Да, эту историю Диана Велворт слышала с детства и на протяжении всей своей взрослой жизни; такова была версия, предложенная ей благосклонным и сочувствующим Гринспэрроу.
Только теперь, дожив почти до тридцати лет, Диана усомнилась, да что там, просто отвергла привычное объяснение событий. Она пыталась вспомнить роковую ночь мятежа, но все смешалось в ее памяти. Такнапотин пришел к ней и стремительно унес прочь под покровом темноты, девочка только и помнила, что затихающие за ее спиной крики родных.
О благородный спаситель… демон.
Почему же Такнапотин, дух ада, обладающий немалым могуществом, не спас также ее братьев и сестер? И почему тот же демон и, что еще более важно, Гринспэрроу, который явно тогда был самой могущественной фигурой во всем мире, просто не остановили мятеж? Король предоставил объяснение, показавшееся очевидным и прямым: «Не было времени, мы были захвачены врасплох».
Эти вопросы часто приводили Диану к непроницаемой завесе тайны, и только много лет спустя герцогиня Мэннингтон стала задавать себе вопросы более важные. Почему ее пощадили? Именно ее? И если уж она осталась жива после того, как предполагаемые убийцы были казнены, почему она не заняла свое место в Карлайле как законная королева Эйвона?
Жесткая щетка резко царапнула кожу на голове, в душе поднималась хорошо знакомая ярость. Вот уже несколько лет Диана подозревала предательство, и каждый раз при мысли о нем в ней вспыхивал гнев, но до недавнего времени она старалась подавлять это чувство. Если то, чего она боялась, действительно произошло два десятилетия назад, тогда вряд ли ей удастся с легкостью простить самое себя за то, что она, по сути, сама виновата в убийстве своих матери и отца, пятерых братьев и сестры.
|
|
— Ты так похожа на нее, — раздался голос от дверей.
Диана посмотрела в зеркало и увидела отражение Селны, пожилой горничной, входившей в комнату с ночной рубашкой Дианы, перекинутой через руку. Герцогиня повернулась, чтобы посмотреть в лицо женщине.
— Копия твоей матери, — объяснила Селна с обезоруживающей улыбкой. Она подошла к Диане и нежно провела рукой по ее щеке. — У тебя такие же глаза, мягкие, синие.
Для горничной это было чем-то вроде религиозной церемонии. Как минимум раз в неделю в течение последних двадцати лет Селна, которая была ее няней, еще когда Эйвоном правил отец, проводила рукой по щеке Дианы и говорила, как сильно она похожа на убитую мать. В течение стольких лет Диана сияла улыбкой от этого комплимента и умоляла Селну рассказать ей о Беттиен, ее матери.
Какой ужасной иронией казалось это теперь прозревшей женщине!
Диана встала, забрала свою ночную рубашку и отошла.
— Не бойтесь, моя госпожа, — сказала Селна ей в спину. — Я не думаю, что наш король накажет вас за слабость, проявленную в Айрон Кроссе.
Диана резко повернулась к женщине, заставив ту вздрогнуть от неожиданности.
— Он тебе лично это сказал? — спросила она.
— Кто, король?
— Конечно, король, — раздраженно произнесла Диана. — Ты говорила с ним после того, как мы вернулись в Мэннингтон?
Селна выглядела изумленной.
— Но, моя госпожа, — запротестовала она. — С какой стати его величество король Гринспэрроу стал бы говорить с…
— Так ты говорила с ним после того, как мы покинули Айрон Кросс? — перебила ее Диана, отчетливо выговаривая каждое слово, так что Селна не могла не понять, что кроется за этим вопросом.
|
|
Селна глубоко вздохнула и решительно вздернула подбородок.
«Она чувствует себя в безопасности под защитой Гринспэрроу», — подумала Диана. Герцогиня осознала, что гнев может заставить ее переступить соображения здравого смысла. Если Гринспэрроу может быстро откликаться на сообщения Селны — возможно, он дал ей какого-нибудь мелкого демона в качестве курьера, — тогда гнев Дианы мгновенно навлечет на нее всевидящий глаз Гринспэрроу, а этого она решительно не желала, особенно сейчас.
