НОВАЯ БОРЬБА С ЭМИГРАНТАМИ

Двойственный характер итальянской войны вызвал среди эмигрантов старые противоречия и новое смятение.

В то время как итальянские и французские эмигранты боролись против слияния итальянского освободительного движения с французским переворотом Бонапарта, значительная часть немецких эмигрантов была склонна повторять глупости, первое издание которых стоило им уже один раз десятилетнего изгнания. Они были при этом очень далеки от взглядов Лассаля; они бредили, на­оборот, новой эрой милостью принца-регента и надеялись, что их тоже коснется хоть один луч ее; они лопались от «амнистийного бешенства», как острил Фрейлиграт, и готовы были на любое пат­риотическое действие, если бы «его королевское высочество» пожелало сковать Германию воеди­но мечом, как возвестил уже Кинкель перед военным судом в Раштатте.

Кинкель и на сей раз снова сделался глашатаем этого направления и стал издавать с 1 января 1859 г. еженедельник под заглавием «Hermann» («Герман»). Уже это допотопное заглавие

См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 388, 385. — Ред.

Имеется в виду работа К. Маркса «К критике политической экономии». — Ред.

АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ

303

показывало, кто был его духовным отцом. В журнале, опять-таки по выражению Фрейлиграта, «стали трубить о тоске по родине», которая спешила окунуться в «либеральный унтер-офицерский обман». Но тем быстрее начал процветать еженедельник Кинкеля. Он сразу убил маленькую рабо­чую газету «Neue Zeit» («Новое время»), издававшуюся Эдгаром Бауэром по поручению Просве­тительного общества немецких рабочих. «Neue Zeit» существовала благодаря тому, что типогра­фия оказывала ей кредит; газета поэтому была обречена на гибель, когда Кинкель предложил ти­пографии более прибыльный и солидный заказ на печатание «Hermann». Эта проделка, однако, не встретила единодушного сочувствия и среди буржуазных эмигрантов. Фритредер Фаухер образо­вал даже финансовый комитет, чтобы продолжать издание «Neue Zeit», что и было выполнено, причем газета только переменила свое название на «Volk» («Народ»). Редактирование принял на себя Элард Бискамп, кургессенский эмигрант. Он и раньше сотрудничал в «Neue Zeit» из провин­ции, а теперь отказался от места учителя, чтобы посвятить все свои силы возрожденной газете.

Вместе с Либхнехтом Бискамп обратился вскоре к Марксу с предложением сотрудничества. Маркс никаких связей с рабочим Просветительным обществом после разрыва в 1850 г. не поддер­живал. Он был даже недоволен, когда Либкнехт лично для себя возобновил эту связь, хотя взгляд Либкнехта, что рабочая партия без рабочих представляет собой противоречие, по существу заклю­чал в себе много верного. Однако вполне понятно, что Маркс не мог так скоро отделаться от всех дурных воспоминаний и «озадачил» делегацию, посланную к нему от общества, заявлением, что он и Энгельс сами себя назначили представителями пролетарской партии и это их положение скреплено той всеобщей и исключительной ненавистью, какую питают к ним все партии старого мира.

Сначала Маркс отнесся очень сдержанно и к предложению сотрудничать в «Volk». Хотя он также считал, что не следует предоставлять Кинкелю свободу действий, и выразил свое согласие на то, чтобы Либкнехт участвовал в редактировании газеты вместе с Бискампом, но сам он не же­лал сотрудничать ни в маленькой газетке, ни вообще в каком-либо партийном органе, не редакти­руемом им самим и Энгельсом. Он обещал, впрочем, оказать содействие распространению газеты, предоставлять ей для использования свои напечатанные в «Tribune»¹ статьи и давать устные све­дения и указания по разным вопросам. Энгельсу же он написал, что считает «Volk» эмигрантским листком («Bummelblatchen»), какими в свое время были парижская газета «Vorwarts!» и

Имеется в виду «New-York Daily Tribune». — Ред.

304

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

«Deutsche-Brusseler-Zeitung». Однако может наступить момент, когда для них будет весьма важно иметь в своем распоряжении лондонскую газету. Бискамп тем более заслуживает поддержки, пи­сал он дальше, что работает в газете безвозмездно.

