При всем желании трудно представить себе высадку в Норвегии альтернативой второму фронту во Франции. Этого не нужно было аргументировать, это было ясно всем посвященным. Ход мышления Черчилля говорит о том, что на решающем этапе войны он как азартный игрок сделал "пас" тогда, когда от него требовались самые большие ставки. Ужас наступлений 1916-1917 годов явственно витал над ним. Теперь он хотел предоставить эту участь другим. Это была позиция, не лишенная цинизма, но Черчилль видел свой пафос в том, чтобы сохранить живые силы своей страны.
10 мая 1942 г. была отмечена вторая годовщина пребывания Черчилля на посту главы правительства. Секретарша премьера писала своей матери: "Нет сомнения, что народ воспринимает его как своего премьер-министра. Его слова доходят как до масс народа, так и до элиты. И он заслуживает этого, у него горячее сердце". Черчилль хотел сказать по радио (но зачеркнул в последний момент следующее): "Хотя я воюю с диктаторами, я рад сказать, что сам диктатором не являюсь. Я лишь ваш слуга. В любой момент, действуя через палату общин, вы можете сместить меня с должности и вернуть в частную жизнь". Черчилль говорил о войне в России, что "русские подобно нам, полны решимости никогда не сдаваться". Если немцы применят газ против советских войск на советско-германском фронте, английское правительство отреагирует так, как если бы газ бы применен против английских войск и будет действовать соответственно. Смысл речи не оставлял сомнений: на южном фланге русского фронта решается судьба войны. Если англичане не готовы к операциям, отвлекающим резервы немцев, они должны, по крайней мере, организовать поставки в Мурманск.
Как сейчас документально известно, главы всех трех родов войск представили Черчиллю ультиматум, в котором говорилось, что до окончательного таяния льдов на Севере нет возможности прохода транспорта в северные советские порты. Черчилль 17 мая ответил своим военачальникам: "Не только премьер Сталин, но и президент Рузвельт будут протестовать самым энергичным образом против задержки в посылке конвоев. Русские приступили к важным и тяжелым операциям. Они будут ожидать, что мы пойдем на риск и внесем свой вклад. Американские корабли уже выстраиваются в очередь. Мое мнение сводится к тому, что конвои должны отплыть 18 числа. Операция будет оправдана, даже если пробьется лишь половина судов. Если мы не предпримем попытки, это резко ослабит наше влияние на обоих союзников. Всегда существуют неясные обстоятельства, связанные с погодой и с удачей, которые могут помочь и нам. Я разделяю ваши опасения, но чувствую, что в данном случае обстоятельства требуют от нас действий". Тем, кто с легкостью переносит на Черчилля вину за откладывание посылки конвоев, следует учесть документы подобные вышеприведенному. Разумеется, британский премьер-министр не желал жертвовать жизнями английских моряков. Но в середине мая 1942 г. он более, чем когда-либо стремился к поддержке Советского Союза. Черчилль преодолел сопротивление своих военных помощников и потребовал от военного кабинета "выполнения наших обязательств оказывать помощь посредством конвоев любой ценой. Русские ныне ведут войну не на жизнь, а на смерть против нашего общего врага. Не так уж много мы можем сейчас сделать для помощи им помимо посылки военного снаряжения северным путем".
На советско-германском фронте в мае 1942 г. начинается летнее немецкое наступление. Именно в этот критический момент В.М.Молотов прибыл в Лондон, чтобы заключить договор с Великобританией. Сталин телеграфировал Черчиллю: "Я уверен, что данный договор будет иметь величайшее значение для укрепления дружественных отношений между нашими двумя странами и Соединенными Штатами". Это был хороший момент для сплочения. Для СССР в данной ситуации речь шла о выживании и безусловно важнейшим фактором помощи было бы открытие второго фронта в 1942 г. Благодарность за такую помощь была бы бесценным основанием для послевоенного сотрудничества.
