Поскольку японское продвижение к Индии было приостановлено, а Лондон показал решимость защищать жемчужину имперской короны, дело было оставлено на будущее. Это на поверхности. Внутри кабинета Черчилль, осознавая трагическую сложность момента, обещал найти конструктивный подход. Теперь мы знаем, что в высшем круге английских политиков состоялось секретное рассмотрение вопроса, результатом которого было решено предоставить Индии после войны статус доминиона.
* * *
Обратный путь в Лондон Черчилль проделал на предоставленной американцами летающей лодке фирмы "Боинг". Премьер-министр сам пожелал повести самолет. Командир корабля попросил второго пилота подстраховать новоявленного авиатора и Черчилль смело взялся за руль. Для человека, который занимали вплотную авиацией с 1913 г., это было не совсем уж новым делом. На Бермудских островах "Герцог Йорк" стоял под парами, ожидая Черчилля и его военное окружение. Однако Черчилль спешил, события на Тихом океане подгоняли его. Явственно обозначилась опасность потери Сингапура, и Черчилль пожелал лететь далее самолетом. Все тот же "Боинг" перебросил его через Атлантический океан. На подходе к Плимуту британские радары определили "Боинг" как вражеский бомбардировщик и шесть истребителей поднялись в воздух. К счастью, отметил Черчилль, "они не преуспели в выполнении своей задачи". Во время полета Черчилль прохаживался по самолету в своем знаменитом, им лично сконструированном костюме для отдыха и задумчиво говорил: "Да, все это совсем иной мир, все это отличается от самолета, на котором я летал в 1913 г.".
Но более чем мир технологии потрясающее впечатление на Черчилля в это время произвел невероятный каскад военных успехов японцев. 10 декабря 1941 г. сотня лучших японских пилотов атаковала английские корабли на стыке Индийского и Тихого океанов. Первым был потоплен крейсер "Рипалс", вторым - через сорок две минуты - линкор "Принц Уэллский", о котором Черчилль писал И.В.Сталину, что он способен потопить любой японский корабль. Японцы передали оставшемуся в одиночестве английскому миноносцу: "Мы сделали свое дело, продолжайте свой путь". Захватив контроль над воздушным пространством, японцы стали хозяевами и океанских просторов. Теперь они устремились к контролю над материком и островами. Им противостояли довольно значительные английские силы. На Малаккском полуострове англичане собрали 137 тыс. солдат в голландской Ист-Индии к бою были готовы 60 тыс. человек. Но белая раса оказалась посрамленной. Сингапур был взят через десять недель. Ист-Индия - через тринадцать.
В Европе дела тоже обстояли не лучше.
12 февраля 1942 года два лучших германских крейсера "Шарнгорст" и "Гнейзенау" вышли из гавани французского Бреста и прошли через Ла-Манш в Северное море. Англичане пытались поразить корабли с воздуха, но лишь потеряли свои самолеты. Секретарь премьера Элизабет Лейтон пишет своей матери о битве в Ла-Манше. "Я зашла в три часа дня в комнату заседаний кабинета для диктовки. Премьер перемещался прыжками, взад и вперед, он держался на самой грани. Он продиктовал четыре телеграммы со скоростью урагана, а затем много раз говорил по телефону. Я постаралась ускользнуть, но меня немедленно позвали назад. Еще одна телеграмма, он марширует вперед и назад, рассуждает сам с собой, это масса спрессованной энергии. Наконец он сел напротив меня и сказал: "Там идет кровавая жестокая битва". Я спросила: "Вы думаете, мы их одолеем?" "Он ответил: "Не знаю, мы их ранили, но они еще живы".
