Надежда, выраженная Энгельсом после окончания I тома, что Маркс, «сбросив с себя этот кошмар», станет совершенно другим человеком, оправдалась лишь отчасти.
Здоровье Маркса улучшилось ненадолго, а его материальное положение осталось по-прежнему мучительно неопределенным. Он серьезно подумывал о переселении в Женеву, где жизнь была гораздо дешевле, но судьба все еще пока привязывала его к Лондону, к сокровищам Британского музея. Он надеялся найти издателя для английского перевода своего труда и вместе с тем не мот и не хотел выпустить из своих рук духовное руководство Интернационалом, прежде чем движение не станет на прочные рельсы.
Семейную радость доставил ему выход замуж его второй дочери, Лауры, за «медика-креола», Поля Лафарга. Они обручились
См. К. Маркс, Капитал, т. III, 1955, стр. 165. — Ред.
«КАПИТАЛ»
405
уже в августе 1866 г., но решено было, что жених должен закончить сначала свое медицинское образование, а потом уже можно будет подумать о женитьбе. Лафарг был исключен на два года из Парижского университета за участие в студенческом конгрессе в Льеже; приехал он в Лондон по делам Интернационала. Как сторонник Прудона, он не имел более близких отношений с Марксом и только из вежливости явился к нему передать рекомендательную карточку Толена. Случилось, однако, то, что часто случается. «Первоначально этот юноша привязался ко мне, — писал Маркс после помолвки Энгельсу, — но скоро перенес свою привязанность со старика на дочь. Его материальное положение средней руки, так как он — единственный сын бывшего плантатора»1. Маркс изображал Лафарга своему другу красивым, интеллигентным, энергичным, физически сильным молодым человеком, славным малым и только находил, что он слишком избалован и слишком «дитя природы».
Лафарг родился в Сант-Яго на острове Куба, но уже ребенком девяти лет прибыл во Францию. От матери своего отца, мулатки, он унаследовал негритянскую кровь, о чем сам охотно говорил и о чем свидетельствовали также матовый цвет его кожи и большие белки глаз, выделявшиеся на правильно очерченном лице. Это смешение крови и породило, пожалуй, некоторое упрямство Ла-фарга, вызывавшее порой досадливо-веселые насмешки Маркса над «негритянским черепом». Но тон добродушного поддразнивания в их обращении друг с другом показывал лишь, как великолепно они понимали друг друга. Маркс обрел в Лафарге не только зятя, создавшего жизненное счастье его дочери, но также способного и умелого помощника, верного хранителя его духовного наследия.
Главной заботой Маркса в то время был успех его книги. 2 ноября 1867 г. он писал Энгельсу: «Молчание о моей книге нервирует меня. Я не получаю никаких сведений. Немцы славные ребята. Их заслуги в этой области, в качестве прислужников англичан, французов и даже итальянцев, действительно, дали им право игнорировать мою книгу. Наши люди там не умеют агитировать. Однако остается делать то, что делают русские — ждать. Терпение, это — основа русской дипломатии и успехов. Но наш брат, который живет лишь один раз, может околеть, не дождавшись»2.
Нетерпение, проглядывающее в этих строках, было очень понятно, но все же не вполне справедливо.
Когда Маркс так писал Энгельсу, не прошло еще двух месяцев после того, как книга вышла в свет, а в такой краткий срок нельзя
См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIII, стр. 373. — Ред. Там же, стр. 462—463. — Ред.
406
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
было написать серьезный критический разбор. Поскольку же дело шло не об основательности отзыва, а лишь о том, чтобы «поднять шум», — Маркс считал это сначала самым нужным для воздействия на Англию, — то Энгельс и Кугельман прилагали к этому все усилия, какие только были возможны. При этом их нельзя было упрекнуть в чересчур большой точности изложения. И они достигли значительных результатов. Им удалось поместить в целом ряде буржуазных газет предварительные заметки о выходе книги или перепечатки предисловия. Они изготовили даже сенсационную по представлениям тогдашнего времени рекламу: обеспечили помещение биографической статьи о Марксе вместе с его портретом в журнале «Gartenlaube». Но сам Маркс просил их воздержаться от такой «шутки». «Я считаю это скорее вредным, чем полезным, и не соответствующим достоинству человека науки. Редакция энциклопедического словаря Мейера уже давно письменно просила меня доставить ей мою биографию. Я не только не послал ее, но даже не ответил на письмо. Каждый опасается на свой манер». Изготовленная Энгельсом для «Gartenlaube» статья — «пустяковина, сфабрикованная с величайшей поспешностью и в самой неотесанной форме», как ее охарактеризовал сам автор, — позднее появилась в «Zukunft» («Будущем»), органе Иоганна Якоби, издаваемом с 1867 г. в Берлине Гвидо Вейсом. Любопытна ее дальнейшая судьба. Она была в сокращенном виде перепечатана Либкнехтом в «Demokratisches Wochenblatt» («Демократическом еженедельнике»), что вызвало нелестное замечание Энгельса: «Вильгельмчик теперь так низко пал, что не смеет даже сказать, что Лассаль списывал у тебя, и притом неверно. Этим оскоплена вся биография. Зачем он ее еще печатает, — ведомо ему одному»1. Сам Либкнехт, как известно, вполне разделял сказанное в вычеркнутой части биографии, но он не хотел задевать группу лассальянцев, которые только недавно отпали от Швейцера и именно в то время помогали основать фракцию эйзенахцев. Итак, не только книги, но даже статьи имеют свою судьбу.
