— Только Алан не хочет, чтобы я помог, — произнес он. — И я не хочу — сам не знаю почему.
— Ему важно, чтобы ты вел себя как человек, — нашлась Мэй. — Он не хочет, чтобы ты пользовался силой.
Она предложила ответ, потому что обещала помочь, не зная, правильно ли помогает. Как бы то ни было, Ник посмотрел в ее сторону.
— Думаю, поэтому же он заставляет тебя ходить в школу, — путано продолжила она.
— И убивается на работе в этом дурацком книжном, — пробубнил Ник в пол. И поднял голову. Его глаза сияли странным блеском. — А ты?
— Извини?
Он повернулся к ней и посмотрел в упор с каким-то внезапным и пугающим интересом, как кот на мышь.
— Чего ты хочешь? Я все могу. — Сказано это было с каким-то глухим урчанием, отчего сказочный посул превратился в угрозу. — Могу показать тебе мир. Могу подарить красоту, власть и богатство, каких ты представить не сможешь. Должны же у тебя быть какие-то желания?
— У меня их полно.
Ник усмехнулся.
— Но ты боишься попросить?
— Я не боюсь, — ответила Мэй. — Просто я хочу сама всего добиться.
Ник снова уперся взглядом в пол. Мэй на миг решила, что опять сморозила что-то не то, но когда он заговорил, его тон был спокойным, ровным и холодным.
Может, он все же нашел смысл в ее словах?
— Понятно. — Ник посмотрел на нее. — Жалость.
— С какой стати?
— Нет, я не в этом смысле, — отмахнулся Ник. — В прошлый раз ты мне рассказывала о смущении. Теперь расскажи о жалости. На что это похоже?
— Ну... — произнесла Мэй, отложила тетрадь и обхватила колени в глубокой задумчивости. — Жалость — это когда ты слышишь о том, что с кем-то случилась беда или видишь раненых и плачущих людей, даже совсем тебе незнакомых, и грустишь, оттого что им плохо. Хочешь помочь.
|
|
Ник сполз по стене и сел на пол, поджав одно колено. Потом он невыразительно посмотрел на Мэй и тряхнул головой.
— Дальше. Сострадание.
— Как жалость, только теплее.
Она вспомнила слова Лианнан о том, что за сотни лет Ник ни разу не проявил человеческой теплоты, и совсем не удивилась, когда он снова тряхнул головой.
— Страх, — предложил Ник. Его голос слегка завибрировал на этом слове, словно оно ему нравилось. Дело, конечно, было в другом, догадалась Мэй: ему нравилось то, что пугает. Он как бы смотрел извне.
У нее перед глазами всплыл момент прошлого, когда Алан, еще незнакомец, сказал ей, что странные черные символы у Джеми на ноге несут смерть.
— Предчувствие чего-то ужасного, — медленно проговорила она. — Как будто ты в детстве остался один в темноте. Вроде знаешь, что делать, но боишься пошевелиться, потому что уверен: стоит двинуться, и случится самое плохое.
Ник секунду-другую смотрел на нее, а потом неожиданно кивнул.
— Кажется, это мне знакомо.
Напутанным он, впрочем, не выглядел. Мэй даже спрашивать не хотелось, кто преподал ему этот урок после столетий существования во тьме. Да и слушать, чего он боялся — предательства брата, плена у колдунов, — тоже. Она по себе знала: стоит это услышать, и она предаст Алана. Расскажет Нику, что его единственный страх скоро сбудется.
— Мне пора домой, — сказала она.
Ник кивнул и поднялся, молча показал головой на выход. Потом предложил подвезти. Мэй бы радоваться, да мозг страшно устал — точно пойманный зверь, который слишком долго пытался разгрызть прутья загона. Она без конца думала о том, как им всем выпутаться из этого бардака, и не видела способов, а помочь было некому.
|
|
Перед уходом Ник пошел в гостиную и сел рядом с диваном разбудить Алана. Мэй стояла в дверях и смотрела, как тот просыпается, моргает, потягивается, как прикусывает губу от боли в ноге.
