— Кри-и-истина-а...
— Пациент, вам лучше не разговаривать, — раздражённо ответила анестезиолог, сверяясь с графиком реакций моего мозга. После чего обратилась к врачу: — Герр Фельшеринов, ганглиоблокаторы тоже запущены. Передача нервных импульсов заторможена, можно начинать операцию.
— Система байта заблокирована? Что за белая дрянь плавает у него на оптике?
— Какая-то системная ошибка. Да, обслуживающая компания подтверждает блокировку и извлечение. Просят не уничтожать, а отдать на переработку.
— Тогда приступаем. Как меня достали эти поганые слегачи...
Всё потонуло в белизне сияющей бездны. Больше мне не нужно закрывать глаза... Но я ещё способен воспринимать происходящее: едва различимые контуры движутся там, в светящейся полумгле. Наверное, нечто подобное видят новорожденные. Либо мертвецы.
Скальп сняли тремя лёгкими движениями лазера. Ассистент бесстрастно натягивал перчатки, в то время как хирург вводил на сенсорной панели команды для предстоящей операции. Кристина ушла. А пила жужжала уже устрашающе близко...
И я вновь попытался закричать.
Relevium
И продолжил орать, придя в себя. Руби сонно таращился, в недоумении пытаясь убрать подальше инъектор со слегом. Пожалуй, я вопил так без остановки минуты три, пока полностью не охрип. После чего закашлялся, склонился и выхаркнул на приборную панель сгустки мокроты. Из носа свисали длинные нитки сопель. Я утёр их рукавом и поднял счастливый взгляд к старухе на эстакаде, которая всё ещё стояла и подозрительно таращилась на нашу тачку. С момента первой затяжки прошло минут пятнадцать, не больше. Меня не покидало ощущение дикой, необузданной эйфории.
— Ты чего, твою мать? — взвизгнул Руби.
— Ох... Чёрт возьми... Извини, приятель. Вот это я понимаю приход. Года два так не пёрло уже.
— Чего случилось-то?
— Накрыло жёстко, Руб! Чёрт, Руб, ты живая! — я чуть не полез обниматься.
— Что?
— Живой, - поправился я, — привиделось, что ты копыта откинул, дружище.
— Да? — глаза у Руби заблестели от вожделения. Ему пока что не удавалось словить глубинный кайф. — Мне тоже всякая хрень чудилась... Но я понимал, что это сон. А что ты видел?
— Целую жизнь, — мне стало лень пересказывать глюки, — и это было круто. И ещё знаешь, такое ощущение, будто я не просто видел это, а кому-то рассказывал. Ну, знаешь, типа я книгу пишу или я такой голос за кадром. "В тот день мы с Руби сидели под виадуком на развилке Симменсбана и современного U-Bahn..." Вот прям так, прикинь? По-литературному! И типа там кто-то сидит, слышит меня или читает. Вроде как люди из другой реальности. И надписи на разных языках... У меня до сих пор такое чувство...
— Крутяяяк... — протянул Руби. — Так, может, ещё дёрнем?
— Давай. Ты первый, мне надо отойти малость.
Он глубоко затянулся и откинулся назад, тут же расслабившись и вылупив похожие на стеклянные пуговицы глаза. Я взял из ослабевших пальцев друга инъектор и ещё раз взглянул наружу, в сторону эстакады. Старуха медленно брела дальше, толкая перед собой тележку. Очередной грузовик на электрической тяге полз вверх, отражая слабые блики солнца на солнечных панелях, которыми был обклеен весь кузов. Тучи наконец разошлись, дождь перестал, однако небо осталось таким же пепельно-серым и загазованным, как грязная подошва.
Меня посетила внезапная мысль. А вдруг на самом деле иллюзия — то, что происходит сейчас, а я валяюсь в клинике на операционном столе, и из меня понемногу извлекают байт вместе с кусочками мозга? Задевая некоторые зоны мозга, создающие правдоподобный симулякр происходящего? Ведь под приходом от слега мне тоже казалось, что всё вокруг — непреложная правда, и выдумать подобное просто невозможно. Где я сейчас, в конце концов? Здесь или на операционном столе? Или вообще в каком-то третьем месте? А вдруг...