Но Маркс был слишком неукротимо боевой натурой, чтобы не выступить за «Bummelblatchen», когда он стал мешать проискам Кинкеля. Он затратил много сил и времени на спасение газеты — не столько сотрудничеством в ней, которое, по словам Маркса, свелось к ряду небольших заметок, сколько борьбой за обеспечение таких материальных условий, при которых этот орган, выходив­ший на четырех страницах большого формата, мог бы по крайней мере перебиваться изо дня в день. Все, кто только мог внести свою лепту из числа немногих партийных друзей, и в первую очередь Энгельс, были привлечены к делу. Энгельс усердно помогал и своим пером; он написал в «Volk» военные статьи об итальянской войне и, в частности, поместил там ценную статью о толь­ко что вышедшем научном труде своего друга¹; однако третья и последняя часть статьи не была там опубликована. В конце августа газета прекратила свое существование, и практическим резуль­татом усилий Маркса было то, что владелец типографии, где она печаталась, некий Фиделио Хол-лингер, потребовал от Маркса оплаты непокрытых расходов по печатанию. Это требование было, конечно, совершенно необоснованно, но «так как кинкелевская шайка только и ждала истории, чтобы произвести публичный скандал, и к тому же весь персонал, вертевшийся вокруг газеты, был таков, что неудобно было выставлять его напоказ на суде»², то Марксу пришлось откупиться при­близительно пятью фунтами стерлингов.

Несравненно больших жертв и забот стоило Марксу другое наследство, также оставленное ему газетой «Volk». 1 апреля 1859 г. Карл Фогт разослал из Женевы лондонским эмигрантам, и в том числе Фрейлиграту, программу поведения германской демократии в итальянской войне. Он при­глашал их сотрудничать в духе этой программы в новом швейцарском еженедельнике. Фогт был племянником братьев Фоллен, которые играли заметную роль в студенческом движении. Во Франкфуртском национальном собрании он вместе с Робертом Блюмом являлся лидером левых и в последние минуты умирающего парламента был даже назначен одним из пяти имперских реген­тов. Теперь он проживал в Женеве в качестве профессора теологии и вместе с Фази, лидером же­невских радикалов, был депутатом от Женевы в швейцарском сословном совете. В Германии он поддерживал

¹ В газете «Volk» от 6 и 20 августа 1859 г. была напечатана рецензия Энгельса «Карл Маркс. «К критике политиче­
ской экономии»». См. К. Маркс, К критике политической экономии, 1953, стр. 227—238. — Ред.

² См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 447. — Ред.

АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ

305

память о себе усердной агитацией в пользу ограниченного естественнонаучного материализма, который немедленно впадал в заблуждения, как только переходил в область истории. К тому же Фогт представлял этот материал «с мальчишеской шаловливостью», как метко выразился Руге, и любил дразнить филистеров циничными словечками. Но когда он дошел до фраз вроде следую­щей: «Мысли находятся в таком же отношении к мозгу, как желчь к печени или моча к почкам», то даже его ближайший единомышленник, Людвиг Бюхнер, восстал против подобных примеров просвещения народа.

Фрейлиграт просил Маркса высказать свое суждение о политической программе Фогта и полу­чил лаконичный ответ: «Словоизвержение». Несколько подробнее Маркс писал о программе Фог­та Энгельсу: «Германия отказывается от своих не-немецких владений. Не поддерживает Австрию. Французский деспотизм преходящ, австрийский — неизменен. Обоим деспотам предоставляется истекать кровью. (Заметно даже некоторое предпочтение Бонапарту.) Германия — вооруженный нейтралитет. О революционном движении в Германии, как Фогт «знает из самого лучшего источ­ника», при нашей жизни нечего и думать. Следовательно, лишь только Австрия будет уничтожена Бонапартом, в отечестве само собою начнется имперско-регентское умеренное либерально-национальное развитие, и Фогт, пожалуй, будет еще прусским придворным шутом»^1. Подозрение, которое чувствуется уже в этих строках Маркса, превратилось у него в уверенность, когда Фогт издал — правда, не задуманный им еженедельник, а лишь «Очерки современного положения Ев­ропы». Духовная связь этой книги с бонапартовскими лозунгами была уже несомненна.

Кроме Фрейлиграта Фогт обратился также к Карлу Блинду, баденскому эмигранту, который был в дружбе с Марксом с революционных лет и напечатал статью в «Neue Rheinische Zeitung. Politisch-Okonomische Revue», но не принадлежал к ближайшим единомышленникам Маркса. Блинд был скорее одним из тех «серьезных» республиканцев, для которых «баденский кантон» все еще являлся пупом земли. Особенно Энгельс любил подшучивать над этими «государственными мужами», убеждения которых при всей их мрачной возвышенности сводились обыкновенно к не­измеримому преклонению перед собственным «я». Тогда Блинд обратился к Марксу с разоблаче­ниями изменнических происков Фогта и утверждал, что у него имеются доказательства. По словам Блинда, Фогт получил от Бонапарта субсидию на агитационные цели; он хотел подкупить одного южнонемецкого писателя за 30 тысяч гульденов, и в Лондоне тоже сделал попытки

См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 401—402. — Ред.