— Прости меня, милая Селна, — сказала Диана и, подойдя к горничной, коснулась ее руки. Герцогиня потупила глаза и глубоко вздохнула. — Единственное, чего я опасаюсь, так это того, что моя слабость в деле с циклопами уронила меня в твоих глазах.
— Ну что вы, моя госпожа, — весьма неубедительно ответила служанка.
Диана подняла мягкие голубые глаза, влажные от слез. С самого детства маленькая обманщица с легкостью вызывала на своих глазах слезы, она называла их «капли сочувствия».
— Поздно уже, моя госпожа, — сказала Селна. — Вам следует лечь спать.
— Это было слабостью, — признала Диана, слегка шмыгнув носом. Она заметила, что замкнутое выражение лица Селны сменилось любопытством.
— Я не могла этого вынести, — продолжала герцогиня. — Я не питаю никакой любви к эриадорцам и, уж конечно, к гномам, но даже их бородатый народец кажется гораздо симпатичнее по сравнению с одноглазыми чудовищами.
Селна, похоже, слегка расслабилась, даже сумела улыбнуться, и эта улыбка показалась Диане вполне искренней.
|
|
— Я опасаюсь только, что мой король и спаситель теперь станет сомневаться во мне, — пожаловалась Диана.
— Никогда, моя госпожа, — твердо заверила ее Селна.
— Он заменил мне родных, он — все, что у меня осталось, — сказала Диана. — Кроме тебя, конечно. Я бы не вынесла его разочарования и все-таки боюсь, именно это и произошло.
— Это была задача, для которой вы, с вашим характером настоящей принцессы, не очень хорошо подходили, — сказала Селна.
Характер настоящей принцессы. В разговоре с Дианой старая служанка часто употребляла это любопытное выражение. Молодой женщине иной раз хотелось завизжать, когда она в очередной раз слышала его. Если ее происхождение так уж сразу бросается в глаза, то почему Гринспэрроу, а не она, королева по праву рождения, сидит на троне в Карлайле?
Диана с трудом взяла себя в руки, чтобы не дать крамольным мыслям отразиться на лице. Она опять увлажнила глаза слезами и крепко обняла Селну, сжимая ее до тех пор, пока женщина не сказала, что ей пора идти.
Герцогиня осушила слезы в одно мгновение, как только служанка вышла из комнаты. Час был поздний, а ей надо было так много сделать этой ночью! Молодая женщина целую минуту глядела на туалетный столик, на корону и мешочек с порошком, собираясь с силами.
Прошло несколько часов. Диана выскользнула из своей комнаты, чтобы убедиться в том, что в ближайших покоях все до единого крепко спят. Потом она вернулась к себе, закрыла и запечатала дверь с помощью магии, а затем подошла к шкафу и из потайного отделения в его дне достала маленькую латунную жаровню.
Вскоре после этого на ее кровати удобно устроился Такнапотин.
— Та Аррефи оказался не таким уж могущественным, — заметил самоуверенный демон.
— Конечно, если учесть тот мощный шторм, который я наслала вместе с тобой, — холодно откликнулась Диана.
— Не такая уж трудная вещь — послать по каналу энергию, — признал Такнапотин. — Так что Та Аррефи исчез, ф-фу — и нету!
— И Ресмор убран с дороги, то ли мертв, то ли находится в темницах Кэр Макдональда или Дун Дарроу, — сказала Диана.
— И мы на шаг ближе к трону, — с энтузиазмом подхватил Такнапотин.
Диана все еще не могла поверить, какой легкой оказалась эта часть плана. Она всего лишь поманила Такнапотина игрушкой верховной власти, и демон просто растаял от мысли о том, чтобы свалить Гринспэрроу. В этом слабость зла, поняла Диана. В союзе с этими дьявольскими созданиями никто не может быть уверен ни в чьей преданности.
