Мэй еще секунду разглядывала телефон, потом сложила его и задумчиво прижала к подбородку. Потом посмотрела на Себа, а он — на нее. У него всегда был пытливый вид, а сейчас — особенно.
— Можешь меня где-нибудь высадить?
* * *
Мэй нашла Алана на Мэнстри-филд, поскольку ворота виноградника после пяти закрывали. Себ ссадил ее неохотно, а перед этим долго набивался проводить, куда бы она ни шла. «Будем надеяться, он не подумал, что я покупаю здесь наркоту», — сказала себе Мэй, шагая по дорожке. Местность вокруг была знакомая — их уже несколько раз посылали собирать виноград. У Мэй при этом неизменно обгорал и облезал до ярко-розового цвета нос — в тон волосам. А вообще было весело: стоишь в прохладе среди лоз, любуешься зеленью, дышишь запахом винограда, перекликаешься с подругами...
Сегодня все вокруг было как тогда: яркое солнце освещало ряды сочно-зеленой листвы вдоль холмов, а по другую их сторону тянулись поля, ныряя в низины и поднимаясь вверх до самой опушки Хэлдонского леса — словно кто заполнил столбец в тетради и подвел черту. А в траве полей Мэнстри-филда сидел Алан, склонившись над книгой, и солнце искрилось медью с золотом в его волосах.
Когда Мэй подошла, он поднял голову, приложив ладонь козырьком.
— Что читаешь?
— «Он так и знал» Троллопа, — ответил Алан.
— Ясно, — сказала Мэй. — Я вообще не фанатею от того, что написали сто лет назад всякие покойники — те, у которых бакенбарды и обморочные дамы на кушетках. Не вижу смысла.
— Смысл в том, что это — гениальная классика, а она бессмертна, — ответил Алан. — Будешь так рассуждать — побежишь за нюхательной солью, потому что мне станет дурно.
Мэй села перед ним по-турецки. Алан прочел надпись на ее футболке и усмехнулся.
|
|
— Да, и все равно не люблю покойников, — сказала Мэй. — Они свое слово сказали, теперь — моя очередь.
— Мне нужно вызвать демона. С твоей помощью.
На этом Алан замолчал, потянулся за сумкой и спрятал книгу. Вместо нее на свет появились амулеты, камни со странной насечкой, деревянные женские фигурки, блестящие ожерелья из самоцветов, перемежающихся незнакомыми подвесками-символами, и знакомый зачарованный кинжал.
Вся эта магическая дребедень легла на траву и засияла в солнечном свете. Самый денек для пикника, а Алану подавай демона!
— Они иногда являются, даже если танцуешь в одиночку. Но без партнера и жар-плода тебе, считай, малой жертвой не откупиться. Демон способен просить что угодно в обмен на ответы. Цена будет высока. Можно умереть за одну только попытку, а ты всего дважды танцевала в круге. Если оступишься — хотя и это необязательно — лишишься самого дорогого. Демон вселится в тебя, и через час — ты труп.
Мэй посмотрела на него в упор. Он серьезно смотрел на нее голубыми глазами, сжав губы в нитку. Она с запинкой кивнула и потянулась за кинжалом, который Алан купил на майской Ярмарке.
Алан перехватил ее запястье, придавил к земле. Под ладонью Мэй была прохладная трава, пальцы Алана сжимали руку как тиски.
— Если ты думаешь рассчитаться за Джеми, то брось! — прошептал он. — Это — мои проблемы. Я не вправе тебя просить!
Мэй вдруг осознала, что голос у Алана звучит словно чужой — настолько тот не привык к правде. Теперь он говорил почти как Ник, глухо и резко.
Мэй спокойно посмотрела на демонова брата.
|
|
— И все-таки попросил.
Алан улыбнулся. От этой улыбки бросало в дрожь.
— Да.
— Потому что тебе больше не к кому обратиться. И потому что Ник не должен знать. Ну, и какого демона вызываем?
Алан напрягся, услышав, как она объявила вопрос решенным, и стиснул ей руку до боли.
