Признанное право на самоопределение преспокойно лежало под охраной Московской Чрезвычайки, и если кто нибудь пробовал осуществить это право, то его сейчас же «безошибочно» отправляли к праотцам. Че Ка - самая надежная охрана для "самоопределяющихся"!
Однако у Украинской Галицкой Армии была одна конкретная цель: хотелось сохранить украинскую вооруженную силу до времени, пока ситуация не станет более благоприятной для активной борьбы. Поэтому Украинская Галицкая Армия собиралась «стать центром Украинской Галицкой Красной Армии», чтобы цели, указанные в воззвании, «довершить вместе с Приднепровской Армией и всеми Группами Украинских Войск». Учитывая желание спасти от уничтожения украинскую вооруженную силу, шаг Ревкома Украинской Галицкой Армии был, бесспорно, более целесообразным, чем переход с той же целью к Деникину. Последний сам погибал, и только совсем близорукие люди не видели этого, когда подписывали договор. Тот, кто погибает сам, конечно тянет к гибели и своего союзника. Красные русские тогда побеждали; они соглашались на определенную автономию Украинской Галицкой Армии. Поэтому надежда сохранить от уничтожения Украинскую Галицкую Армию не была неоправданной. Вопрос заключался только в том, насколько хватит у галичан политического таланта для того, чтобы выдержать лояльность к России вплоть до времени, когда действительно можно будет «довершить» большие цели, о которых говорилось в воззвании Ревкома.
Ко всему тому в Киеве формировалось правительство в составе Петровского, Мануильского и Затонского. Галичане верили, что есть Украинское Советское Правительство. Потому что откуда они могли бы узнать, что, в действительности, это есть российское правительство для Украины и что все его члены одновременно являются членами Российской коммунистической партии?
|
|
Украинская Галицкая Армия, будучи официально на стороне Деникина, сравнительно легко и без риска могла связаться с нашей армией, кроме того, и красные русские к галичанам не относились с таким презрением, как к нам. Однако связь не установили. От Поднепровской Армии была направлена целая делегация в составе полковника Никонова, полковника Вишневского, четара Веремеенко и четара Макаренко, которые пытались, несмотря на большой риск, наладить связь. Можно только предположить, что Командование конной Галицкой Армии было вполне удовлетворено политическими переговорами и настроениями, которые сложились в связи с приближением Красной Армии, и потому не обратило должного внимания на связь с нами, несмотря на договор от 24 декабря 1919 г.
Отсутствие постоянной связи с Украинской Галицкой Армией доставляло нам немало хлопот. В приказе армии ч. 18 от 16 января 1920 года (с. Наливайко) говорится: «Сведений о Галицкой Армии не имеется из-за отсутствия связи, для ее налаживания посланы двое старшин: один в район Балта – Бирзуля, второй в район Хощевата – Гайворон. Галицкая Армия, несмотря на то, что имела все возможные средства для налаживания связи с нами, до сих пор этого не сделала». А 19 января 1920 года в приказе ч. 19 (с. Коритно) говорится: «По непроверенным сведениям Галицкая Армия до сих пор находится на своих старых местах; ее судьба неизвестна, связи с ней нет. Часть Армии была окружена большевиками и принуждена поднять красный флаг». Только 20 января было получено письмо политического референта Поднепровской Армии п. Феденкова, в котором он сообщил из Умани о факте признания Украинской Галицкой Армией Советской власти.
|
|
Тем временем Украинская Галицкая Армия оказалась между тремя силами. Официально Украинская Галицкая Армия подчинялась Деникину; она имела тайный договор от 24 декабря о соединении с нами; а вот теперь Ревком Украинской Галицкой Армии подписал договор признания Советской власти и подчинения армии российскому командованию.
Положение ее было тяжелое. Не имея политического руководства, не зная, с каким цинизмом русские отказываются от любых договоренностей, если те договоренности перестают быть полезными России, Украинская Галицкая Армия понемногу склонялась и наконец пошла за наиболее подвижными единицами. Она не могла самостоятельно решиться на тот шаг, который уже сделала Поднепровская Армия – воевать, не имея ни базы, ни связи с правительством. Ее командиры не имели нужного опыта для ведения партизанской войны; а организация частей такой форме борьбы не соответствовала, но главное, не было решимости и твердости для того, чтобы начать действовать самостоятельно!
