— Привет, Серега! Ты чего такой нарядный? — Она перевела взгляд на ресторацию. — Никак погудеть намылился?
— Ну, не то чтобы погудеть… Так, вечер перекантоваться…
— Ишь ты, блин, богато живешь, видать! — Она повела плечами и расправила грудь. — А меня возьмешь с собой?
Это предложение, что и говорить, смутило его. В ресторане наверняка находились и Митин, и Ликина. Демонстративное появление в заведении лейтенанта с Раей под ручку вряд ли придется по душе Косте. На самом-то деле далеко неясно, какие у коллеги сейчас с ней отношения и как они сложатся в ближайшем будущем. Вполне возможно, у голубков — временная размолвка, и Рая, видимо зная, что Митин находится в «Южном вечере», пытается, показавшись перед его глазами с другим мужчиной, уязвить своего любовника. Курский же совсем не собирался играть роль карточного «болвана» в преферансе на двоих.
Кроме того, его увидит с Раей и Ликина. А лейтенанту пока было не до конца понятно, в каком все-таки духе будут развиваться его отношения с актрисой. Пресловутая дилемма — переспать с ней или посадить ее — еще не потеряла своей актуальности. Улик против нее пока никаких нет, а Митин может на этой «фигурантке» и обломаться. Курскому пришли на ум и подходящие к этому случаю русские народные поговорки: не все коту масленица, а также — и на старуху бывает проруха. Так или иначе, Сергей считал, что ему следует быть готовым к любому повороту событий, и здесь Рая, скорее всего, будет только мешать.
Но…
С ним рядом стояла девушка, невольно притягивающая к себе взгляды других мужчин, да и его в их числе. И она предлагает провести с ним вечер, пусть и с провокационной целью, но разве это столь важно? Здесь важен результат, а ведь вечер может плавно перейти в ночь, рассуждал Курский, на время забыв о своих планах полуночного обыска в местах постоянного обитания задержанного Козлова. В конце концов ему пришло на ум, что дилемма «посадить или переспать?», которая не давала ему покоя, может быть разрешена самым благополучным образом: он посадит Ликину и переспит с Раей.
|
|
И вот эта, последняя, мысль привела к тому, что он принял предложение девушки.
Саша явилась строго, без опоздания. Самым естественным образом протянула Косте руку для поцелуя, который немедленно и последовал.
В тот же момент на сценическом подиуме возникли музыканты: они начинали работу как раз в восемь вечера.
Ликина посмотрела на них не вполне доброжелательно.
— Знаешь, Костя, я не была в этом заведении очень давно. Что, интересно, играют эти ребята? Надеюсь, не тяжелый рок?
Митин, отмечавший здесь пару месяцев назад с группой сотрудников РУВД юбилей своего коллеги, поспешил ее успокоить:
— Нет, это — джазовая группа. Видите? Саксофон, контрабас, фоно и гитара. Рок-группы в таком составе не играют. — Он никак не мог себя заставить перейти с Ликиной на «ты», а вот она сделала это легко и свободно.
— Кого я вижу? Это ведь, кажется, наш общий друг? — Ее взгляд поймал фигуру лейтенанта Курского. Их с Раей столик находился у противоположной стены, но не слишком далеко. — Как, кстати, его зовут? По-моему, он не представился, или я успела забыть его имя.
— Сергей, — не без раздражения буркнул Костя.
— Он здесь на работе, верно? Мне кажется, что этот ваш Сергей — настоящий сыщик. Не ест, не пьет, не спит, не веселится, пока преступление не раскроет и не посадит кого-нибудь за решетку.
|
|
— Это так. Но сегодня он, как видите, с девушкой — и значит, на отдыхе.
— Но, возможно, твой коллега это делает для маскировки. Иначе почему он на меня все время смотрит? — несколько, как показалось Косте, нервно спросила Саша.
— Нравитесь вы ему, наверно, — улыбнулся Митин. — И я вполне могу его понять.
Подошел официант, протянул каждому из них по экземпляру меню и тут же удалился.
— Ты взятки берешь, Костя? — непринужденно осведомилась Ликина, изучив меню.
— Да вроде как не за что, — несколько смутился старший лейтенант.
— Вот как? Что же это за работа такая, если за нее взятки не дают? Значит, она никому и не нужна!
Обиженный Костя теперь легко перешел на «ты»:
— А ты взятки брала? Когда актрисой работала?
