— А твоя невестушка за морем — на Помо– рие-Лукоморие. Не делёко она, и не близко, да на острове Алатырском. Триста лет лежит и не движется, бела кожа её — как елова кора, ну а волосы — что ковыль-трава!
И решил тогда Святогорушка:
— Я отправлюсь в царство Поморское — избегу я доли несчастной, коль избавлюсь от сей ужасной!
Вот приехал он в царство бедное, подъезжал к домишку убогому. Никого в той избушечке не было, лишь лежало там чудо-юдуш– ко. Кожа чудища — как елова кора, ну а волосы, что ковыль-трава.
— То невеста моя наречённая! — ужаснулся ей Святогорушка.
Ч
к
Вынимал затем золотой алтын, положил его в изголовьюшке. А потом ударял мечом то ужасное чудо-юдо и уплыл скорей прочь оттуда.
От удара того Святогорова пробудилась дева в избушечке. Видит — спало с неё заклятие, и
сошло обличье ужасное, стала снова она прекрасной. Ведь была та дева — Плеяна, дочь Владычицы Океана.
Святогоров волшебный меч снял с Плея– нушки то заклятие — Змея Черноморца проклятие. И она вновь стала вилицей, чудо-юди– цей, чаровницей.
И на тот алтын Святогоров стала девица торговать, и по разным краям разъезжать. Строила она корабли, славные до края земли.
Богател тот остров Алатырский: стали в нём дома — белокаменны, крыши на домах золочёные, а колонночки их — точёные, все ворота — златые и медные, храмов маковки — самоцветные, вымощены там мостовые — всё каменьями драгоценными, застланы коврами бесценными.
И по всем морям и украинам разнеслась о Плеяне слава. Стали звать то царство Алтыр– ское — Золотым и Алтынским царством, а иные — и Атлантидским.
Вот сбиралась Плеянушка за море к Святого– ру к Святым горам. Корабли свои снаряжала и товарами нагружала. Самый первый корабль — красным золотом, а второй корабль — чистым серебром, ну а третий-то — скатным жемчугом.
И она отправилась за море. Подплывала она к Царьграду, стала в граде том торговать, разные товары менять.
Слух пошёл о ней по Святым горам. И пришёл Святогорушка Родович посмотреть на ту девицу, раскрасавицу-вилицу. И Плеяна ему полюбилась, стал к ней свататься — согласилась, золотым кольцом обручилась.
И сыграли они вскоре свадебку, и венчали– ся у Святой горы, чтобы вместе жить с той поры.
И на ту Святогорову свадьбу собиралися гости сваты. Прилетели Сварог, Матерь Слава — легкокрылая Лебедь-пава, Красно Солнышко и Волыня вместе со детьми и родными. Хоре с За– рей-Зареницей весёлой, Макошь с Долею и Недолей.
Говорил Святогорушка Макоши:
— Я свою судьбу пересилил, не женился я на чудовище, а женился я на вилице — рас– красавице-чаровнице!
Говорил Сварогу небесному:
— Ах, кузнец, наш отец! Скуй златой нам венец! Святогору с младой Плеяною, что свою судьбу одолели и найти друг-друга сумели!
И сказала тогда Макошь-матушка:
— Ах, младой Святогорушка Родович, что завязано Вышним в Прави, развязать никто не сумеет и Судьбину не одолеет!
И сказал Сварог Святогору:
— Нить Судьбы тонка, словно волос, только всё же её не порвать! Узы брака не расковать!
И пошли Святогор со Плеяною брачную постель застилать, после свадьбы спать-почи– вать. И увидел вдруг Святогорушка на груди Плеяны рубец, и спросил её наконец:
— Что за рубчик я здесь увидел? Кто тебя, девицу, обидел?
Отвечала ему Плеяна:
— Был у нас один гость нежданный. В царство наше он приезжал, мне златой алтын оставлял. Только я его не видала, зачарованная лежала. Как очнулась я — вижу рубчик, вижу — с тела белого спала кора. Я ж до той поры — триста лет спала чудо-юдицею ужасной, околдованная напрасно.