11 января 1920 года в Брацлаве состоялось совещание И. Мазепы с политическим референтом Украинской Галицкой армии Василием Чайковским, членом Галицкого Национального совета Шикериком и политическим референтом Приднепровской армии Феденко. Совещание оказалось перед фактом существования Ревкома Украинской Галицкой Армии и его договоров. Формально поднепровцы не соглашались на поднятие красного флага Украинской Галицкой Армией. Они не верили, что Украинской Галицкой Армии удастся сохранить свою боеспособность в союзе с красными. Галичане, наоборот, главным аргументом за переход на советскую платформу ставили желание сохранить армию как боевую единицу.
|
|
Фактически среди политических кругов поднепровщины не нашлось человека, который бы решительно осудил этот шаг Украинской Галицкой Армии. Для характеристики общей мысли политических деятелей Поднепровья, может служить письмо политического референта Поднепровской Армии п. Феденкова от 15 января из Умани к командующему Киевской дивизией. Сообщая о факте признания Украинской Галицкой Армией Советской власти, он говорит: «Не знаю я, известно ли Вам о всех перипетиях галицкой трагедии, которая называется «от Деникина до большевиков». Фактом является то, что о воссоединении армий наше командование не знало [15]. Договор, по которому Галицкая Армия признает одно Правительство и одно командование во главе с Генералом Омеляновичем-Павленко, был подписан 24 декабря 1919 года. После этого акта надо было нашей армии двинуться в район Вапнярки – Гайсина (в этих районах уже две недели не было деникинцев) и фактически закрепить соединение. Этого не произошло. Галицкая Армия, дожидаясь, начала размышлять. Ибо что же мы можем дать галичанам, кроме хороших слов? Ни денег, ни Галичины. А большевики им дают первое и обещают второе. 12 января (а может, и позже) Галицкая Армия объявила себя частью советских армий с определенного рода автономией ».
Обсуждая состояние Поднепровской Армии, в том же письме он добавляет: «Если состояние нашего войска, стратегическое положение не дают возможности вести партизанскую борьбу успешно, то вполне законно для войска искать выход, который поможет спасти войско как организованную единицу. Этим выходом может стать помощь боротьбистам в организации отдельной Украинской Армии».
И. Мазепа не советовал иметь дело с боротьбистами. В письме к Командующему армией от 23 января 1920 года он привел много фактов, которые, по его мнению, указывали на «недолговечность современного большевизма на Украине», он считал необходимым, чтобы армия твердо стояла на позициях утверждения Украинской Самостоятельной Республики, ибо недостойно и очень вредно для всего украинского дела, чтобы идейные борцы меняли свой флаг в то время, как обстоятельства на нашей стороне. Это письмо было получено в армии только 18 февраля 1920 года. В то время армия не думала менять флага. И. Мазепа не вполне правильно судил о «недолговечности современного большевизма» и определенно ошибался насчет «обстоятельств», однако в главном решении относительно армии он был прав: «твердо стоять на позиции» и «не менять флага».
Эти Мазепа и Феденков – являлись членами одной социал-демократической партии, оба правительственные лица, но мысли о моменте и тактика у них отличались, - говорили они, как патриоты и государственники, в хаосе борьбы и революционной бури выше всего ставили сохранение позвоночника Украинской Государственности, а именно армии и повстанческих организаций, с которыми и работали.
В самой Поднепровской Армии факт «галицкой трагедии приняли к сведению». Для нас было ясным, что Украиская Галицкая Армия плывет по течению. Повезет ей – доплывет до берега без больших жертв и труда, не повезет – где-то ударится о скалу и от нее останутся одни воспоминания. Нам придется рассчитывать лишь на собственные силы.
