
- Никаких аватаров? - переспросила я. - Как они выглядели?
Айви задумчиво подняла глаза вверх.
- Очень печальная и обеспокоенная женщина с темными вьющимися волосами и огромными глазами, которую назвали твоей матерью. Привлекательный мужчина с мелированными волосами, китайскими письменами на руках и широкими плечами, которого назвали твоим братом. Тайская девочка с волосами как у Уллисы, её губы были накрашены темной помадой... - Айви выставила руки, изображая внушительную грудь Касс, и я невольно рассмеялась. Айви улыбнулась. - Все они казались очень милыми.
Я позволила себе выдохнуть.
- Тогда с ними все хорошо.
Айви улыбнулась.
- Они в порядке, Высокочтимый Мост.
Я поколебалась, глядя на неё.
Высокочтимый Мост.
Я отбросила это. Я не готова была знать, что эти слова значили для этих людей. Видели ли они во мне того, кто положит конец всему миру, как говорил Ревик? В любом случае, я не могла вытерпеть ещё больше снов, в которых падают бомбы или я убиваю невинных людей.
Уллиса деликатно подталкивала меня в спину, пока я не села на край кровати.
Она очень проворно сняла джинсы, которые я ранее украла с бельевой верёвки, оставив меня лишь в футболке с длинными рукавами. Я сунула ноги под лоскутное одеяло, не заботясь об этом. Лежачая поза принесла невыразимое облегчение, как только я расслабилась на чистых простынях. Я смотрела, как Айви продолжает работать над Ревиком, перевязывая его плечо. Если бы я знала его хоть чуточку лучше, я бы свернулась калачиком под другим его боком, может, даже обняла бы одной рукой.
Я все равно испытывала искушение сделать это.
Я повернулась к Уллисе, но она вскинула руку.
- Шшш, Высокочтимая Сестра. Не говори. Я безгранично извиняюсь за недостаточно тёплый приём. Реви' уже сказал нам, что ты несколько раз спасла его жизнь.
Я открыла рот, собираясь поспорить, но потом решила, что ей, наверное, все равно.
- Что мне делать? - спросила я. - Для держания, имею в виду?
- Расслабься, - сказала Уллиса.
В этот раз это прозвучало командой.
Мои веки немедленно опустились.
Глава 13. Германия, 1941
Я стою в поле.
Я узнаю это место. Я рисовала его прежде.
Более чем узнаю - его знаю. Оно каким-то образом является частью меня.
Находясь в больнице и умирая, мой отец попросил нарисовать это. Я сделала это, конечно же, и повесила над его больничной койкой, чтобы он мог видеть её лёжа.
В очередном приступе бреда от лекарств он сказал мне, что это Поля Умиротворения, место рая в египетской мифологии.
Мой отец, инженер и антрополог-любитель.
После похорон я убрала картину в гараж моей матери. Я не могла смотреть на неё, даже представлять его после того, как он умер.
Однако это место продолжает жить. Я не могу сбежать из него.
Травы переливаются под моими ногами, прокатываясь по холму как океанские волны. Холодный ветер колышет их рябью, покачивающиеся дикие цветы создают мозаику из пыльно-розовых и пурпурных тонов в резком, чистом воздухе, и я осознаю все ясно, так ясно, как никогда в жизни. Укрытые снегом горы маячат над тем местом, где я стою - зазубренные и неотёсанные, и невероятно неподвижные.
Те горы обладают собственным присутствием, даже отдельным от неба и возвышающихся облаков. Я чувствую себя иначе просто при взгляде на них, как будто моё сознание здесь движется быстрее.
Он тянет меня, поворачивает мою голову.
Он стоит там, одинокий, смотрящий на те же самые горы.
Его высокий силуэт абсолютно неподвижен.
Он тоже принадлежит этому месту. Как принадлежал мой отец, как принадлежу я. Эти горы - его горы, в той же степени, в которой они мои.
Кажется, он меня не видит, но я чувствую его всюду вокруг себя, словно я смотрю на него через него, как будто я и внутри него тоже.
Это место каким-то образом является частью него.
Мы - тоже часть него.
... Я иду по коридору с высокими потолками. Место сменилось так плавно, так совершенно без огласки, что я поначалу даже не задаюсь вопросом, где я.
Я не задаюсь вопросом, как я сюда попала.
Коридор выстелен коврами, отделан темными деревянными панелями, которые кажутся антикварными и отполированы до лоснящегося блеска. Лампы свешиваются с потолка через регулярные интервалы, они сделаны из хрусталя и железа. Они моргают, когда я прохожу мимо, но я здесь призрак; мои руки скользят сквозь стены.
Яркие цветные картины украшают стены из тёмного дерева. Я слежу за ними глазами - белые мужчины на мускулистых конях, в духе Вагнера с лёгким намёком на Вальхаллу. Выражения лиц всадников зеркально вторят друг другу - суровые, но мудрые, непреднамеренно карикатурные.
Через открытый дверной проем резкий, эмоциональный голос говорит поверх треска древнего радиоприёмника.