— Лианнан.
— Отлично, — ответила Мэй. — Целые сутки не видела этой акульей улыбочки. Успела соскучиться.
Она снова потянулась к кинжалу, вырываясь из Алановой хватки. Он разжал пальцы, чтобы не сделать ей еще больнее, а в следующую секунду взял кинжал сам.
— Я вырежу круг. Меня в первый раз привели на Ярмарку в четыре года. Я и Ника научил это делать — водил его рукой, и ошибок не допущу.
— А я? — возмутилась Мэй.
— Послушай, — сказал Алан вполголоса, — ты и так будешь рисковать жизнью только потому, что я попросил. Позволь помочь хотя бы в этом.
Он посмотрел на нее с ужасающей решимостью, и Мэй в конце концов сдалась. Махнула рукой — мол, поступай как знаешь, — откинулась на согретую солнцем траву. Пока Алан вспарывал дерн, выводил символы, раскладывал амулеты внутри круга, Мэй, зажмурившись, лежала под небом и вдыхала запах земли, срезанной травы, листьев и винограда, а еще — запах хлопка и стали от Алана.
— Я закончил, — сказал он через некоторое время.
Мэй села в траве. Ее слегка штормило. Круг лежал перед ней, но ни Ярмарки, ни Ника, ни Син рядом не было, как не было волшебства. Предстояло все сделать самой.
— У меня есть амулет переговорщика, — сказал Алан.
— Не надо. Говорить буду я.
Алан нервно кивнул и медленно встал на ноги. Мэй тоже поднялась, чувствуя на себе его взгляд, и зашла в круг. Алан больше ничем не мог ей помочь — с этого мига ее нельзя было касаться.
|
|
Она зажмурилась и вызвала в памяти образ круга. Потом, руководствуясь воспоминанием, приступила к делу. Мэй воздевала руки и плясала, требуя права прохода в мир демонов, стараясь, чтобы каждый шаг был верным и скорым — не хотелось думать, чем грозит преткновение.
Солнце палило ей голову, ветерок колыхал одежду и обдувал шею. Мэй оставила тревоги и сосредоточилась на этом летнем дне у виноградника, на недавнем сближении с Ником, когда они стояли, держась за руки, и его кольцо теплело у них между пальцами, на поцелуе Алана в тихом полумраке кухни. Ей, конечно, было далеко до Син, чей танец напоминал поэзию в движении, так что она решила не копировать чужое. Пусть ее танец будет дипломатией в движении.
Мэй представила мир радужным пузырьком на ладони и мысленно протянула приманку туда, где Лианнан не достала бы. А потом подставила лицо солнцу с улыбкой или скорее усмешкой.
«Давай, ты не сможешь устоять».
— Я призываю ночную соблазнительницу, — возвестила она и почувствовала, как в летнем воздухе разлился холод. Круг словно опрокидывался куда-то, как крышка люка. Мэй поняла, что ей совсем не хочется соскальзывать вниз: ее волосы вдруг затрепетали на ледяном ветру. — Я призываю ту, что ждет падения танцовщиков. Я призываю ту, что вчера взяла меня в плен и потеряла. Приди и достань меня, Лианнан, — если сможешь!
Круг затрясло, словно Мэй угодила внутрь шара со снежинками, и мир погрузился в хаос. Летний пейзаж исчез; опустилась кромешная тьма, в которой слышались крики — не то истязаемых, не то истязателей, жуткий низкий хохот, победные вопли — и все без слов. Ледяные пальцы трогали ее за руки, тянули за одежду. Мэй смотрела вниз и ничего не видела. Потом она невольно вздрогнула и подняла голову. В тот же миг Лианнан прыгнула на нее, как тигрица, — только острые зубы сверкнули и дикие глаза.
— Мэй! — раздался издалека крик Алана. — Стой, замри!
Она еле сдержалась, чтобы не побежать. Этот круг — ее территория, а талисман — страж. Лианнан не может ей навредить.
