— Когда Маша придет, можете ей сказать, чтобы она подошла после четвертой пары к выходу, — попросила вдруг одна из девушек. — Обязательно!
— Зачем? — изумились мои одногруппники, чуявшие, что теперь им есть о чем поболтать и над чем похихикать.
— Да так, — загадочно сказал парень. — Очень нужно. И приходите сами — чтобы больше народа было.
— Точно! — воскликнула одна из девушек. — Приходите всем потоком! Чем больше — тем лучше!
Искусствоведы еще более оживились — с такими предложениями к ним еще никто в университете не подкатывал.
— Устроим совместный сюрприз! Для Дэна и вашей однокурсницы. Поздравим с началом отношений, — проговорил важно рыжий, — я многое организовываю.
— Только не говорите ничего Маше, — предупредила всех одна из девушек. Другая подхватила с большим воодушевлением:
— Мы уже все приготовили, даже кое-кто прорепетировал. Но ваша помощь тоже нужна… Отпроситесь пораньше? Сможете?
— Сможем, — с уверенным видом кивнула староста группы, стоящая рядом с Ольгой и Региной, единственными, кроме парней (исключая Дмитрия), не интересующимися такой забавной новостью.
— Тогда слушайте наш план. А, да, еще бы телефончиками неплохо было обменяться, — просияли девушки.
— Заняться вам, что ли нечем? — пробормотал Чащин, но тоже принялся слушать.
Напоследок рыжий чихнул — и опасный вирус "КДХВ", подтверждая догадки многих исследователей, воздушно-капельным путем распространился на рядом стоящих студентов.
— Игорь Аркадьевич, а вы не могли бы нас на пятнадцать минут раньше отпустить? — говорила преподавателю по рекламе в социокультурной сфере наша староста. — Очень просим. Всей группой.
Мужчина удивленно взглянул на окруживших его студентов истфака, учившихся по специальности "реклама", поэтому и слушающих курс его лекций. Этот курс, по его мнению, был слишком шумный и активный, но зато креативным — это модное словечко в точности охарактеризовывало этих ребят. Вот экономисты были куда более прилежными, но скучными…
|
|
— Вообще-то могу, если причина уважительная, жду ваших убеждений, как будущих рекламистов, — отозвался преподаватель. Вообще-то он и так мог, просто ему была интересна причина.
— Вы верите в романтику? — вступила в разговор одна из девушек, Марина, хитро стреляя глазками то на преподавателя, то в пол.
— Верю, — кивнул тот, — только научно, знаете ли, доказать не могу. Профиль у меня не тот.
— А нам и не нужно доказательства в то, во что мы верим, — улыбнулась Марина. — Просто у нас такая ситуация, деликатная, — наша подруга и сокурсница Маша Бурундукова стала встречаться с Денисом Смерчинским, и так как их отношения пока еще хрупкие…
— Как лед, — вставил кто-то из присутствующих.
— Да, точно, — легко согласилась темноволосая девушка. — Мы совместно с одногруппниками Дэна… Дениса, хотим поддержать их, и нужно, чтобы половина группы смогла уйти, помочь ребятам, а Маша, чтобы ничего не заподозрила…
— Готовим им сюрприз, — снова подержал ее кто-то из остальных студентов.
— Неожиданно, — честно ответил Игорь Аркадьевич. — А где будет ваш сюрприз проходить?
— Да здесь же. На главном крыльце, — было ему ответом. — Дэн в универ только вечером придет, вот мы его и встретим…
— Особенным образом….
— И Машку приведем….
|
|
— Как интересно. Ради такого случая отпущу вас на полпары пораньше. Но писать лекцию будете быстро, — пригрозил преподаватель, делая пометочку в уме, что надо будет обязательно посмотреть на этакое зрелище — благо окна кафедры выходят на крыльцо, да и коллегам рассказать не помешает — нужно же и им позабавиться, посмотреть на студенческие потехи.
