В этот же вечер в одной из комнат посольства, где поселился Таупман, за круглым столиком, уставленным пузатыми бутылками, удобно расположились старые школьные товарищи.
— Слушай, Митчел, куда исчез твой Кревкер? — маленькими глотками отпивая виски, спросил корреспондент.
— Уехал на родину Полынова выяснять его родословную.
— Не забудь, что я должен первым передать материал в газету.
— Передашь... в свое время.
— Кстати, я так и не пойму, что привело тебя сюда. По-моему, довольно часто наши дорогие соотечественники разыскивают по делу о наследстве своих далеких родственников — советских подданных. Конечно, неприятно, что русским достаются наши доллары... Но что поделаешь?
Таупман словно пропустил эту реплику мимо ушей. Колечки сизого дыма кружились над его головой.
— Что же ты молчишь?
— Доллары, черт с ними, — неожиданно проговорил тот. — Дело тут посерьезнее. Ты умеешь хранить государственные тайны?
— Гм... Разумеется...
— Имей в виду, об этом не знает даже Хейвуд. Между прочим, его песенка спета.
— Жаль... Неплохой старикан и пользуется здесь уважением.
— Да, для русских он удобен.
— Он удобен и для нас, потому что верно судит о вещах. Для дипломата — это великое достоинство.
— Однако, насколько память мне не изменяет, ты регулярно сообщаешь в свою газету, что русские хотят войны.
Гарри поднялся, по-шутовски и вытянулся в струнку.
— Я солдат... Пишу то, что приказано.
Он грузно опустился, налил в стакан еще виски.
— Посол тоже должен понимать, чего хочет от него правительство. Воевать все равно придется.
— Ты полагаешь?
— Уверен... Мир слишком тесен. Где-нибудь мы столкнемся лбами... Будет ли это в Корее, во Вьетнаме, в Западном Берлине или в Африке, в конце концов, неважно. Но что столкнемся — обязательно. Значит, не надо быть дураками и ждать, когда коммунисты придут к власти еще в десятке государств. Ведь тогда нам будет труднее.
— Ты рассуждаешь весьма логично.
— Спасибо, — не заметив иронии, ответил Таупман. — Каждый здравомыслящий человек это понимает. Не зря русские твердят, что на смену капитализму придет коммунизм. Видимо, так и случится, если мы, спрятав голову, будем сидеть и ждать.
— А какая разница, что будет, если меня не будет? В конце концов, черт с вами, делайте, что хотите... Лично я твердо решил: как только запахнет порохом, брошу все и отправлюсь куда-нибудь к черту на кулички. Смерть от радиации, откровенно говоря, меня совсем не прельщает.
— А где ты надеешься уцелеть?
— Во всяком случае, на каком-нибудь острове проживу дольше и напишу книгу: «Последние дни земного шара». Зарою ее в землю и, когда вновь возродится человеческий род, возможно, ее найдут; тогда будущим ученикам не придется ломать голову, как нынешним, отчего погибла Атлантида... Но мы, кажется, отклонились от темы...
— Не совсем... Русский купец Сердюков оставил в наследство не только доллары, но и алмазные копи в Южной Африке, где, по некоторым данным, имеются залежи недавно открытого металла брамия, очень редкого в природе и представляющего значительно большую ценность, чем уран. Теперь ты понимаешь, почему так нежелательно, чтобы наследство досталось русскому подданному Полынову?
Гарри свистнул от удивления.
— Это сенсация... Газета не пожалеет для этого целой полосы.
— Слушай, Гарри, — серьезно проговорил Таупман, — если ты обмолвишься хоть словечком, можешь считать себя трупом.
— Тогда какого черта ты мне это рассказывал?
— Ты должен мне помочь.
— Я! Каким образом?
— В зависимости от обстоятельств. Предположим худшее. Полынов является законным наследником... Ты можешь встретиться с ним под видом алмазного бизнесмена и предложить продать копи. Сумма пусть тебя не смущает. Ты также положишь весьма солидный куш в карман.
— Вот это деловой разговор. За это я согласен с тобой выпить.
Они чокнулись. Таупман продолжал:
— Полагаю, что если Полынов даже посоветуется со своим правительством, возражений не последует. На черта русским копи где-то в Южной Африке, к тому же уже давно не разрабатываемые из-за отсутствия там алмазов. Только не увлекайся и торгуйся по-настоящему. Иначе это может вызвать подозрение, что очень нежелательно.
— Не беспокойся, торговаться я умею. Ни одного лишнего доллара он у меня не получит.
— Есть еще один вариант, — задумчиво проговорил Таупман. — Дочери Хейвуда пришелся по душе молодой Полынов. Если она его на себе женит — это будет отлично.
— Каролина!.. Я протестую.
