— Через двадцать минут после того, как вы спустились со скалы, в каньон-щель ворвались потоки воды, — продолжала Нора. — Мощные потоки, собравшиеся на плато Кайпаровиц. Наверняка над ним висел гигантский грозовой фонт. Иначе просто быть не могло. И не заметить его мог разве что слепой.
— Я сообщила вам верный прогноз, — принялась оправдываться Слоан. — Когда вернемся, можете проверить. В метеорологической службе Пейдж наверняка есть архив и…
Нора не слушала. Перед ее глазами неслись мутные темные волны, кружившие и швырявшие о каменные стены тело Арагона.
— Я не буду просматривать старые прогнозы погоды, — покачала она головой. — Вместо этого я проверю данные, полученные со спутников. Несомненно, они подтвердят, что сегодня утром над плато Кайпаровиц проходил колоссальный грозовой фронт.
Лицо Слоан покрыла смертельная бледность. Капли дождя медленно стекали по высоким скулам.
— Мисс Келли, послушайте. Я не имею привычки глазеть в небеса. Да и времени на это у меня не было. Вы дали мне поручение, и я его выполнила. А все остальное — ваши домыслы.
— Где Блейк?
— Наверху, в городе. — Вопрос ее явно озадачил.
— Я непременно спрошу его, что он видел, поднявшись на край каньона. Как вы думаете? Каков будет его ответ?
— Он нездоров, и… — сдвинув брови, пробормотала Слоан.
— Он нездоров, а Арагон мертв. — Нора с трудом сдерживала ярость. — Вы решили проникнуть в эту киву любой ценой! И ценой оказалась жизнь человека!
Девушка молча слушала.
— То, что вы совершили, — преступление, и вы за него ответите. Вас ждет суд и, возможно, тюрьма. На карьере археолога можете поставить крест. Я об этом позабочусь.
Растерянность во взгляде Слоан сменилась иным выражением.
— Ты не сделаешь этого, — прошипела она с угрозой. — Ты ничем не сумеешь мне помешать.
— Скоро вы убедитесь в обратном.
В темном небе сверкнул ослепительный зигзаг молнии, а вслед за ним скалы сотряс раскат грома. Рефлекторно прикрыв рукой глаза и опустив голову, Нора увидела холодный блеск металла. Из-за пояса Слоан торчала рукоять револьвера. В следующий миг она встретила исполненный ледяной решимости взгляд девушки. Крепко сжав челюсти, дочь профессора сделала глубокий вдох. Нора смотрела на нее, догадываясь о том, что сейчас произойдет, и не в силах в это поверить.
— Нет, — выдохнула она.
Девушка вперила в нее немигающий взгляд.
— Нет, — повторила Нора громче и сделала шаг назад, в темноту.
Рука Слоан неспешно потянулась к оружию. Нора погасила фонарь и очертя голову кинулась прочь, в спасительную темноту.
От лагеря ее отделяло около ста ярдов, да он и не мог послужить ей убежищем. Путь к древнему городу перекрыла преследовательница, а темный бурлящий поток не позволял искать спасения в долине. Ей оставалось бежать лишь в одном направлении.
Она неслась во весь дух, на бегу лихорадочно анализируя ситуацию. Слоан не из тех, кто способен примириться с поражением. Для того чтобы ей не мешали войти в киву, она с легкостью пожертвовала тремя человеческими жизнями. Если начальница экспедиции вернется в цивилизованный мир, дочь профессора Годдара ожидает позор и крах всех честолюбивых планов. Без всякого сомнения, девушка не может позволить себе выпустить ее отсюда живой. Дернуло же Нору пуститься в преждевременные угрозы! Совершенно идиотский поступок. Сама загнала Слоан в тупик, не оставив выбора, и тем самым подписала собственный смертный приговор.