— Спасибо! — обрадовались студиозусы.
— Мы ее в аудитории задержим, — шептала Маринка старосте группы во время последней лекции. — Например, сделаем вид, что у тебя домашняя работа есть по английскому — вы же с Машкой в одной группе?
— Да, — отвечала девушка, находившаяся в предвкушении "сюрприза". — Только у меня с собой нет никакой домашней работы…
— Попросим наших друзей с иняза сделать — они же в "энглише" хорошо разбираются, быстро сделают, — решила Лида. — Наша Маша клюнет на такое и задержится в аудитории.
— А у меня учебника нет с собой… Идея! В библиотеке возьму! Тогда Мария в аудитории будет списывать, а наши уйдут помогать с "обустройством"…
И три девушки тихонько захихикали, глядя на записывающую лекцию Машу. Она недовольно смотрела на профессора и грызла кончик ручки, ни о чем не подозревая…
— Ну, вот и доченька нашла свое счастье, — доверительно прошептала Лида сестре, — нам теперь надо "молчелов" подходящих отыскать.
— Ага. Слушай, а почему Князева в нашу сторону так внимательно смотрит?
Лида пожала плечами:
— Мне откуда знать? Она вообще странная бывает. Слушай, а хорошо, что она с Машкиным Никитой стала встречаться, когда наша доченька влюбилась в Дэна.
|
|
— Точно, — хмыкнула Марина. — А то я уже не знала, как Машке сообщить эту дивную весть. Представляешь, в каком бы она состоянии была?
Ее кузена согласно кивнула:
— А то, что со Смерчем у нее ничего нет — явное вранье. Заметила, она с пятницы про своего милашку Ника ничего не говорила? И в пятницу как раз с ним обнималась.
— Точно. Наша подружка — та еще стервочка. Ничего нам про своего Смерча не говорила… Как она его вообще отхватила?!
Да никак я его не "отхватывала", он пришел ко мне сам, по собственной дурной воле и начал очаровывать, очаровывать…
Наверное, то, что сделали с ним его прелестные друзья — расплата за меня и мои мучения!
"Поздравляем тебя с девушкой!" — было выведено чьим-то каллиграфическим подчерком на огромном воздушном шаре, который Смерч держал в руке. На этом же шаре виднелись самые разнообразные росписи собравшихся: от витиеватых завитушек до простого скромного крестика: это я уже потом рассмотрела.
— Друг, мы все рады, что ты смог найти себе хорошую девушку, — говорил трогательную речь рыжий умник с мегафоном. Интересно, он входит в пятерку его близких друзей, как Черри и Мистер Красный Шарф? Кстати, а они где? Не захотели поздравить друга? — Мы все расписались за ваше совместное счастье. Прямо на этом шаре. Сохрани его, друг, и всегда помни о нас, верных и любящих тебя друзей!
Дэн все еще находился в прострации, но нашел в себе силы ответить. Я впрочем, тоже. Устроили ему Варфоломеевский день…
Вот это я понимаю — друзья, так друзья! Если они так празднуют его, скажем так, любовную победу, да и то мнимую, то какие они ему "Дни рождения" забабахивают? А что они организуют ему на настоящую свадьбу? На Марс отправят, предварительно купив там кусок территории? Представляю, как они с Гоблином будут лететь в ракете и в иллюминатор будут пялиться, приближаясь к огненной планете.
— Сколько мы тебе красивых слов сказали, парень, а? — завладел микрофоном один из гитаристов.
— Слова ничего не значат! — вырвал микрофон второй музыкант. — Слова — полная фигня! Главное здесь, — он постучал себя по груди — микрофон захрипел от этого звука, и все на пару секунд чуть не оглохли.
