Стамбул — интеллектуальный и экономический центр 4 глава

Только в XVI веке происходит стремительный рост численности населения города — следствие последова­тельной «переселенческой» политики, проводимой Бая- зидом II и особенно Селимом I и Сулейманом Велико­лепным. Баязид селит в Константинополе, недалеко от ворот Силиври, валахов. Селим, завоевав Тебриз и час­тично Кавказ, переселяет оттуда ремесленников, извест­ных своим искусством — особенно в производстве кера­мических изделий. Таким же образом он поступает после завоевания Сирии и Египта, а Сулейман Великолепный следует примеру предшественника, взяв Белград: в итоге сирийцы, египтяне и сербы становятся стамбульцами. Другие этнические меньшинства прибывают в столицу по доброй воле: изгнанные из Испании мавры и евреи, христиане с Балканского полуострова и мусульмане из арабских стран — всех их притягивают громкая слава Стамбула и блеск царствования Сулеймана Великолеп­ного. Эпоха благоприятствует миграции, притоку в сто­лицу рабочей силы: Стамбул переживает строительную лихорадку, растущие запросы армии и флота создают ра­бочие места в арсеналах и в государственных мастер­ских, что автоматически влечет за собой рост торговли товарами широкого потребления и предложения всяко­го рода услуг.

Демографический натиск, характерный для XVI века, снижает свои темпы в XVII: строительный бум посте­пенно сходит на нет, поскольку государство беднеет, а султаны и их великие визири становятся все менее предприимчивыми.

Численность населения все же продолжает увеличи­ваться, однако новые иммигранты прибывают в Стам­бул почти исключительно из внутренних районов Ана­толии. Нестабильность социальной жизни этого региона и прежде всего отсутствие личной и имущест­венной безопасности побуждают жителей искать убе­жища в больших городах. В столице же — в первую очередь.

Хотя переписей населения Константинополя ни в XVI, ни в XVII веках не проводилось, тем не менее име­ются косвенные указания, позволяющие дать прибли­зительную оценку его численности. В турецких доку­ментах 1520—1535 годов, то есть относящихся к началу правления Сулеймана Великолепного, содер­жится информация о наличии в Стамбуле 46 635 му­сульманских дворов, 25 232 христианских и 857 еврей­ских. Всего, округляя, — 80 тысяч дворов, что дает в сумме, опять-таки округленно, 400 тысяч жителей⁴, распределенных по признаку религиозной принад­лежности в следующей пропорции: 58% мусульман и 42% христиан и евреев. Около 1550 года врач Синан- паши, Лагуна, оценивает жилищный фонд столицы в 104 тысячи домов, из которых 60 тысяч принадлежит туркам, 40 тысяч — христианам и 4 тысячи — евреям. Что приводит к заключению об общей численности жителей Стамбула в пределах 420—520 тысяч человек⁵, распределяемых в пропорции: 58% мусульман, 42% не­верных. Совпадение пропорций, почерпнутых из раз­ных источников, достаточно убедительно для весьма правдоподобного вывода.

Данные статистики такого рода в XVII веке стано­вятся куда менее определенными. Иностранным путешественникам не удается, и не без причины, прийти к согласию относительно численности сто­личного населения. Джордж Сэндис в начале столе­тия оценивает ее в 700 тысяч⁶. В 1640 году венециан­ский байли[3] Альвизе Контарини полагает, что она пе­ревалила через миллион⁷. Пьетро Чиврано, другой байли, оценивает ее в 800 тысяч (1680)⁸. В конце сто­летия Турнефор, «внимательно рассмотрев вопрос, больше не сомневается в том, что Константинополь по численности своего населения разнится от Пари­жа», что, конечно, не добавляет ясности⁹. Если попы­таться подвести итог цифровым данным, которые привел Эвлийя Челеби, то полученное число намно­го превысит миллион, а это для середины XVII века — явное преувеличение. Два турецких документа конца XVII века¹⁰ позволяют оценить число жилищ невер­ных (обитатели коих обязаны платить джизью, по­душный налог) в 62 тысячи; стало быть, христиан­ское и еврейское население Константинополя насчитывало от 250 тысяч до 310 тысяч человек. Да­лее. Согласно сведениям французского купца в Кон­стантинополе Фабра — сведениям, относящимся к тому же времени, — пропорция между мусульманами и неверными в городе оставалась прежней — 58% му­сульман и 42% неверных¹¹. Приложение этой пропор­ции к данным турецких документов позволяет исчис­лить население Стамбула: 350 тысяч мусульман и 250 тысяч неверных, всего — 600 тысяч жителей. По мак­симальной оценке в столице в ту эпоху проживало 310 тысяч неверных и 430 тысяч мусульман, что в сумме дает 740 тысяч человек. Итак, можно полагать, что в середине XVI века население самого Стамбула, без пригородов, составляло около 500 тысяч человек, а несколько позднее и с пригородами — 600 тысяч. В конце века стамбульский мегаполис, Ускюдар и при­городы по Босфору включали примерно 700 тысяч жителей. Иначе говоря, по численности населения столица Османской империи занимала первое место в Старом Свете.

