Стамбул — интеллектуальный и экономический центр 8 глава

Мусульманская религия характеризуется тем, что она в высшей степени индивидуализирована. В том именно смысле, что не требует от верующего прибе­гать к помощи священников, поскольку формулировка молитв и отправление обрядов очень просты и легко поддаются усвоению. Вместе с тем она же имеет, прав­да в другом отношении, и ярко выраженный коллек­тивный характер: ее обряды отправляются верующими совместно — как правило, в предназначенных для этой цели зданиях, которые собирают в своих стенах жите­лей квартала, городского района, города, деревни для совершения общей молитвы, особенно пятничной. Только в рамках выполнения обрядов, сопровождае­мых коллективной молитвой, можно констатировать наличие персонала, который выполняет сопряженные с ней функции, но вовсе не специализированный на их выполнении (каждую из них вправе выполнять и лю­бой из верующих). Это имам (в некотором смысле гла­ва мусульманской общины в масштабе квартала и вы- ше: он руководит коллективным молением и коммен­тирует стихи Корана), хафиз (читающий Коран), ха- тыб (проповедник) и, наконец, муэдзин (он с верши­ны минарета в течение дня несколько раз призывает правоверных к молитве). Но следует уточнить: никто из этих персон не являет собой аналога священника в западном смысле этого слова. Все они, в том же смысле, миряне. Все они вправе заниматься в свободное от исполнения религиозных функций время какой-то иной профессией, и в самом деле они часто занимают­ся ею, даже если получают вспомоществование из бла­готворительного фонда общины. Стоит все же сделать исключение для служителей больших мечетей, кото­рые должны посвятить себя исключительно отправле­нию культа, взамен получают соответствующее вознаг­раждение. Особенно это относится к проповедникам, от которых требуется ввиду взыскательной аудитории высокое ораторское искусство. Как ни считать, а та часть персонала соборных мечетей (джами) и местных (квартальных и т. д.) (месджид), что освобождена от за­бот о добывании хлеба насущного, составляет ничтож­ное меньшинство от общего числа служителей религи­озного культа.

Общее количество мечетей и молелен очень велико. По словам Эвлийи Челеби⁹⁵, в Стамбуле насчитывается 15 714 мечетей различной величины, и к ним следует присовокупить 557 текке (большие дервишеские оби­тели) и 6 тысяч завие (маленькие обители), что в сумме составляет 22 тысячи культовых зданий — число, как кажется, баснословное. По поводу этих зданий путеше­ственник Грело пишет: «Только в Константинополе они исчисляются в количестве 4969, а один дервиш мне однажды сказал, что их некогда было всего 14 тысяч как в самом городе, так и в его пригородах; но мне кажется, что он преувеличил подлинное число на 5—6 тысяч по меньшей мере...»⁹⁶ Один документ, нахо­дящийся в фондах Парижской национальной библио­теки (уже приводимый выше), упоминает 485 больших мечетей, 4492 квартальные мечети (и молельни в до­мах), 157 текке и 385 завие — всего 5519 зданий исклю­чительно религиозного назначения⁹⁷. Различие между 5500 и 22 тысячами велико, и нам представляется, что первое число к истине ближе. Но даже при минималь­ной числовой оценке культовых зданий в 5500 не ос­тается никаких сомнений в том, что стремление стамбульских мусульман выполнять религиозные предписания проявлялось очень сильно.