— Ах, да, я слышал, ты в нее, кажется, влюблен.
— Каролину я не отдам.
— Ладно, Гарри, мы уже с тобой в таком возрасте, когда женщины не должны занимать слишком много места в нашей жизни. К тому же, надеюсь, ты умеешь ценить интересы государства...
— Не в ущерб своим.
— Не хочу тебя обижать, Гарри, но Каролина за тебя не выйдет. Давай лучше выпьем...
Он налил себе и корреспонденту по полному стакану.
— Если мы удачно проведем эту операцию, ты будешь иметь возможность отправиться в леса Борнео или куда ты пожелаешь и спокойно ожидать гибели человечества... Выпьем за удачу... Хотя бы Каролины.
— Так вот куда она отправилась. Это дело твоих рук?
— Допустим.
— Ты свинья, Митчел, — с пьяной откровенностью проговорил Гарри. — Ты всегда был свиньей...
И он осушил стакан до дна.
ВСТРЕЧА
В вечерний час Москва особенно хороша. Когда уменьшается движение на улицах, отчетливо замечаешь, какие они широкие и красивые. Далеко, даже сквозь снежную сетку, виднеются разноцветные огни реклам, а над ними, в вышине, как негаснущий символ мира и труда, рубиновым цветом величаво пылают кремлевские звезды.
Александр Иванович пристально вглядывался в этот новый, незнакомый ему раньше пейзаж столицы. Улицы и площади он не узнавал. Ему трудно, например, было поверить, что улица Максима Горького, бывшая Тверская, сохранила так мало примет прошлого. Жизнь, повсюду бьющая ключом, почти ничего общего не имела с тем, что он когда-то знал.
Но сейчас мысли Полынова были заняты другим. Что с сыном, почему он не явился на свадьбу?..
На вокзал они приехали на такси. Поезд отходил через несколько минут. В вагоне в этот час оказалось многолюдно. Полынов и Нина уселись у окна, друг против друга. Девушке хотелось отвлечь своего спутника от тяжелых мыслей, но, не зная, как это сделать, она почти всю дорогу молчала.
Она тоже думала о Павле, тревожилась. И это было не просто беспокойство за судьбу человека. Пожалуй, такого чувства она еще не испытывала.
— Сейчас нам сходить, — услышала она голос Александра Ивановича и, торопливо пройдя вслед за ним к двери, шагнула в темноту.
Поезд умчался дальше, а они, сойдя с перрона, пошли напрямик, через поле. Снег не переставал идти, ноги часто проваливались в сугробы.
До дачи Полыновых было недалеко, но шли они долго, несмотря на то, что торопились. Еще издали Александр Иванович увидел свет в доме, и это его немного успокоило. Его только удивило, что калитка была не заперта на крючок. Мария Васильевна за этим строго следила, говоря, что мало ли кто может ночью забраться.
Но еще больше его поразило, а потом и испугало то, что он застал в комнатах. Навстречу вышла молодая женщина, которую Александр Иванович сразу узнал и которую не ожидал застать у себя в такой поздний час. В спальне горела настольная лампа, Павел лежал в постели с неестественно красным лицом и мокрым полотенцем на лбу. Рядом, на диване Полынов увидел незнакомого мальчугана, который что-то бормотал.
— Что случилось? — шепотом спросил Полынов Каролину.
— Не знаю, — ответила молодая женщина и торопливо, не совсем верно выговаривая слова, рассказала то, что знала.
Александр Иванович прошел в соседнюю комнату, а Каролина вышла в коридор. Здесь она увидела Нину, в нерешительности стоявшую у самой двери. Снег на ее меховой шляпке начал таять, и крупные капли падали на лицо. Женщины отчужденно посмотрели друг на друга.
Разыгрывая из себя хозяйку, первая сказала с легким акцентом:
— Раздевайтесь... Тут тепло.
Нину неприятно резанул иностранный акцент. Она не знала, кто это.
Полынов долго оставался в комнате, и они, не решаясь туда войти, топтались в коридоре, украдкой разглядывая друг друга, затем прошли в соседнюю комнату. Каролине шел ее спортивный костюм, подчеркивающий изящество ее фигуры. Нина, сняв пальто, стояла в своем нарядном платье. Темные, шелковистые волосы ее растрепались, обнажая красивый лоб, под которым синели большие глаза.
Пауза затянулась. Никто не решался начать первым разговор. Каролина, как более практичная, неприязненно подумала о том, что если эта девушка — подруга молодого Полынова, отбить его у нее будет, вероятно, не так-то легко. Но она верила в свою силу и готова была к такой борьбе.
Чувствуя неприязнь к находящейся в комнате девушке, Каролина, однако, держалась очень любезно.