Впрочем, какая разница? Я здесь рядом с другом, который оказался жив, и у меня в руке наполовину полный флакон слега. Может, пора перестать беспокоиться о такой ерунде, как реальность?
Я усмехнулся своим рассуждениям, зажал трубку инъектора покрепче меж зубов и вдавил кнопку. Слег внутри забурлил, дразнясь будущим кайфом, и тёплый пар хлынул в мои лёгкие, чтобы разрастись там в пьянящее, распирающее изнутри блаженство.
На прощание иконка байта подмигнула сигналом приближающегося спам-шторма. А я, закрыв глаза, окунулся в светлую и прозрачную бесконечность.
______________________________________________________________________________
AURORA
«Путь к звёздам ведёт через многолетнее заключение. Астронавтика пахнет тюрьмой.»Станислав Лем.
Дело было в далёком-далёком космосе. В месте, известном под названием Великая Пустота Волопаса, застыл во мраке, как муха в янтаре, небольшого размера космический корабль. Если бы здесь каким-то образом очутился посторонний наблюдатель, то единственным близким ориентиром для него стал бы тусклый свет из обзорного купола космолёта. Больше в Войде ничего нет. Почти нет света звёзд, нет астероидов, практически отсутствуют мельчайшие частицы, наполняющие остальную Вселенную — даже быстрые фотоны Войд Волопаса прижимает к своим краям, подобно мыльному пузырю, и в его сердцевину с величайшим трудом проникают лучи света. Лишь где-то на краю виднеется сияние бледных маленьких точек, едва различимых глазом.
Это абсолютная, немыслимая пустота, раскинувшая свои объятия на семьсот миллионов световых лет. Пожалуй, самая обширная в известной человечеству Вселенной. Нет ничего более страшного, чем оказаться здесь, в глубинах Войда, где даже звёзды светят безнадёжно и блекло.
Настоящая могила.
Наш предполагаемый наблюдатель, очутившись рядом с космолётом, смог бы заглянуть внутрь обзорного купола, расположенного около неработающей антенны. Изнутри бьёт сноп биолюминесцентного света: корабль находится в режиме энергосбережения, но поблизости со стеклом в специальном садке растёт увядающая при отсутствии должного ухода грибная колония, и именно эти грибки испускают слабое зеленоватое свечение. Они освещают часть помещения и само термопластиковое стекло купола, на котором написано краской: «TX-2112/s: AURORA». Это название корабля. Звучит безусловно красиво, однако любой астрофизик с Земли сразу сказал бы вам, что вы видите аббревиатуру давным-давно бесследно исчезнувшей исследовательской джойнт-станции. Первая часть названия — техническое обозначение, а AURORA расшифровывается не как имя древней богини зари, а как «Аutomated robotic rationalizing system», то есть «Автоматическая роботизированная рационалистическая система». Впрочем, единственный пассажир корабля привык называть его Авророй.
Да, на Авроре есть пассажир. Будь у нашего (напомним — предполагаемого) бестелесного наблюдателя фонарик, то он пробрался бы в соседнее с грибной плантацией тёмное помещение и разглядел лежащего внутри камеры анабиоза человека. Он спит. Его разум погружен в тысячелетний сон, жизнедеятельность организма заторможена, и лишь вяло бьётся сердце, опутанное через вскрытую грудную клетку датчиками и тонкими нитями кардиостимулятора. Глаз у человека нет — его оптические нервы напрямик подключены к электродам системы виртуальной реальности, но не удалённые до конца глазные мышцы подёргиваются, движутся внутри орбит, а присосавшийся к телу, на манер паука, фантомпликатор Авроры отслеживает эти движения и деятельность мозга, чтобы создавать для спящего пассажира гиперреалистичный сон.
Человек жив. И он спит. Спит в объятиях Пустоты.
***
Прыжок через "кротовую нору" напоминает резкий нырок в холодную, быстро текущую реку. Если вы бывали в середине двадцать первого века, как я, то наверняка знаете это ощущение — когда ты, зажав ноздри, сигаешь в скрюченном положении с пригорка в тёмную бурлящую воду...