Если, конечно, он достаточно умен.
Диана подошла к столику и взяла корону — звено, связующее ее с королевским наследием, единственную вещь, которую Гринспэрроу сумел вернуть после поражения узурпаторов. Единственную вещь, которую Гринспэрроу отдал ей собственноручно, умоляя сохранить ее как воспоминание о несчастной семье.
— Я не думаю, что придется еще кого-то убивать, — заметил Такнапотин. — Безусловно, ты теперь ближе всех к трону, когда Парагора и Ресмора не стало.
— Да, но как насчет герцога Макленни из Эорн Фаста в Барандуине? — спросила Диана. — Он самый мудрый в этом мире, малыш. Уж так мудр… — Герцогиня тихо хихикнула, осознавая всю иронию этого заявления.
— Он что-то подозревает?
Диана пожала плечами.
— Он наблюдает за всем из своих диких земель, — сказала она. — Он далеко от места основных событий и со стороны может лучше судить о действующих лицах.
— Тогда он представляет для нас опасность, — решил демон.
Диана покачала головой.
— Это не так. — Она отвернулась от зеркала, держа в обеих руках изящную корону. — Не для нас.
Такнапотин окинул молодую женщину любопытным взглядом. Особое внимание он уделил рукам, сжимавшим корону.
Внезапно голос Дианы изменился, стал ниже на целую октаву. Герцогиня начала творить заклинание.
— Демона отзываю… — мелодично произносила она.
Глаза Такнапотина вспыхнули, тварь ощутила всю энергию заклинания, страшные слова, которые пронизывали болью любое адское создание до глубины его черного сердца.
— Что ты делаешь? — воскликнул демон, но он сам прекрасно знал ответ. Диана произносила слова изгнания, могучее заклинание, которое изгоняло Такнапотина из этого мира на сотню лет!
Она храбро продолжала распевать, хотя демон резким движением поднялся с кровати и его клыки блеснули. Заклинание было могущественным, но не всесильным. Диана не могла быть стопроцентно уверена, что оно сработает, частично потому, что в глубине души, как и любой другой волшебник, изведавший подобное могущество, она не могла полностью желать избавления от союзника-демона. Однако женщина продолжала творить чары, и когда Такнапотин, борясь с заклинанием и дрожа, ухитрился шагнуть к ней, она высоко подняла корону, которая была ее наследством, даром Гринспэрроу, предметом, который, как она сейчас понимала, был ценен не только драгоценными камнями, украшавшими ее, или воспоминаниями. С понимающей улыбкой Диана резко сжала металл.
С шипением и треском из короны вырвался заряд черной энергии, изумив Диану и на секунду прервав ее заклинание. Но на Такнапотина случившееся произвело еще большее впечатление. Именно корона по-настоящему связывала демона с этим миром. Гринспэрроу, истинный мастер, наделил корону могуществом и вручил Диане отнюдь не из желания потешить ее.
— Ты не можешь этого сделать! — зарычал Такнапотин. — Ты сама себя лишаешь могущества, ты лишаешься шанса взойти на трон!
— Убирайся в ад! — закричала Диана в ответ и вновь, воодушевленная зрелищем извивающейся в агонии твари, стала творить заклинание, проговаривая отчетливо каждый слог сквозь стиснутые зубы.
Вскоре от Такнапотина осталось только черное пятно на толстом ковре, покрывавшем пол комнаты. Диана бросила изуродованную корону и раздавила ее ногой. Это был символ ее глупости, узел, связывавший ее с королевством — ее королевством — и семьей, которую она невольно предала.
Хотя она совершила, возможно, самый трудный и мощный в смысле магии поступок за всю свою молодую жизнь, и хотя Такнапотин, демон, который давал ей большую часть могущества, покинул ее навсегда, Диана Велворт чувствовала себя до странности полной сил. Она подошла к зеркалу и взяла флакон, похожий на флакон с духами, но на самом деле содержавший должным образом завороженную жидкость. Молодая женщина щедро обрызгала этой жидкостью зеркало, вызывая своего самого близкого друга.