22 мая Молотов говорил о необходимости отвлечь с восточного фронта по меньшей мере 40 германских дивизий. В своем ответе Черчилль указал на сохранение Германией превосходства в воздухе и на то, что "значительная часть континентальной прибрежной линии не дает возможности для массированной высадки". Но планы на этот счет, добавил Черчилль, изучаются. Сделаны приготовления для возможной высадки в районе Шербура и Бреста. Пик напряжения в переговорах был достигнут в середине дня 22 мая, когда Молотов спросил у Черчилля, какой будет позиция Англии, если Советская Армия потерпит поражение в 1942 году. Черчилль ответил, что "если, вопреки всем ожиданиям, Советская Армия будет разбита, мы будем сражаться с помощью Соединенных Штатов, стараясь создать преобладающие военно-морские силы, которые в течение 18 месяцев или 2-х лет дадут нам возможность осуществить разрушительные воздушные рейды на германские города и нанести ущерб немецкой промышленности. Мы будем поддерживать блокаду и осуществим высадку на континенте, преодолевая сопротивление слабеющего противника. В конечном счете мощь Великобритании и Соединенных Штатов возобладает". Черчилль описал все эти обстоятельства как сугубо гипотетические. Поражение русской армии было бы для человечества величайшей трагедией. Лично он не верит в такой исход. 23 мая Черчилль информировал Сталина о приеме им Молотова: "Мы дали ему полный и искренний отчет о наших планах и о наших ресурсах. Что касается предложения заключить советско-английский договор, - писал Черчилль, - то он (Молотов) объяснит вам наши трудности, исходящие из того, что мы не можем, не учитывая наши прежние соглашения с Польшей, позиций нашего и американского общественного мнения". В этот сложный момент Москва предоставила Черчиллю новый вариант договора, в котором уже не было пунктов, касающихся прибалтийских государств и Польши. (Как считают западные историки, во многом это была заслуга Идена). Договор был подписан и, как сказал Черчилль, "мы теперь союзники и друзья на 20 лет".
В день подписания советско-британского договора военные поставили Черчилля перед выбором: твердо закрепленные пирсы для приема десантных кораблей в Северной Франции или плавающие. У премьера не было колебаний: "Они должны подниматься и опускаться вместе с приливом". По требованию Черчилля 27 мая начальники штабов снова обсуждали возможность высадки на континенте в августе или сентябре 1942 г. Генералы были настроены скептически, один из них сказал, что атака будет возможна и необходима "только в случае, если мораль германских войск рухнет". Генерал Портал указывал, что высадка необходима, прежде всего, в случае "ухудшения обстановки на восточном фронте". Мнение английских военных сводилось к тому, что Англия перенапрягла свои силы и крупномасштабная операция в Европе может быть осуществлена лишь за счет ослабления общих имперских позиций, ослабления положения Англии в ряду великих держав. Англия потерпела значительные поражения в Азии. Английская крепость Мальта близка к тому, чтобы сложить оружие. Окинлек отступал перед Роммелем в Северной Африке. Казалось, что завтра ареной боев с немцами будет долина Нила. Империя находилась в чрезвычайном напряжении. Индия требовала независимости. Черчилль желал сохранить силы для сохранения имперских позиций в мире, он не желал расходования сил на том поле битвы, где Германия и Россия ослабляли друг друга.
Черчилль старался закрыть глаза на порождаемые им опасности. Он прятал свои опасения. Как всегда он был полон энтузиазма в плане фантастических проектов и всевозможных вариантов, которыми он пытался прикрыть бездействие на решающем участке во Франции. Поэтому он снова приказал изучить возможность проведения операции в Северной Норвегии для обеспечения безопасного прохода конвоев к русским северным портам. Он предложил силами примерно двух дивизий высадиться неподалеку от германских аэродромов. Генералы, сидевшие за столом в общем и целом понимании сложности британской дипломатии в свете отказа открыть второй фронт, и один из них, (а именно Брук, чьи мемуары впоследствии стали одним из важнейших источников изучения британской дипломатии этого периода) заявил на штабном совещании 1 июня 1942 г., что, "если дела пойдут очень плохо для русских, необходимо предпринять отчаянную авантюру - быструю высадку десанта во Франции, которая могла бы продлиться неделю или две, с тем, чтобы отвлечь силы немцев". Эта операция получила название "Император". Черчилль и его генералы внимательно слушали представителей военной разведки, которые предупредили 1 июня, что между августом и сентябрем 1942 г. на восточном фронте возможен резкий поворот к худшему.
