Келли вздохнул и сказал, что он согласен со мной.
Он поднял трубку и позвонил министру ВВС Джеймсу Дугласу-младшему. “Господин министр, - сказал он, - Я боюсь, мы строим для вас не то, что надо. Я рекомендую как можно быстрее отменить программу Suntan и мы вернём вам деньги. Мы не сможем достичь дальности полёта, необходимой для этого проекта.”
Келли пришлось провести несколько встреч в Пентагоне, прежде чем ВВС неохотно согласились с ним. Мы потратили около 6 миллионов долларов на разработку и вернули 90 миллионов долларов правительству. Вот в чём изюминка этой истории: вскоре после того, как контракт был отменён, Советы вывели свой Спутник 1 на орбиту. Двигатель ракеты, доставившей его в космос, работал на водородном топливе. Создателем двигателя был Пётр Капица, которого освободили из ГУЛАГа, но не для постройки самолёта, а для запуска Спутника.
Все наши догадки были неверными.
Но время и силы, потраченные на водородный самолёт, не оказались потрачены впустую. “Дженерал Дайнемикс” работали над ракетой “Кентавр” с водородным двигателем; поэтому мы передали им все наши криостаты и насосы для жидкого водорода. Мы в Skunk Works доказали, что можем разработать большой сверхзвуковой самолет и двигатель для него. Ещё до того, как Пауэрс был сбит, Келли понял, что нам нужно сделать резкий технологический рывок, чтобы наши самолёты могли продолжать летать над Россией. В течение нескольких месяцев мы планировали новое технологическое чудо, названное Blackbird, в качестве преемника U-2. Мы снова объединились с Диком Бисселом и ЦРУ и вызвались создать нечто невиданное ранее.
Эпилог U-2
Несмотря на участие в таких авантюрных проектах, как водородный самолёт, основным делом Skunk Works было поддержание производства новых U-2. Многие американцы считают, что история U-2 закончилась в тот день, когда Пауэрс был сбит. ЦРУ действительно закрыло зарубежные секретные базы, но мы продали ВВС более двадцати U-2 в ещё в конце 1950-х годов и затем ещё более сорока, и, начиная с момента начала полётов в 1956 году, ещё не было ни дня, чтобы U-2 не использовался где-нибудь: или выполняя разведывательный полёт для “синих кителей”, для НАСА или для Агентства по борьбе с наркотиками. Возможно, за эти годы U-2 не раз спасал мир от термоядерной войны.
Хотя Эйзенхауэр и остановил полёты над Советским Союзом после Пауэрса, “синие кители” очень скоро начали летать на U-2 вдоль советской границы, используя новые технологии, такие как радиолокаторы бокового обзора, которые позволяли заглядывать на триста километров или более внутрь территории СССР. Они несли на своём борту специальные электронные устройства, которые могли определять частоты, используемые советскими системами ПВО, что помогало нам создавать эффективные средства противодействия им на случай боестолкновения. По многим параметрам такая электронная разведка была даже более ценной, чем снимки, сделанные в прошлых полётах.
Примерно в то время, когда Эйзенхауэр покинул свой пост в 1960 году, Дик Биссел и ЦРУ работали совместно с “Ракетно-космической компанией Локхид”[42], чтобы запустить в космос первый спутник-шпион. Спутник был ограничен своей орбитой, в то время как U-2 мог в течение считанных часов пролететь над любым нужным местом. И мы никогда не прекращали улучшать самолёт. Мы придумали сменную носовую часть, которую можно было отделить менее чем за час и поставить другую - разные носовые части несли на себе радары, камеры, устройства для сбора проб воздуха, электронику, регистрирующую радиочастоты, специальные вращающиеся камеры, следящие за траекторией полёта советских ракет. В некоторых полётах самолёты несли тяжёлую электронику для перехвата сигналов. Наблюдая за пусками их опытных ракет, мы определили частоты, используемые для захвата цели. Мы использовали эту информацию для создания мощных устройств постановки помех, устанавливаемых на наших боевых самолётах.
