— Когда ты будешь дома?
Он ответил не сразу.
На самом деле он заметно притих, как будто наслаждался вопросом, моментом и всем, что это означало.
Но я знала, что он улыбался.
Я ощутила непроизвольную ответную улыбку, самоубийственный прыжок моего сердца и воспламенившуюся горелку Бунзена в моих трусиках — три главных составляющих счастья и предвкушения от его молчания.
Прошлый месяц был блаженством. БЛАЖЕНСТВОМ, СКАЖУ Я ВАМ!
Мы встречались. Мы ходили на свидания. Я видела его практически каждый день. Хотя я и ненавидела то, как долго он добирался. В течение недели, когда у меня были занятия, Мартин оставался у меня каждую ночь. Мои выходные были довольно загружены выступлениями и работой. Иногда мы оставались в Нью-Хейвене, а иногда ночевали в его квартире в Нью-Йорке. Но везде, где ночевала я, ночевал и он тоже.
Но стоило заметить, мы только три раза занимались любовью со времен шкафа, каждый раз он клялся, что это произошло бы, когда мы стали бы жить вместе, и я была разочарованна. Практически говоря, это преступление против человечности — иметь такого горячего парня, как Мартин Сандеки: с горячим телом, похотливыми мыслями, горячим сердцем — и не получать секса.
Он был упрямый, и хотя я смогла соблазнить его несколько раз, Мартин хотел подождать, пока у нас не появилось бы собственное жилье. Честно говоря, он шантажировал мои трусики.
— Скоро, — ответил он с другого конца телефона, его голос был таким низким, восхитительным и пронизан смыслом единственного многообещающего слова.
Я слышала настойчивый рев двигателя его машины и сжала губы вместе, чтобы он не смог услышать мой смех, но не смогла скрыть веселье в своем голосе.
|
|
— Правда? Как скоро? Потому что я подумывала поехать по делам.
— Паркер, не дразни меня.
Ох... вздох.
Сегодня вечером он собирался вернуться в наш дом.
Дом был очень-очень маленький, с одной спальней, всего в двух кварталах от квартиры, которую я делила с Сэм... до вчерашнего дня. Выбор времени был идеальным, потому что ее подруга Кара в итоге переехала в мою комнату.
Честно говоря, я не знала, от чего больше была взволнованна Сэм: из-за меня и Мартина, что мы наконец-то были вместе, как она выразилась, или того факта, что ей не нужно было собирать вещи и переезжать в трехкомнатную квартиру. Конечно, она ощутила прилив волнующего удовольствия, разорвав мой график работы по дому.
Несмотря на это, сегодня был мой первый день в нашей новой квартире, и сегодня была бы наша первая ночь в квартире вместе. И я надеялась, что ночью мы оказались бы без нижнего белья.
Я прислонилась к кухонной стойке, мои ноги немного дрожали, мое сердце было переполнено чувствами.
— Отлично. Я буду ждать тебя. Но только лучше, если скоро действительно означает скоро.
— Скоро означает скоро. — Это сопровождалось другим ревущим звуком.
На этот раз звук заставил меня нахмуриться.
— Не убейся, пытаясь добраться домой.
— Не буду.
— Помни, что у меня еженедельный звонок с моими родителями примерно через десять минут. Это не продлится дольше получаса, поэтому тебе не нужно спешить.
— Я не спешу. — Как только он сказал это, я услышала очередной ревущий звук двигателя его машины. Прежде чем я успела спросить его об этом, он добавил: — И я захватил ужин.
|
|
— О! Что же ты взял?
— Такос.
Я усмехнулась. За последний месяц он часто привозил из Нью-Йорка ужин на вынос. Я подозревала, что он делал это, чтобы задобрить Сэм. Это сработало. В первый раз он приехал с лазаньей из "Маленькой Италии", и она простила его за все.
Кроме того, я подозревала, что он брал ужин так часто, потому что по-своему освобождался от моего правила разделять расходы.
По моему требованию, в нашей новой квартире мы решили разделить все пополам: аренду, коммунальные услуги, продукты — все. Странно, что мне не пришлось настаивать. Мартин не стал спорить. Я предположила, что он понял, насколько для меня была важна финансовая независимость; он осознавал, мне нужно было доказать себе, что я могла зарабатывать на жизнь как музыкант.
Впрочем, по большей части, я проиграла спор по поводу мебели. Он не возражал по поводу поддержанной мебели, но ему не нравилась идея спрессованной фанеры и пластика. Он предпочитал крепкий антиквариат из древесины — настоящая мебель, изготовленная из натуральных материалов, в миссионерском стиле[74] или в стиле шейкера и того периода. Большинство предметов, которые в конечном итоге заполнили наше жилое пространство: стол из орехового дерева начала века, соответствующие журнальные столики, зеркало и комод, витражные светильники в стиле арт-деко[75] и черный кожаный двухместный диван с двумя соответствующими креслами — были совершенно мне не по карману.