— Я случайно оказалась тут. И, как говорится по-русски, очень вовремя...
Нина думала о другом, о том, что могло случиться с Павлом. Ведь утром, когда Александр Иванович уезжал из дому, Павел был совершенно здоров.
— Врача вызвали? — спросила она резко.
— Нет... Это очень плохо... Но я не нашла телефона и не знаю, куда за ним обращаться.
Честно говоря, Нина и сама не знала, как это сделать? Поехать за ним в Москву? Но на это уйдет много времени. Возможно, в поселке есть медицинский пункт. Решила спросить у Александра Ивановича. Но в это время раздался тихий стон, и обе напряженно замерли.
ОТВЕТА НЕТ
Павел открыл глаза.
— Ты? — пытаясь приподняться на койке, удовлетворенно встретил он отца.
По яркому блеску глаз Александр Иванович догадался, что у сына высокая температура.
— Лежи! — присев рядом, мягким прикосновением руки он заставил Павла снова лечь.
— Папа, она здесь... видел?
В голосе Павла звучали нежные нотки:
— Все время смачивала платок и Толе помогла... Видишь, кто это? Толя, сын Виктора Осиповича... Я только не знаю, как она здесь оказалась... Но это ведь она, Каролина?..
Александр Иванович не успел ответить. Из коридора донесся стук, и он вышел туда.
На веранде он увидел незнакомую, запорошенную снегом девушку, с чемоданчиком в руке.
— Здравствуйте, — сказала она, — здесь живут Полыновы?
— Да, пожалуйста...
— Врач, — коротко сообщила она о себе, стряхивая с пальто снег. Полынов помог девушке раздеться. Под пальто у нее оказался халат.
— Где тут больные? — потирая озябшие руки, спросила она.
— Прошу...
Когда они прошли в комнату, Александр Иванович, указывая на Павла, сказал:
— Температура высокая, но дыхание хорошее. Хуже с мальчиком. Боюсь, воспаление легких.
— Сейчас посмотрим, — ответила девушка. Достала из чемоданчика стетоскоп, принялась внимательно исследовать обоих.
— Да, вы, кажется, правы, — наконец проговорила она. — Я захватила с собой пенициллин. Сейчас сделаем укол.
Александр Иванович еще не знал об этом средстве. Он молча помогал врачу.
— А молодому человеку дадим жаропонижающее... У него простуда, к утру он должен почувствовать себя лучше. А вот с ногой... Придется полежать... Где это вы так ушиблись?
Павел рассказал о том, что случилось.
Она снова пощупала ногу возле лодыжки.
— Больно?
— Немного...
— Ну, конечно, вы же герой, — улыбнулась она карими глазами. — Думаю, что перелома нет, просто ушиб... Завтра сделаем рентгеновский снимок... А мальчика утром положим в больницу... Родители знают?
Ответил Павел:
— Мария Васильевна побежала к ним.
— Мальчик пусть лежит здесь... Он не помешает вам?
— Ну, что вы...
— Поправляйтесь, герой, завтра я зайду, — попрощалась она с Павлом и стала собираться.
Александр Иванович прошел в кабинет, возвратился с деньгами.
— Что это? — искренне удивилась врач.
— За визит.
— Вы меня обижаете, — просто проговорила она.
— Да, да, простите, — смутился Александр Иванович, — я еще никак не привыкну.
Но не пояснил, к чему именно он не привык.
— До свидания, — протянула она ему руку.
— Я вас провожу...
— Спасибо... Я дорогу знаю хорошо, не заблужусь...
— А далеко вам?
— Да километра четыре до больницы.
— Четыре километра... Возможно, останетесь? Ночь уж очень ненастная...
— Нет, что вы... А, может быть, еще кому-нибудь понадобится помощь...
— Откуда вы узнали, что здесь больные?
— К нам позвонили из неотложной помощи... Они выехали к вам, но возвратились назад... А я как раз дежурю.
— И вы пешком?
— К сожалению. Замело дороги, не проедешь. Еще раз до свидания... — и направилась к двери.
Александр Иванович поймал ее руку, поднес к губам, поцеловал:
— Спасибо... большое спасибо...
Выйдя за ней на крылечко, он долго смотрел ей вслед, пока миниатюрная фигурка не растворилась в белоснежном вихре.
И уже вернувшись в комнаты, он все продолжал думать об этой девушке, такой хрупкой на вид и такой мужественной...
Посмотрев на зажатые в ладонь деньги, Полынов со вздохом отнес их в кабинет, положил в ящик письменного стола. Да, старыми мерками теперь не измеришь жизнь.
В это время хлопнула наружная дверь, и в комнату ворвался Дубко. Пальто было расстегнуто, руки без перчаток. За ним прошла Мария Васильевна.
— Сын! — со стоном воскликнул он.