Лицо у него стало совсем белым, мятым и немного рыхлым, словно старая салфетка; голубые глаза рассеянно смотрели перед собой.
— Нельзя здесь спать всю ночь, балда, — громыхнул Ник. — Утром нога будет как черт знает что. Поднимайся и топай в кровать.
— А где мои... — вяло произнес Алан.
Ник, опережая вопрос, достал из кармана его очки. Алан взял их, повертел в пальцах, будто забыл, для чего они, а потом уронил на грудь и снова закрыл глаза.
— Поднимайся! — приказал Ник, хватая его за плечи и силком усаживая. — Иди в кровать, живо! Посмотри, на кого ты похож. Только не говори, что опять таскал коробки! — добавил он неожиданно резким тоном.
— Нет, — отозвался Алан и спросонья потянулся взъерошить брату волосы.
Мэй тысячу раз ерошила волосы Джеми, но тот ни разу вот так не шарахнулся, задевая в спешке по ее руке. Алан даже не удивился — только вздохнул и в полудреме улыбнулся брату, а потом и ей (наверное, со сна не удивился ее присутствию), после чего заковылял по лестнице к себе.
В машине Мэй с Ником ехали молча. Мэй отгородилась от него, прижалась щекой к влажному окну, за которым стояла черная глухая ночь. У нее из головы не шли слова Джеральда: «Нужно только отвести его в безлюдное место и заключить в круг, а дальше я справлюсь».
Она не хотела выдавать Алана. Да, она злилась, но вся злость почему-то выгорела, стоило подумать о том, как этот мальчик-футболист вырос калекой и сиротой, которому даже не к кому прислониться в этом мире.
|
|
Более того, Мэй поняла, что не посмеет рассказать Нику о предательстве. Он — не человек. Ему не доступны жалость и сострадание, но доступна злость, которую он тут же обрушит на мир, если лишится последней причины вести себя по-человечески.
Глава пятнадцатая
СТРАНСТВУЮЩАЯ РЫЦАРША
От неспокойного, демонами навеянного сна Мэй разбудил странный грохот. Она перекатилась с постели на пол и выбежала на площадку, где застыла как вкопанная: у перил, тяжело дыша и согнувшись пополам, стоял Джеми, а на верхней ступеньке сидел Ник. Он тоже переводил дух — грудь под тонкой футболкой ходила ходуном.
Потом Ник уперся руками в колени и поднял голову. Джеми повторил его движение и улыбнулся Мэй, тем самым давая понять, что все в порядке до тех пор, пока Себ не крутится рядом. Мэй улыбнулась в ответ.
— Представляешь, он гонял меня на пробежку! — крикнул брат. — Скажи ему, что я этим не занимаюсь!
— Мы с Джеми — как полевые лилии. Не трудимся и не прядем и не бегаем по утрам, — сообщила Мэй.
Она подошла и обняла брата за талию. Он тяжело повис на ней, прильнул вспотевшей щекой к ее щеке и жалобно захныкал.
— Выходит, все-таки бегаете, — протянул Ник. — При наличии стимула. И ты бы не выдохся так, если б не визжал всю дорогу.
— Это был не визг, — с достоинством отозвался Джеми. — Это был хриплый мужской вопль ужаса.
— Может, тебе стоит начать с тренировок поспокойнее? — Мэй похлопала его по спине.
— Вот-вот! — обрадованно подхватил Джеми. — Меньше ножей, больше йоги!
Тут в дверь позвонили. Мэй пошла надевать джинсы, поскольку братец, жертва тренировок, был не в силах спуститься. Взгляд в окно — и она уже знала, кто пришел. Вскоре Себ переступал порог.
— Я тут подумал — может, тебя подвезти в школу? — спросил он, показывая ключи от машины, и чуть не выронил их при виде Ника и Джеми. — Привет, — настороженно сказал он им, — что тут у вас?
— Ник помогает мне войти в форму, — с ехидцей объявил Джеми. — Хочу загореть и подкачаться, чтобы стать привлекательнее. С мужской точки зрения.