Естественно, лично я этого никогда не наблюдал. Позже смотрел по камерам. Операторам запрещено оставаться в сознании во время джойнта. По двум причинам — при старте оператор обязан находиться в специальной капсуле, компенсирующей огромное ускорение. И потому, что неизвестно до сих пор, как поведёт себя сознание человека внутри "кротовой норы". Может, оно войдёт в состояние "долгого джойнта", как в том старом рассказе писателя Стивена Кинга? Или поведёт себя спокойно? Испытания на животных однозначного результата не дали, поэтому теперь при каждом прыжке операторов погружают в антиперегрузочную капсулу, в сладкий галлюцинаторный сон, откуда человека обязательно выведет ИскИн по прибытии в пункт назначения.
Первый джойнт прошёл для меня вполне сносно. Комплекс «Аврора» стартовал от Байконура 12 мая 2112-ого года пополудни. Оглушительно ревели дюзы корабля; за единственным иллюминатором синеву неба заволокло клубами дыма и пыли, поднятых с земли чудовищным усилием стартовых двигателей. Внутри капсулы я ощущал себя как стиснутое железными тисками, подготовленное к работе изделие. Перед взглядом блуждал зелёного цвета дисплей, разукрашенный иконками биомонитора, сообщениями от командного центра, виджетами с давлением, временем и температурой салона. От колоссальной перегрузки корпус «Авроры» стонал и гнулся; дюзы выли, как тысяча наркоманов в период ломки. Почему именно наркоманов?.. Я не мог вспомнить, откуда в моём мозгу возникали такие странные ассоциации, но всё это наверняка имело значение.
— Аврора, маршрут выстроен. Показатели оператора в норме.
— Вас слышу. Выполняем запланированный компланарный переход на орбите и производим джойнт. Как поняли?
— Вас понял, Аврора. Попутного ветра!
Преодолев значение в тысячу километров, «Аврора» вышла на орбиту и устремилась в открытый космос, мимо проплывающих рядом орбитальных станций и международных космических антенн. Хоть мы и покинули атмосферу, давление железного пресса на мою грудь не ослабло: корабль продолжал набирать необходимое ускорение, полностью ослабить которое не могла даже суперсовременная антиперегрузочная капсула. Виртуальная стрелка бортового гравиметра качалась около 7G. Выше 30G мою грудную клетку просто раздавит перегрузкой, как давит таракана домохозяйка пяткой в тапочке. Уже бывали такие случаи: в нашем новом обществе не принято скрывать ошибок, и о гибели дальних космонавтов (операторов) знает каждый землянин. Но перегрузка необходима — без нужного ускорения джойнт пройдёт некорректно.
Мне повезло. Рёбра не сломались, пусть и будут наверняка ныть ещё с месяц. Мы движемся чрезвычайно быстро. «Аврора» в краткие сроки вышла близко к точке Лагранжа, где на устойчивой орбите уже заранее создана "кротовая нора" под наименованием Aura-2112. Она мерцает сиреневыми и белыми бликами в чёрном космосе, эта Aura; перед погружением в забытье я вижу её совсем рядом, будто она повисла прямо перед лицом: искажение в чёрном полотне, вращающаяся воронка, стянувшая внутрь себя звёзды и созвездия. Красочная аномалия, развернувшая белые лепестки на фоне непросветно тёмной бездны...
Я нырнул туда. Прямо в бездну. Я, маленький человеческий организм, состоящий из множества кровяных сосудов, органов, скрепляющих всё это костей, хрящей и сухожилий. «Аврора» прорвала ткань времени и пространства, оказалась на грани междумирья, рассчитанного гениальными математиками с Земли, а затем пробила скорлупу повторно. И мгновенно оказалась на орбите голубой планеты, зависшей у звезды класса "жёлтый карлик" где-то в галактике NGC 2903. Настолько далеко от дома, что отсюда с трудом виден Млечный Путь.
— Марк, мы прибыли. Джойнт завершён. Просыпайся, — прошептала мне на ухо Аврора, как только я вышел из медицинского сна.
***
Для меня, спящего, прошёл год: субъективно джойнт не мгновенен, часть времени теряется там, в междумирье или гиперпространстве, как привыкли называть это явление научные фантасты 20-ого века. Согласно возникающим временным задержкам сейчас перестраивают по кирпичикам всю Теорию Относительности. Учёные всей Земли не могут понять, в чём именно ошибся Эйнштейн. Стройная и понятная ТО посыпалась и потребовала пересмотра; впрочем, это приблизило создание Теории Всего, объединяющей квантовую механику и релятивистскую физику. Возможно, загвоздка в том, что проходимая червоточина технически является также и машиной времени.
