— Здесь моя мама?
Молодой Полынов проговорил это таким голосом, что у Щербакова дрогнуло сердце.
Они прошли за ограду. Александр Иванович опустился на колени и поцеловал могилу. Сын сделал то же самое, а Михаил стоял, склонив голову.
— Прощай, Мария, ты была настоящим другом, а я перед тобой так виноват, — тихо произнес старый врач.
Потом в молчании они вышли, и, уже ступая по воде, добрались до плота, возле которого лежала Эмма.
— Возьмем ее с собой, — сказал молодой Полынов.
— Нет, — твердо ответил Щербаков, — этого сделать нельзя, нам самим, возможно, предстоит голодная смерть.
Ящерица взобралась передними лапами на плот и, подняв свою безобразную морду, несколько раз жалостно, но отчетливо издала звук, который уже слышал Щербаков: «Ма-ма»
...Щербаков вздрогнул, вспомнив, что именно этот звук дважды заставлял его думать о присутствии вблизи дома какого-то таинственного существа.
Первым не выдержал Павел. Он соскочил на землю и помог Эмме взобраться на бревна.
— Пускай, — проговорил Полынов.
Щербаков молча согласился.
Ночь они провели на плоту, а наутро увидели, что он уже всплыл...
ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ ГОР
Высокогорная геологическая экспедиция Василия Яковлевича Бархатова сначала расположилась на месте прошлогодней стоянки, но затем перебазировалась выше, к подножию безымянной вершины. В двух палатках жили и трудились ее участники, среди них и Рашид. Он узнал о предстоящей экспедиции от Гали, с которой дружба крепла с каждым днем, правда, пока в письмах. Когда начались каникулы, он добрался до экспедиции и был зачислен Бархатовым в ее состав.
Лене все здесь напоминало о любимом человеке. Прошел почти год со дня исчезновения Щербакова, но девушка не могла забыть его.
|
|
Трудиться всем приходилось много, начальник экспедиции торопился закончить изыскательские работы: уже было решение правительства в этом году начать разработку титана.
А за решением следовало дело. Внизу расположился лагерь строителей, началась прокладка асфальтированной дороги, к месту будущего рудника. День и ночь не умолкал шум тракторов и бульдозеров, электрические экскаваторы стальными челюстями ковшей вгрызались в твердый грунт, ровняли профиль будущей дороги.
Начальник строительства, мускулистый, средних лет мужчина, Сергей Андрианович Круглов, имеющий за плечами уже немалый опыт работы в горах (он был начальником участка на строительстве знаменитого памирского тракта), время от времени появлялся в высокогорном лагере и подолгу беседовал с Бархатовым.
Тщательные изыскания убедили Василия Яковлевича в том, что основные залежи руды спрятаны в глубине безымянной горы. Но многовековая обледенелость ее, неприступная крутизна скал, не дававшая возможность даже самым опытным альпинистам подняться на вершину, чрезвычайно усложняли задачу добычи металла.
Это и было главной темой разговора Круглова с Бархатовым. Они обсуждали десятки вариантов, но все отклоняли по той причине, что для осуществления их требовалось больше двух лет. А родине нужен был металл именно в этом году. И металл уже найден, дело оставалось за организацией добычи.
Во время одной из таких бесед родилась смелая идея. Однако осуществить ее можно было только с согласия центральных организаций.
|
|
Через несколько дней Круглов на машине добрался до Ферганы, а оттуда на самолете вылетел в Москву.
В ожидании его, Бархатов усилил изыскательские работы, торопясь как можно точнее определить границы залегания металлической руды.
ИСТОРИЧЕСКИЙ ЭКСКУРС
Высокогорная страна, образно названная «крышей мира», необычайно богата.
Известный советский исследователь и литератор П. Лукницкий писал:
«Горы Памира со времени глубокой древности славились своими полезными ископаемыми — золотом, лалом (розово-красной шпинелью — так называемые «рубиновые копи» Горана), синим полудрагоценным камнем ляджуаром (ляпис-лазурью) — в Шахдаринском хребте, горным хрусталем, гранатом, асбестом, железной рудой (добывавшейся кустарным способом на Ванче). Многие месторождения были известны по всему Востоку еще десять веков назад, но в XIX веке и к началу XX века были либо заброшены, либо разрабатывались в столь ничтожных размерах, что практического значения не имели.