Однако без партнера разделить тяжесть объединения двух миров, поддержать Мэй в присутствии демонов было некому. Лианнан дышала холодом ей в лицо, словно ледяное горнило.
Шнур талисмана тоже заиндевел и покрылся льдом. Мэй отчаянно захотелось сорвать его с себя — до того нестерпимо жгло шею. Однако она не любила, когда кто-то пытался ее запугать, а потому замерла, в то время как невидимые пальцы-сосульки касались ее кожи, талисман примерзал к груди, а сама она покрывалась испариной, которая мгновенно замерзала ледяной коркой. Стужа пробирала до костей. Мэй затрясло. Их с Лианнан разделяли считанные миллиметры. От ее дыхания сводило зубы.
— Умеешь демонов вызывать, да, детка? — спросила Лианнан. Голос у нее был грудной, почти бархатистый, и проникал Мэй в душу, как заразная хворь. — Конечно, умеешь. Все люди на это способны. А вот явимся ли мы на твой зов — как знать, как знать.
Мэй глубоко вдохнула.
— Но ты-то явилась.
Во мраке стеклянистые глаза Лианнан зияли черными дырами — озера, полные теней, куда не заглядывает свет. Она улыбнулась.
— Тут как тут — точнее не скажешь.
Тьма словно моргнула, и они очутились в полях Мэнстри-филда. В глазах Лианнан играли солнечные лучи.
— Ну, — скомандовала она, все еще улыбаясь, — говори, чего желаешь!
— Это я хотел с тобой поговорить, — произнес Алан севшим голосом, будто долго кричал перед этим.
Интересно, что он видел, когда перед Мэй открылся мир демонов? Она хотела заглянуть ему в глаза, но не посмела оставить Лианнан без внимания. Слишком было опасно.
Демоница, смеясь, подняла руки, словно радовалась солнцу. Теперь они выглядели почти как человеческие: будто их отлили изо льда, подкрасив воду парой капель крови. Даже ногти на них были, хотя и сверкали неживым, стальным блеском.
— К чему столько сложностей, Алан? — спросила Лианнан, наградив его долгим взглядом. — Тебе надо было лишь снять талисман, назвать мое имя — и я пришла бы к тебе ночью сладкой грезой.
— Было бы немного неловко, — ответил он самым душевным тоном. — Мы с братом спим в одной комнате.
Лианнан пожала плечом. Ее словно укутывал водопад; вода была чуть зеленоватой, полупрозрачной, так что тело еле-еле просвечивало. Даже с волос, казалось, стекали тонкие струйки, вплетаясь в огненные локоны, как ленточки. И белое мокрое плечо высунулось из-под этого жидкого покрывала.
— Значит, ты предпочел рискнуть жизнью подружки, чтобы со мной повидаться, — произнесла Лианнан. Тут-то Мэй не удержалась и посмотрела на Алана. У него на щеках расползались алые пятна румянца, как от пощечин. Демоница рассмеялась.
— Ничего, такое часто случается, — «утешила» она. — Тот, кого вздернули на этом поле, как-то поклялся женщине в вечной любви, а в следующем году отдал ее мне ради нескольких встреч. Он успел пожалеть об этой сделке. Они все успевают горько, горько пожалеть.
«Тот, кого вздернули», — мысленно повторила Мэй. Она, конечно, знала, почему поле назвали Мэнстри, «висельничьим», как и прилегающий виноградник, но только сейчас представила во всей ясности вековые деревья, которые когда-то здесь росли, и повешенных, качающихся в ветвях.
— Пришел ради сделки со мной? — осведомилась Лианнан.
— Да, — ответил с запинкой Алан. Женщина-демон как будто оттаяла, словно перед ней было дитя или давняя любовь; однако Мэй ощущала ее грызущий, ледяной голод.
— А пожалеть не придется ли?
— Еще как, — выдохнул Алан.
Лианнан отвернулась прочь. Ее водяной покров, стекая под ноги, искрился и бурлил, да и сама она ослепительно сияла — ни дать ни взять солнечная дорожка на океанской глади.
