Энтен стоял у дома дяди почти час, прежде чем набраться смелости и постучать. Он сделал несколько глубоких вдохов, посмотрел в своё отражение в оконном стекле, пытаясь спорить с сердцем. Он ходил, потел, ругался. Отёр лоб платком, вышитым Эсин – его имя в искусных цветах. Его супруга была волшебницей – волшебницей иглы и нитей. И он любил её так сильно, что боялся, что умрёт за неё.
- Надежда, - шептала она ему, скользя по шрамам на его лице с нежностью умных, маленьких пальчиков, - это когда первые крошечные побеги появляются среди зимы. Они такие сухие! Такие мёртвые! Такие холодные в наших руках. Но это ненадолго. Они вырастут во что-то больше, разбухнут, а потом весь мир зазеленеет…
И он видел свою любимую супругу – её румяные щёки, её алые, словно маки, волосы, её живот под платьем, что она сама сделала… И наконец-то постучал в дверь.
- Ах! – загудел изнури голос дяди. – Кто-то наконец-то перестал метаться перед дверью и объявил о собственном присутствии!
- Мне жаль, дядя… - запнулся Энтен.
- Хватит извиняться, мальчишка! – взревел Великий Старейшина Герланд. – Открой проклятую дверь и зайди наконец-то!
Мальчишка немного ужалило его. Он не был мальчишкой вот уж сколько лет. Он был успешным ремесленником, мудрым торговцем, женатым человеком, что любил свою супругу. Мальчишка – это слово, что больше никак не шло ему к лицу.
Он споткнулся, заходя в кабинет, и низко поклонился перед дядей, как делал это когда-то давно. А когда он встал, дядя посмотрел на его лицо и содрогнулся. Но в этом ничего нового не было. Шрамы Энтена всё ещё поражали людей, и он привык к этому.
- Спасибо, что согласился принять меня, дядя, - промолвил он.
- Сомневаюсь, что у меня есть выбор, племянник, - заявил Великий Старейшина Герланд, закатывая глаза, чтобы только не смотреть на лицо мужчины. – В конце концов, семья есть семья.
|
|
Энтен подозревал, что это не совсем правда, но об этом не сказал.
- В любом случае…
Великий Старейшина встал.
- Нет никакого случая, племянник. Я почти вечность стоял у этого стола, дожидаясь твоего прибытия, но теперь пришло время повстречаться с членами Совета. Ведь ты помнишь Совет, не так ли?
- О, да, дядя, - ответил Энтен, чувствуя, как краснеет его лицо. – Потому я здесь. Я хочу обратиться к совету. Как его бывший член. Если могу – то прямо сейчас.
Великий Старейшина Герланд был крайне озадачен.
- Ты… - пробормотал он. – Ты хочешь – что? – обыкновенные граждане даже не смели обращаться к Совету. Они просто не имели никакого права.
- Если всё будет в порядке, дядя.
- Я… - начал Великий Старейшина.
- Я знаю, что это отчасти непривычно, дядя, а так же сознаю, что это ставит тебя в неудобное положение. Ведь столько лет прошло с той поры, как я носил мантию! Но я хотел бы наконец-то обратиться к Совету, объяснить своё поведение и поблагодарить их за представленное за вашим столом место. Я никогда не делал этого – а теперь понимаю, что попросту должен.
Это была ложь, но Энтен проглотил её и улыбнулся.
Его дядя, казалось, смягчился. Великий Старейшина сцепил пальцы и прижал их к своим вспухшим губам, а после посмотрел Энтену прямо в глаза.
- Что ж, прочь традиции, - промолвил он, - Совет будет рад тебя!
Великий Старейшина встал и обнял своего своенравного племянника, а после, сияя, отвёл его в зал. И когда они приблизились к грандиозному холлу, прислужник открыл дверь, и оба они – и дядя, и племянник, - вошли внутрь.
|
|
И Энтен почувствовал, как что-то липкое, скользкое и свежее раскалывается в его груди.