Контакты осадочных пород с изверженными — те места, где магма, прорываясь сквозь толщу осадочных пород, обжигала их, всегда подвергались при остывании усиленной кристаллизации и, значит, особенно богаты различными минералами. Поэтому советские экспедиции искали и обнаружили на Памире множество новых месторождений цветных и редких металлов, пьезокварца, слюды.
Обнаружены на Памире также запасы поваренной соли, бурого угля, торфа, серы, селитры, графита...
Площадь Горно-Бадахшанской автономной области велика — 61 140 квадратных километров, но лишь одну сороковую часть ее составляют долины, все остальное — горы. Суровая природа позволяет осваивать только ту часть этой площади, которая доступна для развития дорог и народнохозяйственного строительства.
|
|
Это прежде всего долины и ущелья Западного Памира... Весь труднодоступный, охваченный ледниками, неприветливый из-за своего жесточайшего климата, Северо-Западный Памир по-прежнему необитаем. Здесь, в исполинских высях, живет только несколько самоотверженных и мужественных метеорологических станций и гидрогляциометеорологическая обсерватория на леднике Федченко».
Мы позволили себе привести эту длинную цитату для того, чтобы читатель имел возможность более полно представить себе место происходящих событий.
К этому следует добавить, что довольно частые землетрясения на Памире не только затрудняют работу, но и резко меняют облик местности.
Мы уже говорили о знаменитом землетрясении 1911 года, которое поколебало горы Памира и Афганистана. П. Лукницкий по этому (поводу замечает, что если бы здесь были огромные города, их больше никто никогда не увидел бы.
Страшная трагедия разразилась над небольшим горным кишлаком Усой. По подсчетам ученых два миллиарда двести миллионов кубических метров каменной породы обрушилось на этот кишлак, и он вместе с своими жителями, их скотом, домами, старинной крепостью бесследно исчез. Теперь на его месте простирается высокогорное озеро, образовавшееся в результате гигантского завала, преградившего путь многоводной реке Мургаб. За короткое время здесь разлилось огромное озеро, длиною в двадцать километров, на дне которого оказался кишлак Сарез со всеми его посевами. В настоящее время это озеро уже простирается больше чем на семьдесят километров, и его глубина в несколько раз превосходит самые глубокие места на Черном море.
Отдаленный шум, который разбудил Щербакова, был отголоском известного Ашхабадского землетрясения, разрушившего город и унесшего много человеческих жизней. Результатом его было и то (чего в то время никто не знал), что ущелье Полынова, запертое со всех сторон горными великанами, стало заполняться водой.
...Люди на плоту поднимались все выше и выше. Наступил день, когда скрылись верхушки деревьев и безбрежная водная гладь открылась их взору.
Плот принесло к тому месту, где они пытались соорудить из эвкалиптовых крючков лестницу, и здесь прибило его к скалам.
Шел семидесятый день необычайного путешествия. Так как кормить животных теперь уже было нечем, их пришлось прирезать и мясо засолить. Уцелела только Эмма, которая, по молчаливому сговору людей, должна была разделить их участь.
Развязка приближалась. Но она произошла быстрее, чем ожидали ее.
ВЗРЫВ
Вероятно, очень многие обратили внимание на маленькое информационное сообщение, напечатанное в то время в одной из центральных газет. Поэтому мы позволим себе привести его полностью.
«Памир. (Наш корр.). На днях в горах, в одном из труднопроходимых районов, где год назад геологическая экспедиция профессора Бархатова нашла крайне нужный для Родины металл, был произведен взрыв колоссальной силы для расчистки строительной площадки под сооружение будущего предприятия. Взрыв прошел вполне успешно».
Но в газетах ничего не сообщалось о том, что предшествовало взрыву и что он произошел по идее Бархатова и Круглова, которая нашла в Москве поддержку. Решили одним ударом покорить безымянную гору и расчистить путь к залежам титана.
Взрыв готовили тщательно. Геологическая экспедиция и строители, естественно, вышли из опасной зоны и укрылись в надежном месте. Взрыв необычайной силы потряс горы...
А на другой день в высокогорном лагере появился наш старый знакомый Алексей Борисович Кожухов. Он мало изменился, лишь немного похудел и сильно загорел.