Одним из непредвиденных последствий сбивания Пауэрса стало политическое нежелание наших союзников предоставлять нам базы для U-2. Русские приходили в ярость при упоминании U-2 и начинали угрожать авиаударами любой стране, которая предоставляла базу для U-2. По мере нарастания напряжения Япония и Турция сдались и попросили нас убрать самолёты с их территории. Чтобы не зависеть от других, мы решили разработать систему дозаправки U-2 в воздухе, которая позволила бы увеличить дальность полёта, чтобы осуществлять шпионские полёты со своей территории. Это также позволило бы нам выполнять полёты на малых высотах, чтобы избежать обнаружения радарами, что было очень неэффективно с точки зрения расхода топлива. Дозаправка могла увеличить дальность полёта U-2 до 12900 километров и время полёта до четырнадцати часов, что было за пределами выносливости лётчика. U-2 мог получить 3400 литров топлива от заправщика KC-135 примерно за пять минут. Но большинство пилотов U-2 согласились с лётчиком-испытателем Биллом Парком, который прилетел с первого сверхдальнего вылета и сказал: “Никогда больше. Мой мозг затёк на десять минут раньше, чем мой зад”.
Армия хотела использовать U-2 для наблюдения за полем боя. Что касается военно-морского флота, Келли как-то распивал бутылку White Horse на авиабазе Эдвардс с несколькими старыми генералами ВВС, один из которых сказал ему, что флот никогда не купит U-2, потому что самолёт не может взлетать с палубы авианосца. “У вас маловато силёнок, чтобы взлететь оттуда”, - бросил один генерал Келли, которого это задело и он ответил генералу, что тот не понимает, о чём он, чёрт возьми, говорит. Затем трое офицеров, пошатываясь, отмерили длину палубы авианосца на главной взлётно-посадочной полосе базы Эдвардс. В этот же день они получили U-2 для разрешения спора. Келли его легко выиграл. И поэтому военно-морской флот был заинтересован в приобретении U-2 для собственных разведывательных целей, включая дальнее противолодочное патрулирование.
Также через ЦРУ мы завершили сделку с Тайванем, продав им несколько U-2 за 6 миллионов долларов вместе с услугами наших наземных экипажей и техников. Келли подписал контракт с нашей стороны, Чан Кайши подписал контракт со стороны тайваньцев, но их правительство не имело никакого отношения к операции, кроме того, что они предоставили лётчиков. ЦРУ полностью отвечало за операцию. Они должны были выполнять полёты над коммунистическим Китаем из Формозы и назывались “отрядом Н”. Эта операция была одним из самых больших секретов правительства. Мы начали обучать шесть их пилотов. Я помню, как проводил для них брифинг по двигательной системе U-2 в Бербанке летом 1959 года. В одном из тренировочных полётов с “Райской фермы” двигатель самолёта, пилотируемого тайваньским лётчиком, заглох. Он летел над Кортесом, штат Колорадо, и был вынужден приземлиться в небольшом местном аэропорту. Управляющий аэропортом увидел самолёт и почти упал в обморок. Он никогда не видел такого самолёта раньше, с таким фюзеляжем и с таким огромным крылом. Затем из кабины вышел инопланетянин в космическом костюме, из-под шлема были видны только его миндалевидные глаза. Он побежал к управляющему, крича на очень ломаном английском: «Быстро. Взять оружие. Охранять самолёт. Очень, очень секретно.”
