Я закрыла глаза. Не кольцо. Игрушка. После съедобной комбинашки должна была понять.
– Ты мне купил чехлы?
– Ну, да. А ты думала что?
Я чуть не сказала, что подумала, но успела прикусить язык. Покраснев, я отложила коробочку в сторону и посмотрела на чехлы на бархатной подкладке. Ладно, это не кольцо, но к чему он ведет?
– Кистей, я не могу дать тебе меня укусить. – Резко закрыв крышку, я протянула коробочку ему. – Не могу принять этот подарок.
Но Кистей улыбался.
– Рэйчел, – сказал он нежно, – я не для того их купил.
– А зачем тогда? – спросила я, думая, что он меня поставил в весьма неловкое положение. И я не могла не думать, не реакция ли это на поцелуй Айви.
Снова вложив коробочку мне в руки, он загнул мне пальцы вокруг нее.
– Это не окольный путь, чтобы всадить мои зубы тебе в шею. Это даже не предложение тебе укусть меня, что тоже было
бы… хорошо, – выдохнул он.
Я поняла, что он говорит правду, и несколько успокоилась. Кистей опустил взгляд.
– Я хотел увидеть тебя с острыми зубками, – сказал он тихо. – Постельная игра. Разнообразие, в общем.
– Тебе мои зубы не нравятся? – спросила я, огорченная. Черт, ну, я не вампир, да. А ему хочется большего. Обидно до слез.
Но Кистен притянул меня к себе с тихим смехом.
– Рэйчел, я обожаю твои зубы, – сказал он, шелковой рубашкой касаясь моей щеки. – Они колют и прихватывают, и заводят меня ох… – он успел почувствовать мое неодобрение и заменил это слово: –…офигенно. Но если ты наденешь эти чехлы, я буду знать, что ты могла бы проколоть кожу на самом деле… – Я услышала его глубокий вздох. – А укусишь ты меня или нет – это мне все равно. Заводит сама мысль об этом.
Его рука у меня на волосах успокаивала, и мое смущение растаяло совсем. Мне было понятно – я тоже ловила кайф именно от этого. Осознание, что Кистен мог бы меня укусить, но его сдерживает уважение, сила воли и – быть может – Айви, доводит остроту ощущений до крайности. И то, что когда-нибудь воля может подвести его, или он решит пойти против Айви – это как раз и создавало трепет перед неизвестным.
– Ты… ты хочешь, чтобы я их примерила? – спросила я.
У него стали расширяться зрачки:
– Если ты не против.
Я улыбнулась, повернулась и снова открыла коробочку.
– Их просто надвинуть?
Он кивнул:
– Они покрыты одним чудесным полимером. Надень и
стисни зубы, и они просто прирастут. Чтобы снять, нужно будет слегка их приподнять.
Класс. Он смотрел только на чехлы, и я поставила коробочку на стол и, чувствуя незнакомую костяную гладкость в руках, вынула их. С таким чувством, будто надеваю контактные линзы, я повозилась с ними, пока не сообразила, который куда, и надвинула литую кость на зубы. Раскрыв губы, я ощупала зубы изнутри языком.
Кистен резко вдохнул, и я посмотрела на него.
– Черт побери, – вздохнул он. Ободок вокруг зрачков у него почти исчез. Я улыбнулась шире, и его глаза стали полностью черными.
– Как они выглядят? – спросила я, вскакивая.
– Ты куда? – спросил он с неожиданным напором.
– Хочу посмотреть, как они выглядят. – Я уклонилась от него, смеясь, и направилась в ванную по коридору. – Ты уверен, что я губу себе не порежу? – спросила я оттуда. Мигнул верхний свет, тусклый и желтый от низкого напряжения.
– Не сможешь, – ответил Кистей, возвышая голос, чтобы я его услышала. – Они так сделаны, чтобы этого не произошло, – произнес он прямо за моей спиной, и я вздрогнула, стукнулась в тесноте локтем о стену.
– Черт, терпеть не могу, когда ты так делаешь!