Нора промчалась вдоль скалы к нагромождению гигантских камней в дальнем конце долины. Путь ее освещали лишь вспышки молний. Она заметалась между валунами, почти на ощупь выискивая надежное укрытие. Воспользоваться фонарем сейчас означало выдать себя с головой. Наконец ей удалось найти достаточно широкую расщелину. Втиснувшись в нее, Нора затаила дыхание и сжалась в комок. Следовало хоть немного успокоиться и решить, как выбраться из безнадежной ситуации, в которую ее угораздило попасть.
Она получила лишь временную передышку. Вскоре Слоан непременно сюда доберется. А обнаружив ее, без промедления осуществит задуманное.
Вспомнив о Смитбэке, мирно спящем в палатке, начальница экспедиции судорожно сжала кулаки. Расправиться с ним дочери профессора не составит большого труда. Правда, сейчас ей в лагере делать нечего. И даже если она заглянет в палатку, скорее всего, не станет убивать Билла сразу. Норе оставалось лишь, уповая на везение, лихорадочно перебирать в уме способы остановить взбесившуюся девицу.
Ведь есть же какой-то выход. Помимо Слоан с Блейком в лагере оставались еще Свайр и Бонаротти… а вдруг они все в сговоре? Она тряхнула головой. Глупости какие.
Как бы то ни было, ей необходимо проникнуть в лагерь, вытащить Смитбэка и скрыться. Но сперва придется выждать несколько часов, а Слоан явно не станет сидеть сложа руки. Выбираться из каньона и сбегать, бросив на произвол судьбы раненого, беспомощного журналиста, Нора тоже не собиралась. Она упорно продолжала перебирать в уме всевозможные варианты действий, отбрасывая их один за другим и все с большим трудом сопротивляясь готовой вырваться на свободу панике.
Джон Бейудзин пересек каменистое плато, расположенное выше Квивиры. Стояла кромешная тьма. Вторая, более слабая гроза, разразившаяся совсем недавно, еще не унялась. От дождя камни сделались скользкими, и ему приходилось соблюдать величайшую осторожность. Старые кости ныли от долгой ходьбы. Увы, лошадь пришлось оставить в долине Чилба. Тропа жрецов позволяла передвигаться лишь на двух ногах.
Приметы, позволявшие ему судить о верности выбранной дороги, — едва заметные каменные пирамиды — встречались до крайности редко. Следовать за всеми изгибами тропы в темноте оказалось нелегко, но Бейудзин обладал немалым опытом и умением. Правда, с годами его зрение утратило былую остроту. А самый опасный участок еще только предстояло преодолеть. Впереди ждал крутой спуск вдоль края второго, непроходимого каньона-щели.
Старый индеец плотнее закутался в промокший насквозь плащ. Дед много рассказывал ему о тропе жрецов, и все же он не подозревал, насколько тайный путь окажется длинным и тягостным. Отыскав в долине Чилба едва заметную зарубку на скале, Джону пришлось несколько миль продираться сквозь заросли можжевельника, спускаться в глубокие расщелины и овраги, пересекать узкие плато. Бейудзин старался двигаться как можно быстрее, но усталое тело отказывалось подчиняться. Времени оставалось слишком мало, возможно не осталось совсем. Однако он гнал от себя мысли о произошедшем или вот-вот готовым произойти в долине на пороге Квивиры.
Старый индеец резко остановился. В сыром воздухе отчетливо повеяло костром. Однако к запахам дыма и влажного пепла примешивался непонятный, смутно знакомый аромат. Сердце забилось где-то в горле. Бейудзин замер, настороженно оглядываясь. Вспышка молнии на мгновение рассеяла тьму, и он увидел то, что и ожидал увидеть. Рядом, под выступом скалы, дотлевали угли небольшого кострища.
Джон напряг слух. Поблизости никто не затаился. Хозяева костра давно ушли отсюда. Старый индеец опустился на корточки и, сосредоточенно сдвинув брови, пошарил пальцами в теплой золе. Торопливые движения выдавали беспокойство, овладевшее им. Среди пепла ему удалось обнаружить измятый и обугленный обрывок лепестка. Затаив дыхание, Бейудзин поднес его к носу. Худшие опасения подтвердились — сквозь тяжелый запах гари пробивался приторно-сладкий дух.
