Луна считала, что была обычной. Думала, что ей нравится это. Но всё казалось половинчатым.
Она была пятилетней девочкой – потом семилетней, потом, наверное, одиннадцатилетней.
На самом деле, это было прекрасно – так думалось Луне в одиннадцать. Она любила симметрию. Одиннадцать – это даже визуально казалось чем-то таким оборотным, но на самом деле числа смотрели в одну сторону и вели себя не так, как следовало. Она думала, она такая же, как и большинство одиннадцатилетних. Ведь её связь с другими детьми всегда ограничивалась тем, как бабушка посещала Свободные Города, и то, это были только те посещения, во время которых Луне было разрешено присутствовать. Иногда ведь бабушка путешествовала и вовсе без неё. И каждый год Луне казалось всё более и более яростным, раздражающим то, что её оставляли здесь одну.
В конце концов, ей было уже одиннадцать лет! С одной стороны – чётное, с другой – нечётное. Она была готова сотворить множество вещей сразу – она была всем этим одновременно. И ребёнком, и взрослым, самодостаточным поэтом, и известным инженером, и старательным ботаником, и даже драконом. А сколько можно было расширять этот список! Так что, её возмущало то, что её заставляли отсутствовать во время некоторых поездок. И она говорила об этом, заявляла часто – и очень громко.
Когда бабушка была далеко, большую часть времени Луна проводила в мастерской. Она сидела над книгами о металлах и горных породах, о воде, о цветах и мхах, о съедобных растениях и о животных, о биологии и о том, как ведут себя звери, о теории и принципах механики… Но любимыми книгами Луны были те, что говорили об астрономии. А ещё она так сильно любила сияющую на небесах луну, что могла обнять её руками и долго-долго петь красивую колыбельную. Ей хотелось собрать лунный свет в огромную миску и выпить его залпом. У неё был голодный ум, в ней полыхало любопытство, а ещё она умела и рисовать, и строить, и творить.
Её пальцы, казалось, существовали отдельно от неё самой.
- Видишь, Глерк? – воскликнула она, продемонстрировав механическую вещицу из полированного дерева, со стеклянными глазами, с крошечными металлическими ножками, прикреплёнными к туловищу. Он прыгал, он скользил, он добирался, он хватал… Он мог даже петь! А теперь Луна установила его рядом с собой, и маленький механизм перелистывал страницы книги, а Глерк морщил свой большой влажный нос.
- Он переворачивает страницы, - промолвила она. – Книги. Бывают ли механизмы умнее?
- Но ведь он просто листает их, хочет того он или нет! – вздохнуло чудище. – Это не то же самое, что читать книгу. И даже если б он задерживался и делал вид, что читает, это было бы не то же самое, что читаешь ты. Даже если б он мог на самом деле… Как это – подойти к странице и понять, о чём на ней на самом деле идёт речь? – на самом деле, он просто пытался немного её осадить. Разумеется, он был впечатлён тем, что она сотворила. Но, как он тысячу раз повторял ей, раз за разом, раз за разом, он не мог бы быть столь сильно впечатлён каждой внушительной вещи, которую она когда-либо за свою короткую жизнь умудрялась сотворить. В конце концов, сердце его и без того разрывалось и выталкивало его из старого мирка, впихивая в этот новый и страшный.
Луна топнула ногой.
- Конечно, читать он не может! Потому что он переворачивает страницу только тогда, когда я ему об этом говорю! – она скрестила руки на груди и посмотрела на болотное чудище так, что тому должно было захотеться отвернуться.
- Мне кажется, вы оба правы, - промолвил Фириан, пытаясь заключить шаткий мир. – Мне нравится глупое. И умное. Я люблю всё на свете!
- Тише, Фириан! – в один голос воскликнули девочка и болотное чудище.
