Несколько неловкий момент. Мы были на грани пылающей страсти, а теперь бросаемся колкостями, но я все еще хочу ее. Этого не должно произойти снова. Мы прошли тест: теперь она не будет испытывать дискомфорта, делая вид, что моя. И на этом все. Шоу должно продолжаться.
Семейное шоу. Не гребаное порно.
Она встает и идет в спальню, а я максимально использую этот перерыв, чтобы настроиться, сделать глубокий вдох и представить раздевалку, полную потных волосатых мужиков.
Черт, я хочу остыть.
И это работает. Моя эрекция исчезает.
Шарлотта возвращается, а когда наклоняется, чтобы взять сумочку, я не могу не заметить, что на ней черные кружевные стринги. Я отворачиваюсь, чтобы ухмылка не выдала мои похотливые мыслишки.
Глава 9
— Так как насчет «Метс»? (Примеч. (англ. New York Mets) — профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Восточном дивизионе Национальной лиги Главной лиги бейсбола).
Как только двери лифта открываются на ее этаже, я пытаюсь отогнать от себя мысли о той практике на диване. Заключительной части практики. Больше никаких репетиций поцелуев. Это слишком опасно.
— У них удачный сезон, — говорит она, как ни в чем не бывало поправляя ремень своей сумочки на плече.
— Хорошо отработанные подачи делают свое дело, — говорю я, нажимая на кнопку лифта и размышляя, когда это мы в последний раз говорили о бейсболе, попав в неловкую ситуацию. Она ярая фанатка, в немалой степени благодаря тому, что постоянно грезит об игроках бейсбольной лиги.
Я часто говорю, что если наш бар выдохнется, то ей следует стать генеральным менеджером какой-нибудь команды, но она только смеется и отвечает, что бейсбол — это ее любовь, поэтому она хочет сохранить его непорочным.
Но сейчас это далековато от непорочности. Это возможность избежать реально неловкого момента.
— Ты все еще продумываешь составы команд?
Она поворачивается ко мне, ее карие глаза очень серьезны.
— Я имела в виду именно то, что сказала — никаких случайных связей на эту неделю. Мне нужно знать, что ты с этим согласен. Даже в свободное время.
И с бейсбольной темой покончено.
— Конечно, — говорю я быстро, обиженно дергая галстук, — не могу поверить, что ты думаешь, будто я не выдержу без секса неделю.
Она качает головой, пока лифт спускается вниз.
— Это может показаться глупым для тебя, так как у нас фальшивые отношения, но после того, что случилось с Брэдли…
— Шарлотта, клянусь. Я завязал на всю следующую неделю, — говорю я, подняв три пальца, — слово бойскаута.
— Ты никогда не был бойскаутом.
— Правда. Но я не собираюсь обманывать, неважно, в фальшивых я отношениях или настоящих.
Она выгибает бровь.
— У тебя когда-то были настоящие отношения?
— Конечно. Ведь под «настоящими» ты имеешь в виду тот тип отношений, когда я знаю ее фамилию, да? — говорю я невозмутимо.
Она скрещивает руки на груди.
— Позволь мне подкорректировать свой вопрос. Ты когда-либо был в отношениях, которые длились дольше двух недель?
Я демонстративно ухмыляюсь.
— Две недели. Ты серьезно?
— И Аманда из колледжа не считается.
— Почему нет? Я был с ней в течение четырех месяцев. Но да, у меня были такие отношения, — говорю я, хотя чертовски уверен, что их у меня не было. — Но моя способность поддерживать долгосрочные отношения — не суть этого разговора. Дело в том, практикует ли мой член серийную моногамию. И я буду держать его в штанах в течение следующей недели, как и обещал. Такое же правило распространяется и на тебя.
— Тебе даже не придется беспокоиться об этом.
— Ты имеешь в виду, что это не будет для тебя проблемой? — спрашиваю я, когда лифт начинает замедляться на подходе к вестибюлю.