Обе украинские армии желали бороться за идею Соборного Украинского государства. Обе армии имели одну конкретную цель: до выяснения политической ситуации, по крайней мере, до весны 1920 года, сохранить себя как организованную боевую силу для того, чтобы стать основой Украинского Государства. Обе армии в сердце лелеяли мысль о времени, когда договор 24 декабря 1929 года перестанет быть тайным, когда с ним не надо будет прятаться перед врагом. Но судьба была против нас. Будучи мыслью вместе, армии пошли разными путями, хотя все и мечтали о моменте фактического воссоединения.
Свои решения обе армии принимали самостоятельно, потому что правительственные центры были далеко, а если и давали какие-то советы, то с большим опозданием. Поэтому в армиях не поднимались вопросы о «предательстве» или «авантюре» в связи с тем или иным шагом своей боевой сестры. Военные были более объективными в отношении военных, чем политики в отношении политиков.
Во время совещания в Брацлаве 11 января 1920 года Командование Украинской Галицкой Армии имело два приказа: один от Деникина, а второй от красных русских. Они не знали, который из них выполнять, потому что один требовал движения на юг, а второй – на север. Если бы командование Поднепровской Армией дало третий приказ, на что имело право по договору от 24 декабря 1919 года, то очень возможно, что третий приказ и был бы выполнен. Получив решительный приказ от нас, галичане наверное не решились бы его не выполнить, - некоторые части Украинской Галицкой Армии долгое время не хотели краснеть, а с четвертой бригадой у красных русских даже дошло до столкновения. Не получив приказа от нас, галичане самостоятельно приняли решение, с которым мы должны были согласиться.
Украинская Галицкая армия "покраснела" и осталась на своих старых местах, выжидая, пока заболевшие тифом стрельцы и старшины вернутся в строй. Все силы армия направила на то, чтобы сохраниться до весны. Тогда была надежда провести в жизнь договор от 24 декабря 1919 года. Главным было до того времени не поддаваться разложенческой работе россиян и удержать от деморализации национально-сознательную и дисциплинированную массу стрелков.
А россияне работали. Работали они над уничтожением украинской вооруженной силы. Вполне понятно, что московская Че Ка в первую очередь взялась за устранение «буржуазных слуг», нынешних руководителей. На место Тарнавского и Никитки прислали Порайка. Роль Петрушевича взялся исполнять Затонский. Была проведена широкая агитационная кампания против Петрушевича и Петлюры, одновременно прививали ненависть стрелков к старшинам. Все делалось с большой скоростью и надо было иметь большой талант, чтобы угадать цель труда «политработников».
Все делалось во имя борьбы против польской шляхты, с которой красная Москва пыталась начать переговоры о разделе Украины. Делалось это под лозунгом организации Самостоятельной Украинской Социалистической Советской Республики. Такие агенты Москвы, как Затонский, Порайк и другие "ответственные работники", умели спрятать истинные намерения своих красных шефов и Московского Совнаркома. Они говорили одно, а делали другое. Однако были дурачки и между красными русскими. Некий провинциальный Ленин в газете "Вести Черкасского уездного военного революционного комитета", ч. 10 от 24 января 1920 года радовался вслух и хвастался успехами «советской власти». В статье "Накануне революции" он пишет «Благодаря падпольной роботе удалось разложить галицийские части. Кагда начальник галичан оддал приказ, то некоторые полки восстали и затем с жандармерией прибыли в Винницу. Сейчас продолжается переход сечевиков[16]на нашу сторону, лозунги большевиков находят живой отклик в Галицийской армии». Не выдержал, бедный, чтобы не похвастаться. То, что «ответственные работники» подавали в тайных рапортах, он предал огласке.
Украинская Галицкая Армия упрямо стояла на месте, меняя вывески в зависимости от обстоятельств. А Поднепровская Армия рейдировала по Украине, разнося слух о том, что «не умерла казацкая мать». И терзаемый «друзьями» и недругами украинский народ не потерял надежды на победу. Он видел, что есть Украинская Армия и готовился выйти к ней на помощь, когда будет призыв.
Ни официальный переход на сторону белых, ни признание власти красных россиян не повлияли на отношение населения к Галицкой Армии. Население считало ее своей Украинской Армией и верили, что она встанет на защиту прав своего народа, когда придет время. Село, наше украинское село, пережившее весь ужас долгой революционной войны, научилось отличать своих от чужих, не обращая внимания на вывески. Даже будучи в пассивной роли Украинская Галицкая Армия творила великое дело одним своим пребыванием на Большой Украине. Идея соборной Украины становилась идеей народных масс. И население к обеим армиям относилось одинаково.