– Я же тоже хочу посмотреть, – сказал он, обнимая меня за талию и пристраивая голову во впадину у меня между плечом и шеей.
Его глаза не смотрели на мое отражение. Пытаясь не реагировать на покалывание от его поцелуев, я гляделась в зеркало, языком ощупывая чехлы. Спереди они были закругленные, сзади – углом. Я улыбнулась и повернула голову, чтобы рассмотреть получше, разглядеть, как они попадают во впадину между нижними зубами. Мелькнуло и пропало воспоминание о восковых зубах на Хэллоуин, когда мне было восемь лет.
– Перестать сверкать зубами, – прорычал Кистей.
Я повернулась к нему – его руки восхитительно прошлись по моей талии.
– А что такое? – я провокационно прижалась к нему. – Тебя раздражает?
– Нет. – Голос у него стал хриплый, он прижал меня крепче.
Места здесь было мало, но когда я попыталась его отодвинуть от себя, ничего не вышло. Он стоял как влитой, такой теплый и крепкий, и я осталась где была, обняв его за шею и держась за него для равновесия.
– Тебе они нравятся? – спросила я шепотом в дюйме от уха.
Он провел мне губами по ключице, и я задрожала в приливе желания.
– И мне, – сказала я. С бьющимся пульсом я резко отодвинула его голову, не пуская ее к шее, и прижалась сама – новыми зубами пройтись по старому шраму.
Я ощутила его дрожь всем телом.
– О господи, помру сейчас! – шепнул он, тепло выдохнув мне в плечо.
У меня стучала кровь от ощущения этой новой власти над ним. Кистей затих под моими зубами, покорный, но не бессильный. Его руки ощупали мои округлости, на обратном пути вытащив рубашку из джинсов.
Кончики загрубелых от работы пальцев едва ощутимо пробежали по коже, выше, выше, накрыли грудь, а другая рука была на пояснице, прижимала меня к нему. С участившимся дыханием я нежно прикусила старый шрам у основания шеи, и ощущение росло так быстро, что я едва успевала его осознать.
Мое внимание обратилось на старый шрам – я знала, как он чувствителен. Выдохнула прямо в его аромат, и меня заполнило ощущение расслабленности. Я сюда пришла не за тем, но почему бы и нет? Тихий голосок в мозгу поинтересовался, не для того ли я так легко позволила Кистену направить мои мысли в сторону зубов, чтобы подтвердить: у нас с ним есть нечто реальное, и принять предложение Айви – оставив в стороне его неожиданность – значило бы обмануть его. Если так, то это смущает только меня: вампиры считают несколько партнеров по крови и постели нормой, а моногамию – исключением. А я, хотя и не вампир и такие полиаморные отношения принимаю с интенсивным копанием в душе, но сейчас могла думать только о том, что это чертовски хорошо.
Я стала перебирать зубами по всей длине его шеи, ощущая, как напрягаются мышцы. У Кистена задрожали руки, и подумала, почему это я прямо сейчас пытаюсь во всем этом разобраться.
От его вздоха меня пробило адреналином, и я смогла только сдержаться, не навалиться на него и не прокусить кожу. Недоброе чувство возникло во мне и стало расти, и я наслаждалась им. Я могу его укусить. Я могу всадить в него зубы. И я точно знаю, что это с ним сделает. Я не вампир, чтобы зажечь его шрамы, но он вампир, а для этого одного вампира достаточно.
Его руки бродили у меня под майкой, и в просвет между нашими телами я сунула руку, вниз, чтобы расстегнуть одну пуговицу. Всего одну.
Неловкими из-за натянутой ткани пальцами я сумела это сделать. Потом, не в силах сопротивляться импульсу, стала нашаривать молнию. Кистен передвинулся, прижав меня к узкому простенку. Синие глаза полностью почернели, и он зажал мне руки у меня над головой.
– Много себе позволяешь, ведьма! – прорычал он, и меня пронзило желанием.
– Хочешь, чтобы я прекратила? – спросила я, наклоняясь вперед и целуя его насильно.