Старый индеец тяжело поднялся и вытер пальцы о штаны. Давным-давно, в детстве, Джону пришлось стать свидетелем ужасного события. Один старый, очень злой человек нарушил запрет. Он сорвал цветок дурмана и сжевал его. Под влиянием растения старик впал в ярость, обретя невероятную силу. Никто не мог с ним справиться. Лишь когда несколько молодых здоровых парней разом навалились на безумца, его удалось связать и утихомирить.
Здесь произошло нечто более страшное. Куда более страшное. Совсем недавно на плато свершился колдовской ритуал, пробудивший могущественного злого духа. Те, кто разжег костер, воспользовались опасным древним рецептом. Они смешали цветы дурмана с ядовитыми грибами, побегами мескалинового кактуса и настойкой из насекомых, с давних времен считавшихся неприкасаемыми. Дух вошел в их тела, поглотив души. Одержимые им сильны, ловки и не ведают боли. Не только чужой, но и своей собственной.
Опустившись на колени, старый индеец пробормотал в темноту короткую пылкую молитву и заспешил дальше по опасной тропе.
Бонаротти скрючился у стены планетария, опершись локтями на колени. Неподвижный взгляд его устремился в темноту. Сумрачное небо над долиной то и дело рассекали зигзаги молний. С гигантского каменного выступа, нависавшего над входом в Квивиру, сплошной стеной падала дождевая вода. Луиджи не имел какой-либо веской причины покидать древний город, единственный сухой островок среди насквозь промокших каньонов. Равно как и не видел необходимости торчать среди безмолвных развалин. Все, что ему теперь оставалось, — переждать несколько дней непогоды с максимально возможными удобствами.
Как ни странно, но сейчас он не испытывал особого разочарования. В первую минуту Бонаротти едва не задохнулся от досады. Вместо драгоценного желтого металла пресловутая кива оказалась доверху набита какими-то глиняными горшками. Однако теперь его волновала лишь ноющая боль в костях и мышцах. Да будь там хоть горы золота, Луиджи оно бы не досталось в любом случае. Спрашивается, с какой стати он пришел в подобный ажиотаж? С какой стати из кожи вон лез, разгребая лопатой завалы? В результате ни рукой ни ногой не может пошевелить от усталости. Мимо торопливо прогрохотали чьи-то шаги. Чуть позже внизу, в долине, раздались сердитые, возбужденные голоса. Или ему все почудилось? Упорный, надоедливый дождь заглушал все звуки, а в ушах стоял беспрестанный гул. Что бы там ни происходило, его это не касается.
Негнущимися пальцами он вытащил из кармана пачку сигарет и спички. Курение на объекте категорически запрещено, однако плевать он сейчас хотел на запреты. Кроме того, дочка мистера Годдара относится к подобным нарушениям куда более снисходительно, нежели бывшая начальница. В проклятом древнем городе у него осталось лишь одно удовольствие — табак. И Луиджи не собирался от него отказываться.
Однако никакого удовольствия сигарета не доставила. Вкус ее оказался отвратительным. Словно в гильзу вместо табака набили мелко нарезанного картона вперемешку со старыми носками. Бонаротти извлек сигарету изо рта, внимательно рассмотрел и вновь попытался закурить. Каждая затяжка отдавалась в легких колющей болью. Закашлявшись, он потушил ее и убрал окурок в карман.
Теперь ему стало окончательно ясно — проблема не в куреве. На память пришел охваченный агонией Холройд. Тягостное воспоминание заставило итальянца содрогнуться. Он поспешно вскочил. При резком движении кровь тут же отхлынула от головы, шум в ушах усилился и грудь охватило жаром. Пошатнувшись, Луиджи оперся рукой о каменную стену.