Совет, как и предсказывал Герланд, был более чем рад увидеть Энтена – и они воспользовались его присутствием, чтобы поднять бокалы за его знаменитое мастерство и тонкое деловое чутьё, за чудовищную удачу и за самую умную девушку в Протекторате. Их не приглашали на свадьбу, да и они не пришли бы, если б их пригласили, но теперь, хлопая его по спине и по плечам, они казались сворой доброжелательных дядюшек. Они не могли быть более горды, чем сейчас, и вторили ему об этом в один голос.
- Хороший парень, хороший парень, - клокотал зал, и члены Совета хмыкали и хохотали. Они раздавали сладости, практически неслыханные в Протекторате. Они разливали вино и пиво, пировали с колбасами и выдержанными сырами, с самыми лучшими пирожными из сыпучего теста, с прекрасным маслянистым или сливочным кремом. Энтен прихватил с собой многое из того, что ему всучили, чтобы потом показать своей возлюбленной жене. Когда слуги принялись убирать тарели, кувшины и кубки, Энтен откашлялся.
- Господа, - сказал он, когда Совет расселся по залу, - я пришёл сюда неспроста. Прошу вас простить меня. И ты, дядя… Признаюсь, я не поведал обо всех своих намерениях.
В комнате становилось всё холоднее и холоднее. Совет вдруг заметил шрамы Энтена, которые они прежде столь притворственно игнорировали, и смотрели они теперь жестоко, с некоторым отвращениям. Но Энтен вспомнил о своём мужестве и выстоял. Он подумал о ребёнке, что рос в животе его жены. Он подумал о сумасшедшей в той башне. Ведь кто-то должен был бы сказать, что она не сошла б с ума, если б не вынуждена была отказаться от своего бедного ребёнка! А кто сказал, что не сойдёт с ума его любимая Эсин? Он едва на час мог расстаться с нею, а сумасшедшую на долгие годы заперли в башне. Годы. Да он умрёт!
|
|
- Что ж, - промолвил Великий Старейшина, пронизывая его взглядом, - что ж, мой мальчик…
Не позволяя этому "мальчик" вновь уколоть его острым жалом, Энтен продолжил.
- Как вы знаете, - промолвил он, изо всех сил пытаясь представить, будто бы его тело сотворено из дерева. Ему ничего не надо уничтожать. Он пришёл сюда не ломать. Он пришёл сюда строить. – Как вы знаете, моя возлюбленная Эсин ждёт ребёнка…
- Замечательно! – воскликнули Старейшины, сияя, как единое целое. – Великолепно, великолепно!
- И, - продолжил Энтен, желая, чтобы его голос не дрожал, - наш ребёнок должен родиться только по тому дню, как повернёт год. И нет больше детей ко дню Жертвоприношения, и наше дитя – наше милое дитя, - будет самым юным в Протекторате.
И счастливый смех внезапно утих, словно его убило пламя. Старейшины прочистили горло.
- Страшная удача, - промолвил старейшина Гвинот тонким, пронзительным голосом.
- И вправду, - согласился Энтен, - но этого не должно случиться. Я считаю, что сыскал способ остановить весь этот ужас. Я думаю… Я знаю, как можно положить конец тирании Ведьмы навсегда.
Лицо Великого Старейшины Герланда потемнело.
- Не утруждай себя фантазиями, мальчик, - проворчал он, - ты, конечно, не думаешь.
- Я видел ведьму, - отрезал Энтен. Он долго держал в себе эту информацию, очень долго, а теперь она рвалась на свободу.
- Невозможно! – вспылил Герланд. Остальные Старейшины смотрели на молодого мужчину с расстроенными лицами, словно змеи, пожалевшие змеёныша.
- Возможно. Я видел её. Я следовал за процессией. Я знаю, что не имел на это права, и простите меня за это. Но я всё равно это совершил. Я следовал за вами и ждал с жертвенным ребёнком – и увидел ведьму.
- Ничего такого ты не видел! – вскричал Герланд, вставая. Не было там никакой ведьмы. Никогда не было ведьмы. Старейшины прекрасно об этом знали – и они тоже вскочили на ноги, и на их лицах отражалось негодование и обвинение.