На следующий день премьер получил телеграмму от Уэйвела. В Сингапуре, докладывал генерал Персиваль, японские войска "приблизились к городу", а британские части "уже не способны осуществить контратаку". Черчилль предоставил Уэйвелу право отдать приказ Персивалю сдаться "когда в Сингапуре уже нельзя будет достичь никакого результата". 15 февраля крупнейшая британская база была сдана противнику. День падения Сингапура был черным днем для Британской империи и для премьер-министра Черчилля. В самых отдаленных частях империи слышали его голос вечером этого дня. И те, кто слышал это выступление, отмечали впервые появление фаталистической ноты, которой не было даже в худшие дни, когда Британия стояла одна против всего захваченного Гитлером континента. "Я выступаю перед вами вслед за жестоким военным поражением. Это поражение Британии и ее империи. Пал Сингапур. Весь малайский перешеек захвачен. Возможно, мы не сумеем противостоять здесь японцам. Это один из тех моментов, когда британская нация может показать свой характер и свой гений. Это один из тех моментов, когда само поражение должно дать нам импульс победы. Это тот момент, когда мы должны собрать всю свою решимость, которая не так давно вытащила нас из челюстей смерти. Мы должны помнить, что мы не одиноки. Мы находимся в огромной коалиции - 3/4 человеческой расы стоят сейчас вместе с нами. Все будущее человечества, возможно, зависит от наших действий. Мы держались до сих пор, и мы выстоим впредь".
Гарольд Никольсон записал в своем дневнике, что "эта речь едва ли понравилась стране. Страна находится в слишком нервном состоянии и ее нельзя успокоить прекрасно составленными фразами. Но что еще он мог сказать?" Он, Черчилль, сам задал вопрос: "Движемся ли мы вниз или вверх?". И, подводя баланс, сделал вывод, что, во-первых Соединенные Штаты "бросили свои гигантские ресурсы" в пользу союзников. "В этой войне они вместе с нами и будут вместе с нами либо до смерти, либо до победы". А во-вторых, русская армия еще не потерпела поражения: "Они вовсе не разбиты, нет". Русский народ не только не побежден и не разбит, но именно в эти дни наступление русских армий "в первый раз разбило легенду о непобедимом Гитлере".
Черчилль в этой речи не преуменьшал тягот, испытываемых британской империей: "Мы способны лишь держать нашу голову чуть выше уровня воды". Это касалось, в частности промышленных запасов, товаров и запасов продовольствия в метрополии. "Мы едва держимся в долине Нила, на Ближнем Востоке и в Средиземном море. Это море закрыто для нас и все наши транспорты должны огибать Мыс Доброй Надежды, делая лишь три рейса в течение года".
Из Лондона Г.Николсон писал: "Я боюсь, что ярость публики лишит Уинстона его легенды". А Черчилль признался (это было редкое признание): "Я не люблю дни, когда стресс овладевает мной. Королю Черчилль признался, что ожидает потери "Бирмы, Цейлона, Калькутты и Мадраса в Индии и части Австралии".
Дело было, собственно, не в падении крупной крепости, оно было в том, что Черчилль осознал: надежды на исторически долговременное плато британского могущества является оптическим обманом. Оказалось, что впереди довольно крутой исторический спуск, движение по склону холма от всесилия к бессилию. "Это были, - пишет Клементина сестре, - дни печали для Уинстона, оказавшегося не в силах сдержать этот ужасный ураган на Дальнем Востоке". Его ближайший военный советник - генерал Брук писал в его время: "Почти каждый день мы теряем по части нашей империи, один кошмар следует за другим".
Дочь Черчилля Мэри записала в своем дневнике 27 февраля 1942 г. после ланча на Даунинг-стрит-10: "Папа не очень хорошо себя чувствует физически. Он истощен из-за надвинувшейся на него цепи событий". Улучшению настроения Черчилля не способствовала быстрая и умелая операция англичан, сумевших высадиться на французской территории около Гавра и захватить германский радар. Англичанам стало ясно, что во многих отношениях германский радар является технически более совершенным, чем английский. Клементина Черчилль пишет своей сестре 28 февраля, что "эти дни полны забот и несчастий для Уинстона".
Более всего в эти дни его занимали вопросы обороны Цейлона. Речь шла о том, кто будет господствовать в Индийском океане. Вдобавок англичане лишились важного тайного преимущества. Центр в Блечли, который сумел разгадать германский военный шифр, по непонятным причинам перестал получать немецкие сигналы и в течение почти года англичане не знали о перемещениях немецких подводных лодок, что ставило под угрозу всю систему сообщений с американцами через Атлантику. Доктор Моран описывает эти дни: "Я зашел в комнату карт, здесь находился премьер-министр. Он стоял спиной ко мне, смотрел на огромную карту с небольшими черными жуками, обозначающими германские подводные лодки. "Ужасно", прошептал Черчилль. Я был готов уйти, когда он внезапно повернулся и бросился мимо с опущенной головой. Я не был уверен в том, что он видел меня. Он знал, что мы проигрываем войну на море и что в течение, по меньшей мере, нескольких месяцев мы будем находиться в критическом положении".