Понял тут Святогорушка Родович, что уйти нельзя от судьбины и избавился от кручины.
* * *
Стали жить Святогор со Пленною в тех Святых горах, в Цареграде. И прекрасных дочек родили — весь подлунный мир восхитили.
Первой Майюшку Златогорку — старшую из всех Святогорок.
Как во тех высоких Святых горах распускался цветочек Астры. Поднялась звезда Златы Майи, озарила горы Святые — и тогда цветок распустился.
Расцвела то не просто Астра — то родилася Златогорка, дочь Плеяны и Святогора. Так родилась вновь Злата Майя — Златогорушкой– Златовлаской! Златогорка Майя родилась из луча звезды золотой! От любви явилась святой!
А затем они породили — дочь Алинушку многосильную, Мерю — мирную и умеренную, Златогласку прекрасно поющую, и Ненилу Звездинку с Тайей, и Эвлинушку светозарую. Семь Плеяночек так рождались, семь цветов в саду распускались!
Стал тогда Святогорушка Родович для Пле– янок город отстраивать.
И призвал Китаврулушку Святогор, чтоб он замок возвёл средь гор. Чтобы там Плеянуш– ки жили и святые службы служили, и чтоб было у замка того семь шатров, а в серёдке самый большой — то для Майюшки Золотой.
И закончил он строить сей замок средь гор — и был рад тому Святогор. Поселил он Майю– вилицу во седьмой высокой светлице, рядом поселились сестрицы. И семь девиц-вил подрастали — в Цареграде сём золотом, в Семиверхом замке большом, что вознесся в волшебном лесу, на горе и седом мысу.
Рядом с замком сим жёлудь пал, и высокий дуб вырастал. Небеса подпёр он вершиной, ветви в стороны он раскинул, тучи кроною задевал, и ни облачка не пускал.
Тут одна проскочила туча, облачко одно пролетело. А на облачке — озерцо, в озерце сём — семь молодцов. В лодке огненной сидели, на Плеянушек глядели.
И не просто это были семь удалых молодцов — то планетники-драконы, семь великих удальцов! Паутиночку они во канат сплетали, чтоб он был железа крепче и булатной стали. Той веревочкой хотели горы к небу привязать, чтобы не было потопа — морюшко унять. Этим же всех Святогорок привязать к себе, вопреки судьбе!
Но мужам тем рекли Святогор и Плеяна:
— Вы явились за жёнами рано! Вы, планет– ники-драконы, наших дев не увозите! Срок свой подождите! Нет прекрасней Святогориц, нет пригожее девиц — тех Плеянок-чаровниц! Только не берут их вместе, разом девиц не торгуют, как медведиц и лисиц или в клетках певчих птиц… По одной берут из замуж, свадьбы в свой черёд играют, счастье поджидают!
И все славят теперь Святогора, и Плеяну, и Златогорку — всех Плеянушек-вилиц, Свято– горок-чаровниц. И поют им вместе свадебные песни!
М6РЯ И ЕЛЫ
—
Расскажи, Гамаюн, птица вещая, как на небо взошёл Святогор, с Вышним заключив договор. И о Ване — о человеке, к Мере горностаем ходившем, Святогора перемудрившем!
— Ничего не скрою, что ведаю…
Святогор со Плеяной жили во Святых горах, в золотых садах.
Был силён и мудр Святогорушка. Он познал, как звёзды рождаются, как цветы весной просыпаются. И пути богов в ясных зорях, змеев водных — в пучинах моря.
И всю звёздную мудрость сын Рода познал, и в Вещёрскую Книгу её записал. И украсил её алмазом, и сардониксом, и топазом.
Как езжал Святогорушка Родович по высоким Святым горам. Конь его — выше леса стоячего, задевает шлём тучи ходячие.
Говорил Святогорушка Родович:
— Я познал всю звёздную мудрость, путь проведал к царству небесному! Взгроможду я гору на гору, к Сварге подымусь я телесно, стану выше всех в Поднебесной! Взгромоздил Святогор гору на гору, и дорогой горнею, вышнею — он поднялся к трону Всевышнего.