Бог мой!
Его губы впились в мои, и был на них вкус вина. Мысль о том, что мои зубы совсем рядом с его губами, ощущалась очень остро. Я знала, что Кистей ощущает мою потребность – почувствовать, как нарастает в нем нетерпение – и играл на ней. Но пока он держал мои руки над головой, он не мог мне помешать трогать губами все, до чего я могла дотянуться.
Небольшое движение вперед – и я нащупала губами его шею. Радуясь возможности добиться от него такого отклика, я трогала его, получая совершенно новые реакции от прежнего шрама.
Надо было раньше это сделать, – подумала я, охватывая его ногой и притягивая ближе. Попаду домой – посмотрю, что говорится об этом в руководстве Кормеля по свиданиям с вампирами.
Я охватила Кистена локтями за шею, и он отпустил мои руки, дрожь пробежала по мне, когда он увлек нас в темный коридор. Со стуком я наткнулась спиной на стенку, Кистей сдвинул мне бретельку с плеча и начал целовать обнажившуюся безупречную кожу – я знала, что вампиры не могут перед ней устоять. Гладкость его зачехленных зубов на этой коже вызывала дрожь во всем теле. Если у него сейчас зазвонит телефон, я кого-нибудь убью.
Глаза закрылись в чистом наслаждении, и я на ощупь стала расстегивать на нем рубашку. Играл джаз, звуки с катера разносились над спокойной водой. Я не могла добраться до последних пуговиц – Кистей прижимался ко мне, посылая по телу молнии наслаждения – не успевали они угаснуть, как тут же сменялись новыми. Я плюнула и просто дернула его за рубашку, чтобы она расстегнулась
Кистей замычал в досаде, сдвинулся, прижимая меня к стене. Распахнув веки, я потянулась к его поясу.
– Дай мне, что я хочу, – шепнула я, ощущая свои новые
зубы. – И тогда мне не придется быть грубой, вампирчик.
– Это моя реплика, – сказал он с новой интонацией.
Слова эти отдавали жаждой крови, и меня охватил страх, который я быстро подавила. Руки Кистена секунду помедлили – он овладевал собой – и двинулись дальше. Самообладание у него сильнее моего. Взяв меня за плечи, он зажал меня неподвижно и нашел губами основание шеи. Он жаждал моей крови, но не брал ее – только играл с прежним шрамом.
– Боже мой! – выдохнула я.
Не в силах остановиться, я выгнулась вверх, охватила его ногами за талию, крепче обняла за шею. Он снова переступил, принимая на себя мой вес. Я ощутила его твердость через штаны, и пульс у меня забился чаще. Он это почувствовал и стал агрессивнее – серебристая нить предвкушения в глубине моего существа разбухла в тугой шар. Нехорошо. Это слишком. Я теряла способность думать – так чертовски хорошо мне стало.
Я вцепилась в Кистена, желая ощутить, как вонзятся в меня его зубы. Знал бы он, как я этого хочу, он спросил бы, и я не могла бы отказать. И Айви его убила бы.
Будто ощутив мое смущение, он стал нежнее, повел пальцем по основанию шеи, оставляя ощущение жара и холода одновременно, выше, к уху, остановился, чуть нажал, намекая на большее.
– Можешь остаться до утра? – спросил он.
– М-м-м, – сумела промычать я и постаралась сделать свое согласие убедительнее, проведя кончиками ногтей ему по шее.
– Отлично.
Неся меня, он направился по коридору к темной спальне. Огни Цинциннати неясными бликами отражались на воде, и у меня мелькнула мысль, что комбинашку-то не будет шансов надеть. Сегодня уж точно. Кровать его стояла под окнами, но он посадил меня на комод – я все так же обвивала его ногами.
Находилась я как раз на нужной высоте, открывающей любые возможности – и ощущения взлетели вверх, когда его рука тяжело прошла по моей груди, поглаживая и дразня. Губы Кистена от меня отодвинулись, он нарочито медленно отклонился назад. Гладящие меня пальцы остановились. Почти задыхаясь, я посмотрела ему в глаза.