306

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

подкупа; уже летом 1858 г. в Женеве при встрече принца Жерома Бонапарта с Фази и К° обсуж­дался вопрос об итальянской войне и русский великий князь Константин намечался даже будущим королем Венгрии.

Маркс вскользь упомянул об этих сведениях, когда его посетил Бискамп, чтобы просить его о сотрудничестве в «Volk»; при этом он прибавил, что южногерманцам свойственна манера сгущать краски. Не спросясь Маркса, Бискамп использовал кое-что из сообщенного Блиндом и написал статью в «Volk» с остротами об имперском регенте — имперском изменнике; один экземпляр это­го номера он послал Фогту. Фогт ответил в «Bieler Handelscourier» («Бильском торговом курье­ре»), напечатав там «Предостережение» рабочим с изобличением «клики эмигрантов», которые были известны прежде среди швейцарских эмигрантов под кличкой «бюрстенгеймеров» или «сер­ной банды»¹, а теперь собрались в Лондоне под руководством своего предводителя Маркса, чтобы плести заговоры среди немецких рабочих. Эти заговоры-де уже с самого начала известны конти­нентальной тайной полиции и вовлекают рабочих в беду. Маркс не стал волноваться из-за этой «свинской статейки» и предоставил «Volk» разделываться с нею.

Но потом, когда в начале июня Маркс поехал в Манчестер, чтобы собрать там среди партийных друзей деньги для «Volk», Либкнехт нашел в типографии газеты корректурный лист направленной против Фогта анонимной статьи, которая содержала в себе разоблачения Блинда; как утверждал наборщик Фёгеле, статья была передана для печатания Блиндом в его собственноручной рукопи­си; на корректурном листе, кроме того, имелись поправки, сделанные также рукою Блинда. Не­сколько дней спустя Либкнехт получил от Холлингера оттиск статьи и послал его в аугсбургскую «Allgemeine Zeitung», в которой корреспондировал в течение нескольких лет. Он добавил, что ста­тья написана одним из самых уважаемых немецких эмигрантов и что имеются доказательства, подтверждающие все сообщенные в статье факты.

Когда статья эта появилась в «Allgemeine Zeitung», Фогт предъявил обвинение в клевете. Ре­дакция для своей защиты потребовала от Либкнехта обещанных доказательств, а тот в свою оче­редь обратился к Блинду. Но Блинд отказался вмешиваться в дела чуждой ему газеты и стал вооб­ще оспаривать свое авторство, хотя и должен был признать, что сообщил Марксу фактическое со­держание статьи и частью даже опубликовал его в «Free Press» — органе Уркарта. Маркс сначала не имел никакого касательства ко всему этому, и Либкнехт заранее примирился с мыслью, что Маркс отмежуется от него в этом вопросе. Однако

¹ О происхождении названий «бюрстенгеймеры» или «серная банда», оскорбительно употребляемых Фогтом в от­ношении Маркса и его сторонников, см. К. Маркс, Господин Фогт, 1938, стр. 18—43. — Ред.

АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ

307

Маркс приложил все старания, чтобы сорвать маску с Фогта, который притянул его за волосы к этому делу. Но и его попытки добиться сознания у Блинда разбились об упорство последнего, и Марксу пришлось удовольствоваться письменным заявлением наборщика Фёгеле о том, что руко­пись статьи была написана известным ему почерком Блинда и что статья была набрана и напеча­тана в типографии Холлингера. Это, конечно, ни в какой мере не доказывало еще виновность Фог­та.

Но еще раньше, чем дело дошло до судебного разбирательства в Аугсбурге, среди лондонских эмигрантов возник новый спор, вызванный празднованием столетия со дня рождения Шиллера, 10 ноября 1859" г. Известно, как отпраздновали этот день немцы у себя на родине и на чужбине — как свидетельство «духовного единства» всего немецкого народа, говоря словами Лассаля, и как «радостный залог его национального пробуждения». В Лондоне также собирались устроить тор­жество в Хрустальном дворце и на выручку предполагали основать институт имени Шиллера с библиотекой и ежегодными докладами, которые должны были всегда начинаться в годовщину дня рождения Шиллера. К сожалению, фракции Кинкеля удалось захватить в свои руки всю подготов­ку к устройству торжества, и она начала использовать ее злобно-мелочным образом в свою пользу. Пригласив к участию в торжестве одного из чиновников прусского посольства, приобревшего себе в дни процесса кёльнских коммунистов весьма дурную репутацию, фракция Кинкеля старалась отпугнуть пролетарские элементы эмиграции. Некий Беттцих, который писал под именем Бета и был как бы литературным подручным Кинкеля, напечатал статью в журнале «Gartenlaube» («Бе­седка») с безвкуснейшей рекламой своему хозяину и господину. Столь же безвкусно он высмеял в этой статье членов рабочего Просветительного общества, которые также собирались принять уча­стие в шиллеровском празднике.