Тайваньская эскадрилья, ставшая известной под именем “Чёрные кошки”, была совместной операцией ЦРУ и Тайваня, и базировалась на аэродроме Таоюань, к югу от Тайбэя. Полёты U-2 над коммунистическим Китаем продолжались более четырнадцати лет, с конца 1959 года по 1974 год, пока президент Никсон окончательно не остановил их в знак нового дипломатического курса в отношении Народной Республики. Но в начале 1960-х годов полёты были срочной необходимостью для разведывательного сообщества. Нам нужна была точная информация о разработках Китаем ракет и ядерного оружия. Пентагон особенно хотел узнать, как китайско-советский раскол повлиял на военный потенциал Китая.
Эти полёты были намного более изнурительными и опасными, чем полёты над СССР, которые обычно длились от восьми до десяти часов на расстояние 4800 километров и проходили над территорией противника практически от взлёта до посадки. Чтобы достичь самые важные цели - ядерные испытательные полигоны в северо-западном Китае и полигон баллистических ракет средней дальности Цзюцюань в провинции Кансу, необходимы были двенадцатичасовые полёты. Но в течение времени китайская ПВО совершенствовалась, и тайваньцев начали сбивать. Четыре U-2 были сбиты, их пилоты погибли. В течение шестидесятых годов остатки сбитых самолётов были выставлены в центре Пекина. Полёты настолько разгневали китайцев, что они предлагали 250000 долларов любому тайваньскому летчику, который перейдёт на их сторону и посадит U-2 на материке. Это и неудивительно. Данные, полученные с помощью этих полётов, были настолько показательными, что эксперты США смогли точно предсказать, когда китайцы наконец испытают свою первую атомную бомбу в октябре 1964 года.
Мы в Бербанке делали всё возможное, чтобы сократить потери U-2. Мы разработали усовершенствованные устройства радиоэлектронного подавления (ECM[43]), рассчитанные на то, чтобы запутать операторов китайских РЛС, наводящих зенитные ракеты SA-2. На экранах радаров U-2 должен был появляться в другом месте, чтобы ракеты запускались мимо цели. ECM был громоздким и тяжелым и стоил около 760 литров топливной ёмкости, уменьшая дальность и высоту полёта.
Некоторые из наиболее отдалённых ядерных полигонов вблизи границы с Тибетом находились вне зоны действия тайваньских U-2. Чтобы охватить эти цели, Управление использовало грунтовые взлётно-посадочные полосы в Индии и Пакистане. За три месяца до того, как Пауэрс был сбит в небе над Россией, один из пилотов ЦРУ вылетел с секретной базы в Таиланде к китайским ядерным полигонам. U-2 сбросил специальные дротики со встроенными миниатюрными сейсмодатчиками для регистрации ожидаемого испытания термоядерной бомбы. К сожалению, мы так и не получили от них никаких данных и не узнали, почему. Но лётчик был вынужден совершить аварийную посадку на рисовое поле. Он смог договориться о сделке с деревенским старостой: сельские жители помогли ему разрезать U-2 и с помощью запряжённых волов вытащить его на поляну, куда на следующий день прилетел C-124 ЦРУ и подобрал его и самолёт. Управление дало старосте пятьсот долларов на строительство школы. Гэри Пауэрс был не так удачлив.
Взгляд с другой стороны
Бадди Браун
В 1957 году я был всего лишь глупым двадцатитрёхлетним лётчиком-истребителем, именно такой как раз и требовался ВВС. Всё, о чём меня спросили, было: “Как ты относишься к полётам на очень большой высоте в скафандре?” Я сразу подумал: “Ракеты! Бак Роджерс! Зачисляйте меня.” Меня отправили на базу ВВС Лафлин на мексиканской границе в Дель-Рио, штат Техас, в самую глушь, потому что это было до Карибского кризиса 1962 года, когда весь мир узнал об U-2.