Но он ценил подлинность и комфорт. В конце концов, я уступила, потому что мы оставили мой матрас. Честно говоря, единственные предметы, которые были моим вкладом, — это мой синтезатор, гитара и матрас.
|
|
Как хорошо, что он не продал свою нью-йоркскую квартиру. Он полностью владел ею, и это в финансовом смысле было как инвестиция. К тому же, я была рада посещать город (и мое пианино) на выходных.
Я собиралась и дальше расспрашивать Мартина про такос, когда услышала другой отчетливый звук ревущего двигателя.
— У тебя же руки свободны, верно?
— Да. Я воспользовался Bluetooth[76] автомобиля.
— Ладно... просто... просто будь осторожен. — Я волновалась. Я не хотела, чтобы он гнал машину и убился.
— Я буду осторожен. Я люблю тебя, Кэйтлин.
— Я люблю тебя, Мартин. Пока.
— Скоро увидимся, — сказал он вместо прощания и отключился.
Повесив трубку телефона, все еще пребывая в сладкой сахарной дымке счастья, я поняла, что Мартин никогда не говорил "до свидания". За все время, что я его знала, он никогда не говорил эти слова мне.
Да...
Ииииии я снова улыбалась.
Улыбка все еще не сошла с моего лица, когда я открыла свой ноутбук и нажала на значок Скайпа для еженедельного звонка с моими родителями. Я еще не рассказала им о нас с Мартином, но попросила Джорджа добавить пункт в повестку дня этой недели, озаглавив его как "новый адрес Кэйтлин". Я полагала, что этим могла предупредить их, раз уж мы перешли бы к этой теме. Они взяли бы это на заметку. Мы могли двинуться дальше.
Однако, этого не случилось.
Как только видеоизображение появилось на моем экране, я увидела, что моя мать не улыбалась. Теперь, когда мы разговаривали в Скайпе, это было непривычно. Обычно она была рада меня видеть. Сегодня она выглядела обеспокоенной и озабоченной.
Кроме того, она заговорила сразу же. У меня даже не было шанса поздороваться с папой и Джорджем.
— Кэйтлин, сегодня мне прислал несколько фотографий тебя и Мартина Сандеки фотограф из агентства "Ассошиэйтед Пресс"[77]. В мой офис поступили звонки из нескольких журналов, спрашивали о статусе ваших отношений.
Мое внимание переместилось к отцу. Он выглядел мрачным, словно только недавно поссорился с матерью. Они не часто ссорились, поэтому я могла сказать, когда между ними происходили разногласия, потому что он всегда после выглядел мрачным.
— Уххх... — Я сделала успокаивающий вздох и сказала первое, что мне пришло в голову: — Ты действительно хочешь пропустить повестку дня?
— Повестку дня?
— Пункт номер семь, мой новый адрес.
Мой отец поднял глаза, он смотрел на мое изображение на экране компьютера с любопытством. Джордж делал заметки, выглядя, как обычно, безучастным. Моя мать была явно смущена и немного ошеломлена.
— Какое отношение твой новый адрес имеет к..? — Я видела, что она уже ответила на свой вопрос еще до того, как закончила спрашивать.
Я дала ей время воспринять этот факт и снова взглянула на отца. Он одарил меня легкой улыбкой.
— Ох, Кэйтлин. — Моя мать покачала головой, привлекая мое внимание обратно к ней. Она выглядела обеспокоенной. — Ты даже не посоветовалась об этом с нами.
Я уставилась на нее долгим взглядом, не зная, как реагировать, особенно после того как у прежней и новой Кэйтлин были две совершенно разные инстинктивные реакции на ее заявление.
Прежняя Кэйтлин была подавлена, что я разочаровала свою мать.
Новая Кэйтлин разозлилась.
Победила новая Кэйтлин, хотя я и чувствовала себя одинаково подавленной и беспокойной.
— Мама, почему я должна советоваться с тобой, где мне жить?
— Не где тебе жить, а с кем. Твои решения влияют не только на тебя.
— Верно. Они влияют на нас с Мартином. — Я начала раздражаться.
— Да. Они влияют на тебя. Отец Мартина не допустит того, чтобы его сын скрылся со сто двадцатью миллионами долларов. В конце концов, он сделает жизнь Мартина очень тяжелой, и ты окажешься между двух огней.
— Тогда мы будем решать проблемы по мере их поступления. Я полностью доверяю Мартину в том, что он сможет справиться со своим отцом.