— Что ж, заинтриговал. Спрашивай, и я отвечу.
— Подожди, — сказал Алан. — Сперва отпусти Мэй.
— Что?! — вскричала девушка.
— Нам нужно побыть наедине, — пояснил Алан. — И пока ты в опасности, я не могу сосредоточиться. Лианнан, позволь Мэй выйти из круга.
— Пусть идет, — ответила Лианнан, — за свою плату.
— Я сам расплачусь.
Женщина-демон приподняла бровь.
— Я еще не сказала, чего хочу.
— Знаю.
— И что же такого у тебя есть, Алан Райвз, чтобы заставить меня дать ответ и отпустить танцовщицу? Она в моей власти!
Алан посмотрел на нее спокойно и твердо, как на всех остальных демонов, — словно они были посетителями в его книжной лавке, простыми смертными.
— У меня есть козырь, — ответил он. — Мне так кажется.
— Смотри, не ошибись, — пропела Лианнан, — или вернешься к брату с черными глазами и моей улыбкой. Ты свободна, Мэй, можешь идти.
Мэй вгляделась в ледяные глаза демона. В них, словно в кривых зеркалах, искажающих все и вся, отражался зеленый виноградник из ее детских воспоминаний.
— А что, если я не уйду?
Лианнан рассмеялась.
— Буду счастлива, хотя это не освободит Алана от договора. Видишь ли, договор — это нечто очень личное. Возможно, самое личное, что происходит между двумя людьми.
Мэй нахмурилась.
— Не для нас.
Она вдруг почувствовала, что черная душа Лианнан покидает ее, — словно с тела спали оковы. Весь мир демонов вокруг таял, растворялся в дым. Как будто дверь, на которую приходилось налегать, чтобы не впустить чудищ, вдруг поддалась и закрылась, стало отрадно дышать.
Мэй не хотела, чтобы Алан расплачивался за ее свободу, но не принять этот дар было бы глупо. Она вышла из круга, и солнце снова начало пригревать ее руки, шею и спину, а одеревеневшие от страха мышцы расслабились. Тепло погожего летнего дня пролилось горячим душем на ее ноющее тело и наполнило душу удивительной благодатью.
Алан подхватил Мэй на руки — выйдя из круга, она оступилась. Ей удалось лишь мельком перехватить взгляд его почти черных глаз с расширенными зрачками, испуганный и немного безумный, потому что в следующий миг Алан ее поцеловал. Стремительно и крепко, стиснув в объятиях, словно они стояли на пристани перед отходящим кораблем и прощались.
— Эй, — выдохнула Мэй, совсем оттаяв. Она перестала виснуть на Алане и оттолкнула его, хотя и без особого успеха. — Ты это брось!
— Прости, — сказал Алан. — Другой парень, знаю. Ты права: так нечестно.
Его глаза были все так же черны — синева осталась только на кромке.
— Точно. — Мэй дважды глубоко вздохнула и замолчала. Ей на миг показалось, что Алан еще раз ее поцелует, однако он только наклонил голову и тихонько прижался к ней лоб в лоб.
— Я на секунду решил, что ты умерла, — прошептал он. — И все по моей вине.
Голос Лианнан всполошил Мэй, как гром посреди ясного неба, как ледяной вихрь в потеплевшем, крошечном мирке.
— Вы меня утомили. Либо переходи к делу, либо предлагай стать третьей.
Алан взял Мэй за руки, как бы приглашая на танец, а через секунду сказал:
— Мэй, посиди в машине.
— Ты что, шутишь? — вскинулась она. — Тоже мне, папаша! Забыл — это я вызвала демона!
— Да, но по моей просьбе, — сказал Алан. — Потому что тебе одной я мог довериться, зная, что ты дашь мне узнать то, что нужно. Наедине с ней. Прошу тебя.
— Я же помочь хочу!
— И уже помогла. Не волнуйся: я не пропаду, пусть не умею колдовать и призывать демонов. Я тебе благодарен, но закончить это дело должен сам. Можешь на меня положиться?
