Рузвельт (вспоминает Г.Гопкинс) получил вышеупомянутое письмо Черчилля находясь на отдыхе, курсируя на военном корабле по Карибскому морю.шь самые близкие сотрудники окружали его. Рузвельт читал и перечитывал письмо британского премьера, сидя в одиночестве на солнечной палубе, в течение двух дней. Его раскрепощенное воображение родило идею ленд-лиза, передачи вооружения с отсрочкой выплаты долгов до конца войны. Выдвигая эту инициативу, американцы показали, насколько они заинтересованы в том, чтобы Англия не покорилась странам "оси". Черчилль заявил в палате общин, что ленд-лиз является "самым бескорыстным актом в истории".
Фактически решение о принятии помощи по ленд-лизу было едва ли не важнейшим дипломатическим решением Черчилля. Возможно, это было одно из наиболее далеко идущих решений английской истории. Теперь в ведении войны и сохранении империи Лондон прямо зависел от американской помощи. По пессимистической оценке Джона Мейнарда Кейнса, "мы фактически отказались от ведения собственного хозяйства". И если у Черчилля было представление о том, что Вашингтон после войны восстановит Британию во всем ее мировом величии, то оно базировалось на представлениях, в которых была значительная доля наивности.
Прежде чем начать реализацию ленд-лиза, американцы скрупулезно подсчитали какими резервами располагают англичане. Выступая перед комиссией по иностранным делам американского сената, министр финансов Моргентау, подчеркнул сговорчивость англичан и сказал, что "впервые в истории одно государство, одно правительство дает в распоряжении другого все сведения, характеризующие его финансовое положение". 9 февраля 1941 года палата представителей, а 11 марта сенат одобрили законодательство по ленд-лизу. Конгресс выделил 7 миллиардов долларов для массированной помощи Англии. У президента США появилось средство воздействия на мировую ситуацию. Он мог теперь поддержать Британию, которая в те времена располагала мощными силами на Востоке и на Западе, в Европе, в Африке, Азии, на всех морях.
Во время обсуждения вопроса о ленд-лизе неожиданно скончался посол Лотиан и перед Черчиллем встала задача найти ему преемника. Черчилль обратился прежде всего к Ллойд Джорджу. Как писал Черчилль, его "несравненный дар и опыт могли дать многое для успеха этой важной дипломатической миссии". Но физическое состояние 80-летнего Ллойд Джорджа менялось к худшему. Послом был назначен бывший министр иностранных дел лорд Галифакс. Конечно, должность посла не было повышением в обычном, карьерном смысле этого слова, но Галифакс продемонстрировал понимание долга. Чтобы повысить значимость его миссии, Черчилль объявил, что Галифакс останется членом военного кабинета. Он стал связующим звеном между Черчиллем и президентом Рузвельтом. Место министра иностранных дел занял молодой Антони Иден, которому предстояло еще многие годы сотрудничать с Черчиллем.
Вся эта дипломатическая и административная деятельность происходила под аккомпанемент германских бомбардировок. Крупнейший налет имел место 29 декабря 1940 года - "классический вид погорельцев. Восемь церквей, построенных Реном, уничтожены огнем. Зал Гильдий сметен с лица земли, и только Сент-Пол стоит как символ героической отрешенности. Пустота руин в самом центре британского мира взирает на нас", - писал премьер.
Важным событием начавшегося 1941 г. была встреча Черчилля с ближайшим другом президента Рузвельта Гарри Гопкинсом, необычайным человеком, которому периодически приходилось играть едва ли не решающую роль в дипломатии периода войны. Во время первой же встречи Черчилль понял, что у Рузвельта серьезные намерения и что на этом фронте дипломатии возможно продвижение вперед. Гопкинс сказал примечательные слова: "Президент убежден, что мы в этой войне находимся по одну сторону. Не сомневайтесь в этом. Он послал меня сказать вам, что, какова бы ни была цена, он предпримет все необходимое, чтобы поддержать вас". Американское руководство сделало свой выбор. В январе 1941 года Рузвельт распорядился начать в Вашингтоне секретные американо-английские переговоры для координации политики двух стран. В апреле Рузвельт сообщил Черчиллю, что военно-морские силы США могли бы помочь Англии в Северной Атлантике.
