Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации в отличие от УПК РФ (ст. 59) или КоАП РФ (ст. 25.10) не определяет переводчика как самостоятельного участника процессуальных правоотношений, юридический статус которого в процедурах гражданского судопроизводства регламентировался бы отдельной статьей отраслевого законодательства. Вместе с тем ГПК РФ в целом ряде норм – ч. 5 ст. 10, ст. 18, ч. 2 ст. 20, ст. 97, частях 1 и 2 ст. 113, п. 8 ч. 1 ст. 150, ст. 162, ч. 1 ст. 164, ст. 168, пунктах 5 и 6 ч. 2 ст. 229 – подразумевает переводчика как самостоятельного субъекта судебного разбирательства по гражданским делам, наделенного теми или иными элементами правоспособности, дееспособности и деликтоспособности, которые в совокупности, как известно, образуют правосубъектность переводчика в контексте положений данного отраслевого процессуального закона. Поскольку в настоящее время законодательно правосубъектность переводчика в гражданском судопроизводстве не сформулирована и не закреплена, представляется актуальным и необходимым выявить ее, с тем чтобы дать возможность юридической общественности России иметь четкое представление о правовом статусе переводчика во всех процедурах разрешения споров, осуществляющихся в порядке, установленном гражданским процессуальным законом[59].
ГПК РФ изначально не относит переводчика к числу лиц, участвующих в деле, состав которых определяется ст. 34 ГПК РФ[60]. Переводчик не относится ни к лицам, обратившимся в суд за защитой прав, свобод и законных интересов, ни к лицам, выступающим от своего имени в защиту прав, свобод и законных интересов другого лица, неопределенного круга лиц или в защиту интересов Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований. Таким образом, исходя из правотворческой логики отечественного гражданского процессуального законодательства переводчик не является лицом, «участвующим в деле», т.е. представителем одной из тяжущихся сторон, а позиционируется как субъект судопроизводства, участие которого в разбирательстве по конкретному иску служит интересам осуществления исключительно правосудия, обеспечивая в производстве по конкретному делу безусловное исполнение целого ряда принципов отраслевого процессуального закона – принципа языка гражданского судопроизводства (ст. 9 ГПК РФ), принципа гласности судебного разбирательства (ст. 10 ГПК РФ), принципа осуществления правосудия на основе состязательности и равенства сторон (ст. 12 ГПК РФ). Видимо, именно поэтому в главе 4 ГПК РФ, посвященной определению правосубъектности лиц, участвующих в деле, отсутствует статья, посвященная регламентации юридического статуса переводчика (равно как эксперта и специалиста, возможность участия которых в судебном разбирательстве также предусматривается отраслевым процессуальным законом).[61] Фактически мы можем говорить о том, что в гражданском процессе переводчик не является субъектом процессуальных правоотношений в том понимании содержания его процессуального статуса, который мы видим в уголовном или административном судопроизводстве, так как его участие в разбирательстве по конкретному делу обусловлено исключительно субъективным желанием или потребностью одной из сторон реализовать свое конституционное право на свободу выбора языка общения (ч. 2 ст. 26 Конституции РФ) и, как следствие, процессуальное право на пользование лингвистическими услугами или помощью переводчика, а не императивной обязанностью суда обеспечить это право в любом случае. Именно поэтому, мы делаем вывод o том, что переводчик выступает как участник судопроизводства, призванный содействовать именно суду, а не сторонам процесса в получении и исследовании доказательств, а если быть точным, - как своеобразный юридический практический «инструмент», позволяющий стороне (или сторонам) представлять суду свою правовую позицию или имеющиеся в ее распоряжении сведения и материалы, являющиеся доказательствами по делу, когда те сформулированы или имеют материальную фиксацию в форме документа не на языке судопроизводства. Иными словами, исходя из контекста гражданского процессуального закона, мы можем сделать вывод о том, что переводчик – лицо, содействующее отправлению правосудия в рамках судебного разбирательства по конкретному исковому заявлению[62].
