Мэй не могла не вспомнить крики несчастной из лечебницы Меррис, чьего мужа медленно убивал сидящий внутри демон. Родственники одержимых были вынуждены платить за их изоляцию, а с тех, кто хотел остаться с ними до конца, хозяйка брала дополнительно, и притом немало, судя по тому, что довелось увидеть Мэй.
Стоя за спиной Джеральда, Син схватила колдуна за волосы, а другой рукой приставила оба ножа к его горлу.
— Прошлым летом я прожила там месяц, — процедила она. — Моя мать умерла в этом доме. Так что я знаю, кому служу.
Джеральд покосился на Меррис, игнорируя острия ножей, которые зловеще сдвинулись вслед за поворотом его головы.
— Я хотел тебе кое-что предложить, — сказал он Син. — Прогони их всех, тогда и поговорим. Предложение интересное, гарантирую.
— Если будет и дальше болтать, как коммивояжер, — обратилась к ней Меррис, — режь ему глотку.
— С удовольствием! — Син улыбнулась.
Меррис говорила звучно и сдержанно, даже бесстрастно, но Син, взглянув на нее, тут же просияла, как ученица от похвалы любимого учителя.
— Ты ей веришь, — встрял Джеральд. — Как мило. Если б еще и она тебе верила...
— Заткнись, — оборвала Син.
Джеральд не унимался:
— Меррис не рассказывала про свои боли? — Его голос был тих и неудержим, как морской ветер. — Не поделилась тем, что сказали врачи? Ты хоть знаешь, сколько ей осталось?
Син посмотрела на Меррис. Мэй не видела ее лица, зато видела, как переменилась Син. В тот самый миг Джеральд нанес удар.
Он воспользовался замешательством и отпрянул назад, толкая спиной Син, а в следующую секунду бросился на нее с кулаками, в которых уже полыхал колдовской огонь. Девушка охнула и повалилась на землю.
— Ну, — произнес колдун, поворачиваясь к Меррис с горящими как факелы руками, — теперь-то ты не откажешься поговорить?
Мэй так отчаянно стиснула Тоби, что он захныкал ей в ухо. Она, затаив дыхание, смотрела на Меррис. Та улыбалась. Миг — и Джеральд осел с ножом в спине.
— Ты всегда хочешь «просто поговорить», — произнес Алан, выходя из тени холмов с новым метательным ножом наготове, — а потом бьешь первым. Как-то сразу пропадает охота тебя слушать.
Из черной в ночи травы донесся низкий стон. Джеральд приподнялся на одной руке, выдернул окровавленный нож из спины и уронил на землю.
— Между прочим, она первая приставила мне кинжал к горлу.
Алан подошел туда, где в лохмотьях посеревшего в лунном свете шелка приподнималась, кривясь от боли, Син. Он предложил ей руку. Син хмуро посмотрела на него и тряхнула головой. Алан пожал плечами — мол, не хочешь — не надо, — и заковылял к Джеральду.
— Ты самовольно, без разрешения, проник на Ярмарку, — сказал он колдуну. — Нарушил чужую границу и думал, тебе за это ничего не будет? Думал, ты сильнее всех?
— Верно, сильнее, — отозвался Джеральд. — Я же прищучил твоего драгоценного братца, если не ошибаюсь? Ты и понятия не имеешь, на что я способен!
Он медленно встал на ноги. Струи магического огня текли у него между пальцами, как золотые монеты, сверкающие в солнечном свете. Щелчок — и у Алана в каждой руке возникло по пружинному ножу. Один из них оказался прижат к горлу Джеральда.
— Думаешь, нож меня остановит? — рассмеялся тот.
Мэй не заметила, как поднялась Син, а уже через миг та стояла за спиной колдуна, скрестив клинки с Аланом вокруг Джеральдовой шеи. Казалось, на него надели ошейник из лезвий. Потом колдуна заставили опуститься на колени — шевельнуться он уже не смел.
Мэй услышала шепот Син:
— А как насчет трех ножей? Гляди-ка, у нас тут богатый выбор.