Маркс и Энгельс были ввиду этого весьма неприятно поражены тем, что Фрейлиграт согласил­ся выступить в Хрустальном дворце в качестве юбилейного поэта наряду с Кинкелем, выступав­шим юбилейным оратором. Маркс предостерегал своего старого друга от всякого участия в «де­монстрации Кинкеля». Фрейлиграт также признавал, что дело подозрительно и, быть может, имеет целью лишь удовлетворить чье-либо тщеславие; но он считал, что ему, как немецкому поэту, не­удобно держаться совершенно в стороне. Ему казалось, что это даже не требует доказательств и что при шиллеровских торжествах дело в конце концов не в побочных целях какой-либо фракции, если бы таковые у ней вообще имелись. Во время подготовки празднества Фрейлиграт сделал, од­нако, «странные наблюдения» и признал, несмотря на присущую ему душевную простоту в оценке людей и

308

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

вещей только с их лучшей стороны, что Маркс был прав в своем предостережении. Но Фрейлиграт все же утверждал, что своим присутствием и одним фактом своего участия он больше поможет расстроить некоторые планы, чем если бы он держался в стороне.

Однако Маркс с этим не согласился и еще в большей степени — Энгельс, который бросил в ад­рес Фрейлиграта гневный упрек в «поэтическом тщеславии и литературной навязчивости в соеди­нении с угодливостью»¹. Это уже было преувеличением. Тогдашнее шиллеровское торжество не было обычной праздничной шумихой немецких буржуа в честь своих мыслителей и ученых, про­летающих, подобно журавлям, над их ночными колпаками, — оно нашло отклик и среди крайних левых.

Когда Маркс стал жаловаться на Фрейлиграта Лассалю, Лассаль ответил: «Возможно, что Фрейлиграту лучше бы не присутствовать на празднике. Но во всяком случае хорошо, что он со­чинил кантату. Она — наилучшее из всего, что было написано для юбилея»². В Цюрихе Гервег со­чинил праздничную песню, а в Париже Шили произнес торжественную речь. В Лондоне рабочее Просветительное общество тоже приняло участие в празднествах в Хрустальном дворце, а чтобы успокоить свою политическую совесть, оно устроило накануне торжество в честь Роберта Блюма, на котором выступил с речью Либкнехт. В Манчестере устроителем торжества был один юный поэт из Вупперталя, Зибель, причем Энгельс, которому он приходился дальним родственником, нисколько не сердился на него за это. Правда, он написал Марксу, что сам он тут ни при чем, но что Зибель составил эпилог. «Разумеется, банальная декламация, но в приличной форме. Кроме того, этот бездельник ставит «Лагерь Валленштейна»; я был два раза на репетиции; если ребята эти наберутся дерзости, то сойдет недурно»^3. Позднее сам Энгельс стал председателем Шиллеров-ского института, учрежденного в Манчестере по случаю юбилея, а Вильгельм Вольф в своем за­вещании оставил значительную сумму в пользу этого учреждения.

В те же самые дни, когда создались натянутые отношения между Фрейлигратом и Марксом, ок­ружной суд в Аугсбурге рассмотрел жалобу Фогта против «Allgemeine Zeitung». Жалоба эта была оставлена без последствий с возложением на Фогта судебных издержек, но это юридическое по­ражение превратилось для него в нравственное торжество. Обвиняемые редакторы не смогли представить решительно никаких доказательств подкупа Фогта и занялись «политически безвкус­ной тарабарщиной», по слишком мягкому выражению Маркса; поведение их заслуживало

См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 451. — Ред.

См. «Письма Ф. Лассаля К. Марксу и Ф. Энгельсу», С.-Петербург 1905, стр. 198. — Ред.

См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXII, стр. 453. — Ред.

АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ

309

самого резкого осуждения не только с политической, но и с нравственной точки зрения. Им уда­лось выиграть дело благодаря тому, что они отстаивали положение, будто честь политического противника не находится под защитой закона. Неужели, спрашивали они, баварские суды станут на защиту прав того человека, который ожесточенно нападал на баварское правительство и дол­жен жить за границей из-за своих революционных происков? Вся социал-демократическая партия Германии, которая одиннадцатью годами ранее освятила свои первые мечты о свободе убийством генералов Латура, Гагерна и Ауэрсвальда и князя Лихновского, разразилась бы настоящим лико­ванием, если бы обвиняемые редакторы были осуждены. Если попытка Фогта увенчается успехом, продолжали редакторы, то открывается утешительная перспектива, что в скором времени перед аугсбургским окружным судом выступят в качестве жалобщиков также Клапка, Кошут, Пульски, Телеки, Мадзини.

Несмотря на эту обычную хитрость, или скорее именно благодаря ей, такая защита подейство­вала на судей. Их юридическая совесть не настолько заглохла, чтобы оправдать обвиняемых, ко­торые не представили с своей стороны никаких доказательств; но все же ее не хватило на то, что­бы признать правым человека, крайне ненавистного как баварскому правительству, так и бавар­скому населению. Они поэтому ухватились за спасительную мысль, подсказанную им прокуро­ром, и передали дело по формальным основаниям в суд присяжных, где Фогт тем вернее мог рас­считывать на осуждение, что в этом суде не допускается никакое доказывание истины и присяж­ные не обязаны приводить обоснования своего приговора.

Если Фогт не пустился в эту неравную игру, то его не следует за это винить. Наоборот, он имел основание возликовать в блеске двойного мученичества: его не только заподозрили без всякого основания, но и отказали ему в признании его права. Некоторые побочные обстоятельства еще бо­лее способствовали его торжеству. Получилось весьма тягостное впечатление, когда его против­ники по суду представили письмо Бискампа, в котором этот первый публичный обвинитель Фогта сам сознавался, что у него нет действительных доказательств, высказывал лишь неопределенные догадки и венчал дело вопросом, не назначит ли его «Allgemeine Zeitung» после прекращения им издания «Volk» своим вторым лондонским корреспондентом наряду с Либкнехтом. Но редакция «Allgemeine Zeitung» продолжала еще и после окончания процесса молоть прежний вздор, говоря, что Фогт-де осужден своими людьми, Марксом и Фрейлигратом, а давно известно, что Маркс бо­лее проницательный и последовательный мыслитель, чем Фогт, и что Фрейлиграт стоит выше Фогта в нравственно-политическом отношении.

310

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Уже в письменных объяснениях, представленных суду редактором Кольбом, Фрейлиграт на­зван был сотрудником «Volk» и одним из обвинителей Фогта. Кольба ввело в заблуждение пись­менное, не вполне ясное заявление Либкнехта по этому поводу. Но когда в Лондоне получили но­мер «Allgemeine Zeitung» с отчетом о процессе, Фрейлиграт послал в газету краткое заявление, что он никогда не состоял сотрудником «Volk» и что его имя было названо в числе обвинителей Фогта без его ведома и согласия. Из этого заявления были сделаны неприятные выводы ввиду того, что Фогт принадлежал к интимным друзьям Фази, от которого зависело положение Фрейлиграта в Швейцарском банке. Эти выводы были бы, однако, справедливы лишь в том случае, если бы Фрейлиграт был почему-либо обязан выступить против Фогта. Но об этом не могло быть и речи. Фрейлиграт до этого момента вообще не интересовался делом Фогта и имел полное право не же­лать, чтобы Кольб прикрывался его именем, когда Кольбу стало трудно вывернуться из создавше­гося положения. Конечно, из лаконически сухого заявления Фрейлиграта можно было косвенно вычитать отказ от Маркса; сам Маркс чувствовал, что заявление Фрейлиграта совсем не было спо­собно предотвратить видимость личного разрыва с ним и публичного отречения от партии. Этот недостаток заявления можно было объяснить некоторым недовольством Фрейлиграта: Маркс из партийных соображений хотел — так полагал Фрейлиграт — запретить ему опубликование без­обидной поэмы, написанной им в честь Шиллера, но, с другой стороны, требовал от него немед­ленно вступить в затеянный Марксом опор, к которому Маркса никто не принуждал.

Злонамеренная видимость подчеркивалась еще тем, что одновременно и Блинд напечатал в «Allgemeine Zeitung» заявление, в котором он хотя и «безусловно осуждал» политику Фогта, но категорически отрицал свое авторство статьи против Фогта. Он приложил к письму два свидетель­ских показания: в одном Фиделио Холлингер называл «злостной выдумкой» утверждение Фёгеле, будто статья о Фогте была напечатана в его типографии и составлена Блиндом; во втором набор­щик Вне подтверждал правильность заявления Холлингера.