Но мне на момент пробуждения было плевать на выкладки учёных. Я пришёл в себя облепленный холодным гелем, барахтаясь, словно невылупившийся ещё птенец внутри яйца. К лицу прилипла кислородная маска, которую я сразу принялся отдирать. Мышцы болели. Весь организм словно драли иголки: даже гимнастические ласковые манипуляторы Авроры не компенсируют полностью годовую атрофию мышц.
— Марк, без резких движений! — строго сказала Аврора, прежде чем оторвать маску. Я глубоко вдохнул и сразу закашлялся: после стерильной дыхательной смеси воздух станции показался ядом.
— Я... я задыхаюсь!.. — продолжая кашлять, прошептал я. Края ванной, наполненной отвратительной жижей, скользили под ладонями, не желая поддаваться. Возникло жуткое ощущение, что мне никогда не выбраться наружу; но тут же я осознал, что на станции невесомость, а пузырь геля вместе со мной выплывает наружу, навстречу двери барокамеры.
Здесь гель прилип к противоположной стенке, а его остатки согнали с меня поддувы вибродуша, пока я покорно цеплялся за перила. Из серебристой поляризованной поверхности стены выскользнул манипулятор с полотенцем. Я вытерся, потряс головой и бросил полотенце обратно в выемку, в то время как открылась вторая гермодверь, за которой уже блестели приборы командного пункта управления. На ходу вспоминая навыки работы в невесомости, я оттолкнулся от перил, "вплыл" в комнату, переворачиваясь в воздухе, и занял необходимое положение за "штурвалом".
За обзорным куполом блестела выпуклая поверхность чужой планеты. Прямо подо мной проплывали горные хребты, моря, пустыни, укутанные облаками, и планета с рабочим наименованием Тацита простиралась округлым горизонтом до самого чёрного провала справа, где в темноте пылала оранжевая точка местной звезды. Очень похоже на Землю, с орбиты которой кто-то украл Луну.
— Аврора? — мне удалось сказать это командирским голосом.
— Да, Марк?
— Ты дашь мне одежду?
— А она нужна тебе сейчас?
— Не совсем, но в одежде я... я буду чувствовать себя уверенней.
Видимо, мой аргумент оказался весомым, потому что из ящика в стене тут же выпрыгнул запакованный в целлофан свёрток. Распаковав его, я быстро натянул лёгкий синий комбинезон, защелкнув молнию на груди.
— Сколько я пробыл в спячке?
— Потерялся ровно год и шесть с половиной дней. Данные я уже отправила на Землю обратно через "нору".
-- Надеюсь, наши четырёхглазые останутся довольны. Что у нас в первый рабочий день?
-- Сбор и анализ данных зонда. Ты здесь не нужен, Марк, можешь поспать несколько часов.
Хоть я и спал целый год, глаза мои и впрямь слипались. Но всё же пришлось посвятить некоторое время обустройству на станции.
Комплекс AURORA состоит из пяти внутренних помещений. Комната, где я проснулся, вмещает в себя оборудование фантомпликатора, камеру анабиоза и медкомплекс для оператора-человека. По соседству обзорный купол, где находится "штурвал" с панелью управления, а также растёт колония люминесцентных грибков, на которых мне предстоит ставить различные эксперименты, проверяя их живучесть в условиях джойнта, невесомости, перегрузок и гиперпространства. Дальше по тесному проходу — камбуз со шкафами, набитыми различной провизией, санузел и маленькая узкая койка в выемке внутри стены. Здесь я буду спать, принимать пищу и проводить свободное от работы время ближайшие два месяца.
Остальные два помещения временно заблокированы. В одном серверы и блок-схемы "мыслящего" комплекса Авроры. Грубо говоря, её мозг. Во втором два летающих дроида с разными топливными системами (мало ли где придётся заправляться) и шестиколёсный наземный ровер для оператора. Помимо перечисленного отдельным пространством корабля можно назвать систему рециркуляции — множество трубок фильтрации, по которым течёт жидкость, а также воздушный фильтр, калосборник, золотой кожух температурной защиты и огромное количество приборов для сбора и анализа данных, облепивших корпус космолёта, как ёлочные игрушки, украшающие новогоднюю ёлку. Маневровые и маховые корабельные двигатели отделены от меня толстым слоем свинца. Да и весь корпус, кстати, обит свинцовым и вольфрамовым покрытием, не пропускающим гамма-излучение.