Зеркало затуманилось, и туман, казалось, проник внутрь стекла. Постепенно середина очистилась, оставив в туманной рамке отчетливое изображение.
— Дело сделано? — спросил красивый мужчина средних лет.
— Такнапотина больше нет, — подтвердила Диана.
— О Ресморе позаботится Бринд Амор, как мы и надеялись, — сказал мужчина, герцог Эшаннон Макленни Барандуинский.
— Жаль, что ты не здесь, — сказала Диана.
— Ну, я не так уж и далеко, — ответил Эшаннон, и это, в общем, было правдой. Герцог Барандуин жил в Эорн Фасте, городе, который находился непосредственно напротив Мэннингтона на другом берегу пролива Мэн. А их духовная связь делает их еще ближе, — напомнила себе Диана, и хотя она была сейчас больше напугана, чем когда-либо в своей жизни, исключая ту ужасную ночь двадцать лет назад, молодая женщина постаралась улыбнуться.
— Теперь наш путь определен, — решительно сказала Диана.
— А что Бринд Амор? — спросил Эшаннон.
— Он ищет какого-нибудь старого друга, — ответила Диана, которая слышала призыв волшебника. — Он невольно ответит на мой зов.
— Примите мои поздравления, принцесса Диана Велворт, — произнес Эшаннон с церемонным поклоном, и в голосе его слышалось искреннее уважение. — Спокойной вам ночи.
Затем они прервали связь, оба нуждались в отдыхе, ведь использование любой магии требует огромного количества энергии, а демонов-союзников у них больше не было. Диана действительно была польщена уважением, оказанным ей мужчиной, к тому же она чувствовала себя в неоплатном долгу перед ним. Именно Эшаннон раскрыл ей глаза. Он стал герцогом Барандуина и правителем крупнейшего клана на острове, еще когда отец Дианы был королем Эйвона, и именно он рассказал всю правду о заговоре.
Теперь Диана верила ему, верила каждому его слову. Эшаннон также рассказал молодой герцогине правду о короне: именно она являлась ключом к Такнапотину, связующим звеном в том нечестивом треугольнике, который включал в себя Гринспэрроу и давал королю возможность держать Диану под неусыпным наблюдением. Эта корона была тем звеном, которое позволило Гринспэрроу так легко вызвать демона той ночью в Айрон Кроссе. Эта корона как в силу заклинания, так и из-за тончайшего чувства вины, которое непрерывно поддерживалось в бедной Диане, была ключом, помогавшим Гринспэрроу держать ее запертой в границах его заклинания.
— Нет, — вслух напомнила сама себе Диана. — Корона была только одним из ключей.
Она решительно прошла через комнату и подобрала свое платье. Комната Селны располагалась всего через три двери от ее собственной, дальше по коридору.
В своих личных покоях в Эорн Фасте герцог Эшаннон Макленни, наблюдая, как затуманивается его зеркало, глубоко вздохнул.
— Назад теперь нет дороги, — произнес за его спиной голос, принадлежавший Шемусу Хею, его другу и доверенному лицу.
— Если бы я когда-либо думал о том, чтобы повернуть назад, то не рассказал бы Диане Велворт всю правду о Гринспэрроу, — спокойно ответил герцог.
— И все-таки страшновато, — заметил Шемус.
Макленни не мог не согласиться с ним. Он, возможно, лучше всех других людей в мире понимал, сколь огромна мощь Гринспэрроу, как велика сеть его шпионов, как людей, так и дьявольских порождений. После мятежа в Эйвоне Эшаннон Макленни надеялся освободить Барандуин из-под восточного соседа, но Гринспэрроу положил этому конец раньше, чем что-то успело начаться, использовав собственного демона Эшаннона Макленни против него же. Только значительный ум и личное обаяние герцога позволили ему пережить эти события, и следующие десятилетия он провел, доказывая королю Эйвона свою ценность и преданность.