Глава V. Сомнения. Против красной Москвы. Политическая тактика красных россиян. Повстанцы. На Левобережье. Западнее. Бершадь. Демонстрации: Гайсин, Ольвиополь, Долинская, Вознесенск. На юг или на север? Катастрофа Украинской Галицкой Армии. За чужую государственность.
Труды Волоха и боротьбистов, признание Украинской Галицкой Армией Советской власти, сложная стратегическая ситуация, тяжелое материальное положение, тиф, физическое и моральное переутомление – все это вместе вызвало шатания и в Поднепровской Армии. Среди боротьбистов были честные и идейные воины. Были они, без сомнения, патриотами и на «советы» смотрели не как на цель, а как на средство. Украинская Галицкая Армия тоже не ставила себе целью бороться за «советы»; она признавала эту форму власти как средство для образования Соборного Украинского Государства.
Почему боротьбисты, Волох и галичане обязательно должны ошибаться, а мы нет? Нельзя ли допустить, что они лучше нас ориентировались в тех изменениях и чрезвычайно сложной политической ситуации, создавшейся в результате войн и революции? Отсеченные долгое время от мира, увлеченные тяжелой борьбой против многих врагов, которые под разными флагами перлись на нашу Родину, могли же ошибаться и мы! Где правильный путь к идеалу? Где спасение? Такие вопросы кружились в голове у тех, кто нашел в себе силы не сложить оружия и не менять своего флага даже после Любара. Создавались чрезвычайно тяжелые настроения. Было необходимо выявлять направления и двигаться. И в поисках лучшего выхода трудно было не заблудиться.
Белые россияне создавали фронт примерно по линии р. Кодыма, г. Ольвиополь, Новомиргород и дальше до Кременчуга. Красные русские подходили главными своими силами к железной дороге Черкассы – Вапнярка, а мы оставались между ними в «нейтральной полосе». Громадные клещи собирались щелкнуть и раздавить нахалов, посмевших встать во враждебную позицию к обоим мировым силам, стать между фронтами обезумевшей революции и мировой черной реакции. Одна сила ставила себе задачу вызвать всемирную социалистическую революцию, а вторая пыталась восстановить старую «тюрьму народов», даже не меняя вывески. Но обе силы были против национальной революции, которую творили мы. Обе силы хотели устранить нас со своего пути. А это можно было сделать, только уничтожив нас. Не теряя надежды на физическое уничтожение, наши враги пытались уничтожить нас морально, потому что геройская смерть преданных до фанатизма идее национального освобождения, не была бы победой наших врагов. Поэтому обе силы ухаживали за нами и заманивали к себе. Деникин предлагал «союз без политики», а Троцкий приказывал Красной Армии помнить, что она только временно «идет освобождать Украину», и оставлял нам красный мостик для перехода в свое царство в виде боротьбистов, которых он «терпел до времени».
А в наших головах царила только одна идея - идея национального освобождения и больше ничего. Зато мы знали наших врагов. Мы не видели того пути, которым можно было бы идти рядом с нашими врагами, хотя бы и короткое время. А все же думали и сомневались.
Чтобы иметь время на оценку ситуации, армия отошла от оперативного направления Умань-Ольвиополь и перешла на левую сторону р. Синюхи. А во время перехода думали. В дивизиях происходили совещания. Советовались только старшины, потому что казаки вполне доверяли своим командующим, кроме того, казаки не так ясно представляли себе наше тяжелое политическое и стратегическое положение. Потом совещались командующие дивизиями в штабе армии. Наибольшим «советский настрой» оказался в Волынской дивизии, особенно в частях, имевших свое начало от «Запорожской Сечи» [17]атамана Божко. Чтобы не допустить лишнего напряжения, Загроцкому дали разрешение послать в Умань делегацию, но якобы от одних Волынцев и исключительно с информационными задачами.