- Я видел, как она ждала в тени. Видел, как жадно закудахтала, воспарив над малышкой. Видел сверкание её злых глаз. Она увидела меня и превратилась в птицу – и закричала от боли, когда сделала это. Она вопила от боли, господа.
- Это сумасшествие, - пробормотал один из старейшин. – Сумасшествие…
- Отнюдь. Ведьма, существует. Разумеется, существует, ведь это всем нам известно. Но мы понятия не имели, что она стара. Что она чувствует боль. Того боле – мы знаем, где она!
Энтен вытащил из своей сумки карту Безумной. Он положил её на столе и скользнул по ней пальцами.
- Разумеется, лес опасен, - Старейшины смотрели на карту, всё больше и больше бледнея. Энтен перехватил взгляд дяди – и с уверенностью выдержал его.
Я вижу, к чему ты клонишь – вот что читалось в глазах Герланда.
Энтен оборачивался. Он собирался изменить мир.
Смотри, дядя, смотри.
Но вслух он сказал совсем другое.
- Дорога – самый прямой путь через лес, безусловно, самый безопасный, учитывая ширину, глубину и ясность. Тем не менее, есть ещё несколько безопасных дорог, даже если они запутаны и сложны.
Палец Энтена скользнул по нескольким линиям, обогнул глубокие гребни, что словно острыми, как бритва, осколками скал прорастали из земли, когда вздыхала гора, и показал альтернативные маршруты, минующие скалы, гейзеры и болото. Да, там красовалась огромная, широченная гора, заросшая лесом, и её глубокие складки и медленные склоны спускались вниз самой настоящей спиралью от центрального пика, от кратера, окружённого плоским лугом и маленьким болотом. На болоте росло корявое деревце, и на нём был вырезал полумесяц.
"Она здесь, - шептала карта, - она здесь, она здесь, она здесь".
- Но откуда ты взял это? –прошептал Старейшина Гвинот.
- Это не имеет значения, - отмахнулся Энтен. – Я убеждён в том, что карта совершенно точна. И я готов жизнь положить за эту веру! – Энтен скатал карту и вернул её в сумку. – Именно потому я здесь, Старейшины.
Герланд почувствовал, что дыхание его превратилось в быстрые рваные вздохи. А что делать, если это правда? Что тогда?
- Не знаю, почему, - промолвил он, выпрямляясь во весь свой хищный рост, - мы утруждаем себя этим…
Энтен не дал ему закончить.
- Я знаю, дядя, что прошу нечто необыкновенное. И, возможно, вы правы, и всё это – самая настоящая глупость. Но, по правде, я не прошу от вас многого. Только одно ваше благословение. Мне не нужны ни инструменты, ни оборудование, ни припасы. Жена моя знает о моих намерениях, и она поддерживает меня. В день Жертвоприношения процессия прибудет в наш дом, и она с охотою откажется от нашего ребёнка. Весь Протекторат будет скорбеть, пока вы будете ступать по пути великой печали. И вы отправитесь к тем отвратительным деревьям, тем, что служат ведьме. И положите мою милую малышку на мох, а ещё подумаете, что больше никогда не увидите эти чудные глаза, - Энтен почувствовал, как надломился его голос. Он зажмурился и попытался собраться с силами. – И, может быть, это будет правдой. Может быть, в лесу очень опасно, а колдунья требует, чтобы я отдал ей своего ребёнка.
В комнате было тихо и холодно. Старейшины не осмелились произнести ни слова. Энтен оказался куда выше их всех, а лицо его словно сияло изнутри.
- Или, - продолжил Энтен, - может быть, нет. Может быть, это я буду ждать среди деревьев. Может быть, это я подниму малыша из круга платанов. Может быть, именно я буду тем человеком, что благополучно принёс ребёнка домой.
Гвинот вновь прошептал своим пронзительным голосом:
- Но… как, мальчик мой?
- Это очень простой план, господин Старейшина. Я последую совету карты. Я отыщу ведьму, - глаза Энтена превратились в чёрные яркие угли. – А после я убью её.