— Я все еще не понимаю, почему Гринспэрроу оставил девочку в живых, — пробормотал Шемус. — Мне представляется, что он должен был стереть всех Велвортов с лица земли.
— Она была нужна ему, — ответил Макленни. — Гринспэрроу не знал, как пойдут дела после мятежа, и если бы ему не удалось захватить трон, он мог посадить на него девочку. В таком случае, оставаясь в тени, он все равно являлся бы истинным правителем Эйвона.
— То есть в свое время он поступил достаточно умно, но, похоже, сейчас его уже трудно назвать мудрецом, — заметил Шемус со смешком.
— Хочется надеяться, что это так, — отозвался Макленни. — Гринспэрроу поскользнулся, мой друг. Он утратил часть своего искусства правителя, возможно, просто расслабился от скуки. События в Эриадоре являются достаточным тому доказательством, и, возможно, предвестником и нашей свободы.
— Опасный путь, — заметил Шемус.
— Гораздо более опасный для Дианы, чем для нас. И если она преуспеет в своих чаяниях, если она сумеет всего лишь нанести рану Гринспэрроу и отвлечь его внимание на достаточное время, тогда Барандуин наконец узнает вкус независимости.
— А если нет?
— Тогда нам хуже не станет, хотя я, безусловно, буду скорбеть о потере Дианы Велворт.
— Ты готов вот так запросто прервать отношения с ней и забыть о ее маленьком замысле?
Эшаннон Макленни кивнул, однако лицо его омрачилось при мысли о возможной неудаче.
Шемус Хей не стал допытываться дальше. Он полностью доверял суждениям Эшаннона — этот человек пережил мятеж Гринспэрроу в Эйвоне, в то время как все остальные дворяне, занимавшие крупные посты, погибли. И Шемус понимал, что Макленни, каковы бы ни были его личные чувства к Диане (а судя по всему, он отнюдь не остался равнодушным к чарам молодой красавицы), на первое место ставил интересы Барандуина. Он видел, как просветлело лицо Эшаннона, как вспыхнула в его глазах надежда, когда они впервые узнали от Дианы, что волшебник Бринд Амор из древнего братства жив и противостоит Гринспэрроу.
Да, Шемус понимал, что Макленни был одним из тех редкостных людей, которых больше заботит то, что они оставят после себя, а не то, чем они обладают сию минуту. А Макленни хотел оставить после себя свободный Барандуин.
ГОТОВ К БИТВЕ
— Да, мой дорогой де Жюльен, — рассеянно сказал Бринд Амор, откидываясь на спинку своего трона и подпирая подбородок ладонью. «Де Жюльен», — едва слышно повторил он. Вообще-то этого человека звали просто Жюль.
Его собеседник, разодетый в шелка и кружева и уделявший больше внимания своим наманикюренным ногтям, чем новому королю Эриадора, продолжал жаловаться.
— Они отпускают такие безвкусные замечания, — говорил он с ужасом. — На самом деле, если вы не можете заставить этих свиней вести себя цивилизованно, тогда, возможно, нам стоит установить вдоль стены широкую полосу — зону молчания.
Бринд Амор кивнул и выпрямился на троне. Спор был уже не новым, если иметь в виду период времени после образования нового эриадорского королевства. Гринспэрроу прислал к Мальпьюсантовой стене преторианскую гвардию, чтобы она охраняла границу со стороны Эйвона, и с первого же дня начались жестокие словесные распри между циклопами и эриадорской стражей, находившейся по северную сторону стены.
— Не цивилизованно, — небрежно повторил Бринд Амор. — Да-да, Жюльен, возможно, это удачное слово для нас, эриадорцев.
Щеголь, посол Эйвона в Кэр Макдональде, закинул голову и принял высокомерную позу.
— И если вы еще когда-либо назовете моих людей свиньями, — закончил Бринд Амор, — я докажу и подтвержу подобную точку зрения, прислав вашу голову обратно в Карлайл в почтовой посылке.