— Я — женщина, милый мой. А женский удел — не брать, а давать. А впрочем, ты прав: лицедейство — ремесло, совершенно никчемное. Но я не об этом… Я к тому, что на одну твою зарплату красивую, знающую себе цену женщину в стоящий ресторан не пригласишь. Смотри, какие здесь цены, — она покрутила в руке картой напитков и блюд, — вполне столичные.
Митин уже успел в этом убедиться, просмотрев меню, но ответил с подчеркнутой уверенностью:
— Чтобы выпить и закусить, у меня денег хватит.
— Уж вижу, что на цветах сэкономил, — кивнула она на вазу на их столике с завядшим букетиком, который администрация ресторана забыла обновить.
Митин теперь смутился по-настоящему:
— Я сейчас схожу куплю.
— Да ладно… Ты меня извини, Костя. Это все от моей избыточной вредности и порочности. Уж больно противная я тетка. — Саша полезла в свою сумочку. — Давай я тебе на всякий случай двести баксов дам. А то я привыкла ко всяким там разносолам. — Она положила две купюры в нагрудный карман его пиджака и ласково добавила: — Расслабься, Костя, все в порядке. Между друзьями счетов не бывает.
|
|
Саша сделала это так естественно, что Митин, хотя и испытал в данный момент некоторую неловкость, быстро пришел в прекрасное расположение духа. Ведь денег и вправду могло бы не хватить, если бы дама захотела деликатесов.
— Я тебе с получки отдам, — уверил он спутницу. — Что ты пить будешь?
— Мне коньяк. Только возьми молдавский — все остальные марки у нас подделывают.
— По сто?
— Да будет тебе! Бери сразу бутылку — к чему официанта лишний раз гонять.
Эдакая молодежная безбашенность речей Саши, по мнению Кости, как-то не вязалась с ее изысканным вечерним, видимо, чрезвычайно дорогим нарядом — длинное, но открывающее плечи и сильно декольтированное платье на бретелях глубокого малинового цвета и золотая цепочка с крестиком. Но все это его нисколько не коробило, а даже придавало девушке дополнительное очарование.
Несмотря на декларированную ею склонность к разносолам, Саша ограничилась рыбным ассорти да фруктами и совершенно отказалась от горячего.
Митин же полагал: раз башли есть, то ограничивать себя в жратве не стоит. Он заказал и шашлык, и мясное ассорти, и салат «Столичный», и помидоры под майонезом, и даже селедку, которая к коньяку вроде бы не идет, но уж очень она хорошо смотрелась на соседнем столике.
Они подняли рюмки, и Саша неожиданно сказала:
— Если не возражаешь, первый тост будет мой.
Митин терпеть не мог произносить всякого рода приветственные речи, поздравления и, соответственно, тосты, и инициатива спутницы его очень порадовала.
— Итак, он будет очень короткий — за взаимную любовь!
— Поддерживаю! — весело отозвался старший лейтенант.
— А знаешь, почему я его предложила? — Она выжидательно посмотрела на Митина.
— Ну, в общем, понятно… — замялся опер.
— Не уверена. На всякий случай поясню. Я люблю тебя, Костя.
Старший лейтенант, не в силах поверить, что это происходит наяву, затаил дыхание и проглотил язык.
— Как увидела тебя, так сразу и втюрилась по уши, — продолжала Саша раскрывать подоплеку своего тоста. — Или, скажем осторожнее, ты мне очень понравился. Хотя, по-моему, это одно и тоже. Так вот, я рассчитываю на взаимность. Теперь все понятно?
Опер молча мотнул ошалевшей головой в утвердительном смысле. После чего они опрокинули свои рюмки в рот, причем оба залпом.
Какое-то время пара провела в молчании: Саша, съев ломтик лимона, затягивалась сигаретой, а Митин наворачивал шашлык — любовное признание красивой женщины способствовало его аппетиту.
Александра Ликина, так и не дождавшись от нечуткого старшего оперуполномоченного ответного тоста, обернулась в сторону музыкантов:
— Играют блюз, моя любимая мелодия.
На этот раз Митин оказался сообразительней и пригласил женщину на танец. Он плотно прижал Сашу к себе, и ее тело охотно подчинилось его воле.
— Это правда? — наконец решился опер среагировать на тост актрисы. — То, что ты сказала за столом?
— Да, — просто ответила она. — Зачем мне лгать?
— Я тебя тоже люблю, — объявил Митин. — Еще когда увидел тебя на афише, сразу и влюбился.
— На афише?..