Себ страшно покраснел.
Ник засмеялся, а Мэй сделала над собой усилие и скорчила серьезную мину — иначе Себ решил бы, что на него ополчились.
Она была рада его увидеть. Когда он пришел, сразу стало понятно, что это не Ник. Себ совершенно на него не походил. Он выглядел самым обычным парнем, не холодным, не высокомерным. Вдобавок Мэй терпеть не могла ходить в школу пешком.
— Отлично, поехали! — позвала она.
За дверью стояло чудесное летнее утро, напоенное светом.
— Попозже увидимся, — напутствовал из-за спины Ник.
«Сегодня Ник заговорил.
Я что-то давно ничего сюда не записывал — не хочу, чтобы Алан прочел эту летопись несчастий. Однако сегодняшний день — не чета остальным. Сегодня Ник сказал первое слово. Не пролепетал, как все дети, а хрипло каркнул по-вороньи. Зато с пониманием дела. И это было только начало. Алан показал на себя, и он назвал его по имени. Потом на меня, а Ник произнес «папа».
Это меня потрясло пуще всяких чудес, сильнее, чем зрелище говорящего демона.
Если б я мог представить его ребенком, то считал бы сыном Артура. Конечно, он не видел отца четыре года, и все эти годы рядом был Алан: нашептывал разные слова, учил знаниям о мире. Он был уверен, что Ник — его брат, а я, стало быть — отец.
Отец демона...
Я совершенно не ощущаю себя его отцом, но называть тварью больше не могу. Никогда не забуду прилива радости, который охватил меня после его первых слов. Тогда я впервые за долгие годы почувствовал, что надежда возможна.
Если он говорит, если способен быть настолько близок к человечности, может, у меня и появится реальная цель.
В тот день я впервые взял Ника на руки. Алану становится тяжело его таскать. Да и сын так обрадовался, когда я это сделал.
Очень скоро мне, правда, пришлось его опустить. Не потому, что он много весил, а потому что я не мог вынести его лица-маски и застывших глаз рядом с собой. Ума не приложу, как Алан это терпит.
Он еще совсем мальчишка. Откуда ему было знать, как выглядят младенцы? А теперь он уже привязался к Нику. Может, с точки зрения Алана, он вполне нормален.
Тем вечером перед сном я увидел, как Ник по обыкновению сидит рядом с Аланом и держит вверх ногами книжку.
— Тебе почитать, Ник? — спросил я и снова взял его на руки, посадил к себе на колени. Он попытался вывернуться, как обычно, но я держал крепко, и вскоре Ник сдался — сел, опершись на меня. От его тельца исходило тепло, словно от настоящего ребенка.
Я принялся читать ровным, размеренным тоном. На словах «царь зверей сказал...» Ник клюнул носом у моего плеча и заснул. Я растерялся — что с ним делать дальше, — как вдруг увидел собственного сына. Он от удивления выронил книгу и переводил взгляд с меня на брата. Когда я увидел его глаза, полные страха и в то же время надежды, мне захотелось отшвырнуть демона и прижать сына к себе. Вместо этого я взъерошил пальцами черные волосы Ника, что оказалось не так уж трудно и совсем неплохо. Ник поежился во сне, а Алан просиял робкой, но счастливой улыбкой.
— Иди ко мне, сынок, — сказал я, высвободил руку и обнял его, притянул к себе. Он охотно лег мне на плечо и угнездился там, чего не делал с самого раннего детства. — Это только начало. Теперь нам нужно как следует подумать, как поступить дальше.
Если демона можно научить человечности, мне придется совершить кое-что очень важное в своей жизни.
Думаю, я начал писать этот дневник из стремления сохранить сына, который возвел стену между мной и собой и никогда не встает на мою сторону. Сына, который не принадлежит мне с четырех лет. Я хотел, чтобы он прочел это после моей смерти, потому что в жизни ужасно его подвел.
Теперь у меня есть план, как ему помочь.