Помимо всего этого одно злополучное дело подлило масла в огонь и еще более углубило разлад между Фрейлигратом и Марксом. Как раз в это время в «Gartenlaube» появилась статья Беты, в ко­торой этот литературный поденщик Кинкеля превозносил напыщенным стилем поэтическое даро­вание Фрейлиграта и закончил статью низкой бранью по адресу Маркса. Этот злополучный вирту­оз ядовитой злобы, писал Бета, отнял у Фрейлиграта голос, свободу и характер; поэт перестал тво­рить, с тех пор как его коснулось дыхание Маркса.

АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ

311

Однако все это после некоторого препирательства в переписке между Фрейлигратом и Мар­ксом, как казалось, погрузилось в море забвения вместе с тревожным 1859 г. Но с наступлением нового года старые распри снова выплыли наружу, так как бравый Фогт хотел подтвердить старую поговорку: «Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сломить».

ИНТЕРМЕДИЯ

К новому году Фогт напечатал книгу под заглавием «Мой процесс против «Allgemeine Zei-tung»». В ней помещен был стенографический отчет о разбирательстве дела в аугсбургском ок­ружном суде и ряд заявлений вместе с прочими документами, появившимися в свет при споре. Весь материал был приведен в книге полностью и в дословной передаче.

Но среди прочего была напечатана в более подробном изложении старая болтовня Фогта о «серной банде», впервые появившаяся в «Bieler Handelscourier». Маркс изображался в ней особо, как глава шайки вымогателей, которая существовала тем, что компрометировала «людей, живших на родине», чтобы они платили ей за молчание. «Не одно, сотни писем, — буквально писал Фогт, — посылались в Германию этими людьми... с открытой угрозой разоблачить причастность к тому или иному акту революции, если к известному сроку по указанному адресу не будет доставлена определенная сумма денег»^1. Это была наихудшая, но далеко не единственная клевета, выдвину­тая Фогтом против Маркса. Несмотря на всю свою очевидную лживость, изложение было на­столько переплетено с полуправдой из истории эмиграции, что требовалось точное знакомство со всеми подробностями, чтобы в первый момент не быть ошеломленным этой басней. А между тем менее всего можно было предположить такое знакомство с фактами из жизни эмиграции у немец­ких филистеров.

Книга Фогта обратила на себя действительно большое внимание, и особенно германская либе­ральная пресса восторженно приветствовала ее. «National-Zeitung» («Национальная газета») по­святила ей две большие передовые статьи, которые сильно взволновали семью Маркса, когда газе­та получена была в Лондоне; особенно тяжело была потрясена жена Маркса. Так как самой книги Фогта нельзя было достать в Лондоне, то Маркс обратился к Фрейлиграту с запросом, не получил ли он экземпляр от своего «друга» Фогта. Фрейлиграт обиженно ответил, что Фогт не является его «другом» и экземпляра книги он не имеет.

См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XII, ч. I, стр. 272. — Ред.

312

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Марксу с самого начала стало ясно, что необходимо ответить Фогту, хотя вообще он был мало склонен отвечать даже на самую отборную брань, Он считал, что печать имеет право оскорблять писателей, политиков, актеров и других общественных деятелей. Еще раньше чем книга Фогта была получена в Лондоне, Маркс решил начать судебное преследование против «National-Zeitung». Она обвиняла его в ряде преступных и позорящих его деяний, и вдобавок перед такой публикой, которая из партийных предубеждений была вообще склонна верить отъявленному вздо­ру, а кроме того, не имела никакого материала для правильного суждения лично о нем ввиду его одиннадцатилетнего отсутствия в Германии. Маркс руководствовался при этом не только полити­ческими соображениями: он считал своим долгом перед женой и детьми возбудить судебное пре­следование против «National-Zeitung» за ее оскорбительные для его чести обвинения. Кроме того, он собирался дать и литературную отповедь Фогту.