В определенном смысле весна 1942 года была более тяжелым для Черчилля периодом, чем любой другой период времени с начала войны. Глубоко чувствуемая им патетика держала его на поверхности, когда Британия стояла одна против коричневой Европы. Но вот осуществились необходимые условия - два величайших государства - СССР и США вступили в борьбу на стороне Британии. Угроза национальному существованию отодвинулась. Но естественной стала угроза потери места Британии в мире. Несмотря на гигантское напряжение, роль британской промышленности уменьшалась, а британские войска несли неслыханные поражения. В Сингапуре шестьдесят четыре тысячи англичан сдались меньшему числу японцев - величайший удар по британской империи со времен отпадения североамериканских колоний. Фотографии сдачи генерала Персиваля были невыносимы для любого англичанина. Может быть, как пишет Николсон, два десятилетия, на протяжении которых интеллектуалы и либералы всех сортов “сокрушили принципы и силу, на которых была построена наша империя, ослабили боевой дух британцев?” Сдача Сингапура, прославленной "лучшей крепости в мире," была символом этого отхода Британии и от штурвала своей судьбы, и от героики британской выдержки и мужества. Черчилль начал спрашивать, той ли крови британские солдаты, что их отцы и деды. Вайолет Бонэм-Картер записывает, что впервые видела Черчилля в состоянии глубокой депрессии, неспособным сконцентрироваться в палате общин.
20 марта Черчилль создает список приоритетов для Британской империи: 1) оборона Цейлона; 2) захват Мадагаскара; 3) укрепление побережья Египта и Ливии; 4) воздушное патрулирование в прибрежных водах Британии; 5) усиление бомбардировок Германии. Выступая перед центральным советом консервативной партии, Черчилль признал, что последние 12 месяцев "были временем почти непрерывных военных поражений". Но союз тридцати наций, восставших против агрессоров был бы невозможен, если бы Британия не выстояла в 1940 году. "Отныне мы пойдем маршем вместе до тех пор, пока тирании не будут сокрушены".
Возможно, это был худший для Черчилля период руководства военными усилиями страны. 2 марта 1942 года Иден и Кадоган согласились, что "в последние две недели не было руководства войной. Военный кабинет не функционирует. На колесах нет резины". Вокруг все более пристрастно обсуждали качества Черчилля как государственного деятеля. Защищая премьер-министра, лорд Бивербрук писал другу: "Премьер-министр - человек строгих правил, он работает день и ночь Говорят, что он пьет. Это неправда. Я знаю его как человека трезвого. Его главные качества - привязанность к своим друзьям. Его семейная жизнь может служить образцом. Его отношения с миссис Черчилль могут представить собой эталон согласия в семейной жизни".
Посмотрим каково было расписание дня политика в период спада его душевных и физических сил. 3 марта 1942 года он начал свой рабочий день с изучения официальных и секретных документов, продиктовал несколько записок и телеграмм, встретился с министром финансов в своей официальной резиденции, во время обеда обрисовал королю положение на фронтах, на заседании кабинета министров обсудил конституционную реформу в Индии, дал интервью мексиканскому послу, встретился с новыми заместителями министров, поужинал с лордом Бивербруком. После ужина последовало совещание Комитета обороны, на котором обсуждались недостатки производства вооружений и боевые действия в египетской пустыне, помощь югославам и возможный удар по линкору "Тирпиц". Пусть каждый впавший в депрессию политик пройдет такой путь за день.