— Слова ничего не значат! — завопил теперь и солист с косой черной челкой. — Значат только наши чувства и эмоции! Парень, ты достоин самой классной девчонки! Самой клевой! Самой Nзапрещено цензурой! N
Ну, так меня еще никто не называл, однако. Это тоже самое, что орла невеличкой-птичкой обозвать — как раз в первом слове содержаться первые две буквы от нецензурного эпитета… Но, в принципе, я не против — прикольно звучит!
— Отлично вам с ней повеселиться! Много романтики и с…
— И сам знаешь чего! — вырвал из рук музыканта-охальника микрофон приличный рыжий.
— Я другое имел в виду! — закричал хулиганским тоном солист — я его и без микрофона услышала. — Эй, дайте Смерчу сказать, это для мужиков самое главное пожелание!
— Не сомневаюсь! — раскричалась на него какая-то девушка. — Заткнись, дебил! Не порть романтику!
— Я не порчу! — возмутился брюнет. — Это реально важно!
Но его уже утащили и, кажется, даже заткнули рот.
— Приколист мальчик, — с искренним восхищением проговорила я.
— Иди к нему! — внезапно велели мне организаторы этого сумасшествия.
— К музыканту?
— К Дэну, — любезно подсказала мне Лида.
— Да ни за что, — отказалась я мгновенно, оцепенев. Не хочу я позориться! Хорошо еще, что сейчас вечер, и народа не так много, как всегда — но все, кто входил и выходил из универа и в универ, смотрели на нас большими глазами, останавливались и начинали снимать на камеры мобильников. Думаю, у них не слишком хорошо должно было это получиться — из-за большого количества людей, потихоньку из полукруга превратившихся в неравномерный по плотности круг.
Заботливые руки Инги толкнули меня, ей помог кто-то еще, и я вылетела вперед, немного неуклюже, зато быстро, едва не попав в объятия Дэна, в это время подошедшего поближе к центру — он потихоньку начал оживать. Но этой проклятой девке, вытолкнувшей меня вперед, я все же успела пообещать "серьезный разговор".
Правда, оказавшись перед Дэном и даже пожав ему руку, я забыла об этом — не каждый день можно наблюдать такое по-детски ошарашенное выражение лица: будто бы маленькому мальчику вместо робота последнего поколения, с дистанционным управлением, подарили огромный домик для Барби — международную радость-мечту всех малышек. Вроде бы и грандиозно, и необычно, и интересно пощупать да посмотреть, что там внутри, да вовсе не нужно: что паренек будет делать с девчачьей игрушкой? Только ломать? Это я по брату знаю, который постоянно посягал на мои куклы, и вообще всегда покушался на самое святое — раздевал их и отрывал головы и руки.
Я, одновременно испуганно — а ведь это для меня совсем нехарактерно — и злорадно глядела на Дэна. Что-то парень бледноват. И руку мою не опускает — держит крепко, как будто видит перед собой не женскую ладонь, а соломинку для утопающего — не желает отпускать, хотя и видит, что это не поможет. Все те остатки смеха, что хранились во мне, мигом исчезли, и я потом долго ругала себя: зачем в этот момент я его пожалела? Зачем? Ведь отлично знаю, что жалость — первая и весьма прочная ступень, ведущая по хрупкой лестнице симпатии к спрятавшейся в ожидании на чердаке любви. А фундамент деревянного дома чувств, стоявшего на опушке эмоций — симпатия, был уже мною построен, только я не помнила, когда сделала это. Может быть, во сне?
— Shit. — Произнес он.
Это слово я поняла сразу.
— Что за дурдом? — одними губами переспросил меня Смерч, так и не отпуская моей руки. Вообще-то он в ступоре был, а вовсе не из-за нежности. Но догадываетесь, как умилилась женская часть присутствующих? О да, они моментально начали судачить: "он так ласково держит ее за руку и не желает отпускать!".