Повар попытался вдохнуть глубже. Затем, осторожно переставляя ноги, сделал несколько шагов. Земля под ним качнулась, и он вновь схватился за стену. Здесь, на холодном песке, Бонаротти просидел всего минут пятнадцать, самое большее полчаса. Какой недуг успел овладеть им за такое короткое время? В висках словно стучали молоточки, причем стук их усиливался с каждой минутой. Дождь понемногу стихал, и монотонный гул в ушах, не приглушенный шумом воды, сделался особенно мучительным. Сам не зная почему, Бонаротти двинулся к центру города. Каждый шаг стоил невероятных усилий.
Посреди окутанной сумраком площади он остановился. Дома, обступившие его со всех сторон, равнодушно взирали на чужака пустыми глазницами окон.
— Я заболел, — произнес Луиджи в пустоту.
Гул в ушах становился невыносимым. Или это все-таки дождь? Бонаротти теперь испытывал лишь одно желание — скрыться от проклятого шума, отыскать тихое темное место и свернуться калачиком, зажав уши руками. Он уставился в небо, ожидая, пока новая вспышка озарит город. Молния не заставила себя долго ждать, и повар, разглядев дверной проем ближайшего строения, побрел туда.
Возле самого входа Луиджи помедлил. Мысль о том, что он поступает неправильно, на мгновение прорвалась сквозь марево боли и усталости. Но ему отчаянно хотелось лечь, он едва не падал. Кромешная тьма перед ним казалась одушевленной. Отвратительная, склизкая, ползучая темнота. Казалось, она проникает в легкие, вызывая тошноту. А может, тошноту вызвал сладковатый запах цветов, заполнивший ноздри? Повар качнулся, не зная, в какую сторону поставить ногу.
А потом все сомнения исчезли, и он устремился вперед, в непроглядный сумрак.
Мелькнув в неверном отблеске молнии, спина мисс Келли исчезла за пеленой дождя. Без сомнения, она побежала к нагромождению гигантских камней в дальнем конце долины. Никакого другого укрытия здесь не найти. Тяжелый револьвер по-прежнему холодил бок. Слоан не стала стрелять. В погоню она тоже не устремилась.
Минута проходила за минутой, а девушка по-прежнему не двигалась с места. В тот момент, когда мисс Келли, живая и невредимая, возникла перед ней из темноты, она испытала настоящий шок и до сих пор не оправилась от пережитого потрясения. Начальница экспедиции обвинила ее в убийстве. Она же не имела на это никакого права! Слоан прекрасно отдавала себе отчет в том, что сделала. И считать себя убийцей не видела ни малейших оснований. А теперь, заново переживая весь их разговор, она ощутила, как в душе закипает ярость. В конце концов, ее попросили сообщить прогноз погоды. И Слоан повторила его слово в слово. Если бы мисс Келли не была такой упрямой, такой деспотичной, такой несговорчивой…
Девушка несколько раз вдохнула полной грудью, пытаясь обрести душевное равновесие. Следовало все хорошенько обмозговать и разобраться с проблемой быстро, но без лишнего шума. Перестрелка ей не грозит — единственный штатный револьвер, прилагавшийся к экспедиционному снаряжению, сейчас у нее. Однако если беглянка нарвется на Свайра или Бонаротти…
Слоан смахнула со лба дождевые капли. Куда, кстати, эти двое запропастились? В городе ни повара, ни ковбоя она не видела. В лагере тоже. Не могло же им взбрести в голову прогуляться под дождиком среди непроглядной ночи. Подобные романтические наклонности у обоих явно отсутствуют.
Она усмехнулась. Стремиться к неизвестному — отличительная черта характера Слоан Годдар. Только благодаря ей меньше часа назад сделана потрясающая находка. Вся Квивира меркнет перед ней. А ведь стоило только послушаться официального руководителя группы, и мир никогда бы не увидел сокровищ, спрятанных в киве солнца. Приступ острой злобы накатил на девушку с новой силой. Как все-таки здорово уметь настоять на своем! И упорство увенчалось победой. Она и мечтать не смела о столь щедрой награде. Теперь осталось лишь во всеуслышание заявить о своем восхитительном открытии. Бонаротти и даже Свайр вряд ли станут омрачать ее торжество. После гибели Смитбэка и Арагона на пути стояла лишь мисс Келли. С некоторым удивлением Слоан осознала — поворачивать вспять уже поздно.
