Луна оставила записку для своей бабушки, где сообщила, что пошла за ягодами – и чтобы нарисовать какой-нибудь эскиз с солнцем. Скорее всего, бабушка всё равно будет ещё спать, когда Луна наконец-то вернётся, ведь она обычно так много спала, по крайней мере, в последнее время! И хотя старушка уверяла девочку, что на самом деле она всю жизнь столько спала, что ничего не изменилось и никогда больше в жизни ничего не изменится, Луна отлично знала, что это была очередная, ещё и отборная ложь.
Они обе лгали друг другу – это им подсказывали собственные сердца. И никто из них не знал о том, как это остановить. Именно поэтому она оставила на столе записку о том, что уходит, а потом выскользнула на улицу, тихонько прикрыв за собою дверь.
Луна перекинула через плечо шлейку собственной сумки и скользнула в собственную обувь, а после ступила на длинный извилистый путь, что закручивался вокруг болота и вёл до следующего следа покоса, а там – проходил между двумя курящимися кратерами невидимого вулкана, на юг от основного источника извержения. День был тёплым и липким, и она с ужасом осознала, что начинает вонять. Такого рода вещи часто встречались в последнее время – то дурные запахи, то странные высыпания на лице. Луне казалось, что её тело будто бы сговорилось само с собой, и даже её голос предательски менялся.
Но это было далеко не самым плохим на свете.
К тому же была… Ещё одна сыпь, так сказать. Она не могла объяснить это. Впервые она заметила это, когда попыталась подпрыгнуть, чтобы получше рассмотреть птичье гнездо, и вдруг совершенно неожиданно оказалась на самой верхней ветке дерева.
- Должно быть, ветер, - проговорила она себе под нос, хотя это казалось откровенно смешным. Разве кто-то когда-то видел, чтобы ветер подбросил человека аж до вершины дерева? Но поскольку Луна не могла придумать хоть какое-нибудь другое объяснение, должно быть, это был просто очень сильный ветер. Она ничего не сказала ни своей бабушке, ни Глерку. Она не хотела их беспокоить. Кроме того, она почему-то чувствовала себя неловко от того, что с нею случилось.
Да и что случилось? Ведь она, в конце концов, просто подлетела на ветре!
А потом, спустя месяц, когда они с бабушкой собирали в лесу грибы, Луна заметила вновь, насколько сильно устала её бабушка, какой она стала тонкой и хрупкой, как болезненно грохотало у неё в груди дыхание.
- Я беспокоюсь о ней, - промолвила она вслух, когда бабушка зашла достаточно далеко, чтобы не иметь возможности её услышать. Луна чувствовала, как тяжело звучал голос.
- Я тоже, - ответила орехово-коричневая белка. Она как раз восседала на нижней ветви дерева и смотрела вниз, а на мордочке застыло понимающее выражение.
Луне понадобилось несколько минут, чтобы понять, что белки разговаривать не должны.
А потом ещё одна, чтобы осознать, что она далеко не впервые разговаривала с животным. Прежде такое тоже бывало, она в этом была уверена. Просто не могла вспомнить, когда именно.
А потом, пытаясь объяснить Глерку, что именно произошло, она нарисовала эскиз. Она не могла вспомнить, что именно случилось в её жизни, но знала, что что-то да было. Просто не могла конкретно понять, что именно.
Это произошло до того, шептал голос её голове.
Это произошло раньше.
Это произошло раньше.
Эта пульсирующая уверенность, это дикое знание, которое было таким же привычным, как и тикающие в её голове часы…
Луна зашагала по дорожке, миновала первый холм, и болото осталось позади. Древняя смоковница раскинула ветви на дорогу, словно приветствуя каждого, кто проходил мимо. На самой нижней ветви восседал ворон. Он был могуч, а перья его сверкали, будто бы намасленные. И он так посмотрел Луне в глаза, словно её и дожидался.
Это произошло до того.
- Привет, - поприветствовала его Луна, глядя ворону в глаза.
- Кар-р-р! – отозвался ворон, но Луна сразу поняла, что он имел в виду "привет".