Он тревожно и напряженно заглядывал ей в глаза. Как будто она могла сказать «не могу» спасителю брата. Как будто попрекала его тем, что он родился без магии в жилах.
Мэй невольно улыбнулась горькой пораженческой улыбкой и сама это почувствовала.
— Могу. Хотя я не в восторге от таких полагательств.
Она отступила на шаг-другой от Алана и круга — туда, где перед зеленой чересполосицей виноградника тянулась лента густой травы. Алан бросил ей ключи от машины. Они сверкнули в воздухе аккуратной серебристой дугой, а Мэй поймала их на лету.
Вскоре она зашагала прочь, оставляя его наедине с демоном.
Глава четырнадцатая
УРОК СТРАХА
Часы тянулись и тянулись.
Мэй лежала на заднем сиденье машины, уставившись в серый вытертый потолок и стараясь не вспоминать слишком сильные объятия Алана и поцелуй, похожий на прощальный.
Погибни Алан от рук демона — и ей придется сообщать об этом Нику. Вся вина ляжет на нее.
Она закрыла глаза и попыталась отвлечься на музыку, а у самой в мыслях прокручивались сцены смерти Алана.
— Мэй, ты что, спишь? — раздался вдруг его голос. Миг — и Алан получил кулаком в грудь.
— Нет, я пыталась переварить факт твоей смерти и слушала какой-то жуткий депрессив!
Мэй выдернула из ушей наушники «айпода», свернула провода и сунула в карман — спрятать улику.
Вид у Алана был донельзя усталый, под глазами появились серые круги, словно кто провел там пыльным пальцем, но он улыбался.
— Так что ты слушала?
— Не хочу вспоминать, — уклончиво ответила Мэй. Чего ей хотелось сейчас больше всего — так это обнять Алана изо всех сил; убедиться, что он — не сон, не призрак после всех тех ужасов, которые она представляла. Однако Алан, казалось, готов был рассыпаться от одного прикосновения. Поэтому Мэй просто заняла место на заднем сиденье, а он очень тяжело, по-стариковски, сел за руль.
Когда Алан включил зажигание, она осторожно протянула руку и легонько-легонько тронула его за плечо.
— Так о чем ты ее спросил?
Алан не обернулся. Он глядел на руль глухо рычащей машины. Небо за окном стало пепельным, как будто вся лазурь вылиняла к серым сумеркам, и Аланово лицо приняло такой же оттенок.
— Я спросил ее, можно ли верить колдуну Джеральду по поводу того предложения, — сипло ответил он. — И она сказала «да».
Мэй почудилось, что ее вывернули наизнанку.
— Предложения предать собственного брата и лишить его силы? Ты это имеешь в виду?
— Мэй...
— Разве демоны могут существовать без магии? Это же все равно, что порвать его пополам! Хотя от него и половины не останется. Ты смог бы запереть его в ящик и распилить?
Мэй сама не ожидала такой волны ярости. Еще минуту назад она была счастлива видеть Алана живым. Нелепо было сначала радоваться и тут же злиться до дурноты. Мэй уставилась на собственные колени, чтобы не смотреть в окно, на знакомые поля, а тем паче — на Алана.
— И ты соврешь ему, чтобы поймать в западню?
— Я всегда кому-нибудь вру, — тихо ответил Алан.
Мэй подняла голову. Он твердо сжимал руль, как будто все это его совсем не волнует, как будто ему плевать.
— Что между вами произошло — тогда, в Дареме? — громко перебила она. — Когда поднялась буря и погибли два человека? У меня такое чувство, что ты его ненавидишь с тех пор. Это так? Хочешь с ним поквитаться за что-то? Что же он натворил?
Завизжали шины: Алан резко дал по тормозам прямо посреди дороги, и Мэй — она забыла пристегнуться — швырнуло вперед. Она сильно прикусила язык — скоро во рту стало горячо и солоно от крови.
— Я не намерен это обсуждать!