И сказал ему Бог Всевышний:
— Я исполню всё, что желаешь! Не проси лишь царства Ирийского и святой горы Ала– тырской!
И сказал Святогорушка Родович:
— Я взошёл к Тебе, Вышний царь! Ты же дай мне великий дар, чтобы стал я сильней
=ь
намного самого Праотца Сварога! И чтоб стал я мудрее всех, в спорах бы одерживал верх!
И ответил ему Всевышний:.
— Будь по-твоему, мощный бог! Будешь ты сильней, чем Сварог! И мудрей, чем Мудрость сама, дам тебе палату ума! Но от хитрости человечьей ограждать тебя я не стану! И сильней тебя будет Камень!
И сказал тогда Святогор:
— Я и сам — гора, не боюсь камней! Не страшна мне мудрость людей!
Как на Матушке, на Сырой Земле народился Ван — смертный сын Огнебога Семаргла с Деваной. Был он смертный, ибо родился от родителей невенчанных.
Слышал Ван о дочери Святогора — милой Мерюшке Святогорке. Будто краше она Месячники-сестрицы и светлей Зари-Зареницы. Приходил к царю Святогору:
— Ай ты гой-еси, Святогорушка! Я закладываю головушку! Коли скроюсь я от тебя — Мерю выдашь ты за меня. Трижды ты меня
I испытай! Не смогу — главу отрубай!
Встал поутру Ваня ранёшенько, умывался Ваня белёшенько. Он восславил Бога Всевышнего и великую Матерь Славу. А затем перекинулся слева направо: горностаем стал, подворотней пробежал. В горницу неслышно влез — вновь стал добрый молодец, с Мерей целовал– ся, а затем прощался:
Ты прощай же, свет Святогоровна! Я укроюсь от Святогора — пусть хоть целый свет обы щет, никогда меня не сыщет!
Ваня вновь ушёл в подворотню, поскакал по чистому полюшку, миновал он тридевять вязов, а потом опять кувырнулся — тридесятым сам обернулся.
Утром встал Святогорушка Родович — раскрывал Вещёрскую Книгу. Книга та страницы перелистала, а затем царю провещала:
— Встал поутру Ваня ранёшенько, умывался Ваня белёшенько. Он восславил Бога Всевышнего и великую Матерь Славу. А затем перекинулся слева направо: горностаем стал, подворотней пробежал. В горницу неслышно влез — вновь стал добрый молодец. С Мерей целовался, а затем прощался. И по чистому полю поскакивал, реки и холмы перескакивал. Проскакал он тридевять вязов, а затем опять кувырнулся — тридесятым сам обернулся.
И сказал Святогорушка Родович:
— Вы тот вяз под корень срубите — Ваню из лесу приведите!
Привели его к Святогору, он сказал царю в эту пору:
— Ты меня в этот раз отыскал, видно леший тебе помогал! А в другой-то раз не отыщешь, хоть весь белый свет обыщешь!
Встал поутру Ваня ранёшенько, умывался Ваня белёшенько. Он восславил Бога Всевышнего и великую Матерь Славу. А затем перекинулся слева направо: горностаем стал, подворотней пробежал. В горницу неслышно влез — вновь стал добрый молодец, с Мерей целовался, а затем прощался:
— Ты прощай же, свет Святогоровна! Я укроюсь от Святогора — пусть хоть целый свет обыщет, никогда меня не сыщет!
Ваня вновь ушёл в подворотню, поскакал по чистому полюшку, обернулся в полюшке Волком, рыскал-рыскал в лесах дремучих и в болотушках тех зыбучих, Соколом затем обернулся, птицей в поднебесье взметнулся, и без счёта звёзд пролетал, новою средь них заблистал.
Утром встал Святогорушка Родович — раскрывал Вещёрскую Книгу. Книга та страницы сама пролистала, а затем царю провещала:
— Встал поутру Ваня ранёшенько, умывался Ваня белёшенько. Он восславил Бога Всевышнего и великую Матерь Славу. А затем перекинулся слева направо: горностаем стал, подворотней пробежал. В горницу неслышно влез — вновь стал молодец. С Мерей целовался, а затем прощался. Волком в чистом поле поскакивал, реки и холмы перескакивал, Соколом затем обернулся, в поднебесье птицей взметнулся, и без счёта звёзд пролетал, новою средь них заблистал.