Как обычно он вставал в восемь часов утра и в постели между мармеладом и сигарами читал все газеты от “Таймс” до “Дейли Уоркер”. Затем он сидел в постели, его восточной расцветки халат (красные драконы на зеленом и золотом),окруженный красными ящиками секретной почты. В поездки заграницу он предпочитал брать слугу Питера Кинна, что позволяло ему диктовать и перемещаться не особенно заботясь об одежде. Известный эпизод произошел в Белом Доме, когда с Черчилля спало полотенце в момент, когда в ванную ввезли Рузвельта. Черчиллю редко изменяла находчивость и в данном случае он произнес: “Вы видите, мистер президент, мне нечего скрывать от вас”. Напряжение не сказалось на аппетите премьера, Он ел, пил и курил гораздо больше чем средний мужчина в 67 лет.
Падение Сингапура, сдача Рангуна и все жестокие поражения Британской империи в начале 1942 года сделали Черчилля чрезвычайно осторожным, гораздо более осторожным, чем в 1940 году. Он резко сокращает даже расписание воздушных боев с немцами. Теперь, глядя в историческую бездну, он считает каждого солдата, каждый самолет и корабль.
Через неделю после падения Сингапура Черчилль реформировал правительство. Военный кабинет был сокращен с девяти до семи человек. Лейборист Эттли стал заместителем премьер-министра. Он концентрирует военное руководство, делает лорда Маунтбеттена "начальником объединенных операций". Но самые, пожалуй, важные изменения он сделал в дипломатии. (На фоне внешних поражений он становится более агрессивным и в своем поведении. Когда один из членов палаты общин указал на Рендольфа Черчилля как на человека в униформе и не на фронте, отец с кулаками набросился на обидчика: “Вы не смеете больше разговаривать со мной. Вы назвали моего сына трусом. Теперь вы мой враг. Не смейте больше говорить со мной”. Сын не менее яростно защищал отца в палате общин, но груз алкоголя и несдерживаемой агрессивности уже начинал сказываться на нем).
Отныне сдерживать процесс падения веса Британии должна была более искусная, чем прежде, дипломатия, гибкая и маневрирующая между США и СССР. Черчилль говорит о необходимости добиться доверия Сталина. Он отозвал посла сэра Стаффорда Крипса, не вызывавшего доверия Кремля. Он требует более пунктуального соблюдения поставок восточному союзнику и сообщает Идену (6 марта), что готов встретиться со Сталиным в Тегеране, Астрахани или любом другом месте. 7 марта он говорит о необходимости начала планирования "второго фронта" и сообщает Сталину, что квоты военных поставок в Россию не подлежат сокращению. В этот же день он пишет Рузвельту, что "не может отрицать за Россией права на границы, которые она имела к моменту нападения Германии". В этом же письме он просит Рузвельта поделиться американскими планами на текущий год. Ответ президента удовлетворил его и Гопкинс прочитал такие адресованные ему слова Черчилля: "Счастливые дни еще вернутся".
В конце марта англичане осуществляют десантную операцию против Сент-Назера (на атлантическом побережье Франции). К апрелю они изыскали возможности увеличения производства танков, самолетов и пушек. Все резервы были брошены в дело.
Согласно союзническим планам, скоординированным на конференции в Вашингтоне, предполагалось остановить японскую экспансию в середине 1942 года, а затем блокировать Японию и, взяв ее в кольцо, начать войну на истощение. При этом, в отличие от Рузвельта, у Черчилля не было особых ожиданий в отношении боеспособности китайского союзника. После Пирл-Харбора генералиссимус Чан Кайши широким жестом предоставил англичанам и американцам "все китайские ресурсы" для общего дела - победы над Японией. Но у Черчилля этот жест китайцев не вызвал никакого энтузиазма, так как сам Китай чрезвычайно нуждался в помощи. Он видел также имперские амбиции Чан Кайши. Когда глава гоминдана предложил выделить две китайские дивизии для защиты жизненно важной для Китая (с точки зрения предоставления помощи) бирманской дороги, Черчилль отверг это предложение. Он опасался, что "защитники" Бирмы никогда в дальнейшем не уйдут из этой страны.
