Я сидел сбоку и ни разу не попал в кадр вместе с угнетённым негром, который был на самом деле богатейшим человеком. Как только Поль Робсон устроился за моим столом, к нему началось паломничество. Первым пожаловал народный артист СССР Иван Козловский, официант по его просьбе принёс бутылку коньяка, чёрную икру и сёмгу. Два певца — советский и американский — обнялись и обменялись короткими тостами. Фотограф запечатлел это эпохальное событие, и они ещё какое-то время постояли обнявшись, бессмысленно улыбаясь.
Козловского сменил Леонид Осипович Утёсов. Утёсов и Робсон, обняв друг друга, позировали перед объективом. Утёсов не задержался у нашего столика. Его тут же сменила очередная знаменитость. Каждый подходящий считал своим долгом заказать у официанта, который нас обслуживал, очередную бутылку шампанского, но никто ни разу не полез в карман за деньгами. Советские знаменитости ничего не жалели для своего заморского собрата. На моих глазах он объедался икрой, лососиной, опивался самым дорогим коньяком. Когда принесли горячее, негритянский певец по рассеянности съел две порции — за меня и мою жену, а его спутник — две порции моих друзей. Кофе и пирожные нам тоже не достались. Их съели гостившие за нашим столом певица Казанцева и режиссёр Наталья Сац.
Когда у нас на столе не осталось ничего съестного, чёрный гость вместе со своим переводчиком и телохранителем откланялись. Официант протянул мне счёт за всё, что заказывали побывавшие за нашим столом местные знаменитости. Счёт поверг меня в ужас. Директор ЦДРИ Филиппов оказался на редкость гуманным человеком: он договорился с дирекцией ресторана предоставить мне рассрочку на шесть месяцев. Так у меня появилось основание рассказывать всем знакомым американцам, что я полгода содержал Поля Робсона.
|
|
ПЕЧАЛЬНО, НО СМЕШНО
…Я прожил большую жизнь среди людей искусства и с полным основанием могу утверждать, что это — особые люди. Как я уже говорил, советские актёры, художники, музыканты в отличие от своих американских коллег были в массе своей небогатыми людьми, если не сказать бедными. Единственным, пожалуй, их богатством был неистощимый юмор, жизнестойкость и оптимизм. Они улыбались даже тогда, когда окружающие предпочитали плакать. На похоронах, например… Поверьте, это не выглядело кощунством, напротив…
У меня в памяти сохранилось несколько таких эпизодов, о которых я хочу рассказать.
Московский цирк хоронил одного своего актёра. Режиссёр Арнольд произнёс самую короткую речь: — Товарищи, — сказал он, — опять мы не того хороним. Циркачи стояли и не знали, когда они могут сесть. Арнольд посмотрел, сказал привычное «ап», и все сели.
Когда умер Сталин, в Москве творилось чёрт знает что. Сотни тысяч людей пробирались в сторону Колонного зала, чтобы посмотреть на него, убедиться, что он действительно умер, и молились, чтобы это не оказалось ошибкой. Я тоже был в каком-то непонятном состоянии: музыка Шопена, Шумана, Моцарта, которая звучала с утра до вечера, выводила меня из равновесия.
В один из траурных дней я встретил в Москонцерте конферансье Сергея Алейникова. Серёжа был сильно опечален и расстроен. Мне хотелось сказать что-то утешительное, но он не дал мне открыть рта.
— Эта сволочь своей смертью мне весь квартал испортил, — возмутился он. — Все концерты отменились, апрельские гастроли пролетели. Все, загубил мне квартал. Умри он в конце мая, я был бы в порядке.
|
|
Серёжа продолжал возмущаться:
— Когда не везёт, то во всём не везёт. Когда умирает какой-нибудь артист эстрады, то просят у меня деньги на цветы, и приходится три рубля давать на покойника. Это случается обычно один раз в квартал — это куда ни шло. А тут в одном месяце четверо загнулись. Я накололся на двенадцать рублей, а тут ещё все концерты отменены.
Он безнадёжно махнул рукой и пошёл прочь, всерьёз обиженный на покойников.
Писатель Павел Леонидов имел крутой характер. Как-то при встрече он сказал мне:
— Ты, знаешь, Борис, я со всеми поссорился и только с тобой продолжаю дружить. Я уверен, что когда я умру, ты поднимешь мой гроб.
На что я ответил:
— Паша, я тебя умоляю, помирись ещё с тремя. Один я не сумею поднять гроб.
Хоронили конферансье Дарского (из знаменитого некогда дуэта Миров и Дарский). Гроб установили в Центральном доме работников искусств. На панихиде выступил чтец Балашов:
— Евсей, вот ты лежишь, а на улице идёт снег, падает большими хлопьями… А ты лежишь… Жонглёры бросают шарики… Роняют их… А ты лежишь… Снег падает большими хлопьями… А ты лежишь…
В паузе слышно, как один акробат говорит другому:
— И ты мне будешь доказывать, что он не ебнутый… Вторым взял слово сильно подвыпивший Смирнов-Сокольский:
— Евсей, я помню тебя, когда ты молодым приехал из Новосибирска в Москву. Ты просил меня как ведущего артиста эстрады посоветовать, с кем тебе работать. Я тебе, Евсей, сказал, чтобы ты работал с Левой Мировым. Первая программа в саду «Эрмитаж» была для вас провальной, а я прошёл на «ура»!…
|
|
Вы сделали новую программу, показали её опять в «Эрмитаже» и снова провалились. А я имел оглушительный успех — стон в зале.
А знаешь, Евсей, почему вы провалились с Мировым? — продолжал мэтр. — Потому что без микрофонов меня было повсюду в зале слышно, а вы с вашими писклявыми голосами только вызывали раздражение зрителей. Ты тогда был никем, а я уже был Смирнов-Сокольский. Ты меня понял, Евсей?
Вот так крепко выпивший Сокольский у гроба Дарского наговорил себе кучу комплиментов, а о покойнике ни одного доброго слова…
После похорон Смирнов-Сокольский подошёл к вдове Дарского и сказал:
— По-моему, все хорошо! — Да, сквозь слёзы ответила вдова. Ясно, что Сокольский имел в виду организацию похорон, но в этот трагический момент это прозвучало нелепо и смешно…
На похоронах своего отца композитор Дзержинский нанял оркестр, в котором был флейтист. Естественно, он для траурной музыки был ни к чему, но руководитель оркестра уговорил Дзержинского взять флейтиста, не зная, что он композитор. Дзержинский, чтобы не думали, что он жалеет деньги, согласился.
Идёт похоронная процессия… Похоронный марш Шопена… А флейтист, увидев заказчика и стараясь доказать ему необходимость своего пребывания в оркестре, начал выделывать на своей флейте чудеса. Немыслимые пассажи и фиоритуры, не вязавшиеся с музыкой траурного марша, следовали за руладами и трелями. Он вступал первым и заканчивал играть позже всех, проявляя такой энтузиазм, что Дзержинский еле сдерживал смех.
На похоронах одного знакомого, когда выносили гроб из квартиры, его жена, рыдая, говорила:
— Миша, зачем ты уходишь из такой квартиры?
В Москве умер артист балета московской эстрады. Когда стало известно, что он умер на бабе, на панихиде был аншлаг. Артистам было о чём поговорить и пошутить. Если смерть неотвратима, то лучше артисту умереть на сцене, алкашу в буфете, а блядуну на бабе. Неудобство для жены покойного заключалось в том, что её муж умер на другой бабе, и об этом тут же узнала вся Москва. Боже, сколько бы она отдала денег при всей её жадности, если бы её муж умер на ней. Но так неправильно устроена жизнь, что на ней он мог только уснуть летаргическим сном.
Некоторые артисты с наиграно грустными лицами подходили к жене покойного и интересовались, как это произошло. Жена была вынуждена что-то придумывать, заикалась и говорила о внезапном инфаркте. Хохмачи подбрасывали реплики: хорошо, что он недолго мучился, смерть наступила сразу.
Одна актриса, ломая руки от переживания, надрывным фальшивым голосом допытывалась: «Дорогая, милая, где это произошло? Слава Богу, что дома. Он был один, когда его хватил удар? Боже, какое несчастье! Жаль, что тебя в это время не было дома. Ты бы могла его спасти».
На панихиде выступил чиновник из министерства культуры и сказал: «Покойник был неутомим и отдавал все свои силы искусству».
Хохмачи после его речи ещё долго упражнялись в остроумии.
У одного моего знакомого администратора умерла жена. Я убедился, что мало кто знает процедуру похорон. Всё идёт самотёком. Но мой товарищ был администратором и всегда руководил. Он и тут взял в свои руки бразды правления.
Он крикнул на кладбище:
— Кто с венками — встаньте влево! Почему с венками нужно было становиться влево, никто не знал, конечно, он тоже.
— Все с живыми цветами идите вперёд, — скомандовал он. — Гроб с тележкой в середине, родственники справа, гости — слева.
Он говорил твёрдым безапелляционным голосом.
— Большинство присутствующих не понимали смысла его распоряжений, но, тем не менее, беспрекословно выполняли их.
Мой товарищ решил похоронить свою жену по еврейскому обряду. Он взял на кладбище певца, чтобы тот спел молитву на еврейском языке и в пении рассказал о покойнице и её родных.
Еврейский певец сказал, что он поёт со своим напарником. Товарищ сказал — нет проблем, давайте пойте. Один из певцов начал на еврейском петь речитативом. О чём он пел и о чём говорил, никто не понял, но ему поверили на слово. Второй манкировал и что-то мямлил себе под нос.
Присутствующие администраторы-евреи возмутились и предупредили певца: «Если твой партнёр не будет петь, он деньги хуй получит». Первый певец тут же сказал: «Сема, если ты не запоёшь, то ты хуй получишь деньги». Певец Сема неожиданно как завизжит — и все попадали от хохота. Администратор крикнул: «Хватит петь, бабки получишь».
Он был человеком не пьющим, но, вероятно, с горя выпил и на кладбище его развело. У открытого гроба стоит и рыдает сестра покойницы. Мой товарищ пьяным голосом говорит: «Прекрати плакать!» Сестра продолжает рыдать. Он ещё громче: «Я кому сказал, прекрати плакать!» Присутствующие объясняют, что, мол, это хорошо, что она плачет, потом ей будет легче. Но он ни в какую: «Я в последний раз говорю тебе — брось плакать!» однако сестра и на этот раз не отреагировала. «Раз так, не понимаешь русского языка! Закрывайте крышку гроба и давай её на хуй в яму!»
Гробовщики с быстротой молнии выполнили его распоряжение при еле сдерживаемом хохоте всех собравшихся.
Поминки — это самый весёлый праздник в честь покойника. Я когда-то был категорически против поминок. Но прошло время, и я понял, что этот ритуал придумали правильно. У меня сложилось такое впечатление, что люди по дороге на кладбище уже мысленно садятся за праздничный стол, людей, которых постигло горе, не оставляют одних. А возня вокруг накрываемого стола отнимает всё время и отвлекает от горя. Ответа на вопрос, на сколько гостей накрывать на стол, никто не знает, так как людей не приглашают. Люди приходят сами. В ванной в воде стоят бутылки с водкой. Этой водкой можно было бы споить всю армию Будённого. Но всё время раздаются голоса, что водки не хватит. На кухне обычно находятся две расторопные женщины и очень быстро хлопочут Из кухни раздаётся чей-то голос: «Сейчас только хлеб нарежем и можно садиться за стол».
Но за этим столом уже давно сидят какие-то незнакомые люди и с нетерпением ждут начала банкета. Ближайшие родственники покойного или покойницы стоят и передают на стол то, что не успели подать раньше. За столом приятная деловая обстановка. При взгляде на выпивку и закуску у всех прекрасное настроение. Общее оживление, слышатся отдельные отрывистые, на подъёме сказанные слова:
— Вам налить водки или коньяка?
— Передайте, пожалуйста, хрен.
— Я обычно пью вино, но сегодня, пожалуй, выпью водки. Какой-то незнакомец за столом говорит:
— Пусть земля ему будет пухом! Все с ним соглашаются, выпивают, и опять отдельные реплики:
— Я вам советую попробовать студень.
— Сациви получилось на славу.
— Не хватает одного прибора… Фраза: «У всех налито?» — идёт лейтмотивом во время поминок.
— Передайте, пожалуйста, буженину.
— Если вам не трудно, захватите и мне пару кусочков хлеба. Настроение у всех потрясающее. Ещё поддали, и кто-то поднимает тост за вдову и страстно клянётся, что он никогда её не оставит и готов до конца жизни ей помогать. Все согласны с ним и клянутся в верности ей. Все в это время искренне верят, что будут всегда рядом с нею. Но когда проходит хмель и ещё пара дней, о ней тут же все забывают.
— Обычно я ем очень мало, но сегодня было так вкусно, что я себе сильно напозволял. Обращаясь к вдове:
— Вы волшебница.
— У всех налито? И опять пошло. Бывает, так напиваются, что пьют за здоровье покойника. За столом начинают шутить и рассказывать анекдоты, мотивируя тем, что покойный якобы любил шутку. Появляется гитара (якобы покойный любил гитару). Пошли лирические, потом бравурные песни и доходит до нецензурных частушек. Появляется аккордеон, начались пляски (уже ничем не мотивируя). В этом доме при жизни покойного никогда не было весело. Глядя на такие поминки, я всегда думал: «Какой смысл умирать? Если веселиться, так давайте вместе…»
Говорят, что про покойника или ничего не говорят, или говорят хорошо. Фельетонист эстрады Афонин полностью уничтожил эту традицию.
В московской эстраде умерла певица. Артистки, отойдя от гроба, начали выражать вслух свою скорбь. Одна сказала, что покойная была замечательной певицей. Но стоящий рядом артист Афонин тут же ей возразил: «Она была отвратительной певицей!»
Другая начала было говорить, что покойная была интересной женщиной, но Афонин был категорически против такой оценки и сказал: «Она была всегда страшна, как смерть: глубоко поставленные маленькие глазки, отвратительная улыбка и чувствовалось, что не сегодня завтра у неё наступит климакс».
Какая-то женщина попыталась сказать о её добром характере, но не тут-то было. Афонин её перебил и говорил о покойнице, как о ведьме. Спорить с ним никто не смел, так как он был во многом прав. И тем не менее люди говорили, что всё-таки её жаль. Афонин: «Почему её жаль? Слава Богу умерла. Кому она была нужна? Уродливая, наглая, бездарная артистка. Для московской эстрады она бы сделала доброе дело, если бы раньше загнулась. И без неё на эстраде полно говна…»
Я на Афонина смотрел, как на чудо. Это же надо быть таким откровенным, беспощадно-злым, не щадить ни живых, ни мёртвых. Смешно…
В Москонцерте работал маленького роста человек по имени Люсьен. Человек неизвестной национальности. Не то итальянец, не то грек, но совсем не похожий на еврея. Работа у него была муторной. В его обязанности входило хоронить артистов московской эстрады. В Союзе созданы все условия для смерти, но ничего не предпринято для того, чтобы похоронить человека. На всех кладбищах нет мест. Если какой-нибудь родственник уже лежит на кладбище, то Люсьен добивается, чтобы покойника потеснили. Но если на кладбище никого не было, то Люсьен должен вывернуться наизнанку, чтобы артиста похоронить. Люсьен был поглощён своей работой. Он как-то подошёл к артисту-иллюзионисту Зайцеву и посетовал:
— Как вам нравится, Костя. Умер тут у нас артист Зайцев. Мы его похоронили по высшей категории, думали, что это вы. А он должен был быть похоронен по своей квалификации по низшей категории. Это же надо, как человеку повезло.
Во время праздничных кампаний, когда было много концертов, Люсьена привлекали к концертам в качестве бригадира. Он должен был объявлять артистам, когда, куда и каким транспортом должны они ехать на концерт и т.д. Люсьен всё время сбивался с текста, что приводило артистов в замешательство. Он говорил:
Товарищи, сейчас за нами приедет катафалк, то есть автобус, и мы едем на кладбище, то есть на концерт. Проведём панихиду, то есть выступим и поедем на новое кладбище, то есть на другой концерт.
Как-то Люсьен зашёл к тогдашнему управляющему Москонцерта Стрельцову и говорит:
— Александр Николаевич, произошло чудо! Москонцерту на четвёртый квартал удалось достать два места — на Новодевичьем кладбище (самое престижное кладбище в Москве). На солнечной стороне, ближе к Лужникам. Такое счастье бывает раз в жизни. Это равносильно выигрышу по трамвайному билету в сто тысяч. Нужны два покойника до конца четвёртого квартала.
Управляющий Стрельцов после сильного похмелья никак не мог понять, о чём идёт речь.
— Какие покойники?
— Это не важно. Лишь бы места не пропали.
— Так что же я должен сделать? — в недоумении говорит Стрельцов.
— Сделать так, чтобы были покойники. Мы не можем упустить такую возможность… Представляете, Большому театру выделили одно место, а нам два, и где?! У входа, южная сторона, с видом на стадион имени Ленина. Это большое счастье.
Стрельцов по-прежнему не мог понять, что в данной ситуации от него требуется, и строго переспросил:
— Что вы от меня хотите?
— Дать двух покойников!
— О чём вы говорите? Вы что, в своём уме? какие покойники, где я могу их взять? Это же абсурд! Где я вам могу взять покойников?!
— Товарищ управляющий, места пропадут. — Пусть пропадут. Нет у меня покойников!
— Александр Николаевич, сделайте внутренний конкурс, просмотр на подтверждение квалификации артиста, и покойники будут.
ТОВАРИЩ М.
В одной филармонии работает администратором товарищ М. Очень хороший работник, с прямым, крутым характером. Она состоит в самой передовой и прогрессивной партии — коммунистической. Её боятся два блока: блок беспартийный и партийный блок. Вообще он человек справедливый. В то время, когда все люди нашей необъятной родины дрожали и всего боялись, товарищ М. стояла, как гора Казбек, на страже своего благополучия и всех угнетённых. Она напоминала всем героя отечественной войны Александра Матросова, который своей грудью закрыл немецкую амбразуру. У товарища М. были груди такой величины, что во время отечественной войны приди ей в голову что-то закрыть, она могла бы перекрыть грудью, как минимум Курскую дугу.
М. — крупная женщина с тёмными волосами, с тёмным цветом кожи, но со светлым будущим. Она мне сильно напоминала отца Врубелевского «Демона». При всех её мужских достоинствах ей очень хотелось быть женственной. Вероятно ей очень нужен был мужчина. Но любой мужчина на её фоне смотрелся бы, как пастушка.
При разговоре с мужчиной она очень часто делала всем корпусом раскачивающиеся движения и в то же время обеими руками поднимала груди вверх. Я так до сих пор и не понял, что это должно было означать? Если это был способ соблазнить мужчину, то, мне кажется, это ошибка, так как для мужчины одних грудей маловато. Для полного счастья требуется ряд дополнительных женских деталей. А если все это отсутствует, то надо компенсировать деньгами. Поднимание грудей обеими руками вверх не было похоже на нервный тик. Если она боялась, что её груди могут сползти к ногам, то я утверждаю, как грудевед, что её груди были на высоте и морально устойчивы…
Товарищ М. любила и, вероятно, любит играть в преферанс. Играет средне, но с полной отдачей. Игра для неё не только времяпрепровождение, но и решение глобальных тем. Она играет, как если бы решалась судьба родины. Если она вистует, то так ответственно, как будто с нею вистует весь Советский Союз. Преферанс ей компенсировал отсутствие мужской ласки.
Она курила. Но как!!! Она практически не выпускала сигарету изо рта, пытаясь всеми лёгкими вытянуть из сигареты за одну затяжку весь дым. В это время обе её щеки проваливались внутрь, и она становилась похожа на чахоточного идеолога-дегенерата Суслова. Потом, когда дыхание у неё кончалось, она сильным рычанием посылала дым, смешанный с никотином, внутрь организма. И вот когда никотин, проходя мимо лёгких, пищеблока и матки, попадал в щиколотку, только тогда она получала удовольствие от сигареты. Дым, я внимательно следил за этим, никогда не выходил обратно на волю, а оставался внутри неё. Я хотел предложить ей затяжку запивать водой, но эта тонкая, ажурная французская шутка могла бы мне дорого стоить.
Много несправедливости на свете. Есть очень много женщин красивых, с прекрасными фигурами, которые с ужасом ждут ночи и не знают, что бы такое придумать, чтобы любимый муж оставил их ночью в покое. Любая маломальская неприятность отвлекает женщину от супружеской любви, мужчина создан так, что он только об этом и думает
И все неприятности на работе, с деньгами и другими вещами только приближают его к постели. В этом — отдушина и вариант отвлечения от неприятностей.
Товарищ М. сшила себе траурное платье с чёрной шалью и чёрной вуалью. И как только умирал какой-нибудь знаменитый, красивый, средних лет человек, она была на похоронах, на поминках, места себе не находила, страдала и рыдала. На вопрос, почему она так переживает, кем он ей был при жизни, она отвечала, что он был её любовник, и она не знает, как переживёт его смерть.
Она верила в эту придуманную историю. Я часто встречал её на разных похоронах с одним и тем же текстом, убитую горем. На её фоне родная страдающая жена покойного смотрелась, как весёлая вдова.
Что делает с человеком фантазия и вера в придуманную ложь. Женщины ей искренне завидовали, встречая на панихиде по знаменитому человеку.
Здесь, в эмиграции, мне приходилось читать советские некрологи, и могу безошибочно сказать, где она была в своём траурном платье с чёрной вуалью, оплакивая своего любовника, который так не вовремя оставил свою возлюбленную одну, страдающую, но с фантазией.
Бог с ними, с покойниками. Дай ей Бог живого, настоящего мужчину в её доме, ближе к постели, чтобы она красовалась перед ним в белом пеньюаре, а потом голой. Боже! Как это должно быть страшно!
ПИЦУНДА
Снимался в кино, работал на эстраде, устал как черт. Взял семью и уехал отдыхать в Пицунду, райский уголок. Потрясающее сочетание моря с чистым мелким песком и сосновым лесом. Снял квартиру у одной блондинки с двумя взрослыми детьми.
Я не знал, что наша хозяйка активно прощалась с сексом и нашла себе молодого самца. Он был младше неё на всю жизнь и по интеллекту отстал от неё навсегда. Он нигде не работал, весь день ел и пил. А вечерами, чтобы ему не было скучно, она собирала компанию, и они пировали. Эти пиршества не доставляли радости отдыхающим. Но с этим ещё можно было бы смириться, так как пирушки заканчивались в два часа ночи.
Сложнее было с молодыми отдыхающими, которые жили поблизости. Эти полудегенераты были уверены, что современный молодой человек должен бренчать на расстроенной гитаре, орать без слуха и включать радио на полную катушку. От них на отдыхе нет никакого отдыха. Говорить и просить их нет смысла. Они будут смотреть на тебя, как на первобытного человека.
Здесь, на Западе, в русских ресторанах оркестры играют, как в кузнице. Плохо, но зато громко. Я спросил у одного ударника:
— Зачем ты так бьёшь по барабану и тарелкам?
— Чтобы фальшь заглушить, — ответил он. В другом ресторане я задал этот же вопрос саксофонисту, который мне ответил:
— Если бы мы могли играть пианиссимо, неужели бы мы тут сидели? И, наконец, в очень приличном оркестре с профессиональными музыкантами происходило то же самое. Я обратился к музыкальному руководителю этого оркестра:
— Скажи, пожалуйста, почему вы так громко играете? Люди пришли сюда отдохнуть, а за столом из-за вашего шума ничего не слышно. Поднять тост в честь именинника или именинницы бессмысленно, так как все слова тонут, как при землетрясении. Вы расстраиваете нервную систему, вы способны своей игрой поднять покойника из гроба и уложить живого на его место. Это кошмар!!!
— Борис, я с тобой полностью согласен, — ответил мой друг-музыкант, — и наш оркестр может играть тихо, что мы и делали. Но посыпались жалобы со стороны посетителей, что им скучно. А хозяин ресторана обвинил нас в том, что мы манкируем и ленимся играть. Если так пойдёт дальше, то он погорит, и придётся ему с нами расстаться. Вот такие дела. Играешь тихо, от души — это всё равно, что ты нашим посетителям недодал, как обвесил. А вот когда играешь всю ночь во всю мочь, и они уходят из ресторана с головной болью, вот тогда всё в порядке: им было весело.
Что можно на это возразить? Они, музыканты, правы: виноваты опять евреи.
В Пицунде отдыхающие горлопаны с гитарами и транзисторами отходили ко сну в три часа ночи. Мы тоже построили свой режим так, чтобы ложиться позже молодого дебила со стареющей блондинкой-хозяйкой и современных советских парней. Однако в половине пятого в пять утра нас будило пение петухов. Это искусство граничило с катастрофой. По сравнению с петухами наши ребята с гитарами и транзисторами были на уровне лирических оперных певцов. Вначале кричал один петух, и голос его срывался — он же без итальянской певческой школы. Во-первых, он неправильно брал дыхание, а во-вторых, как же можно, не разогревшись, пытаться взять «си» третьей октавы. Это безграмотно. Потом у петухов происходила певческая перекличка в разных тональностях, но на самых верхних тонах. И, наконец, все петухи объединялись по группам и пели одновременно. По ужасу и громкости они не уступали ни одной рок-группе. Тут не уснёшь. Итак, я спал не более двух-трёх часов в сутки. Начал соображать: с хозяйкой и её любовником, которые в своей каморке занимались любовью с текстом, я ничего не смогу сделать — это любовь; с ребятами бороться — бессмысленно. И кстати, при нашем режиме от этих неприятностей мы не очень страдали. Остались петухи. Почему они так рано встают и так бойко орут? Я до этого, будучи городским жителем, никогда не задавал себе таких вопросов. Но в данном случае речь шла о жизни и смерти.
На нашей дороге были низкие деревья, и петухи, как я обнаружил, укладывались спать на ветках в шесть-семь вечера. И естественно, что в пять утра они просыпались отдохнувшими, бодрыми и орали — давали знать курам, что они готовы на любые подвиги. Я поставил перед собой стратегическую задачу — бороться и победить петухов. Я достал большую палку и, как только петухи укладывались спать, разгонял их. Они полетают — и опять на своё место. А я тут как тут с палкой. И так я их гонял, пока не засыпали наши комсомольцы-добровольцы со своими расстроенными гитарами и транзисторами. Дня три петухи ложились спать в одно и то же время со мной, а потом и привыкли к моему режиму. Когда я просыпался в двенадцать дня или в час, мои певцы-петухи ещё спали на деревьях мёртвым сном. Я будил главного петуха — Мика Джагера, он открывал один мутный глаз и никак не мог понять, чего я от него хочу.
После того как устроились дела с петухами, начался настоящий отдых, говорят, надо вставать с петухами. Это дело хозяйское. Я лично считаю, что петухи должны ложиться спать вместе с тобой. Тогда не будет разнобоя в режиме.
Существует категория людей, которые любят жаловаться на судьбу даже тогда, когда им хорошо.
Я всегда предпочитал, чтобы лучше мне завидовали, чем жалели. Когда у меня совсем не было денег, я вёл себя так, будто у меня в матраце лежит минимум пятьсот тысяч рублей. Все верили в моё богатство, и я никого не разубеждал.
Когда я переехал в кооперативную квартиру, я был весь в долгах, и мне нечем было за неё платить. Меня вызвали в правление нашего кооператива и сообщили, что я уже три месяца не плачу за квартиру и мне нужно срочно погасить долг.
Я внимательно выслушал их и, не моргнув глазом, сказал:
— Товарищи, я не буду платить за квартиру до тех пор, пока не кончится эта грязная война во Вьетнаме.
— Причём тут наш кооператив и война во Вьетнаме? — спросил один из членов правления.
— Простите, друзья мои, но это мой протест. Я так протестую. Попрощался и ушёл. Советские люди выросли на фальши. Друг другу врут и верят. Никому из них в голову не могло прийти, что у меня нет денег. Смеяться или не согласиться с моим идиотским протестом опасно — вся страна клеймила позором эту войну. Вот так, в связи с моим безденежьем и протестом по поводу грязной войны во Вьетнаме я не платил за квартиру месяцев шесть.
Мне позвонила бухгалтер нашего домоуправления и радостно сообщила, что грязная война во Вьетнаме кончилась.
— Я знаю, что грязная война во Вьетнаме кончилась, а в Лаосе? Прошло немного времени, и мне за неуплату отключили свет. Никто никак не мог понять, что происходит. Когда меня спрашивали, почему я живу без света, я отвечал:
— Мне свет не нужен, он мне мешает. Только в темноте бриллианты играют всеми гранями.
ЛИЛИПУТ
В Москонцерте я некоторое время работал в концертной бригаде, с которой часто ездил в гастрольные поездки. В поездах, в автобусах, в гостиницах мы все за обедом, за ужином говорили на разные темы, в том числе и о политике. Я с моим языком должен был не только жить на Западе, но и родиться здесь. Болтал лет на пятнадцать тюрьмы. Это какое-то чудо, что я не сидел как антисоветчик. Как-то зашёл разговор о налоге за бездетность. И я начал, поносить этот тупой советский налог. Говорил, что никакой логики нет в том, что человек должен платить шестипроцентный налог за то, что у него нет детей. Абсурд! Или, скажем, у людей нет жилплощади, а их заставляют родить ребёнка. А где им с этим ребёнком жить? И так в этом плане при всём честном народе.
Кончились гастроли, наша бригада приехала в Москву, а на третий день меня вызвали в КГБ. Состояние было очень противное. Начал ломать голову, что я натворил, а вернее, что я наболтал, и с каждым часом приходил в ужас. Дело было в пятьдесят втором, когда ещё был жив Сталин.
Пришёл на Лубянку, зашёл в огромный кабинет, сел на стул и жду от нарочито вежливого человека в гражданском костюме вопроса. Но он никуда не торопился, сообщил по телефону, что я уже у него в кабинете и медленно повесил трубку. Посмотрел на меня в упор и начал:
— Так вы, Борис Михайлович, против налога на бездетность? Вам известно, что Никита Сергеевич Хрущёв предложил Иосифу Виссарионовичу Сталину брать у людей, которые не имеют детей, шесть процентов из зарплаты? Значит, вы не согласны со Сталиным?