Выходил Святогор в чисто поле.
Стал считать на небушке звёзды. Все он звёзды перечёл — новую средь них нашёл. Лук натягивал Святогорушка, и сбивал стрелою ту звёздочку.
— Здравствуй, Ваня! Хитёр же ты прятаться, только я тебя всё ж хитрее. Коль ты спрятаться не схитришься — головы навеки лишишься!
— Знать тебе планетник помог, коли ты найти меня смог! Но теперь-то уж — не отыщешь, хоть весь белый свет обыщешь!
Встал поутру Ваня ранёшенько, умывался Ваня белёшенько. Он восславил Бога Всевышнего и великую Матерь Славу. А затем перекинулся слева направо: горностаем стал, подворотней пробежал. Тихо в царский терем влез — вновь стал добрый молодёц, с Мерей целовался, а затем прощался:
— Ты прощай же, свет Святогоровна! Я укроюсь от Святогора — пусть хоть целый свет обыщет, никогда меня не сыщет!
Ваня вновь ушёл в подворотню, поскакал по чистому полюшку, обернулся в полюшке Волком, рыскал-рыскал в лесах дремучих и в боло– тушках тех зыбучих. Соколом затем обернулся, в поднебесье птицей взметнулся, и без счёта звёзд пролетал, новою средь них заблистал.
И с небес пал Ванюшка звёздочкой — прямо в Гамаюново гнёздышко.
И спросил его Гамаюнушка:
— Что ты хочешь, скажи-ка мне, юноша!
— Ничего мне, птица, не нужно — лишь прошу, не в службу, а в дружбу: ты сокрой-ка меня от взора бога мудрого — Святогора!
Три волшебных пера вырывала Гамаюн из крылышка правого.
— Ты пойди в палаточки царские, отвори там пошире двери, помаши волшебными перьями перед Книгою Святогорской — той волшебной книгой Вещёрской. Помаши, а сам приговаривай: «Заклинаю книгу волшебную, чтобы книга та промолчала, где найти меня — не сказала». И беги-ка ты к Мерюшке на крылечко, обернись золотым колечком, чтобы та его подби рала, на мизинец его надевала.
Всё как сказано, так и сталось — в узелок судьбы завязалось.
Рано утром встал Святогорушка, раскрывал и спрашивал книгу, только книга та молчала,,ни словечка не вещала. Разгорелося сердце царское, будто в печке бел-горюч камень. Он схватил Ве– щёрскую книгу и бросал её в жаркий пламень.
И пришла к нему Меря милая, молвил ей тогда Святогор, исполняя свой уговор:
— Слово данное не нарушу — отдаю тебя за Ванюшу!
И снимала колечко Меря, и бросала пред Святогором — как по полу оно покатилось, так Ванюшею обратилось.
И сказал ему Святогор, эхо прокатилось средь гор:
— Что ж, пора за свадебный пир! Будет пир у нас на весь мир! Пусть качаются горы высокие, расплескается море широкое! Будем петь мы теперь и плясать, замуж Мерюшку выдавать!
Выдал он любезную дочь за Ванюшу — мудрого витязя. И на эту свадьбу небесную собиралась вся поднебесная.
Стали жить они, поживать. Святогор с Пле– яною правили. Ваня с Мерей родили сына, дали имя ему — Садко. Жили весело и легко.
И пошли от Вани и Мери племена мари и венедов.
И теперь все из века в век Ваню с Мерею прославляют! Святогорушку почитают!
— Расскажи, Гамаюн, птица вещая, нам о сыне Вана и Мери, о герое славном Садко, что ходил по морям далеко….
— Ничего не скрою, что ведаю…
Как в Святых горах, в Цареграде, жил Садко, сын Вана и Мери.
Был велик Цареград и славен. Терема, дворцы — белокаменны, храмы в городе — все высокие, ну а площади — все широкие. И все лавки полны товарами, а у пристани корабли — будто лебеди в тихой заводи.