Основным способом помощи истекающему в приволжских степях союзнику стали массированные бомбардировки Германии. 30 мая 1942 г. британские военно-воздушные силы впервые совершили налет силою более 1 тыс. Бомбардировщиков. Черчилль всегда был сторонником воздушной мощи, он верил в нее. Начало второй мировой войны, особенно бомбардировки Варшавы и Роттердама, казалось, подтверждали его веру в эффективность воздушных ударов. Но в ходе операций британской бомбардировочной авиации против Германии ему пришлось убедиться, что удары с воздуха не всемогущи. Техника бомбометания была еще таковой, что бомбы падали на расстоянии многих километров от цели. К тому же многие бомбардировщики становились жертвой германских истребителей и полеты пришлось перенести на ночное время - что опять же не способствовало точности попадания. В конце 1941 года Черчиллю предоставили доклад, из которого следовало, что только две трети бомбардировщиков находили свои цели и из них лишь одна треть бросала бомбы в радиусе ближе чем пять миль. Это означало, что бомбометание было дорогостоящим и недостаточно эффективным методом борьбы. Последовал вывод о необходимости изменения способа бомбометания. Британская авиация начала бомбардировки не объектов, а площадей, стремясь, уничтожая целые города, подорвать волю противника к борьбе. В конечном счете полномасштабное разрушение немецких городов началось в 1944 году, когда от истребительной авиации Германии мало что осталось. Но сознание Черчилля не было спокойным. Шестьсот тысяч немцев погибло в бомбардировках, и в основном это было гражданское население. Однажды, смотря документальный фильм о бомбардировках он сказал при всех: "Да что мы, звери? Не слишком ли далеко мы зашли?"
* * *
В мае 1942 г. Черчилль послал лорда Маунтбеттена к Рузвельту с аргументацией сложности высадки в Северной Франции. Рузвельту было важно знать особенности английской позиции, поскольку он в это время принимал Молотова. После встреч с ним американский президент 1 июня 1942 г. написал Черчиллю: "У меня сложилось твердое впечатление, что позиция русских весьма уязвима и может ухудшиться еще больше в грядущие недели". В свете этого Рузвельт беспокоился о ходе разработки плана "Болеро" (кодовое название операции по быстрому накоплению американских войск и запасов в Великобритании с целью высадки через пролив на севере Франции "в том случае, если решительные действия начнутся в 1942 г."). Черчилль не проявил желания детализировать свою позицию. Складывается впечатление, что в начале лета 1942 г. он частично уже начинает описывать Россию как великого союзника. Обсуждая 8 июня 1942 г. возможность высадки во Франции, он приходит к заключению, что, если "Россия находится в сложном положении, это уже не поможет ни ей, ни нам". Хотя планы высадки во Франции разрабатывались и далее, Черчилль заключает, что стало возможным худшее - выход СССР из войны, господство Германии над всем евразийским континентом. На последующем заседании объединенного комитета начальников штабов Черчилль заявил, что проблема высадки на континенте должна быть отложена "до тех пор, пока ход русской битвы не станет яснее".
Для Черчилля сложилась психологически весьма сложная ситуация, когда утром 9 июня 1942 г. Молотов, возвратившись из США в Англию, показал ему совместное советско-американское коммюнике, в котором говорилось об "исключительно важной задаче создания второго фронта в Европе в 1942 г.". Вечером этого дня, во время ужина Черчилль объяснил Молотову сложность проведения десантной операции. По этому поводу Иден записал в дневнике, что англичане подготовили почву для отступления. Черчилль вручил Молотову памятную записку, в которой объяснялось, что проблема десантных судов не разрешена и это делает высадку на континенте в 1942 г. проблематичной. Британия "поэтому не может дать прямого обещания". Черчилль обещал послать на советский фронт самолеты, танки и другое военное оборудование на этот раз дорогой через Персию, "а не через опасный норвежский путь". Чтобы спасти лицо, Черчилль обещал бомбить "германские города и индустрию, а также объекты оккупированной Франции". Черчилль с несвойственной ему мелочностью подсчитывал в этой записке сколько немецких войск прямо или косвенно отвлекают на себя англичане: 2 германские дивизии в Ливии и 33 дивизии, оккупирующие Западную Европу. Переходя к решающему моменту - высадке в Европе, британская памятная записка говорила, что английские войска готовятся к полномасштабному вторжению в континентальную Европу в 1943 г.