А вблизи Смерч выглядел еще более он потрясенным: так, как будто бы я только что объявила, что выхожу за него замуж и рожу пятерых детишек. Еще бы, приходишь вечером на учебу, непонятно где прошлявшись целый день, плеер слушаешь, ни о чем плохом не думаешь, никого в гадостях не подозреваешь, идешь-бредешь себе спокойно, а тут раз — откуда ни возьмись, как черти из пары десятков табакерок, вылезают твои безумные друзья! Все как один — с лицами того самого Безумного Шляпника, героя из "Алисы в стране чудес. Уставились на тебя, вопят и с дурацкими улыбками совершают ритуал "без меня меня женили" в студенческом отвязном исполнении.
— Это твои друзья, ты у них и спроси. Мои мне таких подлянок не устраивают, — тихо отвечала я, глядя ему в глаза, одновременно завидуя их цвету, и еще чувствуя, что девушкам противопоказано так близко стоять с красивыми молодыми парнями, пусть даже с растерянными и временами надоедливыми.
— Бурундук… Что делать? — проговорил он, наклоняясь к моему уху — чтобы я лучше слышала его. Теперь он держал меня за оба локтя.
Черт бы его побрал с этим Бурундуком! Сразу вся навеянная ситуацией вынужденная романтика улетела прочь, как будто сдунутый ветром воздушный змей.
— Что делать? — Я обернулась на веселящихся. — Устрой им казнь!
Смерч метнул в их сторону затравленный взгляд. Шляпники казни не захотели, только сильнее закудахтали.
— Have they gone crazy?! — Он сильнее сжал мою руку.
— Да я сама в шоке!! — Я тоже вцепилась в его руку.
Опять заиграла громкая музыка — на этот раз романтичная, медленная, а на нас, застывших теперь вдвоем, вдруг посыпалось что-то легкое, нежное и красное — как оказалось фанатики своего дела, желающие сделать Дэну приятное, кидали на нас лепестки роз. Те медленно кружась — каждый в своем собственном танце — падали мне на руки, одежду, волосы — запутывались в них, вращались перед лицом…
Я не видела лиц окружающих нас людей: все они смешались в размытое разноцветное слабоконтрастное длинное пятно: вереница лиц, череда голосов, галерея эмоций, и в центре всего этого — я и Смерч, похожие со стороны на самую настоящую любовную парочку. Чем мы в этот момент были хуже Ольги и Никиты?
"Мир кружится! Кружится, кружится, кружится…!", — пожаловались головастики-мысли, выплывая в сознании, а потом так же быстро исчезая.
Я и не заметила, кто вручил мне желанный ранее букет цветов, и как в пальцах Дэна оказалась коробка в праздничной перламутровой фольге.
— Как нам быть, Сморчок?! — уже устав суетиться и переживать, полюбопытствовала я, но меня, кажется, никто не услышал. Кто-то из категории тех особенных дураков, которым всегда и всего мало — хочется им шикарных зрелищ, заорал:
— Поцелуй! Дэнв, поцелуй ее!!
— Да, чувак, давай! Покажи класс!
— Дэнни! Дэнни! Дэнни! — раздавалось со всех сторон. А потом мои умнички-сокурсники, не желая отставать, проскандировали:
— Ма-ша, горь-ко!! Ма-ша!
Я не знаю, как я не потеряла сознание и из орла не превратилась под напором таких эмоций в маленького невидимого червячка.
Зато в это время ожил Дэн — это на парня традиционные свадебные слова так подействовали. "Горько" ему совершенно не хотелось — до него все-таки дошло, что стоять просто так нельзя, нужно что-то делать, искать выход — он оглянулся, выискал быстрым взглядом "брешь" в толпе, кругом обступившей нас. Бреши не было.
— Это какой-то пи… кошмар, — сглотнул он, явно запуганный встречей друзей, которые кричали ему, махали, подбадривали и вообще, вовсю веселились.
— Согласна. И тебя целовать не буду, — сердито ткнула я пальцем ему в твердую грудь — тут же почувствовала в нем легкую боль.