Прежде всего Маркс рассчитался с Блиндом. Он все еще предполагал, что у Блинда есть улики против Фогта, но он их прячет из кумовства: один вульгарный демократ считает себя обязанным перед другим вульгарным демократом. Однако Маркс, по-видимому, заблуждался в этом отноше­нии, а Энгельс был на более правильном пути, предполагая, что Блинд из ребячески глупого важ­ничанья высосал из пальца подробности о попытках подкупа со стороны Фогта; когда же дело приняло скверный оборот, он забил отбой, но при этом все глубже увязал в болоте. 4 февраля Маркс отправил написанное по-английски открытое письмо¹ редактору «Free Press». В этом пись­ме он назвал заявления Блинда, Вие и Холлингера о том, что анонимная статья не была напечатана в типографии Холлингера, гнусной ложью, а Карла Блинда соответственно тому — гнусным лже­цом. А если Блинд оскорблен этим обвинением, заявлял Маркс, то он может привлечь его, Маркса, к английскому суду. Но Блинд благоразумно воздержался от обращения к суду и попытался выпу­таться из всей этой истории тем, что поместил в «Allgemeine Zeitung» длинное объяснение, в кото­ром резко высказывался против Фогта и намеками говорил об его подкупности, но все же по-прежнему отрицал, что он — автор статьи.

Однако Маркс этим совершенно не удовлетворился. Ему удалось возбудить в мировом суде де­ло против наборщика Вие и получить от него показание под присягой: Вие на этот раз подтвер­ждал, что он сам проводил в типографии Холлингера верстку статьи для перепечатки в «Volk», а также видел ряд опечаток, исправленных рукой Блинда на корректурных листах; затем он заявлял, что его прежнее, противоположное показание у него вы-

См. К. Маркс, Господин Фогт, 1938, стр. 392—3 9 3. — Ред.

АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ

313

нудили Холлингер и Блинд: Холлингер обещал ему денежную награду, а Блинд уверил его в своей благодарности в будущем. По английским законам это показание устанавливало подсудность Блинда, а Эрнест Джойс брался на основании показания Вие получить приказ об аресте Блинда. Но он добавил, что если дело будет возбуждено, то обвинение уже нельзя будет взять обратно, так как речь идет об уголовном преступлении и он сам как адвокат подвергся бы уголовной ответст­венности, если бы стал после этого пытаться окончить дело мирным путем.

Но Маркс не пожелал зайти так далеко из-за семьи Блинда. Он послал письменное показание Вие Луи Блану, который был дружен с Блиндом, и написал ему, что очень бы сожалел — не ради самого Блинда, вполне это заслужившего, а ради его семьи, — если бы был вынужден начать уго­ловное преследование против Блинда¹. Это произвело должное действие: 15 февраля 1860 г. в «Daily Telegraph» («Ежедневный телеграф»), также перепечатавшем ругань «National-Zeitung», появилась заметка, в которой некий Шайбле, домашний друг Блинда, называл себя автором статьи против Фогта. Несмотря на всю прозрачность этого маневра, Маркс удовлетворился им, так как тем самым с него снималась всякая ответственность за содержание статьи.

Прежде чем выступить против самого Фогта, Маркс пытался примириться с Фрейлигратом. Он послал ему свое заявление против Блинда в «Free Press» и письменные показания Вие, но не полу­чил от него ответа. Тогда он обратился к нему в последний раз, чтобы указать, какое важное зна­чение приобрело дело Фогта для исторического оправдания партии и для ее будущего положения в Германии. Он старался опровергнуть те упреки, которые мог бы ему сделать Фрейлиграт: «Если я чем-либо перед тобой виноват, то я в любое время готов признаться в своей ошибке. Ничто че­ловеческое мне не чуждо»². Он хорошо понимает, писал Маркс, что Фрейлиграту в его тепереш­нем положении дело это только противно, но Фрейлиграт должен понять, что ему невозможно ос­таваться совершенно в стороне. «Если мы оба сознаем, что мы, каждый по-своему, отбрасывая всякого рода личные интересы и исходя из самых чистых побуждений, в течение долгих лет несли знамя «класса, наиболее обремененного трудом и нуждой», подняв его на недосягаемую для фи­листеров высоту, то я счел бы за недостойное прегрешение против истории, если бы мы разошлись из-за пустяков, которые все в конце концов сводятся к недоразумениям»^3. Письмо заканчивалось уверениями в искренней дружбе.

См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 325. — Ред. Там же, стр. 297. — Ред. Там же, стр. 298. — Ред.