Молотов вылетел из Лондона в Москву ночью 10 июня. На следующее утро Черчилль приказал провести небольшую показательную операцию - силами примерно 6 или 7 тыс. человек с высадкой на континенте и быстрым возвращением. Подготовка к более масштабным операциям откладывалась. Ближайшему окружению были сообщены слова, сказанные Молотову: "Высадка на континенте в этом году невозможна".
Мы видим как весной и в начале лета 1942 г. Черчилль мечется между двумя своими великими союзниками. Весной он был склонен сблизиться с Россией, поскольку ощущал важность советско-германского фронта и важность того, чтобы Россия выстояла и была сохранена в составе коалиции. В начале же лета он как бы начинает сомневаться в способности Советского Союза выстоять и все более подчеркивает стратегическую значимость Соединенных Штатов, чья военная промышленность методично наращивала свои мощности. 12 июня 1942 г. в беседе с лордом Маунтбеттеном (только что прибывшим из Вашингтона) Черчилль размышлял над своей американской и советской стратегией - кому отдать предпочтение, где сосредоточить усилия. Маунтбеттен сообщил о внутренней борьбе в Соединенных Штатах, о колоссальном росте военного потенциала Америки, о том, что в Вашингтоне дебатируется вопрос, куда прилагать мобилизуемые вооруженные силы Соединенных Штатов. В результате этой беседы Черчилль пришел к заключению, что ему необходимо в ближайшее же время встретиться с Рузвельтом и определить основные линии развития взаимоотношений англосаксонских союзников. 13 июня он пишет Рузвельту, что "поскольку нынешняя ситуация порождает много сложных вопросов, я считаю своей обязанностью снова навестить вас".
Колебания между Россией и Америкой продолжаются, но крен все более явственно делается в пользу последней. При этом супруги как бы поделили свои обязанности: Клементина Черчилль собирала деньги для помощи сражающейся России, а Уинстон отправился через Атлантику к американскому президенту. Мы можем заметить, что одним из стимулирующих моментов в принятии решения о поездке в Вашингтон была битва американского флота с японским у атолла Мидуэй в начале июня 1942 г., в ходе которой японцы потеряли 4 своих авианосца - свою ударную силу не Тихом океане. Эта битва остановила невероятное по скорости продвижение японских войск по всему тихоокеанскому периметру. Но именно после этих событий стали проявлять себя опасения Черчилля в отношении нового внешнеполитического курса Рузвельта. На этом обстоятельстве мы должны заострить внимание. Американский президент, становясь главнокомандующим величайшей армии (мобилизуемой в эти месяцы), руководствовался собственной стратегией и вовсе не намеревался в каждом конкретном случае советоваться с имперским Лондоном. Генерал Брук, ближайший к Черчиллю военный в это время, записал беседу с премьер-министром по поводу предстоящего визита: "Он считает, что Рузвельт немного сошел со своих рельс, и что хорошие переговоры абсолютно необходимы".
Черчилль стал премьер-министром, чтобы сохранить и упрочить Британскую империю. Ему важно было сохранить Гибралтар, Мальту, Суэцкий канал, влияние на Ближнем Востоке, в Средиземноморье, упрочить свои позиции в Индии, Бирме и на Дальнем Востоке, сохранить связи с крупнейшими доминионами - Канадой, Австралией, Южной Африкой, оказать помощь западноевропейским метрополиям, укрепить их влияние в Африке и Азии - продлить британское мировое могущество на многие годы вперед.
В середине июня 1942 г. Черчилля волновали, прежде всего, два следующих процесса. В Индии Ганди объявил о начале кампании по выходу Индии из войны. Эта кампания вела к отказу от сотрудничества с англичанами и требованию немедленного провозглашения независимости. Черчилль продиктовал 14 июня: "Если Ганди попытается начать враждебные действия против нас в этом кризисе, я полагаю, что он должен быть арестован... Если он того желает, пусть он умрет от голода".