— А я тебя и не заставляю! — с трудом сквозь восторженные крики, требующие поцелуя, услышала я ответ Смерча.
— Горько! — как под заказу, грянул сводный хор веселящихся парней и девушек, и от обилия эмоций молодой человек, сидевший с ноутбуком и колдующий с ударными, выдал торжественную барабанную дробь, подкрашенную басовым проигрышем.
— Они заставляют! — Некрасиво взвизгнула я. — Они!
— Я сейчас им все объясню! — Дэн вновь проделал свой любимый трюк — поднес запястье к губам и прикусил кожу — разволновался. — Не беспокойся, партнер! Эй! Народ! — Подняв открытую ладонь вверх, закричал самым серьезным голосом Денис, но…
Но объясниться Смерчу помешала сама Судьба. Проведение, Рок, Фатум, если угодно. А, может быть, Закон Мирового Свинства. Едва он отстранился от меня и открыл рот, набрав в легкие побольше воздуха, чтобы поведать своим многочисленным друзьям об их великом заблуждении, как ему помешали. Не вовремя, честно сказать — если бы эти люди поторопились со своим прибытием хотя бы на десять минут, не было бы этой трагикомедии, достойной страстей произведений Еврипида или Ибсена, создававшихпроизведения в этом старинном жанре.
Нет, это были не его друзья, и не мои, это вообще были не студенты, и даже, не преподаватели. Люди, попортившие "малину" к университетской жизни вообще никак не относились. Зато они относились ко всем знакомым органам правопорядка, имели определенную форму одежды — ту самую, мужественную, черную, с гордой надписью "Милиция" на спине, включающую в себя берцы и черные береты. У брата была подобная, когда он там служил после армии — знаете, как он гордился ею? Особенно специальной маской. Хотя эти ребята, приехавшие в небольшом микроавтобусе в сопровождении двух легковых машин с мигалками, были без масок.
Вообще, наверное, из-за всеобщего гама сотрудников милиции никто и не заметил бы, но как только они припарковались и все пришедшие спохватились, стало поздно, ведь парни в форме оказались совсем рядом. Но они сами себя выдали: кто-то из тех, кто сидел в легковых машинах, заорал в мегафон, как только все три авто остановились на стоянке, влетев на нее с бешенной скоростью:
— Всем оставаться на местах! Повторяю: всем оставаться на местах! Это милиция!
На местах никто оставаться не пожелал, и пока сотрудники органов правопорядка бежали к крыльцу университета, преодолевая газон, друзья Дэна бросились врассыпную. Кто-то заорал:
— Менты! Охренеть, менты приехали!!
Один из тех, кто обладал глупым чувством юмора, не менее громко отвечал:
— Спасибо, кэп!
А парень с черной челкой подхватил, вновь завладев все еще работающим микрофоном:
— Nзапрещено цензуройN! Все сваливаем! Мусорки!! Кто будет на воле — приходите в клуб на наш сегодняшний концерт!! Да будет свобода!
— Не сдадимся жандармам! — Захохотал один из шляпников, со скоростью света скрываясь за рядом клумб.
Его даже кто-то поддержал обрадованными выкриками. Оптимист, однако, почище меня — думает, его эти крепкие спортивные парни в форме, невесть как взявшиеся на территорию университета, отпустят его из "обезьянника" провести концерт!
— Всем стоять! Стоять! — надрывался еще один любитель поорать в мегафон. Его мудрому совету никто не внял.
Ненавижу панику. Сама начинаю паниковать!
Кое-кто сбегал организованно: некоторые парни неформальной внешности как-то отработано хватали оборудование и буквально растворялись в воздухе. Многие, правда, убегали неумело.