— Но это не единственный показатель. Кэйтлин, ты должна понимать, — она наклонилась вперед в кресле, в ее голосе были умоляющие нотки, — мои оппоненты будут намекать, что вы с Мартином были вместе все это время. Все опровержения, которые я делала предыдущей весной, будут звучать как ложь.
— Уверена, у тебя есть персонал, который может помочь тебе справиться с этими проблемами.
Моя мать вздохнула. Это не был довольный вздох.
— Ты специально глупишь?
— Нет. А ты? — задала вопрос я сквозь стиснутые зубы.
Она уставилась на меня. Вернее, ее лицо на экране уставилось на меня, и я не могла сказать, она действительно видела меня или видела проблему, которую нужно было решить.
Она довольно долго пристально смотрела на меня, но я отказывалась отвести взгляд, потом мама подвинулась на кресле, немного сузив глаза.
— Мне любопытно, как же это...
— Не-а. — Я перебила ее, ощущая всплеск храбрости вместе со всплеском раздражения. — Нет. Тебе может быть любопытно, но я не собираюсь отвечать на твои вопросы. Это не Сенатский комитет, и я не под присягой. Я взрослая, как ты любишь напоминать мне, способная принимать собственные решения. В связи с этим, личность моего парня — это мое право, то, с кем я живу и кого решила полюбить, — мой выбор. Я люблю Мартина. То, чем ты зарабатываешь на жизнь, — твое право. Если у твоей работы возникают трудности из-за того, кого я люблю, тогда, возможно, тебе стоит встать и сказать своей работе не лезть в чужие дела.
Слева я могла видеть своего отца. Он ухмыльнулся, потом попытался скрыть это, зажав губы между зубами. Когда это оказалось бесполезно, он скрыл свою улыбку за рукой.
Джордж, как всегда, выглядел скучающим, делая записи. Я могла только представить чтение протокола встречи минутой позже...
Спокойный вид моей матери немного дал трещину. Мама казалась разочарованной, но было видно, что она испытывала неохотную гордость. Несмотря на это, меня удивило, что она заикалась, когда наконец-то произнесла, еще раз вздохнув:
— Ладно.
— Ладно?
— Ладно.
— Поясни, что значит "ладно".
— Ладно, твои замечания справедливы. Я признаю, что ты взрослая и твои решения принадлежат тебе. Я извиняюсь. Я выпущу пресс-релиз, что тот, с кем встречается моя взрослая дочь, никого не касается, кроме нее, и никак не влияет на мою карьеру.
— Итак, ты собираешься признать очевидное.
Мой отец не смог сдержаться и рассмеялся, покачав головой.
К чести моей матери, она позволила себе улыбнуться.
— Да. Я собираюсь признать очевидное. И еще буду стараться вдвойне уважать твои границы. Но если Денвер Сандеки когда-нибудь... я имею в виду... я надеюсь, ты знаешь, что я... что...
Я сжалилась над ней.
— Мам, все в порядке. Обещаю, я не собираюсь ничего делать, нарочно, по крайней мере, что может омрачить или отнять у тебя работу, которую ты стараешься выполнять. Ты хорошо работаешь.
— Но опять же, Кэйтлин, Денвера Сандеки нельзя недооценивать.
— Да. Я согласна. Обещаю, я дам тебе знать, если Денвер Сандеки когда-нибудь покажет свое безвольное лицо. Но у меня вся жизнь впереди.
— И я хочу, чтобы ты прожила ее. — Ее глаза были наполнены несвойственными эмоциями, и мама казалась по-настоящему раскаивающейся. — Мы добились успехов, ты и я. И я не хочу, чтобы нечто подвергало опасности этот успех.
— Я тоже. — Я кивнула, тепло улыбаясь ей и удивляясь тому, что мне удалось сохранить равнодушным свой внешний вид.
— Хорошо.
— Хорошо.
И это так и было. Это было хорошо. Мы это выяснили, каждый телефонный звонок и взаимоотношения прокладывали новое направление, и я была безмерно благодарна, что она так же, как и я, была заинтересована сделать это возможным.
В конце концов, Джордж прочистил горло и сказал очень по-джорджевски:
— Итак, вернемся к повестке дня.
Я получила отсрочку, чтобы успокоиться. Мы снова начали с первого пункта повестки дня, охватывая самые разнообразные темы, вроде той, где они собирались отдыхать на летних каникулах, собиралась ли я домой на весенние каникулы, что мне нужно было написать благодарственные карточки членам семьи за рождественские подарки. Моя тетя Донна с папиной стороны становилась немного нервной, если я не писала благодарственные карточки.
Потом мы перешли к пункту номер четыре повестки дня. Я постаралась не гримасничать.
— Ты уже приняла решение о выступлении в мае? На сборе средств и благотворительном концерте? — подсказал Джордж, потирая переносицу, где обычно держались его очки.