У Садко-то нет злата-серебра, нет и лавок, полных товаром, нет и кораблей белопарусных. У него есть гусли яровчаты, у него есть голос певучий. Сел на камень он бел-горючий, начал он на гуслях играть — стал Ильмень– лиман волновать. От утра играл и до вечера. Как к закату склонился день — взволновался старый Ильмень. В нём волна с волною сходились, и песком вода замутилась.
И тогда из вод Ильм Купалень на златой песок выходил, и Садко он так говорил:
— Ай же ты, Садко Цареградский! Были в царстве моём пир-гуляние и под гусли твои пля– сание! Ты, гусляр, меня распотешил игрой, и теперь тебя я пожалую, но не золотою казной. Ты обратно в город ступай, на пиру и там поиграй. Все начнут на пиру напиваться, станут хвастать и похваляться. Будет хвастать иной золотой казной, глупый хвастать начнёт — молодой женой, умный — батюшкой, родной матушкой. Ты ж скажи, что коли в лиман сети шелковые забросишь — рыбу-златапёрую словишь! Станут спорить купцы цареградские на товары и корабли — ты главу в заклад позакладывай. Как закинешь невод в Ильмень — рыбу выловишь в тот же день!
Всё как сказано — так и сталось, узелками в сеть завязалось.
Как вернулся Садко в Цареград — на пиру поставил заклад.
— Ай же вы, купцы цареградские! Нету у меня золотой казны, нету у меня молодой жены. Лишь одним могу похвалиться: видел я златопёрую рыбицу! Коли я её не поймаю — пусть мне голову отрубают!
Бились с ним купцы о велик заклад. И оставил Садко славный Цареград, и закинул невод в Ильмень, вынул рыбу-ту в тот же день!
И купцы царьградской земли отдавали ему товары, белопарусные корабли.
Стал Садко купцом цареградским. Начал тут Садко торговать — и по городам и украи– нам со товарами разъезжать.
И женился Садко цареградский, и построил себе палаты. Все в палатах тех по-небесному. Как на небушке Солнце Красное — так и в тереме Красно Солнышко. Есть на небе Месяц — и в тереме есть. Есть в нём красота всех небес!
И устраивал столование, для честных гостей пирование.
Все на том пиру наедались, все на том пиру напивались. Стали между собою хвастаться. Кто-то хвастает золотой казной, кто — удачею молодецкою, глупый хвастает молодой женой, умный — батюшкой, родной матушкой.
А Садко по палатам похаживает, золотыми кудрями встряхивает:
— Ай же вы, купцы цареградские! Чем же мне, Садко, отличиться, перед вами чем похвалиться? У меня, Садко Цареградского, золотая казна не тощится, все подвалы от золота ломятся. Все товары в Царьграде я выкуплю, все худые товары и добрые. Чем же будете торговать, коли нечего продавать!
И тогда все билися о заклад — сам Садко, а против Царьгад. И все с пира того разъезжа– лися, и закладу тому удивлялися.
А Садко-купец встал ранёшенько, умывался поутру белёшенько. И давал он дружине златой казны, чтоб скупали товары любой цены. И во день второй, и на третий день отпускал он дружину хоробрую, и скупали они в Царег– раде все товары худые и добрые.
И пошёл он сам во гостиный ряд. Видит тут Садко, что товаров во торговых рядах не убавилось. Скупит он товары цареградские — подоспеют товары заморские. И опять есть чем торговать, есть что продавать-покупать.
Тут купец Садко призадумался:
— Ведь не выкупить мне товаров со всего-то белого света! Я, Садко Цареградский, богат, но богаче меня будет сам Царьград!
Тут Садко — купца Цареградского — кто-то тронул за плечико левое. Обернулся он — видит Велеса.
Стал тут Велеса он молить:
— Помоги товары скупить! И, клянусь, для тебя — вскоре сам возведу из золота храм!
Согласился на это Велес.
И пошёл Садко ко своей казне. Видит — де нег в ней больше прежнего, чтоб сойтись с купцами в цене. И тогда Садко Цареградский всё, что есть, скупил до последнего. Не оставил товаров в городе даже на полушечку медную.