Она издевается.
— Как будто это когда-то было проблемой.
— Нет свиданий на повестке следующей недели?
Она поднимает руки и отсчитывает десять пальцев.
— Их не было уже десять месяцев, — говорит она резко, когда двери лифта открываются.
Мы проходим сквозь фойе, выходя на Лексингтон, где такси уже ждет нас. Я открываю дверь для нее, и она садится. Я сажусь рядом, и мы пристегиваемся. Тоннель смущения преодолен, и все между нами снова ощущается нормальным — теперь это просто мы.
— Ты имеешь в виду десять месяцев без отношений? — я спрашиваю, потому что знаю, она не была ни в ком заинтересована после их разрыва. Но если подумать, она не упоминала ни о каких свиданиях, иначе рассказала бы мне, будь это свидание удачным.
Она качает головой.
— Никаких отношений. Никаких свиданий. Никаких поцелуев. Ничего.
Десять месяцев без секса. Это должно казаться вечностью. Не уверен, что выдержал бы больше десяти дней. Может быть четырнадцать, но это были бы тяжелейшие две недели. Должно быть, она вовсю задействует свои игрушки.
Ух, черт. Теперь я представляю Шарлотту в постели с раздвинутыми ногами, с фиолетовым вибратором-кроликом. Представляю движения ее рук, контролирующих скорость, ее учащенное дыхание.
Спасибо, мозг, за этот фантастический образ в моей голове, стирающий любые разумные мысли
Иногда я удивляюсь, как мужчины справляются со всеми сексуальными образами в их мозгах. На самом деле, меня вообще удивляет, как мужчины способны хоть что-то делать, когда в голове вертятся подобные мысли. Уже то, что нам удалось научиться завязывать шнурки на ботинках и расчесывать волосы, можно считать волшебством.
И вдруг до меня доходит. Этот поцелуй на диване. Ее поцелуй на улице. Мысль о том, что я первый парень, которого она поцеловала в течение длительного времени, заставляет меня почувствовать толику счастья. Пусть это не всерьез, я все равно рад этому. И стараюсь не обращать внимания на то, как легкое чувство собственничества над Шарлоттой начинает заполнять меня. Не хочу, чтобы кто-то еще целовал ее. Я имею в виду, в течение следующей недели.
В этом и выражается мое собственничество.
— Кстати, — говорит она, когда автомобиль подъезжает к магазину, — как это все закончится?
— Мы?
Она кивает.
— Поддельная помолвка.
— Предполагаю, что у нас будет поддельный разрыв, — говорю я, хотя и не продумал это до конца. Может быть, потому, что не планировал этого. Все оказалось для меня неожиданностью.
— В конце недели? — спрашивает она, когда мы подходим к сверкающим дверям нью-йоркского здания, которое было частью моей жизни, сколько себя помню.
— Да, настоящий поддельный разрыв, — подчеркиваю я, прежде чем купить ей кольцо, чтобы скрепить сделку. Кольцо, у которого есть срок годности, так же, как у этой фальшивой сделки, что мы заключили.
Реальное окончание.
***
Итак, за этот час в «Катарин» я узнал, что Шарлотта:
1) любит держаться за руки.
2) любит обнимать меня за талию.
3) любит пробегать пальцами по моим волосам.
И то, что она распускает руки, пока мы притворяемся — это довольно впечатляюще, она убедительно играет.
А еще у нее безупречный вкус, потому что она выбирает платиновое кольцо с бриллиантом в два карата и в огранке «принцесса».
— Я всегда мечтала о таком кольце, — заявляет она Нине, правой руке моего отца, и, клянусь, Шарлотта готова уплыть на облачке счастья. Она ведет себя, как смущенная невеста.
Нина счастливо улыбается. Это высокая женщина, одетая в аккуратную шелковую блузку и серую юбку, ее коричневые волосы стянуты в пучок.