У нас было двадцать самолётов и инструкторы ВВС, чтобы следить за нами, но катастроф было много. U-2 был строго одноместным. В свой первый полёт вы летели одни, вне зависимости от того, готовы вы или нет. Мы много практиковались в посадках и взлётах, поднимались до 18300 метров, чтобы почувствовать работу высотно-компенсирующего костюма. Это был очень сложный самолёт, и лётчики часто совершали смертельные ошибки. Один парень разбился, пролетая над своим домом, чтобы покрасоваться перед женой и двумя маленькими сыновьями. Выполняя вираж, он опустился слишком низко и врезался в холм. Один командир эскадрильи был вынужден выпрыгивать из самолёта из-за заклинившего закрылка, и тогда у нас не было катапультирующихся кресел. Он выпрыгнул на высоте 16700 метров, поставив рекорд, и был очень сильно ранен. Однажды я увидел, как парень при посадке опустил нос слишком низко и убил себя. Я чуть не обделался, ведь я летел следующим.
В первом же задании я выполнил самый опасный полёт в своей жизни. Я вылетел из Аляски, участвуя в программе высотного сбора проб воздуха. Она включала в себя пролёт сквозь радиоактивные облака, образовавшихся после советских и китайских ядерных испытаний. В полётах на большой высоте недалеко от полюса, при хорошей погоде можно было наблюдать кривизну Земли. Также можно было видеть зловещие облака радиоактивного йода, преодолевшие уже неизвестно сколько километров. И нам нужно было лететь прямо в них. Эта программа была начата ВВС, и она была также важна, как и полёты ЦРУ над Россией. Мы летали для Управления снабжением ядерного оружия Министерства обороны[44], которое забирало шесть собранных нами проб воздуха после каждого полёта и отправляло их в Вашингтон для лабораторного анализа.
По радиоактивным частицам, находящимся в пробах, они могли сказать, подземным был взрыв или надземным, в какой части Китая он произошёл и насколько продвинутой была взорванная бомба. И мы всегда могли отличить пробы воздуха после наших взрывов и чужих, поскольку в наши ядерные устройства помещался небольшой кусок металла, который безошибочно идентифицировался спектроскопами.
Мы считали, что достаточно хорошо защищены от радиации, пока находимся в высотных костюмах, но в те дни мы недооценивали опасность. Считалось, что наиболее проникающая радиация исчезала так быстро, что к тому времени, когда мы пролетали сквозь облака и собирали пробы, риск был минимальным. У нас были личные дозиметры. К тому же, после каждого такого полёта самолёт тщательно мылся, а лётчик проводил ночь в госпитале на всякий случай. И, насколько я знаю, никто там надолго не задержался.
Полёты для сбора проб осуществлялись каждый вторник и четверг и синхронизировались с полётами других “синих кителей” на U-2 из Пуэрто Рико и Аргентины. Один самолёт летел над южным полушарием, а другой - над северным. Таким образом, мы мониторили половину земного шара.
Я несколько раз вылетал из Лавертона, австралийской версии базы ВВС Эдвардс, и летел над Антарктидой. И эти полёты были более страшными, чем разведывательные полёты U-2 во время войны во Вьетнаме, которые я совершал позже. Причина была в экстремальной погоде. При катапультировании при таких низких температурах вы продержитесь всего две секунды. На земле вы продержитесь только пять минут. Расстояния были настолько большими, что не было никакого шанса, что вас эвакуируют вовремя.
Я летал в то время, когда китайцы проводили много ядерных испытаний, поэтому я привык к десятичасовым полётам. Я выпивал пинту с половиной апельсинового сока через специальное отверстие в шлеме, но даже при этом после долгого полёта мои ногти были настолько хрупкими от общего обезвоживания, что я мог просто ломать их. Мы также обеспокоены тем, что наши зубы могут испортиться из-за озона. Возможно, это были всего лишь бабушкины сказки, но мы все беспокоились об этом; я попросил своего дантиста изготовить для меня зелёные фальш-зубы, которые я надевал поверх настоящих зубов на время полёта.