Александр Иванович обнял его и провел в комнату.
— Вот он... жив ваш сын...
Дубко подошел к дивану и, не в силах сдержать себя, закрыл лицо руками.
В дверях рукавом вытирала слезы Мария Васильевна. Когда, наконец, улеглись волнения и тревоги этой беспокойной ночи, Александр Иванович и учитель прошли в столовую, где находились девушки.
Те, за все время, пока происходили все эти события, почти не разговаривали. Каролина полулежала на диване, чутко прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Нина нервно ходила по комнате.
— Александр Иванович, может быть, нужно какое-нибудь лекарство? — сказала она. — Так я съезжу в Москву...
— Спасибо... Но был врач и необходимое оставил... Да и поезда до утра не будет. Так что уж придется заночевать... Мария Васильевна, как мы друзей устроим?
— О, не беспокойтесь, — самым любезным тоном проговорила Каролина. — Мне славно на этом диване, если разрешите.
— Ничего, постель найдется... Одну я возьму к себе, — сказала Мария Васильевна. — Может, чаю хотите?
— А что? Совсем не плохо, — стараясь держаться бодро, воскликнул Александр Иванович. И так как никто не ответил, добавил:
— Пожалуйста, Мария Васильевна, будем весьма благодарны.
— Тогда я сейчас поставлю.
И женщина торопливо вышла.
А Павел в это время лежал и думал. Он мучительно пытался вспомнить, что же было после того, как он свалился с Толей в снег? Как они оказались дома? Когда он очнулся, он увидел Каролину, сменившую ему на голове повязку. Потом он слышал, как она рассказывала отцу, что застала их в постели. А что было до этого? Вспомнилось падение и руки, подхватившие его. Странные какие-то руки, совершенно черные. А возможно, это ему только так показалось? Нет, черные, Павел хорошо запомнил... Но если это был человек, куда же он исчез? Никто о нем ничего не говорил. И кто перенес его и Толю сюда? Кто вызвал врача?
Сколько Павел ни размышлял, он не находил ответа...
ПРИГЛАШЕНИЕ
Прошло несколько дней. Павел хоть и не совсем поправился, но уже мог передвигаться. Толя находился в больнице, быстро шел на поправку. А, в воскресенье, в газетах появился Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Павла Александровича Полынова медалью «За спасение утопающих».
Первым эту радостную весть сообщил Дубко. Жена его находилась у сына в больнице, и он прибежал, запыхавшись, расцеловал оторопевшего Павла, потом Александра Ивановича и, размахивая газетой, кричал:
— Ну, поздравляю, поздравляю...
Потом приехали Михаил, Лена и Нина. И снова все горячо поздравляли Павла. Они привезли огромный торт.
Решили отпраздновать торжество. Лена и Нина помогали Марии Васильевне на кухне готовить завтрак, сервировали стол, а мужчины в ожидании уселись в кабинете у Полынова, вели свой разговор.
Речь шла о предстоящем лете, и Дубко спросил у Щербакова, собирается ли тот в альпинистский поход.
— Нет, Виктор Осипович, мы с Леной в моряки подаемся, вернее в речники... К июню, надеюсь, мотор будет готов, и тогда поплывем вниз по матушке Волге...
— Какой мотор?
Михаил начал рассказывать, но в это время в комнату вошла Лена.
— Просим к столу, все готово! Павел, позвольте вас взять под руку, — проговорила она весело. Она церемонно вышла с ним первая и усадила за стол так, что Павел оказался рядом с Ниной. Как-то само собой случилось, что после той памятной ночи, она дважды приезжала узнавать о здоровье Павла, у них установились дружеские отношения.
Откинув свое высокомерие, девушка стала удивительно милой. Сейчас, сидя рядом с Павлом, она даже не пыталась втягивать его в разговор, и ее не раздражало молчание молодого Полынова. Когда человек нравятся, можно посидеть и молча. И Павел чувствовал к девушке дружеское расположение, но его воображение больше волновала та, другая, которой сегодня за столом не было.
Неожиданно Дубко поднялся и сказал:
— Дорогой Александр Иванович, думаю, что не ошибусь, если скажу, что мы все, здесь сидящие, за человеческое долголетие... Мы, так сказать, ваши принципиальные сторонники и отлично знаем, что спиртные напитки укорачивают человеческую жизнь. Так ведь, друзья?
Ответ был далеко не громогласным.
Виктор Осипович лукаво подмигнул:
— Как бачитэ, полное единодушие...
Под общий смех Щербаков проговорил:
— Я воздержался...
— Леночка, проведите со своим чоловиком, как говорят на Украине, массово-разъяснительную работу... Вот видите, Александр Иванович, среди нас только один пьющий... Поэтому разрешите остальным, которым не угрожает, как Михаилу Георгиевичу, опасность спиться, осушить по одной чарке вина за здоровье Павла Александровича.