Участники экспедиции приветствовали его радостно. Он же торопливо пожал всем руки и увел Бархатова с собой в палатку.
— Что случилось? — спросил Василий Яковлевич. — Почему ты здесь?
Вместо ответа Кожухов протянул ему бумажку.
— Читай, — сказал он.
Бархатов быстро пробежал глазами бумагу, потом вскочил:
— Откуда это у тебя?
— Потом объясню, а сейчас давай лучше подумаем, что делать.
Теперь, нам думается, настала пора сказать несколько слов об Алексее Борисовиче Кожухове, имя и фамилию которого мы изменили, имея для этого серьезные основания. Дело в том, что этим человеком усиленно интересовалась разведка одного иностранного государства: он крупнейший специалист в области изготовления топливной жидкости для космических ракет.
До того как школьные друзья (а они ими, действительно, были) якобы случайно встретились в прошлом году на маленькой железнодорожной станции, произошло следующее.
Как помнится, лето в тот год наступило в Москве довольно рано, и было оно на редкость сухим. Уже несколько дней в сводках погоды, передаваемых по радио, сообщалось о безоблачном небе и о температуре воздуха 25—28 градусов выше нуля.
Обрадованные москвичи, привыкшие к «переменной облачности и дождям во второй половине дня», в ближайшее воскресенье выехали за город: кто на дачу, кто в лес, на рыбалку, к Истринскому водохранилищу, кто на ближайшую лужайку — просто подышать свежим воздухом.
Отправились на дачу и домашние Бархатова. Сам он, сославшись на срочные дела, остался дома. В передней раздался звонок. Когда Бархатов открыл дверь, на пороге стоял Кожухов. Он был одет по-летнему, в легком сером костюме и без фуражки.
Они обменялись крепким рукопожатием, прошли в кабинет, где над письменным столом висел большой портрет Менделеева.
— Так вот, решено, — сказал Алексей Борисович, когда они уселись. — Я отправляюсь с твоей экспедицией.
— Вот как! Очень рад... В качестве кого?
— Во всяком случае, не как участник экспедиции. Этого от меня строго потребовали. Ты понимаешь сам, что о работах, которые ведет моя группа, пока никто не должен знать. А Памир меня очень интересует. Там должен быть один минерал, крайне нам необходимый. Но что я там буду искать, об этом никто не должен даже догадываться. Вот я и пришел с тобой посоветоваться, как лучше это сделать.
— Придумаем, — сказал Бархатов. — Твоему присутствию в будущей экспедиции я искренне рад.
В тот день два старых друга и договорились о том, что Кожухов будто бы случайно окажется участником экспедиции, что он появится под видом счетного работника, приехавшего лечиться в высокогорный санаторий.
Остальное читателям известно.
Участием в экспедиции Кожухов остался доволен. И когда Бархатов выехал в следующем году снова на Памир, Кожухов на этот раз со своей, засекреченной экспедицией отправился туда же.
Но что привело его сейчас к Бархатову?
ПЛОТ НЕСЕТ К СКАЛЕ
Взрыв произошел на рассвете, когда трое на плоту уже ни на что не надеявшихся людей находились в забытьи.
Первыми вскочили Щербаков и Павел. Они приняли услышанный грохот за новое землетрясение. Разбуженный шумом, от которого звенело в ушах, с трудом поднялся Полынов.
Никто не успел даже сообразить, что произошло, как плот завертелся и со все возрастающей скоростью понесся вдоль скал.
С каждой минутой скорость возрастала. Казалось, что плот вот-вот разобьет о скалы.
— Павел! — крикнул Щербаков. — Помогите!
Он стоял на самом краю плота с громоздким самодельным веслом и отталкивался от каменных круч. Молодой Полынов пришел ему на помощь.
— Что случилось? — отрывисто спросил он.
— Не знаю... Кажется, землетрясение...
Внезапно они заметили в скалах широкий, зубчатый провал, похожий на свод пещеры, куда с шумом устремлялась вода. Плот несло прямо туда.
— Держитесь! — успел крикнуть Щербаков, и в то же мгновение плот приподняло и, с силой ударив о скалу, перевернуло.
Оказавшись в ледяной воде, все трое вынырнули. Только Эмма навсегда скрылась в водовороте.
— Держитесь за бревна! — крикнул Михаил.