И в тот же миг Луна вспомнила.
За день до этого она как раз забирала из курятника яйца. Во всех гнёздах было только одно яйцо, и она не взяла с собой корзинку, так что пришлось просто держать его в руке. И она не успела даже добраться до дома, ведь яйцо внезапно зашевелилось. Оно перестало быть гладким и тёплым, теперь оно казалось острым и щекотало ей руку. А потом её укусило. Она с криком отпустила яйцо, но оно оказалось не яйцом и вовсе – это был огромный ворон. Он расправил крылья, взмыл над нею спиралью и пристроился на ближайшем дереве.
- Кар-р-р! – сказал ворон. Или должен был бы сказать – на деле же всё произошло по-другому.
- Луна, - каркал вместо этого ворон. И не улетал. Он сидел на самой нижней ветви над домом Луны, летал за нею целый день. Луна была в недоумении.
- Кар-р-р! – каркал ворон. – Луна, Луна, Луна!
- Тише! – ругала его девочка. – Я пытаюсь думать…
Ворон был чёрным и блестящим, как и любой нормальный, но стоило Луне прищуриться, она видела в нём и другой цвет. Синий. С отливом серебра на крыльях. Эти цвета растворялись, стоило только открыть глаза и посмотреть на него прямо.
- Что ты такое? – спросила Луна.
- Кар-р-р, - ответил он. – Я самый прекрасный ворон, - вот что это значило.
- Я вижу. И тебе стоит постараться сделать так, чтобы моя бабушка тебя не видела, - ответила Луна. – А ещё моё болотное чудище, - добавила она, немного присмотревшись. – Мне кажется, ты мог бы очень сильно их расстроить.
- Кар-р-р! – отозвался ворон. – Я согласен, - а вот это он на деле имел в виду.
Луна покачала головой.
В вороньих разговорах не было никакого смысла. И всё же, ворон никуда не делся. И она была уверена в том, что он и умён, и совершенно живой.
Существовало слово, которое могло бы всё это объяснить. Существовало слово, которое открывало завесу тайны и могло дать название всему, чего она не понимала. Оно просто должно существовать! Вот только она никак не могла его вспомнить.
Луна дала ворону инструкции – он должен был оставаться вне поля зрения, пока она не разберётся, и ворон её послушал. Это и вправду был очень умный ворон.
А теперь вот опять. На нижней ветви смоковницы.
- Кар-р-р, - должен был сказать ворон. – Луна! – произнёс он вместо этого.
- Тихо ты! – воскликнула Луна. – Тебя ведь могли бы услышать!
- Кар-р-р! – смутившись, прошептал ворон.
Луна, разумеется, ворона простила. Она зашагала дальше, но отвлеклась, споткнулась о камень и болезненно упала о землю, уронив даже собственную сумку.
- Ой! – воскликнула её сумка. – Оставь меня!
Луна посмотрела на неё. Впрочем, уже не удивилась. Даже говорящие сумки не могли её ошеломить.
Тогда из-под крылышка показался маленький зелёный нос.
- Это ты, Луна? – спросил этот нос.
Луна закатила глаза.
- И что ты делаешь в моей сумке? – спросила она. Она раскрыла сумку и уставилась на пристыженного дракона.
- Ты отправишься в неизвестные дали! – промолвил он, заглядывая ей прямо в глаза. – И всё это сделаешь без меня! А ведь это ну совершенно, абсолютно несправедливо! Я просто хотел отправиться туда с тобой! – Фириан вспорхнул вверх и завис на уровне её глаз. – Мне просто хочется быть частью команды! – он подарил ей полную надежду драконью улыбку. – Может быть, нам стоит отправиться за Глерком! И взять с собой тётушку Ксан! О, это получится просто замечательная, просто идеальна команда!
- Нет, - твёрдо ответила Луна, продолжив своё восхождение к вершине холма. Фириан мчался у неё за спиной.
- А куда мы идём? Я могу тебе помочь? Я буду очень полезен! Эй, Луна? Куда мы идём?
Луна закатила глаза и с фырканьем развернулась на каблуках.