С этими словами он извлек из-под стола длинную, узкую бутылку...
— Болгарское, натуральное. Ручаюсь, что больше, чем на две секунды, нашу жизнь оно не сократит... Мария Васильевна, давайте соответствующую посуду.
Александр Иванович покачал головой, но пригубил вино вместе со всеми.
В самый разгар завтрака, Михаил, сидевший возле окна, вдруг объявил:
— Александр Иванович, к вам опять пожаловали иностранцы.
Он увидел, как по двору шла та же странная пара: старичок в бобриковом пальто с неизменным заграничным саквояжем в руках и молодая женщина в роскошном меховом манто.
— Что-то они зачастили...
Полынов пожал плечами. Ему самому были не по душе эти визиты. Он поднялся из-за стола, вышел в коридор.
Молодая женщина очаровательно улыбалась, приветствовала его, как старого знакомого:
— Добрый день, Александр Иванович. Извините за вторжение, но мистеру Кревкеру необходимо срочно с вами поговорить.
Полынов помог гостям раздеться, пригласил к столу:
— Благодарю, но мы уже завтракали...
Тогда Александр Иванович провел их в свой кабинет.
— Пожалуйста, не беспокойтесь... Мы подождем, — сказала Каролина, потом перевела эту фразу на английский язык, и мистер Кревкер учтиво кивнул головой.
— Ничего, я слушаю вас...
Молодая женщина снова улыбнулась.
— Вероятно, я не нужна, как переводчица... Ведь мистер Полынов знает язык.
— Немного понимаю, но разговаривать вряд ли сумею.
Мисс Каролина перевела это своему спутнику. Тот проговорил по-английски:
— Мистер Полынов действительно, как я удостоверился, является наследником всего состояния русского эмигранта Афанасия Терентьевича Сердюкова, и я его сердечно поздравляю.
Каролина вопросительно взглянула на Александра Ивановича. Кивком головы он дал понять, что все понял, и по-английски ответил, что благодарит.
— Примите и от меня поздравления.
— Спасибо.
Мистер Кревкер раскрыл свой саквояж, достал оттуда пухлый, опечатанный со всех сторон сургучом пакет, передал его Полынову.
— Что это?
Александр Иванович спросил это по-русски, и женщина перевела.
— Опись недвижимого имущества, оставленного покойным клиентом нотариальной конторы братьев Уатсон своему законному наследнику.
Он протянул Александру Ивановичу небольшой листок бумаги.
— Простая формальность, просьба расписаться в получении.
— Пожалуйста.
— Благодарю.
Представитель нотариальной конторы тщательно свернул листок, спрятал его в саквояж.
— Что касается введения мистера Полынова в законное наследство покойного Сердюкова, то для этого потребуется еще время. Я завтра улетаю.
— Хорошо, — учтиво ответил Александр Иванович.
Мистер Кревкер поднялся.
— Не смею больше задерживать.
И направился к выходу. Спутница неохотно последовала за ним.
— Как здоровье вашего сына?
— Спасибо, отлично... Павел, — позвал старый врач.
Молодой человек вошел в комнату.
— Здравствуйте, Павел Александрович, — Каролина протянула ему руку. — О, вы совсем, совсем молодец...
А глаза ее маняще улыбались.
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо.
Павел густо покраснел и стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он не знал, как вести себя с этой женщиной. С Ниной было гораздо проще, а с этой...
— Я очень рада вас видеть таким здоровым, — донеслось до него.
Они уже все прошли к вешалке.
— О, совсем забыла... Александр Иванович, наше посольство приглашает вас и Павла Александровича на прием по случаю дня рождения президента... Вот приглашение...
Она вручила билет.
— Разрешите мне за вами заехать.
— Это опасно, — улыбнулся старый Полынов, намекая на ее прошлое путешествие.
Каролина деланно рассмеялась. При одном воспоминании о том страшном видении за окном машины, ей становилось не по себе, но вслух сказала:
— О, ничего... Теперь уже март и как это по-русски говорится? Ага, зима кончается, вот, так что уже не страшно... Я буду осторожна.
Проводив гостей, Полынов вернулся в кабинет, взял со стола пакет и прошел к ожидавшей его молодежи.
— Вот, друзья, получил наследство. Вернее, пока только описание его.
Все шумно приветствовали это сообщение.
— О, теперь Павел богатый жених, — пошутил Щербаков. — Нина, не проморгай...
Девушка смутилась: не хватало еще подобных шуток. Новое посещение Каролины ее расстроило. Сама того не желая, она начала испытывать ревность...