— Тогда давай удостоверимся, что хрустальная туфелька идеально тебе подойдет, — говорит она и исчезает в задней части магазина, чтобы подогнать кольцо до нужного размера.
— Ты профессионал, — говорю я, когда убеждаюсь, что Нина нас не услышит. Шарлотта пренебрежительно машет рукой, и я говорю: — Нет, серьезно. Совсем скоро ты получишь «Оскар» за роль восторженной невесты.
Она пробегает пальцами вдоль стеклянной витрины и пожимает плечами, будто это не такое уж большое дело.
— Мне нравятся бриллианты. Это упрощает ситуацию.
— Ах, так это Честная Шарлотта в действии? И Честная Шарлотта любит драгоценности?
Она кивает.
— Честная Шарлотта обожает огранку «принцесса» и платину. Когда моя подруга Кристин обручилась в прошлом году, я была так счастлива за нее, но не могла прекратить глазеть на ее кольцо. Оно было великолепно, но, что более важно, она была очень счастлива и безумно влюблена. Так что мне даже не пришлось притворяться, что я в восторге от обручального кольца, — говорит она, встречаясь со мной взглядом. Я вижу искренность в ее взгляде, эти карие глаза смотрят совершенно бесхитростно. Она в восторге от происходящего. Хотя, скорее всего, не в восторге, что рядом с ней именно я. Но все же.
Искренность этих эмоций переворачивает мое сознание с ног на голову. Мне следует отшутиться.
— Что, если бы это было кольцо на мизинец? Что бы ты сделала, если бы я подарил тебе золотое кольцо на мизинец с огромным бриллиантом? Подошло бы оно под твой стиль?
Она наклоняется ближе, двигая бровями.
— Спасибо за подсказку, дорогой. Теперь я знаю, что подарить тебе в качестве свадебного подарка.
Нина возвращается и говорит, что кольцо будет готово через пятнадцать минут.
— Спасибо, не могу дождаться, — говорит Шарлотта, и я знаю, что это правда. Она честна с Ниной.
Но сам я лгу, и от этого чувствую себя гадом. Я знаю Нину уже много лет, она даже нянчилась с Харпер и со мной, когда мы были маленькими. Она была первым сотрудником папы, когда появился первый бутик «Катарин» на Парк-авеню. Многие годы работала продавцом и поднималась в должности, дослужившись до вице-президента, когда тот самый магазин превратился в международную сеть бутиков. Мой отец часто говорил, что Нина и моя мама помогли ему принять большую часть важных бизнес-решений за последние тридцать лет. Они его главные советники.
— Я так взволнована из-за вас двоих и так рада, что ты — именно та женщина, которая заставила его встать на одно колено, — говорит Нина Шарлотте, которая смотрит в сторону. Нина опирается бедром на витрину с браслетами и поворачивается ко мне, хлопнув по руке. — Я до сих пор не могу поверить, что ты женишься.
— Я должен ущипнуть себя, просто чтобы убедиться, что это все происходит на самом деле, — говорю я и щипаю себя за предплечье, прилагая все усилия, чтобы не обращать внимания на уколы вины. Я не могу позволить этому съесть себя заживо. Все делается во имя благой цели и не причинит никому боли. К тому же, я не первый человек в истории, которому нужна подставная невеста.
— Я помню тебя непослушным пятилетним мальчиком, словно это было вчера, — говорит Нина, и в ее глазах я вижу отблески ностальгии.
— Не могу поверить, что отец позволял мне посещать магазин, когда я был непослушным ребенком, — говорю я, мысленно возвращаясь в те времена, которые провел в этом роскошном месте. Я знаю это место как свои пять пальцев. Пять этажей утонченности, блеска и гламура. Алмазы лучатся за сверкающими стеклянными витринами и на вершинах мраморных пьедесталов, бордовый ковер настолько мягкий, что хочется свернуться и заснуть на нем. Или бегать кругами, что я и делал в детстве.