Алан переглянулся с ней и слегка кивнул.
— Нападешь на одного — и другой перережет тебе глотку, — добавил он с твердостью молодого священника. Потом его кисть как бы невзначай дернулась кверху, и Джеральд невольно прижался шеей к самым лезвиям Син. — Хочешь напасть — убедись, что достаточно прыток. Или, может, поведаешь нам, что ты тут плел насчет Меррис?
— Что ты с ней сделал? Говори! — потребовала Син.
— Ничего. Так случается в жизни — что-то поражает тело, как захватчик, как бездумный демон. Рак костей, например. Чересчур агрессивный для вашей хилой целительной магии. Хочешь — попроси помочь Ника — правда, его участие равносильно удару тарана, а болезнь уже поразила все кости, обосновалась в каждом органе. По крайней мере, если демон разнесет ее на куски, это будет легкая смерть.
— Никакой демон к ней близко не подойдет!
— Тогда она будет умирать долго и мучительно, — продолжил колдун. — Скажи, ты готова ее потерять? Готова возглавить Ярмарку?
Когда Син заговорила, смотрела она не на Джеральда.
— Это правда?
— Да, — сдержанно отозвалась Меррис.
Мэй не могла заставить себя на нее взглянуть — только при виде Син разрывалось сердце.
— Почему? — ее голос дрогнул. — Почему ты мне не сказала?
Кинжалы в ее руках тоже задрожали.
— Держи крепче! — хлестко скомандовал Алан.
— Не смей мне приказывать, ты, предатель чертов! — огрызнулась Син, хмуря брови. Однако ее хватка стала тверже.
Тем временем в Джеральде росла некая сила. Она крепчала, подобно штормовому ветру, и у Мэй побежали мурашки по шее от нехорошего предчувствия.
Тоби протяжно и жалобно заревел. Мэй стала его укачивать и взмолилась про себя — только бы замолчал, только бы не отвлек сестру в самый неподходящий момент.
Теперь магия пронизывала все тело колдуна, как золотые жилы — сплошную породу, как лучи солнца — одеяло из туч.
— Послушай меня, Меррис, — сказал он и повернул к ней лицо — сияющие языки магии достали ему до подбородка. — Умирать необязательно. Я могу тебя спасти.
— Неужели? — спросила Меррис очень спокойным тоном. — А что взамен?
С губ Джеральда слетали искры золотой магии. Слова тоже не заставили долго ждать.
— Перемирие. Сражаясь против нас, многого не добьешься. Не делай вид, что поддерживаешь бои из любви к искусству. Ярмарка — это, прежде всего доходное предприятие. Вот я и предлагаю доход. Перестаньте продавать туристам талисманы, перестаньте снимать метки, а уж за мной не заржавеет. У вас будет столько магии, сколько вам и не снилось. Все, чего я хочу — отсечь палку, которую суют мне в колеса.
— А мне тоже хочется тебе кое-что поотсекать, — вклинилась Син. — Что в этом плохого?
Они с Аланом тяжело дышали: кинжалы как будто вобрали часть исходившего от Джеральда сияния и теперь стремились отогнуться наружу. Колдун всего раз повел рукой, и на краткий миг в воздухе разлился золотой туман. Ножи вылетели из рук, Син и Алана швырнуло навзничь. Ребенок у Мэй на руках зашелся криком. Меррис выступила навстречу Джеральду.
— Обдумай все хорошенько, — сказал он с улыбкой. — Ты знаешь, где меня найти.
Син уже ловко, как в танце, вскочила на ноги и побежала обратно, но рядом с Аланом задержалась и протянула руку. Алан взялся за нее, стиснул зубы и медленно встал. Мэй заметила, как он напряг спину, чтобы не морщиться от боли.
Они с Син бросились на Джеральда, как волки, и повалили его к ногам Меррис. Джеральд послал в них пригоршню колдовского огня. Алан хрипло охнул. Син навалилась на колдуна сверху, уперлась коленом в живот и приставила нож к горлу. Ее наряд состоял из красных лент, притороченных к вороту и манжетам поверх белого платья-рубашки, и ленты эти трепетали на ветру, как багряные флаги. Нижнее платье Син уже было перепачкано землей и кровью, а на груди часто вздымалось и опадало: она запыхалась.
