Двойственный характер итальянской войны вызвал среди эмигрантов старые противоречия и новое смятение.
В то время как итальянские и французские эмигранты боролись против слияния итальянского освободительного движения с французским переворотом Бонапарта, значительная часть немецких эмигрантов была склонна повторять глупости, первое издание которых стоило им уже один раз десятилетнего изгнания. Они были при этом очень далеки от взглядов Лассаля; они бредили, наоборот, новой эрой милостью принца-регента и надеялись, что их тоже коснется хоть один луч ее; они лопались от «амнистийного бешенства», как острил Фрейлиграт, и готовы были на любое патриотическое действие, если бы «его королевское высочество» пожелало сковать Германию воедино мечом, как возвестил уже Кинкель перед военным судом в Раштатте.
Кинкель и на сей раз снова сделался глашатаем этого направления и стал издавать с 1 января 1859 г. еженедельник под заглавием «Hermann» («Герман»). Уже это допотопное заглавие
См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 388, 385. — Ред.
Имеется в виду работа К. Маркса «К критике политической экономии». — Ред.
АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ
303
показывало, кто был его духовным отцом. В журнале, опять-таки по выражению Фрейлиграта, «стали трубить о тоске по родине», которая спешила окунуться в «либеральный унтер-офицерский обман». Но тем быстрее начал процветать еженедельник Кинкеля. Он сразу убил маленькую рабочую газету «Neue Zeit» («Новое время»), издававшуюся Эдгаром Бауэром по поручению Просветительного общества немецких рабочих. «Neue Zeit» существовала благодаря тому, что типография оказывала ей кредит; газета поэтому была обречена на гибель, когда Кинкель предложил типографии более прибыльный и солидный заказ на печатание «Hermann». Эта проделка, однако, не встретила единодушного сочувствия и среди буржуазных эмигрантов. Фритредер Фаухер образовал даже финансовый комитет, чтобы продолжать издание «Neue Zeit», что и было выполнено, причем газета только переменила свое название на «Volk» («Народ»). Редактирование принял на себя Элард Бискамп, кургессенский эмигрант. Он и раньше сотрудничал в «Neue Zeit» из провинции, а теперь отказался от места учителя, чтобы посвятить все свои силы возрожденной газете.
Вместе с Либхнехтом Бискамп обратился вскоре к Марксу с предложением сотрудничества. Маркс никаких связей с рабочим Просветительным обществом после разрыва в 1850 г. не поддерживал. Он был даже недоволен, когда Либкнехт лично для себя возобновил эту связь, хотя взгляд Либкнехта, что рабочая партия без рабочих представляет собой противоречие, по существу заключал в себе много верного. Однако вполне понятно, что Маркс не мог так скоро отделаться от всех дурных воспоминаний и «озадачил» делегацию, посланную к нему от общества, заявлением, что он и Энгельс сами себя назначили представителями пролетарской партии и это их положение скреплено той всеобщей и исключительной ненавистью, какую питают к ним все партии старого мира.
Сначала Маркс отнесся очень сдержанно и к предложению сотрудничать в «Volk». Хотя он также считал, что не следует предоставлять Кинкелю свободу действий, и выразил свое согласие на то, чтобы Либкнехт участвовал в редактировании газеты вместе с Бискампом, но сам он не желал сотрудничать ни в маленькой газетке, ни вообще в каком-либо партийном органе, не редактируемом им самим и Энгельсом. Он обещал, впрочем, оказать содействие распространению газеты, предоставлять ей для использования свои напечатанные в «Tribune»1 статьи и давать устные сведения и указания по разным вопросам. Энгельсу же он написал, что считает «Volk» эмигрантским листком («Bummelblatchen»), какими в свое время были парижская газета «Vorwarts!» и
Имеется в виду «New-York Daily Tribune». — Ред.
304
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
«Deutsche-Brusseler-Zeitung». Однако может наступить момент, когда для них будет весьма важно иметь в своем распоряжении лондонскую газету. Бискамп тем более заслуживает поддержки, писал он дальше, что работает в газете безвозмездно.