— Ты был таким шустрым, — говорит Нина, качая головой. Она улыбается, и вокруг ее серых глаз появляются морщинки.
— Насколько несносным он был? — спрашивает Шарлотта. Я обнаруживаю нотку озорного любопытства в ее голосе. Она бросает на меня взгляд, и я знаю, зачем этот вопрос — выискать что-то, чтобы в будущем подразнить меня в самый неподходящий момент.
Нина восхищенно смеется и отвечает:
— Маленький Спенсер был катастрофой. Однажды, когда его мать была у родственников за городом, отец Спенсера привел его в магазин за час до открытия, и этот маленький дьяволенок сразу начал носиться, размахивая руками, как ветряная мельница, — говорит она, жестикулируя, чтобы продемонстрировать наглядно.
Я съеживаюсь, а Шарлотта смеется.
— О, я могу это представить.
— Ох, это было только началом организованного им разрушения. Он опрокинул стенд с рубинами во время одного из своих марафонских забегов. А еще вытащил бархатную подкладку из витрины и превратил ее в накидку, — говорит она, и губы Шарлотты дергаются от смеха. — Но, — продолжает Нина, прищурившись и подняв палец, — у меня было решение.
— «Бенадрил»? — спрашивает Шарлотта игриво, а затем сжимает мою руку.
Я мысленно стону, зная, что будет дальше.
— О, я могла только мечтать, чтобы он заснул, пока его отец был занят на встречах. Вместо этого я пошла в магазин аксессуаров для животных и купила поводок. Затем прикрепила его к петлям его бархатных штанишек.
Шарлотта прижимает руку ко рту, и я хлопаю себя ладонью по лбу. Вот оно. История, которая вгоняет меня в краску. И даже не знаю, что хуже: поводок или бархатные штаны.
— Ты выгуливала его вокруг магазина на поводке? — спрашивает Шарлотта, и интерес в ее голосе возрастет с каждым словом Нины.
Нина кивает, гордясь собственным решением. Она похлопывает себя по бедру, словно отдает команду «рядом» собаке, а затем издает тихий свист.
— Ко мне малыш, — говорит она и сотрясается от смеха. — Он любил его. Был так к нему привязан, как маленький кокер-спаниель.
— Удивительно. Хотя бы потому, что в нем есть что-то от дворняги, которая только и ждет, чтобы убежать, — говорит Шарлотта, забавляясь и качая головой.
Я закатываю глаза, но женщины продолжают стеб.
— Разве не все они такие? Ну, мужчины, — говорит Нина.
Шарлотта кивает.
— Хорошо, что я люблю собак.
— К тому же, у меня не было выбора, так что или поводок на нем, или опасность того, что этот маленький сорванец разрушит все витрины с бриллиантами. Но с годами он становился спокойнее. В хорошем смысле, — говорит Нина, похлопывая меня по щеке, — и становится еще мягче с тобой, не так ли? — говорит она, выделяя последние слова. Шарлотта сглатывает и кажется напряженной. Ее глаза округляются, и я замираю.
Черт.
Вот оно.
Сейчас Шарлотта сдастся.
— Разве ты так не считаешь? —продолжает Нина, и ее слова пробуждают Шарлотту из оцепенения. Ее щеки заливаются краской, и она вот-вот проговорится. Я буквально вижу, как в ее голове образуется гигантский ком правды. Она успешно справилась с покупкой ювелирного изделия, но это было так просто для ее любящего драгоценности сердца. Сейчас же самая сложная часть, и я это вижу. Ох, черт, ее глаза заполняет ужас.
Ее губы начинают двигаться, но она не издает ни звука. Я сжимаю ее руку, напоминая, что пора что-то ответить. Но если она так и не сможет заговорить, то мне необходимо будет вмешаться. Так или иначе, она нервно улыбается, а потом подмигивает Нине, и к ней наконец-то возвращается дар речи.
— На самом деле, он все еще озорник. Так что, если тот поводок сохранился, то я хотела бы одолжить его у вас.