Слуги стоят вокруг него. Они меня не замечают, но я узнаю голос, даже понимаю слова, хотя в реальном мире я не знаю немецкого.
«Бог знает, что я воистину хотел мира...»
Впереди приглушенные звуки вечеринки манят к себе.
Скрипучие слова мужчины необъяснимо тянут меня.
«... Мы были вынуждены сражаться. Перед лицом столь злобного умысла я не могу сделать ничего, кроме как защищать интересы Рейха теми средствами, которые, слава Богу, имеются в нашем распоряжении...»
Голоса из комнаты в конце коридора становятся громче. Я слышу смех, перемежающийся бормотанием разговоров, некоторые из них дребезжащие и невнятные, кажущиеся по звучанию пьяными.
Дверь распахивается.
Звуки на мгновение становятся громче, затем глохнут, когда дверь медленно захлопывается.
В мою сторону шагает группа мужчин, одетых в униформу.
Радио все ещё слышится в моих ушах.
«... Они вынуждены были расценить эти действия как провокацию, исходящую от страны, которая некогда подожгла всю Европу и виновна в неописуемых страданиях. Но те дни использования видящих и евреев для сражения в битвах вместо мужчин теперь миновали. Ошибка, о которой мы сожалеем и которую не повторим...»
Четверо мужчин приближаются ко мне. Солдаты. Я узнаю цвет и пошив их униформы и то, что это означает. В моем мире они символизируют почти карикатурное зло, худшие побуждения человечества, но здесь одежда кажется обыденной, обычной.
Они говорят на немецком, как и радио.
- Речь Фюрера не закончена, - говорит светловолосый паренёк лет семнадцати. Он сдвигает фуражку на затылок, потирает лоб. - Нам не стоило уходить.
Мужчина рядом с ним закидывает руку ему на плечо.
- О, прочтёшь текст в газетах. Мне нужно выпить кое-что покрепче... и посмотреть на что-нибудь покрасивее. В этой конуре одни собаки, - будучи уже пьяным, он улыбается, его глаза смотрят осоловело. -...Ну хотя бы я могу гавкать без риска быть подстреленным! - он смеётся и хлопает светловолосого по затылку. - Собаки! Ха!
Третий косится - гигант с темными волосами и полными губами. Его рука, подносящая флягу к губам, размером с моё бедро.
- Бог мой! У тебя не было того вида, который получил я. Ты видел жену Рольфа? Господи Иисусе.
- Какая у неё задница! - произносит светловолосый, улыбаясь. - И эти титьки!
- И у неё такой взгляд... - невнятно бормочет пьяный.
-...Что ты хочешь её удивить, - говорит гигант. - Да, я видел. Везучий ублюдок.
Четвёртый напряжённо слушает. Из всех них его глаза сияют яснее всего - синим, который кажется сталью на его подвижном как у хорька лице. Его униформа меньше всего помялась, на ней меньше всего пятен от пота. Он также носит немного другой значок на воротнике.
- Ему не стоило приводить её сюда, - только и говорит он в тишине.
Светловолосый берет флягу от своего гигантского друга.
- Он влюблён. Это романтично, не так ли?
Немецкий говор мужчины с лицом хорька продолжает звучать отрывисто.
- Это не оправдание для глупости. Бловелт не деликатничал со знаками внимания. Не хотел бы я получить задания, которые Рольф раздаст после этого собрания, - он бормочет, но уже тише. -... Особенно с его происхождением.
- Что? - спрашивает гигант. - Что ты сказал?
- Оо, да какая разница? - говорит пьяный. - Он нам яйца отрежет, если мы на неё хоть подышим. Давайте найдём себе другую «дырку». Ту, к которой не приставлен Люгер[5].
Они проходят через меня и мимо меня по коридору, из которого я пришла - словно я клуб дыма. Я смотрю, как они выходят за другую дверь, но мои ноги тянет в другом направлении.
Звуки вечеринки становятся громче. Я следую на звон бокалов, тихое бормотание голосов, но поверх всего этого доминирует нарастающая и стихающая эмоциональная речь. Время от времени слова прерываются безумными аплодисментами - и от тех, кто в комнате передо мной, и от куда большей толпы, доносящейся через громкоговорители.
«-... Выучка наших солдат - превосходна и несравнима. Высокие стандарты эффективности наших солдат, превосходство нашего снаряжения, качество наших боеприпасов и непоколебимая храбрость наших рядов соединились, чтобы такими малыми жертвами привести к успеху поистине исторической важности. К чему нам нужны homo fervens? К чему нам Сайримн? Стоит ли нам и дальше ослаблять наше человечество зависимостью от чужаков и полукровок...?»
Очередной всплеск громовых аплодисментов заглушает его слова.
Я вхожу в комнату, потолки которой в два или три раза выше, чем в коридоре. Гигантское знамя свисает над камином из шлифованных речных камней. Я смотрю на чёрную свастику, занимающую центр белого круга на кроваво-красном фоне.
Её вид должен шокировать меня, но здесь это тоже почему-то обычное дело.
В стороне от толпы, собравшейся под металлическими динамиками, мужчины в униформе разговаривают небольшими группами, едят и пьют с женщинами в вечерней одежде, которая заставляет их походить на костлявых длинношеих птиц. Моё внимание привлекает группа, стоящая в стороне.