— Не стой! — услышала я голос Дэна над собой, и мы волшебным образом очень-очень быстро оказались в холле университета — жаль, туда рванули не все, а лишь часть собравшихся, посчитав, что в огромном здании легче затеряться, чем на открытом пространстве. Кстати, мы пробежали мимо ошарашенных охранников, выбежавших навстречу своим "коллегам" с протестами — эти мужики, в общем-то безобидные дядьки, в чьи святые обязанности входило проверять студенческие по утрам, судя по всему, об "акции" знали — сами наблюдали за ней.
— За мной! — несся впереди брюнет, не забывая, впрочем, удерживать одной рукой идиотский шар, а другой подаренную коробочку. Я самостоятельно неслась рядом с ним, уцепившись за край его безрукавки. Мой букет успел в суматохе куда-то деться — когда я едва не споткнулась на пороге входа. Лучше бы я голову потеряла вместо долгожданного букета — а ведь я даже не успела рассмотреть, какие там цветы были!
Мы кинулись через холл к широкой мраморной лестнице — на ее боковых ступенях мы чаще сидели, чем ходили по ним. Я думала, мы поднимемся по ней, затеряемся в многочисленных переходах, побежим куда-нибудь на последний этаж и замаскируемся, например, под студентов заочного отделения, учащихся вечером. Но Смерч неожиданно свернул в один из боковых проходов, где наверх вел новенький преподавательский лифт — наши же, большегрузные, студенческие, потрепанные не столько временем, сколько нами, временно не работали, в отличие от этих. Но пользоваться лифтами, предназначенных работникам университета, студентам было запрещено — раньше замеченных в этом злостном деянии наказывали, презрев основную характеристику демократии — равноправие. Однако, студентам на наказание в какой-то момент стало просто-напросто плевать, и они все рано сломали лифт — прямо перед приездом в университет губернатора, который вместе с другими важными государственными шишками из всех других преподавательских лифтом выбрал именно этот, а потом с воистину эстонским акцентом спрашивал: "Патчемууу эт-тот лииифт тааак дооолго ед-дет?". По крайней мере, так говорилось в байках… На самом деле губернатор, прославившийся нервным нравом, скорее всего, орал и возмущался. После пятнадцатиминутного бесплодного ожидания лифта он и его команда сделали выговор главе университета и его замам. Те же, кстати, хотел продемонстрировать начальству, на что конкретно пошли пара-другая миллионов, выделенных на благоустройство здания университета, поэтому жутко разозлился на учащихся. И через пару дней ректорат пошел на крайние меры — для вызова лифтов каждому преподу выдал особенные ключи — "таблетки", похожие на домофонные, и студенты больше не смогли посягать на государственное имущество, ломая только "свои" лифты с потрясающей частотой. Поэтому мне и приходилось подниматься на пятый этаж пешком.
— Сюда, — отдал еще одно распоряжение Смерч
— Но мы не сможем, — возразила я встревожено, — на лестницу, побежали на лестницу!
Но вместо ответа парень достал из кармана ту самую "таблетку", продемонстрировав неземную крутость — не все аспиранты такой ключик имели, и ткнул пальцем в кнопку вызова. Нам даже не нужно было ждать, пока лифт подъедет к первому этажу, как это часто бывает — он распахнулся в то же мгновение. Мы юркнули в раскрывшиеся створки, а я, обернувшись, краем глаза заметила, как по холлу, зачем-то сметая несчастным и, вобщем-то, ни в чем не виноватых охранников, бегут доблестные представители ОМОНа — по-моему, к ним прибыло подкрепление.
Вот ужас-то! Если меня в этот раз загребут папино-мамины коллеги, то домой можно не возвращаться — там меня точно убьют, презрев кровные родственные связи. Мама не зря любила пошутить, что вполне понимает Тараса Бульбу, сказавшего знаменитую фразу: "Я тебя породил, я тебя и убью". А если не прихлопнут, то обязательно вычеркнут мое имя из семейных анналов, как имя отступницы и преступницы!!