Что касается плотности населения (меняющейся от квартала к кварталу), если в расчет принять площадь Стамбула Эюба и Галаты, то она может быть оценена в 150—185 душ на гектар — в зависимости от того, какая именно оценка численности населения, минимальная или максимальная, положена в основу расчетов. Такая плотность должна быть признана для своей эпохи до­вольно значительной, но все же не чрезмерной¹². Не следует, впрочем, забывать об обширных пространст­вах, на которые распространяются зеленые зоны и на которых воздвигнуты дворцы и культовые здания. Что касается «народных» кварталов, то в них плотность на­селения как была, так и остается огромной.

Распределение по этническому и религиозному признаку —меньшинства

Население Стамбула сильно разнится в этническом и конфессиональном отношении. Действительно, улич­ная толпа очень пестра. Кого только здесь не встретишь? Тут и турки, и греки, и армяне, и евреи, и цыгане, и ара­бы, и албанцы, и сербы, и молдаване с валахами, и персы, и европейцы — последние, правда, предпочитают для своих деловых маршрутов и прогулок кварталы Галаты. В XVI веке «франки» еще жили в собственно Стамбуле, но в следующем столетии в полном составе своих нацио­нальных землячеств перебрались на другую сторону Золотого Рога. С тех пор если они и пересекают залив в обратном направлении, то исключительно с официаль­ными или протокольными целями. С такими, как, на­пример, торжественное сопровождение своих послов, направляющихся в Сераль для вручения верительных грамот султану или великому визирю в день первой аудиенции. В самом деле, три католические церкви, имевшиеся в Стамбуле в середине XVI века, одна за дру­гой прекращают свое существование. Церковь Святого Франциска Константинопольского куда-то бесследно исчезает в конце того же столетия — по-видимому, из-за отсутствия паствы. Церковь Святого Николая преобра­зована в мечеть в 1627 году, то же самое происходит и с собором Константинопольской Богоматери в 1б40-м.

Если мусульмане и члены религиозных меньшинств смешиваются в уличной толпе и по необходимости об­щаются между собой, то проживают они все же по­рознь. Отмечено, например, что меньшинства группи­руются вокруг своей квартальной церкви или синаго­ги. Иногда эти местные меньшинства бывают довольно многочисленны, иногда, напротив, представляют со­бой малое скопление семей среди массы турецкого на­селения. Даже если отсутствуют взаимные симпатии между данной группой и окружающей ее средой, мень­шинству, в любом случае, не приходится опасаться на­силия или хотя бы даже проявлений враждебности со стороны большинства — Стамбулу в эпоху Сулеймана Великолепного погромы вовсе неизвестны.

Представляется вероятным, что инициатива обособ­ления населения по религиозному или расовому при­знаку принадлежит правительству, а если и исходит от самих поселенцев, то, по меньшей мере, поощряется ос­манским правительством, которое в подобном способе расселения находит ряд выгод как для себя, так и для данного местного меньшинства. Меньшинство, будучи в каждой местности территориально объединенным, бо­лее не чувствует себя затерянным в мусульманском большинстве, земляки и единоверцы получают возмож­ность проявить взаимную выручку в трудный час, вы­полнять требования религиозного культа совместно. Новоселы находят внутри общины принятые у них на родине порядки и обычаи¹³, моральную, а иногда и мате­риальную поддержку со стороны старожилов. С другой стороны, подобные скопления облегчают контроль ту­рецкого правительства над неверными. Тем более что непосредственное руководство общинами такого рода осуществляется их религиозными главами — великим раввином у евреев, патриархами у греков и армян. А эти главы, в свою очередь, вовсе не заинтересованы в рассе­янии своей паствы.