Это же тяготение к религиозной практике под­тверждается тем огромным успехом, которым пользу­ются суфийские братства. Было бы ошибкой смеши­вать их с христианскими монашескими орденами; другой ошибкой было бы усматривать в них просто со­брания людей, давших обет бедности и живущих на подаяния добрых людей — таковы, впрочем, факиры (буквально — бедные). Долго, особенно в Средневеко­вье, дервиши жили обособленно в поисках спасения души посредством аскетической практики и мистичес­кого самоуглубления⁹⁸. Однако с XIII века начинают по­являться дервишские братства (тарика), некоторые из которых в турецкой Анатолии достигают большой по­пулярности. Эти братства состоят из двух категорий адептов: те, кто образует высшую категорию, принима­ют обеты после более или менее долгой инициации, живут в текке или завие (монастырях) и полностью вы­полняют все правила устава братства. Правила эти весьма своеобразны и различаются между собой, со­гласно принадлежности дервиша к тому или иному братству. Число этих «полных» монахов, как правило, в несколько раз меньше, чем «неполных», но именно они составляют ядро братства. Вторая категория формиру­ется как раз из «внешних» братьев, которые живут в ми­ру, не приносят обетов, но заявляют о своей принад­лежности к братству. Они читают предписанные им молитвы, участвуют в некоторых радениях, проводи­мых в текке (завии) ордена. Во время радений (зикр) достигается высокая степень религиозной экзальта­ции, вызываемая или сопровождаемая состоянием гипноза, которое наступает под воздействием возбуж­дающих средств или/и упражнений (танцы, крики и т. д.). Все это приводит участников в экстаз или в при­падок истерии (это уж как посмотреть). Со временем сокровенные правила орденского устава претерпели серьезные изменения — настолько серьезные, что эти внешние проявления жизни братства берут верх над ее религиозным и мистическим содержанием. В некото­рых суфийских братствах употребление алкоголя и наркотиков становится если не правилом, то привыч­кой. Орден бекташей, к примеру, вызывает упреки в том, что его дервиши стремятся больше к плотским удовольствиям, нежели к мистическому совершенство­ванию.

В Стамбуле преобладают два дервишских ордена — бекташи и мевлеви. Мевлеви известны на Западе под именем «вертящиеся дервиши», поскольку они дости­гают экстаза посредством исполнения на своих раде­ниях танца". Хотя долгое время эти танцы, равно как и музыка и декламация стихов мистического содержа­ния, рассматривались как практика, плохо сочетаемая с правоверием, мевлеви все же смогли прослыть доб­рыми мусульманами — в основном за счет репутации основателя ордена великого Джеляледдина Руми (обычно называемого также Мевляпа — наш Госпо­дин), жившего в Конье в XIII веке. В Османской импе­рии мевлеви в течение веков пользовались благосклон­ностью султанов и популярностью, главным образом среди законопослушного населения. Без преувеличе­ния можно сказать, что братство это ближе всего к пра­вящим классам и, шире, к горожанам вообще, что объ­ясняется его городским происхождением, доктриной, несущей на себе печать интеллектуализма, и консерва­тивной установкой, враждебной духу какого-либо мя­тежа. Только однажды мевлеви приняли участие в «ре­волюционном» движении — свержении Ибрагима I в 1648 году. Но эта акция пользовалась настолько едино­душной поддержкой, возмущение деяниями этого экс­центричного султана было настолько всеобщим, что мевлеви просто не решились идти против течения. Этот орден располагает в Стамбуле многочисленными текке.

У бекташи, напротив, совсем иная репутация. Прежде всего в силу легендарного кровного родства основателя братства Хаджи Бекташа с султанами Ос­маном и Орханом и вследствие их довольно еретиче­ского понимания основ мусульманской веры. Так, они не только сохранили пережитки доисламского тюркского шаманизма, но и дополнили их в своих обрядах элементами, заимствованными у христиан и шиитов. Сравнительно с другими суфийскими брат­ствами, бекташи с наибольшей легкостью вовлекают в свои ряды недавних христиан, обращенных в ис­лам. Особенно — янычар, которые происходят, по большей части, из христианского населения Балкан­ского полуострова¹⁰⁰.

Бекташи повсеместно, но особенно в Стамбу­ле, поддерживают постоянные контакты с шумливыми и беспокойными слоями городского общества. Прежде всего с янычарами, а затем с наиболее активными ре­месленными корпорациями. Таким образом, бекташи со своими союзниками представляют собой религиоз­ное течение, сильно окрашенное настроениями соци­ального протеста: выходцы из беднейших слоев в нем наиболее многочисленны.

Еще один дервишский орден преуспевает в Стамбу­ле, однако же в меньшей степени, чем два предыдущих. Это орден метами, пережиток более древнего ордена меламитов, который был основан в середине XV века Хаджи Байрамом в Анкаре. Байрам рекрутировал своих сторонников в первую очередь среди сипахи (всадни­ков), подобно тому, как бекташийе (братство бекта- шей) пополнялось главным образом за счет янычар. Один из великих визирей, Халил-паша (ум. 1630), и один из носителей титула шейх-уль-ислам Мустафа- эфенди (1546—1605) принадлежали к ордену мелами. Успехи меламизма вызвали ревность у других суфий­ских братств и враждебность со стороны религиозных и государственных властей: великий визирь Фазиль Ах- мет-паша Кёпрюлю велел казнить ряд шейхов и боль­шое число членов ордена; который с тех пор продол­жает свою деятельность в подполье¹⁰¹.