— Нет. — Я покачала головой. — Как скоро тебе нужно дать ответ?
Я еще не решила. С одной стороны, меня согревала мысль вытолкнуть себя из зоны комфорта. Помочь детским благотворительным фондам звучало, словно это было бы замечательно. Мне нравилось, что там были бы дети и я могла бы сочинить что-нибудь специально для них.
С другой стороны...
Моя мать снова наклонилась вперед, ее тон был гораздо терпеливее.
— Мне бы хотелось, чтобы ты выступила. Думаю, ты бы действительно получила удовольствие.
Я взглянула на своего отца, и он тоже заговорил:
— Кэти, ты удивительная. Важно показать твой талант. Я согласен с твоей мамой.
— Мне нужно некоторое время. — Я хмуро посмотрела на них обоих.
Моя мать вздохнула, снова расстроившись.
— Ты же знаешь, что мы хотим для тебя только лучшего. И я не могу поверить, что ты счастлива, подавая кофе и играя на свадьбах каждые выходные в этой маленькой группе.
Я чувствовала, как моя защита крепла.
— Поверь в это. Я счастливее, чем когда-либо. Мне не нужно быть важной...
— Ты важная...
— Ты знаешь, что я имею в виду. Мне не нужно быть знаменитостью. Я люблю музицировать и сочинять музыку. И этого достаточно для меня.
Мой отец положил руку на мамино плечо и покачал головой, потом вернул свое внимание ко мне.
— Просто подумай об этом. Тяжело, когда твои родители видят в тебе этот замечательный талант, ты способна на великие дела и не делишься этим со всем миром, не получаешь внимание, которого ты заслуживаешь.
Я одарила отца суровым взглядом. Прилетев домой на День благодарения, я сыграла ему несколько своих композиций. Он был очень горд и взволнован. Я полагала, что это было из-за того, что он был моим отцом, у него всегда был соответствующий уровень гордости, не важно, что я делала — будь то рисование пальцами или размораживание курицы.
— Просто подумай об этом, — вмешался Джордж. Я была удивлена, увидев его такой же умоляющий взгляд.
— Я же сказала. Я подумаю об этом. Мне просто нужно побольше времени.
— Нам нужно знать до первого марта. — Джордж перевел внимание обратно к своим записям, и я почувствовала облегчение оттого, что разговор перешел к другой теме.
Остальная часть разговора прошла без происшествий, и мы закончили сеанс связи с искренним "я вас люблю" и "увидимся на следующей неделе". Хотя в самом конце отец добавил:
— У меня, может, будет командировка в конце февраля в Новую Англию[78]. Может, я смог бы пригласить тебя и Мартина на ужин? Встретиться с парнем, который пленил твое сердце?
Мне удалось только неуверенно пробормотать и кивнуть, прежде чем экран погас. Мой отец был проказником. Конечно же, он предложил это как бы мимоходом. Поскольку он был заинтересован, чтобы вопрос был решен. Он хотел встретиться с Мартином в конце февраля.
Я уставилась на монитор и поняла, что широко улыбалась. Я была взволнованна из-за таких перспектив. Я не могла дождаться их встречи. А еще я хотела, чтобы Мартин и мама поладили. Они начали неправильно, и я знала, как только они смогли бы привыкнуть друг к другу, то наверняка бы нашли общий язык.
Мартин, прокашлявшись, вырвал меня из мыслей. Я посмотрела через плечо и увидела его, стоящего в дверях спальни, нашей спальни, с небольшой улыбкой, освещающей его лицо.
— Твой отец приезжает в конце месяца? — спросил он, выглядя довольным и вместе с тем пораженным.
Я поднялась на ноги, но потом прошлась по нему внимательным взглядом, получая удовольствие от того, как он выглядел после проведенного в своем угловом офисе дня — без галстука, без пиджака, рукава рубашки были подвернуты до локтей.
— Как долго ты подслушивал под дверью? — задала вопрос я, пожирая его глазами.
Мартин потянулся ко мне, обернув руку вокруг моей талии, его ухмылка стала шире, когда он признался:
— Достаточно долго, чтобы услышать, как ты назвала меня своим парнем и сказала родителям, что мы живем вместе.
— Ох, так ты все это время бродишь здесь как жуткий сталкер?
— Да... — Он замолчал, и его лицо стало, как ни странно, серьезным. — Ты должна знать, что в абсолютной безопасности. Отец не собирается преследовать меня. Он перестал со мной общаться, но он не сделает ничего другого.
— Почему нет? Ты рассказывал мне, по крайней мере, дюжину раз, какой он подлый. Что удержит его от попытки мести?
— Потому что у меня были способы собрать информацию, пока я жил в его доме. Подкуп сенаторов и корпоративная коррупция — не худшие из его грехов.