Эвлийя Челеби и Еремия Челеби в своих описаниях Стамбула подчеркивают локализацию национальных общин в городе, и благодаря сообщаемым ими сведе­ниям можно установить, какие именно кварталы сто­лицы были заселены «неверными».

Остальные кварталы, как допустимо предположить, были заняты турками. Еще точнее — мусульманами;

быть может, и иными меньшинствами «неверных», но совсем уже немногочисленными.

Греки, представлявшие следующий после турок по численности этнический компонент столичного насе­ления, в большей своей части не были потомками тех греков, что некогда населяли столицу Византии. Число греков, уроженцев Константинополя, получивших от султана дозволение остаться в родном городе после взятия его турками, было невелико. Большинство было депортировано главным образом в Адрианополь, на Галлиполи, в Бурсу, Филиппополь (Пловдив). Взамен Мехмет II (считавший, что присутствие греков в городе для выполнения некоторых функций все же необходи­мо) повелел доставить греков из Морей, с островов Ар­хипелага (Фасоса, Самофракии, Митилены), из Смир­ны, Синопа, Самсуна, 1£>апезунда. В XVI веке в Стамбул были привезены греки и из других частей континен­тальной Греции, а также из Фракии и Анатолии. Пред­ставители первой волны греческого переселения осе­ли вокруг церквей, которые были сохранены османами специально для них. Особенно густо они по­селились вокруг резиденции константинопольского патриарха. Первое время она находилась в церкви Свя­тых Апостолов, а после ее разрушения в 1456 году (церковь была снесена, чтобы дать место строительст­ву мечети Завоевателя) размещалась до 1586 года в церкви Непорочной Девы, что расположена между Адрианопольскими воротами и кварталом Балат. По­сле того как турки превратили ее в мечеть Фетхийе, па­триархат на несколько лет обосновался в церкви Богородицы (Феотокос), затем — в церкви Святого Ди­митрия и, наконец (1601), в церкви Святого Георгия в квартале Фанар, где патриаршая резиденция находит­ся поныне. Таким образом, побережье Золотого Рога от Балата до Джибали сплошь заселено греками. Другие греческие кварталы тянутся вдоль Мраморного моря в Кумкапы и Саматию, еще одни — вдоль земляных валов в районе Топкапы и, наконец, — по всему противопо­ложному побережью Золотого Рога, где греков особен­но много в Галате, Топхане, Касим-паше и Хаскёй. За го­родской чертой они населяют, составляя кое-где даже большинство, некоторые деревни по Босфору: Куруче- шме, Арнавуткёй, Еникёй, Тарабья, Бююк-дере, а на ази­атском побережье — Ускюдар и Ченгхелкёй¹⁴.

Самая высокая плотность греческого населения от­мечается в фешенебельном квартале Фанар и вокруг него на стамбульском побережье Золотого Рога. В Фа- наре, рядом с резиденцией патриарха, проживают ис­ключительно самая крупная греческая буржуазия, са­мые богатые негоцианты, а также греки, занимающие высокие посты в османской администрации — прежде всего в должности драгоманов, официальных прави­тельственных переводчиков. Таковы в XVII веке Панай- от и Георгий Маврокордато, чьи прекрасные каменные особняки красноречиво свидетельствуют о высоком положении их владельцев не только на ступенях слу­жебной лестницы, но и внутри греческой общины¹⁵.

Православные греки в своем распоряжении еще имеют довольно много церквей (круглым счетом трид­цать, включая те, что находятся в деревнях по Босфо­ру). Шесть или семь православных храмов имеются в квартале Саматия, три — в Кумкапы, четыре — между Джибали и Балатом, три — в Галате, три — в Еникёй на Босфоре. Количество церквей в некоторых кварталах служит наглядным указанием на степень плотности там греческого населения.