Раскрашенное лицо вытянулось, но Бринд Амор, увидев, что в тронный зал входят его друзья, вряд ли заметил это.
— Лютиен Бедвир и Оливер де Берроуз, — сказал король. — Позвольте представить вам нашего достопочтенного посла из Карлайла, барона Гая де Жюльена.
Друзья подошли ближе. Оливер поспешно направился к послу.
— Де Жюльен? — переспросил хафлинг. — Вы гасконец?
— С материнской стороны, — ответил щеголь.
Оливер подозрительно оглядывал его, не поверив ни одному слову. Среди эйвонских дворян было принято менять имена, чтобы они звучали больше по-гасконски, такое происхождение сейчас было самым модным. Для истинного гасконца, каким и являлся Оливер, такое подражание вовсе не казалось уместным.
— Понятно, — протянул Оливер. — Значит, ваш отец был насильником-циклопом.
— Оливер! — воскликнул Лютиен.
— Как вы смеете! — завопил де Жюльен.
— Истинный гасконец вызвал бы меня на дуэль, — заметил Оливер, положив руку на рапиру, но Лютиен схватил его за плечи, мягко оторвал от земли и оттащил в сторону.
— Я требую, чтобы этот коротышка был наказан, — обратился де Жюльен к Бринд Амору, который с трудом удерживался от смеха.
— Острием своей рапиры я напишу мое весьма длинное имя на твоей толстой эйвонской груди! — закричал Оливер.
— Он пострадал на войне, — прошептал Бринд Амор де Жюльену.
— Липовый гасконец! — вопил Оливер. — Если ты хочешь выглядеть воистину великим, почему бы тебе не упасть на колени и не притвориться хафлингом?
— Я бы сбил его с ног одним ударом, — заявил де Жюльен.
— Конечно, — ответил король. — Но будьте милосердны. Оливер лично убил около сотни циклопов в одном бою и, боюсь, все еще переживает это.
Де Жюльен кивнул, а затем, когда смысл последней фразы полностью дошел до него, стал еще бледнее, чем размазанные по его лицу белила.
— Тогда я пощажу его, — быстро сказал он.
— Я полагаю, что ваше дело завершено? — спросил Бринд Амор.
Эйвонский посол коротко поклонился, повернулся на каблуках и вылетел из комнаты.
— Жюль! — крикнул Оливер ему вслед. — Эй, Жюль!
— Ты действительно не мог без этого обойтись? — спросил Бринд Амор, когда Оливер и Лютиен подошли и снова остановились перед ним.
Оливер задумчиво склонил голову набок.
— Нет, — не сразу ответил он. — Но это было забавно. Кроме того, я сразу понял, что вы хотели, чтобы дурень убрался восвояси.
— Для этого его достаточно было просто отправить прочь, — сухо заметил Бринд Амор.
— Барон Гай де Жюльен, — фыркнул Лютиен, недоверчиво качая головой. Лютиен навидался напыщенной эйвонской аристократии, и его не забавляли такие претенциозные дураки. В первую очередь он вспомнил женщину из Дун Варны, из-за которой он в свое время оказался на большой дороге, супругу еще одного барона-самозванца — она очень походила на де Жюльена, выглядела такой же раскрашенной и надушенной. Она называла себя Авонезой, хотя на самом деле мать дала ей имя Авон. Встреча с послом Эйвона вновь подтвердила, что Лютиен правильно поступил, уступив трон Бринд Амору. После войны легендарный герой, носивший имя Алая Тень, мог бы справедливо претендовать на трон, и многие призывали его сделать это. Но Лютиен уступил трон Бринд Амору для блага Эриадора и, как напомнили ему сейчас вид и запах де Жюльена, для блага самого Лютиена.
— Мне следовало ударить его по надутой груди, — вновь пробормотал Оливер.