Но Маркс был слишком неукротимо боевой натурой, чтобы не выступить за «Bummelblatchen», когда он стал мешать проискам Кинкеля. Он затратил много сил и времени на спасение газеты — не столько сотрудничеством в ней, которое, по словам Маркса, свелось к ряду небольших заметок, сколько борьбой за обеспечение таких материальных условий, при которых этот орган, выходивший на четырех страницах большого формата, мог бы по крайней мере перебиваться изо дня в день. Все, кто только мог внести свою лепту из числа немногих партийных друзей, и в первую очередь Энгельс, были привлечены к делу. Энгельс усердно помогал и своим пером; он написал в «Volk» военные статьи об итальянской войне и, в частности, поместил там ценную статью о только что вышедшем научном труде своего друга1; однако третья и последняя часть статьи не была там опубликована. В конце августа газета прекратила свое существование, и практическим результатом усилий Маркса было то, что владелец типографии, где она печаталась, некий Фиделио Хол-лингер, потребовал от Маркса оплаты непокрытых расходов по печатанию. Это требование было, конечно, совершенно необоснованно, но «так как кинкелевская шайка только и ждала истории, чтобы произвести публичный скандал, и к тому же весь персонал, вертевшийся вокруг газеты, был таков, что неудобно было выставлять его напоказ на суде»2, то Марксу пришлось откупиться приблизительно пятью фунтами стерлингов.
Несравненно больших жертв и забот стоило Марксу другое наследство, также оставленное ему газетой «Volk». 1 апреля 1859 г. Карл Фогт разослал из Женевы лондонским эмигрантам, и в том числе Фрейлиграту, программу поведения германской демократии в итальянской войне. Он приглашал их сотрудничать в духе этой программы в новом швейцарском еженедельнике. Фогт был племянником братьев Фоллен, которые играли заметную роль в студенческом движении. Во Франкфуртском национальном собрании он вместе с Робертом Блюмом являлся лидером левых и в последние минуты умирающего парламента был даже назначен одним из пяти имперских регентов. Теперь он проживал в Женеве в качестве профессора теологии и вместе с Фази, лидером женевских радикалов, был депутатом от Женевы в швейцарском сословном совете. В Германии он поддерживал
1 В газете «Volk» от 6 и 20 августа 1859 г. была напечатана рецензия Энгельса «Карл Маркс. «К критике политиче
ской экономии»». См. К. Маркс, К критике политической экономии, 1953, стр. 227—238. — Ред.
2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 447. — Ред.
АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ
305
память о себе усердной агитацией в пользу ограниченного естественнонаучного материализма, который немедленно впадал в заблуждения, как только переходил в область истории. К тому же Фогт представлял этот материал «с мальчишеской шаловливостью», как метко выразился Руге, и любил дразнить филистеров циничными словечками. Но когда он дошел до фраз вроде следующей: «Мысли находятся в таком же отношении к мозгу, как желчь к печени или моча к почкам», то даже его ближайший единомышленник, Людвиг Бюхнер, восстал против подобных примеров просвещения народа.
Фрейлиграт просил Маркса высказать свое суждение о политической программе Фогта и получил лаконичный ответ: «Словоизвержение». Несколько подробнее Маркс писал о программе Фогта Энгельсу: «Германия отказывается от своих не-немецких владений. Не поддерживает Австрию. Французский деспотизм преходящ, австрийский — неизменен. Обоим деспотам предоставляется истекать кровью. (Заметно даже некоторое предпочтение Бонапарту.) Германия — вооруженный нейтралитет. О революционном движении в Германии, как Фогт «знает из самого лучшего источника», при нашей жизни нечего и думать. Следовательно, лишь только Австрия будет уничтожена Бонапартом, в отечестве само собою начнется имперско-регентское умеренное либерально-национальное развитие, и Фогт, пожалуй, будет еще прусским придворным шутом»1. Подозрение, которое чувствуется уже в этих строках Маркса, превратилось у него в уверенность, когда Фогт издал — правда, не задуманный им еженедельник, а лишь «Очерки современного положения Европы». Духовная связь этой книги с бонапартовскими лозунгами была уже несомненна.
Кроме Фрейлиграта Фогт обратился также к Карлу Блинду, баденскому эмигранту, который был в дружбе с Марксом с революционных лет и напечатал статью в «Neue Rheinische Zeitung. Politisch-Okonomische Revue», но не принадлежал к ближайшим единомышленникам Маркса. Блинд был скорее одним из тех «серьезных» республиканцев, для которых «баденский кантон» все еще являлся пупом земли. Особенно Энгельс любил подшучивать над этими «государственными мужами», убеждения которых при всей их мрачной возвышенности сводились обыкновенно к неизмеримому преклонению перед собственным «я». Тогда Блинд обратился к Марксу с разоблачениями изменнических происков Фогта и утверждал, что у него имеются доказательства. По словам Блинда, Фогт получил от Бонапарта субсидию на агитационные цели; он хотел подкупить одного южнонемецкого писателя за 30 тысяч гульденов, и в Лондоне тоже сделал попытки
См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 401—402. — Ред.