В темноте раздался негромкий кашель. Пальцы машинально обхватили рукоять револьвера. В ближайшей палатке кто-то тихонько заворочался.
Слоан порысила к ней, на ходу вынимая из кармана фонарик. У самого входа она замерла в нерешительности. Скорее всего, там Свайр или Бонаротти. Больше некому. А вдруг они слышали ее словесную перепалку с начальницей экспедиции? Горячая волна паники вновь накатила на девушку. Не в силах больше выносить неизвестности, она откинула полог.
От изумления у нее отвисла челюсть. Перед ней, укрытый спальным мешком и одеялом, сладко почивал Смитбэк. В первую секунду Слоан не поверила собственным глазам. Хотя стоп. Мисс Келли упоминала лишь о смерти Арагона. Значит, спастись удалось двоим.
Она без сил опустилась на колени, привалившись к стойке палатки. Судьба, совсем недавно преподнесшая столь дивный подарок, обернулась против нее. До сих пор все складывалось наилучшим образом. Уладить проблему с бывшей начальницей не составило бы особого труда. И тут откуда ни возьмись — чертов журналист…
«Чертов журналист» открыл глаза и изумленно уставился на девушку.
— Привет, — сказал он, с усилием поднимая голову. — Давненько не виделись.
Слоан даже не взглянула в его сторону.
— Я вроде как слышал выстрел, — продолжал Билл. — Или это мне со сна померещилось?
Рукой, в которой был зажат револьвер, Слоан сделала ему знак молчать.
Смитбэк растерянно заморгал.
— Зачем вам оружие?
— Заткнетесь вы или нет? — рявкнула девушка. — Мешаете думать своей трескотней.
Налицо Смитбэка набежала тень.
— А где Нора?
Слоан наконец удостоила его взглядом. И в ту же минуту в голове у нее созрел план.
— Думаю, прячется меж камней в дальнем конце долины.
Смитбэк безуспешно попытался приподняться, опираясь на локти.
— Прячется? Но почему? Что случилось?
Слоан медлила с ответом. Возможно, другого шанса не представится. Его нельзя упускать.
— Почему Нора прячется? — повторил журналист дрожащим голосом.
Дочь профессора вперила в него ледяной взгляд, собирая в кулак всю свою решимость.
— Она прячется, потому что я собираюсь ее убить, — отчеканила она подчеркнуто невозмутимым голосом.
Смитбэк, сморщившись, перевел дух и вновь попытался приподняться.
— Похоже, у меня бред, — пробормотал он. — Или слуховые галлюцинации от лекарств. То выстрелы чудятся, то какая-то чушь. Будто вы сказали, что собираетесь убить Нору.
— Со слухом у вас все в порядке. Я действительно собираюсь ее убить.
Журналист закрыл глаза и до скрежета сжал зубы.
— Нора не оставила мне другого выбора, — пояснила Слоан.
Она старалась воспринимать ситуацию отстраненно и не давать воли эмоциям. Вся ее дальнейшая жизнь зависела от того, сумеет ли она разрешить проблему.
— А я думал, дурацкие шутки — это исключительно мой конек. — Смитбэк не сводил с нее глаз.
— Я не шучу. Я намерена дождаться ее в этой палатке и застрелить. — Девушка покачала головой. — Мне очень жаль, Билл, но вам придется сыграть роль приманки. Ваша Нора ни за что не уйдет, бросив вас здесь.
Журналист, сморщившись от боли, снова попытался подняться и опять рухнул на подушку. Слоан проверила патроны в барабане. Револьвер не имел предохранителя, и она взвела курок.
— Зачем? — выдохнул Смитбэк. — Зачем вам ее убивать?
— Вы задаете слишком много вопросов, — усмехнулась девушка, чувствуя, как стена показного хладнокровия вот-вот разлетится под напором нового приступа ярости. — Сейчас не время проводить журналистское расследование.
— Похоже, вы просто спятили.