— Ну и надоел же ты мне, — произнесла Син и замахнулась с явным намерением прикончить колдуна. В этот миг Джеральд швырнул в нее сгусток огня. Син откинулась на спину, а в воздухе запахло паленым. Мэй рванулась вперед.
— Стой! — раздался окрик Син. — Тоби!
Мэй застыла на бегу и вцепилась в плачущего ребенка — только бы удержаться и не спустить его с рук.
Джеральд снова стоял на ногах. Как и Алан. Через секунду его нож оказался в плече у колдуна.
— Он — мой, Райвз, — прорычала Син, тяжело поднимаясь.
Алан нахмурился.
— Согласен, поделюсь.
— Что ж, не хотел я этого делать, — тихо произнес Джеральд.
Сталь в его голосе заставила Мэй развернуться в тот миг, как он поднял руку, и броситься прочь, загораживая собой ребенка. В следующий миг что-то ударило ее сзади, толкнуло на землю. Мэй полетела вниз, стараясь сгруппироваться вокруг Тоби, и обнаружила, что Син лежит поверх них обоих с растрепавшимися по лицу волосами.
— Ну-ну, не плачь, малыш, — прошептала Мэй. Зареванный Тоби в ответ разжал пухлые ручонки и повернулся к сестре. Син приподнялась на локте и села, крепко обняв его.
«Уж лучше она, чем я», — подумала Мэй и подобралась на ноги — посмотреть, что случилось.
Алан успел вооружиться вторым ножом и направил его Джеральду в живот, когда Джеральд выстрелил магией из кончиков пальцев в его больную ногу. Алан глухо вскрикнул и осел на землю.
Син чертыхнулась, сунула малыша Мэй («Что — опять?!») и ринулась в бой. Мэй — следом, хотя Тоби снова зарыдал ей в ухо.
У Меррис в руках возник большой обрядовый кинжал. Мэй облегченно замедлила бег, но тут хозяйка Ярмарки отступила, опустив оружие. Джеральд что-то бросил ей на бегу и помчался прочь. Алан поднял с травы метательный нож...
— Не убивать! — крикнула Меррис.
...Бросил и промахнулся. Джеральд исчез за гребнем холма. Син подлетела к Алану, схватила за руку и крикнула в лицо:
— Почему не завалил?
— Потому что Меррис велела не убивать! — огрызнулся он. — Нож не долетел бы, а пули его не берут, так что...
— Что ж ты не побежал за ним? — не унималась Син, принцесса Ярмарки до мозга костей.
— И как, по-твоему, я должен был это сделать? — хрипло процедил Алан.
Мэй замедлила шаг. Ей захотелось исчезнуть, не видеть лица Алана, каким оно было сейчас: белым и словно бы стертым, застывшим в маске яростного отчаяния.
— Я... — начала Син и осеклась. Ее рука выскользнула из пальцев Алана.
— Не волнуйся, Синтия, — произнес он, глядя на нее сверху вниз. — По сути, для меня это комплимент. Впервые в жизни ты на секунду забыла о моей хромоте.
Прозвучало это, впрочем, не радостно, а скорее устало, с горечью. Мэй подошла к ним и неуверенно улыбнулась Алану. Он перевел все внимание на нее и заулыбался в ответ, а Син тем временем отвернулась и попутно подхватила Тоби с рук Мэй. Избавление от ребенка так ее обрадовало, что это, вероятно, отразилось на лице — Алан даже поднял брови.
— Только не говори, — сказал он, — что ты именно так представляла себе этот вечер.
С исчезновением Джеральда их антиколдовской союз распался. Син стояла бок о бок с Меррис, прижав Тоби к груди, и обе взирали на Алана с одинаковым мрачным превосходством. Странное дело: такие разные внешне, они на миг стали похожи. Трава между ними и Аланом была запачкана кровью.
— Я могу еще чем-то помочь? — спросил Алан.