Делегацию волынцев россияне приняли (Сорок четвертая дивизия) с помпой, их даже повели на митинг, где показывали красноармейцам как доказательство того, что «уже все признали советскую власть, даже украинцы»... Но встретиться делегации с глазу на глаз ни с боротьбистами, ни даже с Волохом не позволили. В то время россияне уже энергично проводили ликвидацию волоховского "красного войска" и не хотели, чтобы делегация об этом узнала.
Понятно, что последствия поездки делегации оказались для нас полезными. Несмотря на все меры, делегация все-таки узнала о намерениях россиян относительно регулярных красных украинских войск, которыми командовал Волох. Даже тем элементам, которые верили, что красные русские не будут больше «ошибаться», стало ясно, что россияне, поймав на крючок, обязательно уничтожат Украинскую Армию, хотя бы она и сделалась самой красной.
Влияло на настроения и то, что среди населения замечалась определенного рода апатия к событиям, происходившим тогда на Украине. Оно и понятно. Борьба при помощи немцев против красных россиян привела к власти на Украине белых россиян, которые терпели гетмана только для вида. Восстание осенью 1918 года свергло белых, но на их место пришли красные. Весеннее и летнее восстание 1919 года выбросило красных, но снова впустило белых. Теперь же уничтоженые народным движением белые бежали, но на смену им шла освобождать Украину красная Москва. Там и там русские и россияне, а своей украинской власти все не было. Крестьяне сделали «передышку». Да и зима не способствовала повстанческому движению.
Каждый раз переходные моменты, моменты изменения господства белых и красных россиян на Украине, были наиболее критичными для психологии наших революционных масс. В борьбе против одних вторые были какбы нашими фактическими союзниками. К тому же победители, вступавшие в Украину, то и дело давали большие обещания. Не знаю, много ли имеется на свете народов, которых бы распинали, а потом вели на борьбу под прицелом, мотивируя любовью к этому распинанию. Поэтому не удивительно, что украинский крестьянин, не получая ниоткуда никаких указаний, восставал активно только тогда, когда убеждался, кто его главный враг[18].
То, что психологический кризис переживали не только военные круги, видно из уже упомянутого письма политического референта Приднепровской Армии Феденкова к Командующему Киевской дивизией от 15 января 1920 года. Он пишет: «Перед нашей армией стоят сложные вопросы, что делать дальше с собою. Расходиться ли, вести ли дальше партизанскую борьбу или искать какой-то другой выход? Первый выход очень тяжелый, он сведет нас к нулю. Партизанская же борьба в зимнюю пору не даст должных результатов. Это может делать Махно, который не обращает внимания на отношение к нему населения. Зимнее время не способствует сильному подъему в народных массах. Я был в деревнях и не ошибусь, если охарактеризую настроение населения как абсолютную апатию. В Гайсине две недели не было никакой власти (фактически власти не было больше месяца – Ю. Т.), и никто даже не пробовал ее организовать... Апатия наблюдается и в городе. Галичане, перебросившись к большевикам, хотят их использовать. Волох хочет того же. Сможет ли – это вопрос. Очевидно, что большевики постараются его разоружить. Это единственная опора боротьбистов. Нет сомнения, что боротьбисты будут вести войну против большевиков если не теперь, то позже. Сейчас у них собираются всякие совсем не коммунистические элементы. Первое, за что они будут грызться с большевиками, – это Украинская Армия. Если бы под вывеской боротьбистов, можно было сохранить вооруженную силу украинской нации, то это было бы лучше всего. Вопрос только в том, хватит ли у боротьбистов решимости. Если состояние нашего войска и стратегическое положение не дают возможности вести партизанскую борьбу успешно, то вполне логично для войска искать любой другой выход, как спасти боевую организованную единицу. Этим выходом может оказаться помощь боротьбистам в организации отдельной Украинской Красной Армии. Высказываю это как свое мнение. Ибо по факту, боротьбисты хотят иметь реальную силу и хотят установить некий modus vivendi (соглашение) с нашей армией.