Также я много раз участвовал в так называемых периферийных полётах вдоль границ Китая и СССР, собирая данные. Всё, что я должен был сделать - это щёлкнуть тумблером и устройства на борту начинали записывать частоты и сигналы от “плохих парней”. Я хорошо запомнил миссию под кодовым именем “Конго Мейден”. Пять U-2 одновременно летели над северными границами Советского Союза. На борту мы несли устройства ECM под названием “Система 12”, поэтому мы точно знали, когда советские радиолокаторы захватывали нас по характерным сигналам в гарнитуре. В такие моменты мой сфинктер сжимался довольно сильно.
Уже в 1960 году я вылетал с Окинавы, чтобы пролететь над Вьетнамом. Я летал над Долиной Кувшинов[45] и видел, как Дядюшка Хо[46] надавал французам по заднице. Затем, во время Карибского кризиса в 1962 русские выпустили по мне несколько ракет SA-2. Они прошли мимо, спасибо чёрному ящику в хвосте, который хорошо сработал. Поэтому я поверил в его эффективность.
Но это была ерунда по сравнению с тем, что произошло с другим пилотом U-2 ВВС, майором Чаком Моусби. В самый разгар Карибского кризиса он вылетал с Аляски для обычного сбора проб воздуха. Его полёт проходил посреди ночи над Северным полюсом, и, когда он разворачивался, чтобы вернуться на Аляску, он ошибся курсом и полетел прямо вглубь советской территории. Русские сразу засекли его и подумали, что это летит американский бомбардировщик, чтобы сбросить атомную бомбу и начать Третью мировую. Мы следили за переговорами истребителей, поднятых для его перехвата. Чак мог видеть инверсионные следы дюжин истребителей, пытающихся достичь его высоты и сбить его. Президенту Кеннеди пришлось звонить Хрущёву и уверять его в том, что этот самолёт не имеет цели атаковать, а просто выполнял полёт для исследования погоды и случайно залетел на их территорию. С Моусби не было двусторонней радиосвязи, у него был только высокочастотный радиоприёмник. Кто-то на заправщике догадался передать Чаку, что над Аляской начался рассвет и ему надо развернуть самолёт под углом 90 градусов к свету и лететь в этом направлении. Чак послушался и полетел в сторону западной части Аляски, где пара F-106 встретила его и сопроводила на базу. В итоге Чак совершил самый долгий полёт на U-2 в истории - он продолжался около 15 часов. Он выработал всё топливо и был вынужден приземляться с заглохшим двигателем и шлемом, полностью покрытым инеем.
ЦРУ годами летало над Кубой на U-2. И в августе 1962 года они преуспели - были сделаны снимки, доказывающие, что русские развернули баллистические ракеты SS-4 и SS-5 у нас прямо под носом. Когда Кеннеди показали фотографии ракетных позиций, он спросил: “Как мы можем узнать, есть ли на этих позициях личный состав или нет?” Тогда Кеннеди показали фотографию, снятую с высоты 22 километров, на которой рабочий посещал отхожее место под открытым небом. Снимок был настолько чётким, что было видно, что этот парень читает газету во время посещения туалета.
Первое, что сделал Кеннеди, - увеличил интенсивность полётов. Второе - передал дела ВВС. Если кого-то собьют, то он хотел, чтобы это был военный лётчик, а не сотрудник ЦРУ. Таким образом, я был одним из восьми лётчиков ВВС, которые осуществляли полёты над Кубой во время кризиса. Мы вылетали с базы ВВС Маккой во Флориде, по три или четыре раза за день. Поскольку наши полёты были относительно короткими, мы несли меньше топлива. Поэтому мы могли набирать высоту больше обычной, и это было очень кстати, потому что некоторые полёты были очень неприятными.