Они были черны, в них стояла знакомая сдержанная жажда крови, поблескивала отраженным светом. Звенящий во мне адреналин смешивал нетерпение и страх. Что-то менялось – я менялась из-за своих новых, острых зубов. Это не были просто два кусочка кости, это был источник силы, дающий мне власть над Кистеном, даруемую ощущениями, которые я у него могу вызывать. И Кистей это знал – потому и подарил мне их. Делая свои зубы гладкими, а мои острыми, он возвышал меня над собой. И эта мысль явно заводила нас обоих.
Не отрывая от меня взгляда, он взял руку, которую я вдвинула между его расстегнутой рубашкой и им самим. Подышал мне на запястье, сомкнув губы, вдыхая мой аромат.
– Ты пахнешь как все, кого я люблю, вместе взятые.
Его слова послали по моему телу рябь дрожи. Меня покрывал аромат Айви, тихая память о том, что у них когда-то было. Они держались вместе в своей уязвимой юности, чтобы выжить, и я знала, что Кистену недостает их прошлой близости. Просто саднила нужда вернуть ее. Это страдание притянуло меня к нему, вызывало желание дать ему то, что ему нужно, утешить и разум его, и тело. Я шла не второй за Айви, но первой, я могла дать ему то, чего не могла она – все то, что он в ней находил, но без знания о том, через что заставил их пройти Пискари. Я знала, что именно поэтому Айви его оставила – не могла жить с этим напоминанием.
Тяга покориться и отдать ему все крепла, и когда он почувствовал, как я к нему прильнула, он сильнее прижал меня. Мое тело само потянулось к нему, зовя и приглашая. Я втянула в себя его аромат – он закружился во мне водоворотом, феромоны нажимали кнопки, и я застонала от желания. Руки сами зашли ему за спину, ощутив напряженные мышцы, желая уйти в него, потеряться. Я выдохнула, дрожа.
– Иди ко мне! – шепнула я.
Кистен, наклонив голову, взял меня за плечи, поцеловал в основание шеи, нежно, робко, будто никогда еще ко мне не прикасался. У меня дыхание перехватило от наплыва ощущений, жгучие лучи желания вспыхнули где-то глубоко во мне. Я дышала им, звала его. Передышка закончилась – бог мой, что-то я должна сделать.
Горящими пальцами я потянулась к его штанам. Верхняя пуговица была расстегнута, и я расстегнула молнию, стянула их вниз, давая ему свободу. Руки Кистена лежали у меня на пояснице, и я сомкнула руки у него на шее, сползая с комода так, чтобы он мог стянуть с меня джинсы. Ноги коснулись пола, я смогла стряхнуть сперва одну штанину, потом другую.
И снова нетерпеливо охватила его за шею, полезла вверх, снова садясь на комод. Его руки прошли по закруглениям к талии, потом выше. Я застонала в нетерпении, когда он опустил голову. Гладя одну мою грудь рукой и припав губами к другой, он тянул, заводил меня – намек на зубы говорил, что он сделал бы со мной, позволь я это, почти обещал.
Не будь на нем чехлов, он мог бы меня укусить. Адреналин гудел во мне, и я опустила руки, опустила по его тутой, гладкой коже. Он задвигался резче, и я ответила. Резко потянув, он нашел губами основание шеи, подавленная потребность сводила его с ума.
От моего шрама хлынули ощущения, и я свалилась бы, если бы Кистей меня не держал. Сердце застучало, когда он чуть отпустил меня, и дыхание ко мне вернулось. Под моими ищущими пальцами он был гладкий, теплый – резчайший контраст с его грубым прикосновением к моей шее.
Он задышал глубже, его зубы дразнили мне кожу над шрамом, мне до боли хотелось, чтобы он заполнил меня. Я зажмурилась, чувствуя приближающийся экстаз. Ахнула, вздрогнула, когда он прикусил мне кожу, не прокусывая, сильно и твердо – только чехлы не дали пустить кровь.