Через восемь дней, 23 января 1920 года И. Мазепа написал Командующему Поднепровской армией. За это время он заметил «много данных относительно того, что, не дожидаясь весны, нам придется вновь переходить на положение регулярной армии и начинать организованные операции от определенных пунктов». Он посоветовал «в то время, когда обстоятельства складываются в нашу пользу, твердо стоять на своих позициях... и своего флага не менять». Он убежден в «недолговечности современного большевизма на Украине»... Поэтому он выразил пожелание «бить добровольцев, гнать их в море»…
Письмо И. Мазепы было получено в армии на месяц позже письма Феденко. Большой оптимизм И. Мазепы был исключением среди общих настроений. Однако, мысли автора были неправильные, потому что как раз тогда были получены данные о том, что «современный большевизм на Украине» будет более долговечным, чем предыдущий. В этот раз Красная Армия шла на Украину как вполне организованная сила с целью завоевания и установления сурового оккупационного режима. Красные россияне кое-чему научились, получили опыт. Сейчас они не надеялись на благосклонность и помощь украинского населения, - данная ложная надежда не раз уже подводила россиян и отчасти была причиной их поражений. Независимо от своего знаменитого приказа к Красной Армии о том, чтобы она вела себя на Украине, как в гостях, Троцкий в тайной директиве о военной политике на Украине категорически требовал разоружения украинского населения. Он говорил «поголовное разоружение наеления является в настоящих условиях единственным средством положить конец вооружению кулацких банд». Поэтому в армии не разделяли оптимизма И. Мазепы.
Зато мнение Феденкова разделяла вся армия за малым исключением: «если бы под вывеской боротьбистов, можно было сохранить вооруженную силу украинской нации, то это было бы лучше». И дальше Феденко предполагал выход: «помочь боротьбистам организовать отдельную украинскую армию», в то же время он думал: «очевидно, что большевики его (Волоха) постараются разоружить». Для армии было очевидно, что постараются разоружить не только Волоха, но и всякую украинскую воинскую часть, которая попадется на крючок, и, посчитав россиян за союзников, не будет охраняться от них, как на фронте.
Армия решила: если придется погибнуть, то лучше погибнуть под украинским национальным флагом. Ибо никто гарантии от уничтожения не давал. Союз же с русскими уничтожил бы, кроме прочего, ту легенду и традицию, которые были созданы долгой и неравной борьбой армии против России.
В это время красные россияне были уже сильнее белых. Добровольческая армия, армия реакции, несмотря на помощь антантовских врачей, умирала. Теперь добивать ее не было смысла, это только укрепляло бы красных русских. А нам было нужно, чтобы красные теперь как можно больше сил тратили на борьбу с Добровольческой Армией. Чем больше бы уничтожили себя те две силы, тем скорее мы могли надеяться на окончательную победу.
21 января 1920 года в с. Гусевцы на Елисаветщине состоялось совещание командующих дивизиями, на которой было решено прекратить борьбу против белых и начать борьбу против красных русских. Главным основанием для этого решения было наше убеждение, что Добровольческая Армия больше не способна ни на какую серьезную акцию ни против нас, ни против красных. То была растоптанная змея, шипела еще и вертела хвостом, но не имела силы подвинуться вперед, чтобы укусить врага.
Годом позже с мнением совещания и с. Гусевцы согласились политики великой Антанты. Пришли они к одной с нами мысли; зря отдали Деникину, Колчаку, Юденичу и Врангелю столько военных и других материалов, которых, при их рациональном использовании, хватило бы перевернуть вверх тормашками не одну красную Москву
Собственно, нашего решения начать борьбу против красных русских никто не найдет, потому что ход совещаний и решения, принятые на них, не записывались в протоколах. Единственными документами в этом деле являются приказы по армии, где решения совещаний порой вписывали как основание в приказ. Для большей секретности, что требовалось общей политической и стратегической ситуацией, в приказе армии ч. 21 от 21 января 1920 года (с. Гусевка) записали: «в Связи с общей обстановкой, после совещания, на котором присутствовали комдивы Киевской, Третьей, начальники отрядов Запорожской дивизий, было решено дивизиям по самостоятельным маршрутам сосредоточиться в районах Канева, Черкасс, Чигирина, где должны вступить в оперативную связь. Волынской дивизии, командующий которой не присутствовал на совещании, предлагается войти в оперативную связь с Киевской или с Запорожской дивизией, или идти по самостоятельному маршруту, сообщив в таком случае в штаб армии.