— Да, на старой афише, где ты была изображена в роли Клеопатры.
— Где же ты видел такую афишу?
— У одного замечательного поэта. Твой образ его вдохновляет на создание стихов.
— О, боже! Я более чем польщена! Ты, надеюсь, эти его стихи записал?
Митин затушевался:
— Ну… Они приобщены к делу, — брякнул он ни с того ни с сего.
— К какому делу? — встрепенулась она.
— Да все к тому же… По которому мы к тебе с Серегой приходили.
— А…
— Я все хотел спросить тебя: почему ты ушла из театра?
Ликина ответила не сразу.
— Это типовая история о несчастной любви, и мне не хотелось бы сейчас вспоминать о том, что случилось…
— Но теперь-то все позади? — голосом, полным надежды, спросил Митин.
— Да… Кажется, да. — Она подняла на него прекрасные, но отчего-то светящиеся тревожным блеском глаза. — Мне нужен… Мне нужен очень верный друг, Костя.
— Он перед тобой, — немедленно отозвался старший лейтенант.
— А этот верный друг может, ни о чем не спрашивая, бросить все и уехать со мной? Уехать куда-нибудь очень далеко?
— Конечно! — не задумываясь, ответил Костя: он сейчас и вправду был готов так поступить.
— Именно этого я от тебя и ждала! — почти торжественно произнесла Саша.
Музыка кончилась, и они расселись по местам.
После второй рюмки Митин почувствовал полное удовлетворение на душе и в желудке и стал с ленивым любопытством разглядывать зал. И настроение у него несколько подпортилось.
— Смотри-ка: твой обожатель и воздыхатель, — сказал он Саше и кивнул в сторону входных дверей. Там, переминаясь с ноги на ногу и оглядывая зал в поисках свободного места, стоял гаишник Фомичев. Он тоже увидел Костю и Сашу, и лицо его разом помрачнело. Обнаружив наконец незанятый столик, он двинулся в этом направлении, бросая на Ликину частые и укоризненные взгляды.
Похожим образом смотрела на Костю Рая. По его визуальной оценке, контакт у нее с Курским почему-то не налаживался.
Между тем был объявлен белый танец, и Рая, встав из-за стола, решительно двинулась в сторону Митина. Тот, наблюдая за ее маневром, непроизвольно заерзал на стуле.
И его опасения сбылись.
— Нельзя ли пригласить вас на танец, юноша, — обратилась к нему Рая.
Костя перевел взгляд на актрису, как бы спрашивая у нее разрешения, та понимающе улыбнулась, и он поднялся с места.
Рая сразу же тесно прижалась к нему в танце, и Костя невольно ответил на порыв своей недавней подруги.
— Кто она? — жалобно спросила девушка.
— Подозреваемая, — буркнул он.
— Я уж вижу, — вздохнула она. — Плохи дела у меня в Купцово, Костя. Покупатель не берет участок, оформленный только наполовину. А земельный начальник, сука, хочет у меня неоформленную землю оттяпать. Я уж пять тыщ рублей ему предлагала, но он ни в какую. А больше у меня денег нету. Представляешь, если б участок был оформлен полностью, как положено, я б его вместе с домом за сто пятьдесят штук зеленых продала! Уж мы б с тобой с этими деньгами зажили бы!.. Правда, Костя? — Рая вдруг зарыдала у него на плече.
Костя проводил девушку на ее место, где обменялся с Курским холодным приветствием, и возвратился к своему столику, с удивлением обнаружив, что за ним никого не было.
Он в растерянности оглянулся по сторонам и обнаружил чудовищную вещь: Саша Ликина танцевала с гаишником Фомичевым! И при этом они о чем-то оживленно переговаривались, а актриса весело улыбалась!
Митин бросил взгляд на бедную Раю — та сидела вся какая-то опущенная и без видимого интереса ковырялась вилкой в своей тарелке. А потом она повернулась к нему, и глаза ее были пронизаны такой болью, что у него защемило сердце.
Костя вытащил записную книжку и нашел нужный номер. Потом встал и подошел к мэтру:
— Скажите, пожалуйста, откуда я могу позвонить?
— Нет проблем. — Мэтр протянул свой мобильник.
Митин набрал номер, по которому не собирался звонить никогда в жизни. Конечно, без нескольких рюмок коньяку он бы не решился на это.