Итак, вчера я прижал Алана к плечу и шепотом поведал свои мысли, в то время как с другого бока посапывал демон».
Мэй закрыла тетрадь.
Ник заглянул к ним в музыкальный зал после занятий, швырнул дневник ей под ноги и подошел к окну, выжидательно сверля ее глазами. Пришлось выполнять обещание. Мэй подобрала тетрадь и открыла, надеясь, что Дэниел Райвз не попытается убить Ника хотя бы на этот раз.
Она не предполагала, что чтение поможет.
Ник больше не маячил в оконном проеме, как страж перед штурмом. Он уселся на подоконник и внимательно следил за рассказом. Прядь волос упала ему на глаза — косой черный штрих, который так и подмывало поправить. Мэй невольно потянулась к нему пальцами, хотя и сидела в другом конце комнаты.
— Он всегда носил меня на руках во время ночных переездов, — произнес Ник. — Отец. Чтобы случайно не... не разбудить.
В его тоне было ноль эмоций — простая констатация факта. Потом он отвернулся, отчего-то стиснув зубы, и Мэй отважилась сменить тему.
— Скажи, что ты знаешь о метках? — спросила она.
Ник резко уставился на нее широко раскрытыми глазами.
— В каком смысле?
Мэй подняла брови.
— Я тут думала о той метке, которая дает Джеральду сверхсилу, о печати колдовского круга и трех метках демонов.
— Их не три, метка одна, — перебил Ник.
Он снова смотрел на нее в упор, прислонившись спиной к стеклу и сложив руки на груди. Казалось бы, в музыкальном зале, который они с Джеми годами использовали как игровую, танцевальную и тусовочную, он должен смотреться не таким чужим, но не тут-то было. Слишком холодно блестели его глаза в свете большой люстры, слишком старой и темной выглядела одежда на фоне светлых стен, и сколько Мэй ни глядела, он казался либо неуместным в ее доме парнем, либо неуместным в целом мире демоном.
И все равно ей хотелось убрать с его лба злополучную прядь.
— Ну, ты знаешь: сначала метка первого яруса — двери, потом второго — треугольник, и третьего — глаз. Я говорила об этом.
— Это все части одной метки, — возразил Ник. — Всего одной. Колдуны ограничивают нас в силе, чтобы мы не могли наложить три яруса сразу, вот и приходится выкручиваться. Зато меня ограничения не касаются. Вот почему Лианнан и Анзу так взбесились. Я мог бы накладывать всю метку на кого захочу и подселять демона в тело.
— Значит, у вас всего одна метка, — повторила Мэй. — А у колдунов, выходит, две. По-моему, Джеральду слабо изобрести совсем новый тип. Скорее всего, он усовершенствовал уже имеющийся. А на что способна колдовская печать?
— Она позволяет им черпать силу из каменного кольца.
— А метка демона позволяет вселяться в человека?
— Не только. Анзу, если помнишь, пометил Алана и Джеми, так? Но вселиться не смог ни в одного.
До Мэй раньше не доходило, что именно Анзу, ручной демон Круга Обсидиана, поставил метку на Джеми. При мысли об этом она изменилась в лице.
— Так каков был его план?
— Завладеть кем-то из них, а второго приберечь на потом. Полная метка демона формирует канал между нашими мирами, и мы получаем возможность вселяться в людей или просто ими управлять. Таким образом, можно получить рабов, а потом использовать их одного за другим в качестве оболочек по мере износа. Мы с Анзу давным-давно применили этот прием в одном пустынном царстве. У нас было соглашение с местным властелином: мы создаем ему армию рабов, а он в обмен семь лет снабжает нас новыми телами.
— Да ну, — хмыкнула Мэй. — Рабы, говоришь? И что было потом?
— Царь не сдержал уговор, — ответил Ник. — Так что мы вызвали пыльную бурю и похоронили его государство под толщей песка. Наверное, оно до сих пор там — мы его хорошо закопали.