— Ты достаточно постарался, — отозвалась Меррис.
Когда они возвращались из Корнуолла, солнце уже медленно всходило в тусклом от облаков небе, а дороги впереди стелились серыми безлюдными лентами. Мэй до того устала, что без конца клевала носом и приваливалась к дверному окну. Как Алан еще умудрялся вести машину — неизвестно.
Между мощными приступами сонливости Мэй старалась его развлекать. Правда, быть тактичной у нее уже не хватало сил.
— Так как вы с Син ухитрились возненавидеть друг друга? — спросила она, когда Алан свернул налево у Альфингтонского разъезда. Он в замешательстве усмехнулся, держа руки поверх руля.
Вид у него был не усталый, но морщинки в углах век залегли глубже обычного.
— Никто никого не ненавидит, — сказал он. — Просто мы слишком разные. Будь Ярмарка американской школой, как в кино, Син стала бы капитаном группы поддержки, а я — шахматного клуба.
— Хорошо играешь? — спросила Мэй.
— Неплохо, — признался Алан. — А ты?
— Иногда беру в руки.
— Надо будет нам как-нибудь сыграть, — сказал Алан так тихо, что у Мэй возникло нехорошее подозрение: не за горами тот день, когда ей поставят мат, чего с ней не случалось уже лет десять.
— Надо, — согласилась Мэй. — Мне показалось, ваши отношения все-таки хуже вечной вражды шахматистов и чирлидеров.
— Ну, — протянул Алан, — танцовщики не любят, когда кто-нибудь спотыкается. Я их понимаю: Стелла, мать Син, упала у меня на глазах. Я был свидетелем многих падений и знаю, почему Синтия так на меня реагирует. Она ничего не может с собой поделать. Да и я не могу. Когда девчонка вздрагивает всякий раз, как я прохожу мимо, это не очень-то приятно. — Алан пожал плечами, не сводя глаз с дороги. — Иным людям на роду написано не ладить между собой. Не могу сказать, что я ее ненавижу — просто недолюбливаю, и все.
— Наверняка для нее это редкость.
— Что?
— Парни, которым она не нравится, — пояснила Мэй. — Син вообще классная. И красивая.
Она произнесла это почти рассеянно, прижавшись лбом к стеклу, чтобы не заснуть. Поля по обе стороны дороги заволокло утренним туманом, таким плотным и белым, словно там бродило стадо овец-мутантов.
Чего только не придет в голову от усталости...
— Ты ничуть не хуже ее, — сказал Алан. Соврал, как всегда, не моргнув глазом. — К тому же, начитанная.
— Ух ты, — отозвалась Мэй, немного взбодрившись.
— Как мне кажется, — добавил Алан и порозовел. Значит, не ей одной было неловко. Алан чуть втянул голову в плечи, словно искреннее признание, даже такое незамысловатое, как то, что ему нравятся начитанные девочки, для него мучительно.
Мэй вспомнила Ника, которому сразу же захотелось уйти, как только Алан сказал ему о своих чувствах. Ей стало понятно, почему Алану было удобнее врать.
Она решила потихоньку закрыть тему, раз уж им предстояло еще сорок минут провести вместе — не выскакивать же от смущения из машины прямо к овцам-мутантам!
— По мне лучше «классная», чем «красивая».
— Ты и то и другое, — вставил Алан, заливаясь краской.
Мэй вдруг вспомнила, каким он был с Лианнан, растерялась и погрустнела. Интересно, подумала она, он к ней неравнодушен или ему просто легче общаться с демонами?
— Погоди, — сказала Мэй. — Ты еще не видел меня во всей красоте и классности. Только, чур, не я в следующий раз держу Тоби.
Алан засмеялся.
— Да, вид у тебя был... — Он замахал одной рукой, иллюстрируя свою мысль. —...будто кто-то сунул тебе мешок картошки, который вот-вот взорвется.
— Как не совестно так говорить, Алан Райвз, с укором промолвила наша героиня, — иронически ответила Мэй. — Тем более что тебе досталось самое легкое: знай себе ножи кидай и колдунов запугивай.