306
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
подкупа; уже летом 1858 г. в Женеве при встрече принца Жерома Бонапарта с Фази и К° обсуждался вопрос об итальянской войне и русский великий князь Константин намечался даже будущим королем Венгрии.
Маркс вскользь упомянул об этих сведениях, когда его посетил Бискамп, чтобы просить его о сотрудничестве в «Volk»; при этом он прибавил, что южногерманцам свойственна манера сгущать краски. Не спросясь Маркса, Бискамп использовал кое-что из сообщенного Блиндом и написал статью в «Volk» с остротами об имперском регенте — имперском изменнике; один экземпляр этого номера он послал Фогту. Фогт ответил в «Bieler Handelscourier» («Бильском торговом курьере»), напечатав там «Предостережение» рабочим с изобличением «клики эмигрантов», которые были известны прежде среди швейцарских эмигрантов под кличкой «бюрстенгеймеров» или «серной банды»1, а теперь собрались в Лондоне под руководством своего предводителя Маркса, чтобы плести заговоры среди немецких рабочих. Эти заговоры-де уже с самого начала известны континентальной тайной полиции и вовлекают рабочих в беду. Маркс не стал волноваться из-за этой «свинской статейки» и предоставил «Volk» разделываться с нею.
Но потом, когда в начале июня Маркс поехал в Манчестер, чтобы собрать там среди партийных друзей деньги для «Volk», Либкнехт нашел в типографии газеты корректурный лист направленной против Фогта анонимной статьи, которая содержала в себе разоблачения Блинда; как утверждал наборщик Фёгеле, статья была передана для печатания Блиндом в его собственноручной рукописи; на корректурном листе, кроме того, имелись поправки, сделанные также рукою Блинда. Несколько дней спустя Либкнехт получил от Холлингера оттиск статьи и послал его в аугсбургскую «Allgemeine Zeitung», в которой корреспондировал в течение нескольких лет. Он добавил, что статья написана одним из самых уважаемых немецких эмигрантов и что имеются доказательства, подтверждающие все сообщенные в статье факты.
Когда статья эта появилась в «Allgemeine Zeitung», Фогт предъявил обвинение в клевете. Редакция для своей защиты потребовала от Либкнехта обещанных доказательств, а тот в свою очередь обратился к Блинду. Но Блинд отказался вмешиваться в дела чуждой ему газеты и стал вообще оспаривать свое авторство, хотя и должен был признать, что сообщил Марксу фактическое содержание статьи и частью даже опубликовал его в «Free Press» — органе Уркарта. Маркс сначала не имел никакого касательства ко всему этому, и Либкнехт заранее примирился с мыслью, что Маркс отмежуется от него в этом вопросе. Однако
1 О происхождении названий «бюрстенгеймеры» или «серная банда», оскорбительно употребляемых Фогтом в отношении Маркса и его сторонников, см. К. Маркс, Господин Фогт, 1938, стр. 18—43. — Ред.
АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ
307
Маркс приложил все старания, чтобы сорвать маску с Фогта, который притянул его за волосы к этому делу. Но и его попытки добиться сознания у Блинда разбились об упорство последнего, и Марксу пришлось удовольствоваться письменным заявлением наборщика Фёгеле о том, что рукопись статьи была написана известным ему почерком Блинда и что статья была набрана и напечатана в типографии Холлингера. Это, конечно, ни в какой мере не доказывало еще виновность Фогта.
Но еще раньше, чем дело дошло до судебного разбирательства в Аугсбурге, среди лондонских эмигрантов возник новый спор, вызванный празднованием столетия со дня рождения Шиллера, 10 ноября 1859" г. Известно, как отпраздновали этот день немцы у себя на родине и на чужбине — как свидетельство «духовного единства» всего немецкого народа, говоря словами Лассаля, и как «радостный залог его национального пробуждения». В Лондоне также собирались устроить торжество в Хрустальном дворце и на выручку предполагали основать институт имени Шиллера с библиотекой и ежегодными докладами, которые должны были всегда начинаться в годовщину дня рождения Шиллера. К сожалению, фракции Кинкеля удалось захватить в свои руки всю подготовку к устройству торжества, и она начала использовать ее злобно-мелочным образом в свою пользу. Пригласив к участию в торжестве одного из чиновников прусского посольства, приобревшего себе в дни процесса кёльнских коммунистов весьма дурную репутацию, фракция Кинкеля старалась отпугнуть пролетарские элементы эмиграции. Некий Беттцих, который писал под именем Бета и был как бы литературным подручным Кинкеля, напечатал статью в журнале «Gartenlaube» («Беседка») с безвкуснейшей рекламой своему хозяину и господину. Столь же безвкусно он высмеял в этой статье членов рабочего Просветительного общества, которые также собирались принять участие в шиллеровском празднике.