Меня свело судорогой, я застонала – и Кистена это ударило, как страх.
Сжались пальцы на моих плечах. С вампирской быстротой он подтянул меня ближе, я снова ахнула. Потом, опять заведя руки ему за шею, я сдвинулась, облегчая ему работу, совсем поднялась с комода. Он скользнул в меня невероятно медленно, вытесняя рассудок отчаянной потребностью. Я едва смогла сделать дрожащий вдох – распахнув рот, вдыхала, вдыхала его запах, заполняя своим любимым и разум, и тело.
Он держал меня на весу, и мы двигались вместе. Я руками охватила его шею, держалась на нем, и заметила, что – если не считать очевидного – ничем, кроме губ, не могу сейчас его коснуться. Это самоограничение поразило меня, и я с отчаянием голода накинулась на его шею, исследуя старые шрамы и ощущая, как с каждым движением растет и становится отчаяннее это чувство.
Кистей часто дышал, прижимал меня к себе с голодным жаром, приближая высшую точку наслаждения. Он ртом присосался ко мне, и мелькнуло воспоминание о входящих в меня зубах Айви, страх перед неизвестным спустился судорогой в пах, и Кистей застонал, ощутив его.
Я хотела, чтобы Айви укусила меня, хотела этого бескрайнего блаженства, смешанного со знанием, что это еще и подтверждение: да, она стоит жертв, – и все это проложено слоями того ощущения риска, на которое я так ведусь. И все равно я верила, что она меня к себе не привяжет. А Кистей… в глубине души я его все так же не знала, и острота адреналиновых ощущений все так же манила рискнуть всем. Защита Айви – это был костыль, который позволял мне снимать свою защиту без риска привязать себя к нему. Он не может укусить меня, но… но, быть может, я могу укусить его?
От этой мысли хлынул адреналин, мои руки, лежащие на его спине, сжались, я притянула его к себе, губами к губам. Господи, как мне хочется его укусить! – дошла до меня собственная мысль. Нет, я не хотела пускать ему кровь или пробовать ее на вкус. Но я могу наполнить его ошеломительной волной экстаза, притаившегося у него прямо под кожей. Это ощущение власти над ним было эмоцией почти той же силы, что и страх. А я не привыкла говорить себе «нет».
– Кистен… – выдохнула я, отодвигаясь. – Ты обещаешь
не кусать меня, если я тебя укушу?
Его руки, поддерживающие меня, задрожали.
– Обещаю, – шепнул он. – Ты уже спрашивала, я сказал
да. Боже мой, Рэйчел! Ты могла… ты могла уловить эхо моего
голода, но он не твой. Не бойся.
Всплеск чувства пронизал нас обоих. Я ощутила силу и радость власти. Страх перед будущим мелькнул и исчез. Руки охватили его шею, я прижалась к нему, чувствуя новый подъем желания и власти.
Пульс гудел. Запах кожи и вина будил воспоминания, притягивал меня к Кистену. Он раскрыл губы, и его возбуждение пело во мне, пробуждая жизнь в каждой клетке, а я подавила инстинкт, протестовавший против вкуса чужой крови – и встретилась губами с вампиром.
Кистей выдохнул в боли восторга, а я медленно вошла в поцелуй, осторожно ощупывая языком зубы любимого, двигалась вместе с ним, соединенная. Руки я не могла оторвать, чтобы не упасть с него, а я хотела остаться на месте, сжимая его ногами, чувствуя, что он во мне. Озверев от желания, мы слились ртами, и в миг забытья я нашла его губу – это было просто.
Потекла кровь – меня свело судорогой. Боже мой, это оно! Это весь мир, вся жизнь.
Искрясь и живя, я пробовала вкус вампирской крови. Она пронизывала меня, и я вцепилась в Кистена, не в силах дышать, не в силах прервать невероятный экстаз. Огненной вспышкой вливался в меня голод, и я знала теперь, что приходится смирять каждый день Айви и Кисте ну, и какое счастье – насытить его. Во мне бушевал голод Кистена, но не его страх.