— По мне лучше «кидай ножи убийственно точно», — сказал он, все еще смеясь. — И вряд ли колдун очень меня испугался.
— Брось, вы с Син продержали его на ножах целую минуту. Даже две.
— Если бы. — Алан опять посерьезнел. — Он мог нас убить в любую секунду, но не убил. Сказал, что хотел, а потом смылся, как и планировал. А мы только зря пыжились. Разве что раздразнили его немного.
— Да уж, немного, — сухо сказала Мэй. — Ты же два раза его заколол!
— Точно, — тихо отозвался Алан, глядя на туманную трассу впереди. — Я уже начинаю думать, что он явился с честными намерениями.
— Так значит, Джеральд честно просил у Меррис разрешения убивать людей?
— Да, — спокойно ответил Алан. — И лишить Ника силы — тоже. Вполне возможно, он собирался сдержать свою часть уговора.
Мэй выпучила глаза.
— «Вполне возможно»? По-моему, одного «возможно» уже стоит бояться!
— Согласен.
Некоторое время не было слышно ни звука, кроме грохота машины, несущейся навстречу утру. Казалось, все вопросы были исчерпаны — кроме одного, который Мэй боялась задать. Впрочем, робеть она не привыкла, поэтому спросила все равно:
— Признайся, ты же не всерьез обдумывал его предложение?
Алан молчал. Он так надолго затих, что Мэй перестала дожидаться ответа — прислонилась головой к стеклу. Перед глазами у нее все то расплывалось от усталости, то снова приходило в фокус под действием жар-плода, а под ложечкой холодело. Она твердила себе, что Алан тоже устал, что у него случайно вырвалось...
Голос Алана прозвучал тихо и напевно, словно музыка колыбельной. Только потом смысл его слов просочился сквозь туман, окутавший рассудок Мэй.
— Даже если у меня получится, даже если Ник станет подчиняться глупым человеческим законам, которые я хочу ему привить, это не навсегда. Когда-нибудь я умру, а он — нет. Он может вечно поддерживать жизнь в своем теле или вообще обойтись без него. А потом ему, чего доброго, станет одиноко, и он пригласит друзей-демонов на огонек. Все, чему я его учил, забудется. Он прожил тысячу жизней и забыл о них, может забыть и эту. Тут столько ловушек, что в конце концов не попасться он не сможет. И тогда пострадают сотни людей. А вина будет на мне.
На этом месте Мэй окончательно проснулась. Стылый утренний воздух проникал даже сквозь закрытое окно, отчего ее шея покрылась мурашками.
— Потому что я поставил своего брата над целым миром, — тихо продолжил Алан. Его голос завораживал, несмотря на смысл сказанного. — У меня не было прав это делать. Я не могу сослаться на то, что действовал сгоряча, наобум, под влиянием отчаяния. Я хорошо все обдумал. Все просчитал. В итоге двое невинных уже погибли — из-за меня!
— У тебя есть одно оправдание.
Мэй вспомнила, как колдуны Круга Обсидиана и их кошмарный главарь Артур столпились перед кругом-западней, куда поймали Ника, словно ведьмы перед котлом с некрещеным младенцем.
Тот, кого Алан любил, оказался в опасности. Мэй поступила почти так же, когда убила колдуна ради Джеми, — заранее все обдумала, а как только подвернулся шанс, ухватилась за него. Только потом она поняла, что не может избавиться от последствий. Такие решения пятнают все обозримое будущее.
Мэй знала, каково это: без конца вспоминать кровь у себя на руках.
— Такое ничем не оправдать, — ответил Алан срывающимся голосом.
Остаток пути они молча ехали сквозь туман.
Когда Алан свернул к их с Ником дому, Мэй показалось, что кто-то оставил в комнатах свет.
Своего ключа она не взяла, а Джеми был не в том настроении, чтобы впускать ее, если швырнуть камешек ему в окно. Что сказала бы мать, заявись Мэй в полпятого утра, было даже страшно представить. Хорошо, что Алан милостиво предложил свою комнату.