Второй кризис разворачивался вокруг острова Мальта. Английские корабли не могли пробиться к острову, который уже много дней подвергался воздушным атакам. Из 6 английских судов с боеприпасами, которые миновали Гибралтар ночью 12 июня 1942 года, только 2 достигли Мальты. Итальянцы потопили английский крейсер и 4 эсминца. На двух фронтах обороны Британской империи создалась критическая ситуация. Изменить ход событий Черчилль мог лишь заручившись помощью союзников. Сепаратный курс Рузвельта в этих обстоятельствах объективно оказывал противодействие Лондону. Уинстон Черчилль был полон решимости приложить все силы, чтобы обеспечить совместимость планов Рузвельта с системой приоритетов имперского Лондона.
Напряжение этих дней сказалось на самочувствии Черчилля. Он видел, что нельзя исключить никакой исход и отправил письмо королю, в котором советовал в случае его гибели назначить главой правительства Антони Идена. Черчилль писал королю, что Иден обладает "решимостью, опытом и способностями, которые требуются в наши тяжелые времена".
В полдень 17 июня 1942 г. Черчилль покинул Лондон ради третьей в течение десяти месяцев встречи с Рузвельтом. На моторной лодке Черчилль подплыл к тому самому клиперу "Боинг", на котором он уже летал через Атлантику. Генерал Брук записал в дневнике, какой восторг у него вызывали прекрасно спланированные спальные каюты, обеденный салон, специальные помещения для слуг, туалеты и тому подобное. С наступлением темноты "Боинг" поднялся в воздух и находился в воздухе 26 с половиной часов. Главной задачей летчиков было избежать встречи с германскими "Фокевульфами", нередкими гостями в этой части Атлантики. Как замечает Брук, "премьер-министр был в превосходной форме, он наслаждался полетом как школьник". По прибытии (18 июня) в Вашингтон Черчилль провел ночь в английском посольстве. Утром он сел в небольшой самолет военно-морского флота Соединенных Штатов и вылетел в Гайд-парк, поместье Рузвельта.
Обстановка встречи была действительно драматической. В Африке в этот день Роммель приказал двум колоннам танков направиться к египетской границе, а в Китае японские войска начали наступление против Чан Кайши. Но оба главных деятеля Запада наблюдали прежде всего за началом наступательной операции немцев на советско-германском фронте. За день до приезда Черчилля Рузвельт приказал высшим военным руководителям - Стимсону, Ноксу, Маршаллу, Кингу, сделать что-нибудь для помощи русским. Если Советская Армия начнет общее отступление в июле, то возникнет угроза сдачи немцам Москвы, Ленинграда и Кавказа уже в августе. Президент желал знать, что могут сделать вооруженные силы США для "оттягивания" германских дивизий с русского фронта. Вопрос приобретал критическое звучание. "Если русские продержатся до декабря, союзники будут иметь преимущественные шансы выиграть войну, если же они "свернутся", шансов на победу будет меньше половины". Выбор встал между высадкой в Европе, высадкой в Северной Африке в начале сентября, и посылкой американских войск на помощь англичанам в Египет и Ливию.
Президент встретил своего английского союзника близ взлетной полосы. Они объехали Гайд-парк со всех сторон, стараясь ускользнуть от опеки охраны. "Он приветствовал меня с большой сердечностью. Он сам вел автомобиль и показал мне окрестности Гудзона, места, где находился Гайд-парк, его фамильное имение. Мы любовались прекрасными видами". Черчилля удивляло, как мог Рузвельт управлять автомобилем, не применяя тормоза и акселератор. Почувствовал интерес британского премьера к ручным тормозам, Рузвельт попросил попробовать его мышцы. Все же Черчилль предпочел не разговаривать о серьезных делах в автомобиле.