И все же военная ситуация начала 1941 года отнюдь не обнадеживала британского премьера. К весне 1941 года англичане фактически начали проигрывать битву на морских путях в Англию. В апреле адмирал Старк писал, что ситуация в Атлантике "много хуже, чем ее представляет себе средний гражданин". Направляющаяся в Англию помощь по ленд-лизу столкнулась с германскими подлодками. В мае немецкие подводные лодки потопили судов втрое больше, чем их создавалось на английских и американских верфях вместе взятых. Чем окончилось бы это "отторжение" друг от друга берегов Атлантики, если бы Германия не повернула на восток?
У англичан дела шли плачевно и в Африке, и в Юго-Восточной Европе. На протяжении апреля 1941 года итало-германские войска отбросили их к ливийско-египетской границе. В этом же месяце немцы в течение шести дней захватили Югославию, а затем оккупировали Грецию, выбив отсюда англичан. Балканы оказались полностью под контролем "оси".
Теряя позиции в Восточном Средиземноморье, Черчилль хотел укрепить свои базы в западной его части, а также на островах, лежащих близ Гибралтара. С этой целью он предложил Рузвельту принять участие в оккупации Азорских островов и островов Зеленого Мыса. Он просил Рузвельта прислать сюда хотя бы несколько американских военных кораблей, что сделало бы операцию хотя бы по видимости совместной. В письмах в Белый дом Черчилль убеждал своего американского корреспондента не ослаблять дипломатического давления на Испанию и Португалию - лишь это могло гарантировать доступ англичанам в Средиземное море. Ослабление влияния Англии и США в этих двух странах почти автоматически означало бы потерю Гибралтара, что влекло за собой и конечное поражение в Египте.
Ситуация в отношениях двух главных западных политиков складывалась своеобразная. Черчилль, понимая, что Рузвельт принял принципиальное для себя решение об оказании помощи англичанам, увеличивает свои запросы. Выводя войска из Греции, отступая к границам Египта, англичане теперь пытались заручиться помощью Америки для воздействия на петэновскую Францию и предотвращения занятия немцами Сирии, Марокко, Алжира и Туниса. Поскольку англичане порвали отношения с Виши, дипломатическое воздействие на Петэна могло осуществляться только лишь через Вашингтон. Потеря французских колоний в Северной Африке означала бы полное господство стран "оси" в Средиземноморье, этот район оказался бы потерянным и ситуация в геополитическом плане резко сместилась бы в пользу стран "оси".
Рузвельт сделал сходную оценку положения. Он стремился посредством регуляции потока продовольствия в неоккупированную Францию, а также регуляции поставок горючего и военных материалов в Северную Африку, удержать Виши от полного вхождения в орбиту Берлина. В то же время Рузвельт не считал возможным в текущее время принять прямое участие в захвате Азорских островов и в прочих действиях, которые свидетельствовали бы о необратимом переходе Америки в антигерманский лагерь. Наблюдая за колебаниями президента, Черчилль все свое красноречие направляет на убеждение Рузвельта в опасности абстентизма: результат кампании на Ближнем Востоке будет иметь решающее воздействие на Турцию, на страны Ближнего Востока, на Испанию. Поражение здесь может вовлечь их в войну против Англии, а затем и в антиамериканскую дипломатическую игру. Пожалуй, впервые мы видим, как Рузвельт, обычно стремящийся уйти от точного обозначения своих целей, сохранить свободу рук, соглашается говорить о геополитике. "Результат этой борьбы будет определен в Атлантическом океане, и если Гитлер не сможет достичь победы именно в этом регионе, он не сможет победить в мире в целом". Северная часть Атлантического океана - вот где решится мировая борьба; чтобы укрепить американские позиции здесь, он принимает решение расширить зону патрулирования американских судов и расширить связи с Петэном с целью контроля над Виши.
Возможно, наиболее важным шагом Черчилля в это критическое время была посылка подкреплений в Средиземноморье - несмотря на угрозу самой метрополии. Наступление против довольно плохо оснащенных итальянских войск привело к укреплению английских позиций на границе Египте и Ливии. Помимо прочего, психологически нужен был хотя бы небольшой, но очевидный успех, и он был достигнут.