|
|
|
|
ГПК РФ не определяет, какие именно и каким образом должны быть осуществлены процессуально значимые действия, результатом которых становится приобретение переводчиком своего юридического статуса в гражданском судопроизводстве. По нашему мнению, его статусная институализация должна стать результатом последовательного исполнения комплекса действий:
1) подачи заинтересованной стороной или лицом в суд ходатайства (заявления) об обеспечении конституционного права свободы выбора языка общения, предусмотренного ч. 2 ст. 26 Конституции РФ, как основания реализации в процессе разбирательства по исковому заявлению положения принципа языка гражданского судопроизводства, гарантирующего участие переводчика;
|
|
2) подачи в суд ходатайства (заявления) заинтересованной стороны или участника судопроизводства о назначении конкретного лица в качестве переводчика;
3) вынесения судом определения об удовлетворении ходатайства (заявления) о привлечении к участию в процессе по конкретному делу переводчика и о назначении в данном процессуальном действии того или иного лица;
4) предупреждения судом переводчика под расписку в материалах дела о возможности привлечения его к уголовной ответственности за заведомо неправильный перевод;
5) предупреждения судом переводчика о возможности применения к нему мер процессуального принуждения в случае уклонения от принимаемых на себя обязанностей, неявки в судебное заседание по получении им судебного извещения или ненадлежащего исполнения своих обязанностей при рассмотрении дела судом. Очевидно, что исполнение всех перечисленных выше процессуальных действий (за исключением, пожалуй, первого) требует присутствия переводчика в предварительном судебном заседании по делу и предполагает фиксирование их содержания и результатов в материалах судопроизводства в виде отдельного документа. Как показывает известная нам практика участия переводчиков в рассмотрении судами дел гражданско-правового оборота, абсолютно во всех случаях судебное решение о привлечении конкретного лица в качестве переводчика оформляется в виде определения суда, выносимого председательствующим судьей и оформляемого в протоколе судебного заседания[63]. В этом отношении процессуальное делопроизводство в гражданском и уголовном процессах существенно различается (в соответствии с ч. 2 ст. 59 УПК РФ[64] о назначении лица переводчиком следователь или иное равное ему по полномочиям лицо правоохранительных органов выносит постановление, а суд – определение, составляемое по типовой форме и закрепляемое в материалах дела в виде отдельного документа). Такой подход к материальной фиксации его статуса в материалах дела свидетельствует о том, что в уголовном процессе в случае незнания одним из субъектов разбирательства по делу языка судопроизводства участие переводчика является императивным, а в гражданском судопроизводстве, если представитель одной из сторон оказался в подобном положении, - диспозитивным. Именно поэтому данному вопросу в ГПК РФ уделяется так мало внимания.
Однако, по нашему мнению, отсутствие в структуре ГПК РФ отдельной статьи, регламентирующей правосубъектность переводчика в гражданском процессе, все-таки существенно снижает его гуманитарную значимость, особенно тогда, когда речь идет о судебной защите нематериальных прав, свобод и законных интересов личности (в первую очередь по делам, вытекающим из публичных правоотношений; делам, рассматриваемым судами в порядке особого производства, а также по делам, в рассмотрении которых участие прокурора является обязательным)[65].
Из всего вышесказанного можно сделать вывод o том, что всё высказанное замечание приобретает в контексте нормативного содержания главы 43 ГПК РФ, устанавливающей общие положения осуществления судами Российской Федерации гражданского производства по делам с участием иностранных лиц, т.е. иностранных граждан, лиц без гражданства, иностранных и международных организаций. Пока большинство такого рода дел, когда одной из сторон является российский гражданин, российская организация, сама Россия или ее государственный орган, как правило, рассматриваются судами иностранных государств, и причина этого отчасти кроется в том, что в отечественном гражданском процессуальном законодательстве объективно отсутствуют нормы, обеспечивающие нормальное функционирование правосудия, если в спор оказываются вовлечены представители стран или народов не из числа граждан нашей страны. И решение вопроса о нормативном регулировании порядка установления в суде транслингвистической коммуникации, т.е. межъязыкового общения сторон, составной частью которого является законодательное закрепление правосубъектности переводчика в российском гражданском судопроизводстве, будет только способствовать повышению престижа России на международной арене как демократического государства с развитой правовой и судебной системами. Поэтому логическим итогом данной публикации должно стать создание развернутой дефиниции правосубъектности переводчика, проистекающей из ныне существующих норм отраслевого процессуального законодательства. В качестве выводов сделанных касательно проблематики данного вопроса в российское процессуального законодательство представляется возможным вынести следующие пункты:
1. Лица, участвующие в деле, вправе предложить суду кандидатуру переводчика. Переводчиком может быть любое лично не заинтересованное в исходе рассмотрения дела совершеннолетнее лицо, владеющее языками, знание которых необходимо для перевода, исходя из потребностей отправления правосудия по гражданским делам.
2. Председательствующий разъясняет переводчику его обязанность переводить объяснения, показания, заявления лиц, не владеющих языком, на котором ведется судопроизводство, а лицам, не владеющим языком, на котором ведется судопроизводство, содержание имеющихся в деле объяснений, показаний, заявлений лиц, участвующих в деле, свидетелей и оглашаемых документов, аудиозаписей, заключений экспертов, консультаций и пояснений специалистов, распоряжений председательствующего, определения или решения суда.
3. Переводчик вправе задавать присутствующим при переводе участникам процесса вопросы для уточнения перевода; знакомиться с протоколом судебного заседания или отдельного процессуального действия и делать замечания по поводу правильности перевода, подлежащие занесению в протокол судебного заседания; делать заявления по поводу обнаруженных им при исполнении письменных переводов процессуальных документов дефектов текста, а также давать объяснения содержащихся в переводимом тексте слов и словосочетаний, аналогов которым нет в языке судопроизводства.
4. Председательствующий предупреждает переводчика об ответственности, предусмотренной УК РФ, за заведомо неправильный перевод и приобщает его подписку об этом к протоколу судебного заседания.
В случае уклонения переводчика от явки в суд или от надлежащего исполнения своих обязанностей он может быть подвергнут штрафу в размере до десяти установленных федеральным законом минимальных размеров оплаты труда.
5. Вышестоящие пункты так же распространяются на людей владеющих навыками «сурдоперевода».