Евреи, составляющие в глазах турок единую религи­озную общину, подчиненную великому раввину, в дей­ствительности очень далеки от организационного и религиозного единства. Они имеют разные корни и разные судьбы и разделены на ряд сект. Таким образом, вместо единой иудейской общины имеется несколько иудейских общин, причем каждая из них разнится от прочих не только в вопросах культа, но также в истори­ческом и географическом отношениях. Так, имеется «ромейская» община. В нее входя i потомки визан­тийских евреев, и для нее характерна неукоснительная верность заветам иудаистской ортодоксии. Более ли­беральна в этом отношении караимская община, обос­новавшаяся тоже в Византии, но гораздо позднее пер­вой. Есть община сефардов — евреев, изгнанных из Испании и Португалии в XV веке¹⁶; к ней несколько позже примкнули и евреи, покинувшие Италию. Есть, наконец, и община ашкенази — евреев из Германии и других стран Центральной и Восточной Европы, кото­рые были изгнаны по указу Людовика Баварского (1470). В начале XVI века завязалась упорная борьба между «романиотами» (евреями-«ромеями») и сефар- дами за обладание великим раввинатом, дающим кон­троль над всей иудейской общиной. Сефарды, к этому времени более многочисленные, вышли из соперниче­ства победителями. К тому же «романиоты» стали жертвами двух ужасных пожаров, которые не только опустошили населенные ими кварталы, но, самое глав­ное, уничтожили их синагоги, центры религиозного, социального и культурного общения. После этого бед­ствия старейшая в Стамбуле еврейская община рассея­лась, ее члены примкнули к другим еврейским общи­нам города. В отличие от них ашкенази сумели отстоять целостность своей общины, которая значи­тельно выросла вследствие прилива беженцев из Поль­ши и Украины, где в период с 1648 по 1660 год прока­тилась волна погромов. Караимы тоже сохранили свою обособленность и от сефардов, и от ашкенази. Они первоначально расселялись на участке побережья Золотого Рога между Балатом и Хаскёем, но в конце концов их община сосредоточилась исключительно в местечке Хаскёй, расположенном на северной стороне залива¹⁷.

Первое время после завоевания османами Констан­тинополя евреи, по свидетельству одного турецкого документа, занимали семнадцать кварталов столицы, растянутых, в большей своей части, по берегу Золотого Рога, а именно — в районах Бахчекапы, Балык-пазары, Ункапаны и Балат. Другая группа кварталов находится в окрестностях Адрианопольских ворот. В XVI веке евреи так плотно обосновались в Бахчекапы, что турки стали называть это местечко Яхудикапысы, или Чифут- капысы (Еврейские ворота). Однако в начале XVII века караимы были оттуда изгнаны по причине строитель­ства там мечети Ени Валиде. Взамен им было предо­ставлено право заселить местечко Хаскёй. В середине XVII века пожары заставляют «романиотов» покинуть сектор Балык-пазары. В конце того же века евреи со­ставляют большинство жителей в кварталах секторов Балат, Аязмакапысы, Айвансарай, Джибали, Текфурса- рай. На северном берегу Золотого Рога они весьма многочисленны в Хаскёе, Касим-паше, Галате и Мумха- не. Наконец, на Босфоре их можно встретить в Бешик- таше, Ортакёе, Кузгунджуке и Усюодаре¹⁸.

Еврейские общины в своей совокупности подчиня­ются великому раввину, но каждая из них имеет своего раввина и свой собственный совет по внутреннему уп­равлению (хагигаха). Евреи выполняют в столице раз­нообразные функции и занимают, соответственно, многие должности. Они служат в ряде корпораций, вы­полняют обязанности посредников между турками и «франками», среди них много банкиров и крупных не­гоциантов, причем сфера их деятельности охватывает как внутреннюю, так и международную торговлю. Они в большом числе заняты в свободных профессиях — особенно их много в медицине¹⁹. Характерно и то, что первая в Константинополе типография, основанная в 1490 году, была еврейской²⁰; в роли ее учредителей выступили евреи испано-португальского происхожде­ния. Евреи того же корня ввели ряд усовершенствова­ний в технологию металлургии и текстильной промы­шленности. В течение относительно короткого отрезка времени евреи сумели занять в столице видное место, и Мишель Фебюр, вообще говоря, не очень-то их жалующий, смог написать: «Они настолько ловки и изобретательны, что сделались необходимыми для всех. Нельзя найти такой почтенной семьи, среди ту­рок ли или среди иностранных негоциантов, в кото­рую не проник бы еврей, оказывающий ей множество услуг — будь то оценка качества товаров или выполне­ние обязанностей переводчика, или совет в неожидан­ной ситуации. Они умеют оповестить своевременно и подробно о том, что происходит в городе. Всякая вещь, которую предполагается продать или обменять, полу­чит от них необходимую характеристику — относи­тельно как качества, так и количества, причем настоль­ко исчерпывающую, что без их советов лучше уж не браться за торговлю. Другие восточные народы (такие, как греки, армяне и пр.) не обладают достаточным та­лантом, чтобы достигнуть столь высокой степени сно­ровки: это как раз то, что заставляет коммерсантов пользоваться их услугами, несмотря на всю неприязнь, испытываемую к этому народу»²¹.