Мне действительно хочется спать. Я пролетаю по коридорчику в камбуз, забираюсь в койку и смотрю на смарт-экран. Он расцветает улыбчивым смайликом.
— Привет, Марк!
— Давно не виделись, Аврора, — я не могу сдержать улыбку.
— Прежде чем ты уснёшь, необходимо пройти короткий психотест. Готов?
— Конечно.
— Подключи к виску, — из стенки услужливо выскочил провод со штекером.
Ненавижу провода. Байт-код у меня есть, но даже на Земле (поскорее бы вспомнить, кем я был), изобилующей технологическими новинками по спариванию человека с машиной, всегда боялся пихать эти хреновины себе в мозг. Округлая плямба приёмника на виске ощущается скорее инородным предметом, чем частью меня самого. Однако ничего не поделаешь, иногда приходится пользоваться. Вздохнув, я втыкаю "вилку в розетку", то бишь штекер в разъём, и терпеливо жду, пока Аврора в буквальном смысле копается в моих мозгах.
— Тебя не волнует то, как далеко ты от дома?
— Я далеко, но одновременно рядом. У нас энергии ровно на один джойнт обратно к Земле. Отработаем и вернёмся.
— Вижу, что ты кривишь душой. На самом деле ты испытываешь некоторое беспокойство.
— Не из-за одиночества. Скорее от вот этого, — я постучал пальцем по переборке. — Жутковато осознавать, что в нескольких сантиметрах от тебя — космический вакуум. Тебе-то не страшно. Ты вообще не умеешь бояться. И даже если вдруг сейчас метеорит прошьёт насквозь оболочку, ты продолжишь функционировать. А вот я — нет.
— Резонно. Хочешь узнать маленький секрет о себе?
— С удовольствием послушаю.
— До Разрушения ты всегда был одиночкой. Поэтому твой психопортрет идеально подходит для задания. Ты из тех людей, которые радуются работе одиноким смотрителем где-нибудь на маяке или на антарктической станции.
— Спасибо, это я сам уже понял, — говорю это разочарованно, но всё равно было приятно узнать что-то новое о своей подлинной личности.
У Авроры ласковый, убаюкивающий грудной голос. Наверняка подобран специально под мой психопортрет. И он кого-то мне напоминает — не удивлюсь, если женщину из прошлой жизни. При Разрушении не блокируют полностью всю память, только поверхностный слой воспоминаний (стереть память вообще невозможно, мозг не компьютер). Человеку остаются старые привычки, характер, навыки и умения, а также неясные воспоминания, проскальзывающие изредка где-то на грани сознания. Я почему-то уверен, что не был преступником. Ну, в том смысле, что я вряд ли совершил нечто действительно плохое. Но ведь по какой-то причине оказался здесь? Чтобы стать оператором, необходимо быть либо лучшим, либо худшим представителем человечества. К первым я явно не отношусь...
С такими мыслями я и уснул, пристегнувшись ремнями. Мне привиделся сумрачный город, накрытый вуалью грязно-серого, мутного неба. Здания выглядели как огрызки деревьев, выросшие на худой почве пустыни. По тротуарам улиц гулял влажный ветер, от которого лицо становилось липким, а я то и дело прижимал к лицу прозрачную маску, делая вдох чистого воздуха.
Рядом со мной шла девушка. Я не мог уловить очертаний её лица: стоит обернуться, как она сразу отворачивается, словно чего-то стыдится. Но я чувствую, что она очень красивая; быть может, она боится, что её красота ослепит меня, навсегда лишит зрения?..
В контрасте с окружающим серым и мрачным миром девушка будто светится изнутри. От неё реально исходит белесое сияние, освещающее нам дорогу: мы шагаем по узким переулкам с угрожающе нависшими стенами и заколоченными гнёздами окон, а мягкий свет моей спутницы разгоняет тени по углам. Я слежу, куда поставить ногу, поскольку дорожное покрытие испещрено дырами — внутри них копошатся мокрые насекомые, — а из водосточных труб льётся бурая грязная вода. В водовороте мелькают обрывки пластика, детали ингаляторов, израсходованные женские прокладки; среди мусора я успеваю заметить отрезанный детский палец.