Черчилль наметанным глазом оценил американскую ориентацию на Китай и уже в начале 1942 года пришел к заключению, что Рузвельт переоценивает возможности китайцев, желаемое выдает за действительное, и в целом ошибается по поводу китайских возможностей. Придание Китаю значимости почти равного по мощи Британской империи члена коалиции, приравнивание возможностей китайской армии к боевой мощи СССР было, с точки зрения английского премьера, ошибкой глобальной стратегии Рузвельта. Черчилль по возвращении из Вашингтона пишет, что главным поразившим его в американской столице открытием "был Китай". Когда уезжающему в Китай генералу Стилуэлу Рузвельт сказал: "Передайте Чан Кайши, что мы намерены возвратить Китаю все потерянные им территории", то англичан, владевших Гонконгом, это намерение президента не обрадовало.
* * *
В начале 1942 года Черчилль, который в течение нескольких десятилетий диктовал речи стенографисткам, приступил к освоению новой техники - магнитофона. Он записал речь в палате общин 11 января на магнитопленку ("чтобы не повторять ее снова в 9 вечера по радио"). В этой речи, Черчилль, только что бывший в воздухе 18 часов, самым большим достижением визита в США назвал то, что "администрация Соединенных Штатов определила Гитлера в качестве главного врага". Разумеется, британским законодателям было важно услышать и то, что впервые в истории своей страны они объединили необъятные ресурсы британской империи в общий пул с Соединенными Штатами. Незримо возникла опасность в некий час потерять контроль над этими ресурсами.
Для политика важна пресса - Черчилль обедал с корреспондентами 30 марта. Мнение прессы: "Подкупает полное отсутствие помпы. Премьер был одет в "костюм сирены" (сконструированный Черчиллем комбинезон, снимаемый одним движением "молнии". - А.У.). У премьера завидный аппетит".
В марте 1942 г. американцы и англичане разделили мир на три зоны. Ближний Восток и Индийский океан - зона ответственности Англии. В Атлантике и Европе предполагалось совместное руководство. В Вашингтоне был создан Совет по делам ведения войны на Тихом океане, в него входили представители девяти стран, а председателем стал Ф.Рузвельт (заместитель - Г.Гопкинс). То был, помимо прочего, инструмент, рассчитанный на распространение американского влияния в регионе как в ходе войны, так и по ее окончании.
21 марта 1942 года Черчилль выступил перед страной с довольно неожиданной темой - будущее страны после победы. Немцы еще оккупировали Европу от русского Орла до французского Бреста, а Черчилль посчитал нужным заглянуть в будущее. Он предвидел создание Национальной службы здоровья, социального страхования "от колыбели до могилы", предоставление возможностей образования всем классам общества, чтобы страна извлекала лидеров "изо всех типов школ". Традиции должны уважаться, но "править должна более широкая система". Свободное предпринимательство и государственная собственность должны сосуществовать, они должны вместе "тянуть вперед поезд нации".
В условиях, когда военное руководство Британии рассматривало возможности японского вторжения в Австралию, когда военный кабинет обсуждал возможные последствия крушения режима Чан Кайши, премьер-министр начинает обращаться к России как к главной надежде Британии на выживание. Британская разведка представила премьер-министру данные о грядущем полномасштабном наступлении немцев весной на советско-германском фронте. Гитлер в Берлине 15 марта 1942 г. заверил своих слушателей, что Россия близка "к абсолютному поражению". Черчилль воспринял это как признак подготовки немцев к крайним усилиям на восточном фронте. Ожидая кульминации мировой борьбы, Черчилль интенсифицирует переписку со Сталиным. В телеграмме от 12 марта 1942 г. упоминаются "четкие указания" избегать задержек в поставках британских военных припасов России. Черчилль также обещал, что "с улучшением погоды английская бомбардировочная авиация увеличит число своих рейдов на Германию".
Россия начинает доминировать в стратегическом мышлении Черчилля. Он размышляет о переводе части британских войск с Ближнего Востока и Северной Африки (численность которых была 635 тыс. человек) на более значимые фронты, а именно, на Северный Кавказ. Он пишет генералу Окинлеку, командующему войсками в Северной Африке, о необходимости перевода 15 эскадрилий на русский левый фланг на Кавказе, сообщает своим ближайшим сотрудникам, что Сталин доволен увеличением британских поставок (они увеличились на 50% по сравнению с июлем 1941 г.). При всем понимании того, где решалась судьба войны, Черчилль ни на минуту не забывал о своей миссии охранителя имперской мощи. Его видение будущего предполагало сохранение главных имперских путей, в частности, защиту Египта), действия на европейской периферии, относительно небольшие операции, использование до конца сил Советской Армии и высадку в Западной Европе лишь на этапе коллапса либо СССР, либо Германии. Он думал прежде всего о предотвращении отпадения от Британской империи четырехсотмиллионной Индии, сохранении пути в Индию через Ближний Восток, обеспечении жизнеспособности империи.