Ошибкой Черчилля (за которую мы должны быть ему благодарны) явилось решение высадить британские войска в Греции. Как теперь ясно из документов, Гитлер не планировал захвата Греции в данный момент, но действия англичан вынудили его создать второй "Дюнкерк", теперь уже на противоположной стороне Европы. Последовал быстрый захват Балкан немцами. Непосредственные последствия для англичан были сокрушительными. Они не только бежали из Греции, но и потеряли возможность завоевать Ливию. Теперь все Балканы были в руках немцев, но они потеряли время, которое так необходимо было им под Москвой.
Особая статья - неудачное планирование Черчилля на Дальнем Востоке. Хотя поведение Японии не давало оснований для иллюзий, но Лондон странным образом не готовился к худшему в этой части земного шара. В целом, если на Ближнем Востоке Черчилль был достаточно быстр в действиях и планировании, то Дальний Восток стал своего рода "забытым" регионом. Напрасно начальник имперского генерального штаба генерал Дил напоминал Черчиллю в мае 1941 года, что "признанным принципом нашей стратегии является то, что, в конечном счете, безопасность Сингапура для нас важное обладания Египтом. Но именно обороне Сингапура мы не уделяем должного внимания". Черчилль в августе 1941 года ответил: "Я уверен в том, что Япония будет некоторое время вести себя спокойно". Неверность этого суждения была доказана довольно скоро.
В целом перспективу войны на Дальнем Востоке Черчилль воспринимал довольно легко - таким призом ему казалось вступление в войну США. Он вместе с Рузвельтом 26 июля ввел экономические санкции, которые, по его словам, "означали, что Япония одним ударом лишится жизненно важных припасов". Довольно беззаботно он утверждал: "Я уверен, что судьба Малайи вне угрозы". Это была, по меньшей мере, неточная оценка ситуации в азиатско-тихоокеанском регионе. Прибывший в марте 1941 г. в Берлин министр иностранных дел Японии Мацуока встретился с Гитлером, и нетрудно было предположить их согласованные действия.
Английская разведка приложила значительные усилия, чтобы определить направленность планов Германии. То, что стало оформляться в видении английского руководства весной 1941 года, было потрясающим. Теперь можно было твердо предположить, что Гитлер отложил вторжение на Британские острова и начал подготовку к действиям на совсем другом направлении. Черчилль пришел к этой мысли в конце марта 1941 г. Но прошло еще немало недель, прежде чем его догадки переросли в уверенность. Теперь он мог поверить в то, что судьба оказалась милостивой к англичанам - их противник повернул на Восток. Черчилль основывался не только на данных разведки, но и на общей оценке деятельности германской дипломатии. Начальники объединенных штабов - лучшие английские военные специалисты - пришли к этому выводу позже - лишь в конце мая.
Черчилль придал большое значение перемещению германских войск и деятельности строительных организаций на железнодорожных путях в районе от Бухареста до Кракова. Он в полной мере оценил тот факт, что танковые дивизии, которые нанесли удар по Югославии, были возвращены в Румынию и Польшу. Перемещение примерно 60 составов не могло быть проведено без того, чтобы не попасть в поле зрения британской разведки. Черчилль вспоминал, что "эти события осветили восточную сцену как молния. Неожиданное перемещение к Кракову гигантского числа вооружения сил, необходимых на Балканах, могло означать лишь намерение вторгнуться в Россию в мае". 3 апреля 1941 г. Черчилль пошел на необычный шаг. Он поручил послу Крипсу вручить Сталину личное послание, в котором говорилось: "В моем распоряжении находится надежная информация, свидетельствующая о решении немцев после захвата Югославии, то есть после 20 марта, переместить 3 из 5 танковых дивизий из Румынии в Южную Польшу". Сталин, он надеется, оценит значение этих фактов. Посол Крипс еще до встречи со Сталиным написал Вышинскому большое письмо от себя лично, в котором указывал, что события на Балканах затрагивают советские интересы, и тем самым подводил к мысли, что в интересах Советского союза было бы занять более твердую политику в отношении стран "оси". В свете факта передачи этого письма Вышинскому посол Крипс посчитал излишним передавать Сталину послание Черчилля, поскольку его (Крипса) письмо было более детализированным и краткое послание Черчилля не меняло основной идеи, которую Крипс уже изложил в своем письме. Но Черчилль пришел в неистовство от действий Крипса и потребовал, чтобы его послание было немедленно передано Сталину. Не имея прямого контакта, Крипс послал письмо Черчилля Вышинскому 19 апреля и Вышинский информировал его 23 апреля, что письмо передано Сталину.