Мать вашу — чем я это заслужила? Я не грешила особенно, страшных преступлений не совершала, купалась себе в одиночестве в собственном озере неразделенной любви, не встревала ни в какие особенные авантюры. Теперь же опозорилась на весь университет, познала, что такое страх невинного быть пойманным грозной милицией, прочувствовала подлое отношение родного коллектива, насладилась свиданиями любимого парня — да хранят его бурундуки — с другой… А все Смерчинский, гад! Он виноват, однозначно, он.
Стоит, прижавшись к холодной стенке и глядя в зеркало на себя — и дышит почти ровно, в отличие от меня. Молчит. Укладывает наушники в сумку, перекинутую через плечо. Встряхивает головой, чтобы челка не попадала в глаза. Опускает глаза в пол, размышляет о чем-то.
— Ну? — не выдержала я. — Мы куда? И откуда у тебя ключ, Смерч? Ааа, — не к месту решила я пошутить, — у тебя среди преподов тоже есть друг, да? А его случайно, среди тех Безумных Шляпников не было?
Лифт растворился, и мы, оказавшись на предпоследнем этаже, где-то на территории физиков и математиков, вновь побежали — повернув пару раз по бесконечному пустующему коридору, Дэн остановился около внушительной двери, на которой было написано "Большая химическая аудитория", достал жестом заправского фокусника еще один ключ и с некоторым трудом открыл дверь, пропуская меня вперед в полутемное (небольшие окна под самым потолком были наполовину прикрыты горизонтальными жалюзи) огромное помещение, оборудованное по последнему слову техники — в этой аудитории часто проводились лекции крупных приезжих ученых.
Изнутри Денис тут же заперся, поспешил вниз, к первым партам, и жестом добродушного хозяина пригласил меня, осматривающуюся вокруг, под одну из них.
— Давай, сюда, — позвал он, разумно рассудив, что даже если кто-то и откроет дверь в эту огромную аудиторию с весьма слабым освещением, то не заметит двух полудурков, примостившихся под партами.
— Маша, — опять позвал меня Смерч.
Я, поняв вдруг, что в данной ситуации его лучше всего слушаться, уселась на собственный рюкзак, благо он был почти пустым. Дэн опустился рядом, подтянув длинные ноги. Красный гелиевый шар с трудом устроился под последней партой.
И только после этого он дал волю эмоциям — рассмеялся, запрокинув голову назад — насколько это позволяло небольшое "подпарточное" пространство.
Он смеялся негромко, но заразительно, что я тоже, внезапно для себя, присоединилась к парню — кажется, таким образом, мы "разряжались", избавлялись от негативных эмоций и переживаний, в большом количестве подаренных нам сегодняшним днем. Пессимисты избавляются от негатива через слезы, мы, глупые сангвиники, к каковым я причисляла нас обоих — через смех.
Смеялись, не задумываясь о том, что если добрейшей души дяденьки-милиционеры в черной форме будут проходить мимо этой аудитории, используемой нами в роле "логова", то их насторожат странные звуки, доносящиеся из якобы пустой аудитории.
Черт! Ну и денек! Слухи, сплетни, своеобразное предательство группы, торжество, совместное с друзьями Дэна, этими чокнутыми шутниками, милиция, побег… Кто во всем виноват?
Кто будет жить на дне океана?
Смер-чин-ский!
Милый красавчик, козел без изъяна
Смер-чин-ский!
Кто виноват всегда и везде?
Смер-чин-ский!
Кто так же нагл, я с ним — быть беде?
Смер-чин-ский
Проклятие. Что-то непонятное происходит.
— Но что? — вслух спросила я сама у себя.
— М? — прекратил ржать Дэн, но весела озорная улыбка так и не сходила с его лица. — Ты что-то сказала?
— Смерчинский, тебя кто-нибудь ненавидит? — спросила я, нахмурившись. — Сильно? Страстно?
Он немного подумал и отрицательно покачал головой.