- Это занимает больше времени – расположить механизм так, чтобы он переворачивал страницу, научить его этому, чем просто перевернуть её самой. Так почему бы тебе и вправду не переворачивать страницу самостоятельно? – Глерк беспокоился, потому что шутка зашла слишком далеко. Он обхватил Луну своими четырьмя руками, прижал её к своему верхнему правому плечу, но она закатила глаза и выскользнула из его рук.
- Потому что тогда не будет механизма, - в груди Луны что-то кололо. Всё тело её кололо. Весь день она была колючей, будто ёж! – А где же бабушка?
- Ну, так ведь ты знаешь, где она сейчас находится, - ответил Глерк. – Она вернётся уже на следующей неделе.
- А я не хочу, чтобы она возвращалась на следующей неделе! Я хочу, чтобы она вернулась сегодня!
- Поэт говорит, что нетерпение – это удел мелочей. Головастиков, блох, мушек. А ты, моя любовь, ну уж явно куда больше дрозофилы.
- Ненавижу поэта! От него голова кипит!
Эти слова резанули Глерка по сердцу. Он прижал к груди все четыре свои руки и упал на спину, защищаясь, завернулся в свой хвост.
- Что ты такое говоришь?
- То, что ты слышишь! – отрезала Луна.
Фириан носился от девочки к чудищу, от чудища к девушке. И не знал, куда лететь.
- Ну, Фириан, - Луна открыла один из боковых карманов. – Ты можешь вздремнуть, а я пойду на путь, посмотрю, достаточно ли далеко бабушка, чтобы увидеть её отсюда. Мы можем очень далеко видеть с холма, ты не знаешь?
- Ты ещё не сможешь её увидеть! Несколько дней – нет, - Глерк внимательно посмотрел на девочку. Что-то сегодня было не так. Но он не мог понять, что именно.
- Так ведь ты не знаешь! – Луна повернулась на каблуках и зашагала по тропе.
- У терпения крыла нет, - продекламировал Глерк, когда она миновала его, - у терпения нет работы… Но ни взрывов в нём нет, ни полёта… Ведь терпение – зыбь океана, ведь терпение – гор сильных вздох… Ведь терпение – звёзд хороводы, бесконечное пение звёзд…
- Я не слушаю тебя! – не оборачиваясь, громко прокричала Луна. Но на самом деле она слушала. Глерк мог сказать это с абсолютной уверенностью.
К тому мигу, когда Луна добралась до нижней части склона, Фириан успел уснуть. Этот дракон мог спать где угодно и когда угодно! На самом деле, в этом он был попросту настоящим экспертом! Луна полезла в карман и погладила его нежно по голове, но он так и не проснулся.
- Ох, драконы-драконы… - пробормотала Луна. Это оказалось ответом на многие вопросы, хотя по правду никакого особого смысла в этом не было. Когда Луна была маленькой, казалось очевидным, что Фириан старше её. Он научил её считать, создавать числа, складывать и вычитать их, умножать их и делить, от самых маленьких до попросту огромных. Он научил её делать числа чем-то большим, чем они являлись на самом деле, пользовался ими для того, чтобы раскрыть более крупные понятия о движении и о силе, о пространстве времён и пространстве мест, и кривые с кругами выгибались пружинами в его умелых, разумных лапах – а после и в руках самой Луны они вились настоящими ветвями.
Но теперь всё оказалось иначе. С каждым годом Фириан казался ей всё младше и младше, каждый год убивал, капля за каплей, его превосходство над её слабыми, скромными знаниями. И иногда Луне взаправду казалось, что для него время течёт в обратном направлении – а она в это время просто неподвижно замерла в нём, но порой у неё возникало такое впечатление, что на самом деле всё было абсолютно наоборот: это Фириан замер на одном месте и не сдвигался ни на миг во времени, а Луна тем временем всё росла и росла вперёд. И она всё время задавалась вопросом, почему так получилось.
Драконы! Глерк смог бы объяснить, что да к чему.
Драконы! Ксан согласилась бы с нею, а потом пожала бы плечами. Это драконы, что ты с ними сможешь поделать?