Но если и не в первые же месяцы, то все-таки в скором времени Маркс дождался нескольких хороших критических отзывов о своей книге. Таковы были отзывы Энгельса в «Demokratisches Wochenblatt», Швейцера — в «Social-Demokrat» и Иосифа Дицгена — также в «Demokratisches Wochenblatt». He говоря об Энгельсе, относительно которого это само собой разумелось, Маркс признал, что и Швейцер, несмотря на отдельные ошибки, сумел одолеть книгу и понять, в чем ее центр тяжести; в Дицгене же, о котором он в первый раз услышал только после появления своей книги, Маркс приветствовал философский склад ума, однако не переоценивая его.
См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 235. — Ред.
«КАПИТАЛ»
407
В 1867 г. появился первый отзыв «специалиста». Таковым был Дюринг. Он написал рецензию на книгу Маркса в «Приложениях» к словарю Мейера, не уловив при этом, по мнению Маркса, новизны главных элементов содержания «Капитала». В общем, однако, Маркс не был недоволен этой критикой. Он даже назвал ее «очень приличной», хотя и догадывался, что Дюринг написал свою статью не столько из интереса и сочувствия к книге, сколько из злобы к Рошеру и прочим университетским авторитетам. Энгельс сразу отнесся к статье Дюринга менее благожелательно и проявил этим больше дальновидности, чем Маркс. Это очень быстро обнаружилось на деле, когда Дюринг переменил фронт и не находил достаточно сильных слов для осуждения книги Маркса.
Не менее печальным оказался опыт Маркса и с другими «специалистами». Еще восемь лет спустя один из этих господ, предусмотрительно скрыв свое имя, выпалил подобно оракулу, что Маркс как «самоучка» проспал целую эпоху в науке. После таких и подобных отзывов становится понятной та горечь, с которой Маркс обыкновенно отзывался о такого рода людях. Он только, быть может, относил слишком многое за счет их злого умысла и недостаточно — за счет их невежества. Его диалектический метод был им действительно непонятен. Это обнаруживалось, между прочим, в том, что даже люди, не лишенные лучших намерений, а также и экономических знаний, лишь с трудом разбирались в книге Маркса. И напротив, люди, весьма мало подкованные в экономике и более или менее враждебные коммунизму, но некогда хорошо усвоившие диалектику Гегеля, отзывались о книге Маркса с большим воодушевлением.
Так, Маркс с несправедливой суровостью говорил о книге Ф. А. Ланге по рабочему вопросу, во втором издании которой автор подробно останавливается на I томе «Капитала»: «Господин Ланге рассыпает мне большие похвалы, но только с целью придать важность самому себе». Цель Ланге безусловно была не в этом, и его искренний интерес к рабочему вопросу стоит выше всяких сомнений. Но Маркс был безусловно прав, утверждая, что, во-первых, Ланге ничего не понимал в методе Гегеля, а, во-вторых, еще менее он понял критический способ применения его Марксом. Ланге действительно поставил вопрос наголову, утверждая, что Лассаль свободнее и независимее относится к спекулятивному методу Гегеля, чем Маркс, у которого спекулятивная форма тесно примыкает к манере его философского образца; он считал, что эта форма в некоторых частях книги, например в теории стоимости, которой Ланге не придавал большого значения, с трудом проникает в излагаемый предмет.
Отзыв Фрейлиграта о I томе, который ему подарил Маркс, был еще более странным. Дружеские отношения между Марксом и Фрейлигратом продолжались с 1859 г., хотя иногда и омрача-
408
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
лись по вине третьих лиц. Фрейлиграт собирался вернуться в Германию, где известный общественный сбор обеспечивал ему спокойный закат жизни, после того как он в возрасте уже почти шестидесяти лет вследствие закрытия управляемого им отделения банка остался без работы. Последнее письмо, которое он написал своему старому другу, — после этого они больше не переписывались — содержало сердечные поздравления к свадьбе молодой четы Лафарг и не менее сердечную благодарность за I том «Капитала». Фрейлиграт писал, что вынес много поучительного из чтения книги и испытал самое большое наслаждение. Он считал, что успех ее, вероятно, будет не очень быстрым и не чрезмерно громким, но тем более глубоким и прочным окажется ее действие. «Я знаю, что на Рейне многие купцы и фабриканты очень восхищаются «Капиталом», В этих кругах книга достигнет своей цели, а для ученых она кроме того будет необходимым научным источником». Правда, Фрейлиграт называл себя лишь «экономистом с душой», «гегельянство — разглагольствование» оставалось ему противным в течение всей его жизни. Все же он прожил около двух десятилетий в Лондоне, в этом центре мировой торговли, и совершенно поразительно, что в I томе «Капитала» он ничего не увидел, кроме руководства для молодых коммерсантов и в лучшем случае наряду с этим — полезный источник знаний.