— Я хотела узнать, что стало с рабами, — пояснила Мэй невозмутимым, как ей казалось, тоном. Она очень старалась не показать ужаса.
— А, они тоже погибли, — добавил Ник.
«Все тот же равнодушный голос, только глаза смотрят пытливо, будто ждут моей реакции, — пронеслось у Мэй в голове. — Наверное, следует насторожиться».
— Ты мог бы их отпустить.
— Нет, — ответил Ник. — Что пометил — то мое. У колдунов так же: они принимают печать в знак принадлежности к кругу. Когда мы действуем через них, колдовская кровь может смывать наши метки. А еще их можно переносить на других. Чего нельзя — так это получить метку или печать даром, не пожертвовав чем-то взамен. Она покупается очень дорогой ценой.
— Значит, если Джеральд изобрел метку, которая позволяет управлять людьми...
— Это не сделает его сильнее, — подытожил Ник. — У большинства людей нет способностей к магии.
Мэй кивнула. Вот если Джеральд усовершенствовал колдовскую печать, дело другое. Хотя как он мог ее изменить? Пока они это не выяснят, драться с ним будет бессмысленно. Джеральд ухитрился сбить Ника с ног, а теперь его целью был Джеми. Мэй не знала, что делать.
— Как думаешь, ты сумеешь побить Джеральда? — тихо спросила она.
Ник не изменился в лице, но люстра над ним затряслась и зазвенела подвесками, как ветряной колокольчик.
— Наверняка, — ответил он.
Мэй заглянула ему в глаза и попыталась отыскать в них знак подтверждения, чтобы было на что опереться, но нашла только смутные тени.
— Не надо, — вдруг добавил Ник. — Не надо бояться за Джеми. Его они не получат. Он мой друг.
Мэй глубоко вздохнула, и от сердца у нее отлегло. Этому она поверила, хотя и неясно было, когда Ник успел предложить Джеми дружбу. Странно, что она не поверила ему сразу — ведь он всегда говорил, что думает.
Значит, Джеми теперь защищен, если только сам не откажется от защиты.
— Я знаю, — сказала Мэй с улыбкой.
— Этот разговор о метках... Ты ведь неспроста его завела, — произнес Ник и отвернулся.
Мэй не заметила, как встала и пошла к окну, и даже когда спохватилась, продолжила путь, пока не оказалась у самого подоконника. Нику пришлось приложиться затылком к стеклу, чтобы посмотреть на нее.
— Ты о чем?
— Я не хочу никого подчинять, — тихо ответил Ник, сверкнув чернильными глазами. — Так что я против того, чтобы метить людей. Хотя метка означает не только обладание, а еще принадлежность. Это значит, что я смогу следить, охранять, чтобы никто другой не тронул, и смогу...
— Управлять? — спросила Мэй. — Порабощать?
Ник моргнул, как в замедленной съемке — ресницы вспорхнули и взлетели вверх.
— И это тоже.
Он потрясающе хорош собой, отметила Мэй. Именно потрясающе: ей уже виделись бури и города, которые рушились под его натиском.
— Не думал, что захочу ставить метки на людей, — сказал Ник.
— На Алана? — прошептала Мэй.
— Да, — так же тихо ответил он. — И на тебя.
Мэй застыла, разрываясь между желанием бежать без оглядки — вдруг на ней уже глаз демона? — и стремлением придвинуться ближе. Ник еще ни разу не намекал, что она ему небезразлична! Мэй ахнула.
— И на Джеми, — продолжил он.
Она снова ахнула, но совсем другим тоном.
— Что ж, спасибо за комплимент. Рада бы согласиться на слежку и управление, но сегодня мне нужно в душ.
— Хорошо, учту, — ухмыльнулся Ник.
Он как будто стал менее напряженным, заметила Мэй. Наверное, отрывок из дневника понравился, понравилось заглядывать в прошлое и видеть, как отец читает ему вслух, а брат радуется, на них глядя.
— Пока пусть все остается, как есть, — сказала она. — Даже если мне, как ядру нашей группы, придется соблазнять Джеральда и выманивать у него тайны.