И никто ничего не ответил. По крайней мере, Фириан никогда не пытался уклоняться от вопросов Луны и не намеревался её запутать. Во-первых, потому что он понятия не имел, что такое запутать, а во-вторых, редко мог ответить. Разве что если вопросы были по математике. Вот тогда он и вправду фонтанировал ответами! А что касалось всего остального, Фириан был не слишком мудрым.
Луна добралась до вершины холма до полудня. Она поднесла ладонь к глазам и попыталась увидеть так далеко, как только смогла. Она никогда не бывала так высоко – и поразилась, что Глерк позволил ей так далеко забраться.
Города лежали по ту сторону леса, внизу, на южной стороне горы, где земля становилась ровной и гладкой. Там земля больше никого не убивала. К тому же, как знала Луна, были там фермы, ещё одни горы, а потом – океан… Но так далеко луна никогда не бывала. По ту сторону, на севере горы, не было ничего, кроме леса, а за его пределами красовалось только болото, охватившее половину мира.
Глерк сказал, что он был рождён из этого болота. И мир был рождён из болота.
- Как? – спрашивала тысячу раз Луна.
- Стихотворение, - иногда отзывался Глерк. – Песня, - сообщал он в другое время. И тогда, вместо того, чтобы объяснять ей дальше, он говорил, что она когда-нибудь позже сама всё поймёт.
Глерк, как подумала Луна, был просто ужасен. Всё было ужасным. И самой ужасной казалась ужасная, страшная боль в голове, что ухудшалась в течение всего дня. Она села на землю, закрыла глаза. В темноте, что пряталась за ресницами, она видела синее с отливом серебра – и ещё что-то невероятное. Что-то твёрдое, что-то плотное, как орех…
И ещё ей казалось, что внутри что-то пульсировало, будто бы бился в её голове сложный часовой механизм. Нажми, нажми, нажми на кнопку…
Каждый щелчок, подумала Луна, приближал её к концу. Она покачала головой. Почему она так думает? Она ведь не имела ни малейшего представления о правде…
Отчего в её голове так тесно? Вот только ответ так и не приходил.
И вдруг она увидела маленький дом с огромным количеством одеял, сшитых вручную, одеял, что драпировали стулья, украшали стены, прикрывали красочные баночки на ярких полках, такие невообразимо соблазнительные… И эта женщина с чёрными волосами и родинкой в форме полумесяца, и песня – видишь маму? Да, моя милая? И это слово, что билось в её голове, от одного уха к другому, мама, мама, мама, снова, снова, снова, как будто кричала птица.
- Луна? – сказал Фириан. – Луна, почему ты плачешь?
- Я не плачу, - прошептала Луна, утирая слёзы. – И, в любом случае, я очень сильно скучаю по бабушке.
И это было правдой. Ей так не хватало мудрой пожилой женщине! И сколько б она ни стояла, сколько б она ни смотрела, от этого ни на миг не уменьшалось время, которое было нужно, чтобы прийти из Свободных Городов на вершину спящего вулкана. Она была уверена в этом. Но дом, но одеяла, но черноволосая женщина – Луна видела их прежде! Но она не знала, где именно.
Она посмотрела вниз, на болото, на сарай с мастерской, на дом на дереве с его круглыми окошками, что выглядывали с каждой стороны массивного дерева, словно удивление немигающих глаз… И ещё один дом. И ещё одна семья. И этот дом. И эта семья. Она знала, что это таилось в её костях.
- Луна, что не так? – спросил Фириан, чувствуя тоску в своём голосе.
- Всё так, Фириан, - сказала Луна, обхватив его руками и притянув к себе, а после поцеловав в макушку. – Всё-всё на свете так, милый. Я просто думаю о том, до какой степени сильно я люблю свою семью…
И это была первая ложь, которую она когда-либо говорила. Даже вопреки тому, что её слова были чистой правдой.