И ничего в этом нет плохого, подумала я, пока меня сжимали руки Кистена. Голод требовал еще, и я глубже всосалась в этот наш поцелуй. Только он и был на свете, и ничего вокруг. Искра жизни, раздутая и лелеемая, выливалась в чувство. И пока гулко отдавался во мне голод Кистена, я пила его кровь, пила ее как свою. Нет, кровь вампира не сделает меня быстрее, или сильнее, или еще что-нибудь. Но это был восторг. Приход, которому нет равных. И я чувствовала, как его аура сливается с моей, занимая с ней одно пространство, ая впивала в себя его.
Прилив добела раскаленного голода вызывала во мне ею кровь. Он застонал, и я снова втянула ее в себя, вцепилась в него пальцами, не отпуская. Мы вот-вот должны были оказаться на пике, и он был уже рядом, чуть-чуть не достать.
У Кистена тряслись руки, я тяжело дышала, ловя ртом воздух. Дикий крик вырвался у него, он прижал меня теснее, кровь его текла как жидкая мысль, неслась, поджигая меня. Я ощущала его в себе и сама прижималась к нему отчаянно.
И это случилось.
Крепко зажмурившись» я откинула голову назад и ничего не могла сделать, только отдаться потоку ощущений, льющемуся в меня, в нас обоих. Каждая клеточка тела моего пела, освобождаясь, создавая такой приход, что можно было только об одном думать – чтобы он длился вечно.
Руки, держащие меня, затряслись, Кистей покачнулся. Не замечая ничего, мы повисли друг на друге, уносимые восторгом.
– Господи, – простонал он в полном изнеможении, отчаянно пытаясь удержать это чувство. И с его словами оно ушло.
Я судорожно вздохнула, обмякла – мышцы меня не держали, я стала падать.
– Боже мой, – сказал он снова, на этот раз в тревоге, подхватил меня и отнес на кровать. Я почувствовала, как меня опускают на нее, и он придвинулся ко мне.
– Рэйчел? – спросил он, держа меня за виски ладонями.
– Все хорошо, – ответила я, тяжело дыша и дрожа. Почувствовав под собой кровать, я выставила руку, чтобы удержаться вертикально. Задрожала от холода – это мое тело попыталось восстановить силы, – и Кистей притянул меня к себе. Вампирская кровь и секс. Черт побери, это не было шуткой. Это действительно так хорошо, что ради этого можно пойти на убийство.
Передвинувшись к изголовью, мы сели почти прямо, и меня обнимали теплые руки Кистена.
– Как ты? – спросил он.
– Отлично. – Я не могла стоять, но чувствовала себя отлично. Лучше чем отлично. И этого я боялась?
Я держала руку у него на груди, где висели полы рубашки. Чувствуя, как успокаивается пульс, я провела пальцами по его груди, ощутила ее гладкость. Поискала глазами свои штаны – они лежали кучей возле комода. Кистеновы были на нем – почти. Я чувствовала, как заполняет меня удовлетворение, и улыбнулась, измотанная и выдохшаяся. Слышно было, как у него бьется сердце, медленно успокаиваясь.
– Кистей?
– М-м?
Этот звук отдался дрожью в его грудной клетке – и во мне. В нем слышался покой, и я приткнулась ближе. Дрожащими пальцами Кистей натянул на нас легкое одеяло.
– Это было невероятно, – сказала я, ежась подшелковой
гладью. – Как… как можно ходить на работу, жить обычной
жизнью, зная, что есть вот такое?
Обнимающие меня руки Кистена напряглись – он нащупал мою руку, остановил ее движение по своей коже.
– Вот так и живешь, – сказал он тихо. – А ты владеешь хорошим укусом. Невинным – и голодным.
– Не надо, – застонала я. – У тебя получается, будто я… я…
Я не знала, как себя назвать – слово «потаскуха» казалось слишком мерзким.
– Потаскуха крови?
– Заткнись! – рявкнула я, и он слегка ухнул – я шевельнулась и мой локоть двинул его в живот.