— Ну-ка, Александр Иванович, похвастайтесь своим богатством, — не без любопытства спросил Дубко.
— Заранее знаю... столько-то ложек, ножей и вилок... Кухонная утварь... Четыре пиджачных пары...
С иронией говоря об этом, Полынов аккуратно сорвал сургуч и распечатал конверт.
Но список оказался значительно длиннее... И среди различного имущества, оставленного Сердюковым, скромно значилось:
«Копи по добычи алмазов (не действующие) в Южной Африке с земельной площадью в 30 акров».
О деньгах Сердюкова, находящихся в банке, в описи ничего не говорилось.
ПРИЕМ В ПОСОЛЬСТВЕ
Неожиданное приглашение Александра Ивановича и Павла в посольство было обсуждено тут же, за столом. Только Дубко, который вскоре ушел, и Нина, не считавшая себя вправе вмешиваться, не приняли в этом участие.
— Ничего хорошего ждать нельзя, — высказался Михаил. — Видимо, они преследуют какие-то свои цели. Лучше держаться подальше. Пошлите письмо, в самых изысканных выражениях, какие приняты между дипломатами, сошлитесь на занятость и откажитесь.
— А я знаю, почему они приглашают, — неожиданно сказала Лена.
— Ты знаешь? — удивился Михаил.
— Да.
Лена выразительно посмотрела на молчаливо сидевшего в стороне Павла.
Щербаков перехватил ее взгляд. Сразу вспомнилась красивая переводчица, которая оказывала молодому Полынову подчеркнутое внимание.
— Ты думаешь?
— Уверена.
— Позвольте, друзья, — заметил Александр Иванович. — Возможно, вы и меня введете в курс дела.
— Да нет. Лена ошибается, — укоризненно проговорил Щербаков. Тот, о ком она говорит, слишком незаметная птица, чтобы повлиять на посла. А ведь это он прислал приглашение.
— Кто это? — снова поинтересовался Полынов.
— Эта догадка не заслуживает внимания, — уклончиво ответил Михаил.
— Не много ли ты берешь на себя?
— Прости, Леночка, я не хотел тебя обидеть.
Он наклонился к Александру Ивановичу и так, чтобы Павел не слышал, сказал ему несколько фраз.
Нина догадалась, о чем идет речь, и незаметно вышла из комнаты.
— Вот как, — задумчиво проговорил Александр Иванович и мельком взглянул на сына. — Никогда этого не будет, — вдруг твердо сказал он.
Молодой Полынов поднял голову.
— Ты это обо мне?
— Да, — ласково ответил тот.
Откровенно говоря, предположение Лены, угаданное Михаилом, не застало Александра Ивановича врасплох. Мысль о переводчице уже приходила ему в голову.
— С другой стороны, — продолжал размышлять Щербаков вслух, — не поехать тоже неудобно. Ведь бывают на таких приемах наши писатели, артисты, ученые... Может быть, вас по этой причине и пригласили.
Александр Иванович не совсем понимал, почему Щербаков придает всему этому такое значение. Но он во всем доверялся молодому человеку, полагаясь на его знания и жизненный опыт, и настороженность того невольно передалась ему.
— В конце концов, почему не отправиться, раз приглашают, — сказал Щербаков. — Может быть, это просто дань уважения к вашему имени.
На том и порешили, что Полыновы все-таки поедут в посольство.
К вечеру следующего дня у ворот дачи остановился темно-синий лимузин. За рулем сидела переводчица.
Март вступил в свои права, и во всем уже чувствовалось приближение весны. От потускневшего влажного снега несло сыростью. На молодой женщине было демисезонное пальто табачного цвета и скромная беретка. Каролина легко вбежала на крыльцо.
Полынов встретил ее подчеркнуто вежливо.
— Напрасно беспокоились, — после взаимных приветствий заметил он.
— Что вы, Александр Иванович, — весело ответила Каролина. — Погода прекрасная, и поездка к вам на этот раз доставила большое удовольствие.
Еще сердечнее она встретила Павла. В черном костюме, накрахмаленной рубашке и галстуке он выглядел превосходно, и молодая женщина с удовлетворением отметила это про себя.
«Он произведет фурор», — мелькнуло у нее в голове. Каролине очень хотелось, чтобы Павел уселся в машине рядом с ней; но Павел раскрыл переднюю дверцу и пропустил отца.
Погода была, действительно, отличная, и машина быстро помчалась по хорошо накатанной дороге.
Когда въехали в Москву, в городе уже зажглись огни, и Полыновы прильнули к окнам, рассматривая вечернюю столицу.
Каролина умело, с соблюдением всех правил, вела машину. Они подъехали к ярко освещенному зданию посольства.