И казна Садко не истощилась, и богатства его приумножились. И возвёл Садко храм златой богу Велесу Семиликому, по делам своим Всеве– ликому.
И построил Садко тридцать кораблей чернобоких и белопарусных. И поехал он торговать. Он поплыл по Ильмень-лиману, из Ильменя — вошёл в Ильмару, из Ильмары-реки — в море Чёрное — где ветрам и волнам раздольно.
Говорил Садко корабельщикам:
— Поплывём мы по морюшку Чёрному, мимо Белого, Березани, мимо острова Лиха– лютого, а потом и мимо Буяна. А затем от Буяна ко Ра-реке, а по ней ко Белому граду, где товарушкам нашим рады!
Вот плывёт Садко морем синим, а пред ним остров Белый — дивный, а на нём, на белой берёзе распеваёт сама птица Сирин. Только запоёт песню птица — корабельщики забываются, в скалах корабли разбиваются.
И по гуслям ударил тогда Садко:
— Ой вы гой еси, корабельщики! Вы не слушайте птицу Сирина! Сладко Сирин поёт– распевает, но кто слышит её — умирает!
И поплыл Садко вдоль по морюшку. Много ль, мало ль минуло времени — вот приплыл Садко к Березани. А на этом привольном острове сам Стрибог погодою правит. И Стрибог дал приют для его кораблей, принимал дорогих гостей — сурью в чаши им наливал, целый месяц ^ их угощал. А как время пришло прощаться, подарил он с ветрами мех, чтоб по морю плыть без помех.
И заснул, забылся Садко, только корабли вышли в море. Тут его дружинники храбрые <) меж собою начали спорить.
— Видно, в мехе сём от Стрибога — есть подарков богатых много… Мы развяжем мех, поглядим, а потом их всем раздадим!
Развязали они тот мех — и подарков хватило на всех. Ветры буйные разметались, море синее раскачалось.
И проснулся тогда Садко, тотчас стал на гуслях играть, песней море стал утишать:
О
Лихо, моё лихо! Ты погодь манихонько!
Дай маленечко дохнуть, недалече держим путь…
По морю, по синему, по волне, по крутенькой… ^ На досочке гниленькой, погоняя прутиком…
Только край засинеет, неба край засинеет,
И судьба-судьбинушка нас уже не минует…
Ой да что-то застит, как слеза — глаза… у I Может, то ненастье, близится гроза!
Ой да разгулялася непогодушка…
Ты погодь хоть малость, погоди немножко…
Там за краем облака, Солнышко сокрылося,
^ Ветка да травиночка мне тогда приснилися…
Ой ты, ветка клена, — не роняй листок!
Не клони былинку, ветер-ветерок!
Ветры буйные утишились, море синее усмирилось.
И тогда корабли Садко в море к острову приставали. С кораблей сходили дружинники, и по острову разгулялись.
Видят: вот у горы вход в пещеру, там закрыты медные двери. Постучали — не отзываются, покричали — не откликаются. Заходили тогда незваные и садилися за столы, там дружинники угощались, дорогим вином напивались.
Тут опять ворота открылись, и в пещеру бараны ввалились. Следом — женщина долговязая, очень страшная, одноглазая. Это было Лихо Кривое, Лихо горькое, гореванное. Лыком Лихо то подпоясано и мочалами всё обвязано.
— Вижу, что нежданно-негаданно гости к нам явились незваные!
И схватила она дружинника и тотчас его проглотила. А потом у входа легла подремать, и единственный глаз закрыла.
А Садко в огне раскалил копьё и вонзил в чело Лиху Лютому. Впилось в глаз копье раскалённое, взвыло Лихушко окаянное. Стало шарить кругом руками, ушыбаясь сослепу в камни:
— Хорошо же, гости любезные! Не уйдёте вы от меня! Не избавитесь от огня! Пусть не вижу я белый свет — всех зажарю вас на обед!
Все тогда не живы, ни мёртвы по углам в пещере забились, и едва от Лиха укрылись.
Утром Лихо слепое стало выпускать на поле баранов. Всех по одному выводило и по спинам рукой проводило. И тогда Садко и дружинники под баранами подвязались, и на воле так оказались.