– Тихо, – велел он, снова обнимая меня и удерживая рядом с собой. – Ты не такая.
Я его простила и пристроилась снова поближе к теплу его тела. Его рука гладила мне волосы, успокаивала, и я смотрела на огни города, отражающиеся в низком потолке, и погружалась в глубокую истому. Ощупала языком чехлы изнутри, почувствовала вкус Кистена до самого горла и не смогла понять, понравилось мне это или нет. Пульс становился медленнее, и мысли вместе с ним. Я знала, что мне нужно побеспокоиться насчет Айви, и смогла сонным голосом только и сказать:
– Айви…
– Т-ш-ш, – прошептал он, гладя меня и успокаивая. – Все хорошо. Я сделаю так, что она поймет.
– Я тебя не бросаю, Кистей, – сказала я, прозвучало это так, будто я себя уговариваю.
– Я знаю.
И он замолчал, а я услышала эхо женских голосов, говоривших до меня то же самое.
– Это не была ошибка, – шепнула я, закрывая глаза. Я знала, что опьянена кровью, что его феромоны особенно сильно подействовали, когда попали в меня вместе с ней. – Я не сделала ошибку.
Его рука, которая гладила меня по голове, становилась все медленнее и медленнее.
– Не сделала, – согласился он.
Успокоенная, я прилегла к нему поближе, вдохнула его аромат для ощущения уюта. Не отдам я это чувство, кто бы что ни делал.
– Так что мы теперь будем делать? – успела я выдохнуть, засыпая.
– Все, что захотим, – ответил он. – А теперь баюшки, спи.
Последние остатки напряжения покинули меня, и я подумала, не надо ли снять эти чехлы.
– Все-все? – прошептала я, удивляясь, как они естественно ощущаются. Я даже про них забыла.
– Все-все, – подтвердил он. – А теперь поспи. Ты давно уже не спала как следует,
В безопасности кольца его рук я закрыла глаза, чувствуя себя такой защищенной, какой никогда еще не была после смерти отца. И только теперь я почувствовала плавное движение катера, укачивающее меня, погружающее в забытье. Удовлетворенную душевно, телесно и умственно, и теплые руки Ки стена были как самое уютное теплое одеяло в холодное утро. Я вздохнула, обретая мир и покой, отсутствия которых даже не замечала,
И на этой непонятной границе сна и яви я услышала, как Кистей вздохнул, все также нежно поправляя пальцами волосы у меня надо лбом.
– Ты не бросай нас, – шепнул он, явно не зная, что я еще
не сплю. – Вряд ли я или Айви сможем это пережить.
Глава двадцатая
Стоя у дверей церкви на раннем послеполуденном солнышке, я перебросила блестящий бумажный пакет с трехдолларовыми пирожными и устроила пенопластовый контейнер со сваренным гурманским кофе на сгибе локтя. Освободив руку, я смогла открыть замок и толкнула тяжелую дверь. Лямка от сумки соскользнула к локтю, стесняя движения, но когда дверь открылась, я выдохнула с облегчением. Слава богу, на засов не закрыли. Пройди я через заднюю дверь, Айви проснулась бы наверняка.
Прислушиваясь, я распахнула дверь пошире. Меня мутило и хотелось бы сказать, что от недосыпания, но я знала: это от неизвестности, что случится в ближайший час. Кистей не прокусывал Мне кожу, но Айви все равно выйдет из себя, особенно после вчерашнего, когда она так ясно высказалась. Но так или иначе, а в следующие шестьдесят минут моя жизнь должна поменяться.
Свалить объяснения на Кистена тоже нельзя. С Айви мы делим кров, и это было мое решение. И сегодня утром, справившись с небольшим приступом паники в ванной у Кистена, я убедила его: информировать Айви лучше мне. Со мной она хочет строить отношения, и если я появлюсь, спокойная и без признаков раскаяния, она скроет свои чувства, пока сама с ними не разберется. Если придет он, робкий и виноватый, она взбесится и кто знает, что тогда натворит. Ну и вообще: Айви мне показала, что она может предложить – и тут же вышла вон. Так чего она от меня ожидала? Целомудрия с Кистеном до тех пор, пока не разберусь? Кистей прежде всего – мой бойфренд.