В нижнем этаже, где помещался просторный зал, уже было многолюдно. Когда туда вошли Каролина, ослепительно красивая в своем вечернем платье, и оба Полыновых, высоких и очень похожих друг на друга, многие невольно обратили внимание на них.
Каролина представила Полыновых отцу. Посол с радушной улыбкой встретил их. Пожимая руку Полынову, на русском языке сказал:
— Очень рад познакомиться.
А затем пристально взглянул на Павла.
— И с вами, — добавил посол.
Словно случайно здесь оказались Таупман и Гарри Смит, оба торжественные, в парадных черных костюмах. Полыновым их представили как деловых людей, совершающих туристическую поездку по странам Европы.
Мистер Хейвуд остался встречать гостей, а они прошли в огромный зал, где находились столы, уставленные снедью и бутылками.
Каролина вскоре увела Павла на стеклянную веранду, а Александр Иванович остался с Таупманом и Смитом, который довольно сносно владел русским языком.
Прием не начался, гости еще съезжались. Таупман и Гарри провели Александра Ивановича в одну из примыкавших к залу комнат и усадили его в удобное кресло. Таупман предложил сигару.
Александр Иванович любезно поблагодарил, но отказался от нее.
— О, да, простите, — с огорчением сказал Таупман. — Вы ведь принципиальный противник курения.
— Я слышал, мистер Полынов, о вашем благородном стремлении удлинить человеческую жизнь, — проговорил Смит по-русски.
Полынов ответил по-английски:
— Ее не нужно удлинять, она и так не мала, ее нужно сохранить.
— Во сколько же лет вы определяете среднюю продолжительность человеческой жизни?
— От ста пятидесяти до двухсот лет.
Оба мистера изобразили на лицах нечто, похожее на улыбку.
— Вы шутите, — заметил Таупман.
— Нисколько. На юге нашей страны и сейчас живет человек, который родился в тот же год, что и Пушкин.
— О Пушкин, гениальный поэт, каких теперь в России нет... Только я забыл год его рождения.
— 1799.
— Больше ста пятидесяти лет назад... И есть такой человек, который столько прожил?
— Да. Он и поныне здравствует, выполняет физическую работу и чувствует себя превосходно. Но я уверен, что это еще далеко не самый старый человек на земле.
Александр Иванович увлекся. На эту тему он мог говорить без конца...
Гарри по профессиональной привычке сделал попытку достать из кармана блокнот, чтобы записать беседу с Полыновым, для которой мысленно уже придумал название: «Ровесник Пушкина. Самый старый человек на земле», но Таупман незаметно коснулся его руки, и тот вспомнил, что он не журналист, а представитель деловых кругов, владеющий в Южной Африке обширными землями.
— Где-нибудь на земле и есть такие люди, мистер Полынов, — сказал Таупман. — Следует только побывать во всех уголках земного шара. Для этого нужны деньги, или, как у вас говорят, средства, много средств... Если б вы поехали к нам, то нашлись бы люди, которые готовы дать деньги на такие гуманные цели, сколько потребуется. Нужно только ваше желание.
— Да, вы правы, — ответил Полынов, — деньги нужны хотя бы для того, чтобы создать научно-исследовательскую лабораторию...
Таупман воскликнул, будто только сейчас вспомнил:
— О, господин Полынов, вас можно поздравить с получением наследства...
Гарри также протянул свою руку для рукопожатия:
— Нам рассказал об этом, — добавил он по-русски, — наш посол.
— Спасибо... Увы, на эти деньги лечебницу не создашь, — с улыбкой ответил Александр Иванович.
— Кстати, мистер Полынов, — решив, что предоставился удобный случай для разговора по существу, вставил Гарри, — у меня к вам есть деловое предложение. Прошу прощения, что поднимаю об этом вопрос, возможно, не в подходящее время, но для нас дело прежде всего.
— Пожалуйста, я слушаю вас.
Таупман хоть и не понимал по-русски, но по лицу своего школьного друга сразу догадался, что речь зашла о самом главном. Он незаметно отошел, издали наблюдая за беседующими.
— Мне стало известно, — продолжал между тем Гарри Смит, — что вам достались по наследству старые копи, расположенные рядом с моими землями. Я бы мог их купить, конечно, за цену, которая устроит нас обоих.
— Купить? — искренне удивился Полынов. — Но ведь копи заброшены, алмазы там давно уже не добывают.
— О! У меня есть свой план, — добродушно подмигнул Смит, — деловой человек на ветер зря деньги не станет бросать... По существующим в наших местах ценам на землю, я готов заплатить по 500 долларов за каждый акр.
Как доверительно ни говорил Смит, у Александра Ивановича сразу зародилось сомнение... Он понятия не имел, сколько на самом деле стоит земля в Южной Африке.