К счастью, бревна были крепко связаны, и плот принял горизонтальное положение. С большим трудом людям удалось взобраться на него. Но теперь он был почти пуст. Продукты и имущество смыло.
Сколько человек может обходиться без пищи?
На четвертый день они лежали, обессиленные, под палящими лучами солнца, почти не разговаривая.
Ночами, когда наступала живительная прохлада, становилось немного легче. Но снова приходил день с изнурительным зноем, и они опять впадали в забытье.
Так прошло еще несколько суток. Вода, видимо, заполнила расщелину в скале, потому что течение прекратилось, и плот не двигался. Убывала вода или прибывала, они не знали.
И вот в одну из таких минут, открыв глаза, Александр Иванович увидел или ему это почудилось, гигантскую птицу, повисшую в воздухе над ними.
Он невольно закрыл глаза, но когда снова открыл их, птица находилась теперь еще ниже, и он увидел человека, спускающегося по лестнице на плот.
Это было последнее, что он помнил.
В БОЛЬНИЧНОМ ГОРОДКЕ
В день взрыва в лагерь Кожухова горный пастух доставил странный предмет. Это был продолговатый сосуд наподобие бутылки, сделанный из дерева, сильно измятый. Пастух нашел его в долине, где протекала река, вырывавшаяся из скал. Рассматривая находку, он отвернул головку бутылки и там, внутри сосуда, оказалась записка. К сожалению, в сосуд проникла вода, и весь текст разобрать не удалось. Но все-таки в лагере разобрали главное. Трое людей (подписи их были совершенно размыты), запертых в ущелье, ждут помощи. Это и заставило Кожухова вызвать вертолет и отправиться в лагерь Бархатова.
Подниматься над высочайшими горными вершинами на вертолете оказалось не так просто и было связано с известным риском. И все же молодому летчику и его спутнику удалось обнаружить высокогорное озеро и плот на нем...
Спасенных доставили в полотняный поселок строителей, поместили в больничную палатку. Все трое находились в бессознательном состоянии, обросшие, в изодранной одежде. Им оказали первую помощь, разместили каждого в отдельной палатке. В поселок пришел Бархатов, которому сообщили о спасении трех неизвестных людей. Василий Яковлевич заглянул в одну из палаток. Его поразил вид человека с густой бородой, но молодым лицом. Бархатов всмотрелся в его загорелое, исхудалое лицо. Человек шевельнулся, повернувшись к свету, проникавшему в палатку из окна. И вдруг что-то знакомое мелькнуло в чертах лица этого человека. Бархатов нагнулся над ним и, пошатнувшись, изумленно проговорил:
— Не может быть!..
Дежурившая в палатке медицинская сестра оторвалась от своих занятий около аптечки, удивленно взглянула на Бархатов а.
— Что такое, Василий Яковлевич?
Не отвечая, Бархатов продолжал смотреть на лежавшего перед ним человека, затем быстро вышел из палаты. Сестра, удивленно посмотрев ему вслед, пожала плечами.
Бархатов хотел немедленно сообщить Лене о том, что среди трех спасенных находится Щербаков, но, вспомнив, что Лена уехала на два дня по его же заданию, направился в сторону лагеря. Новость потрясла всех. Рашид не находил себе места, порываясь в больничный городок. Василий Яковлевич удержал его: ведь Щербаков еще не пришел в сознание, и ходить туда сейчас не следовало. Галя без умолку расспрашивала обо всех подробностях спасения Щербакова и его спутников.
— Что же теперь будет с Леной?! Ах, Ленка, Ленка! — то и дело восклицала она.
Договорились не сразу открыть Лене радостную весть о Щербакове и что сделает это Бархатов.
На следующий день к Бархатову заглянул Кожухов. Узнав, что среди спасенных оказался Щербаков, он сначала не поверил, а, убедившись, что это правда, бурно излил свою радость, пошел с Бархатовым в больничную палатку. За ними побежали Рашид и Галя.
Щербакову стало лучше, он немного поел, а затем снова крепко заснул как раз тогда, когда в палатку пришли друзья. Постояв около больного, они ушли; Кожухов спешил к себе.