— Грубости и оскорбления с вашей стороны сделают мою задачу более легкой.
Смитбэк облизал пересохшие губы.
— Зачем вам убивать Нору?
— Зачем? — повторила Слоан прерывающимся от злобы голосом. — Ваша драгоценная Нора сама на это напросилась. Она вела себя в точности так, как мой дражайший папочка, и чертовски меня этим достала. Она хотела, чтобы все действовали по ее указке, и думала, что слава достанется ей без остатка. Вот только выяснилось, что она трусовата. Стоило каким-то жалким отморозкам немного припугнуть ее, она решила сматывать удочки, даже не заглянув в киву солнца. Хорошо, что я не стала плясать под ее дудку. Знали бы вы, что я там обнаружила. Все, что мы видели здесь, не идет ни в какое сравнение с этими сокровищами.
— Значит, вы все же нашли золото?
— «Золото»! — презрительно фыркнула девушка. — Я говорю о керамике.
— О глиняных горшках?!
— Вижу, вы такой же идиот, как и все остальные, — процедила Слоан, уловив в его голосе нотки откровенного разочарования. — Так и быть, я просвещу вас. Пятнадцать лет назад музей Метрополитен заплатил миллион долларов за так называемый кратер Евфрония.[17]К вашему сведению, это всего лишь треснувший кувшин для вина, правда, сделанный в Древней Греции. В прошлом месяце чаша с отбитым краем из долины Мимбрес была продана на аукционе Сотбис за сто тысяч фунтов. Так называемые глиняные горшки, которыми сплошь заставлена кива солнца, не только бесконечно красивее. Они относятся к чрезвычайно редкому стилю. До сих пор археологам не удавалось найти ни одного целого образца. Ни одного, понимаете? Но для мисс Келли все это — сущая ерунда. Она заявила, что, вернувшись к цивилизации, отдаст меня под суд и поставит крест на моей карьере. И как, по-вашему, я должна поступить? — возвысив голос, продолжила Слоан. — У меня есть две возможности. Я могу вернуться в Санта-Фе в лучах славы. Могу по праву пользоваться всеми плодами, которое принесет мое грандиозное открытие. А могу загреметь в тюрьму, окруженная позором и презрением. Возможно, мне придется провести остаток дней за решеткой. Подскажите, какой путь мне выбрать?
Журналист молчал.
— Согласитесь, выбор не так труден, — усмехнулась Слоан. — И я его сделала. Она непременно вернется за вами. И тогда я ее убью.
Смитбэк внезапно приподнялся на локте.
— Нора! — завопил он что есть мочи. — Не ходи сюда! Слоан…
Девушка ударила его по голове рукояткой револьвера. Журналист, застонав, рухнул без сознания.
Отыскав глазами небольшой фонарь, дочь профессора оставила его зажженным в дальнем углу палатки. Затем она подхватила собственный, расстегнула молнию на пологе и выскользнула в темноту.
Рядом с матерчатым домиком темнел густой кустарник. Проворно и бесшумно пробравшись меж ветвей, Слоан залегла с оружием наизготовку. Освещенная изнутри мягким светом фонаря, палатка казалась уютной и безопасной. Разглядеть притаившуюся в зарослях девушку практически не представлялось возможным, в то время как она, словно на ладони, могла видеть всякого, приблизившегося ко входу. Вернувшись за Смитбэком — а Слоан не сомневалась в скором появлении сбежавшей начальницы, — мисс Келли станет превосходной мишенью.
На память пришел Блейк. Больной и брошенный, напрасно ожидавший ее в киве. Нет. Пока она не могла думать о нем. Прежде следовало разобраться с самой насущной проблемой. Кстати, как поступить с телом? Пожалуй, лучше всего отволочь в воду. Поток моментально утащит его на другой конец долины, в мясорубку каньона-щели. И если останки когда-нибудь обнаружат — предположим, их вынесет в реку Колорадо, — никакая экспертиза не установит истинной причины смерти. Все решат, будто Нора Келли попала в наводнение. Но ведь именно так ей изначально и следовало погибнуть. А потом ее участь разделит Смитбэк. Слоан на мгновение прикрыла глаза, отгоняя прочь тягостную картину. У нее нет другого выбора. Придется взять на себя дело, с которым не справилась разбушевавшаяся стихия.