— Раз так, — Мэй рывком распахнула дверь и выскочила наружу, больно ударившись плечом, — скатертью дорога! Я с тобой не останусь!
Она уцепилась за дверцу и заглянула внутрь, прямо на взволнованное лицо Алана.
— Если б знала, что ты собрался предать брата — черта с два согласилась бы тебе помогать! Я думала, ты лучше!
Мэй яростно хлопнула дверью и зашагала по обочине. Наверное, она ждала, что Алан бросится за ней и станет разубеждать, потому что поразилась, снова услышав рев двигателя и увидев, как его задние фары исчезают в свинцовых сумерках.
Домой было добираться около двух миль. Мэй понуро брела вперед, стараясь сосредоточиться на дороге и не позволять себе думать. Получалось лучше некуда. В конце концов, телефонный звонок прервал ее размышления и не дал врезаться в дерево.
— Извините, — машинально пробубнила она. По определенным причинам извинений дерево не приняло. Мэй хмуро перевела взгляд на мобильник. На дисплее высветился незнакомый номер.
— Кто это?
— Ну как, получила предложение получше?
— Какие люди, и без охраны! — воскликнула Мэй. Только потом до нее дошло, что голос принадлежит Нику — такой же грубоватый и сиплый, как после пяти порций виски.
— Если ты не придешь, я заеду за Джеми и заставлю его драться на ножах.
— Ага, люди без охраны, которые зачем-то хотят покромсать моего брата, — протянула Мэй. Видеть Ника не было никакого желания — особенно с тех пор как Алан сообщил о своем жутком плане. Она вспомнила собственное предчувствие: как Ник готовится разнести город. К тому же, кто знает, что он натворил в Дареме?
Не хватало еще Джеми получить ножом в спину.
— Уже иду, — тихо и чуть вымученно отозвалась Мэй. Усталость на нее свалилась невероятная, но до дома Райвзов было недалеко.
Глядишь, и удастся дойти.
— Я пока поработаю в гараже, — добавил Ник, который даже не подозревал, что брат готовится продать его колдуну. Что у него просто нет шансов стать человечнее.
— Давай, только не веселись там до упаду, пока я не пришла, — сказала Мэй в трубку — сама бодрость и задор. Точь-в-точь мать перед совещанием, где от нее требовалось решить проблему при полном отсутствии конструктивных идей. Мэй понимала, что ей придется вести себя вдвое увереннее и убедительнее; надеть такую личину, чтобы никто не узнал ее истинных мыслей, а самой тянуть время и думать, как выбраться из тупика.
Ее затея чуть не пошла прахом, когда она, войдя в дом, застала на диване Алана. Лишь после нескольких секунд чистой паники Мэй осознала, что Алан спит. И слава богу, потому что иначе Ник точно заподозрил бы неладное: смотреть Алану в глаза или говорить с ним было бы выше ее сил.
— Да, — произнес Ник с порога, — он собирался на какую-то нудную встречу или как ее там, но после работы сразу вырубился. Начальница, видно, решила его угробить. Смотри не разбуди.
Его голос звенел как натянутая струна. Да и сам он чуть не завязывался в узел от напряжения. Когда они жили в Лондоне, с ним случались такие приступы замкнутости, когда на простые вопросы он начинал отвечать односложно, огрызаться, пугая Джеми, или молча уходил во двор и по четыре часа тренировался с мечом.
«Может, ему что-то известно?» — спросила себя Мэй и оглянулась на Ника.
Он только раздраженно воззрился на нее в ответ и спросил:
— Ну что, готова уже начинать?
— А? Да, сейчас.
Она вслед за Ником поднялась по скрипучим ступенькам на чердак. В маленькую мансарду заглядывало вечернее солнце и наполняло ее теплым оранжевым светом, на полу лежали длинные тени.
Мэй уселась на полу с серой тетрадью. Доски чердака были такими старыми и рассохшимися, что чуть не проминались под ее стиснутым кулаком, когда она открыла дневник и взялась за чтение.