— И к чему бы это привело? — спросил Бринд Амор. — Этот, по крайней мере, безвреден. Слишком глуп, чтобы шпионить.
— Возможно, это только видимость, — предупредил Лютиен.
— Я скармливал ему информацию с тех пор, как он прибыл, — объяснил Бринд Амор молодому человеку. — Или правильнее сказать, я скармливал ему дезинформацию. Де Жюльен уже сообщил Гринспэрроу, что почти весь наш флот вовлечен в войну с хьюготами и что более двадцати эриадорских галеонов потоплены.
— Дипломатия, — сказал Лютиен с видимым отвращением.
— Правительственная политика, тьфу! — поддержал его Оливер.
— Обратимся к другим делам, — сказал Бринд Амор, откашлявшись. — Вы молодцы, я вновь поздравляю вас и выражаю благодарность от имени всего Эриадора.
Лютиен и Оливер посмотрели друг на друга с любопытством, сразу не сообразив, что за перемена произошла с Бринд Амором. Затем их лица просветлели — друзья все поняли.
— Герцог Ресмор, — сказал Лютиен.
— Этот наш волшебник признал правду, — добавил Оливер.
— Полностью, — подтвердил Бринд Амор. Затем король дважды хлопнул в ладоши, и старик, одетый в коричневое, вышел из-за гобелена.
— Примите вновь мои приветствия, Лютиен Бедвир и Оливер де Берроуз, — сказал он.
— Примите и вы наши приветствия! — ответил молодой человек. Проктор Биллевин из Гайби! Одного присутствия этого человека было Лютиену достаточно, чтобы понять: договор с хьюготами подписан.
Бринд Амор встал с трона.
— Пойдемте, — поманил он остальных. — Я уже говорил с Этаном и Кэтрин, а затем отослал весть в Дорсальское море. Король Асмунд, должно быть, к этому времени уже прибыл в Чамберс, так что я открою проход, чтобы они с Этаном могли присоединиться к нам.
«И Кэтрин», — мысленно молил Лютиен, ведь он так соскучился по своей возлюбленной!
Это стало серьезным испытанием, почти подвигом для подозрительного короля Асмунда. Ему пришлось пройти сквозь магический туннель, который Бринд Амор создал между Собором Кэр Макдональда и отдаленным городом Чамберсом. Даже после того, как Кэтрин и брат Джеймесис прошли сквозь него, даже после того, как король хьюготов дал свое согласие, Этану пришлось практически тащить беднягу сквозь вихрь синих огней.
Проход был бодрящим и очень эффектным, каждый шаг в туннеле означал ровно милю в реальном пространстве. Чамберс находился в добрых трехстах милях от Кэр Макдональда, но с помощью заколдованного прохода, сотворенного Бринд Амором, шесть человек (включая двух сильных стражников-хьюготов, старых знакомых, Реньера и Торина Рогара) вошли в Собор через считанные минуты.
— Я не одобряю вашу магию! — заявил Асмунд, отмахиваясь от всех приветствий еще до того, как они были произнесены.
— Время поджимает, — ответил Бринд Амор. — У нас срочное дело.
Реньер и Торин Рогар заворчали.
— Тогда почему вы сами не пришли по голубому мосту к нам? — подозрительно спросил Асмунд.
— Потому что эйвонский посол находится в Кэр Макдональде, — ответил Бринд Амор. — Так что центр событий здесь, вне зависимости от того, захотят хьюготы присоединиться к делу Эриадора или нет.
Лютиен посмотрел на старого волшебника с истинным удивлением — резкая речь Бринд Амора вряд ли была подходящим способом приветствовать хьюготов, особенно потому, что они предлагали союз, который шел вразрез с традициями обоих народов.
Однако Бринд Амор не собирался отступать ни в малейшей степени.
— Я устал, — заявил Асмунд. — Я хочу отдохнуть.
Бринд Амор кивнул.