Маркс и Энгельс были ввиду этого весьма неприятно поражены тем, что Фрейлиграт согласился выступить в Хрустальном дворце в качестве юбилейного поэта наряду с Кинкелем, выступавшим юбилейным оратором. Маркс предостерегал своего старого друга от всякого участия в «демонстрации Кинкеля». Фрейлиграт также признавал, что дело подозрительно и, быть может, имеет целью лишь удовлетворить чье-либо тщеславие; но он считал, что ему, как немецкому поэту, неудобно держаться совершенно в стороне. Ему казалось, что это даже не требует доказательств и что при шиллеровских торжествах дело в конце концов не в побочных целях какой-либо фракции, если бы таковые у ней вообще имелись. Во время подготовки празднества Фрейлиграт сделал, однако, «странные наблюдения» и признал, несмотря на присущую ему душевную простоту в оценке людей и
308
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
вещей только с их лучшей стороны, что Маркс был прав в своем предостережении. Но Фрейлиграт все же утверждал, что своим присутствием и одним фактом своего участия он больше поможет расстроить некоторые планы, чем если бы он держался в стороне.
Однако Маркс с этим не согласился и еще в большей степени — Энгельс, который бросил в адрес Фрейлиграта гневный упрек в «поэтическом тщеславии и литературной навязчивости в соединении с угодливостью»1. Это уже было преувеличением. Тогдашнее шиллеровское торжество не было обычной праздничной шумихой немецких буржуа в честь своих мыслителей и ученых, пролетающих, подобно журавлям, над их ночными колпаками, — оно нашло отклик и среди крайних левых.
Когда Маркс стал жаловаться на Фрейлиграта Лассалю, Лассаль ответил: «Возможно, что Фрейлиграту лучше бы не присутствовать на празднике. Но во всяком случае хорошо, что он сочинил кантату. Она — наилучшее из всего, что было написано для юбилея»2. В Цюрихе Гервег сочинил праздничную песню, а в Париже Шили произнес торжественную речь. В Лондоне рабочее Просветительное общество тоже приняло участие в празднествах в Хрустальном дворце, а чтобы успокоить свою политическую совесть, оно устроило накануне торжество в честь Роберта Блюма, на котором выступил с речью Либкнехт. В Манчестере устроителем торжества был один юный поэт из Вупперталя, Зибель, причем Энгельс, которому он приходился дальним родственником, нисколько не сердился на него за это. Правда, он написал Марксу, что сам он тут ни при чем, но что Зибель составил эпилог. «Разумеется, банальная декламация, но в приличной форме. Кроме того, этот бездельник ставит «Лагерь Валленштейна»; я был два раза на репетиции; если ребята эти наберутся дерзости, то сойдет недурно»3. Позднее сам Энгельс стал председателем Шиллеров-ского института, учрежденного в Манчестере по случаю юбилея, а Вильгельм Вольф в своем завещании оставил значительную сумму в пользу этого учреждения.
В те же самые дни, когда создались натянутые отношения между Фрейлигратом и Марксом, окружной суд в Аугсбурге рассмотрел жалобу Фогта против «Allgemeine Zeitung». Жалоба эта была оставлена без последствий с возложением на Фогта судебных издержек, но это юридическое поражение превратилось для него в нравственное торжество. Обвиняемые редакторы не смогли представить решительно никаких доказательств подкупа Фогта и занялись «политически безвкусной тарабарщиной», по слишком мягкому выражению Маркса; поведение их заслуживало
См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 451. — Ред.
См. «Письма Ф. Лассаля К. Марксу и Ф. Энгельсу», С.-Петербург 1905, стр. 198. — Ред.
См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 453. — Ред.
АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ
309
самого резкого осуждения не только с политической, но и с нравственной точки зрения. Им удалось выиграть дело благодаря тому, что они отстаивали положение, будто честь политического противника не находится под защитой закона. Неужели, спрашивали они, баварские суды станут на защиту прав того человека, который ожесточенно нападал на баварское правительство и должен жить за границей из-за своих революционных происков? Вся социал-демократическая партия Германии, которая одиннадцатью годами ранее освятила свои первые мечты о свободе убийством генералов Латура, Гагерна и Ауэрсвальда и князя Лихновского, разразилась бы настоящим ликованием, если бы обвиняемые редакторы были осуждены. Если попытка Фогта увенчается успехом, продолжали редакторы, то открывается утешительная перспектива, что в скором времени перед аугсбургским окружным судом выступят в качестве жалобщиков также Клапка, Кошут, Пульски, Телеки, Мадзини.
Несмотря на эту обычную хитрость, или скорее именно благодаря ей, такая защита подействовала на судей. Их юридическая совесть не настолько заглохла, чтобы оправдать обвиняемых, которые не представили с своей стороны никаких доказательств; но все же ее не хватило на то, чтобы признать правым человека, крайне ненавистного как баварскому правительству, так и баварскому населению. Они поэтому ухватились за спасительную мысль, подсказанную им прокурором, и передали дело по формальным основаниям в суд присяжных, где Фогт тем вернее мог рассчитывать на осуждение, что в этом суде не допускается никакое доказывание истины и присяжные не обязаны приводить обоснования своего приговора.
Если Фогт не пустился в эту неравную игру, то его не следует за это винить. Наоборот, он имел основание возликовать в блеске двойного мученичества: его не только заподозрили без всякого основания, но и отказали ему в признании его права. Некоторые побочные обстоятельства еще более способствовали его торжеству. Получилось весьма тягостное впечатление, когда его противники по суду представили письмо Бискампа, в котором этот первый публичный обвинитель Фогта сам сознавался, что у него нет действительных доказательств, высказывал лишь неопределенные догадки и венчал дело вопросом, не назначит ли его «Allgemeine Zeitung» после прекращения им издания «Volk» своим вторым лондонским корреспондентом наряду с Либкнехтом. Но редакция «Allgemeine Zeitung» продолжала еще и после окончания процесса молоть прежний вздор, говоря, что Фогт-де осужден своими людьми, Марксом и Фрейлигратом, а давно известно, что Маркс более проницательный и последовательный мыслитель, чем Фогт, и что Фрейлиграт стоит выше Фогта в нравственно-политическом отношении.
310
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Уже в письменных объяснениях, представленных суду редактором Кольбом, Фрейлиграт назван был сотрудником «Volk» и одним из обвинителей Фогта. Кольба ввело в заблуждение письменное, не вполне ясное заявление Либкнехта по этому поводу. Но когда в Лондоне получили номер «Allgemeine Zeitung» с отчетом о процессе, Фрейлиграт послал в газету краткое заявление, что он никогда не состоял сотрудником «Volk» и что его имя было названо в числе обвинителей Фогта без его ведома и согласия. Из этого заявления были сделаны неприятные выводы ввиду того, что Фогт принадлежал к интимным друзьям Фази, от которого зависело положение Фрейлиграта в Швейцарском банке. Эти выводы были бы, однако, справедливы лишь в том случае, если бы Фрейлиграт был почему-либо обязан выступить против Фогта. Но об этом не могло быть и речи. Фрейлиграт до этого момента вообще не интересовался делом Фогта и имел полное право не желать, чтобы Кольб прикрывался его именем, когда Кольбу стало трудно вывернуться из создавшегося положения. Конечно, из лаконически сухого заявления Фрейлиграта можно было косвенно вычитать отказ от Маркса; сам Маркс чувствовал, что заявление Фрейлиграта совсем не было способно предотвратить видимость личного разрыва с ним и публичного отречения от партии. Этот недостаток заявления можно было объяснить некоторым недовольством Фрейлиграта: Маркс из партийных соображений хотел — так полагал Фрейлиграт — запретить ему опубликование безобидной поэмы, написанной им в честь Шиллера, но, с другой стороны, требовал от него немедленно вступить в затеянный Марксом опор, к которому Маркса никто не принуждал.
Злонамеренная видимость подчеркивалась еще тем, что одновременно и Блинд напечатал в «Allgemeine Zeitung» заявление, в котором он хотя и «безусловно осуждал» политику Фогта, но категорически отрицал свое авторство статьи против Фогта. Он приложил к письму два свидетельских показания: в одном Фиделио Холлингер называл «злостной выдумкой» утверждение Фёгеле, будто статья о Фогте была напечатана в его типографии и составлена Блиндом; во втором наборщик Вне подтверждал правильность заявления Холлингера.