Мои глаза расширились, вглядываясь в него.
— Мне стоит это знать?
— Нет.
— Итак... ты шантажируешь его?
— Не сильно. Скажем так, у него есть стимул, чтобы оставить нас в покое.
Я старалась не улыбаться. Старалась и не смогла.
— И ты не собираешься использовать этот стимул для мести?
— Нет.
Я прищурилась, глядя на него, и во внезапном порыве сказала:
— Я действительно горжусь тобой.
Мартин усмехнулся и выпрямился, словно я приколола ему на грудь значок "Потрясающий". Мы обменялись взглядами взаимного восхищения.
Потом его взгляд смягчился и посерьезнел, и он сказал:
— Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что выбрала меня. В присутствии твоих родителей только что, спасибо, что выбрала нас.
Мое сердце исполнило веселый маленький танец в груди, одновременно счастливый и печальный, и я подняла руки к его лицу. У него было мужественное лицо, челюсть была колючей и жесткой. Я любила лицо моего мужчины. Я поднялась на цыпочки и подарила ему нежный поцелуй, он был на вкус, словно кофе и мятная жвачка.
Потом я нежно потерлась носом о его нос, прежде чем отклониться.
— Ты знаешь, что я люблю тебя. Но это было просто правильно.
Он снова улыбнулся.
— А Кэйтлин Паркер всегда делает все правильно.
— Не всегда. Например, я с нечеловеческой жестокостью спрятала твои вещи.
Он выгнул одну бровь, явно наслаждаясь сюрпризом.
— Ты?
— Да.
— Это небольшая квартира, уверен, я смогу найти их.
— Кто сказал, что они в этой квартире? — Я одарила его многозначительным взглядом.
Это была правда, они были в квартире. Я спрятала его коробки с вещами во встроенный шкаф.
Его улыбка превратилась в дьявольскую ухмылку, обнажая его удивительно острые зубы.
— Что насчет тебя?
— Что насчет меня?
Его руки поглаживали нижнюю часть моей спины, пробрались в мои хлопковые штаны для йоги и нижнее белье, сжимая мою голую задницу.
— Должен ли я спрятать твои вещи?
— Нет необходимости. Я планирую быть голой следующие двадцать четыре часа.
Он застонал. Его рот обрушился на мой, и он повел меня спиной по направлению к ванной комнате, теперь его руки превратились в жадные и ищущие. То, что мы проделали это успешно в комнате, покрытой кафелем, было чудом, особенно потому что по пути мы исполнили неуклюжий танец, от которого стали задыхаться. Мартин сорвал мой топ и увидел, что я была без лифчика. Это вызвало его довольное рычание, когда он прижал меня к раковине. Между тем я работала над пуговицами его рубашки.
Дурацкие деловые рубашки со всеми этими пуговицами.
Мы были в состоянии крайнего возбуждения, наши руки были жаждущими, когда наши губы соприкоснулись. Он скользнул пальцами в переднюю часть моего нижнего белья, дразня меня, но не касаясь там, где я нуждалась.
Я наклонила бедра вперед, пытаясь заставить его облегчить мои страдания.
— Прикоснись ко мне, Мартин. Пожалуйста.
Он наклонил голову, захватив своим ртом мою грудь, вырисовывая языком круги вокруг моего соска.
Я чувствовала его горячее дыхание напротив влажного следа, которое он оставил, когда Мартин заговорил:
— Сначала душ. Потом кухонный стол. Может быть, письменный стол.
— Что... о чем ты говоришь? — Я выгнулась напротив него, мои руки скользнули вниз к его трусам, сжимая и поглаживая его через ткань.
— Все те места, где мы займемся любовью сегодня вечером.
Удивленный смех сорвался с моих губ, за которым последовал грубый вздох, когда он раскрыл меня своими умелыми пальцами, поглаживая мой центр.
— Я думала... — Я простонала, прежде чем смогла продолжить. Он делал меня безмозглой. — Я думала, ты хотел начать с матраса.
— Мы занимались сексом, благодаря твоей хитрости, — ответил он мрачно, ссылаясь на те три раза, что я соблазнила его за прошедший месяц. Мартин отдернул руку достаточно далеко, чтобы стянуть трусы и, потянувшись к душу, включить горячую воду. — Я хочу создать воспоминания о всех других поверхностях.
Я улыбнулась сквозь дымку любви и страстного желания моего Мартина и поддразнила:
— Начнем с душа?
Его глаза метнулись к моим, пар поднимался из кабинки, руки снова оказались на моем теле, снимая мое нижнее белье. Выражение его лица и его голос были чрезвычайно серьезными, когда он сказал:
— Да. Потому что я думаю об этом с самого Рождества и хочу взять тебя у стены, пока твои идеальные сиськи и идеальное тело, гладкие и влажные, будут скользить напротив меня.