Опустив глаза на уровень прицела, она замерла в ожидании.
Арон Блейк лежал на полу кивы, напуганный, растерянный и несчастный. Свет догорающей лампы едва разгонял душный, пыльный сумрак. Впрочем, глаза его оставались плотно закрыты. Он не желал видеть место, столь горько разочаровавшее его. Казалось, с тех пор как ушла Слоан, прошло много часов, но возможно, минуло всего лишь несколько минут. Блейк потерял представление о времени.
Арон с трудом поднял тяжелые веки. С ним творилось что-то неладное, и он это сознавал. Лихорадочное возбуждение, пережитое во время бешеных раскопок, физическое напряжение, сокрушительное разочарование — все обернулось невероятной усталостью. А может, дело в чрезмерной духоте? Ему надо отсюда выбраться, глотнуть свежего воздуха. Попытавшись подняться, Блейк испытал нечто, похожее на удивление, — ноги его не держали.
Он бессильно сполз на пол. Один из горшков, подкатившись к нему, оставил на пыльном полу дорожку, похожую на след змеи. Итак, Арон попал в ловушку. Профессор вновь попытался встать, однако ноги свело судорогой. Мышцы отказывались повиноваться. Приглушенный пылью свет фонаря становился все более тусклым.
Когда он был подростком, его нередко мучил ночной кошмар. Арону снилось, будто его разбил паралич и он не может двинуть ни рукой ни ногой. И вот страшный сон сделался явью. Конечности словно закоченели, и привести их в движение Блейк не мог никакими усилиями.
— Я не могу двигаться! — хотел крикнуть он, но тут же с ужасом ощутил, как немеющий язык теряет способность шевелиться. Изо рта вырывалось лишь нечленораздельное бульканье, а по подбородку текла слюна. Арон несколько раз повторил попытку позвать на помощь, однако лишь впустую растратил остатки сил. Охваченный паникой, он взирал на свои ноги и руки, изредка сотрясаемые судорогой. Перед глазами закружились какие-то диковинные фигуры. Блейк попытался было отвернуться, но шея словно окаменела. Он закрыл глаза. Через секунду назойливые видения проникли под веки.
— Слоан! — завопил он, вновь открыв глаза.
На этот раз его рот не исторг даже бульканья. Фонарь мигнул последний раз и погас, оставив Арона в кромешной тьме. Наверное, следовало прекратить все попытки кричать и двигаться. Слоан собиралась принести лекарства. Куда же она пропала? Во мраке видения совсем обнаглели. Они плясали, шептали, ухмылялись. Какие-то уродливые создания, черепа с оскаленными зубами и скелеты водили вокруг него чудовищный хоровод. В ноздри бил запах паленого человеческого мяса, до слуха долетали стоны и визги жертв, захлебывающихся собственной кровью.
Это становилось невыносимо. Блейк уже не мог сомкнуть веки, в противном случае они начинали свинцовой тяжестью давить на вылезавшие из орбит глазные яблоки. Профессор не имел возможности издать хотя бы звук, а закрыть рот не позволяли сведенные судорогой челюсти. Остатки гаснущего сознания твердили ему: чудовища, наполнившие киву, — всего лишь галлюцинация. Значит, он еще не утратил границы между реальностью и бредом… Но как мучительно не ощущать собственного тела, с которым происходит нечто ужасное! Блейк даже не мог понять, здесь ли они, его непокорные руки и ноги, или растворились в темноте. Действительность оказалась во много раз страшнее ночных кошмаров.
Воспоминания о недавних событиях мешались у него в голове. Кажется, мисс Келли погибла. А теперь умирает сам Арон. С кем он пришел сюда, в эту киву? Да, здесь были Слоан и Бонаротти. Потом они спустились вниз, чтобы позвать на помощь Арагона. Но это невозможно. Арагон тоже мертв.