«Сегодня я снова пытался все бросить. Вчера была суббота — день, когда играет команда Алана. Мы всего месяц живем в этом городе, и ровно столько же он занимается футболом. Как ему нравится — не передать. А для меня истинное удовольствие — наблюдать за его игрой.
Мне хотелось бы иногда посмотреть, как он отвечает на занятиях. Жаль, что я не могу уделять ему больше времени, видеть, как сын радуется жизни. Он — блестящий ученик, спортсмен, любимец всей школы. «Вы можете им гордиться», говорят учителя, и я горжусь. Мне только за себя стыдно.
Иногда его успехи видятся мне немым укором. Что станет с моим сыном в этом мире?
Даже следя за его игрой, я не могу быть до конца спокоен. Алан настаивает, чтобы демон сидел со мной и смотрел футбол. Мы выкупили целый ряд сидений.
Алан уговаривает меня в следующем году отдать демона на подготовку к школе. У меня внутри все обрывается, как подумаю о полном классе детей, в котором он будет находиться. Им точно будет не по себе рядом с ним.
До сих пор никто не пострадал. Знать бы мне, что замышляет демон: если он что-то замышляет — было бы легче. Сейчас я от ужаса не сплю по полночи, часами лежу и прислушиваюсь, как он бродит по моему дому и возится в кровати.
Оливия говорит: «Демоны могут подчинять себе разум людей». Мне порой кажется, что мой сын — всего лишь кукла в чужих руках и что нужно убить кукловода, чтобы его освободить.
Команда-соперник в тот день была сплошь из рослых парней постарше и понаглее. Вокруг меня сидели и волновались другие родители, но мой сын привык к переделкам, какие его сверстникам даже не снились, так что я был за него спокоен. Меня испугал только один момент — когда на поле возникла куча-мала и на Алана навалились несколько человек.
Я услышал его крик и вскочил на ноги. И тут ощутил чье-то мрачное присутствие сбоку: демон тоже стоял на ногах, шаря черными глазами по полю.
У меня волосы поднялись дыбом. В ушах звучал голос Оливии — ее шепот и самый безумный смех. Демонов, говорила она, притягивают сильные чувства, такие как боль и страх. Они ими упиваются.
Вскоре Алан вернулся с победным кубком, выбитым зубом и гордым огнем в глазах, он обнял чудовище и показал ему награду. Демон поднял руку и тронул его разбитую губу. На его пальцах была кровь.
Они жаждут крови, вспомнил я.
Алан же рассмеялся и только крепче его обнял. «Не волнуйся, — сказал мой сын. — Все хорошо. Мне уже не больно».
Это было вчера. А сегодня рано утром я отнес сына в машину, как если бы мы переезжали. Прошептал, что я обо всем позаботился, что Ник тоже поедет.
По шоссе гнал со всей скоростью. Мы уже выезжали из города, когда Алан совсем очнулся. Я увидел, как он зевнул и потер глаза, чуть не потеряв при этом очки. Потом его взгляд задержался на голове Оливии.
— А где Ник?
В этот раз я был готов к его испугу и не собирался перед ним отступать. Убить чудовище мне было не по силам, так что я выбрал путь труса: собрал вещи и сбежал. Пусть, думал, демон достается колдунам. Пусть кто-нибудь другой с ним воюет.
Но вот в зеркале заднего вида отразились отчаянные глаза Алана — видя мое спокойствие, он нахмурился, а через миг выбросился из машины на полном ходу.
Я ударил по тормозам, но было поздно: Алан успел вскочить на ноги, и только его и видели. Мой сын спортсмен. Я, наверное, не догнал бы его, даже если бы выскочил вместе с ним.
«Бедняжка, — сказала Оливия по пути назад. — Алан, — добавила она через минуту, словно забыла, как его зовут. — Похоже, мальчик он славный».
Даже не знаю, чего еще я ждал. Алан не считает ее матерью, и слава богу. Я бы не вынес, если б было иначе. Она никому не годится в матери.