А на другой день приехала Лена. Ее встретил Василий Яковлевич. Через минуту явились Галя и Рашид. Вид у них был сияющий, и вели они себя заговорщически, пока Бархатов расспрашивал Лену о поездке. Заметив их странное поведение, Лена весело сказала:
— Вид у вас такой, словно вы открыли что-то получше титана.
— Вот именно, получше! — торопливо ответила Галя, и глаза ее засверкали.
— Что же? — спросила Лена.
Бархатов предупреждающе посмотрел на Галю. Но девушка не заметила этого и сразу бухнула:
— Ой, Ленка! Михаил Щербаков жив!
Лена почувствовала, как ноги подкосились и, если б не поддержал Бархатов, она бы упала. Василий Яковлевич усадил ее на стул, к ней бросились Галя и Рашид. Лена закрыла лицо ладонями, сердце ее продолжало колотиться, потом прошептала:
— Жив?.. Неужели жив? Где он? — и уже громко, прерывающимся голосом крикнула: — Где!?.
Когда она немного успокоилась, ей рассказали все. И тогда она бросилась обнимать всех, плача и смеясь.
«У НАС ВСЕ ВПЕРЕДИ»
...Утром Щербаков проснулся рано. Накануне его побрили, и теперь он выглядел помолодевшим лет на десять. После того как сознание вернулось к нему, он много спал. Чувствовал себя еще плохо, но уже мог говорить. Сейчас Михаил рассматривал палатку. Кроме сестры, здесь никого не было. Сделав для него все необходимое, она куда-то вышла. Неожиданно в дверях палатки появилась девушка в белом платье, с букетом цветов в руках.
— Лена!
Девушка, не сдерживая слез, бросилась к нему.
— Родной...
— Где я? Это не сон?
— Молчи, милый, тебе вредно разговаривать.
Она любовно смотрела на него, а Михаил в это время мучительно думал. Наконец, он вспомнил, что ему не давало покоя с той минуты, как пришел в себя.
— Леночка, а Полынов, его сын... Что с ними?
— Полынов? — удивилась Лена... Засни, Михаил, у тебя температура...
— Нет, Лена, я в сознании, скажи мне, что с ними?
— С кем?
— С теми, кто был со мной... там на плоту... их двое, — лихорадочно проговорил Михаил.
— А-а, — ответила девушка. — Не беспокойся, они живы.
Радость придала Михаилу силы. Он уже не чувствовал боли. Он торопливо, перескакивая с одного события на другое, начал рассказывать Лене об ущелье Полынова, о том, что случилось с ним, о своих новых друзьях. Утомленный рассказом, Михаил умолк.
В палатку вошел мужчина.
— Как дела? — тихо спросил он у девушки.
— Василий Яковлевич, — прошептал Щербаков, узнав Бархатова.
Лицо геолога просветлело:
— Ну, раз заговорил — все в порядке. — Он подсел к койке. Тепло и очень сердечно посмотрел на Михаила:
— Пропащая душа... Как вы себя чувствуете?
Михаил улыбнулся:
— Хорошо.
— Ну вот, Леночка.. Я еще на вашей свадьбе побываю. Отощал он, но ничего, вернем ему силы, будет еще по горам лазать.
В этот момент в палатку вошли Рашид и Галя.
— Еще бы! Обязательно будем по горам лазать!
— Так вот где эта пропащая душа!
Щербаков увидел их, радостно произнес:
— Рашид!.. Галя!.. Здравствуйте... И вы здесь.
Молодые люди бросились к кровати, расцеловали Михаила.
— Василий Яковлевич, а вы знаете, кто те двое? — сказал Михаил.
— Кто же?
— Полынов, которого вы разыскивали, и его сын.
— Полынов!?
Василий Яковлевич тревожно взглянул на Лену. Та улыбнулась: Михаил уже успел рассказать ей многое.
— Правда, Василий Яковлевич... Михаил нашел их в ущелье.
Но Бархатов никак не хотел в это поверить.
— Да. да, это они, Полынов и его сын... Я все расскажу... Лена сказала, что их состояние хорошее... Нас спасли, да... Я им сказал, что нас не оставят в беде... Они такие хорошие... Я им обещал показать, какой стала Россия... Ведь они ничего не знают... О, это просто чудо, что я с вами... с вами...
— Хватит, — решительно проговорил Бархатов, — вы много говорите, а вам это вредно... А ну, друзья, киш отсюда...