— Ты вернулся, — говорит прекрасная незнакомка.
— Я вернулся...
— Мы всё изменим. Сейчас здесь плохо. Плохо, больно, грязно. Но мы изменим всё и построим что-то новое на обломках старого.
— Мы изменим... — почему-то я могу только повторять за ней, что твой попугай.
— Но пока тебе нужно идти. Возвращайся туда. Но не забывай приходить ко мне. Когда-нибудь мы останемся вместе навсегда. Навсегда...
Она начинает поворачивать голову, и я хочу запомнить её, постараться запечатлеть в памяти черты лица, но в этот момент...
***
В этом момент зазвенел по нарастающей будильник, установленный на 8:30 по стандартному времени. Медленно разлепив веки, я уставился на экранчик: там Аврора уже транслировала каскад из видеофайлов, что должны по теории взбодрить меня на целый день. Только вот, если честно, зелёные луга, леса и яркое солнце не вызывают особого восторга. Теперь я знаю почему.
Ведь я видел их только в интернете.
Впереди первый рабочий день. По инструкции мне необходимо посвятить время до обеда перепроверке данных с геологического зонда, после чего отправить их через открытую пока что "кротовую нору" в Центр. Рутинная работа, к тому же бесполезная (Аврора всё уже сверила), мало воодушевляет. Поэтому я нарочито медленно умываюсь, долго "сижу на горшке", завтракаю концентратом из пюре с яблоком и цитрусовым соком.
В рубке Аврора оповещает первым делом:
— Ты задержался на двенадцать минут.
— Успею до обеда. Работа-то плёвая, — зеваю, прикрыв рот ладонью. — Что после часа?
— Грибная плантация, запись ролика, атмосферный зонд, гимнастика.
— Когда примерно высадка?
— Приблизительно неделя, как твои мышцы окрепнут. Тяготение на планете ниже земного, но твоё тело ещё не пришло в норму, так что лучше обождать.
— Согласен. Ладно, давай свои выкладки.
Изучать повисшего под нами голубого гиганта скучно. Если проводить аналогию с Землёй, то экзопланета Тацита находится примерно на заре палеозойской эры. Здесь несколько повышенное содержание кислорода, два больших материка, много воды. И есть многоклеточная жизнь, пока довольно примитивная и не слишком разнообразная. Хвощи, папоротники, голосеменные растения. Кистепёрые рыбы, аммониты и мелкие водоплавающие ящеры. Из насекомых — подобие земных пауков и гигантских каракатиц. Присутствует даже популяция позвоночных наземных животных, возникших, судя по всему, не так давно.
Но я забегаю вперёд. Данные о биологии вообще стоят на завтра по расписанию, однако я не смог не заглянуть в информационную сводку биологического зонда. С геологией же всё просто. Планете приблизительно четыре миллиарда лет. Сформировавшись из твёрдых частиц и звёздной пыли, она с повышением гравитации начала привлекать из космоса астероиды, которые падали на поверхность, постепенно разогревая её. Возникло ядро планеты, а верхний слой уплотнился и стал остывать. Горячая мантия не давала нашей Таците превратиться в ледышку. Уже много позже гравитация стабилизировалась, сформировались облака и начал образовываться океан. А уже в нём — жизнь.
На скорую руку просмотрев данные, я дал добро. Покопался в своих грибках. Выяснилось, что в поливочной системе есть неполадка. Пришлось чинить. Тут я вспомнил, зачем вообще здесь нахожусь: не изобретено на данный момент ничего более искусного и совершенного в моторике, чем человеческие пальцы. Машина может быть более точной и рассудительной, однако один лишь человек способен починить что угодно, используя мат, пальцы и гаечный ключ, как шутят русские. Элемент рандома, свойственный человеку, невозможно заложить даже в самого продвинутого ИскИна.