Гитлер чувствовал, кто противостоит ему на Западе. 4 мая 1941 года, выступая в рейхстаге, он обрушился на Черчилля как на “самого кровожадного стратега дилетантского уровня. Свыше пяти лет этот человек носился по Европе точно безумный, в поисках чего-либо, что можно поджечь... Если назвать его солдатом, то он никудышний политик, если назвать его политиком, то он - скверный солдат. Дар, которым он обладает, - это умение лгать при благочестивом выражении лица, умение искажать правду до тех пор, пока наиболее тяжелые поражения не будут представлены им как славные победы...Черчилль, являясь одним из наиболее безнадежных дилетантов в стратегии, умудрился (в Югославии и Греции) проиграть на двух театрах войны от одного удара. В любой другой стране его отдали бы под суд... Его безумие можно объяснить лишь как проявление паралитической болезни или как бред алкоголика”.
События все больше убеждали Черчилля в том, что немцы поворачивают на восток. 12 марта Берлин потребовал отослать советские комиссии, работающие на германской территории, в СССР. Немало было и других косвенных свидетельств, о которых не могли не знать в Кремле. Поэтому Черчилль ждал ответа Сталина. Но он так никогда и не получал его. В мае 1941 г. у Черчилля уже не было никаких сомнений в отношении будущих действий немцев. 16 мая он пишет в письме генералу Сметсу, премьер-министру Южной Африки: "Гитлер собирается выступить против России. Наблюдается бесконечное движение на Восток больших контингентов войск, механизированных частей, авиации". Начальники штабов пришли к окончательному выводу о неизбежности германского вторжения 31 мая 1941 г.
Черчилль пишет 15 июня 1941 г. Рузвельту: "Основываясь на данных источниках, находящихся в моем распоряжении, представляется, что огромное германское наступление на Россию неизбежно".
Глава шестая
ВРЕМЯ ОТСТУПЛЕНИЙ
Есть только одна абсолютная обязанность, один безошибочный курс - стараться стоять за правое дело.
У. Черчилль
После публикации в 1994 году британских документов периода войны стало ясно, что британский посол сэр Стаффорд-Криппс невольно усугублял недоверие Сталина, постоянно повторяя ту мысль (полностью нарушая данные ему инструкции), что действия Советского Союза могут повлиять на отношение Британии к германским мирным предложениям. Знания Сталина частично базировались на сообщениях из Интеллидженс сервис и Форин оффис. Многие из этих сообщений противоречили предостережениям Черчилля Сталину. “Эти сведения предполагали, что Гитлер мобилизует немецкие силы вдоль советской границы ради оказания давления на Сталина с целью достижения территориальных уступок. Но Черчилль не представлял, до какой степени советская разведка проникла в британскую разведку - но не до того ее уровня, где разглашался источник сведений от расшифрованной “Энигмой”. Посол Майский говорил англичанам 2 июня 1941 года: “Все это часть войны нервов”.
Особую настороженность Сталина вызвал эпизод с парашютной высадкой заместителя Гитлера по НСДАП Гесса 10 мая 1941 года в Шотландии. Эпизод с перелетом Р. Гесса, заместителя Гитлера по партии, вызвал особое подозрение Сталина. В ходе войны он постоянно выспрашивал Черчилля и Идена о смысле прибытия Гесса в Шотландию и о предложениях, которые он выдвинул. В мемуарах англичане (в частности, У. Черчилль и А. Иден) объясняют все сверхподозрительностью Сталина. Но дело представляется не столь простым. Возможно, у Сталина были свои сведения о том, с чем прибыл Гесс к англичанам. Известно, что адъютант Гесса одиннадцать лет был в советском плену и что он дал важные показания. Фактом является и то, что англичане засекретили дело Гесса. Жуков, тесно контактировавший со Сталиным в это время, пишет, что Сталин скептически воспринимал информацию, исходящую от империалистических кругов, а Черчилль вызывал у него особое подозрение.