Михаил стал протестовать, но Лена укрыла его одеялом, нежно сказала:
— Я тут, рядом буду... Ты отдохни... А мы еще поговорим. Ведь все наше впереди...
Она наклонилась, поцеловала его и выбежала из комнаты.
— Да, впереди, — уже засыпая, прошептал Михаил. — И все наше...
И счастливо улыбнувшись, он закрыл глаза.
НАСЛЕДСТВО ПОЛЫНОВА
ПРИЕЗД МИСТЕРА КРЕВКЕРА
В Москве, по соседству с оживленным и шумным Арбатом, есть тихая улочка, изогнутая, как виноградная лоза, сплюснутая старинными купеческими особняками, стены которых причудливо украшены безвкусной лепкой и массивными карнизами. Редкие прохожие, случайно завернув сюда, торопливо ускоряют шаг, подавленные мрачностью высоких и крепких оград.
Здесь разместились некоторые иностранные посольства, которых так много в столице. Круглые сутки, в зной и холод, в слякоть и вьюгу у массивных ворот дежурят подтянутые милиционеры, отдающие честь комфортабельным машинам с национальными флажками на радиаторах.
Однажды в безветренный и холодный февральский день возле одного из зданий, построенного лет двести назад, остановился мышиного цвета лимузин. Из автомобиля вышел преклонных лет человек в зеленой, не по сезону, шляпе и бобриковом пальто, мешковато сидевшем на щупленькой фигуре. В руках незнакомец держал саквояж из желтой добротной кожи.
Старческой, неторопливой походкой он прошел по очищенной от снега асфальтированной дорожке в глубину двора и нажал кнопку наружного звонка.
Широкая дверь бесшумно открылась. Степенный швейцар с поклоном пропустил незнакомца, а затем помог ему снять пальто. Спустя некоторое время, приезжий, не выпускавший саквояжа из рук, был принят самим послом.
Это был высокий, сухощавый мужчина с впалыми, болезненного вида щеками, с горбинкой на носу. Большие очки в роговой оправе прикрывали глаза. Редкие, с проседью волосы обрамляли большой выпуклый лоб.
Вошедший простуженным голосом проговорил:
— Леви Кревкер, доверенный нотариальной конторы братьев Уатсон.
Посол приподнялся из-за громадного письменного стола, подал узкую руку. Неторопливым жестом пригласил мистера Кревкера сесть.
— Чем могу быть полезен?
— Я прилетел в Москву в связи с сообщением, появившимся в наших газетах.
Кревкер достал из внутреннего кармана солидный кожаный бумажник, вынул оттуда прямоугольную газетную вырезку и, развернув, протянул через стол.
Посол неторопливо поднес ее к глазам. Московский корреспондент одной солидной заграничной газеты в сенсационном духе расписывал историю царицынского врача Полынова, прожившего много лет в затерянном на Памире ущелье.
— Да, да, вспоминаю, — поднял глаза посол. — Об этом писалось и в русских газетах, по-моему, прошлой осенью. Но какое дело до всего этого нотариальной конторе братьев Даудсон?
— Уатсон, — корректно поправил посетитель.
— Простите, мистер...
— Кревкер.
— Могу я поинтересоваться, чем вызван ваш приезд в Россию?
Доверенный конторы, видимо, ожидал этого вопроса. Бесстрастным голосом ответил:
— Вот уже 30 лет нотариальная контора братьев Уатсон безуспешно разыскивает наследников нашего клиента, русского эмигранта, в прошлом царицынского обувного фабриканта и купца первой гильдии Афанасия Терентьевича Сердюкова, завещавшего все свое состояние единственной дочери Марии Афанасьевне Сердюковой, а в случае ее смерти — мужу Сердюковой — Александру Ивановичу Полынову или их детям.
— Понимаю. Значит, вы предполагаете, что Полынов, о котором сообщают газеты, и есть разыскиваемый вами наследник?
— Некоторые данные сходятся, но моя обязанность в этом удостовериться и, если не окажется других претендентов, ввести его в законные права.
Посол снял очки, медленно стал протирать их.
— И большое наследство? — близоруко прищурив глаза, поинтересовался он.