В начале апреля Черчилль пытается предугадать дальнейшие действия японцев. "Обращаясь как любитель к любителю, - пишет он Рузвельту, - я полагаю, что самым разумным для японцев было бы нанести удар из Бирмы на север, в направлении Китая... Это поставит под угрозу и Индию". Черчилль пообещал в случае вторжения помочь Австралии, но "все зависит от гигантской русско-германской битвы".
Рузвельт пишет письмо Сталину, в котором выражает сожаление, что огромные расстояния мешают им встретиться. Возможно в следующем году такая встреча станет возможной и хорошим местом для нее была бы Аляска. Но суровая реальность не позволяет откладывать согласования стратегических целей. Необходим посредник, который пользовался бы доверием главы советского правительства. Рузвельт предложил Сталину послать В.М.Молотова для обсуждения "предложений, предполагающих использование наших вооруженных сил с целью помощи критически важному Восточному фронту". Последовал ответ, что Молотов прибудет в Вашингтон "для обмена мнениями" в деле организации второго фронта в Европе. Но прибудет он в Вашингтон через Лондон.
Во время ужина с Гопкинсом и Маршаллом 14 апреля 1942 года Черчилль признал, что наиболее эффективным способом помощи русским была бы высадка в Северной Франции. Но Британию сдерживают два обстоятельства - оборона Индии и Ближнего Востока: "Мы можем потерять здесь армию в 600 тысяч человек и весь человеческий резервуар Индии. Нельзя допустить также падение Австралии". Таковы сдерживающие Британию мотивы. Гопкинс согласился, что "каждая страна сражается за свои собственные интересы", но следует все же координировать усилия. Черчилль, по-видимому, больше оценил первую часть фразы. И Рузвельт, что бы ни думали его генералы, присоединился к премьеру, послав в апреле 1942 года сто самолетов не в Северную Атлантику, а в Индию. Можно смело предположить, что переориентация Гопкинса и Маршалла, согласившихся с его системой приоритетов, готовность Рузвельта на данном этапе помочь в деле сохранения Британской империи и природная сила позволили Черчиллю к концу апреля 1942 года выйти из затяжной депрессии. 27 апреля Иден, обедавший с премьером, отметил, что тот восстановил форму. Он снова готов был обсуждать все мировые проблемы и лучился энергией. Он впервые за долгие месяцы посетил Чартвел и написал сыну 2 мая: "Весна здесь во всей красе. Гусь, которого я называл морским адъютантом и черный лебедь стали жертвами лисы. Но Желтый кот растрогал меня своей преданной дружбой, хотя я не был здесь восемь месяцев".
Идя навстречу американскому пожеланию, Черчилль 10 апреля, во время обеда с королем Георгом, Маршаллом и Гопкинсом пообещал предоставить Индии после войны право самоуправления. Одновременно Черчилль постарался наладить более тесные связи с Москвой. Два главных соображения владели Черчиллем. Первое, в СССР в текущий период решалась судьба войны; второе, Черчилль начинал понимать, что, даже в случае победного ее исхода, западный союзник Великобритании - Соединенные Штаты - будут стремиться вытеснить Британию с доминирующих позиций в Европе, Азии, Африке и Австралии. Британская империя вынуждена была лавировать, она должна была искать способ не только противостоять своим противникам, но и противопоставить союзников друг другу.