27 октября один из наших ребят, майор Руди Андерсон, был убит, когда ракета, выпущенная с кубинской военно-морской базы в восточной части острова, взорвалась сверху сзади. Шрапнель насквозь прошила кабину. Для ежедневных полётов существовала стандартная процедура: планировалась основная цель и резервная. Тем утром я был назначен на полёт над основной целью, а Руди должен был лететь над резервной, если моя цель будет скрыта облаками. В итоге полетел Руди. Ужасно было то, что эта трагедия была связана с катастрофой при тренировочном полёте годом ранее. Лётчик по имени Кэмпбелл погиб при отрабатывании дозаправки в воздухе. На диспетчерскую вышку базы Эдвардс пришло ошибочное сообщение, что погибшим был Андерсон, и все бросились к дому Руди, чтобы утешить его жену Джейн. Представьте себе её состояние. Когда зазвонил телефон и она услышала голос Руди, она чуть не упала в обморок. И через восемь месяцев ей пришлось пережить это снова - на этот раз по-настоящему.
После гибели Руди нас уверили в том, что Кеннеди предупредил Кастро и Хрущёва, что если будет сбит ещё один разведывательный самолёт, то все ракетные позиции будут полностью уничтожены. Ходил слух, что готовилась ядерная бомбардировка острова. И если слух дошёл до нас, то он наверняка дошёл и до кубинцев.
Я был выбран для доклада о полётах над Кубой президенту Кеннеди на базе ВВС Хоумстед во Флориде. Когда меня представили президенту, он улыбнулся и сказал: “Майор Браун, вы делаете чертовски хорошие снимки”.
В конце 1963 года мы начали запускать U-2 с авианосцев, добавив для этого на самолёт хвостовой гак. В мае 1964 года U-2 взлетел с авианосца “Рэйнджер”, чтобы следить за французскими ядерными испытаниями на атолле во Французской Полинезии. До этого один из наших лётчиков-испытателей, Боб Шумахер, повредил самолёт при посадке на палубу. На следующее утро самолёт починили и он полетел. Целью операции был атолл Муруроа, входящий в состав Французской Полинезии. Мы следили за всеми их испытаниями, и французы не знали, что мы за ними наблюдаем. Полёты были секретными, и экипаж авианосца должен был покидать палубу, когда самолёт взлетал и приземлялся. ЦРУ нанесло на хвост надпись “Управление военно-морских исследований” на случай, если самолёт вдруг совершит аварийную посадку на французской территории. Фотографии, полученные в результате полётов, показали, что правительство де Голля сможет приступить к производству ядерного оружия через год.
Во время войны во Вьетнаме мы запускали планеры с U-2 в качестве ложных целей, это была идея Келли Джонсона. На планерах были установлены крошечные передатчики, которые заставляли северо-вьетнамские зенитные батареи думать, что это B-52 или истребители-бомбардировщики. Ложная цель стоимостью в 500 долларов приводила к пускам ракет стоимостью в тысячи долларов.
Взгляд с другой стороны
Джеймс Р. Шлезингер
(Директор ЦРУ 1973 года, министр обороны с 1973 по 1975 год)
Будучи министром обороны, в середине 70-х я столкнулся со своей версией Карибского кризиса. Когда я внезапно оказался под огромным политическим давлением, U-2 пришёл мне на помощь и очень здорово помог мне. Это произошло весной 1975 года, во время президентства Форда, когда Советы агрессивно наращивали своё влияние в северо-восточной Африке и создавали базы в таких странах, как Сомали, Ангола и Уганда. Генри Киссинджер, тогдашний госсекретарь, агрессивно выступал за политику разрядки с Советами. У нас были противоположные мнения об идее создания американской военно-морской базы в Индийском океане на острове Диего Гарсия, принадлежащем британцам. Киссинджер был категорически против создания такой базы и в Конгрессе его позиция имела большую поддержку. Лидер демократического большинства Майк Мэнсфилд призвал оставить весь регион Индийского океана “зоной мира”. Спор с Конгрессом по поводу этой базы был бесконечным. Русские громко кричали о провокации, вызванной новой военно-морской базой в Индийском океане, хотя сами они лезли повсюду, агрессивно расширяя свое влияние в этом регионе. У нас были надёжные сведения о том, что они делали в попавших под их влияние Сомали и Уганде.