Эти религиозные братства, каково бы ни были меж­ду ними различия, играют в столице Империи важную роль, причем не только как религиозные течения, но и благодаря своему влиянию на торгово-ремесленные корпорации, каждая из которых желает иметь своего святого патрона, а потому и примыкает к тому или иному ордену. Религиозная связь укрепляется, таким образом, связью социальной — на этом пути и возни­кают четко очерченные социумы, если не всегда анта­гонистичные относительно друг друга, то во всяком случае конкурирующие между собой.

Мусульмане исполняют религиозные обряды преж­де всего в мечетях — будь то небольшая молельня в масштабе квартала или большая султанская мечеть. Но мечети нужно сначала возвести, потом поддерживать их в должном состоянии, обеспечивать их служителя­ми культа, а когда речь идет о больших мечетях, то и пристраивать непосредственно к ним или строить в близком от них соседстве здания, составляющие вмес­те с ними единый архитектурный комплекс. Здания эти разнообразны: медресе, имареты, больницы, при­юты для старых и немощных, школы, фонтаны, хане и т. д. Поддержание такого комплекса и содержание об­служивающего его персонала предполагают наличие значительных средств; их изыскание и рациональное использование входят важнейшей частью в круг обя­занностей администрации эвкаф (благотворительных фондов)¹⁰². Эта администрация подведомственна кыз- лар-агасы, шефу черных евнухов Сераля, который яв­ляется одновременно главным ответственным за поря­док в султанском гареме. Собственность, находящаяся в ведении администрации эвкаф, — это, как правило, не­движимость (деревни, земли, усадьбы, а также здания, магазины, мастерские), доходы с которой предназнача­ются на содержание определенного религиозного зда­ния в силу юридически оформленной дарственной за­писи (вакфийе), сделанной ее владельцем.

Управление благотворительными фондами авто­номно: оно не зависит от финансовой администрации; фондами заведуютмютевеяли (управляющие) — дари­тель вправе в акте вакфийе сохранить за собой и за сво­ими наследниками эту должность. Если такого уточне­ния не произошло, кызлар-агасы назначает на нее либо своего протеже, либо рекомендованное ему лицо. Как бы связующим звеном между мютевелли и кызлар- агасы выступает нозир (инспектор или контролер), ко­торый следит за соблюдением условий, предусматри­ваемых в вакфийе. Однако эта обязанность назира но­сит чисто теоретический характер, а потому возлагает­ся, как правило, на важных правительственных персон или высоких религиозных сановников; вообще говоря, должности как мютевелли, так и назира — явные синекуры, которые, по-видимому, хорошо опла­чиваются и позволяют их обладателю иметь дополни­тельный источник дохода: особым предметом домога­тельств становятся должности мютевелли и назира тех благотворительных фондов, которые создаются султа­нами и самыми высокими сановниками в Империи, — жалованье за выполнение чисто символических обя­занностей достигает весьма солидной суммы.