Нина откидывает голову назад и хохочет. Она опускает руку на плечо Шарлотты и шепчет:
— О, мне так нравятся эти развратные штучки от только что обрученных.
Она извиняется и уходит, чтобы принести кольцо, а Шарлотта стреляет в меня глазами.
— Ты ведь думал, что я провалю наше шоу?
Я сближаю большой и указательный пальцы.
— Ты была так близка к этому, не так ли?
Она выгибает бровь.
— Может быть, я хотела, чтобы ты понервничал.
— Ты злая женщина, — говорю я, прищурившись.
Она пробегает пальцами по моей руке.
— Или, возможно, я просто представляла фантастический образ тебя, гуляющего на поводке, — говорит она, выглядя как кошка, которая не просто съела канарейку, но и накормила ею всю свою проклятую семью. — Ты ведь знаешь, что она буквально подарила мне оружие для твоего уничтожения? Спенсер на поводке. Но было еще круче, когда она назвала тебя кокер-спаниелем, — произносит она, и уголки ее губ изгибаются в ликующей ухмылке.
— Что тут скажешь? Думаю, я был кобелем уже тогда, — по крайней мере, я снова могу легко дышать.
— Тебе все еще это нравится? Гулять на поводке? — говорит она, толкая меня.
— Ты пытаешься попросить меня поучаствовать в чем-то извращенном и грязном?
— Нет. Я пытаюсь разузнать, есть ли у этой фантастической истории продолжение, чтобы иметь возможность упомянуть о ней в баре или рассказать Нику с Кристин, или твоей сестре, — говорит она, изображая выгуливание собаки.
Но в моем воображении все совершенно иначе. Целиком и полностью. Она должна знать, как я люблю ролевые игры, поэтому наклоняюсь ниже, убираю волосы с ее плеча и шепчу:
— Если кто-то и будет привязанным, так это ты. И это будет не поводок. Это будет шарф, или чулок, или те сексуальные стринги, которые ты надела, когда я сделал тебя мокрой и тебе пришлось сменить трусики. Я бы обернул их вокруг твоих запястий, красиво и плотно, а затем закрепил бы за твоей спиной, а ты умоляла бы, чтобы я тебя коснулся.
У нее перехватывает дыхание.
Она вздрагивает, и мурашки пробегают по ее коже. Ухватившись за мою рубашку, она кончиками пальцев теребит пуговицу. Черт возьми…ей нравится идея быть связанной. Я чувствую, это витает в воздухе. В том, как гудят протоны и электроны. В сексуальной энергии, которую излучает ее тело.
Я делаю вдох.
И ощущаю химию.
И я понятия не имею, что с этим делать.
Я даже не знаю, почему только что сказал это, ведь мне не следует думать о том, чтобы переспать с ней, и уж тем более о том, чтобы связать ее.
К счастью, возвращается Нина с кольцом.
— Супербыстрая калибровочная работа для моих самых особенных клиентов, — говорит она с улыбкой на лице. Шарлотта протягивает руку, и я надеваю бриллиантовое кольцо ей на палец, на секунду встречаясь с ней глазами. Стараюсь прочесть этот взгляд и пытаюсь понять, думает ли она, как и я, о том, что это слишком сюрреалистично — я, нью-йоркский плейбой, надеваю кольцо на чей-то палец.
Пусть даже временно.
Может быть, для нее это так же странно.
Я изучаю ее серьезное выражение лица и сначала даже не могу понять, что она чувствует, получая первое в своей жизни обручальное кольцо. Потом замечаю отблеск печали в ее больших карих глазах. Мое сердце дрогнуло — кажется, она вспомнила, как десять месяцев назад собиралась обручиться с человеком, который смылся, разбив ее сердце.
Хорошо, что из-за меня она никогда не будет чувствовать себя подобным образом. Я не в силах причинить ей такую боль.