В апреле на моём столе появились снимки со спутника-шпиона, свидетельствующие о том, что Советы построили погрузочно-разгрузочное устройство для ракет в сомалийском порту Бербера, который занимал стратегическое положение. Он мог стать складом для хранения противокорабельных ракет “Стикс”[47], используемых советским флотом в Индийском океане. Изображения свидетельствовали о наращивании советского военного потенциала в этом районе, но я не мог никому показать совершенно секретные спутниковые фотографии, даже членам Конгресса. В те дни мы не признавали существование шпионских спутников, и изображения с них не могли быть аргументом. Вместо этого я приказал ВВС осуществить полёт U-2 над Берберой и сделать снимки, которые я бы мог предоставить прессе. Фотографии, сделанные U-2, были превосходными, и я решил публично объявить, что Советы начали создавать в Сомали склады с ракетами. Я знал, что заявление вызовет раздражение среди сторонников разрядки на Капитолийском холме, а также среди некоторых журналистов. Они накинулись на Пентагон, заявив, что мы стремимся саботировать разрядку в отношениях и использовать тактику испуга, чтобы преодолеть противодействие Конгресса созданию американской базы в Индийском океане. СССР и Сомали решительно отвергли моё обвинение. Русские утверждали, что они строят мясоперерабатывающий завод в Бербере, и только. Киссинджер был обеспокоен тем, что я могу помешать политике разрядки, и ему не нравилась идея публикации фотографий с U-2, доказывающих моё заявление. Честно говоря, он был просто в ярости, особенно когда я показал фотографии с U-2 Комитету по вооруженным силам Сената и предоставил копии в Нью-Йорк Таймс, опубликовавших фотографию в начале июня. Русские назвали фотографию “миражом”, сделанным для поддержки увеличения бюджета Пентагона. Но мне публикация снимков послужила добрую службу. Снова, как и в случае Карибского кризиса, фотографии с самолёта помогли уличить русских в попытках нарушить стратегический баланс. Ещё до конца лета фотографии с U-2 помогли поставить жирную точку в этом деле: правительство Сомали отказалось от своих бесполезных опровержений и, пытаясь спасти лицо и заручиться поддержкой Конгресса для помощи в случае засухи, разрешило построить военно-морскую базу в Бербере нам.
В августе 1970 года Генри Киссинджер послал два U-2 для слежения за буферной зоной между Израилем и Египтом. А в апреле 1974 года, спустя двадцать лет, ЦРУ закончило свои полёты и передало все двадцать оставшихся самолетов U-2 в ВВС. В последние годы самолёт использовался для наблюдения за утечкой нефти в проливе Санта-Барбара, извержениями вулкана Сент-Хеленс, наводнениями, землетрясениями и ураганами, для составления карт, а также для наблюдения за плантациями мака по всему миру. DEA (Агентство по борьбе с наркотиками) участвовало в тестовом проекте на границе США с Мексикой в конце 1970-х годов. Каждое растение выглядит в инфракрасном спектре по-своему, и агенты хотели узнать, как выглядит мак на инфракрасных снимках на разных этапах своего цикла роста; в дальнейшем аналитики могли бы сказать по снимку, когда на сфотографированном поле будет собираться урожай. Поле, о котором идет речь, было в Юме, штат Аризона. Оно специально культивировалось под наблюдением DEA при помощи мексиканцев - беглых выращивателей мака. U-2 должен был летать над полем на разных этапах роста и фотографировать его. Наконец, агентство заказало последний полёт для фотографирования поля, готового для сбора урожая. U-2 пролетел, только чтобы отснять убранное поле: рабочие собрали урожай за ночь до этого и вернулись в Мексику. Вполне возможно, что уже через несколько недель на улицах появился первый героин, произведённый при поддержке правительства.