— Чур, я сплю на диване, — ответила Мэй зевая. Алан отстегнул ей ремень безопасности, а она вяло отмахнулась. — Если что, могу за него подраться.
Тут Алан налег на руль и прищурился, что-то высматривая впереди. Мэй посмотрела туда же, после чего они оба заметили странный луч.
Никто не оставлял в доме свет, поняла Мэй через несколько секунд. Это фонарь в окне сиял каким-то особенно ярким огнем, посылая лучи-прожекторы во все стороны. Его стекло было поделено на четыре части чугунными перегородками.
— Это... — начал Алан.
— Лампа-маяк! — подхватила Мэй.
— Она освещает путь страннику, — сказал, будто продекламировал, Алан. — Манит заблудшего домой. — Он покачал головой, слегка скривился и, опираясь на дверцу, вынырнул из машины. — Ник возражал против моей поездки на Ярмарку, — добавил Алан, обойдя капот.
Мэй пресекла его галантные порывы — сама открыла дверцу и выпрыгнула из машины. Алан пожал плечами, улыбнулся ей и пошел отпирать дверь. При этом он стоял к Мэй спиной, перебирал ключи и говорил самым будничным тоном — вероятно, прятал свое довольное лицо.
— И незачем было тратить маяк на меня. Тем более что они стоят уйму денег. — Алан впустил Мэй за порог. — Вот ведь выкинул глупость...
— Точно, — сказала Мэй.
Алан мельком глянул на нее поверх очков, благодарно и немного сконфуженно.
Свет от лампы-маяка теперь лился внутрь дома из гостиной сквозь приоткрытую дверь небольшой прихожей. Алан осторожно толкнул ее — почему осторожно, Мэй поняла, только когда дверь отворилась полностью: на диване спал Ник, положив локоть под голову и свесив ноги с подлокотника. Удобство сомнительное.
Алан проковылял в комнату.
— Эй, — тихо окликнул он. — Эй, проснись же! Мы дома!
Ник распахнул глаза и четко выпалил:
— Все, все, уже встал.
После чего опять уткнулся носом в плечо. Тень от длинных ресниц легла ему на бледное лицо.
— Нет, не встал, — мягко пробасил Алан без намерения его разбудить. Потом протянул руку и смахнул черную прядь у Ника со лба, чего тот никогда не позволил бы в бодрствующем состоянии.
Он даже во сне поежился от этого жеста. Серая футболка Ника перекрутилась и приоткрыла угловатое бедро и плоский живот, перехваченный черным ремнем с кинжальными ножнами — рукоятка ножа вдавилась ему в кожу.
— А он что, всегда спит с оружием? — спросила Мэй и осеклась: Ник шевельнулся. Она на пробу поставила ногу за порог — Ник тут же приподнял голову. Мэй спряталась.
— Да, и не он один, — оглянулся на нее Алан.
Она промолчала, чтобы не будить Ника. Брат так и застыл над ним, держа руку в нескольких миллиметрах от его лица. Ник спал совершенно беззвучно — ни вздоха, ни всхрапа, ни шепота. Он даже во сне отличался от людей.
Алан устало, измученно выдохнул и захромал к окну гасить лампу-маяк, а Мэй отправилась в кухню налить себе воды.
Она не чуяла собственной жажды, пока первый глоток не смочил ей горло. Пересохший язык будто окатило прохладной волной. Мэй облокотилась на шкафчик рядом с мойкой и приникла к скользкому запотевшему стакану.
За ней на кухню зашел Алан. Судя по потеплевшей улыбке и взгляду, он до сих пор пребывал под впечатлением от зажженной для него лампы-маяка.
— Раз так, я не против занять лежанку Ника, — сказала Мэй. — Тогда мы оба сможем выспаться.
— Кстати, — сказал Алан, потирая глаза, — в воскресенье у меня полторы смены, так что в семь я должен быть на работе. По поводу лежанки, моей или Ника — выбор за вами, мисс. Лично я сейчас буду пить кофе.