— Проводи наших гостей в их покои в северо-восточном крыле, — сказал он Лютиену, делая жест в указанном направлении. Лютиен понял его совершенно правильно — покои де Жюльена находились в юго-восточном крыле, и старый король решил держать послов Эйвона и Асмунда как можно дальше друг от друга.
— Я провожу, — предложил Оливер, опережая Лютиена. Он повернулся и подмигнул юноше, затем прошептал:
— А ты проводи леди Кэтрин в ее покои.
— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — тихо спросил Лютиен.
Кэтрин отвернулась, пряча лицо от молодого человека.
— А что, разве есть необходимость спрашивать? — поинтересовалась она со смешком.
Лютиен не шутил. Он положил руку на плечо Кэтрин и нежно, но твердо повернул ее лицом к себе. Молодой человек не произнес ни слова, но, взглянув в его лицо, девушка моментально оборвала смех.
— Этан был со мной все время, — ответила она совершенно серьезно. — Он все еще твой брат, несмотря на все его заявления, и мой друг. Он помог бы мне, но, по правде говоря, мне не понадобились ни помощь, ни защита. На мой взгляд, какими бы неотесанными они ни были, хьюготы обладают чувством чести.
— Там, на Колонси, ты рассуждала по-другому — напомнил ей Лютиен, и девушка вынуждена была признать, что это правда. Когда их впервые захватили в плен, когда «Страттонский ткач» был пущен на дно, Кэтрин ни на секунду не усомнилась, что отныне ей суждено влачить жалкое существование бесправной рабыни у диких обитателей Айсенленда.
— Я совершенно не понимаю этих людей, — призналась девушка. — Но их поведение изменилось, как только Асмунд предложил заключить союз. Я провела много времени с Этаном и хьюготами в Чамберсе, много часов на их судне, и мне ни разу не угрожали, ни разу даже не попытались оскорбить, — ни в малейшей степени. Нет, мой любимый, хьюготы — яростные враги, но преданные друзья. Если союз будет заключен, им можно довериться.
Лютиен перекатился на спину и лежал неподвижно, глядя в потолок. Он всегда доверял суждениям Кэтрин, и потому душа его переполнилась радостным волнением.
Но его также одолевала и тревога, ведь предстоящая война окажется жестокой, гораздо более тяжелой, чем те битвы, которые вел Эриадор, чтобы завоевать независимость от Эйвона. Силы процветающих южных королевств значительно превосходили числом эриадорцев, даже заключивших союз с хьюготами. Несмотря на галеры Айсенленда и захваченные эйвонские галеоны, эриадорский флот не будет владычествовать в морях.
Молодой человек тихо усмехнулся, осознав иронию своих нынешних страхов. Когда Принстаун пал, этой же весной, всего несколько коротких месяцев назад, Лютиен хотел идти с войсками дальше, на Карлайл. Бринд Амор предостерег его от столь опасного курса, напомнив своему юному другу о мощи Гринспэрроу.
— Успокой свое сердце, любимый, — сказала Кэтрин, поворачиваясь так, что ее лицо оказалось над лицом Лютиена, а шелковистые рыжие кудри каскадом упали на его обнаженную шею и плечи.
Лютиен прижал ее к себе и крепко поцеловал.
— Ты мое сердце, — сказал он.
— Как и Эриадор, — быстро добавила Кэтрин. — Свободный от Гринспэрроу и войны.
Лютиен потерся подбородком о ее плечо. Постепенно на лице девушки вновь возникла улыбка, а в его глазах цвета корицы разгорелся огонь.
— Ну, практически дело сделано, — заметил Лютиен, когда они с Бринд Амором встали из-за стола после длинного приватного разговора с Асмундом и Этаном.
— Твой брат выказывает гораздо большую мудрость, чем свойственно его тридцати годам, — заметил чародей. — Это он убедил Асмунда заключить союз с нами.
— Но именно Асмунд первым предложил заключить союз, — напомнил Лютиен.
— И с того времени Этан сделал все, чтобы превратить смутное желание Асмунда в реальность, — ответил Бринд Амор. — Он предан своему королю.