Арагон, Смитбэк, Нора… В их смерти виноват он. Он убил их так же точно, как если бы сам нажал на спусковой крючок. Блейк позволил Слоан ввести их в заблуждение. Жажда славы, охватившая его, оказалась слишком сильна. Она вытеснила все прочие чувства. Профессор беззвучно застонал. Никто не придет спасти его. Он умрет один, в темноте.
И вдруг темноту прорезал луч. Тонкий, едва различимый. До слуха долетело поскрипывание, и в сердце мгновенно ожила надежда. Это Слоан! Наконец-то она вернулась.
Свет становился все более ярким и уверенным. Пламя ворвалось во мрак кивы, оставив позади шлейф искр. Горящая ветка, догадался Блейк. В древнее строение пробралось диковинное существо — полузверь-получеловек.
Сердце тоскливо сжалось. Он ждал спасения напрасно. Его всего лишь посетила новая галлюцинация. Внутри Арона все сотрясалось от рыданий, однако глаза оставались сухими, а лицо — неподвижным.
Создание приблизилось к нему. К запаху можжевелового дыма от импровизированного факела примешивался нежный, сладковатый аромат сорванных цветов. В неровном свете горящей ветки блеснуло лезвие обсидианового ножа.
Какой все-таки странный бред, отстраненно подумал Блейк. Запах совершенно не соответствует видению. Вероятно, из какого-то дальнего уголка его сознания всплыли забытые образы участников древнего отвратительного ритуала. Давным-давно он читал о них в одном из научных журналов.
Чудовище склонилось над Ароном. Лицо его закрывала маска из оленьей кожи, покрытая пятнами запекшейся крови. Сквозь прорези блестели глаза, и глаза казались на удивление настоящими. Как и холод лезвия, коснувшегося горла. Раньше Блейк даже представить не мог, насколько бред способен походить на реальность. Такой отчетливый, такой осязаемый, такой…
А потом он ощутил, как нож прочертил линию на его шее. Из разреза со свистом вырвался воздух, а вслед за ним — поток горячей пенящейся крови. Лишь в последнюю секунду Арон осознал, что все происходит наяву.
Напрягая зрение и слух, Слоан ждала. Гроза стихла, дождь еле слышно шелестел по траве и листьям. Она аккуратно поднесла фонарь к наручным часам — половина одиннадцатого. Косматые тучи потихоньку рассеивались. Вскоре на прояснившемся небе засиял серп луны. И все же темнота еще позволяла мисс Келли пробраться в лагерь незамеченной.
Слоан поерзала, устаиваясь удобнее. Куда все-таки подевались Свайр и Бонаротти? В Квивире она их не видела. И в лагере их нет, это совершенно точно. Возможно, они вернулись в киву и возятся с заболевшим Блейком? В любом случае, повар с ковбоем не вертятся поблизости, и это хорошо. Мисс Келли не может скрываться вечно. Скоро она наверняка явится за своим ненаглядным Смитбэком.
Девушка уставилась на палатку, наполненную ровным уютным светом. Она походила на лампу под абажуром, зажженную посреди темной комнаты. Из лагеря не доносилось ни звука, лишь далекий шум потока нарушал тишину в долине. Слоан не пропустит шороха шагов, пусть даже самых осторожных. Прошло десять минут, затем пятнадцать. Тучи закрыли луну. Дождь разошелся вновь, издалека доносились раскаты грома. Ждать в засаде оказалось намного труднее, нежели она себе представляла. К тому же ярость, бушевавшая внутри, мешала лежать спокойно. Слоан даже не знала, на кого злится сильнее — на начальницу экспедиции или на собственного отца. Если бы папа доверял ей больше! Если бы назначил руководителем ее, все прошло бы великолепно. А теперь придется… Внутри все оцепенело. Она уже совершила непоправимое, однако ей предстоит еще дальше зайти за черту, откуда нет возврата. Усилием воли девушка направила мысли в другую сторону.