Он поставил чайник, снял с полки чашку и банку с бурым порошком. В доме Кроуфордов была кофемолка — единственный кухонный прибор, которым умели пользоваться Мэй и ее мать. Растворимого Аннабель Кроуфорд никогда бы не потерпела.
— Короче, — с заминкой произнесла Мэй, наблюдая, как пышет паром чайник, — ты полез в горы с больной ногой, зная, как ярмарочный люд к тебе относится, зная, что с утра на работу, в то время как Ник трясся за твою жизнь. Зачем, объясни?
Алан усмехнулся, помешивая кофе.
— Разве непонятно? — спросил он. — Думал тебя порадовать.
— Эм-м, — произнесла Мэй, вертя в руках стакан, — и для этого тебе пришлось убить целый вечер на то, что тебе неприятно, да еще и опасно. Странноватые у вас, мальчики, представления о свидании.
Напротив мойки и шкафчиков было окно, оклеенное изнутри матовой пленкой. Пленка эта на углу отслоилась, но даже там восходящее солнце расплывалось в дымке, а его свет будто касался кудрей Алана призрачными золотыми пальцами.
Он усмехнулся.
— В моем представлении для свидания главное — девушка, которая не прочь со мной пройтись. Так что не волнуйся — все в порядке.
Он направился мимо, наклонив чашку так, чтобы не ошпарить Мэй, а она вспомнила слова Син о том, что Алан не из тех парней, от которых сердце пускается вскачь, и тут же — его восторг по поводу такой малости, как свет в окне, зовущий домой. Алан выглядел до того измученным, что даже эта улыбка сползала с его лица, словно ей не было там места.
— Не знаю, как насчет девушек, — проговорила Мэй, — но, по-моему, свидание очень даже удалось. Ты явно заслужил прощальный поцелуй.
У нее это вырвалось в приступе сочувствия и лихорадки от жар-плода. Уже через секунду Мэй заметалась в панике, Не то чтобы она была против поцелуя — только хотела, чтобы все было правильно, а тут засомневалась. Хотя одно Мэй знала наверняка: ей понравилось, что Алан опять засиял радостью и посмотрел на нее, как никогда раньше: очень тепло и волнительно, словно хотел склониться и прошептать ей на ухо свой самый большой секрет.
— Только один, — добавила она. — Помнишь, я говорила о парне, которому обещала дать шанс? Правда, это ведь только... только... на прощание.
— Понятно, — тихо ответил Алан. Вид у него все равно был счастливый.
Мэй отставила стакан — тот будто липнул к ее взмокшей руке. В кухне царил полумрак, но Алана было отчетливо видно.
Мэй приподнялась на цыпочки, он выставил руки и оперся о кухонный рабочий стол, заключая ее в образовавшееся пространство — видимо, чтобы получше рассмотреть. Его всего освещало солнце.
— Ой, — выронила Мэй в замешательстве. Потом положила ему на плечо руку, чувствуя тепло сквозь ткань синей рубашки и футболки под ней, и улыбнулась.
— Ждешь особого приглашения?
— Ух, — ответил Алан в тон ее междометию.
Он сделал шажок вперед и снова оказался ужасно высоким. Теперь между ними осталось меньше фута.
— Нет, — продолжил Алан. С этим словом он снял очки и положил на стол. Без них он выглядел иначе, совсем подростком. Сразу стало заметно, что его снова бросило в краску. Он нагнулся. Тепло его тела и дыхания коснулось Мэй, хотя сами они не касались друг друга — по крайней мере, не так. Алан поднес руку к ее лицу, но и тогда не коснулся, только провел пальцем в сантиметре от подбородка.
— Не люблю спешить, — пояснил он. — Пусть все будет как следует.
И тут он поцеловал ее: вдруг прильнул всем телом и медленно, вдумчиво поцеловал, а она схватила его за воротник, зарылась пальцами в кудри на затылке. Губы Алана ловили каждый ее рваный выдох. Она чувствовала его улыбку, поворот головы, легкий натиск.