Вместе они отправились в Вашингтон. Черчилля поместили в той же комнате Белого дома, где он находился в январе. После завтрака премьер-министр вошел к Рузвельту в том самое время, когда президенту вручили листок розовой бумаги, на котором значилось: "Сдан Тобрук, потеряны 25 тыс. человек военнопленными". Это был второй по объему ущерба удар по Британской империи после падения Сингапура. Черчилль испытал шок, он вначале не поверил в истинность сообщения и запросил Лондон. Уточненные данные были еще менее утешительными: 33 тысячи плененных англичан. Под ударом находилась Александрия. Черчилль позднее вспоминал, это был "очень горький момент. Одно дело - поражение, другое - позор". Позиции английской дипломатии были подорваны в тот самый момент, когда Черчилль пытался укрепить их соглашениями в американцами. Теперь он выглядел пассивнее, чем в начале встречи. Центр усилий сместился для него в Северную Африку, где следовало помочь колониальному напарнику - Франции и одновременно ослабить давление на английские войска в дельте Нила.
Как пишет Дж. Чармли, “тот факт, что немцы снова в ходе своего наступления в западной пустыне нанесли поражение англичанам, был последним в длинном ряду военных поражений, и тот факт, что он пришелся на пик задержки британских поставок Советам, которые, казалось, по меньшей мере, были способны нанести поражение германским армиям, дал критикам Черчилля благоприятную возможность для упреков, которой они не преминули воспользоваться”.
Более определенно, чем прежде Черчилль возглавил движение в сторону от "второго фронта". Теперь, по его мнению, высадка во Франции могла обернуться катастрофой. Она не поможет в конечном счете русским, приведет к репрессиям немцев против французов и, главное, заставит отложить главные операции 1943 года. "Ни один ответственный английский военачальник не в состоянии подготовить такие планы на сентябрь 1942 года, которые имели хотя бы минимальные шансы на успех... Есть ли такие планы у американских штабов?" В ходе дискуссий следующего дня (21 июня 1942 года) союзники пришли к выводу о приоритет текущего года: большая операция "отвлекающая немцев" в 1942 году и "второй фронт" в 1943 году. Наиболее эффективные средства помощи советскому союзнику на текущий момент - бомбардировочные рейды против Германии. Кульминацией военных событий года должна стать высадка в Северной Африке - операция "Гимнаст".
Во второй половине дня 21 июня в комнату Черчилля вошли два американских генерала, до сих пор неизвестных премьер-министру - генерал Эйзенхауэр и генерал Кларк. Через четыре дня Эйзенхауэр был назначен командующим всеми войсками Соединенных Штатов на европейском театре.
В этот сложный для британской дипломатии час президент Рузвельт перенимал мантию лидера Запада. В обстановке величайшего напряжения ему теперь следовало оказать помощь слабеющему партнеру. Поздно вечером 22 июня 1942 г. он предложил Черчиллю рассмотреть "ухудшение ситуации на Ближнем Востоке и возможность посылки значительного числа американских войск для боевых действий в пустынных условиях". Рузвельт рассчитывал, что помощь в критический час позволит ему в дальнейшем рассчитывать на поддержку партнера в выработке общей стратегии антигитлеровской коалиции. Американская пресса была далеко не так деликатна, газеты сообщали не только о падении Тобрука, но и о "неизбежном падении кабинета Черчилля". Премьер-министр читал эти статьи. Он был согласен с тем, что британские позициям нанесен тяжелый удар. Во всей остроте стоял вопрос о возможности защитить долину Нила. Если бы Египет - главное связующее звено империи - пал, то это означало бы утрату путей к Ближнему Востоку и Индии. Возможно это был бы конец Британской империи как великой державы.
Рузвельт решил сделать еще один шаг в деле оказания помощи попавшему в сложное положение союзнику. 23 июня он предложил послать несколько эскадрилий американской авиации в Индию, с тем, чтобы англичане могли переместить часть своей авиации из Индии на Ближний Восток, в район Каира, в направлении которого устремился генерал Роммель. Не теряя ни минуты, Черчилль сообщил об этом Эттли в Лондоне и Окинлеку на Ближнем Востоке. Рузвельт пошел еще дальше. Самолеты П-40 (базирующиеся в Род-Айленде) и легкая бомбардировочная авиация (размещенная тогда во Флориде) получили распоряжение отправиться в Судан и Египет, а 57 самолетов Б-25, находящихся в Калифорнии, были посланы для охраны окрестностей Каира. Черчилль, осмелев, попросил, чтобы 40 американских бомбардировщиков, находившихся уже в Басре и предназначенных для боев в районе Сталинграда, были направлены в Египет.