— Хорошо, — проговорил он, поднимаясь, — я весьма рад знакомству с вами и мистером Таупманом, надеюсь, мы будем иметь возможность еще поговорить на эту тему. А сейчас разрешите откланяться...
И, почтительно кивнув обоим, вышел из комнаты.
А тем временем на стеклянной веранде среди колоссальных, вечнозеленых пальм, Каролина старалась развеселить молодого Полынова. Она была достаточно ловка и опытна. Павел не умел танцевать, и она изъявила желание его научить. Положив его руку к себе на талию и показывая, как нужно передвигать ноги, она время от времени, словно случайно, прижималась к Павлу, бледному и взволнованному. Потом она расспрашивала Павла о жизни в ущелье, и он охотно отвечал.
Вдруг совсем рядом раздался голос Гарри:
— Вот вы где, Каролина... Испытываете свои чары на наивном мальчике, — ехидно заметил он по-английски.
После трудной беседы с Полыновым Гарри успел выпить, и сейчас лицо его раскраснелось, глаза были насмешливо-злыми.
Павел недоуменно посмотрел на багровое лицо Гарри. Он не понял, что сказал этот человек, но какое-то неприятное, незнакомое чувство охватило его. Неловко опустив руки, он исподлобья посмотрел на Смита, словно готовясь вот-вот ударить его.
Каролина наклонилась к Павлу:
— Павел Александрович, прошу извинить... Гарри, можно вас на минуточку? — с очаровательной улыбкой повернулась она к нему.
Но, отведя корреспондента в сторону, она вдруг вся изменилась. Лицо ее пылало гневом.
— Уйдите... или я вас убью...
И видавшему виды Гарри показалось, что это не простая угроза.
«О, тут пахнет, кажется, не только долларами, но и страстью», — безнадежно подумал он и благоразумно удалился...
ЛАБОРАТОРИЯ ЖИЗНИ
Начался уже апрель, но погода в Москве стояла отнюдь не весенняя. Серые, как солдатское одеяло, тучи повисли над столицей, то и дело накрапывал мелкий, косой дождь, которому, казалось, не будет конца. Темные громады зданий тускло поблескивали стеклами окон, с умытых крыш стекали серебристые струйки.
Вот в такой непогожий день Александр Иванович решил побывать у Петра Николаевича Крюкова, выполнить обещание, данное ему еще на свадьбе у Щербакова.
Научная исследовательская лаборатория, которой заведовал Крюков, находилась в новом районе Москвы. Полынов добрался туда на такси.
В вестибюле большого здания его любезно попросили обождать и куда-то позвонили. Вскоре Полынов увидел высокую, громоздкую фигуру Крюкова.
Пожимая своими огромными ручищами ладонь Александра Ивановича, Петр Николаевич сердечно пробасил:
— Наконец-то... Зашли... Это хорошо... Ну, пойдемте в мою берлогу...
«Берлогой» оказался просторный кабинет с шестью окнами, заставленный многочисленными металлическими приборами, среди которых затерялся небольшой письменный стол с резными ножками. Два массивных кожаных кресла стояли один против другого.
Усадив в одно из них гостя, Крюков тяжело опустился в другое.
— Ну, земляк... Рад видеть в полном здравии... Как, съездили на родину?
— Представьте себе, еще нет, — ответил Александр Иванович. — Неожиданно накопилось много дел, никак не соберусь.
— Ну, тогда я вас в отпуск с собой заберу... Курортов не признаю... Волга... Больше ничего мне не надо... Посидишь с удочкой на берегу, надышишься всласть воздухом — сил наберешься на целый год... А город какой стал...
— Да, я читал...
— Вы когда там были в последний раз?
— В 1915 году...
— Ого! — воскликнул Крюков... — Давненько... Не узнаете... Ничего не узнаете... А я навещаю каждый год... Люблю город и места знаю, где сазаны водятся... Впрочем, об этом потом... Сейчас, если не устали, поглядим, что у нас есть...
Петр Николаевич достал из шкафа белоснежный халат, помог Полынову одеть его.
— Наша лаборатория молода, уже после войны создана, но кое-чего мы успели добиться, — проговорил он. — Вы вот думаете о человеческом долголетии... Это правильно... Ну и мы боремся со смертью, особенно преждевременной...
Беседуя, они прошли по длинному коридору. Петр Николаевич открыл одну из дверей, пропустил вперед Полынова.
В комнате, похожей на больничную палату, на специальных подставках находились прозрачные колбы и стеклянные сосуды разной формы. Здесь Александра Ивановича радостно встретила мать Лены.
— Ну-ка, Татьяна Александровна, покажите-ка нам свое хозяйство.
Татьяна Александровна улыбнулась:
— Вы это сделаете лучше меня, Петр Николаевич!
— Не скромничайте,