Совершенно иное гласил отзыв Руге, хотя он был непримиримым врагом коммунизма и не был обременен какими-либо экономическими познаниями. Но он когда-то был младогегельянцем. «Этот труд, — писал он, — составляет эпоху и бросает блестящий, порой ослепляющий свет на развитие и гибель, на родовые муки и страшные дни страданий различных исторических эпох. Исследования о прибавочной стоимости вследствие неоплаченного груда, об экспроприации рабочих, которые раньше работали на себя, и предстоящая экспроприация экспроприаторов — классические. Маркс обладает широкой ученостью и блестящим диалектическим талантом. Книга превышает горизонт многих людей и газетных писак, но она совершенно несомненно проникнет в общее сознание и, несмотря на свои широкие задания или даже именно благодаря им, будет иметь могущественное влияние». Подобным же образом отозвался о книге и Людвиг Фейербах; но соответственно его собственному развитию для него важна была не столько диалектика автора, сколько то, что «книга изобилует интереснейшими, неоспоримыми, хотя и ужасными фактами». Они были для него подтверждением его моральной философии: где отсутствует самое необходимое для жизни, там отсутствует и нравственная необходимость.
Перевод I тома появился раньше всего в России. Уже 12 октября 1868 г. Маркс сообщал Ку-гельману1, что один петербург-
См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXV, стр. 534. — Ред.
«КАПИТАЛ»
409
ский книготорговец поразил его известием о том, что перевод его книги уже находится в печати, и просил его прислать свою фотограмму1 в качестве виньетки для титульного листа. Маркс не хотел отказать своим «добрым друзьям», русским, в этой мелочи. Ему казалось иронией судьбы, что русские, против которых он неустанно и беспрерывно боролся в течение 25 лет на трех языках — немецком, французском и английском, оказывались всегда его «доброжелателями». Его труд против Прудона, его книга «К критике политической экономии» также не получили, по словам Маркса, нигде большего сбыта, чем в России. Он, однако, не придавал этому большого значения, говоря, что это — чистейшее гурманство, которое стремится ухватиться за самое крайнее из того, что дает Запад.
Но это было неверно. Хотя перевод появился только в 1872 г., но он был серьезной научной работой и «мастерски удался», как признал сам Маркс по его окончании. Переводчиком был Дани-ельсон, известный под своим псевдонимом «Николай — он»; некоторые важнейшие главы перевел Лопатин, молодой, смелый революционер, «у него очень живой критический ум, веселый характер, стоический, как у русского крестьянина, который довольствуется тем, что имеет»2, — так изображал Маркс Лопатина, после того как тот посетил его летом 1870 г. Русская цензура разрешила издание перевода с нижеследующей мотивировкой: «Хотя автор по своим убеждениям законченный социалист и вся книга обнаруживает совершенно определенный социалистический характер, однако, принимая во внимание, что изложение ее не может быть названо доступным для всякого и что, с другой стороны, оно обладает формой научно-математической аргументации, комитет признает, что преследование этой книги в судебном порядке невозможно». Перевод вышел в свет 27 марта 1872 г., и уже к 25 мая была распродана тысяча экземпляров — одна треть всего издания.
В то же время начал появляться и французский перевод, и приблизительно тогда же — второе немецкое издание книги, оба выходившие выпусками. Французский перевод был сделан Ж. Руа при значительном содействии самого Маркса, причем на долю Маркса выпала «чертовская работа», и он неоднократно жаловался, что легче было бы сделать перевод самому. Этому французскому переводу он зато имел право придавать особенную научную ценность, даже наряду с оригиналом.
Несколько меньший успех, чем в Германии, России и Франции, имел I том «Капитала» в Англии. О нем появился только краткий отзыв в журнале «Saturday Review» («Субботнее обозрение»),
— снимок подписи. — Ред.
См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIV, стр. 347—348. — Ред.
410
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
который с одобрением отозвался об изложении, говоря, что сухие политико-экономические вопросы приобретают у Маркса своеобразную привлекательность. Более подробная статья, написанная Энгельсом для «Fortnightly Review» («Двухнедельного обозрения»), была отклонена редакцией, как «слишком сухая», хотя Бизли, имевший тесные связи с редакцией этого журнала, прилагал старания к тому, чтобы она была принята. Английского перевода, от которого Маркс ждал столь многого, он при жизни так и не дождался.
Глава тринадцатая
ИНТЕРНАЦИОНАЛ НА ВЫСОТЕ