Система, которая была унаследована от Лао-цзы, менялась вместе с дальнейшим развитием китайского общества и представлениями о мире, считают учёные. Необходимы были новые слова и образы, чтобы описать те же самые законы. Богов становилось всё больше и больше, а порядка — всё меньше и меньше. Обычный человек не мог найти покоя ни в обществе, ни в семье, ни в себе самом. Потому искали новые учения, которые существовали и в древние времена. Однако теперь их превращали (или они сами постепенно превращались) в сложные религиозные системы.
Даосы представляют это таким образом. К уединённым местам даосских отшельников в далёких горах, где они выполняли свои странные практики, со временем стало стекаться всё больше людей, ищущих истину. У людей были свои представления о мире, они понимали одни слова и образы и не понимали других. Как известно, обычно люди вообще не очень внимательно слушают друг друга, а чем больше они стремятся к истине, тем торопливее пересказывают эту истину своими словами для себя, а в первую очередь для других. Поэтому истина, каждый раз понемногу менялась, т. е., на языке учёных, представления развивались, и постепенно сформировалась система, внимательное изучение которой вовсе не гаран-
тировало достижения бессмертия. Но если изучающий её человек одновременно не переставал делать какие-либо даосские упражнения, то у него появлялись шансы развить в себе определённые качества.
Таким образом, в это время в даосизм «проникли» древние божества, знакомые по местным культам. Они обрели новую иерархию, так как в даосской структуре описания мира хватало места для любых имён и названий.
Так возникают новые описания небесного мира, где появляются дворцы и сады. Между Небом и Землёй существует постоянное сообщение. Боги и духи заселяют небесное пространство... Так зарождается религиозный даосизм.
К наиболее ранним сводам относится «Тайпин цзин» («Книга о Великом спокойствии»), состоящая из разрозненных изречений, многие из которых сейчас кажутся весьма туманными по смыслу. Вообще даосские книги всегда содержали большое количество «закодированных» текстов. Некоторое представление об этом может дать такой фрагмент:
Красавица прелестна,
розовой заре под стать, [Танцует] в сиянии ярком
величавой залы. Небесный двор, земные двери -стражи берегут. Ничто не поколеблет Чудесной башни твёрдые
опоры.
Одно из толкований этого древнего текста раскрывает его потенциальный смысл так: красавица — это уши, зала — горло, небесный двор — область между бровями, чудесная башня — сердце, а в целом речь идёт о циркуляции энергии в организме.
Изречения «Книги о Великом спокойствии» временами лишь пересказывают отдельные параграфы «Книги о Дао и Дэ», причём в некоторых случаях текст передан так, что смысл фрагмента совершенно меняется.
Так, в «Книге о Дао и Дэ» сказано: «Дао, которое может быть явлено как Дао (можно выразить в словах. — Прим. ред.), не есть постоянное Дао», а в «Книге о Великом спокойствии» можно прочесть: «Это говорит Дао, оно говорит в Книге, объявшей Небо и Землю... Да будут вовеки вечны и неизменны её слова». Новые комментаторы взяли на себя ответственность не просто изъяснять Дао, но заявили, что оно само пожелало выразить себя в словах нового канона.
Даосские школы различались по тому, текст какого свода они принимали в качестве основного. Так, школы, проповедовавшие искусство выплавления внутренней и внешней пилюли для достижения бессмертия, пользовались «Книгой Перемен» с комментариями.
Также они обращались к двум собраниям: «Книга Жёлтого двора -внутренний ландшафт» и «Книга Жёлтого двора — внешний ландшафт»
(под «ландшафтами» в даосских сводах имеются в виду небесный храм и храм внутренний, т. е. находящийся внутри человеческого тела).
ПЕРВЫЙ ПАНЬГУ
Первым родился Паньгу. Когда он умер, его тело претерпело превращения: дыхание стало ветром и облаками, голос — громом, левый глаз — Солнцем, правый — Луной, четыре конечности и пять частей тела — четырьмя странами света и пятью пиками, кровь потекла реками, жилы и мускулы легли земной поверхностью, плоть превратилась в почву, волосы головы стали звёздами, волосы тела — травой и деревьями, зубы и кости — драгоценными камнями, семя и мозг — дождём и озёрами.
(Из книги Юань Кэ «Мифы Древнего Китая».)
СВЯЩЕННАЯ ГОРА
Гора Охотниц-прорицательниц находится на острове посреди Океанской реки. Там живут бессмертные. Вдыхают ветер, пьют росу, а зерном не питаются. Сердце у них — словно глубокий родник, тело — словно у девственницы. Неведомы им ни ласка, ни любовь, служат им святые и мудрецы. Не ведая ни страха, ни гнева, служат им искренне и верно; нет ни подачек, ни милостей, а у всех всего достаточно; не собирают, не накопляют, а недостатка не терпят. Там постоянно сменяют друг друга инь и ян, светят солнце и луна, следуют друг за другом четыре времени года, равномерно дует ветер и идёт дождь, рожают и выкармливают своевременно, урожай зерна всегда в изобилии, а почва не гибнет, не портится. Люди не знают ни зла, ни ранней смерти...
(Ле-цзы.)
МОРЕ ШИРОКО-ШИРОКО
Знаменитый поэт Бо Цзюйи писал: «Море широко-широко, бездонна его высота-глубина, бескрайни его берега. Там, в далёкой дали, где облачные приливы, где волны в тумане, рассказывают — есть три святые горы. На тех горах растёт трава бессмертия. Съешь её — отрастут крылья и станешь небожителем. Циньский император, ханьский государь поверили этим речам. Раз за разом слали они кудесников и магов на поиски чудесной травы.
С древних пор и доныне слава идёт о [волшебном острове] Пэнлай, но в туманных просторах так и не отыскалось то место.
Море широко-широко, ветер буйный бушует. Глаза проглядели пловцы — не видно острова Пэнлай. Не видно островов, и возвратиться не смеют: юные девы и отроки от времени обращаются в старцев.
Сюй Фу и Вэнь Чэн наговорили вздора, напрасны молитвы к Высшему Первоначалу, Великому Единому. Взгляни на вершины Ли-шань, на главу Маолин — лишь скорбный ветер колышет ползучие травы. К тому же в «Книге о Дао и Дэ» Владыка Сокровенного Начала и Совершенномудрый Предок в своих пяти тысячах слов не говорит о траве, не говорит о святых, не говорит, что однажды белым днём вознесёшься к синему небу».