Помимо всего этого одно злополучное дело подлило масла в огонь и еще более углубило разлад между Фрейлигратом и Марксом. Как раз в это время в «Gartenlaube» появилась статья Беты, в которой этот литературный поденщик Кинкеля превозносил напыщенным стилем поэтическое дарование Фрейлиграта и закончил статью низкой бранью по адресу Маркса. Этот злополучный виртуоз ядовитой злобы, писал Бета, отнял у Фрейлиграта голос, свободу и характер; поэт перестал творить, с тех пор как его коснулось дыхание Маркса.
АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ
311
Однако все это после некоторого препирательства в переписке между Фрейлигратом и Марксом, как казалось, погрузилось в море забвения вместе с тревожным 1859 г. Но с наступлением нового года старые распри снова выплыли наружу, так как бравый Фогт хотел подтвердить старую поговорку: «Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сломить».
ИНТЕРМЕДИЯ
К новому году Фогт напечатал книгу под заглавием «Мой процесс против «Allgemeine Zei-tung»». В ней помещен был стенографический отчет о разбирательстве дела в аугсбургском окружном суде и ряд заявлений вместе с прочими документами, появившимися в свет при споре. Весь материал был приведен в книге полностью и в дословной передаче.
Но среди прочего была напечатана в более подробном изложении старая болтовня Фогта о «серной банде», впервые появившаяся в «Bieler Handelscourier». Маркс изображался в ней особо, как глава шайки вымогателей, которая существовала тем, что компрометировала «людей, живших на родине», чтобы они платили ей за молчание. «Не одно, сотни писем, — буквально писал Фогт, — посылались в Германию этими людьми... с открытой угрозой разоблачить причастность к тому или иному акту революции, если к известному сроку по указанному адресу не будет доставлена определенная сумма денег»1. Это была наихудшая, но далеко не единственная клевета, выдвинутая Фогтом против Маркса. Несмотря на всю свою очевидную лживость, изложение было настолько переплетено с полуправдой из истории эмиграции, что требовалось точное знакомство со всеми подробностями, чтобы в первый момент не быть ошеломленным этой басней. А между тем менее всего можно было предположить такое знакомство с фактами из жизни эмиграции у немецких филистеров.
Книга Фогта обратила на себя действительно большое внимание, и особенно германская либеральная пресса восторженно приветствовала ее. «National-Zeitung» («Национальная газета») посвятила ей две большие передовые статьи, которые сильно взволновали семью Маркса, когда газета получена была в Лондоне; особенно тяжело была потрясена жена Маркса. Так как самой книги Фогта нельзя было достать в Лондоне, то Маркс обратился к Фрейлиграту с запросом, не получил ли он экземпляр от своего «друга» Фогта. Фрейлиграт обиженно ответил, что Фогт не является его «другом» и экземпляра книги он не имеет.
См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XII, ч. I, стр. 272. — Ред.
312
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Марксу с самого начала стало ясно, что необходимо ответить Фогту, хотя вообще он был мало склонен отвечать даже на самую отборную брань, Он считал, что печать имеет право оскорблять писателей, политиков, актеров и других общественных деятелей. Еще раньше чем книга Фогта была получена в Лондоне, Маркс решил начать судебное преследование против «National-Zeitung». Она обвиняла его в ряде преступных и позорящих его деяний, и вдобавок перед такой публикой, которая из партийных предубеждений была вообще склонна верить отъявленному вздору, а кроме того, не имела никакого материала для правильного суждения лично о нем ввиду его одиннадцатилетнего отсутствия в Германии. Маркс руководствовался при этом не только политическими соображениями: он считал своим долгом перед женой и детьми возбудить судебное преследование против «National-Zeitung» за ее оскорбительные для его чести обвинения. Кроме того, он собирался дать и литературную отповедь Фогту.