И Черчилль и Рузвельт осознавали не только военное, но и дипломатическое значение своих действий. Впервые явственно для многих обнаружила себе уязвимость Британской империи. Относительно небольшие усилия с американской стороны (столь существенные для Британской империи) позволили Рузвельту, пожалуй, впервые, говорить с Черчиллем "чуть больше: чем равный с равным". Премьер-министр, разумеется, оценил помощь в сложный час, но он (с его острым чувством истории) понимал стратегическую значимость происходящего. Соединенные Штаты начинали играть большую роль в тех регионах, где раньше их влияние почти не ощущалось - в Индии, на Ближнем Востоке, в Северной Африке, Китае, Средиземноморье. Наметился своего рода исторический водораздел. Одна империя перенимала позиции у другой. Британская империя теряла свое могущество, а Соединенные Штаты укрепляли свои (теперь уже мировые) позиции.
Между тем в Лондоне было не все так спокойно, как о том говорил Иден, поднятый в 5 часов утра звонком Черчилля. В парламенте был сделан запрос: "Палата общин отдала должное героизму и выдержке вооруженных сил короны в обстоятельствах исключительной сложности, тем не менее она не имеет полного доверия к общему характеру ведения войны". Нервозность в столице передалась многочисленным фронтам. Чтобы успокоить генерала Окинлека, Черчилль прислал ему следующий комментарий: "Не испытывайте ни малейшего беспокойства по поводу происходящего дома, какими бы ни были мнения относительно того, как ведутся бои и как они велись ранее, пользуйтесь моим полным доверием, я разделяю с вами ответственность до конца".
Именно в этот момент англичанам было сказано, что каждый мужчина, способный носить оружие, должен быть призван на военную службу и умереть во имя победы. Черчилль понимал сложность складывающейся ситуации, исторического рубежа для своей страны: "Мы находимся примерно в таком же положении, как если бы произошло вторжение в Англию и нами должен править тот же дух экстренности". Неудачи на подходе к Александрии и Каиру поставили под угрозу "сонную артерию" Британской империи. Черчилль сравнивал отступление на границах Египта с поражением на собственно английской земле. Британская империя обороняла самые существенные свои коммуникации, в историческом плане она окончательно переходила от наступательной стратегии к оборонительной. Это был тяжелый час для британской дипломатии и для Черчилля лично. Черчилль заручился помощью американцев, но Черчилль при этом стал и менее значимым союзником. Он стал зависимым союзником.
Когда Черчилль возвращался 25-27 июня 1942 г. на своем "Боинге" через Ньюфаундленд в Англию, в североафриканской пустыне войска Роммеля пересекли египетскую границу и вторглись на расстояние примерно 80 км в глубину египетской территории. Немедленно по прибытии премьер бросился к телефону. Уже в половине шестого 27 июня Черчилль выступил с отчетом о своей поездке в Соединенные Штаты перед военным кабинетом. Он говорил, что, "несмотря на поражение наших сил на Ближнем Востоке, а, возможно, даже благодаря эффекту этого поражения и слухам о влиянии этого поражения на политическую ситуацию в самой Англии, американская администрация проявила готовность оказать помощь".
Напряжение этих дней сказалось на Черчилле. Воскресенье 28 июня он провел в Чекерсе с женой в узком семейном кругу. Присутствовали все три его дочери: Мэри, Сара и Диана. Поступило сообщение, что сын Рендольф выздоравливает в Северной Африке после рейда на джипе в германский тыл. И все же судьба оказалась милостивой. Мощный организм позволил Черчиллю довольно быстро прийти в себя, буквально через сутки он восстановил свои силы и свое британское чувство юмора, о чем мы можем судить по записке сэру Чарльзу Вильсону: "Я чувствую себя почти виноватым за то, что не предоставил вам работы. Но ваше присутствие заставило мародеров удалиться".
Глава седьмая