— Гоша?.. Привет, это — старший лейтенант Митин. У меня проблема. Нужна профессиональная помощь, которую вы обещали… Есть такой бугор в администрации города Купцово, он занимается земельными вопросами… В общем, этот подонок…
Окунь и Гангут
Поскольку бригадир толком так и не понял, с чего вдруг возникла перестрелка, Советник коротко и популярно разъяснил, кто находился в «Фольксвагене» и почему был открыт огонь по «Мерседесу». Ошеломленный Гангут надолго замолчал.
Они ехали по Минскому шоссе в плотной массе машин, где скоростные возможности «Феррари» использовать было непросто. Впрочем, Советник и не считал, что им следует куда-то особенно торопиться. Унесли ноги с места перестрелки — и ладно.
Его не покидали сомнения, которые возникли еще в «Фольксвагене», под дулами хураловских пистолетов. Даже наоборот, ощущение, что он совершил серьезную ошибку, ввязавшись в авантюрную погоню за балаковским общаком, только усилились, поскольку в эту смертельную игру влез сам Огонек. Ликвидатор-то вел огонь не в Чанга, а именно в него, Окуня, который имел редкое удовольствие наблюдать за собственным расстрелом!
Но такое поведение Огонька означает и другое — действует он втайне от Прохора, поскольку невозможно было представить, чтобы авторитет дал приказ ликвидировать Советника, предварительно не допросив его. Да и сам характер боевой акции говорил о том, что это — чистой воды импровизация.
И значит, у Советника появился шанс не только восстановить свой прежний высокий статус в группировке, но даже поднять его. Для этого надо просто сдать Огонька Прохору — мол, его телохранитель пронюхал, где общак, и хочет самолично пригреть его.
Так, конечно, и следует поступить, тем более что соревноваться с балаковским палачом в деле, где решают не столько мозги, сколько готовность в любой момент открыть огонь на поражение, бесполезно.
И тогда Окунь вернется к обычной жизни с размеренным, привычным распорядком дня: утренняя пробежка, неспешная беседа с матерью о его служебных успехах в российско-американской компании, рабочий день в балаковском офисе, где он занимается исключительно юридическими проблемами и решает чисто интеллектуальные задачи, вечер с тренажерами и телевизором и хорошая книга на ночь.
И за все это Советник еще и получает очень неплохие деньги!
Да, и надо, пожалуй, как следует отдохнуть. Поехать наконец на какие-нибудь острова. Он так давно не купался в море, ведь каждый день нужно было посещать мать.
Но, если он уедет, как же быть с ней? Переживет ли мама без него хоть один день?
А он возьмет ее с собой! Наверняка есть такие фирмы, что занимаются устройством отдыха для тяжелобольных, — не в России, так на Западе. При современном развитии индустрии сервиса, конечно же, есть специальные пансионаты, где могут отдохнуть люди с болезнями опорно-двигательного аппарата. Причем на берегу лазурного моря. И с вышколенным по высшему разряду медицинским персоналом.
Да, его мать это давно заслужила! Как только он раньше не додумался!?
Всё, он сходит с дистанции.
Но как объяснить это свое решение Гангуту? Ведь тот однозначно воспримет выход Советника из общего дела как не позволительную для блатаря слабость, а то и предательство своего союзника. Трудно будет подобрать нужные слова, найти убедительные аргументы…
— Теперь у нас все пойдет, как по маслу! — вдруг нарушил молчание бригадир. — Хураловцы вышли из игры, и нам ничто не помешает взять Финка.
— А с чего ты решил, что с хураловцами покончено? — подавляя раздражение, спросил Советник. — Чанг, может, и погиб, но эти трое из джипа — вряд ли.
— Ну, если пацаны и остались живы, то без каких-нибудь там переломов не обошлось — ведь все они лежали и не дергались. Да и менты сейчас подъедут, личности начнут устанавливать… Вон, гляди! — Гангут кивнул в сторону окна: к району автокатастрофы пролетели два «Форда» с мигалками. — Если не на цвинтаре, то в ментовке или больничке Канат со своими корешами точно окажутся. Времени у нас будет достаточно, чтобы прибрать общак к рукам.
— Но на Финка еще надо выйти…
— Белобрысого я расколю в элементе, — уверенно заявил Гангут.
— А Огонек? Не боишься этого мочилу?
— Я тоже стрелять умею. — Гангут похлопал себя по карману. — Блин…
— Вот именно, — усмехнулся Окунь. — Нас же Ян обезоружил.
— Надо было вместе с ключом от наручников волыны забрать у косоглазого. — Бригадир с досады хлопнул себя ладонью по лбу. — Как же я не допер!? Ну, ничего, заедем ко мне домой — пара пушек у меня есть.