— Не глупи, — сказал Ник. — Во-первых, ядро группы — это я.
Мэй засмеялась и протянула ему руку.
— Что? — насторожился Ник. — Я вроде не подписывался на рукопожатия.
— Что? — эхом повторила Мэй. — Еще один тебе урок: хочешь сделать человека счастливым, повеселись вместе с ним. А у меня сейчас мимолетный приступ оптимизма. Не бойся, это скоро пройдет.
Она подбежала к проигрывателю — вставить диск с рок-н-ролльно-блюзовым миксом, потом вернулась к Нику, взяла его за руки и потянула танцевать.
Он посмотрел так, что Мэй чуть не сникла: мол, объясни мне, что это за странная человеческая прихоть? Мэй разжала пальцы. Его руки выскользнули и повисли вдоль туловища. Ей стало так стыдно, что запылала шея; тут же захотелось сбежать и захлопнуть за собой все двери, чтобы не попасться Нику на глаза, но вместе с тем надо было пережить этот момент — пусть думает, что ничего не случилось.
— Идем, — сказала Мэй. Ее голос звучал предательски высоко для обычного веселого тона. — Ты же умеешь танцевать!
Он положил руки ей на талию и провел ладонями вниз, зацепился пальцами за ремень. Мэй вздрогнула: холодное кольцо коснулось ее кожи.
— Да, — ответил Ник — словно дымом пожара дохнул в лицо, отчего стало тесно дышать. — Танцевать я умею.
Мэй посмотрела на него и не смогла ничего прочесть, увидев все те же опущенные веки, твердую линию губ... Однако она все равно попыталась взять его за плечи и поймать ритм. Пальцы цеплялись за хрупкий барьер — старую футболку у Ника на груди, как будто только она спасала Мэй от падения. Бугры его мышц двигались вместе с ней в танце.
Мэй чуть присела одновременно с ним, коснувшись его коленей своими, потом отступила и выпрямилась. У нее всякий раз замирало дыхание, как только Ник оказывался ближе, и она была бы счастлива прекратить это — он ведь наверняка все слышал! — но не могла.
Когда рядом оказывалась стена, Мэй почти в нее врезалась. Какое там стены... Ей было не до стен. Ник положил ей руку на бедро и легко закружил, отчего Мэй упала ему на грудь. Ее смертельная хватка ослабла — она выпустила футболку из пальцев, которые, потеряв опору, словно сами скользнули ему на плечи, коснулись шеи. Это и стало ее ошибкой. Она нащупала стриженую колкую полоску у него на затылке и совсем потеряла голову: зарылась обеими руками ему в волосы и попыталась притянуть к себе, поймать его губы, перехватить дыхание.
Ей почти это удалось, как вдруг сильные руки схватили ее за плечи и рывком отстранили.
— Нет! — сказал Ник.
Грубо и кратко — как отрезал. Потом он ее отпустил и вернулся к окну.
Первым порывом Мэй было провалиться на месте, но спустя один жуткий, сжимающий сердце миг она поняла, что пользы от этого не будет никакой.
— Ты прав, извини, — отозвалась она, старательно подбирая бесстрастный тон. Подумаешь, с кем не бывает?
Она осеклась и вдруг с ужасом поняла, что ответа не будет, что Ник просто уйдет сейчас и бросит ее одну в тишине — провалиться на месте, когда дверь в комнату отворилась, и появился Джеми — ее милый, чудный, своевременно возникающий брат. Вид у него был озадаченный.
— О! — воскликнул он и усмехнулся. — А что это вы тут делаете?
— Тебя ищем, — соврала Мэй не моргнув глазом. — Где ты был?
— Кажется, я знаю, где он был, — раздался угрюмый голос Ника.
До сих пор Мэй не задумывалась, где гулял Джеми, но, заглянув в его открытое лицо, ясно прочла ответ — словно Джеральд поставил печать ему на лоб.
— Думаю, вы бы вряд ли поверили, скажи я, что записал вас обоих на йогу.