Но с Айви мы друзья, и с ее чувствами я считаюсь.
Пакет шоколадок «Годива» и наперсточек кизилового меда, обошедшийся мне в десять баксов, покачивались у меня на мизинце, пока я закрывала дверь и в темноте прихожей снимала туфли. Вот настолько я не выше взяток. Можете меня осуждать.
Нерушимая тишина заставила меня остановиться. Она была жутковата, и я в носках тихо прошла через святилище. Айви убрала оттуда свою стереосистему, но мебель еще была составлена в углу. Интересно, она меня ждала, чтобы мы с ней вместе закончили гостиную? Церковь ощущалась как-то поиному – ее осквернение будто давило на мою ауру.
Опустив голову, я проскочила мимо закрытой двери в спальню, не желая, чтобы запах кофе разбудил Айви раньше, чем я буду готова. Не такая же я дура, чтобы верить, будто пирожные, кофе, шоколадки и мед смогут успокоить раненые чувства Айви и тревогу Дженкса – но они могут дать мне время все объяснить до того, как дерьмо брызнет на вентилятор. Кистей предложил мне сказать, будто я его укусила, чтобы лучше понимать ее голод, но это было бы вранье – я его укусила, зная, что мне понравится. Что это оказалось так хорошо – было неожиданным подарком, который теперь меня смущал.
Добравшись без приключений до кухни, я поставила пироные рядом с мойкой, вздрогнула, увидев противень девять на тринадцать с неглазированным шоколадным пирогом и миску белой глазури.
Пока я спада с Кистеном, она сделала пирог? Класс.
– Красивую тарелку, – сказала я, гася себе чувство вины и ища блюдо, которое Айви купила весной на гаражной распродаже, когда я сказала, что мне нравится ободок из фиалок. Не найдя это блюдо, я взяла верхнюю из наших повседневных черных тарелок. Фарфор звякнул, и я выглянула в коридор. Заскрипел пакет – я вынула и разложила пирожные. Дальше – кофе… я нахмурилась, увидев, что в буфете нет чашки Айви с логотипом «Вампирских чар». Не похоже на нее – оставить чашку в посудомойке. Но дверца скрипнула, и я стала разливать кофе в чашки поменьше.
– Теперь для Дженкса, – сказала я про себя, доставая десертную тарелку, устанавливая на ней квадратик помадки и стратегически правильно размещая рядом мед. Должно получиться. Я буду говорить с ними обоими, и все должно кончиться хорошо. Ведь это же не то, что я ему позволила укусить меня?
Закончив приготовления, я повернулась к столу. И кровь застыла у меня в жилах: компьютера Айви не было.
Сразу вспомнилось святилище и отсутствующая стереосистема.
– Боже мой, пусть это будет ограбление! – взмолилась я
шепотом.
Испуганная до безумия, я вылетела в коридор. Она узнала и уехала? Черт, я же хотела сама ей рассказать!
С колотящимся сердцем я остановилась перед дверью Айви, чувствуя, как бросает меня то в жар, то в холод. Неуверенно постучала в толстые доски.
– Айви? – Ответа не было. Я сделала глубокий вдох, снова
постучала и повернула ручку. – Айви, ты не спишь?
Чувствуя подступившее к горлу сердцебиение, я заглянула. Кровать застелена, комната выглядит обычно. Но книга на ночном столике не было, и одежный шкаф опустел.
– Ах ты… черт, – выдохнула я, глянула на стены, где висела ее подборка фотографий. Все были на месте, насколько я могла припомнить, но тут я подумала: а та фотография, где мы с Дженксом стоим перед Макинакским мостом? Мне померещилось пустое место на холодильнике?
С чувством, будто все происходит не на самом деле, я выбежала в кухню – и у меня упало сердце. Фотографии не было.