- Кар-р-р! – отозвался ворон. На сей раз он не промолвил "Луна", но девочка могла буквально почувствовать, что он об этом думает. Ворон летел впереди, словно отлично знал, куда они на самом деле направляются.
Они добрались уже до третьего кратера, одного из самых дальних, взобрались на его вершину.
- А почему мы сюда отправились? – полюбопытствовал Фириан.
- Тише, - отмахнулась Луна.
- А почему мы должны молчать? – спросил Фириан.
Луна тяжело вздохнула.
- Мне надо, чтобы здесь было очень тихо. Безумно тихо, Фириан! Только тогда я смогу сосредоточиться на собственном рисунке.
- Я могу быть спокойным! – щебетал Фириан, всё ещё летая прямо у неё перед носом. – А ещё я могу быть поразительно тихим! Я могу быть спокойнее червя, а черви, между прочим, очень тихие, пока не начнут убеждать тебя их не есть, но тогда они становятся менее спокойными и очень убедительными – но я всё равно их ем, потому что они бывают ещё и поразительно вкусными…
- Кажется, я попросила тебя успокоиться! – промолвила Луна.
- Но ведь я спокоен, Луна! Ведь я бесшумен, будто бы…
Луна указательным пальцем ударила дракона по челюсти, заставив его сжать зубы – и, чтобы он не обиделся, другой рукой привлекла его к себе и крепко-крепко обняла.
- Я так сильно тебя люблю… - прошептала она. – Но теперь тебе действительно стоит немножечко помолчать и быть тихим, хорошим драконом, - она нежно похлопала его по зелёной голове и позволила свернуться тёплым клубком на её бедре.
Она восседала, скрестив ноги, на плоской вершине валуна. Осмотрела всю землю, которую только могла увидеть, до той поры, пока та изгибалась, превращаясь в драгоценную оправу для великолепного неба, а после попыталась представить себе, что именно может оказаться там, за границами зримого. Ведь она видела один только лес! Но лес, разумеется, вечным быть не мог. Когда Луна с бабушкой шагали в противоположном направлении, деревья в итоге редели и уступали фермам, фермы сменялись городами, а те вновь позволяли взрасти фермам побольше и поменьше. В конце концов, они добирались до пустынь, до новых лесов и даже до океана – их всех связывали бесконечные сети дорог, что крутились то так, то сяк, словно кто-то уронил клубочки пряжи. Разумеется, в этом направлении тоже что-то было. Но она не могла знать наверняка, ведь никогда не отправлялась в ту сторону. И бабушка её туда не отпускала.
Она ни разу не объяснила, почему так.
Луна поставила свою тетрадь на колени и открыла её на пустой странице. Она вновь полезла в сумку, отыскала там самый острый карандаш, а после сжала его в левой руке до того осторожно, словно это была прекрасная бабочка, которая собиралась вот-вот улететь. Она закрыла глаза и попыталась представить, что ум её опустел, стал синим и таким широким, будто бы огромное безоблачное небо.
- Мне тоже нужно закрыть глаза, или не стоит? – полюбопытствовал Фириан.
- Тише, Фириан, - отмахнулась Луна.
- Кар-р-р! – отозвался ворон.
- Ну что за подлая ворона! – выдохнул Фириан.
- Нет. Он не подлый. И он ворон, - вздохнула Луна. – И, да, мой милый Фириан, закрой глаза.
Фириан издал восторженное бульканье и вжался в складки юбок Луны. Совсем скоро он и вовсе захрапит. Никто не осваивался быстрее Фириана.
Луна вновь вернулась к тому месту, где земля встречалась с небом. Она так ясно представила себе всё это, как только сие было возможно, и её разум словно превратился в чистый лист бумаги, и ей следовало просто нанести на неё узор, так тщательно, как она только может. Она глубоко вздохнула, позволяя собственному сердцу замедлиться, а своей душе разгладить невидимые морщины и узлы и избавиться от лишних забот. Ей казалось, что она, сделав это, ощутит что-то невероятное. Казалось, она уже это делала. Тепло в её костях. Что-то потрескивало на кончиках пальцев. И самое странное – это осознание родинки на её лбу, словно та превратилась в что-то слишком яркое, будто бы та лампа. Впрочем, кто знает… Может быть, на самом деле оно так и было!