Мое тело было чувствительным и неподъемным из-за прилива дикого желания, сосредоточившегося внизу живота. Его слова сделали это со мной. Его грязные словечки заставили меня чувствовать себя распутной и дерзкой.
Прежде чем смогла лучше обдумать это, я сказала:
— Так что ты собираешься трахнуть мою сладкую киску?
Его челюсть отвисла в удивлении, а глаза расширились. Мартин заморгал, глядя на меня, словно он не совсем доверял своим ушам. Между тем, несмотря на смелость и возбуждение, я съежилась, чувствуя себя глупо, и взглянула на него одним глазом.
— Я правильно сказала? — спросила я, все еще ощущая себя неловко. — Потому что когда ты говоришь так, это звучит сексуально. Но когда так говорю я, это звучит странно и настораживающе, словно умышленное преступное действие.
Потом Мартин рассмеялся неудержимым грубым рокотом чистого счастья. Он притянул мое обнаженное тело к своему обнаженному телу и обнял меня. Я могла только улыбаться и стараться не покраснеть или не почувствовать неудачу в грязном разговоре.
— Ты такая идеальная, — сказал он напротив моей шеи, когда его смех стих. Он сильно укусил меня, словно хотел поглотить меня, потом смягчил это место своим языком. — Такая чертовски идеальная.
Я напряглась, низ моего живота скрутило от удовольствия, когда его руки снова превратились во влюбленные.
— Ты имеешь в виду, что я идеально странная и мне не нравится слово "киска", — прошептала я. — В нем слишком много звуков "к".
— Ты идеальная, и я люблю тебя. — Одна его мозолистая рука поднялась к моей груди, грубо поглаживая и сжимая меня. Другой рукой, все еще обнимающей мою талию, Мартин направил нас в душ под струи.
— У меня плохо получаются грязные разговоры.
Он не ответил. Вместе этого прижал меня к стене, и меня поразили ощущения холодной плитки на моей спине, горячей воды, льющейся сверху, его грубых рук, потирающих скользким мылом мой живот, бедра и грудь, его чувственных глаз, пленивших мои и безмолвно говорящих мне, что он верил в то, что я была сексуальной.
Я не cмогла удержать свои руки от его действительно идеального тела, даже если бы попыталась. Жар моего прежнего смущения сменился новым жаром, выстроив обещание между нами.
Его рот был везде, где не было мыла, и, закончив намыливать меня, он захватил мои запястья в свои руки и скользнул своим телом к моему, увеличивая мое возбуждение в геометрической прогрессии, я была не в состоянии мыслить.
— Повторяй за мной. — Голос Мартина был низким, нетерпеливым и требовательным, его язык слизывал капельки воды с моей щеки, он отпустил мои запястья и поглаживал руками бедра. — Я Кэйтлин...
— Я Кэйтлин...
Он поднял меня, как будто я была самой легкой вещью в мире. Мои руки опустились на его плечи, наслаждаясь их выпуклостями, когда он напрягал свои мускулы. Он широко раздвинул мои ноги и потерся своей твердостью напротив мягкой гладкости моего центра.
— Хочу тебя, Мартин...
— Хочу тебя, Мартин...
Я резко вздохнула, когда он толкнулся в меня, его губы на шее посасывали, покусывали и лизали меня.
— Чтобы ты взял меня в душе...
— Чтобы... ты... взял... меня... в душе...
Все в этом действии ощущалось более значимым, чем я помнила, намного более необходимым на низменном и инстинктивном уровне.
— И занимался со мной любовью часами.
— И... и...
Я не смогла закончить. Мне не хотелось говорить, я просто хотела чувствовать. Я взглянула вниз на него и туда, где соединялись наши тела. Я наслаждалась видом нашей связи — его твердостью напротив моей мягкости, моими широко разведенными ногами, чтобы я могла приспособиться к его размеру. Наблюдала, как моя влажная грудь двигалась вверх-вниз в такт его ритму, подпрыгивая напротив его лица; его твердое и точеное тело выгибалось к моему, когда я изгибалась дугой у стены. Такой вид нас обоих, меня с ним, заставлял меня чувствовать себя сексуальной, я поражалась, как безумно горячо мы выглядели.
Я подумала, что мы могли бы установить зеркало в душе.
Иииии с этой мыслью я кончила, атакованная водой и паром, приятным скольжением его тела с моим и осознанием, что это было первым из множества счастливых — и сексуальных — воспоминаний.