Спешно целую ее в щеку, отдаю Нине свою платиновую карту и плачу около десяти тысяч долларов за кольцо. Когда мы вечером идем на работу, она не надевает его.
Глава 10
На следующий день я наблюдаю, как маленький белый мяч взмывает высоко в воздух, а затем падает на землю с искусственной травой в пятнадцати метрах от лунки.
— Чувак, ты проигрываешь, — говорю я Нику.
— И прекрасно это осознаю.
Он хватает еще один мяч, устанавливает его у метки и размахивается клюшкой. В результате удара мяч взлетает так высоко, что почти задевает верхушку черной сетки, а затем катится по траве, будто в док на реке Гудзон, где два белых круизных судна швартуются друг за другом, а над нами ничего, кроме синего неба. Мы в Chelsea Piers, где Ник практикует свои навыки в гольфе.
— Ненавижу говорить тебе такое, но сомневаюсь, что твой новый босс будет очень впечатлен такими ударами. Может, ты сможешь убедить его сыграть с нами в софтбол?
Он усмехается.
— Скорее всего, нет. Этот человек одержим гольфом, и, к слову, он играет за любителей, и у него лучшие промежуточные показатели среди всех шоуменов, которые с ним общаются.
— Это безумие. Но, если серьезно, то тебе следует делать акцент не на движениях плечами, а на повороте бедер, — говорю я ему, вспоминая уроки игры в гольф в средней школе. Я стараюсь избегать этой темы, чтобы не выглядеть слишком высокомерным. Или слишком опытным. Но в данный момент, если это поможет моему приятелю, я готов раскрыть ему все известные мне секреты игры в гольф.
Ник поднимает голову и смотрит на меня сквозь черные хипстерские очки и упавшие на лоб каштановые волосы.
— Ты не посмеешь положить руки на мои бедра, чтобы продемонстрировать это.
Я смеюсь, подняв руки в знак капитуляции.
— Можешь быть уверен, что этого никогда не произойдет, — говорю я и отхожу, чтобы он снова сделал попытку.
На этот раз все не так печально, и мяч аккуратно катится по траве.
— Так держать, — говорю я, — опиши это в своем следующем эпизоде. Приятель Мистера Оргазма спасает его задницу от провальной игры в гольф с его новым боссом.
Ник Хаммер — звезда в телевизионном мире. Еще в средней школе он был тихим задротом, трясущимся над своим блокнотом, в котором рисовал пошлые комиксы и размещал их потом в интернете. Десять лет спустя он направил свой талант в концепцию анимированного ТВ-шоу — «Приключения Мистера Оргазма» — веселую и пошлую передачу, которая идет поздно ночью по кабельному Comedy Nation. Герой — анимационный персонаж, одетый в плащ воина света, который наделяет оргазмическим удовольствием женщин. Уверен, что это было тайной мечтой Ника в средней школе. Теперь искусство отражает его жизнь, и наоборот. Он все еще тихоня, но теперь женщины замечают его. Со времен школы он поднабрал вес, набил на руках татуировки, эскизы к которым придумал сам, и набрался мужества, чтобы, наконец, начать общаться с противоположным полом. Результат? Чистая магия. Этот человек — типичный мартовский кот, и я подозреваю, что очки и скромность в стиле «Я однажды был-задротом, а теперь я звездная персона» помогает в его отношениях с дамами.
— И как именно я впишу игру в сюжетную линию? — сухо спрашивает он.
Я пожимаю плечами и хлопаю его по плечу.
— Не знаю. На то ты, мой друг, и сценарист. Это твоя работа — выяснить, как это впишется в шоу. Кстати, о сюжетных линиях… мне нужна небольшая помощь кое в чем, — говорю я, подходя к основной цели нашей сегодняшней встречи.
Он отбрасывает свою клюшку и сгибает палец.
— Это называется точкой G. Ты найдешь ее внутри женщины. Когда войдешь под нужным углом, она кончит жестче, чем когда-либо ранее. Что-нибудь еще?