Пожилой мужчина в увешанной медалями униформе улыбается, слушая красивую женщину с густыми темными волосами и широко раскрытыми глазами. Она кажется смущённой, когда тихим голосом отвечает на его вопрос. Её фигуристое тело облачено в блестящее синее платье и прижимается к жёсткому телу рядом с ней. Её почти черные волосы собраны в искусные кудри на макушке, заколоты похожими на бриллианты шпильками, которые сочетаются с висячими серёжками и камушками на темно-синих туфлях.
Она стискивает руку мужчины, стоящего рядом с ней - он высокий, одет в униформу немецкой пехоты, которая свидетельствует, что он поднялся как минимум на несколько чинов.
Сосредотачиваясь на этих троих, я слышу их слова.
-...Мы в два счета обратим этих английских мерзавцев в бегство, разве ты не согласен, Рольф? - пожилой мужчина отводит глаза от темноволосой женщины, глядя на высокого мужчину рядом с ней. - Что ты можешь доложить с фронта из последнего?
Высокий мужчина отпивает глоток из стакана, наполовину наполненного льдом и янтарной жидкостью.
В этом пространстве я не могу нормально вздрогнуть или ощутить настоящее удивление.
И все ещё я останавливаюсь, когда вижу профиль Ревика. За исключением одежды и стрижки, нюансов в выражении лица и позе, он выглядит точно так же, как при нашей последней встрече - за минусом синяков, и его длинное тело чуть менее худое.
Он косится на женщину, его светлые глаза неподвижны как стекло. Он крепче привлекает её к себе перед тем, как посмотреть на хмурящегося мужчину перед ними.
Голос Ревика звучит тихо, знакомо во всем, кроме тона, который не совсем высокомерен, но близок к скуке. Хоть он выглядит точно так же, он почему-то кажется моложе.
- При всем уважении, капитан Бловелт, - говорит он. - Эти британцы упрямы. Пройдут месяцы, прежде чем они падут. А если вмешаются американцы...
Мужчина раздражённо взмахивает рукой.
- Они этого не сделают.
- Ладно, - невозмутимо отзывается Ревик на немецком. - Но Черчилль прозорливо завязал дружбу с американским президентом. Было бы глупо с нашей стороны принижать его очарование, - он улыбается, качнув стаканом в сторону динамиков. - Особенно когда наш Фюрер этого не делает.
Бловелт хмурится в неверии.
Взгляд Ревика окидывает остальную комнату, светлые глаза прищуриваются.
- Пристрастие американцев к изоляционистской политике может закончиться, - говорит он задумчиво. - Или закончится способность их оружейных предприятий подавлять протесты из-за бедственного положения в Европе. Если они почувствуют угрозу из-за нашего вторжения на море, или если мы позволим нашим взглядам зайти слишком далеко на восток...
Он умолкает, когда темноволосая женщина резко дёргает его за руку. Её глаза выражают предупреждение, когда встречаются с его взглядом. Пожав плечами, Ревик останавливается, но я вижу суровость в его поджавшихся губах.
Бловелт не замечает ничего из этого.
Он взмахивает рукой в перчатке, решив отбросить альтернативный взгляд и не удостаивать его злостью.
- Ты говоришь, что я должен дрожать в страхе из-за жирного старика на крошечном острове и его друга-калеки? Вот ещё! Они также предупреждали нас о могучих французских армиях! И легионе видящих, предположительно под командованием англичан.
Бловелт улыбается темноволосой женщине, которая обеспокоенно косится на Ревика.
- А в следующий раз ваш муж заставит нас страшиться цыган, фрау Шенк! Что вы думаете об этой жалкой демонстрации? Или вы просто поражаетесь, как мы с ним можем быть такими кошмарно скучными в вашем очаровательном обществе... когда вы одеты в такое милое платье?
Фрау Шенк улыбается, все ещё стискивая руку Ревика. В одно мгновение муж и жена смотрят друг на друга, и я невольно вижу интенсивность, которая мельком проступает в его светлых глазах, и то, как смягчается выражение её лица.
Бловелт, глядя, как они смотрят друг на друга, хмурится.
... И я моргаю, сильно вздрагивая от порыва ледяного ветра.
Я стискиваю своё тело, дрожа и глядя на суровый ландшафт из темной и изрытой земли и извилистых земляных колей, прорытых в оледенелом снегу.
Горизонт, кажется, тянется бесконечно. Он прерывается лишь тяжёлыми обозами, которые тянут косматые лошади, топающие и бьющие копытами по обледенелой земле, теснящиеся к людям для тепла. Их ребра торчат через толстые зимние попоны.
Недалеко от меня в снегу лежит мужчина, его черты размыты из-за тонкого слоя воды, замёрзшего на его лице. Обледеневшие волосы торчат как сухая трава. Темные пятна цвета ржавчины выделяются на его груди и одной поднятой руке, пропитывают шерстяное пальто, которое покрывает исхудавшее тело. Его глаза застыли в выражении агонии.