Одному из кембриджской пятерки - Киму Филби была поставлена задача узнать об условиях, предлагаемых Гессом. В кратком сообщении в Центр Филби 18 мая доложил, что “Бивербрук и Иден навестили Гесса, и это отрицается официальными источниками”. Из Берлина агенты “Юн”, “Франкфуртер” и “Экстерн» сообщили, что Гитлер послал Гесса с мирными предложениями. Филби был осторожен, он считал, что “время для переговоров еще не пришло, но в процессе дальнейшего развития военных событий Гесс возможно станет в центр интриг, направленных на заключение сепаратного мира, он будет полезен и для партии мира в Британии и для Гитлера”. Напомним еще раз, что дело Гесса в Британии не деклассифицировано до сих пор.
* * *
Гитлер заверял Йодля: «Нам нужно только постучать в дверь, и вся прогнившая структура рухнет». Как пишет английский историк А. Буллок, «Гитлер не был слеп в отношении численного превосходства русских, но он был убежден, что политическая слабость советского режима и техническое превосходство немцев обеспечат ему быструю победу в кампании, которая, по его мнению, должна была длиться не дольше, чем та, в ходе которой он сокрушил Францию годом раньше. А когда он выйдет к Уралу и захватит Кавказ, его противнице Британии не поможет присоединение к ней Америки. Гигантская Евразия будет у его ног, ине будет на земле силы, способной совладать с Германией, контролирующей самый обширный континент Земли». Итак, на пути к мировому господству стояла лишь Россия, и это препятствие следовало ликвидировать в течение краткосрочной кампании.
20 июня 1941 года Альфред Розенберг заявил, что СССР не является более субъектом европейской политики, он является объектом германской Weltpolitik - мировой политики. “На Западе ничто не угрожает интересам Германии, а на Востоке Германия вольна делать все что угодно по желанию фюрера - frei fur alles und jedes, was der Fuhrer wunscht”.
Отметим особо, что, согласно директиве ОКВ, скрупулезные и методичные немцы должны были всячески маскировать свои приготовления только до 18 июня. Предполагалось, что из-за гигантской концентрации войск советская разведка неминуемо "прочитает" намерения германской стороны и поэтому дальнейший камуфляж будет излишен. В любом случае 13 часов 21 июня – это последний срок, после него вообще не нужно было придерживаться маскировочных усилий. Армия получила два пароля: «Альтона» – отмена операции, «Дортмунд» – начало операции. ОКВ послало в войска пароль «Дортмунд» вечером 20 июня. Военная машина развернулась с немецкой пунктуальностью в 3.00 22 июня. Началась война на уничтожение России как страны, ее населения как неполноценных биологически и психологически индивидов.
Когда Черчилль проснулся утром 22 июня, ему передали сообщение о том, что немецкие войска пересекли границу Советского Союза. Шесть тысяч жерл германских пушек раскалились до крайности. Четыре группы танковых армий - Кляйста, Гудериана, Гота и Хепнера бросились сквозь оцепеневшую русскую оборону. Две величайшие армии мира столкнулись насмерть. Стратегическая ситуация изменилась радикальным образом.
Черчилль тут же распорядился, чтобы ему предоставили микрофоны Би-би-си в 9 часов вечера этого же дня. Он начал составление речи еще утром, и весь день обдумывал каждую фразу. У него не было времени консультироваться с военным кабинетом, да Черчилль и не ощущал необходимости в этом. В процессе подготовки речи секретарь спросил, как может он идти на установление союзных отношений с СССР - не помешает ли этому вся его прошлая деятельность. Черчилль ответил: "Ни в малейшей степени. У меня только одна цель - разбить Гитлера. Если бы Гитлер вторгся в ад, то я нашел бы как защитить дьявола в палате общин". Составив текст, Черчилль, как обычно, отошел к послеобеденному сну. А вечером, выступая перед страной и всем миром, он сказал: "Никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я за последние 25 лет. И я не отказываюсь ни от одного сказанного мною слова. Но все это бледнеет перед той гигантской картиной, которая разворачивается перед нами. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге родной земли, охраняющих поля, где их отцы работали с незапамятных времен. Я вижу их, защищающих дома, где матери и жены молятся - да, да, бывают времена, когда молятся все - за безопасность своих близких, за возвращение кормильца, своего защитника, своей опоры. Я вижу 10 тысяч деревень России, где средства к существованию добываются на земле с таким трудом, но где все же существуют человеческие радости, где смеются и играют дети. Я вижу надвигающуюся на все это ужасающую мощь германской военной машины. Отныне у нас одна цель, одна единственная - уничтожение нацистского режима. Мы никогда не будем вести переговоры с Гитлером. И пока мы не освободим народы, находящиеся под его ярмом, любой человек или правительство, которое сражается против нацизма, получит нашу помощь, любой человек или государство, которое сражается против Гитлера будет нашим союзником. Такова наша политика... Из этого следует, что мы окажем любую возможную помощь России и русскому народу, и мы будем призывать наших друзей и союзников во всех частях мира занять ту же позицию и следовать ей до конца".