— Я думаю, ненавидят, — сказала я. — Это точно. Только не говорят об этом. Ты заметный, у тебя точно есть недоброжелатели.
— К чему этот душераздирающий пафос, Чип? — обрел в себе былую стопроцентную уверенность этот тип. Смех явно помог ему восстановить свои почти бесконечные энергетические запасы.
— Знай, из всех, кто тебя ненавидит, я ненавижу тебя сильнее всех! Запомни хорошенько, милок, — я ненавижу тебя больше всех в мире! — и в подтверждение своих слов, изреченных почти искренне, я даже ударила по полу кулаком.
— Хорошо, я буду знать, — серьезно ответил он и спросил, явно не обращая на мои слова никакого особенного внимания, словно я ему про погоду на завтра рассказывала:
— Ты испугалась?
— Естественно. Я же не Машка-Железные-Нервы, — огрызнулась я, понимая, что Дэнни здесь все-таки ни при чем. Он тоже жертва. Но виноват в этом все равно он!
— Прости, — вдруг произнес Смерч, опустив голову, как провинившаяся собачка.
— За что? — вырвалось у меня невольно.
— Из-за меня у тебя неприятности.
— Из-за тебя у меня неприятности, — подтвердила я, соглашаясь, предвкушая, как буду сейчас кочевряжится, принимая извинения. Даже настроение приподнялось! Слегка.
Орел начал кружить над жертвой, обрадованный подозрительным спокойствием в своей долине.
— Прости, — повторил парень и неожиданно положил мне на плечо голову. — Правда, не хотел.
— Еще бы. Так опозориться никто бы не хотел. И убери качан, — попросила я несмело, прикрывая неловкость в голосе агрессивными нотками и понимая сейчас явственно, как сильно отличаюсь от женственной Ольги Князевой. Она бы обняла его в ответ, или погладила бы по голове, или бы сказала проникновенный мягким голосом: "Ничего страшного, все хорошо, ты ни в чем не виновен".
Но своей репы парень не убрал, как будто бы и не слышал этих слов, а, может, не хотел считать кочаном свою голову. Искоса взглянув на него, дернула пару раз плечом, но мой партнер не шевельнулся. Мне тут же захотелось проделать с ним трюк, который я раньше проделывала с братом. В ту пору, его шевелюра была еще достаточной длины и позволяла это сделать. Я хищно протянула руку к коричнево-орехового оттенка волосам с целью схватить их и насильно приподнять голову Дениса, но едва кончики моих пальцев коснулись этих дурацких волос, как я внезапно одернула руку.
А Смерч сам убрал голову и, накрыв своей широкой ладонью с выступающими костяшками пальцев мою холодную и бледную ладонь, произнес убежденно:
— Не бойся, нас не найдут — я обещал, что буду тебя защищать. Все хорошо, партнер. Не бойся. Воспринимай все, как игру.
Впервые этот дурацкий "партнер" разозлил меня больше, чем прозвище "Бурундук".
— Ты такой дурак, — вырвалось у меня против воли.
Жертва ударила орла электрическим током, и тот, раскинув крылья, свалил подобру-поздорову.
— Да, я знаю, — признался Дэн, обхватывая коленки руками и укладывая теперь свою голову на них. Он не переставал изучать меня. Разглядывал с интересом лицо, плечи, руки. В слабоосвещенном помещении его глаза казались серыми, но я помнила их истинный цвет — редкий, синий, под лучами солнца становящийся еще ярче.
— Линзы? — вдруг спросила я совершенно не в тему, прищурившись.
— Какие линзы? — удивился он.
Я указала пальцем на глаза.
— Нет. Почему спрашиваешь?
— Просто так, — я убрала руку из-под его ладони. — Чего ты на меня в упор смотришь?
— Я всегда смотрю в лицо собеседникам. А ты на меня почему смотришь? — каверзный вопрос меня озадачил.