Мэй сдавленно ойкнула и поймала себя на том, что притягивает его за шею к себе, а в следующий миг откинулась спиной на столешницу, обвив ногой Аланово здоровое бедро, в то время как он продолжал исследовать ее губы своими, шумно дыша. Она готова была скинуть рубашку с его плеч, когда Алан вдруг отстранился и отступил на шаг, приваливаясь к кухонной стене. Его глаза сияли.
— Сама сказала — только один, — напомнил он.
Мэй резко села.
— М-м. Ух ты!
Она засмеялась, и смущенный Алан — вместе с ней. Потом он обошел ее, чтобы взять очки и кружку кофе. Надев их, он стал больше похож на самого себя, только волосы взъерошились и губы покраснели.
— Спасибо. В общем, ботаник старался вовсю, — добавил Алан. — Это другие ходят в качалки и привлекают толпы девчонок, вот и спешат, чтобы везде успевать, а у парней вроде меня есть время все продумать.
— И научиться метать ножи с убийственной точностью?
— Ну, не без этого, — кивнул он. Потом потер затылок, потупился и опять посмотрел ей в глаза.
— Тебе бы отдохнуть. Я попытаюсь выманить Ника с дивана запахом кофе и расскажу про Джеральда.
— Хорошо.
Она начала слезать со стола, Алан направился к двери. Открыв ее, он вдруг задержался на пороге.
— Мэй...
— А?
На его лице расцвела счастливая улыбка.
— Это я должен был сказать «ух ты».
И ушел, оставив Мэй еще полминуты любоваться разводами на кухонном потолке и успокаиваться перед сном.
Глава двенадцатая
В ПОСТЕЛИ С ДЕМОНОМ
Мэй разбудил скрежет стали о камень. Она сдвинула лбом одеяло, натянутое на голову, и села, разгребая скомканные простыни. Ник сидел на подоконнике и точил меч. При виде ее явно растрепанной головы он выгнул бровь.
— Кто ложился в мою постель и помял ее?
— Откуда я знала, где — чья, — огрызнулась Мэй. Правда, подушка пахла хлопком и металлом, но это мало что проясняло: Алан тоже привык держать в кровати оружие. Мэй посмотрела на пол, где валялись ее джинсы — увы, слишком далеко, чтобы сразу взять и напялить.
— Извини, но я без штанов.
— Извиняю, — ответил Ник. — Можешь так ходить хоть целый день.
Мэй сокрушенно покачала головой.
— Что ты вообще здесь делаешь? Решил посторожить мой сон?
— Ага, — отозвался Ник и снова склонился над мечом. Перед ним на подоконнике были разложены салфетки, наждачная бумага, пузырьки с маслом и небольшой точильный камень, по которому он взад-вперед водил лезвием. — Пришел поглазеть на тебя во сне. Вот только ты завернулась с головой в одеяло — один бугор торчал. Я-то думал, это лицо, а оказалось, спина. Почувствуйте разницу.
— Да, жестокий облом.
Из окна вовсю светило солнце, отчего меч и перстень Ника сверкали так, что глазам делалось больно. Мэй задумалась, который час.
Ник, не отвлекаясь от полировки меча — словно между прочим, — швырнул ей знакомую старую тетрадь.
— Я подумал, раз уж ты здесь, может, устроим еще урок?
Мэй вцепилась в одеяло и поняла, что смотрит на тетрадку, как на ядовитую гадину. Ник по-прежнему возился с оружием. Она оглянулась на его сгорбленную спину и сглотнула ком в горле.
— Занятно: оказывается, я не могу учить человечности в трусах.
— Да ну?
Мэй царственным жестом велела ему удалиться. Ник подкинул меч в воздух и соскочил на пол его ловить.
— Ладно, мне все равно надо было смочить наждачку.
Как только он вышел из комнаты, Мэй метнулась за джинсами и судорожно натянула их поверх белья. От застегнутых пуговиц ей окончательно полегчало. Обычно она бы не напряглась по этому поводу, но сегодня — другое дело. Сегодня ей хотелось быть во всеоружии, потому что на душе скребли кошки.
Они с Аланом целовались, и ей понравилось.