(В контексте мировой борьбы представляет интерес позиции США. После получения известия о нападении Германии на СССР чиновники государственного департамента США провели сутки в непрестанных дебатах. В заявлении американского дипломатического ведомства говорилось, что "коммунистическая диктатура" так же недопустима, как и "нацистская диктатура". В заявлении не было никаких патетических слов по адресу жертвы агрессии, но заканчивалось оно выводом, что США помогут русским, поскольку Германия представляет собой большую угрозу. Через два дня президент пообещал помощь Советскому Союзу, но подстраховал это обещание указанием, что официально Советское правительство ни о чем еще не просило, и что главным получателем американской помощи остается Англия).
Со стороны советского правительства не последовало никаких комментариев, но "Правда" опубликовала выдержки из речи Черчилля. Не получив ответа, Черчилль написал письмо Сталину 7 июля 1941 г. 10 июля через Крипса он передал еще более детализированное письмо Сталину, в котором говорилось о принципах совместных действий. 19 июля 1941 г. Черчилль наконец получил первое личное послание от Сталина. Оценивая в целом последовавшую обширную переписку со Сталиным, Черчилль замечает, что отношения с советским руководством складывались далеко не просто. Он пишет, что в их переписке "было слишком много упреков. Во многих случаях мои телеграммы оставались без ответа в течение нескольких дней". Разница в политических и культурных взглядов была слишком велика. Тем не менее, Черчилль воздал должное своему союзнику: "Сила советского правительства, твердость русского народа, неисчерпаемые запасы русской мощи, огромные возможности страны, жестокость русской зимы были теми факторами, которые в конечном счете сокрушили гитлеровские армии".
Но значимость этих факторов отнюдь не была очевидной в 1941 г. Ведущие английские военные эксперты разделяли германскую точку зрения, что сопротивление России в 1941 г. не будет долгим. (Напомним, что даже те из германских генералов, которые впоследствии высказывали сомнения в мудрости фюрера, в то время полагали, что Россия будет покорена до конца года). В середине июня 1941 г. британские официальные оценки сводились к тому, что германские армии достигнут Кавказа в конце августа или, в крайнем случае, в начале сентября 1941 г. (Историческим фактом является требование британских военных уничтожить кавказские месторождения нефти, чтобы немцы не смогли ими воспользоваться).
Посетившие Чекерс сэр Джон Дил и американский посол Вайнант полагали, что России удастся сопротивляться лишь шесть недель. Другие, включая Идена и Стаффорда - Крипса давали чуть больший срок. Черчилль слушал все это и резюмировал по-своему: "Готов побиться об заклад, что русские будут сражаться, и сражаться победоносно два года после этого дня". В своих оценках потенциала Советского Союза, его возможностей выстоять в борьбе с Германией, Черчилль ставил мощь СССР гораздо выше, чем его военные эксперты. Черчилль полагал, что Россия выстоит, хотя борьба и будет долгой. Но и он тогда едва ли мог себе представить, что между 1941 и 1944 годами три из четырех миллионов германских войск будут сражаться на Восточном фронте, что из 13,6 млн. общих германских потерь на Россию придется десять миллионов.
Англичанин А. Кларк пишет о “скорости и глубине танкового удара; безостановочной вездесущести люфтваффе; блестящая координация всех родов войск придавала немцам ощущение непобедимости, неведомое нигде со времен Наполеона. Но русские, казалось, не знали этого, как не знали они правил германских военных учебников... Словно гигантские кедры стояли они прямо, хотя корни их уже были подорваны, они стояли будучи обреченными, чтобы вскоре погибнуть”. И они предпочитали погибнуть, они не гнулись.