Я имитирую барабанную дробь, изображая саундтрек того, как он отреагирует, и озвучиваю ему мой новый временный статус отношений.
Отсмеявшись, отхохотавшись и отглумившись над моим затруднительным положением, он спрашивает:
— Таким образом, ты хочешь попросить меня стать твоим шафером? Фальшивая свадьба тоже намечается?
Я смеюсь и качаю головой.
— Не будет никакой свадьбы. Никогда. Но сейчас мне это нужно. В выходные к нашей очередной игре в софтбол присоединится отец и его покупатель. Все, что от тебя требуется, это подыграть мне. Если эта тема всплывет, то не удивляйся и не вызывай подозрений, — мой папа собрал разновозрастную команду по софтболу, спонсируемую «Катарин», и позвал Ника и меня в его команду. Игра Ника в софтбол явно лучше его игры в гольф.
Он кивает несколько раз, словно переваривает полученную информацию, а затем поглаживает подбородок.
— Позволь мне быть честным. Ты говоришь, что я должен подыграть всей той херне, которую ты придумал? Хорошо. Думаю, что смогу сделать это.
Я закатываю глаза.
— Вот почему я завишу от тебя, бездонный колодец сарказма.
— Такой же, как и ты, — говорит он с ухмылкой.
— Мне пора идти… у меня встреча сегодня за ужином. Я свяжусь с тобой позже.
Я собираюсь уходить, когда он окликает меня:
— Значит ли это, что я больше не смогу подкатывать к Шарлотте?
На мгновение мои плечи напрягаются, и жаркая ревность вспыхивает с удвоенной силой. Проклятье, она словно ястреб, который, бросившись с неба, впивается в грудь своими когтями. Я напоминаю себе, что он шутит. Это его любимое занятие. И я нисколько не ревную, ничего подобного. Ястреб превращается в голубя.
— По крайне мере, в течение следующей недели или около того, — говорю я, — потом она вся твоя.
Эти слова кажутся настолько неправильными, что режут слух. Даже если и не моя, она не может быть его.
И я не гребаный голубь мира.
— Я всегда думал, что вы двое были бы симпатичной парой, — говорит он сладким сахарным голосом.
Когда я ухожу, он имитирует звуки поцелуев. Не сомневаюсь, что он поет Kissing tree song, но все, что я могу — оставить его в зеркале заднего вида.
Кроме того, сегодня мне нужно поработать над своей ролью.
Потому что все это игра.
Ничего более.
Глава 11
Стейк великолепен, салат «Цезарь» вкусный, красное вино приятное.
Как и разговор.
Пока что все идет хорошо. Мы говорим о драгоценностях, частных школах, лиге софтбола и о том, как прекрасна погода. Может ли это означать, что мне все сошло с рук?
Да, ведь после того, как мы приехали в ресторан, Офферман наградил мою будущую невесту «поздравлением», а когда она сверкнула бриллиантом на кольце, женщины заохали и заахали.
Моя сестра тоже. Ее поздравления были самыми восторженными из всех, но, заключив меня в свои любящие сестринские объятия, она еле слышно прошептала:
— Вам не удалось обмануть меня. Но я тебя прикрою.
Думаю, вы никогда не сможете обмануть фокусника. Она умеет раскусить мошенничество, и в нашем случае сделала это в считанные секунды.
— Спасибо. Я у тебя в долгу.
— Вот именно. Тем более, я до сих пор не простила тебя за инцидент с Сантой, когда мне было десять лет, — прошипела она, перед тем как развернуться и блеснуть улыбкой на камеру.
Но репортер из Metropolis Life and Times, похоже, не охотник за сплетнями, поэтому не задержится здесь надолго. Подозреваю, он стажер, а это значит, что статья заказная. Молодой парень задал несколько вопросов моему отцу и мистеру Офферману о продаже семейного бизнеса, затем сделал несколько снимков клана и слинял.