— Мистер Сердюков заблаговременно, еще до революции, перевел значительную часть своего состояния в заграничные банки. Удачно приобретя после эмиграции алмазные копи и земли в Южной Африке, он, кроме того, обладал ко дню смерти одним миллионом шестьюстами тысячами долларов, положенными в государственный банк на проценты.
— Так, — холодно констатировал хозяин кабинета. — А у нас что, нет никого, кто бы претендовал на это наследство?
— Жена мистера Сердюкова умерла еще в двадцатых годах, других близких у него не было, а волю покойного я уже имел честь вам сообщить.
Посол устало улыбнулся.
— Между прочим, вы ставите мистера Полынова в весьма затруднительное положение. Ведь он будет миллионером, а это в России не очень почетно.
Кревкер пожал плечами, словно желая подчеркнуть, что это уже не его забота, и заметил:
— Если мистер Полынов окажется законным наследником, он вправе распоряжаться деньгами и имуществом покойного, как ему заблагорассудится... А если нет...
Посол поднял голову:
— А если нет?
— Тогда, согласно воле клиента, в 1965 году все наследство будет передано русскому правительству.
— Надеюсь, не советскому? — иронически улыбнулся посол.
— По всей вероятности, мистер Сердюков не верил в прочность коммунистического режима и надеялся, что к 1965 году в России будет восстановлен прежний строй. Но в завещании никакой оговорки на этот счет не имеется, а только сказано, что все движимое и недвижимое имущество, ценные бумаги и капиталы передаются русскому правительству.
— О, это будет весьма неприятно. Не правда ли? — с той же иронией проговорил посол.
— К сожалению, тут мы бессильны что-нибудь сделать.
— Конечно, многое может измениться в мире... Но боюсь, что режим свободного предпринимательства в России и к 1965 году не наступит. Можете поверить мне, я как-будто неплохо знаю эту страну... Впрочем, это частное замечание... Так чем я могу вам помочь?
— Нотариальная контора братьев Уатсон обращается с просьбой помочь разыскать мистера Полынова и для переговоров с ним выделить переводчика, услуги которого, разумеется, будут оплачены за счет законного наследника.
— Хорошо... Такая помощь вам будет оказана.
Посол хотел подняться, считая разговор оконченным.
Но в это время в кабинет вошла секретарша, женщина уже в годах, с гривой крашеных волос. Бесшумно проскользнув к столу, она передала послу телеграмму.
— Извините, просили немедленно вам вручить.
— Благодарю... Вы свободны...
Сообщение было из министерства иностранных дел и имело прямое отношение к находящемуся в комнате гостю.
В нем говорилось:
«В Москву отправился представитель нотариальной конторы братьев Уатсон Кревкер. Примите меры, чтобы до его встречи с Таупманом, который вчера вылетел к вам, никакие разговоры с Полыновым не велись»...
Посол поморщился, словно от головной боли. Началась какая-то возня, которой он органически не переваривал. Деньги... Наследство... Нотариальная контора братьев Уатсон... Какой-то там еще Таупман... Для чего? Зачем? Нет, наверное, он уже устарел, и пора уходить в отставку...
— Вот что, мистер...
— Кревкер...
— Прошу извинить... Вы где остановились?
— Пока нигде.
— Сейчас вас проведут к секретарю посольства, он вам поможет...
— Благодарю.
Посол подал руку:
— Поживите в Москве... Советую сходить в Большой театр... А мы предпримем шаги, чтобы отыскать интересующего вас мистера Полынова...
МИССИЯ В МОСКВЕ
Мистер Таупман, еще не старый мужчина с невыразительным лицом, похожий в своем старом, поношенном пиджаке на провинциального учителя, говорил тихо, не торопясь, чуть глуховатым голосом:
— Мистер Хейвуд, счастлив снова с вами встретиться...
Посол внимательно посмотрел на Таупмана:
— Вы, конечно, меня не помните? — заметил тот.
— Признаться, нет...
— Я имел счастье учиться у вас в Смедлинманском университете на факультете истории... Давно это, правда, было, лет двадцать назад...
— О, очень рад встретить воспитанника университета, — оживился посол. — Как долетели?
— Отлично... Вы хорошо выглядите, мистер Хейвуд... Я вас сразу узнал... Спасибо...
— Да, простите... Вам письмо...
Он полез в боковой карман, извлек оттуда запечатанный сургучом конверт...