И тогда Садко запирал в той пещерочке Лихо лютое. Ключ же в сине море бросал, чтоб его
никто не достал. Щука этот ключ проглотила и на глубину уходила.
Говорил Садко корабельщикам:
— Ай вы гой еси, корабельщики! Ехать нужно нам к устью Ра-реки, только в устье том — великаны, не пускают они караваны!
Говорили так корабельщики:
— Прямо ехать нам — будет семь недель, коли мы не сядем на мель. А другой дороженьки нет, ведь окольной идти — тридцать лет.
Проплывал корабль мимо острова, что близ устьица Ра-реки. А на острове том застава: не дают пройти каравану в устье Ра-реки великаны. Скалы в море они бросают, никого в реку не пускают.
И тогда Садко Цареградского кто-то тронул в плечико левое. Оглянулся Садко — видит Велеса.
Говорил тогда ему Велес:
— Я пущу тебя в устье Ра-реки, если ты поклянёшься сам, для меня во городе Белом возвести из золота храм.
И тогда Садко ему слово дал, и построить храм обещал.
И прошёл корабль Садко прямо в устье широкое Ра-реки. И пустили его великаны по Веле– сову указанью.
И поднялся Садко к граду Белому. И товары там продавал, и великую прибыль взял. Бочки насыпал красна золота, насыпал мешки скатна жемчуга, а простой монеты и сметы нет, на неё можно выкупить весь белый свет!
И построил в городе храм богу Велесу Семиликому, по делам своим Всевеликому.
И ходил Садко вдоль по бережку, по великой реченьке Ра. Отрезал он хлеба велик кусок, солью тот кусок посыпал и на Ра-реку опускал.
— Ай, спасибо тебе, вольна Ра-река! Что пустила меня в славный Белый град! Ныне я держу путь обратно, возвращаюсь во Цареград!
А в ту пору к Садко подошёл старик, то бог Ра из реки возник:
— Гой еси, Садко, добрый молодец! Отправляешься ты в славный Цареград? Передай по– клон-челобитие Святогорушке-государю, и Ильменю — меньшому брату, и дочурке его — Иль– маре!
И Садко перед богом главу преклонял, все исполнить ему обещал.
И поехал Садко вниз по Ра-реке, выходил її, он в морюшко Чёрное. Ветры буйные тут взыг– рал и, море синее раскачали… Стало те корабли разбивать, паруса ветрами срывать. Но стоят, корабли — и не тронутся, будто на мели — не сворохнутся.
Говорил Садко корабельщикам:
— Много мы по морюшку ездили, дани > Черноморцу не плачивали! И вот бурю на нас 1
он наслал, получить с нас дань пожелал!
Видят вдруг они чудо-чудное — как бежит к ним лодочка огненная, носом рассекавшая вол-
I ны. А в той лодочке правит кормщик, рядом — два гребца-молодца. То Морского царя Черноморца слуги верные и проворные — всем приказам его покорные.
Говорят они таковы слова:
^ — Ой вы гой еси, корабельщики! Вы подай– * те нам виноватого! Черноморцу кто дань не плачивал! Его требует грозный Царь Морской! Пусть он спустится во его покой! у Меньший тут за среднего прячется, средний – прячется за большого. Выходил вперёд сам Садко-купец.
— Я Морскому царю дань не плачивал. Видно, мне приходит конец!
И тогда Садко-купец с храброю дружиной прощался, в лодку огненную спускался. И тотчас корабли с места тронулись, полетели как соколы по морю.
Побежала и лодка огненная. Видит тут Садко — среди морюшка поднимается столп огня. Приплывала лодка к тому столпу и ввернулась в водоворот, опустилась на дно морское, встала у хрустальных ворот.
И Садко тогда оказался в синем море на самом дне. И сквозь воду он видит Солнце, видит и Зарю-Зареницу. Перед ним палаты богатые, перед ним ворота хрустальные.
И входил Садко во дворец, будто во хрустальный ларец.