В период с 1666 по 1676 год вся еврейская община была поколеблена авантюрой, предпринятой Шаббе- таем Цеви. Он провозгласил себя новым мессией и на­шел сторонников в Смирне и Константинополе. Обви­ненный евреями в кощунстве и оскорблении султана, Шаббетай был заключен в тюрьму, а затем поставлен перед выбором — принятие ислама или смертная казнь. Он предпочел первое, но продолжал свою про­поведническую деятельность, отдаленной целью кото­рой было обращение всех мусульман в иудаизм. Вы­сланный в Албанию, Шаббетай Цеви умер там в 1675 или 1676 году, но его последователи продолжили про­поведь своего пророка, что привело к появлению сек­ты дёнме, которая особенно размножилась в Салони­ках и Стамбуле²². Эта авантюра породила у турок подозрительное отношение к евреям, что дало воз­можность грекам и армянам выйти на авансцену — впрочем, ненадолго.

Первые армяне, поневоле попавшие в Стамбул, бы­ли депортированы из Токата, Сиваса и Кайсери по при­казу Мехмета Завоевателя и поселены в Сулумонасты- ре. Вслед за ними пришли другие — из Бурсы, Анкары, Бейбурта и Аданы. Мигранты второй волны обоснова­лись в Галате, Саматии или Сулумонастыре. Сулумонас- тыр стал местопребыванием православного армянско­го патриархата и оставался им вплоть до 1642 года, когда резиденция патриарха была переведена в Кумка- пы. В начале XVII века еще одна волна иммиграции, на этот раз, как кажется, добровольной, принесла с собой большое число армянских ремесленников из глубин­ных областей Анатолии. По времени эта волна совпала с повышением роли армян в анатолийской и средизем­номорской торговле. Не по этой ли причине султан Мурад IV издал указ о выселении из столицы армян, уроженцев Кайсери и восточно-анатолийских про­винций?²³ Такое предположение имеет право на суще­ствование, но, как бы то ни было, указ не был приведен в исполнение и не имел практических последствий.

Во второй половине XVII века армяне жили в квар­талах Саматии, Сулумонастыре, в Еникапы, Кумкапы, то есть по побережью Мраморного моря. Точнее, на са­мом приморье, в Балате и Топкапы; на северном побе­режье Золотого Рога: в Хаскёе, Касим-паше, Галате; на Босфоре: в Бешикташе, Ортакёе, Куручешме и Ускюда- ре. У них было в самом Стамбуле четыре церкви да еще пять в пригородах. Итого — девять церквей²⁴.

Армяне в Стамбуле были заняты в основном двумя видами деятельности. Первый охватывал транзитную и международную торговлю и включал в себя заклю­чение крупных оптовых коммерческих сделок, а так­же связанные с ними валютные, вексельные и прочие банковские операции. Армяне-негоцианты, банкиры и банковские служащие в силу выполняемых ими функций входили в состав крупной городской бур­жуазии, которая играла видную роль в экономичес­кой жизни Османской империи в XVIII и особенно XIX веке. Второй вид деятельности куда более скро­мен, зато вовлекает в себя неизмеримо большую часть армянской общины. Речь идет о мелкой торгов­ле, ремеслах, мелких услугах. Армяне — это погонщи­ки ослов, торговцы пастурмой (копченым мясом), хлебопеки и булочники. В XV—XVII веках их еще не встретить среди откупщиков или посредников в от­ношениях между турецкой администрацией и евро­пейцами — в выполнении этих функций они стано­вятся конкурентами евреев и греков только с XVIII века. Тем не менее и в изучаемую нами эпоху они иг­рают далеко не ничтожную роль в жизни Стамбула — хотя бы уже потому, что более сплочены между со­бой, чем греки и даже евреи.

Среди других меньшинств, обретающихся в Стам­буле и достаточно многочисленных, чтобы быть упо­мянутыми, можно назвать албанцев, в большинстве своем мусульман, которые не составляют общины в тесном смысле слова и были бы неотличимы от окру­жающей их турецкой мусульманской же среды, если бы не исторически закрепившиеся за ними профес­сии: это — мостильщики, землекопы, которые специ­ализируются на рытье колодцев, коробейники и т. д. Албанцы, рекрутируемые непосредственно в Алба­нии, служат в армии или в Серале и некоторые из них могут дослужиться даже до должности великого ви­зиря.