Прежде всего Маркс рассчитался с Блиндом. Он все еще предполагал, что у Блинда есть улики против Фогта, но он их прячет из кумовства: один вульгарный демократ считает себя обязанным перед другим вульгарным демократом. Однако Маркс, по-видимому, заблуждался в этом отношении, а Энгельс был на более правильном пути, предполагая, что Блинд из ребячески глупого важничанья высосал из пальца подробности о попытках подкупа со стороны Фогта; когда же дело приняло скверный оборот, он забил отбой, но при этом все глубже увязал в болоте. 4 февраля Маркс отправил написанное по-английски открытое письмо1 редактору «Free Press». В этом письме он назвал заявления Блинда, Вие и Холлингера о том, что анонимная статья не была напечатана в типографии Холлингера, гнусной ложью, а Карла Блинда соответственно тому — гнусным лжецом. А если Блинд оскорблен этим обвинением, заявлял Маркс, то он может привлечь его, Маркса, к английскому суду. Но Блинд благоразумно воздержался от обращения к суду и попытался выпутаться из всей этой истории тем, что поместил в «Allgemeine Zeitung» длинное объяснение, в котором резко высказывался против Фогта и намеками говорил об его подкупности, но все же по-прежнему отрицал, что он — автор статьи.
Однако Маркс этим совершенно не удовлетворился. Ему удалось возбудить в мировом суде дело против наборщика Вие и получить от него показание под присягой: Вие на этот раз подтверждал, что он сам проводил в типографии Холлингера верстку статьи для перепечатки в «Volk», а также видел ряд опечаток, исправленных рукой Блинда на корректурных листах; затем он заявлял, что его прежнее, противоположное показание у него вы-
См. К. Маркс, Господин Фогт, 1938, стр. 392—3 9 3. — Ред.
АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ
313
нудили Холлингер и Блинд: Холлингер обещал ему денежную награду, а Блинд уверил его в своей благодарности в будущем. По английским законам это показание устанавливало подсудность Блинда, а Эрнест Джойс брался на основании показания Вие получить приказ об аресте Блинда. Но он добавил, что если дело будет возбуждено, то обвинение уже нельзя будет взять обратно, так как речь идет об уголовном преступлении и он сам как адвокат подвергся бы уголовной ответственности, если бы стал после этого пытаться окончить дело мирным путем.
Но Маркс не пожелал зайти так далеко из-за семьи Блинда. Он послал письменное показание Вие Луи Блану, который был дружен с Блиндом, и написал ему, что очень бы сожалел — не ради самого Блинда, вполне это заслужившего, а ради его семьи, — если бы был вынужден начать уголовное преследование против Блинда1. Это произвело должное действие: 15 февраля 1860 г. в «Daily Telegraph» («Ежедневный телеграф»), также перепечатавшем ругань «National-Zeitung», появилась заметка, в которой некий Шайбле, домашний друг Блинда, называл себя автором статьи против Фогта. Несмотря на всю прозрачность этого маневра, Маркс удовлетворился им, так как тем самым с него снималась всякая ответственность за содержание статьи.
Прежде чем выступить против самого Фогта, Маркс пытался примириться с Фрейлигратом. Он послал ему свое заявление против Блинда в «Free Press» и письменные показания Вие, но не получил от него ответа. Тогда он обратился к нему в последний раз, чтобы указать, какое важное значение приобрело дело Фогта для исторического оправдания партии и для ее будущего положения в Германии. Он старался опровергнуть те упреки, которые мог бы ему сделать Фрейлиграт: «Если я чем-либо перед тобой виноват, то я в любое время готов признаться в своей ошибке. Ничто человеческое мне не чуждо»2. Он хорошо понимает, писал Маркс, что Фрейлиграту в его теперешнем положении дело это только противно, но Фрейлиграт должен понять, что ему невозможно оставаться совершенно в стороне. «Если мы оба сознаем, что мы, каждый по-своему, отбрасывая всякого рода личные интересы и исходя из самых чистых побуждений, в течение долгих лет несли знамя «класса, наиболее обремененного трудом и нуждой», подняв его на недосягаемую для филистеров высоту, то я счел бы за недостойное прегрешение против истории, если бы мы разошлись из-за пустяков, которые все в конце концов сводятся к недоразумениям»3. Письмо заканчивалось уверениями в искренней дружбе.
См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 325. — Ред. Там же, стр. 297. — Ред. Там же, стр. 298. — Ред.