Долговременность предстоящей борьбы требовала тщательно координированных усилий, и Черчилль приступил к выработке стратегии антигитлеровской коалиции. Он полагал, что на текущем этапе СССР должен связать силы немцев, а США - японцев. Нападение Германии на СССР сразу же давало англичанам шанс сохранить за собой Египет и Суэцкий канал. И о России Черчилль в ноябре 1941 года говорит, что она в текущий момент больше нуждается в Британии, чем Британия в ней. Одновременно Черчилль хотел, чтобы Вашингтон занял более жесткую позицию в отношении Японии, и писал в эти дни президенту, что слабая политика в отношении Японии и неумение напугать ее "опасностями войны с двух сторон" приведут лишь к тому, что Япония утвердится в своей безнаказанности. Он предлагал сдержать Японию двусторонним американо-английским заявлением. Ему важно было остановить движение японцев на юг, к английским владениям. Если же этого не получится, то Соединенные Штаты вынужденно окажутся в военном союзе с Англией на Дальнем Востоке, что автоматически сделает их союзниками Лондона и в европейской войне. Грустной нотой при этом звучало опасение, что за союзническую помощь Вашингтон неизбежно потребует цену. Его ближайшие друзья и сотрудники, такие как Иден и Бивербрук (как и многие другие в британских правящих кругах), разделяли страх перед тем, что послевоенный мир будет полем американского доминирования. Желание американцев ликвидировать защитительные барьеры Британского содружества наций интерпретировалось ими как стремление войти в британскую зону влияния.
* * *
Однажды в июле 1941 г., помощник президента Рузвельта Гопкинс во второй половине дня пришел к Черчиллю на Даунинг-стрит и оба они вышли посидеть на солнце. Гопкинс сказал, что президент очень хотел бы встретиться с Черчиллем в одинокой бухте, где им бы не мешали. Черчилль немедленно ответил, что уверен в чрезвычайной полезности такой встречи. Через несколько недель английская делегация отправились через океан на запад на недавно построенном линкоре британского флота "Принц Уэллский". Пересекая океан, Черчилль, пожалуй впервые, с начала войны получил несколько дней абсолютного покоя, возможность размышлять вне пресса ежедневной рутины. Впервые за несколько месяцев он прочитал роман. В кают-компании Черчилль в пятый раз смотрел фильм "Леди Гамильтон" и все равно фильм пленил его.
9 августа 1941 года на горизонте показались мачты американских кораблей. Черчилль взобрался на борт крейсера "Огаста", чтобы приветствовать президента Рузвельта. Он был готов еще и не то преодолеть, чтобы начать англо-американский диалог. Нетрудно представить себе мотивы Черчилля: решалась судьба британской империи, Англии как мировой державы. Два крупнейших политика своего времени встретились лицом к лицу. Рузвельт стоял, опираясь на поручни, а оркестр исполнил два национальных гимна. Окружение Рузвельта на конференции "Арджентия" составляли Г.Гопкинс, заместитель государственного секретаря С.Уэллес и будущий посол США в Москве А.Гарриман. Отсутствие государственного секретаря безошибочно говорило о том, что Рузвельт лично осуществляет свою дипломатическую стратегию, не перепоручая важнейших решений другим.
Рузвельт сузил повестку дня переговоров практически до одного пункта: выработка общих целей борьбы со странами "оси". Примечательно, что Рузвельт хотел даже выпустить специальное сообщение, что планы на будущее на встрече не обсуждались. Пока президент хотел лишь выработать общие принципы, касающиеся "судьбы цивилизации". Никаких секретных договоров и соглашений. Изложение же принципов было необходимо для мобилизации общественного мнения в США, для создания пафоса борьбы, для формирования консенсуса в американском обществе, который единственный мог обеспечить проведение далеко идущей внешней политики. Рузвельт знал, что С.Уэллес уже заготовил проект совместного заявления, но этот проект вряд ли придется по вкусу английскому премьер-министру. В нем речь шла о борьбе с колониализмом и с дискриминацией в торговле - прямой выпад против торговых барьеров британского содружества наций.