* * *
Мы заползли в кровать, потому что нам нужно было поспать. Но вместо того, чтобы спать, мы оказались обнаженные друг напротив друга, обнимались и прикасались друг к другу, обсуждали планы на будущее. Эти планы варьировались от различных поездок, которые мы хотели совершить вместе, до разнообразных мест, где мы хотели заняться сексом: он хотел испробовать все душевые в его квартире, между тем я претендовала на его стол на работе — до нового магазина игр, который открылся на Таймс-Сквер. Мы обсудили приезд моего отца в конце февраля и места, куда мы сводили бы его поужинать.
— Не волнуйся. — Мартин сжал меня. — Я буду милым с твоим отцом.
Я позволила изумлению и замешательству отразиться на моем лице.
— Ну, я на это очень надеюсь.
Он искоса посмотрел на меня.
— Ты знаешь, что я имел в виду. Я тренировался.
— Быть милым?
— Да.
Я зажала губы между зубами, потому что черты его лица сохраняли выражение крайнего смятения, мне не казалось, что было бы разумно смеяться над ним.
— И как тебе это все?
— Это было... тяжело, но иногда хорошо.
— Тяжело?
— Да, как та раздражающая девушка, с которой ты работаешь в кофейне.
— Ты считаешь Челси раздражающей? — Я была удивлена. Я никогда не встречала никого, особенно мужчину, кто бы думал, что она была какой угодно, но только не замечательной.
— Она самовлюбленная и раздражающая. Честно говоря, она напоминает мне мою мать, всегда ждет, чтобы посторонние люди поклонялись ей.
Мои брови выгнулись от его точного — пусть и упрощенного — описания моей напарницы. Возможно, склонность Мартина ценить очевидную доброту и искренность исходила из его презрения к матери.
Через мгновение Мартин удивил меня, сменив тему:
— Ты хочешь выступить на сборе средств, о котором говорили твои родители? Да или нет?
Я медлила, воспользовавшись моментом, чтобы проследить пальцем линию его ключицы.
— Вроде того. Но я не хочу делать этого, потому что мои родители думают, что мне нужно быть более амбициозной. Мне нравится играть в моей маленькой группе. Просто находиться в окружении музыки каждый день — это сбывшаяся мечта. Мне не нужны почести и внимание.
— Но ты говоришь "нет" только из-за того, что твои родители думают, что тебе нужно быть более амбициозной, этим ты позволяешь им диктовать тебе, что делать. Если ты отказываешься из-за того, что они думают, это то же самое, как если бы ты согласилась на что-то по их прихоти.
Я насупилась на него и его разумные слова. Глупые разумные слова.
А он улыбался мне, словно знал, о чем я думала, и понимал, что я уверилась в его правоте. Его улыбка превратилась в самодовольную.
— Хорошо, — наконец-то призналась я. — Ты прав. Это ты хотел услышать?
— Нет. Я уже знал, что был прав. Я надеялся на нечто большее, вроде: "О, Мартин, ты сексуальный гений. Я не могу жить без тебя и твоего большого... ума".
Я ничего не могла поделать со своим внезапным смехом, все же шлепнув его по плечу. Он продолжал самодовольно улыбаться и наклонился вперед, чтобы меня поцеловать.
— Если серьезно, делай то, что ты хочешь делать. Или не делай. Но принимай решение, основываясь на том, что ты хочешь делать, не избегай или не старайся угодить чужим ожиданиям.
Я кивнула, ощущая, как мою грудь затопило теплом и любовью. Он в самом деле был моим отражением. Он был на моей стороне. Мы были командой. Мы действовали в унисон, стремясь к достижению общей цели, и это было прекрасно.
Руки Мартина, конечно же, не лежали неподвижно на моем теле. Он двигал каждой из них очень часто (от моего бока к бедру, от моего бедра к груди), словно оценил все достоинства своего полноценного пропуска. Это было побочным результатом, согревающим меня.
Ни с того ни с сего я продолжила:
— Но, возвращаясь обратно к сексу на твоем столе на работе, в какие дни на следующей неделе ты свободен в обед?
Он странно посмотрел на меня, словно думал, что раньше я блефовала.
— Ты действительно хочешь это сделать?
— Да. У тебя есть стены или жалюзи?
— Стены выходят на остальную часть офиса, но окна — на улицу.
— Хорошо.
— Что на тебя нашло?
— Формально, у тебя есть...
— Ха-ха.
— Но, на самом деле... ничего. Я просто люблю секс. Мне нравится секс с тобой. Нравится, какой сексуальной это заставляет меня чувствовать. Мне нравится и целоваться, и прелюдия, и получать оргазмы. Нравится думать об этом и планировать нашу следующую встречу. И хотя я девушка, не думаю, что это делает меня странной. Я думаю, это означает, что у меня здоровый сексуальный аппетит, я влюблена в человека, которого страстно желаю. Я отказываюсь извиняться за это.