314
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Фрейлиграт пожал протянутую ему руку, но не с такой сердечностью, с какой протянул ему ее «бессердечный» Маркс. Он ответил, что вовсе не собирается изменять «классу, наиболее обремененному трудом и нуждой» (classe la plus laborieuse et la plus mis e rable), которому всегда был верен, и вместе с тем желает сохранить личные связи с Марксом, как с другом и единомышленником. Но он прибавил к этому: «Все эти семь лет (с того времени, как прекратил свое существование Союз коммунистов) я далеко стоял от партии. Я не посещал ее собраний, ее постановления и действия оставались для меня чуждыми. Фактически, следовательно, мои отношения к партии давно были нарушены. Мы никогда в этом отношении не обманывали друг друга. Это было своего рода молчаливое соглашение между нами. Я могу только сказать, что я себя при этом хорошо чувствовал. Моей природе и природе всякого поэта необходима свобода! Партия тоже клетка, и даже самой партии лучше честь, если петь на воле, чем в ней. Я был поэтом пролетариата и революции задолго до того, как сделался членом Союза и членом редакции «Новой рейнской газеты». И в будущем я хочу только стоять на своих собственных ногах, принадлежать только самому себе и распоряжаться сам собою»1. В этом объяснении Фрейлиграта ярко сказалась его старая антипатия к мелочам политической агитации. Поэтому ему мерещилось даже то, что не существовало: собраний, которых он не посещал, постановлений и речей, о которых он ничего не знал, на самом деле никогда и не было.
Маркс указал на это в своем ответе. Выяснив еще раз все другие недоразумения, которые могли возникнуть, он писал, пользуясь любимым словечком Фрейлиграта: ««Наперекор всему» мы всегда предпочитаем лозунг «Смерть филистерам!» лозунгу «Подчиняйся филистерам!».
Я открыто высказал тебе свой взгляд и надеюсь, что в основном ты его разделяешь. Кроме того, я постарался рассеять недоразумение, будто под «партией» я разумею «Союз», переставший существовать восемь лет тому назад, или редакцию газеты, прекратившую свое существование двенадцать лет тому назад. Под партией я понимал партию в великом историческом смысле»2. Эти верные слова подействовали примиряющим образом, так как в широком историческом смысле Маркс и Фрейлиграт были действительно единомышленниками, «наперекор всему». И слова эти делают Марксу тем больше чести, что после гнусных нападок Фогта он был вправе ожидать, что Фрейли-грат публично устранит всякую видимость своей общности с Фогтом. Но Фрейлиграт ограничился тем, что возобновил дружеские отношения с
См. Ф. Фрейлиграт, Избранные стихотворения и переписка с Марксом, «Пролетарий», 1924, стр. 46. — Ред. См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 325—326. — Ред.
АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ
315
Марксом. В остальном он упорно держался в стороне, и Маркс облегчал ему это тем, что с тех пор по возможности избегал вмешивать в дела имя Фрейлиграта.
Совершенно по-иному разыгралось столкновение, происшедшее из-за дела Фогта, между Марксом и Лассалем. Маркс писал Лассалю в последний раз в ноябре предшествующего года по поводу их полемики в связи с итальянской войной, и писал, по его словам, «с грубостью мастерового». Вот почему молчание, которым Лассаль ответил на это письмо, Маркс объяснял его задетой чувствительностью. После нападок «National-Zeitung» Маркс, естественно, желал иметь в Берлине своего человека и просил Энгельса уладить дело с Лассалем, который по сравнению с другими все-таки является «лошадиной силой». Это было связано с тем, что некий прусский асессор Фи-шель отрекомендовался Марксу как последователь Уркарта и предложил свои услуги для всякого рода поручений в немецкой прессе. Лассаль, которому Фишель передал поклон от Маркса, не пожелал и знать этого «неспособного и невежественного субъекта». И как бы ни вел себя в Лондоне этот человек, вскоре после того погибший от несчастного случая, в Германии он во всяком случае принадлежал к литературной лейб-гвардии герцога фон Кобурга, которая справедливо пользовалась самой плохой репутацией.
Но прежде чем Энгельс взялся за исполнение данного ему поручения, Лассаль сам написал Марксу. Он объяснял свое продолжительное молчание недостатком времени и энергично требовал какого-нибудь вмешательства в «высшей степени фатальную историю» с Фогтом, так как она производит сильное впечатление на общество. Конечно, россказни Фогта не повредят Марксу в глазах тех, которые его знают; но им могут поверить все не знающие его, так как вся история довольно искусно пересыпана полуправдивыми сведениями и неизощренный глаз может принять их за полную правду. Лассаль особенно выдвигал два пункта. Во-первых, сам Маркс тоже отчасти виноват: он принял всерьез такого жалкого враля, каким оказался, по крайней мере впоследствии, Блинд, и поверил на слово его тягчайшим обвинениям против Фогта. Если у Маркса нет других доказательств, то он должен начать свою защиту с того, чтобы взять обратно свои обвинения Фогта в подкупности. Лассаль признавал, что нужн