314

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Фрейлиграт пожал протянутую ему руку, но не с такой сердечностью, с какой протянул ему ее «бессердечный» Маркс. Он ответил, что вовсе не собирается изменять «классу, наиболее обреме­ненному трудом и нуждой» (classe la plus laborieuse et la plus mis e rable), которому всегда был ве­рен, и вместе с тем желает сохранить личные связи с Марксом, как с другом и единомышленни­ком. Но он прибавил к этому: «Все эти семь лет (с того времени, как прекратил свое существова­ние Союз коммунистов) я далеко стоял от партии. Я не посещал ее собраний, ее постановления и действия оставались для меня чуждыми. Фактически, следовательно, мои отношения к партии давно были нарушены. Мы никогда в этом отношении не обманывали друг друга. Это было своего рода молчаливое соглашение между нами. Я могу только сказать, что я себя при этом хорошо чув­ствовал. Моей природе и природе всякого поэта необходима свобода! Партия тоже клетка, и даже самой партии лучше честь, если петь на воле, чем в ней. Я был поэтом пролетариата и революции задолго до того, как сделался членом Союза и членом редакции «Новой рейнской газеты». И в бу­дущем я хочу только стоять на своих собственных ногах, принадлежать только самому себе и рас­поряжаться сам собою»¹. В этом объяснении Фрейлиграта ярко сказалась его старая антипатия к мелочам политической агитации. Поэтому ему мерещилось даже то, что не существовало: собра­ний, которых он не посещал, постановлений и речей, о которых он ничего не знал, на самом деле никогда и не было.

Маркс указал на это в своем ответе. Выяснив еще раз все другие недоразумения, которые могли возникнуть, он писал, пользуясь любимым словечком Фрейлиграта: ««Наперекор всему» мы все­гда предпочитаем лозунг «Смерть филистерам!» лозунгу «Подчиняйся филистерам!».

Я открыто высказал тебе свой взгляд и надеюсь, что в основном ты его разделяешь. Кроме того, я постарался рассеять недоразумение, будто под «партией» я разумею «Союз», переставший суще­ствовать восемь лет тому назад, или редакцию газеты, прекратившую свое существование двена­дцать лет тому назад. Под партией я понимал партию в великом историческом смысле»^2. Эти вер­ные слова подействовали примиряющим образом, так как в широком историческом смысле Маркс и Фрейлиграт были действительно единомышленниками, «наперекор всему». И слова эти делают Марксу тем больше чести, что после гнусных нападок Фогта он был вправе ожидать, что Фрейли-грат публично устранит всякую видимость своей общности с Фогтом. Но Фрейлиграт ограничился тем, что возобновил дружеские отношения с

См. Ф. Фрейлиграт, Избранные стихотворения и переписка с Марксом, «Пролетарий», 1924, стр. 46. — Ред. См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 325—326. — Ред.

АСТИЧЕСКИЕ ПЕРЕВОРОТЫ

315

Марксом. В остальном он упорно держался в стороне, и Маркс облегчал ему это тем, что с тех пор по возможности избегал вмешивать в дела имя Фрейлиграта.

Совершенно по-иному разыгралось столкновение, происшедшее из-за дела Фогта, между Мар­ксом и Лассалем. Маркс писал Лассалю в последний раз в ноябре предшествующего года по пово­ду их полемики в связи с итальянской войной, и писал, по его словам, «с грубостью мастерового». Вот почему молчание, которым Лассаль ответил на это письмо, Маркс объяснял его задетой чув­ствительностью. После нападок «National-Zeitung» Маркс, естественно, желал иметь в Берлине своего человека и просил Энгельса уладить дело с Лассалем, который по сравнению с другими все-таки является «лошадиной силой». Это было связано с тем, что некий прусский асессор Фи-шель отрекомендовался Марксу как последователь Уркарта и предложил свои услуги для всякого рода поручений в немецкой прессе. Лассаль, которому Фишель передал поклон от Маркса, не по­желал и знать этого «неспособного и невежественного субъекта». И как бы ни вел себя в Лондоне этот человек, вскоре после того погибший от несчастного случая, в Германии он во всяком случае принадлежал к литературной лейб-гвардии герцога фон Кобурга, которая справедливо пользова­лась самой плохой репутацией.

Но прежде чем Энгельс взялся за исполнение данного ему поручения, Лассаль сам написал Марксу. Он объяснял свое продолжительное молчание недостатком времени и энергично требовал какого-нибудь вмешательства в «высшей степени фатальную историю» с Фогтом, так как она про­изводит сильное впечатление на общество. Конечно, россказни Фогта не повредят Марксу в глазах тех, которые его знают; но им могут поверить все не знающие его, так как вся история довольно искусно пересыпана полуправдивыми сведениями и неизощренный глаз может принять их за пол­ную правду. Лассаль особенно выдвигал два пункта. Во-первых, сам Маркс тоже отчасти виноват: он принял всерьез такого жалкого враля, каким оказался, по крайней мере впоследствии, Блинд, и поверил на слово его тягчайшим обвинениям против Фогта. Если у Маркса нет других доказа­тельств, то он должен начать свою защиту с того, чтобы взять обратно свои обвинения Фогта в подкупности. Лассаль признавал, что нужн