Ник красноречиво промолчал.
— Хочешь, я тебе почитаю? — вызвался Джеми и посветлел: видно, мысль об уроках грела больше перспективы метать ножи. — К сожалению, занятия самообороной отменяются. Уже слишком темно.
— Учиться по ночам — тоже дело полезное. Как еще привыкнешь замечать блеск металла в темноте?
Немая сцена ужаса.
— Нет, честно, — проговорил Джеми, — я решил: мое призвание — йога.
Ник рассмеялся и поравнялся с ним несколькими быстрыми шагами.
— Хорошо, можешь прочитать одну главу. И прекращай уже болтать о йоге. — Ник мельком оглянулся на Мэй. Судя по взгляду, ей предлагалось забыть о том, что произошло, и не поднимать эту тему.
— Да, но... — Джеми покосился на сестру, — мы можем устроиться прямо тут. Устроим театральное чтение по ролям!
— Да-да, чего мне сейчас не хватает — так чтения по ролям. — Мэй замахала на него рукой, а Ник выпроводил его за дверь.
Когда они ушли, Мэй села в кресло, усиленно стараясь не прокручивать в голове последние минуты танца. Она схватилась за волосы, вспоминая мягкие пряди волос Ника в пальцах, и отпустила, а потом впилась ногтями в ладони.
Да что с ней творится? Ее ведь и раньше, бывало, осаживали. Так иногда случается, когда слишком долго ждешь от парней инициативы. И ничего, без проблем.
Глупо вышло — а ведь она привыкла считать себя умнее. Потому и гложет теперь себя до дыр. Сама виновата: Ник ведь ясно дал понять, что ему это не интересно. В следующий раз приспичит целоваться — надо будет выбрать Себа.
Сделав себе внушение, Мэй отправилась заварить кофе. Она выпила полкофейника и прочла полсборника рассказов Дороти Паркер, когда в холле ружейными выстрелами зацокали шпильки Аннабель Кроуфорд.
— Привет, — сказала мать, пробираясь к холодильнику. Мэй в знак приветствия помахала ей кофейной кружкой и окинула взглядом свежеизвлеченный пакет салатных листьев, которые давно побурели и скукожились.
— О боже, — вырвалось у нее. — Ты не против тайской кухни?
— Скажу честно: я все равно не собиралась есть этот салат.
Мать немного обиженно кивнула. Они обсуждали это уже тысячу раз, и всякий раз Мэй стояла на своем: лучше бутерброд сейчас, чем тощие ноги через двадцать лет.
— Джеми дома? Пойду, спрошу, что он будет есть.
— Да. Только... с ним там кое-кто из школы. Они вместе учат уроки.
Тут-то Мэй и осознала свою тактическую ошибку.
— Из школы? У Джеми? — просияла Аннабель.
— Да, — ответила ее дочь и так поспешно вскочила, что чуть не разлила кофе. — Слушай, может не на...
— Мальчик или девочка? — Та уже направлялась к лестнице.
«Для дамы на шпильках она просто метеор», — подумала Мэй и рванула следом.
— Мальчик! — крикнула она в спину стремительно удаляющейся матери.
Страшно было представить, как она открывает дверь, надеясь застать у Джеми прилежную школьницу в белой блузке и очках, а обнаруживает Ника Райвза.
— Он должен остаться и с нами поужинать, — твердо заявила мать, совершая травмоопасный поворот на средней площадке и пускаясь дальше. — Я так рада, что Джеми в конце концов прижился в школе! Всю голову сломала, что с ним делать. Он ведь сказал, что не хочет в другую.
— Не знала, что ты предложила ему перевестись! — крикнула Мэй вослед. Аннабель Кроуфорд уже стояла перед дверью сына, и догнать ее не было никаких шансов.
— Как ты так быстро ходишь? — спросила Мэй, оттягивая миг катастрофы.
— Все мои туфли — модельные, — сообщила мать. — Качество себя оправдывает, — добавила она и распахнула дверь.