Египтяне или вообще арабы (среди них немало вы­ходцев из Сирии и Ирака) многочисленны в профес­сиях, связанных со строительством, — особенно их много среди каменотесов. Кроме того, они специали­зируются на производстве керамики, изделий из фаян­са и вообще в гончарном деле. Сулейман Великолеп­ный поселил их в значительном числе в Галате, превратив древнюю церковь Святого Павла в их мечеть (она так и называется — Араб Джамии, то есть «Мечеть арабов»). Можно здесь встретить и цыган, которые за­нимаются своими традиционными ремеслами, и в пер­вую очередь кузнечным делом. Свои таборы они раз­бивают вдоль земляных валов, в Сулу-куле, близ Адрианопольских ворот. Сербы, молдаване и валахи — торговцы сырами, копченым мясом, фруктами и ово­щами. Персы — в основном коммерсанты — сосредо­точиваются в многочисленных хане квартала Мехмет- паши. Греки-караманлы, говорящие по-турецки, но в остальном сохранившие свою этническую идентич­ность, обосновались в Нарликапы, Кумкапы, а также в Фанаре. Грузины, абазины, а также этнические мень­шинства, представляющие весь Ближний Восток, рас­сеяны по всему Стамбулу и его пригородам. Эта этни­ческая пестрота как раз и превращает турецкую столицу в один из наиболее космополитичных горо­дов в мире.

Однако в этом городе со смешанным населением ни одно из этнических меньшинств не теряет своеобра­зия, но, напротив, каждое из них верно своим обычаям и истово выполняет все обряды и заветы своей рели­гии. Мусульмане, христиане, евреи различаются между собой по всем внешним признакам — например, по одежде, прическе, обуви, по признакам, которые соот­ветствуют регламентации, введенной османами на всей территории Империи. Правила эти выполнялись не очень строго, судя по тому, что султаны в своих фир­манах (указах) неоднократно напоминали, что они должны выполняться²⁵. Кроме того, каждый живет в своем квартале (махаплё), который представляет со­бой маленькую общину, сплоченную вокруг мечети, церкви или синагоги, общину, естественным главой которой выступает имам, священник или раввин. Ред­ко, очень редко в этом квартале обосновывается чужак, иноверец. Турки опасаются селиться среди «невер­ных», представители меньшинств — среди турок. Впро­чем, османы сами, либо по доброй воле, либо в поряд­ке признания свершившегося факта, предоставили некоторые кварталы меньшинствам, а последние с тем большей охотой пользуются этой возможностью, что заселение всего квартала представителями какого-ли­бо одного меньшинства дает им ощущение солидарно­сти, союза, силы перед лицом турок. Таким образом, размещение по территории Стамбула зданий раз­личных религиозных культов служит верным указани­ем на этническое и религиозное распределение насе­ления столицы.

Имеется, впрочем, и исключение из общего прави­ла — Галата. В ней меньшинства в значительной мере перемешаны как между собой, так и с европейцами. Но Галата, как говорилось выше, — это город «неверных» по преимуществу, турок там нет или почти нет, а пото­му и им до нее, в отличие от Стамбула, мало дела.

Категория «меньшинство» удовлетворяет вполне определенным критериям. Меньшинство образуется теми немусульманскими подданными Османской им­перии, которые уплачивают подушную подать, джи- зье²⁶, и находятся под юрисдикцией главы своей рели­гиозной общины, то есть греческого или армянского патриарха либо великого раввина. Меньшинства под­чиняются общим запретам и распоряжениям прави­тельства, но вместе с тем пользуются привилегиями, признанными и зарегистрированными в официаль­ных документах, на которые всегда позволительно сослаться. Представители меньшинств могут входить в профессиональные корпорации: в некоторых из них они составляют большинство, в других — мень­шую часть от общего числа. Наконец, ряд корпораций рекрутируют своих членов исключительно среди меньшинств. Это те, что практикуют профессии, не­совместимые со статусом мусульманина. Или те, что предполагают навыки или знания, которыми турки не владеют. Лишь в чрезвычайных обстоятельствах представители меньшинства становятся правительст­венными чиновниками или занимают какой-либо пост в иерархии дворцовой службы. В виде исключе­ния (исключения такого рода, впрочем, не слишком редки) они все же выполняют обязанности драгома­нов, лекарей и хирургов — и в этих случаях освобож­даются от уплаты подушной подати. Однако некото­рые меньшинства, особенно евреи, выполняют полуофициальные функции, предоставляемые им на основе аренды, — такие, к примеру, как таможенная служба или обслуживание денежного обращения.