По собственному мнению, Луна увидела край горизонта. Увидела, как земля дышит, как она расширяется, всё больше и больше, словно мир повернулся к ней лицом и ясно улыбался.
Не открывая глаз, Луна принялась рисовать. Теперь она стала такой спокойной, что едва осознавала собственное дыхание, тепло Фириана, что прижимался к её бедру, то, что он начал посапывать, и картин стало до такой степени много, они так скоро проскальзывали у неё перед глазами, что она едва-едва могла на них сосредоточиться, пока всё не превратилось в сплошное зелёное пятно.
- Кар-р-р! – проговорили со стороны.
- Луна! – прогрохотали в её ухо. И она поняла, что просыпается.
- Что?! – взревела она. А потом увидела выражение морды Фириана и вдруг почувствовала укол стыда. – Сколько… - начала она, но огляделась. Солнце, которое едва-едва касалось края мира, когда они прибыли сюда, теперь оказалось прямо над ними. – Сколько мы провели здесь времени?
Полдня – она знала ответ на вопрос. Половина дня!
Фириан парил прямо у лица Луны, прижимал свой зелёный нос к каждой из её веснушек. Выражение его морды было абсолютно серьёзным.
- Луна, - выдохнул он, - ты заболела?
- Заболела? – переспросила Луна. – Разумеется, нет!
- Мне кажется, ты могла бы заболеть, - тихо промолвил он. – Потому что что-то очень странное случилось с твоими глазами.
- Ой, это просто смешно! – отозвалась Луна, закрывая собственный журнал с эскизами и плотно завязывая кожаные ремешки, чтобы мягкая обложка не открылась, и листы не разлетелись по миру. Она сунула блокнот в собственную сумку и встала, но ноги почти подкосились под нею. – С моими глазами всё так же, как и обычно!
- Это совершенно не смешно, - отозвался Фириан, летая от правого уха Луны до левого, а потом обратно. – Обычно твои глаза были чёрными и блестящими. А теперь это просто две бледные луны. Это неправильно. Или мне кажется, что это неправильно.
- Мои глаза совсем на это не походят, - пошатнувшись, ответила Луна. Она попыталась стать ровно, отыскать баланс на валуне. Но валуны ни капельки не помогали, и они по прикосновению её руки становились словно перьями. И один из булыжников поплыл куда-то вперёд, а Луна только хмыкнула от расстройства.
- А теперь и твои ноги, - отметил Фириан, пытаясь быть полезным. – А что происходит с этим валуном?
- У нашего разума свои дела, - ответила Луна, призывая все свои силы, чтобы прыгнуть вперёд и приземлиться на гладком гранитном склоне с восточной стороны.
- Это был далёкий прыжок, - промолвил Фириан, с открытым ртом глядя на то место, где минуту назад была Луна, а потом дугой поворачиваясь к тому месту, где она нынче стояла. – Ты обычно так далеко прыгать не могла. То есть, Луна, это выглядело, как будто…
- Кар-р-р! – промолвил ворон. Точнее, он должен был каркнуть – но это прозвучало как "закрой лицо", и она решила, что это весьма мудрый ворон.
- Хорошо, - вздохнул Фириан. – Ты можешь совсем меня не слушать. Меня ведь никто никогда в этой жизни не слушает! – и он помчался вниз по склону, превратившись в настоящее раздражённое пятно, такого яркого зелёного цвета.
Луна тяжело вздохнула и побрела к дому. Она всегда так делала – и Фириан всегда её прощал. Каждый раз.
Яркое солнце оставляло на склоне резкую тень, пока Луна спешила вниз. Она была вся грязная, потная, но от чего, от физических упражнений или от того, что рисовала? Она понятия не имела, от чего, но остановилась у потока, чтобы помыться. Озеро внутри кратера оказалось слишком жарким для того, чтобы окунуться в него, но потоки, что из него вытекали, хотя и казались гадкими на вкус, оказались достаточно прохладными, чтобы ополоснуть лицо, смыть пот с шеи или с рук. Луна опустилась на колени и принялась приводить себя в порядок, чтобы в должном состоянии явиться перед бабушкой и Глерком – а они оба пожелают узнать, где же это её носило столько времени.