Когда мы в Skunk Works построили первый U-2, мы думали, что он будет эксплуатироваться около восемнадцати месяцев, однако он всё ещё летает. Во время операции “Буря в пустыне” U-2 помогал следить за передвижением иракских танков, а его радар бокового обзора оказался эффективным для обнаружения минных полей противника. В январе 1993 года, когда уходящая администрация Буша решила нанести удар по ракетным батареям Саддама Хусейна в южной бесполётной зоне, U-2 вновь предоставил жизненно важные разведывательные данные, необходимые для удара. За день до бомбардировки мне позвонил официальный представитель ЦРУ. “Бен, - сказал он, - нам только что позвонил избранный президент Клинтон. Он хочет знать высоту полёта U-2. Никто у нас точно не знает, поэтому я решил уточнить информацию из первых уст”.
Я с гордостью ответил: “Скажите новому президенту, что наша птичка летает на высоте 21300 метров”.
Четыре сбитых тайваньских U-2, выставленные в городском парке Пекина, 1966 год. (Фото журнала Life)
Снимок U-2, запечатлевший советскую технику на кубинском аэродроме во время Карибского кризиса.
Глава 9
Быстрее пули
В 60-е годы основным направлением нашей работы был Blackbird, который стал величайшим самолётом двадцатого века. Всё, что касалось создания этого самолёта, было гигантским: технические проблемы, которые необходимо было преодолеть, политические сложности, связанные с его финансированием, даже навыки, необходимые самым опытным пилотам ВВС для освоения этой невероятной стрелы стратосферы. Келли Джонсон справедливо считал Blackbird триумфальным венцом своего руководства Skunk Works. Все, кто создавал этот самолёт, были преисполнены чувством особой гордости. Ничто, спроектированное и построенное любой другой аэрокосмической компанией в мире до или после Blackbird, не может соперничать с его скоростью, высотой и эффективностью. Даже если бы мы построили Blackbird в 2010 году, мир всё равно был бы восхищён им. Но первый образец, спроектированный и построенный для ЦРУ в качестве преемника U-2, проходил испытания уже в 1962. Даже сегодня это достижение кажется ничем иным, как чудом.
Келли Джонсон был сильно разочарован нашей неудачей в создании самолёта с водородным двигателем, и день-два он находился в прострации. Но он быстро вернулся к работе и начал продвигать ЦРУ идею нового прорывного шпионского самолёта, который смог бы летать над Россией и был бы лучше U-2 во всех отношениях. Он собрал небольшую группу из тех, кто работал над водородным самолётом и устроил мозговой штурм для придумывания идей и новых подходов к созданию самолёта с обычным двигателем и топливом, но недостижимого для русских ракет. “Нет никакого смысла делать просто шаг вперёд, потому что так мы выиграем всего лишь пару лет, пока русские не догонят нас. Я хочу, чтобы мы придумали самолёт, который будет господствовать в воздухе десятилетия”, - сказал нам Келли.
Это было в апреле 1958, когда U-2 уже летал над Россией два года, и летал хорошо. Ещё оставалось два года до того, как Фрэнсис Гэри Пауэрс был сбит, и главной задачей Skunk Works была работа над проектом “Радуга” - мы пытались снизить ЭПР U-2. Но Келли заявил, что U-2 уже устарел. Для русских найти способ остановить полёты U-2 было вопросом чести, и они тратили миллиарды рублей на ускоренную разработку ракетных систем. Дик Биссел разделял точку зрения Келли на будущее U-2 и содействовал предварительному проектированию нового шпионского самолёта. “Мы полетим на 27 километрах и разгонимся до 3 Махов. Дальность полёта составит 6400 километров, - сказал нам Келли. - Чем быстрее и выше мы будем лететь, тем труднее нас будет заметить, тем труднее будет нас остановить”.