Меньшинства, в силу своего этнического проис­хождения и религиозной принадлежности, практи­чески устранены от выполнения официальных функ­ций в системе администрации — как гражданской, так и военной. Тем не менее они делают все для них возможное, чтобы не попасть полностью под турец­кий каблук. Для чего и используют оставленные в их распоряжении «отдушины», то есть такие области де­ятельности, в которых турки либо заняты очень ма­ло, либо их вообще нет. Например, в области торгов­ли, где меньшинства не испытывают никаких утеснений, или торгового мореходства, или денеж­ного обращения. Именно в этих сферах меньшинст­ва демонстрируют свое превосходство над своими господами. На презрительное отношение к себе ос­манов они отвечают презрением другого рода — пре­зрением личности, которая владеет иным оружием, чем законы, военная сила и грубое владычество. Это чувство дает, несомненно, определенную моральную компенсацию и вместе с тем не препятствует поиску влиятельных покровителей, которые оказывают «не­верным» широкую помощь, — разумеется, за соответ­ствующую мзду. Такое покровительство позволяет меньшинствам сохранить материальные выгоды, приобретаемые в ходе своей экономической дея­тельности.

Однако мало кому из представителей меньшинств удается подняться на сравнительно высокую ступень материального благосостояния. Это — «буржуа», чье положение, с другой стороны, малозавидно, так как именно высокое благосостояние привлекает к себе жадные взоры персон, облеченных властью. В таких случаях прибегали к другой помощи, к иной про­текции (особенно со второй половины XVII века) — к помощи и протекции иностранных послов. Но опять- таки тех лиц, кто мог бы прибегнуть к такому маневру, было очень мало.

По сравнению с этими «буржуа», которые пользуют­ся привилегированным положением в своей общине, рядовые ее члены не очень-то отличаются образом жизни от рядовых мусульман. Отвлекаясь от различий в языке, вере и традициях, можно сказать, что в своем быту, в своей повседневной жизни они ведут себя так же, как турки. Они постоянно соприкасаются с турка­ми как на улице, так и на работе. И если совместное проживание в одном городе и совместное занятие од­ним и тем же делом в рамках одной и той же корпора­ции не всегда порождают взаимную приязнь или хотя бы, по меньшей мере, взаимную терпимость, то, во вся­ком случае, они налагают общие черты на внешний об­лик и на характеры людей, принадлежащих различным религиозным и этническим общинам. Особенно этот феномен общности заметен на низших слоях населе­ния.

Что касается «франков» из Галаты и Перы, то они со­вершенно чужды этой социальной среде. Прежде все­го, они практически не вступают в какой-либо кон­такт с турками²⁷, иногда ходят в гости к нескольким грекам, а их отношения с евреями всегда носят лишь деловой характер. К тому же они очень малочислен­ны: в XVI веке их всего несколько десятков, в XVII — от двух до трех сотен, но и в последнем случае это — ни­чтожно малая величина сравнительно с численно­стью населения огромного города. Они, конечно, не имеют права становиться чиновниками османского государства (разве что примут ислам)²⁸, не имеют пра­ва и вступать в традиционные корпорации. Впрочем, некоторые из них, обосновавшись в Галате, практику­ют профессии лекарей, хирургов, аптекарей, но это — единственные профессии, доступные для них.

Не всегда имея возможность — или разрешение — прибыть в Турцию с женами и детьми, они живут либо как под колпаком в своем микроскопическом мирке рядом со своим посольством (с тех пор как иностран­ные представительства появились в Пере) или же стре­мятся проникнуть в греческую среду. Иногда они женятся на гречанках, и хотя их дети теоретически ос­таются подданными Османской империи, все соглаша­ются видеть в них «франков» — независимо от того, был ли их отец англичанином, венецианцем, голландцем или французом. Эти рожденные в Стамбуле «франки» очень хорошо приспосабливаются к условиям местной жизни. В XVI веке они обычно носят восточный костюм, но в следующем столетии постепенно меняют его на запад­ный, несмотря на недовольство и предписания осман­ского правительства.