Вот пред ним сидит грозный Царь Морской. Окружают его стражи лютые — раки-крабы с огромными клешнями. Тут и рыба-сом со большим усом, и налим-толстогуб — губошлёп-душегуб, и севрюга, и щука зубастая, и осётр-великан, жаба с брюхом — что жбан, и всем рыбам царь — Белорыбица!
И сказал Черномор таковы слова:
— Гой еси, Садко Цареградский! Ты по морюшку много езживал, мне, царю, ты дани не плачивал! Мне теперь ты сам будешь данью! Будешь мне на гуслях играть и гостей моих потешать!
Видит тут Садко — делать нечего, стал играть на гуслях яровчатых. Только принялся играть — начал Царь Морской плясать. И играл Садко целый день: тир-ли-лень, тир-ли– лень, тир-ли-лень! И играл он ночь напролёт — царь всё пляшет, не устаёт!
Тут купца Садко Цареградского кто-то тронул в плечико левое. Оглянулся Садко — видит Велеса.
Говорил тогда ему Велес:
— Видишь ты, что скачет в палатах царь, — он же по морю скачет синему! И от пляски той ветры ярятся, и от пляски той волны пенятся! Всколебалося море синее, в нём волна с волною сходились, и песком вода замутилась! Тонут в морюшке корабли, не достигнув родной земли! В море ты играл целый день, а потом и ночь напролёт, а верху над морюшком синим — вот уж месяц буря ревёт!
Говорил Садко богу Велесу:
— Не моя во царстве сём волюшка — заставляет играть меня Царь Морской, он всё не идёт на покой!
И ответил тогда ему Велес:
— Ай же ты, Садко Цареградский! Ты все струночки да повырви-ка! И все шпенечки да повыломай! И скажи Черномору — нет струночек, нечем мне тебя ублажать, больше не могу я играть. Тут и скажет тебе грозный Царь Морской: «Ай же ты, Садко Цареградский! Ты не хочешь ли пожениться, со Царем Морским породниться?» Ты согласием отвечай и невесту себе выбирай. Выбери Ильмарушку девицу, что пройдёт пред тобою последнею. Да смотри, Садко, не целуй её! Если ты её поцелуешь, всё на свете тогда забудешь. Станешь мужем русалки, домой не вернёшься и водяником обернёшься!
И Садко, купец цареградский, все повырвал у гуселек струночки и все шпенечки да повыломал. Перестал плясать Черномор и промолвил ему в укор:
— Что же ты, Садко, перестал играть? Али начал ты уставать?
— Я порвал на гусельках струночки и все шпенечки да повыломал. Струны перестали звенеть, не могу я играть и петь!
И сказал тогда грозный Царь Морской:
— Ай же ты, Садко Цареградский! Ты не хочешь ли пожениться? Со Морским Царём породниться?
— В синем море твоя будет волюшка! Значит такова моя долюшка!
А наутро Царь Черноморский выводил к Садко дёвиц красных.
— Выбирай, Садко, ту, что нравится!
Пропустил Садко мимо триста дев, руку
взял последней — Ильмары, что пришлася ему по нраву. И устроил тогда Черноморец пир — да на весь свой подводный мир.
Все на том пиру наедались, все на том пиру напивались. Стали после ложиться спать, в тихих омутах почивать.
И заснул Садко со Ильмарою, но не стал её целовать, дабы свой обет исполнять.
Как проснулся он — оказался да на яре крутом Ильмары, что близ славного Царегра– да. И увидел — бегут по речке белопарусные корабли, со дружиной его ладьи. И они Садко замечали, и все радовались-дивовались. И пошли они во палаты, во хоромы купца Садко. Корабли затем разгрузили, бочки с золотом покатили.
И построил Садко на то золото богу Велесу новый храм. А второй — Морскому Царю на крутом яру Цареграда над рекою быстрой Ильмарой.
И теперь Садко Цареградского все из века в век прославляют! Кубки тяжкие подымают!
АГИДеЛЬ
— Расскажи, Гамаюн, птица вещая, как Али– нушка Святогоровна и Сварожич Ильм породили дочь прекрасную Агидель. Спой — как внученька Святогора отворила Белые воды.