Короткий перекус клубничным желе из тюбика. Затем в 14:30 пишем ролик-видеоотчёт на Землю. Я докладываю, что у меня всё нормально. Системы работают исправно, приступил к работе, планета потрясающая, Аврора умница. Подношу объектив камеры к стеклу обзорного купола. Мы на тёмной стороне, поэтому видно лишь красную линию терминатора, превращающую горизонт в яркий полумесяц. Обещаю записать завтрашнее видео при "свете дня". Передаю привет своим родным в надежде, что они у меня есть. Отключаюсь.
— Какие ощущения, Марк?
— От чего?
— От общения с Землёй. Что чувствуешь? Грусть, печаль, гордость за себя?
Безразлично пожимаю плечами.
— Ничего не чувствую. Ну, знаешь, это как нудная обязанность.
— "Нора" окончательно закроется через пять дней, поэтому скоро ролики записывать не придётся. Уведомляю об отправке.
— Кидай уже.
Аврора отправляет мощный радиосигнал в сторону ещё открытой после нашего джойнта "червоточины", крутящейся белой пуповины в четырёх тысячах километров от корабля. С вероятностью в 90% процентов послание преодолеет бездну пространства быстрее скорости света и через полчаса по объективному времени окажется в земных радиоприёмниках. Если, конечно, слабеющий мост Эйнштейна-Розена сработает как надо.
Я в это время принимаюсь за работу с атмосферным зондом.
Как уже упоминал, содержание кислорода повышено из-за переизбытка цианобактерий. Давление чуть ниже среднего, но не смертельно. Вернее — не смертельно мгновенно. Как минимум полчаса можно находиться на поверхности без скафандра, не опасаясь упасть в обморок. Позже вас непременно прикончит гиперокси́я. Но полчаса в запасе есть, что совсем недурно для экзопланеты.
Гулять без скафандра я, естественно, не собираюсь. Ещё не изучены все местные вирусы и бактерии: среди них может оказаться какая-нибудь чума, способная махом уничтожить половину человечества. Но в целом моя Тацита вполне симпатичная по меркам космоса экзопланета. По сути — сестра-близнец Земли, с таким же периодом вращения и схожими условиями. А уж количество редкоземельных элементов приведёт в восторг мозгляков из Центра. Настоящая кладезь полезных ископаемых.
Вечером гимнастика. У меня есть несколько тренажёров для поддержания мышц в тонусе. Не была бы лишней и центрифуга, однако она слишком громоздкая для комплекса Авроры. Я занимаюсь до седьмого пота, разминаю и насилую своё тело упражнениями, пока моя электронная подруга не говорит властное "стоп". Складываю тренажёр и убираю в стену, пью много воды, насыщенной кальцием; в это время меня обследует манипулятор с каким-то детектором на конце. Щёлкнув шутливо пальцем по этой штуковине, говорю:
— Ну хватит. Лучше дай салфетки обтереться, а то от меня воняет.
— Держи. Уже привык к микрогравитации?
— Это оказалось на удивление несложно. Симулятор в Центре вообще во многом помог. Слушай...
— Что?
Пришлось почесать ёжик волос на голове, чтобы сформулировать неясную просьбу. Нечто донимало меня весь день, и вот только сейчас я вспомнил, что именно. Тот странный сон...
— Я хотел задать вопрос.
— Внимательно слушаю.
— Женщина, голосом которой ты со мной разговариваешь... Я был с ней знаком?
Она молчит так долго, целых пять секунд, что я уж было решил повторить вопрос.
— Аврора, я спросил...
— Да, Марк.
— Что "да"? Я был с ней знаком?
— Ты ведь знаешь, что я не могу рассказывать о твоей жизни до Разрушения личности. Но я отвечу тебе — да, вы были знакомы. Только это не женщина.
— А кто? Мужчина? Трансгендер?
— Строго говоря, обладательница голоса вообще не была человеком.
Молчу. За обзорным куполом плывут кучевые облака, окутавшие заснеженный шпиль какой-то бугристой горы. Справа надвигается тёмная полоса терминатора. Уже шестая "ночь" за сегодня. Мы сделали пятнадцать полных витков вокруг планеты.
— Аврора...
— Да, Марк?
— Я был хорошим человеком?
— Нет. Но и плохим ты тоже не был.
Успокоенный её словами, съедаю плитку шоколада, запив водой, и забираюсь в койку. Пора спать.