Район Канева, Черкасс и Чигирина в то время уже был занят Красной Армией. Понятно, что не для игры в прятки выходила армия в эти районы. Это поняли все, кто был тогда в Украинской Армии. Перед нами стелилась дорога, покрытая отравленными шипами. Мы плыли против течения, потому что красные русские в то время побеждали белых. И никто не был уверен, что, потратив все запасы и источники энергии, наш корабль не грохнется где-то так, что только щепки от него поплывут по течению. Запасы наши не были велики.
Зато источники энергии были неограниченные. Те источники имелись в наших революционных массах. Из них мы пополняли наши запасы.
Армия разделилась и разными направлениями пошла в указанный район, чтобы там снова соединиться. Южной Группе (Запорожцы, Третья дивизия и штаб армии) еще пришлось, прорываясь, вести бой с Добровольческой Армией. Северная группа (Волынская и Киевская дивизии) сразу же начала борьбу против красных русских.
Выход Северной группы на Киевщину поднял настроение населения. Здесь возобновилась работа повстанческих организаций. Наш выход они считали за начало восстания против красных русских. Потребовались определенные усилия, чтобы удержать людей от несогласованных отдельных выступлений.
Красные россияне начали бешеную агитацию, к которой они были такими специалистами. Они упорно молчали о нашем выходе в тыл Красной Армии. От населения скрывалось, что Красная Армия относится враждебно к Украинской Армии. 23 января 1920 года части российской армии, стоявшие в районе с. Ступичного на Звенигородшине, получили приказ: "двинутьса на юг в общем налравлении на Голованевск – Ольвиополь для ликвидации банд Тютюнника. Необходимо скрывать от населения цель нашего движения, в противном случает нам угрожает восстание в тылу. Население симпатизирует бандам…»
В районе г. Мошны красным россиянам удалось спровоцировать Мошенскую повстанческую организацию, которая, посчитав нас за недобитки армии российских черносотенцев, начала наступление на Киевскую дивизию ночью с 3 на 4 февраля 1920 года, однако, узнав, что стоят «свои войска», разошлась по домам. Про этот случай в приказе Киевской дивизии ч. 26 от 6 февраля (с. Шелепуха) указано: «В ночь с 3 на 4 февраля коммунистическими агитаторами население г. Мошны было спровоцировано на выступление против наших войск. Мошняне количеством до 200 вооруженных и около 400 безоружных наступали на части дивизии, но, дойдя до с. Березняки, разошлись. За участие в этом наступлении участникам было обещано по 1/2 пуда сахара из городского завода».
Пришлось выпустить еще одно воззвание "крестьяне". Был также объявлен приказ Петлюры ч. 101 от 5 декабря 1919 года о признании командующим армией Омельяновича-Павленко. В воззвании были конкретные указания, что теперь надо делать, каковы наши перспективы, - после этого всякая российская агитация была парализована. Объявлением приказа ч. 101 мы сообщали всему населению Украины, что армия работает в согласии с политическим центром. Это подчеркнуто и в воззвании. Такое подчеркивание было необходимо потому, что красные русские провоцировали население слухами, что якобы Петлюра уже подписал позорные для нас договоры с белыми русскими и поляками. Всего в Каневе было отпечатано до 200 тысяч листовок. К ним были добавлены около 250 тысяч отпечатанных в Черкассах.
Деятельность Северной группы доставила россиянам немало хлопот. Вся коммунистическая пресса вопила о «биче партизанщины» и о «профессиональном бандитизме». Но их шум вызвал у населения, полезные для нас, настроения. До кого не доходили наши листовки, тот из российских газет узнавал, что «не умерла казацкая мать». Чрезвычайно интересный психологический факг: украинское село интуитивно чувствовало, что всякий, кто вредит россиянам, является полезным для Украины. Как жаль, что политики наши не имели такого инстинкта! А россияне умышленно скрывали имена руководителей армии, потому что между ними были люди, о которых население уже знало, что они не были ни контрреволюционерами, ни слишком большими «революционерами», ни бандитами.