Скорее всего, он привык ложиться спать вовремя.
Простой, как пять копеек.
Сейчас мы заканчиваем ужин в этом стейк-хаусе недалеко от центра. Здесь царит особая атмосфера, подчеркнутая хрустящими белыми скатертями, дубовыми столами, мягким освещением и официантами в костюмах. Я двигаю ножом по своему филе-миньон и замечаю кое-что боковым зрением. Старшая дочь мистера Оффермана, Эмили, сидит напротив. Она крутит прядь длинных черных волос и смотрит на меня.
Ой-ой.
Я узнаю этот взгляд. Такие заигрывающие взгляды на меня обычно бросают женщины в баре. Я обеспокоен. Теперь она хлопает ресницами?
Я отвожу взгляд, беру кусочек мяса, медленно жую и проглатываю его. Хватаю бокал и делаю небольшой глоток. Что-то скользит вдоль носка моего ботинка. И это что-то отчетливо ощущается как Стопа Молодой Леди.
Нет.
Ни хрена себе.
Эмили флиртует со мной?
Моя грудь сжимается.
Я отодвигаю ногу в сторону.
Моя сестра громко смеется.
Маленькая проказница. Она сидит рядом с Эмили.
Моя мать поворачивается к Харпер и лучезарно улыбается.
— Что смешного?
Сестрица с улыбкой кивает, ее рыжий хвостик подпрыгивает.
— Просто вспомнила одну смешную шутку.
— Поделишься? Или это неуместно? — спрашивает мама голосом, сдобренным вежливостью. Ей тоже хочется, чтобы этот ужин прошел хорошо для моего отца. Она не отстала от жизни. И если у Харпер есть хорошая, не похабная шутка, то мама захочет ее услышать. Эта женщина любит смеяться.
Моя сестра кладет вилку на стол.
— Она вполне уместна. На самом деле, теперь она идеально подходит для Спенсера, — говорит Харпер, уставившись на меня.
Она прокашливается. Ей удалось привлечь внимание всех за столом. Я сижу прямо, мои нервы напряжены. Понятия не имею, что она замышляет. Харпер сказала, что сохранит мой секрет, но все еще ищет способ отомстить мне за то, что я сказал ей, что Санта Клауса не существует, и что, будучи пятиклассницей, она слишком стара, чтобы по-прежнему в него верить. С мокрыми глазами и зареванным лицом она поклялась, что отомстит мне за то, что я погубил ее самую большую мечту.
Но прямо сейчас ей лучше забыть о мести. Если она сделает это, то я подвешу ее вверх тормашками на перилах, пока она не прокричит: «Дяденька, прости!». Ой, подождите. Это были мысли десятилетнего Спенсера. Взрослый Спенсер никогда бы не сделал этого. Вместо этого, в следующий раз, когда у нее будет свидание, я просто принесу старый семейный фотоальбом. И всем покажу ее стрижку во втором классе, которую она сама себе соорудила.
— Мммммм, очень интересно, — говорю я, откидываясь на спинку стула.
Давай же, сестренка.
Она поднимает подбородок и начинает рассказывать шутку:
— Почему Рэй Чарльз не может видеться с друзьями?
— Почему? — с любопытством спрашивает миссис Офферман, нахмурив брови. И сама же отвечает: — Потому что он слепой, — кажется, она довольна, что знает ответ.
Моя сестра делает паузу, наклоняет голову и смотрит прямо на меня.
— Потому что он женат.
Харпер заставляет всех за столом рассмеяться. Ну, всех старше двадцати. Дочери мистера Оффермана едва посмеиваются, но Харпер не нужно развлекать их. Они уже охали от удовольствия, когда она обсуждала с ними поп-музыку и секреты удачного селфи, в том числе варианты получения идеального видео селфи.
— Как думаешь, с тобой тоже скоро такое произойдет, Спенсер? — спрашивает сестра, хлопая ресницами и подперев подбородок руками.
Что за дьяволица.