— «Я не требую, чтобы люди были милы со мной; это избавляет меня от труда им нравиться», — продекламировал Джеми якобы голосом викторианской дамы. На самом деле ощущение было такое, словно кто-то пытался его удавить тесемками от чепчика.
Он сидел на подоконнике, положив ноги на стул, а Ник устроился у него на кровати. Комнату освещала одна-единственная настольная лампа; желтоватый свет пятном ложился на пол, не доходя Нику до подошв. В темных недрах его глаз мерцали осколки этого света. В руках у Ника был зачарованный кинжал с резной рукояткой, который он снова и снова поворачивал.
— Мы с Мэвис хотели узнать, не останется ли твой друг на ужин, — произнесла Аннабель лишенным всякой уверенности тоном. Видно, от потрясения она даже не нашлась, что еще предложить.
Ник приподнял бровь.
— Мэвис?
— Молчи, — бросила Мэй.
— Как скажешь, Мэвис, — отозвался Ник.
Мать повисла на дверной ручке, ставя маникюр под угрозу. Джеми поднялся с подоконника, подошел к дверям и робко, но покровительственно вклинился между Ником и Аннабель.
— Конечно, мам, — ответил он. — Кто ж не любит поесть? А что у нас на ужин?
Аннабель украдкой поглядывала на Ника поверх сыновнего плеча — наверное, хотела до конца убедиться в кошмарности ситуации. Ник как будто не замечал, что чужая мать так откровенно ему ужасается.
— Ах да, — рассеянно вымолвила Аннабель. Вид у нее был такой, будто она стремилась уйти в параллельную реальность, где ее сын не приглашал на книжные чтения преступных элементов с ножами. — Пойду поищу меню. Чтобы выбрать заказ.
Она развернулась и очень-очень бережно закрыла за собой дверь. Потом начала спускаться по лестнице. Ее ноги даже в модельных туфлях слегка спотыкались.
— Наверное, у вас это от отца, — сказала она Мэй, как только с ней поравнялась. — Вот меня никогда не тянуло к хулиганам. Даже в школе!
— А что, папа в школе встречался с хулиганами? — съязвила Мэй. — С ума сойти!
— Ты знаешь, о чем я!
— Кстати, — добавила Мэй, — по-моему, ты перегибаешь палку. Ник и Джеми — только друзья.
— Ой, ради бога. Такие парни, как он, не бывают «только друзьями».
Они спустились в кухню, и Аннабель, подойдя к столу, стала шарить в ящике с буклетами-меню.
— По-моему, то, что тебе нужно, висит на холодильнике, — заметила Мэй. — И я с Ником тоже дружу.
Мать посмотрела на нее круглыми глазами и отправилась к холодильнику. Меню ресторанчика тайской кухни обнаружилось под магнитами в виде божьих коровок, которые как-то купил Джеми в попытке придать кухне жизнерадостный вид.
Они с Ником спустились в тот момент, когда Аннабель разглядывала графу с лапшой.
— Я ухожу, — объявил Ник.
— Нет, останься! Мам, скажи ему! — воскликнул Джеми. Миссис Кроуфорд изобразила неопределенный жест — нечто среднее между «конечно» и «вон отсюда, пока не вызвала полицию».
— Ребят, да у вас еды нет в доме, раз вы заказывать собрались. Зачем на меня тратиться? — спросил Ник. — Я ухожу. — Он помолчал, а потом, словно вспомнив давнее наставление Алана, добавил: — Спасибо, что пригласили.
— Не за что, — машинально ответила Аннабель Кроуфорд.
— На самом деле еды у нас навалом, — сказала Мэй. — Просто никто из нас не умеет готовить, а у домработницы по понедельникам и четвергам короткий день. Вот и заказываем, где придется. Ты нас не разоришь. Оставайся.
— О! — нашелся Джеми. — Я могу приготовить...
— Нет! — хором воскликнули Мэй, Ник и Аннабель. Миссис Кроуфорд окинула Ника тревожным взглядом. Он не заметил: слишком увлеченно буравил глазами Джеми.