Под началом у мютевелли имеется небольшой адми­нистративный персонал, численность которого меня­ется в зависимости от величины фонда. Впрочем, за счет некоторых из благотворительных фондов содер­жатся административные аппараты, которых иначе как огромными никак не назовешь; им соответствуют и отчисления от фондов (в денежном выражении), иду­щие на их содержание. Так, говоря о доходах с фондов, дарованных мечети Святой Софии, Турнефор называет сумму в 800 тысяч ливров в год¹⁰³, а Рико — в 100 тысяч цехинов¹⁰⁴. Суммы такого назначения начисляются так щедро, что довольно часто значительно превышают размеры целевого назначения. Излишки, выявляемые в подобных случаях, хранятся в Семибашенном замке, и султан может получить из этой сокровищницы неко­торую денежную наличность лишь при самой крайней необходимости.Помимо сказанного, благотворительные фонды по­добного рода пользуются еще рядом преимуществ — та­кими, как приоритет в обеспечении строительными материалами и рабочей силой, в снабжении продуктами питания приютов, школ, кухонь для бедных; лица, физи­ческие и юридические, занятые поставками и выполня­ющие работы по заказам благотворительных фондов, пользуются налоговыми льготами. Таким образом, эв­каф образуют некий широко привилегированный экономический комплекс. Если при его образовании ре­лигиозное чувство играло решающую роль, то впослед­ствии верх берет жажда наживы. Управители с радостью обнаружили, что руководство эвкафами открывает для них широкие горизонты самообогащения, позволяет им не только высоко поднимать уровень личного благо­состояния, но и повышать статус в стамбульском обще­стве. И они принялись строить для себя конаки иялы, го­родские особняки и загородные виллы, обладание которыми служит символом принадлежности их вла­дельцев либо к высокой управленческой аристократии, либо к крупной османской буржуазии. Речь, следова­тельно, идет об особой прослойке, члены которой рек­рутируются в очень узком круге лиц, попавших в ми­лость либо кызлар-агасы, либо великого визиря, либо самого султана. Вместе с тем нельзя не признать и того, что эвкаф оказывают благотворное воздействие на жизнь жителей Стамбула, предоставляя им льготы в ряде областей — в сфере религии, образования, здравоохра­нении.

Из нашего краткого очерка системы управления Империей и системы муниципального управления Стамбулом следует вывод: в высшем эшелоне обеих си­стем имеет место взаимопроникновение. На ступенях менее высоких муниципальная администрация, как и во всех прочих городах, отделена от правительствен­ного аппарата, но на высших ступенях ответствен­ность за все, что происходит в Стамбуле, лежит на пра­вительственных чиновниках, между которыми распределены функции управления столичными служ­бами. Это прямое воздействие правительства на Стам­бул особенно резко сказывается в контроле, даже в опеке над торгово-ремесленными корпорациями, представляющими собой главный элемент экономиче­ской жизни столицы.

ГОРОДСКАЯ СРЕДА: ХОЗЯЙСТВЕННАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Люди корпораций

Корпорации

Как бы многочисленны ни были те жители Стамбула, что заняты в различных пра­вительственных учреждениях или служат в армии, они составляют лишь незначительное меньшинство по от­ношению ко всей массе населения города. Эта масса в той своей части, которая представляет собой экономи­чески активное население, состоит из негоциантов, коммерсантов, мелких торговцев, рабочих, ремеслен­ников, сгруппированных в те или иные профессио­нальные объединения (корпорации) — эснафы\

Первое упоминание о корпорациях в османскую эпоху относится к началу XVI века, оно встречается в одном из нормативных актов, принятых во время прав­ления Баязида II². Тем не менее не вызывает сомнений, что корпорации существовали гораздо раньше, так как некоторые из них ссылаются на привилегии, даро­ванные им еще Мехметом II Завоевателем. Этот султан, желая наладить хозяйственную жизнь в только что за­воеванном Константинополе, учредил в нем корпора­тивную систему, уже действовавшую к этому времени в различных частях Османской империи. Вполне воз­можно, что он с этой целью использовал и остатки ви­зантийских корпораций, переселив в город греков с островов и с континента с тем, чтобы они оживили сто­личные ремесла, дезорганизованные массовой де­портацией коренного населения. Все эти еще частично сохранившиеся корпорации были, однако, преобразо­ваны согласно османским нормам, и таким образом даже те из них, которые полностью состояли из невер­ных, должны были подчиниться этим нормам. Точно так же, то есть в соответствии с турецкими порядками, были сформированы и корпорации, составившиеся из евреев, торговцев и ремесленников, которые обоснова­лись в Стамбуле на рубеже XV—XVI веков. Надо отме­тить, что далеко не все стамбульские корпорации могут быть отнесены к той или иной религиозной общине. В некоторых из них соседствуют мусульмане, христиане и иудеи, другие же состоят только из неверных, то есть из христиан и евреев. Последние специализируются на таких профессиях, занятия которыми шариат возбра­няет мусульманам. Вместе с тем существуют и такие от­расли производства или услуг, в которых мусульман практически нет по причине отсутствия у них соответ­ствующих трудовых навыков (обработка некоторых металлов, выработка отдельных сортов тканей и почти все производства, так или иначе связанные с судостро­ением). Однако ни одна корпорация, какой бы хозяйст­венной деятельностью она ни занималась и каков бы ни был ее кадровый состав по религиозному признаку, не ускользает из-под правительственного контроля, чему способствует единообразие их внутренней организа­ции, как бы скроенной по одному лекалу.

Многочисленны ли корпорации? Имеется лишь один текст, отвечающий на вопрос с почти исчерпы­вающей полнотой. Это — описание Стамбула, в кото­ром Эвлийя Челеби приводит перечень зданий, при­ложенный к переписи населения, проведенной по повелению Мурада V в 1637 году. Турецкий автор отме­чает, что «в четырех городских округах люди корпора­ций объединяются в 57 ассоциаций, включающих в себя 1100 корпораций...»³. Каждая из таких ассоциаций группирует как смежные корпорации, так и те, что входят составной частью одни в другие.

Описание Эвлийи Челеби, несмотря на свои несовер­шенства, остается наилучшим источником сведений по интересующему нас вопросу. При его внимательном рас­смотрении становится ясно, что все взрослое мужское население Стамбула в обязательном порядке записано в ту или другую корпорацию. Исключение, естественно, составляют янычары и вообще военные, а также люди, занятые на дворцовой службе, — все они тоже занесены в списки, но другие. Этот обязательный порядок регист­рации восходит прежде всего к османской традиции, в которой контроль играет первенствующую роль.

Кроме того, местные условия жизни не позволяют индивиду оставаться в одиночестве, быть, так сказать, «самому по себе»; ислам освящает собой корпоратив­ное общество, в котором индивидуализму нет места; организационная структура делает невозможным изо­лированное существование личности. Любой житель Стамбула, будь то мусульманин, христианин или иудей, принадлежит к своей «среде» — этноконфессиональ- ной и профессиональной. Невозможно избежать их двойного влияния. Впрочем, стамбулец и не пытается от него освободиться, так как эта двойная среда для не­го не только родная стихия, но и лучшая гарантия от посягательств со стороны государства.

Если не считать религиозной общины, корпорация остается единственным городским социумом, кото­рый обладает достаточно стройной организацией. Житель Стамбула, став членом такой организации, на­ходит в ней не только специалистов в одной с ним про­фессии, но и людей с теми же, что у него, потребностя­ми, ведущими примерно тот же, что и он, образ жизни. Корпорация не имеет политического характера, это организация всего лишь экономическая и социальная; ее представители при правительстве решают лишь од­ну четко очерченную и ограниченную задачу. Она со­стоит в том, чтобы совместно с правительственными агентами регламентировать деятельность этих хозяй­ственных ячеек и защищать при этом материальные интересы людей своих корпораций.

Организация корпорации, ответственные

за ее деятельность

Вряд ли корпорации в XVII веке намного измени­лись сравнительно со своими предшественницами в предыдущем столетии: не было причин для радикаль­ной трансформации их внутренних структур.

В основе корпоративного устройства лежит деление членов корпорации на три категории: мастера (уста), работники ('кальфа) и ученики (чирак). Последние, по­ка не будут произведены в ранг работников, находятся в подчинении мастера, который не только обучает их технике ремесла, но и воспитывает их в духе традиций данной корпорации. Переход рабочего в ранг мастера более труден и требует выполнения условий, не все из которых имеют чисто профессиональный характер. Вовсе не всякому дозволяется открыть свою лавочку, магазин или мастерскую. Число их владельцев в прин­ципе ограничено и регламентировано. Только мастера обладают правом или, точнее, привилегией владеть ими. Эта привилегия имеет особое наименование: пер­воначально это —усталык, позднее — гедик. Посколь­ку число лавок и мастерских, в принципе, ограничено, постольку ограничено и число мастеров; из этого эле­ментарного умозаключения следует то, что мастера об­разуют социальный класс, озабоченный сохранением своих привилегий и своего первенствующего положе­ния в сфере производства и обмена, озабоченный так­же и тем, чтобы не быть заполненным выходцами из низших категорий. Гедик — это личное право, которое может быть передано и по наследству, если наследник в состоянии доказать, что он прошел обучение в данной профессии (состоял учеником в течение определенно­го срока). Иначе говоря, образуется категория мастеров по наследству⁴. Однако порой случается, что мастера какой-то корпорации противятся передаче гедика на­следнику⁵. Гедик может быть наследниками продан или уступлен, однако маловероятно, что он таким путем по­падет в руки работника. Особенно когда речь идет о пе­редаче права на занятие доходной профессией. Ведь продавец в таком случае запрашивает обычно столь вы­сокую цену, что работник оказывается не в состоянии ее заплатить. Зато его может купить некто за пределами данной корпорации, однако же с согласия, разумеется, ее мастеров и правительственных агентов (уполномо­ченных правительством). Или же его приобретает мас­тер из той же корпорации, так как нет препятствий к обладанию несколькими лавками, прочими торговыми предприятиями или мастерскими. Остается также воз­можность того, что гедики создаются правительствен­ной властью либо по просьбе мастеров данной корпо­рации, либо по рекомендации кади либо мухтесиба: такого рода акты учреждения производятся по настоя­нию заинтересованных лиц, обладающих известным влиянием и пользующихся поддержкой в правительст­венном административном аппарате и располагающих к тому же достаточными денежными средствами.

Выше категории мастеров корпорация имеет руко­водящий орган, который, будучи избран мастерами, несет ответственность за корпорацию и защищает ее членов перед администрацией. Этот орган состоит из двух групп руководителей. С одной стороны, это те, чья функция имеет традиционный религиозный характер: шейх, дуаджи⁽\ С другой — это те, кто занят практичес­ким руководством делами корпорации: кетхюда, или кяхья, и чавуш. Помимо этих групп и над ними имеет­ся «совет старейшин» (или «избранных» — ихтияр- лар), представляющий собой корпорацию во всех тор­жественных случаях; он состоит из небольшого числа мастеров. Пройдем мимо чавуша, о котором мало что известно. Предположительно он выполняет функцию внутренней полиции в масштабе корпорации. Кетхю­да, или кяхья (буквально: адъютант) изначально дол­жен был исполнять обязанности адъютанта при шейхе, который первое время играл в корпорации гос­подствующую роль. Однако явная тенденция корпора­ций к обмирщению в течение XVI—XVII веков привела к тому, что кетхюда превратился в настоящего главу корпорации.

Кетхюда — первый среди равных, то есть среди мас­теров или, точнее, среди старейших мастеров («ста­рейшин»), выбираемый из их числа, что и служит ис­точником его престижа и его власти. Эснафы всегда стояли на том, чтобы кетхюда действительно избирал­ся внутри соответствующей корпорации, а не навязы­вался ей извне правительством, как это иногда имело место. Однако проблема избрания или назначения вся­кий раз возникала вместе с возникновением смешан­ной корпорации, то есть состоящей из верных (му­сульман) и неверных (христиан, иудеев): кто в таком случае должен стать кетхюдой? Примером подобного рода соперничества может послужить избрание главы корпорации чулочников в 1657 году: ранее он изби­рался среди неверных потому, что они располагали большинством; однако мусульмане, основываясь на ут­верждении, что их число в корпорации возросло, об­ратились к султану с просьбой, чтобы кетхюда был му­сульманин. За этой петицией последовала петиция ответная, на этот раз со стороны неверных, в которой они, приводя старинные документы, настаивали на со­хранении прежнего порядка. Впрочем, мало надеясь на успех своей просьбы, они были готовы пойти на компромиссное решение: пусть во главе корпорации будут два кетхюды, один — мусульманин, другой — не­верный. Это предложение было отвергнуто, и в конце концов на пост был избран один из мастеров мусуль­ман⁷. Несомненно, что отдельные корпорации возглав­лялись не одним кетхюдой, а несколькими⁸; во главе тех корпораций, где неверные составляли большинст­во, стоял глава, выбранный из неверных.

Вероятнее всего, избрание кетхюды должно было получить утверждение со стороны кади: такое при­знание могло быть и чисто символическим, но вместе с тем и совершенно необходимым ввиду роли посред­ника между корпорацией и правительственной адми­нистрацией, роли, отводимой кетхюде. Скорее всего, новый кетхюда после своего избрания на этот пост и подтверждения кадием акта избрания получал соот­ветствующий диплом и вносил в казну установленную обычаем денежную сумму. Предполагается, что он из­бирался на годичный срок с правом на переизбрание. Задачи кетхюды сводились к посредничеству в спо­рах между людьми корпорации, к улаживанию ссор, в преодолении трудностей и проблем, которые возни­кают в процессе ее деятельности, в представительстве корпорации перед уполномоченными правительства, в доведении до них ходатайств, жалоб и протестов, в защите перед теми же правительственными агентами людей корпорации, в доведении до сведения своих доверителей и избирателей решений правительства.

Кетхюде помогает йигитбаши, один или несколь­ко⁹. Этот персонаж опять-таки — выборная должность и при отсутствии кетхюды выступает в роли его замес­тителя, а также на менее высоком уровне — в качестве делегата от корпорации. Йигитбаши — всегда человек корпорации, извне на этот пост никто никогда не на­значался. По всей видимости, почти в любой корпора­ции имеется более одного йигитбаши, а в «смешан­ных» корпорациях каждый йигитбаши является представителем своей этноконфессиональной общи­ны, Именно на его долю чаще всего выпадает обязан­ность играть роль посредника, именно они передают кетхюде ходатайства и петиции, составляемые людьми корпорации, они же получают из рук кетхюды реше­ния, исходящие от кадия, и доводят их до сведения ма­стеров.

Что касается старейшин, то они избираются свои­ми коллегами среди наиболее уважаемых, энергич­ных и опытных мастеров, при этом принимается во внимание не только почтенный возраст кандидата, но также — и даже прежде всего — его ум, авторитет, знание устава и прав корпорации. Совет старейшин играет важную роль в обсуждении вопросов и при­нятии по ним решений во всех внутренних делах корпорации — таких, например, как распределение сырья между ее членами, наложение взысканий на повинных в нарушении правил устава, распределе­ние помощи между теми членами корпорации, кото­рые оказались в бедственном или трудном положе­нии. Короче, совет старейшин выполняет функцию основного элемента корпоративной организации.

Описанная выше корпоративная организация свойственна, без каких-либо модификаций, всем кор­порациям вообще. Она показывает достаточно ясно, что люди корпораций хорошо сознавали необходи­мость единства, сплоченности в деле самозащиты, что понятия солидарности, справедливости и свободы всегда отличались замечательной жизнестойкостью. Для всех сторон корпоративное устройство оказалось выгодным. Для правительства — потому что оно отли­чается стройностью и легко поддается контролю; для членов корпораций — потому что они могли то же са­мое устройство противопоставить несправедливым и вредным решениям того же правительства. Более того, обе стороны полагались на древние уставы корпора­ций, на традиции, что, конечно, способствовало достижению компромиссов. Однако такая тенденция таила в себе и серьезную опасность, которой корпора­ции не смогли избежать. А именно — опасность кон­серватизма, который, становясь все более узким, бло­кировал всякую реформу, всякое совершенствование структур, пораженных подчас склерозом, препятство­вал развитию ремесленных и коммерческих техноло­гий и, вследствие всего этого, ставил мало-помалу стамбульские корпорации в положение неполноцен­ности по отношению к заморским коммерсантам. Опасность эта в самом Стамбуле ощущалась, пожалуй, менее остро, чем на периферии, так как в столице чис­ленность иностранных купцов оставалась сравни­тельно низкой, а наличие широкого слоя государст­венных чиновников и военных давало ремесленникам и торговцам средства к существованию. Только в XIX веке люди корпораций стали задумываться над необ­ходимостью изменения структур своих объединений с тем, чтобы приспособить их к потребностям борьбы с иностранной конкуренцией, которая к тому време­ни возросла до угрожающих размеров. Внутренняя организация корпораций в течение нескольких сто­летий претерпела столь незначительную эволюцию, в частности, и по той причине, что ей в той же малой мере подверглись и все прочие социально-экономи­ческие структуры Османской империи. Руководите­ли Империи, проникнутые духом действительного или мнимого превосходства по отношению к Европе, недооценили прогресс западных стран и скрытую в нем угрозу. Они продолжали жить в XVII веке (и в XVIII — тоже) так, как будто Турецкая империя все еще сохраняла ту степень могущества и престижа, до которой она поднялась во времена Сулеймана Вели­колепного¹⁰.