Грохотали горы. Она знала, что это вулкан икал во сне. Это было совершенно нормально для вулканов, как знала Луна, ведь они очень беспокойно спят, но это беспокойство, как правило, не проблема. Обычно не проблема. Вулкан казался более беспокойным, чем обычно, и в последнее время с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Бабушка говорила об этом не беспокоиться, но от этой фразы обычно становилось только хуже.
- Луна! – донёсся эхом голос Глерка со склона кратера. Звук отбивался от неба. Луна прикрыла глаза ладонью и посмотрела вниз. Глерк был один. Он махал своими тремя руками в знак приветствия, и Луна помахала ему в ответ. Сердце сжалось от того, что с ним не было бабушки. Она не могла спать до сих пор – и беспокойство узлом завернулось в груди. Не до поздна… И даже на таком расстоянии она видела над головой Глерка облако беспокойства.
Луна бегом помчалась домой.
Ксан всё ещё была в постели. Уже было далеко за полдень, и она спала, словно мёртвая. Луна разбудила её, чувствуя, как слёзы жалили ей глаза. Неужели она до такой меры больна?
- Ой, боже, мой бедный ребёнок… - пробормотала Ксан. – Почему ты трясёшь меня в столь безумный час? Тут люди пытаются спать… - и Ксан повернулась на бок и вновь уснула.
Ещё целый час она не вставала, но заверила Луну, что это было совершенно нормально.
- Конечно, бабушка, - ответила Луна, не глядя старушке в глаза. – Это совершенно нормально, - и бабушка с внучкой поделились друг с другом тонкими и хрупкими улыбками. Каждая ложь, которую они произносили, падала с их губ, разлеталась по земле и звенела, словно битое стекло.
Позже в тот день, когда бабушка заявила, что хочет быть в одиночестве и отправилась в свою мастерскую, Луна вытащила из своей сумки тетрадь и принялась её листать, рассматривая рисунки, что сотворила в забвении. Она знала, что лучше всего у неё получалось тогда, когда она и вспомнить не могла о том, что делала. По правде, это очень раздражало.
Она нарисовала картину с каменной башней, той, о которой однажды говорила, с обсерваторией, что вела к небесам, и высокими стенами. Она нарисовала бумажную птицу, что вылетала из западного окна. И это она уже рисовала… А ещё ребёнка, что был в окружении древних деревьев. И полную луну, что крутилась вокруг Земли.
А ещё она нарисовала карту. Две, по правде, на двух листах.
Луна вертела её взад и вперёд, а потом смотрела на свои руки.
Каждая карта была запутанной и подробной, открывала рельефы и тропы, а ещё – скрытые опасности. Тут гейзер. Там – грязевой поток. А вот там он мог поглотить целое стадо коз и всё ещё оставаться крайне голодным…
Первая карта была точным отображением ландшафта и тропы, что вели к Свободным Городам. Луна могла видеть каждый изгиб, каждый дёрн на следах, каждый поток и каждый водопад. Она видела даже сбитые деревья – те, которые ещё стояли во время их последнего путешествия.
А вторая карта отражала другую часть леса. Тропа начиналась в её доме на дереве в одном углу, а после вела за склон горы и заводила на север.
Там она никогда не бывала.
Она скользила взглядом по всем изгибам, поворотам и ориентирам. Вот места, где можно разбить лагерь. Вот потоки с хорошей водой, а вот те, которых необходимо избегать.
А ещё был круг деревьев. В центре его начертано слово – ребёнок.
И город за высокой стеной.
А в городе была Башня.
И рядом с башней были начертаны слова – "она здесь, она здесь, она здесь".
Луна медленно подтянула к себе тетрадь и почувствовала, как бились в унисон с её собственным сердцем эти страшные слова.