Между тем удары судьбы не прекращались. В апреле британский конвой из двадцати трех судов потерял на пути основную часть судов. В Мурманск пришли лишь восемь кораблей. В Бирме Мандалай сдался 3 мая - страна, присоединенная к Британской империи отцом Уинстона Черчилля, стала добычей японцев. Но премьера в мае более всего занимала проблема плавучих пирсов. "Они должны подниматься и опускаться вместе с прибоем" - речь шла о броске через Ла-Манш. Отвлечься, однако, не удавалось, Роммель начал продвижение в Западной пустыне. Черчилль буквально заклинал командующего британскими силами в Египте Окинлека: "Отступление было бы фатальным. Речь идет не только о военной стороне дела, сколько о факторе наличия воли. Благослови вас всех Бог".
В эти критические дни Черчилль не потерял головы и, отбивая Индию не только от японцев, но и от американцев, он все же ясно видел, что судьба Англии решается в битве на советско-германском фронте. Поэтому на предложение Эттли перевести командование бомбардировочной авиацией в Индию, он ответил: "Нам нужно реализовать гигантский план бомбардировок Германии, который является единственным способом помощи России с нашей стороны". Не на подступах к Индии, а в районе Харькова решалась тогда судьба Британии.
Общую оценку сложившейся мировой ситуации Черчилль дал на секретной сессии палаты общин 23 апреля 1942 г. Он нарисовал мрачную картину того, что случилось в мире начиная с декабря 1941 г. При этом Черчилль подчеркнул, что война с Японией была "меньшей войной", а боевые действия против Германии и Италии - "главной войной". Именно в Европе "сталкиваются главные силы и происходят главные события", предстоит новое германское наступление против России и помощь этому союзнику приобретает критическое значение. Что может сделать Великобритания для России, которая истекает кровью на фронте шириной 2 тыс. миль на Востоке? Пока лишь осуществляя бомбардировки Германии. "Полдюжины германских городов уже в полной мере испытали судьбу Ковентри. Еще 30 городов находятся в нашем боевом списке". Но бомбардировки не решают исхода войны. "Следовательно, мы должны быть готовы к освобождению захваченных стран Западной и Южной Европы посредством высадки британских и американских армий, чтобы обеспечить восстание населения". Это был первый случай, когда Черчилль публично выразил такую идею. Он подчеркнул, что освобождение континентальной Европы равными силами англичан и американцев является главной военной задачей двух наций. Но сделал при этом оговорку, что время, масштабы и способ высадки будут зависеть от многих обстоятельств. Палата общин слушала речь затаив дыхание. Как писал Черчилль о реакции парламентариев своему сыну, "перед ними открылась огромная панорама войны с ее многочисленными опасностями и это предотвратило ненужное столкновение мнений".
Подготовка этой заглавной речи, наложившаяся на напряжение момента, истощила даже огромные ресурсы мастера. Согласно Идену, проснувшись, Черчилль не мог понять, где он находится, "он стал метаться по комнате с сигарой во рту, держа виски в руке и призывая служанку найти его носки". Иден пришел к Черчиллю обсудить повестку дня англо-советских переговоров: министр иностранных дел В.Молотов находится на пути в Лондон. Предполагалось, что миссия Молотова имеет две цели: согласовать в Лондоне предварительный вариант англо-советского договора и обменяться мнениями по вопросам открытия второго фронта в Европе.
Лишь после отдыха в Чартвеле изобретательный мозг Черчилля заработал с прежней интенсивностью. Он исходил из того, что потери масштабов понесенным англичанами в первой мировой войне, неизбежно низведут страну с положения великой державы. Отныне он стремится заменить крупномасштабное вторжение в Западную Европу менее ожесточенным столкновением на периферии. Военным авторитетам он предложил разработать операцию "Юпитер" - высадка британских войск с Северной Норвегии. Посмотрим, какого масштаба операцию предполагал осуществить Черчилль в качестве помощи России в тот решающий час. На севере Норвегии находилось примерно 70 германских бомбардировщиков и около сотни истребителей. Они базировались на двух аэродромах, их защищали 10 или 12 тыс. солдат. (Именно отсюда немцы бомбили британские конвои). Если бы англичане сумели захватить оба аэродрома, указывал Черчилль, то можно было бы установить здесь военную базу и северный путь в Россию был бы открыт. "Мы могли бы открыть второй фронт в малом объеме. Если в дальнейшем все пошло бы хорошо, мы постепенно начали бы двигаться на юг, меняя нацистскую карту Европы, начиная с Крайнего Севера".