Впрочем, это не ее вина. Но наблюдать за ней, когда она в таком состоянии, тоже невыносимо.
Алана, что удивительно, в доме не было. Он стоял у обочины вместе с демоном — весь в крови и слезах, держал его, полусонного, на плече. Монстр выглядел как всегда, словно ничего не случилось.
«Он вышел меня искать!» — выкрикнул Алан, зная, что я не смогу этого опровергнуть.
Потом отвернулся и стал шепотом на ухо утешать демона.
«Ладно, Алан, — сказал я тогда. — Твоя взяла».
Он смерил меня долгим взглядом и продолжил свой бесконечный монолог с демоном: все, мол, хорошо, бояться нечего и — подлинное безумие! — тебя все любят.
Я сидел в машине с открытой дверью, слушая, как тикает остывающий двигатель, и смотрел перед собой. Длинные волосы Оливии развевались на ветру и мельтешили передо мной, как полосы тени, как прутья тюремной решетки междумной и всем миром.
Быть может, Алана вовсе не заколдовали. Может, он просто пошел в отца — привык любить тех, кто не может подарить ему ни счастья, ни ответных чувств».
Мэй остановилась.
Ей даже в голову не приходило, что сказать Нику.
Он так же стоял перед подоконником, склонив голову. Солнце почти село — только алый штрих еще виднелся на горизонте, похожий на лезвие ножа, которым мазали клубничный джем. Прочитанное громом отдавалось у нее в мозгу: «Демоны жаждут крови. Они могут подчинять себе разум людей. Пусть демон достанется колдунам».
— Алан-спортсмен, — фыркнул Ник.
Вот уж о чем Мэй не вспомнила бы.
— Да...
— Хочешь узнать, что с ним случилось? — спросил он.
— Нет, — ответила Мэй, а у самой на душе заскребли кошки. Она ни разу не спросила Алана об увечье. Притворялась, что не замечает хромоты, думала — может, его ранили в какой-то ужасной схватке или он таким родился. Притворство казалось ей самой вежливой тактикой, а потом вежливость стала щитом. Не то чтобы она больше не обращала внимания на больную ногу. Просто привыкла к ней, как к его беззаботной улыбке, а теперь засомневалась — хочет ли услышать правду.
— Все из-за меня, — глухо проронил Ник. Мэй едва успела охнуть, как он продолжил: — Я снял амулет в ту ночь, когда погиб отец. Алан отдал мне свой. Колдуны швырялись огнем и попали в него. Он потерял и отца, и ногу — все в одну ночь. Это я виноват.
Мэй прикусила губу. Алан-спортсмен... Футболист, мальчишка, которого не мог догнать рассерженный родитель. Она вспомнила, как Син предложила побежать за колдуном и как Алан тогда на нее посмотрел.
— А ты не можешь... — начала Мэй и запнулась, подумав над тем, что сказал колдун Джеральд о вероятности исцеления Меррис при участии Ника. — Ты не можешь вылечить ему ногу?
Он поднял голову с глазами-щелочками на хмуром лице. У Мэй по спине пробежал холод: видно, как раз этого ей не стоило говорить.
— Могу, — отозвался Ник еле слышным шепотом, от которого бросало в дрожь. Такие звуки порой слышишь в доме, когда просыпаешься от кошмара. — Вообще я и сам думал об этом. Только Алан не разрешит.
Мэй чуть не поперхнулась смешком — до того нелепо это звучало, до того просто и по-детски.
— Да как он тебе помешает? — вырвалось у нее. Ник стиснул кромку подоконника — аж костяшки пальцев побелели.
— Ты права, — прорычал он. — Помешать мне никто не сможет. Я могу творить, что хочу и когда захочу, и ни одна душа в этом мире меня не остановит.
Нервы Мэй, натянутые до предела и звенящие при каждом звуке, чуть не лопнули: Ник вдруг взял совсем другой тон. Потом она заметила, как его широкие плечи чуть поникли, а в голосе кроме ярости послышалось что-то еще: