Глазго, апрель 1895 г.
Несмотря на множество людей, пришедших оплакать Тару, похороны проходят тихо. Никто не рыдает и не комкает носовые платки. В традиционном черном море встречаются яркие вспышки цвета. Даже моросящий дождь не в состоянии придать похоронам ощущение горькой утраты. Скорее, они проходят в духе печальной задумчивости.
Возможно, все дело в том, что при виде живой и здравствующей Лейни Берджес никому не верится, что ее сестры больше нет. Половинка любимого всеми дуэта дышит и светится жизнью.
Однако при этом любой, кто видит Лейни, остро ощущает, что что-то не так, хоть и не может выразить словами, что именно. Словно что-то разладилось.
Время от времени по ее щеке скатывается слеза, но, смахнув ее, она с улыбкой приветствует каждого пришедшего и благодарит за участие. Рассказывает смешные истории, которые вполне могли бы звучать из уст Тары, не будь она сейчас заперта в полированном деревянном гробу. Среди присутствующих нет других родственников. Однако многие из тех, кто не слишком хорошо знал усопшую, ошибочно принимают седовласую пожилую даму и мужчину средних лет в пенсне, старающихся не отходить от Лейни ни на шаг, за ее мать и мужа. Ни мадам Падва, ни господин Баррис не торопятся развеять их заблуждение.
Все утопает в розах. Красных, белых, розовых. Среди них встречается даже одинокая черная роза, но никто не знает, откуда она взялась. Чандреш утверждает, что он заказывал только белые. Один бутон воткнут в его петлицу, и во время церемонии он рассеянно теребит пальцами нежные лепестки.
Лейни берет слово, и пока она говорит, люди то вздыхают, то тихо смеются, то печально улыбаются.
— Я не оплакиваю смерть сестры, потому что она навсегда останется в моем сердце, — говорит она. — Впрочем, должна признаться, своим уходом она изрядно меня разозлила: ведь отныне терпеть всех вас мне придется в одиночку. Но вот ее нет — и мое зрение словно притупилось, а вместе с ним и слух, и все прочие чувства. Лучше бы у меня отняли руку или ногу, но не сестру. Тогда она, по крайней мере, оставалась бы рядом, подтрунивала бы над моей новой внешностью и дразнилась, что теперь из нас двоих она красавица. Нам всем будет ее не хватать, но мне особенно, ведь вместе с Тарой ушла частичка меня самой.
Среди артистов, присутствующих на кладбище, есть женщина, знакомая даже тем, кто не имеет отношения к Цирку Сновидений. Закутанная с ног до головы в белоснежные одежды, она только добавила пару крыльев к своему обычному костюму. Крылья спускаются за спиной до самой земли, и лишь перья трепещут на ветру, сама же она остается неподвижной, словно изваяние. Большинство присутствующих несколько удивлены ее появлением, но, как и Лейни, радуются при виде живого ангела, стоящего над могилой Тары.
В конце концов именно сестрам Берджес пришла в голову эта идея. Это они решили, что в цирке должны быть живые статуи — артисты в причудливых костюмах, с лицами, покрытыми густым слоем грима, застывшие, как изваяния, на пьедесталах в различных уголках цирка. За несколько часов такая статуя может полностью изменить позу, двигаясь невыносимо медленно, так что многие из тех, кому довелось это наблюдать, уверяли, что это вовсе не люди, а заводные роботы.
В цирке таких артистов несколько: Царица Ночи в расшитом звездами костюме, Темная Пиратка в угольно-черном. Ту же, что сейчас застыла над могилой Тары Берджес, чаще всего называют Снежной Королевой.
Когда гроб опускают в землю, слышится тихий всхлип, но трудно понять, откуда он донесся или, может, просто почудился в общем шелесте вздохов, ветра и переминающихся ног.
Дождь усиливается, и раскрытые зонтики вырастают среди могил, словно грибы. Влажная земля быстро превращается в грязную жижу, и оставшуюся часть церемонии заканчивают в спешке, торопясь укрыться от непогоды.
Окончание похорон получается смазанным. Те, кто еще недавно стройными рядами стояли вокруг могилы, как-то незаметно сливаются в толпу. Многие подходят к Лейни, чтобы еще раз принести соболезнования, другие уходят искать убежище от дождя до того, как на могилу падает последняя горсть земли.
Изобель и Тсукико стоят неподалеку, вдвоем укрывшись под большим черным зонтом, который Изобель держит рукой в черной перчатке. Тсукико несколько раз говорит, что дождь ее не пугает, но Изобель все равно продолжает укрывать ее зонтом, радуясь, что она не одна.
— Как она умерла? — спрашивает Тсукико.
Этот вопрос сегодня многие, перешептываясь, задавали неоднократно, но при всем разнообразии ответов ни один не был похож на правду. Те, кто был хорошо осведомлен, предпочитали не распространяться.
— Мне сказали, что это был несчастный случай, — тихо говорит Изобель. — Она попала под поезд.
Тсукико задумчиво кивает, доставая из кармана пальто серебряный мундштук и такую же зажигалку.
— А на самом деле как она умерла? — спрашивает она.
— Что ты хочешь сказать? — вскидывает брови Изобель и поспешно оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не может услышать, однако большая часть траурной процессии уже растворилась в пелене дождя вместе со своими зонтиками. У могилы осталась лишь горстка людей, включая Селию Боуэн и прижавшуюся к ее юбке Поппет Мюррей. Девочка сдвинула брови домиком, но кажется скорее рассерженной, нежели печальной.
Лейни и мистер Баррис стоят у самого края могилы, так что возвышающийся над ней ангел может дотронуться до их опущенных голов.
— Тебе ведь доводилось видеть своими глазами то, во что разум отказывается верить? — спрашивает Тсукико.
Изобель кивает.
— А тебе не кажется, что когда такое происходит у тебя на глазах, с этим бывает трудно смириться? До такой степени, что это сводит с ума? Человеческий разум — нежная штука.
— Не думаю, что она нарочно шагнула под поезд, — отвечает Изобель, стараясь говорить как можно тише.
— Может, и нет, — говорит Тсукико. — Но я не исключаю и такой возможности. — Она щелкает зажигалкой. Кончик сигареты легко занимается пламенем, несмотря на влажный воздух.
— Это и впрямь мог быть несчастный случай, — задумчиво повторяет Изобель.
— И много несчастных случаев у нас было за эти годы? Кто-то ломал руку, обжигался или еще что-нибудь? — спрашивает Тсукико.
— Нет, — качает головой Изобель.
— Ты когда-нибудь болела? У тебя случался хотя бы насморк?
— Нет. — Изобель силится вспомнить, когда простужалась в последний раз, но на ум ей приходит один единственный случай — зимой, еще до встречи с Марко, лет десять тому назад.
— Насколько я понимаю, никто из нас не болел с первого дня появления цирка, — продолжает Тсукико. — И никто не умирал до последнего времени. Впрочем, никто и не рождался. По крайней мере, после появления на свет близнецов Мюррей. Хотя с тем образом жизни, который ведут некоторые наши акробаты, это удивительно.
— Я… — начинает было Изобель, но тут же замолкает.
Здесь есть, о чем подумать, но она далеко не уверена, что ей хочется это делать.
— Мы, моя дорогая, просто рыбки в банке, — говорит Тсукико, поигрывая зажатым во рту мундштуком. — Рыбки, за которыми очень хорошо следят. Наблюдают со всех сторон. Если одна из нас всплыла кверху брюхом, это не случайно. А если и случайно, то это повод беспокоиться, что наши хозяева не так хорошо ухаживают за нами, как могли бы.
Изобель не отвечает. Она жалеет, что Марко не приехал с Чандрешем, хоть и сомнительно, что он согласился бы ответить на какой-либо из ее вопросов, да и вообще снизошел бы до разговора. Всякий раз, когда она тайком раскладывала карты, они не давали ясного ответа. Лишь показывали, что он испытывает какое-то сильное чувство. Она и без карт знает, что он очень трепетно относится к цирку, в этом она никогда не сомневалась.
— Тебе приходилось когда-нибудь гадать тому, кто понятия не имеет, что происходит в его жизни, хотя тебе самой все становилось ясно после короткой беседы и нескольких картинок на столе? — продолжает допытываться Тсукико.
— Да, — подтверждает Изобель. К ней приходили сотни клиентов, которые не видели дальше своего носа. Не замечали измен, предательства и всякий раз наотрез отказывались верить, как она ни пыталась открыть им глаза.
— Изнутри бывает трудно разобраться в ситуации, — говорит Тсукико. — Слишком все привычно. Слишком удобно.
Тсукико замолкает. Капли дождя, падая, пронзают поднимающиеся вверх струйки дыма от ее сигареты.
— Возможно, покойная мисс Берджес подошла так близко к краю, что смогла взглянуть на все со стороны, — наконец заключает она.
Лицо Изобель принимает испуганное выражение, и она оглядывается на могилу Тары. Мистер Баррис, обняв Лейни за плечи, медленно идет вместе с ней в сторону кладбищенских ворот.
— Кико, в твоей жизни была любовь? — спрашивает Изобель.
Плечи Тсукико напрягаются. Она медленно выдыхает табачный дым. На секунду Изобель кажется, что ее вопрос останется без ответа, но Тсукико все же поднимает на нее глаза.
— У меня случались и многолетние романы, и мимолетные. Среди моих возлюбленных были и принцы, и нищие. Думаю, они тоже любили меня, каждый по-своему.
Это обычно для Тсукико: вроде бы и ответить, но ничего при этом не сказать. Изобель больше не задает вопросов.
— Все разваливается, — нарушает Тсукико затянувшееся молчание; Изобель нет нужды уточнять, что она имеет в виду. — Трещины уже пошли. Рано или поздно все рухнет, это неизбежно. — Она замолкает, чтобы в последний раз затянуться. — Ты не бросила свою ворожбу?
— Нет, — откликается Изобель. — Но лучше от этого, по-моему, не становится.
— Знаешь, подчас это бывает трудно понять. В конце концов ты оцениваешь все изнутри. Самые простые чары порой оказываются самыми действенными.
— Я не замечаю, чтобы они были действенными.
— Возможно, они помогают бороться с хаосом, идущим изнутри, а не снаружи.
Изобель ничего не отвечает. Тсукико, пожав плечами, решает не продолжать разговор.
А через мгновение они, не сговариваясь, поворачиваются, чтобы уйти.
Белоснежный ангел остается в одиночестве стоять над свежезасыпанной могилой Тары Берджес, зажав в руке черную розу. Он похож на изваяние, даже ресницы не дрожат. На покрытом белым гримом лице застыла печаль.
Ветер вырывает перышки из его крыльев, а ливень прибивает их к раскисшей земле.
Лабиринт
В коридоре, по которому ты идешь, стены оклеены игральными картами. Бесконечные ряды треф и пик. С потолка, мягко покачиваясь, когда ты проходишь мимо, свисают украшенные картами светильники.
За дверью в конце коридора обнаруживается железная винтовая лестница.
Ступени ведут и вниз, и вверх. Разглядев над головой люк, ты решаешь подняться.
Наверху ты попадаешь в комнату, усыпанную перьями. Когда ты входишь, они поземкой клубятся по полу, заметая люк, через который ты попал внутрь.
Из комнаты ведут шесть одинаковых дверей. Ты наугад выбираешь одну и выходишь. Горстка перьев вылетает вслед за тобой.
В другой комнате голова кружится от запаха сосен — ты оказался в хвойном лесу. Только деревья не зеленые, а ослепительно белые и как будто светятся в окружающей их тьме.
Отыскать дорогу в этом лесу удается с трудом. Стоит сделать несколько шагов, как стены теряются в исчерченной белыми ветвями темноте.
Тебе слышится тихий женский смех, а может, это просто кроны шелестят над головой. Ты бредешь по лесу в поисках следующей двери, следующей комнаты.
Ощутив на шее теплое дыхание, ты оборачиваешься, но рядом никого нет.
Кошачий оракул
Конкорд, Массачусетс, октябрь 1902 г.
Расставшись с прорицательницей и повернув по ее совету направо, Бейли почти сразу же натыкается на группу людей, наблюдающих за представлением. Действие происходит не на одном из постаментов, и ему не сразу удается разглядеть, что творится на площади. В просвет между спинами зрителей ему виден поднятый в воздух обруч — чуть большего размера, чем тот, с которым выступала девушка-змея. Когда он подходит ближе, сквозь обруч пролетает в прыжке черный котенок, но как он приземляется, Бейли не видит.
Стоящая впереди женщина в широкополой шляпе делает шаг в сторону, и вот Бейли смотрит на юношу примерно своего возраста, но чуть пониже ростом, одетого в черный костюм, сшитый из кусочков разных тканей, и шляпу в тон. На его плечах замерли в ожидании парочка белых котят. Юноша протягивает вперед руку, и один из котят, соскочив с плеча, прыгает ему на ладонь, а оттуда, делая в воздухе эффектное сальто, летит сквозь обруч. В толпе раздается смех, некоторые, включая Бейли, аплодируют. Женщина в широкополой шляпе уходит вовсе, и глазам Бейли открывается вся площадка целиком. Он застывает при виде девушки, которая только что поймала белого котенка и теперь усаживает его себе на плечо, где уже сидит другой, черный.
Она старше, чем он предполагал, и копна рыжих волос почти не видна под белой шляпой. Но ее костюм похож на тот, в котором она встретила его в прошлый раз: лоскутное платье из самых разных, но неизменно белоснежных тканей, белый жакет с кучей пуговиц и пара ослепительно белых перчаток.
Обернувшись, она встречаемся с ним глазами и улыбается. Не той улыбкой, которую артист мог бы подарить случайному зрителю, пришедшему поглазеть на котят, демонстрирующих чудеса ловкости. Нет, так улыбаются старому приятелю после долгой разлуки. Бейли безошибочно угадывает эту разницу, и то, что она его вспомнила и узнала, вызывает в нем неожиданный прилив радости. Он чувствует, как щеки внезапно начинают гореть, несмотря на ночную прохладу.
Остаток представления он досматривает с утроенным вниманием, глядя не столько на котят, сколько на девушку, хотя котята вытворяют такое, что пропустить это просто невозможно, и время от времени он отвлекается на них. В конце шоу девушка и юноша, а с ними и котята кланяются зрителям, срывая овации.
Зрители начинают расходиться, и Бейли гадает, что он должен сказать — и должен ли. Перед ним останавливается человек, женщина сбоку не дает возможности сделать шаг в сторону, и на какое-то время он теряет девушку из виду. Когда Бейли удается продраться сквозь толпу, артистов и котят уже след простыл.
Толпа вокруг стремительно редеет, и в скором времени на дорожке остается лишь несколько человек. Насколько Бейли может заметить, с тропы некуда свернуть. По обе стороны ее окружают только полосатые стены шатров, и он оборачивается кругом в поисках закутка или двери, за которой могли укрыться девушка с юношей. Он клянет себя за то, что так глупо потерял ее, когда кто-то трогает его за плечо.
— Привет, Бейли, — говорит девушка, стоя прямо у него за спиной.
Она сняла шляпу, и ее рыжие волосы волнами спадают на плечи. Белый жакет она успела сменить на теплое черное пальто, а шею закутала в ярко-фиолетовый вязаный шарф. Лишь выбивающийся из-под пальто подол платья и белые сапожки выдают в ней ту, что давала представление на этом самом месте с минуту назад. В остальном она выглядит как обычный посетитель цирка.
— Привет, — говорит Бейли. — А я не знаю твоего имени.
— Ой, прости, — спохватывается она. — Я забыла, что у нас не было возможности познакомиться как положено. — Она протягивает ему руку, и Бейли отмечает про себя, что ее белая перчатка побольше той, что она дала ему в подтверждение выполненного задания несколько лет назад. — Вообще-то мое имя Пенелопа, но оно мне не нравится, и меня никто так не называет. Так что для всех и всегда я Поппет.
Бейли пожимает протянутую руку, с удивлением отмечая, что она теплее, чем он ожидал, особенно учитывая, что они оба в перчатках.
— Поппет, — повторяет Бейли. — Я слышал это от прорицательницы, но не понял, что это твое имя.
Лицо девушки озаряет улыбка.
— Так ты был у Изобель? — спрашивает она, и Бейли кивает. — Правда, она прелесть? — Бейли снова кивает, хоть и сомневается, что в такой ситуации уместно трясти головой. — Она рассказала, что хорошего ждет тебя в будущем? — спрашивает Поппет драматическим шепотом.
— Я мало понял из того, что она говорила, — признается Бейли. Поппет понимающе кивает.
— С ней это часто бывает, — говорит она. — Но она не со зла.
— Вам разрешается выходить сюда так запросто? — спрашивает Бейли, кивнув в сторону нескончаемого потока посетителей, которые проходят мимо, не обращая на них ни малейшего внимания.
— Конечно, — говорит Поппет, — но только инкогнито. — Она показывает на свое пальто. — Так нас никто не узнает. Верно, Виджет? — она оборачивается к стоящему неподалеку юноше, в котором Бейли до этого момента даже не заподозрил ее партнера по выступлению.
Черный жакет он сменил на коричневый твидовый пиджак, из-под кепки выбиваются такие же, как у Поппет, огненно-рыжие вихры.
— Люди редко обращают внимание на других, если не давать им повода, — говорит он. — К тому же наши волосы — изрядное подспорье в том, чтобы моментально откреститься от черно-белого цирка.
— Бейли, это мой брат Уинстон, — представляет его Поппет.
— Виджет, — поправляет он сестру.
— Я как раз собиралась сказать, — слегка раздраженно отвечает Поппет. — Видж, это Бейли.
— Рад знакомству, — говорит Бейли, протягивая ему руку.
— Взаимно, — откликается Виджет. — Мы собирались прогуляться. Составишь нам компанию?
— Да-да, пойдем с нами, пожалуйста, — подхватывает Поппет. — Мы редко с кем-то общаемся.
— Конечно, с радостью, — соглашается Бейли. Он не видит ни одной причины отказываться и радуется тому, что брат с сестрой оказались такими легкими в общении. — А вам нужно будет еще, ну, выступать?
— У нас перерыв на несколько часов, — заверяет его Виджет, и они пускаются в путь по аллее. — Котятам нужно отдохнуть. После выступлений они всегда сонные, как мухи.
— Они у вас молодцы. Как вы их всему этому научили? Мне еще не доводилось видеть котов, которые крутили бы сальто в воздухе, — говорит Бейли. Он замечает, что они втроем идут вровень, образуя единую группу. Он больше привык идти за кем-то следом, отставая на пару шагов.
— Любая кошка за редким исключением сделает что угодно, если хорошо ее попросить, — объясняет Поппет. — Но лучше начинать обучение, пока они маленькие.
— А еще нужно не жалеть лакомств, — добавляет Виджет. — Лакомства все сильно упрощают.
— А хищников ты видел? — спрашивает Поппет. Бейли трясет головой. — Ой, сходи обязательно. С хищниками выступают наши родители, их шатер тут поблизости, — махнув рукой, она показывает куда-то направо.
— У них шоу вроде нашего, только кошки побольше, — говорит Виджет.
— Сильно больше, — уточняет Поппет. — Пантеры и великолепные пятнистые снежные барсы. Они такие лапочки!
— И у них есть шатер, — продолжает Виджет.
— А почему у вас нет шатра? — любопытствует Бейли.
— А зачем он нам? — отвечает Поппет. — За ночь мы выступаем всего пару-тройку раз, и нам для этого необходимы только котята, обручи и ленты. Многие, кому шатер в общем-то не нужен, устраиваются на любом свободном пятачке.
— Это создает атмосферу, — поясняет Виджет. — Можно смотреть представления, просто гуляя по цирку, даже не заходя ни в какие шатры.
— Отличное решение для нерешительных людей, — шутит Бейли, и Поппет с Виджетом покатываются со смеху. — А вообще из такого многообразия порой трудно выбрать что-то одно.
— Это верно, — соглашается Поппет.
Они выходят на главную площадь и смешиваются с толпой. Бейли по-прежнему удивляет, что никто не обращает на них внимания. Для всех они — просто очередная компания молодежи, решившая провести вечер в цирке.
— Я проголодался, — сообщает Виджет.
— Ты не можешь проголодаться, ты же вечно голодный, — смеется Поппет. — Ну что, перекусим?
— Ага, — с энтузиазмом кивает Виджет, но Поппет показывает ему язык.
— Я вообще-то спрашивала Бейли, — заявляет она. — Так как, Бейли, ты готов перекусить?
— Конечно, — соглашается Бейли.
Судя по всему, Поппет и Виджет ладят гораздо лучше, чем он с Каролиной. Возможно, это из-за меньшей разницы в возрасте. Он гадает, не близнецы ли они — внешне они очень похожи, и вполне могут быть близняшками, но он боится, что спросить их об этом будет невежливо.
— Ты коричные штучки пробовал? — интересуется Поппет. — Они появились совсем недавно. Видж, как они называются?
— Невероятно вкусные коричные штучки? — неуверенно говорит Виджет, пожимая плечами. — Не думаю, что у всех недавних нововведений уже есть названия.
— Не пробовал, но, судя по описанию, это что-то хорошее, — улыбается Бейли.
— Это что-то волшебное, — говорит Виджет. — Тонкий бисквит, промазанный карамелью с корицей, свернутый рулетом и покрытый глазурью.
— Ух ты, — только и может выдохнуть Бейли.
— Вот именно, — говорит Виджет. — А еще нужно раздобыть какао и немного шоколадных мышей.
— Мыши у меня есть, — вспоминает Бейли и достает пакетик из кармана. — Купил, как только пришел в цирк.
— Ага, предусмотрительный, значит. Хорошо, когда человек готов ко всему, — говорит Виджет. — Ты была права насчет него, Поппет.
Бейли кидает на нее вопросительный взгляд, но она лишь улыбается в ответ.
— Давай мы с Бейли пойдем за какао, а ты отправляйся за коричными штучками, хорошо? — предлагает она, и Виджет одобрительно кивает.
— Отлично. Тогда встретимся возле факела? — уточняет он и, дождавшись ее утвердительного кивка, театральным жестом приподнимает на прощание шляпу, прежде чем раствориться в толпе.
Бейли и Поппет прогуливаются по главной площади. Немного помолчав, Бейли наконец набирается храбрости, чтобы задать вопрос, который давно его мучает, и он не уверен, что решится задать его в присутствии Виджета.
— Могу я спросить тебя кое о чем? — начинает он.
— Конечно, — откликается Поппет. За какао выстроилась порядочная очередь, но Поппет, дождавшись, пока продавец ее заметит, показывает три пальца, и он с улыбкой кивает ей в ответ.
— Когда… ну… когда цирк приезжал в прошлый раз, и я… ну… — Бейли мучительно подбирает слова, хотя еще секунду назад вопрос казался ему таким естественным.
— И? — подбадривает его Поппет.
— Откуда ты узнала, как меня зовут? — выпаливает Бейли. — И как ты вообще узнала, что я буду там?
— Хммммм… — наступает черед Поппет с трудом подбирать слова. — Это не так-то легко объяснить, — начинает она. — Иногда я вижу то, что должно произойти. Незадолго до того как ты появился, я видела тебя и знала, что ты придешь. И хотя я не всегда точно улавливаю детали, увидев тебя, я сразу поняла, как тебя зовут. Примерно так же, как я знаю, что твой шарф голубого цвета.
Когда подходит их очередь, у продавца уже наготове три полосатых стаканчика горячего какао с облаком взбитых сливок в каждом. Один из них Поппет протягивает Бейли, сама забирает два других. Заметив, что продавец поворачивается к следующему покупателю, не взяв с них денег, Бейли делает вывод, что бесплатное какао — это одна из привилегий сотрудников цирка.
— Получается, ты видишь все еще до того, как оно случится? — спрашивает он. Он ожидал другого ответа, хотя сам не знает, какого именно. Поппет качает головой.
— Нет, далеко не все. Иногда это какие-то обрывочные видения. Как слова или картинки в книге, в которой не хватает множества страниц. А еще ее уронили в воду, и теперь что-то видится четко, а что-то размыто. Я понятно объясняю? — спрашивает она.
— Не очень, — признается Бейли.
Поппет прыскает со смеху.
— Я знаю, это звучит странно, — говорит она.
— Да нет, это не странно, — возражает Бейли и тут же исправляется, поймав ее полный недоверия взгляд. — Ну, то есть да, это странно. Но по-хорошему странно, не по-плохому.
— Спасибо, Бейли, — говорит Поппет.
Они сделали круг и возвращаются к факелу. Возле него, разглядывая ослепительное пламя, их дожидается Виджет с черным бумажным пакетом под мышкой.
— Вы где застряли? — спрашивает он.
— В очереди стояли, — объясняет Поппет, протягивая ему какао. — А ты нет, что ли?
— He-а. Похоже, народ еще не пронюхал, какая это вкусная штука, — ухмыляется Виджет, потряхивая пакетом. — Стало быть, мы готовы?
— Похоже на то, — соглашается Поппет.
— Куда мы идем? — спрашивает Бейли.
Поппет и Виджет обмениваются взглядами, прежде чем Поппет заговаривает.
— У нас это называется обход, — говорит она. — Мы бродим по цирку кругами и… наблюдаем. Ты же составишь нам компанию, верно?
— Обязательно, — соглашается Бейли, радуясь, что может пойти с ними.
Они гуляют по цирку, прихлебывая какао и закусывая шоколадными мышками и невероятно вкусными, как и было обещано, коричными рулетиками. Поппет и Виджет рассказывают ему разные истории из жизни цирка, о шатрах, мимо которых им случается проходить, а Бейли отвечает на их расспросы о его городе, удивляясь, что их интересуют вещи, на его взгляд, совершенно обыденные. Им легко втроем, словно закадычным друзьям, знающим друг друга с детства, и интересно, как бывает только с недавними знакомыми, у которых припасены новые, не слыханные доселе истории.
Если Поппет с Виджетом и обращают внимание на что-то, кроме него самого и своего какао, Бейли не понимает, на что именно.
— Что такое Старгейзер? — спрашивает он, когда они останавливаются под незнакомой вывеской, чтобы выбросить в урну пустые стаканчики и пакеты.
— Готова поглазеть на звезды, Поппет? — поворачивается Виджет к сестре. Она кивает, хоть и не сразу. — Поппет читает по звездам, — объясняет он Бейли. — В них проще всего увидеть будущее.
— В последнее время не так-то просто, — тихо замечает Поппет. — Но мы можем прокатиться. Он работает только в ясные ночи, и кто знает, выпадет ли еще такая возможность до окончания гастролей.
Они заходят внутрь и встают в очередь на лестнице, спиралью уходящей вверх вдоль круглой стены. Внутреннее пространство шатра скрыто от их глаз за тяжелой темной портьерой. Стена испещрена чертежами и картами созвездий: белыми точками и соединяющими их линиями на черной бумаге.
— Это вроде того, как прорицательница гадает по картам с разными картинками? — спрашивает Бейли, у которого никак не укладывается в голове, что будущее можно увидеть.
— Отчасти, но не совсем, — отвечает Поппет. — Я, например, вообще не умею читать Таро, а Виджет умеет.
— Это же как комиксы, — пожимает плечами Виджет. — Ты просто видишь, как истории с разных карт соединяются вместе. Ничего особенного в этом нет. Но карты лишь показывают разные возможности, разные пути. А Поппет видит то, что действительно должно произойти.
— Со звездами все не так очевидно, — возражает Поппет. — Они не говорят, где и когда это должно произойти, и чаще всего я до поры до времени не понимаю, что означают мои видения. Иногда понимаю, когда уже слишком поздно.
— Все с тобой ясно, Пет, — усмехается Виджет, обнимая ее за плечи. — Если хочешь, мы можем просто прокатиться.
Поднявшись на верхнюю ступеньку, они попадают на черную площадку, погруженную в кромешную тьму. Глазам удается различить только сотрудника цирка в белоснежном одеянии, который рассаживает посетителей. Он улыбается при виде Поппет и Виджета и, с любопытством взглянув на Бейли, помогает им занять места в чем-то наподобие кареты или вагонетки.
Они садятся на диванчик с высокой спинкой и подлокотниками, и слышат, как щелкает замок закрывшейся за ними дверцы. Поппет сидит между Бейли и Виджетом. Вагонетка трогается с места, но вокруг по-прежнему темно, и Бейли ничего не видит.
А затем раздается тихий щелчок, и вагонетка словно обрывается вниз, наклоняясь при этом назад, так что теперь они смотрят не вперед, а вверх.
У шатра нет крыши, догадывается Бейли. Над их головами раскинут купол звездного неба.
Это совсем не похоже на то, когда смотришь в небо, лежа в поле. Бейли часто это проделывал, но тут все иначе. Ветви деревьев не нависают по краям, а мягкое покачивание вагонетки создает ощущение невесомости.
Вокруг царит абсолютная тишина. Бейли не слышит ни единого звука, только шуршание вагонетки по невидимым рельсам и дыхание Поппет рядом с ним. Как будто весь цирк отступил и растворился во тьме.
Он оборачивается к Поппет и обнаруживает, что она смотрит не на небо, а на него. Улыбнувшись, Поппет отворачивается.
Бейли гадает, можно ли сейчас спросить ее, что она видит в звездах.
— Ты не обязана это делать, если не хочешь, — опережает его Виджет.
Поппет поворачивается к нему, чтобы состроить рожицу, а затем впивается взглядом в ясное ночное небо. Бейли не сводит с нее глаз. Кажется, что она разглядывает картину или читает вывеску вдалеке — и чуть-чуть щурится от усердия.
Неожиданно она опускает голову и закрывает лицо ладонями, плотно прижав пальцы в белых перчатках к глазам. Виджет обнимает ее за плечи.
— С тобой все в порядке? — беспокоится Бейли.
Не отнимая рук от лица, Поппет набирает воздуха в грудь, прежде чем кивнуть.
— Все хорошо, — раздается ее приглушенный голос. — Было очень… ярко. Даже голова заболела.
Она опускает руки и трясет головой, прогоняя наваждение. Что бы ни явилось причиной ее беспокойства, оно явно миновало.
Остаток пути они проводят в молчании. До звездного неба никому больше нет дела.
— Прости, — тихо говорит Бейли, когда они спускаются по лестнице к выходу.
— Ты не виноват, — откликается Поппет. — Это было предсказуемо. В последнее время звезды постоянно это делают: ничего толком не говорят, но причиняют боль. Пожалуй, мне стоит ненадолго оставить попытки.
— Тебе нужно взбодриться, — заявляет Виджет, когда они вновь погружаются в шумную суету цирка. — Облачный лабиринт?
Поппет кивает. Ее напряжение потихоньку спадает.
— Что за Облачный лабиринт? — интересуется Бейли.
— Ты вообще все интересные шатры пропустил, да? — удивленно качает головой Виджет. — Тебе придется прийти еще раз, за ночь нам везде не успеть. Теперь я понимаю, почему у Пет голова разболелась: ей явно было видение, как мы должны таскать тебя по всем шатрам, где ты еще не был.
— Видж видит прошлое, — неожиданно встревает Поппет, меняя тему разговора. — Отчасти поэтому все его видения такие складные.
— С прошлым все просто, — пожимает плечами Виджет. — Оно ведь уже произошло.
— Ты видишь его в звездах? — уточняет Бейли.
— Нет, — улыбается Виджет. — В людях. Прошлое прилипает к тебе, словно сахарная пудра к пальцам, после того как съешь пончик. Некоторые пытаются стряхнуть ее, но до конца это никому не удается. Это налет тех событий и поворотов судьбы, которые привели тебя туда, где ты есть сейчас. Я могу… не знаю… «прочитать», но это неправильное слово. Впрочем, то, что делает Поппет, тоже нельзя назвать чтением.
— Ты и мое прошлое видишь? — спрашивает Бейли.
— Мог бы увидеть, — говорит Виджет. — Я стараюсь не делать этого без разрешения, но иногда что-то всплывает само собой. Ты не возражаешь?
Бейли трясет головой:
— Нисколько.
Виджет несколько секунд смотрит на него и опускает глаза за миг до того, как Бейли вот-вот станет неловко под тяжестью его пристального взгляда.
— Я вижу дерево, — говорит Виджет, — огромный вековой дуб, под которым тебе уютнее, чем в собственном доме, но не так хорошо, как здесь, — он показывает рукой на шатры и яркие огни вокруг. — Даже в окружении людей ты чувствуешь себя одиноким. Яблоки. А твоя сестра, похоже, тот еще подарочек, — заканчивает он, ехидно прищурившись.
— Зришь в корень, — смеясь, кивает Бейли.
— А что за яблоки? — спрашивает Поппет.
— Моя семья держит ферму и фруктовый сад, — объясняет Бейли.
— Какая прелесть, — хлопает в ладоши Поппет. Бейли никогда раньше не приходило в голову, что длинные ряды кряжистых деревьев могут быть «прелестью».
— Вот мы и пришли, — объявляет Виджет, свернув за угол.
Несмотря на скудный опыт пребывания в цирке, Бейли поражен, что никогда раньше не видел этого шатра. Он очень высокий, почти такой же высокий, как у воздушных гимнастов, но гораздо меньше по размеру. Остановившись перед входом, он читает вывеску: «Облачный лабиринт. Путешествие в пространстве. Прогулка в небесах. Без конца и края. Входите, где вздумается. Уходите, когда захочется. Не бойтесь упасть».
Внутри, в окружении темных стен, он видит ослепительно белое сооружение. Бейли не знает, как его назвать. Оно занимает почти весь шатер, за исключением помоста, ведущего по кругу от двери вдоль стен. Пол по обе стороны от помоста усыпан тысячами белых шаров, похожих на мыльные пузыри.
Само сооружение представляет собой нечто вроде башни из находящих друг на друга платформ разного размера, по форме напоминающих облака. Все это нагромождение напоминает слоеный торт. Насколько может судить Бейли, пространство между некоторыми этажами позволяет свободно проходить в полный рост, между другими можно перемещаться только ползком. То тут, то там края отдельных платформ выступают из общей массы, повисая в воздухе.
Повсюду на башню карабкаются люди. Хватаются за выступы снаружи, пробираются по коридорам внутри, ползут кто вверх, кто вниз. Одни платформы прогибаются под их весом, другие стоят неподвижно. Конструкция постоянно находится в движении, словно дышит.
— Почему это называется лабиринтом? — спрашивает Бейли.
— Увидишь, — улыбается Виджет.
Помост, по которому они идут, мягко покачивается под ногами, словно понтон на волнах, и Бейли с трудом удерживает равновесие, попутно разглядывая башню.
Некоторые платформы подвешены на канатах или цепях к потолку. На нижних этажах видны длинные столбы, пронизывающие несколько слоев, но Бейли не удается разглядеть, доходят ли они до самого верха. Кое-где канаты сплетаются в сетки, в других местах свисают свободно.
Дойдя до конца помоста, они останавливаются. Отсюда можно спрыгнуть вниз, на какую-то из платформ.
Бейли поднимает один из белых шаров. Он легче, чем казался, и мягкий на ощупь, словно меховой. Многие перекидываются этими шарами, как снежками, только в отличие от снежков, шары мягко пружинят и отскакивают, ударяясь о препятствие. Бейли бросает шар и догоняет Поппет с Виджетом.
Сделав всего пару шагов, Бейли понимает, почему сооружение называется лабиринтом. Он думал, что его ждут стены, коридоры, тупики, но здесь все иначе. Платформы располагаются на разной высоте: одни на уровне колен или груди, другие нависают над головой, заслоняя друг друга и теряясь из виду. Это лабиринт, который ведет не только в разные стороны, но также вверх и вниз.
— Ну, до встречи, — говорит Виджет, запрыгивая на ближайшую платформу, а с нее взбираясь на следующую.
— Видж всегда сразу лезет на самый верх, — объясняет Поппет. — Он знает короткий путь.
Они с Бейли продвигаются по лабиринту неторопливо, выбирают платформы наугад, протискиваются через узкие проходы. Время от времени приходится карабкаться по канатным сетям. Бейли не видит ни краев башни, ни как высоко они забрались, но его успокаивает невозмутимость Поппет, которая в Старгейзере казалась куда более обеспокоенной. Она со смехом помогает ему преодолеть особенно трудные места.
— А как мы спустимся? — спрашивает наконец Бейли, гадая, смогут ли они вообще найти дорогу обратно.
— Самый простой способ — прыгнуть, — говорит Поппет. Она тянет его за угол, и они оказываются на краю платформы.
Они успели забраться гораздо выше, чем он думал, хотя до вершины все еще далеко.
— Все в порядке, — говорит Поппет. — Это не страшно.
— Это невозможно, — поправляет ее Бейли, опасливо глядя с уступа вниз.
— Нет ничего невозможного, — заявляет Поппет с улыбкой и прыгает в бездну.
Огненные волосы развеваются в полете.
Она ныряет в море белых шаров и скрывается было с глаз, но спустя мгновение ее рыжая голова вновь появляется на поверхности, и Поппет машет Бейли рукой.
На раздумья у него уходит секунда — и вот, поборов желание зажмуриться, он уже летит вниз и хохочет, кувыркаясь в воздухе.
Он падает в бассейн с шариками, как в облако — легкое, пушистое и уютное.
Когда он выбирается на помост, Виджет и Поппет уже поджидают его. Поппет сидит на к<