Его губы изогнулись в улыбке.
— Я никогда не попрошу тебя извиняться за это.
— Хорошо. Потому что я не буду.
Мартин прищурился, глядя на меня, словно он был в глубокой задумчивости, но его улыбка не дрогнула.
Потом он сказал:
— В шкафу.
Я ожидала его объяснений. Когда он просто продолжил смотреть на меня своим многозначительным провокационным взглядом, я подтолкнула его:
— Что насчет шкафа?
— Давай займемся любовью в шкафу.
— Но мы уже делали это.
— Нет. Я имею в виду в шкафах. В каждом шкафу, который сможем найти.
Я усмехнулась.
— В каждом шкафу?
— Да.
Откинув голову назад, я рассмеялась, думая обо всех шкафах в мире и о том, как я изо всех сил старалась сторониться их, чтобы не предаться своим страхам и нелюдимым наклонностям, а потом я нашла в себе мужество следовать зову своего сердца. Знала бы я, что мое сердце привело меня обратно к шкафу.
Но на этот раз я была с Мартином, и мы бы занялись любовью. Или, может быть, нет.
Может быть, мы просто разделили бы исключительно личный момент.
Может быть, мы спрятались бы от мира (совсем ненадолго), но это было бы нормально.
Потому что мир мог быть неприятным и подавляющим. Требовательное место, полное неопределенности, ожиданий и страхов. Я пришла к выводу, что время от времени отступать, прятаться от мира было неплохо, пока я не делала этого слишком часто или потому что боялась жить своей жизнью.
Делить шкаф с Мартином, закрывшись подальше от всего остального, кроме нашей взаимной любви, уважения и преданности, могло быть очень полезно. Мы были командой, идеально составленной парой партнеров.
А делить шкаф с моим партнером звучало, словно это был рай.
~ КОНЕЦ ~
[1] Формайка — огнеупорный пластик, используемый преимущественно для отделки поверхностей, например, мебели.
[2] Бар-мицва и Бат-Мицва — религиозные праздники, посвященные достижению еврейским мальчиком или девочкой религиозного совершеннолетия.
[3] Федеральная избирательная комиссия (ФИК) США — государственный коллегиальный орган, формируемый в соответствии с избирательным законодательством, организующий проведение выборов в федеральные органы государственной власти.
[4] Конденсат Бозе — Эйнштейна (бозе-эйнштейновский конденсат, бозе-конденсат) — агрегатное состояние вещества, основу которого составляют бозоны, охлаждённые до температур, близких к абсолютному нулю (меньше миллионной доли градуса выше абсолютного нуля).
[5] Кварк-глюонная плазма — агрегатное состояние вещества в физике высоких энергий и физике элементарных частиц, при котором адронное вещество переходит в состояние, аналогичное состоянию, в котором находятся электроны и ионы в обычной плазме.
[6] Сериал "Различные ходы" — американский телевизионный ситком, который транслировался на канале NBC с 3 ноября 1978.
[7] Центральный вокзал (Гранд Централ) — старейший и известнейший вокзал Нью-Йорка. То же название, что и вокзал, носят три станции Нью-Йоркского метро, расположенные рядом и образующие пересадочный узел.
[8] Dungeons & Dragons (Подземелья и Драконы) — настольная ролевая игра в жанре фэнтези, разработанная Гэри Гайгэксом и Дэйвом Арнесоном.
[9] "Сырные подушечки" (англ. Cheesy Poofs) — выдуманная закуска из анимационного сериала «Южный парк».
[10] "Маппет-шоу" — англо-американская телевизионная юмористическая программа, созданная Джимом Хенсоном. Выходила в 1976—1981 годах. Основными действующими лицами были куклы-маппеты.
[11] "Men’s Health" (с англ. Мужское здоровье) — ежемесячный мужской журнал; издаётся в 45 странах мира.
[12] Крис Пайн — американский актёр. Снялся в таких фильмах, как «Дневники принцессы 2: Как стать королевой» (2004), «Поцелуй на удачу» (2006), «Неуправляемый» (2010), но известность ему принесла роль капитана Джеймса Тиберия Кирка в фильме 2009 года «Звёздный путь» и его продолжении «Стартрек: Возмездие».
[13] Шестая страница — раздел в журнале со сплетнями и слухами о знаменитостях.
[14] ПА — персональный ассистент.
[15] Стартап — недавно созданная фирма.
[16] Фандрайзинг или сбор средств (также известный как «развитие») — это процесс сбора добровольных денежных или других ресурсов путем просьб о пожертвованиях от физических лиц, предприятий, благотворительных фондов или правительственных учреждений.
[17] Vogue (Вог, фр. мода) — женский журнал о моде, издаваемый с 1892 года издательским домом Condé Nast Publications.