— У меня дома тоже кое-что имеется. Но, я боюсь, что, пока мы будем разъезжать, Огонек нас опередит. — Советник стал осторожно нащупывать почву, на которую можно будет опереться, свертывая операцию по поиску общака.
— Огонек ничего не знает про белобрысого.
— Но он наверняка знает про «Центурион», и этого вполне достаточно.
— Откуда? — в изумлении вытаращил глаза бригадир.
— Неужели непонятно? — снисходительно усмехнулся Советник. — От твоего Куцего, естественно. Ты так и не врубился, о чем я тебе говорил?
— Ты думаешь? — озадачился бригадир. — Тогда нам действительно надо спешить.
Спеши — не спеши, рассуждал Советник, а Огонек все равно будет в «Центурионе» раньше их — слишком большая у него временная фора. И, если выяснится, что телохранитель сумел расколоть белобрысого до их приезда, это пусть не абсолютный аргумент, но достаточно серьезный повод, чтобы сняться с дистанции. Гангут хоть и хорохорится, будто готов вступить в перестрелку с Огоньком, но это у бригадира — просто эйфория после нежданного спасения из лап хураловцев. На самом деле, тот, кто не понаслышке знаком с балаковской командой убийц, никогда не рискнет вступить с ней в огневой или в любой другой силовой контакт. Не сделает этого, конечно, и Гангут.
— Кстати, ты долго собираешься катить на угнанной «Феррари»? Наши друзья из «Сакли» уже, конечно, сообщили гаишникам об угоне, — продолжил Советник напрягать ситуацию.
— У кольцевой дороги спешимся, — ответил бригадир с довольно хмурым видом: всякий намек на предательство Куцего его сильно расстраивал, к тому же он начинал чувствовать перемену в настроении подельника, которая его тревожила.
А на дворе стояла небывало жаркая для середины августа погодка, и на Окуня вновь нахлынули мечтания об отпуске на берегу лазурного моря, в который он скоро отправится вместе с горячо любимой матерью.
От сладких грез его пробудили слова Гангута:
— Выходим, приехали.
Оказалось, они уже находились вблизи кольцевой автодороги, и бригадир, поставив «Феррари» на обочину, принялся ловить частника. Почему-то на его поднятую руку никто не реагировал, и дело это затянулось.
Наконец рядом с ними притормозило совершенно официальное — желтое, с шашечками — такси.
— Петровский бульвар! — скомандовал бригадир.
Деньги из них хураловцы, к счастью, не вытряхнули, и, чем расплатиться с таксистом, нашлось.
По приезде Гангут уверенно двинулся к желтому двухэтажному особнячку без каких бы то ни было опознавательных знаков.
— Мне поговорить надо с одним из ваших, — сообщил он охраннику, находившемуся у входа в здание рядом с турникетом.
Тот окинул посетителя чрезвычайно подозрительным взглядом:
— С кем конкретно?
— Ну, есть тут у вас белобрысый такой чувачок.
Советник, стоявший несколько в стороне и сознательно уступивший право ведения переговоров Гангуту в надежде, что тот запорет все дело, в душе усмехнулся.
Однако секьюрити, хотя и с неодобрением воспринявший лексику бригадира, видимо, догадался, о ком идет речь:
— Он вас ждет?
— Еще как! Ждет — не дождется. Я ему бабки должен, — привел Гангут, самый, на его взгляд, убедительный аргумент.
— Сейчас узнаем. — Охранник потянулся к внутреннему телефону.
И в этот момент где-то в здании раздался взрыв. Охранник замер, а когда в той же стороне послышались выстрелы, бросился на их звук.
Гангут призывно махнул рукой Советнику и, перескочив через турникет, тоже юркнул в здание. Окунь, поколебавшись, направился вслед за ним.
Охранник помчался по лестнице на второй этаж. Гангут остановился и повернулся к Окуню:
— Нам туда же.
Тот пожал плечами:
— Пошли, раз уж мы здесь.
Они поднялись наверх. Двери одного из кабинетов были распахнуты, оттуда доносились отрывистые крики.
— Блин! Это ведь та самая комната, где белобрысый сидел, — взволнованно сообщил бригадир и, приблизившись к дверному проему, сунул в него голову.
За ним последовал и Советник.
Но едва они попытались разглядеть, что и как, — их по-хозяйски раздвинул руками мужчина в цивильном костюме и при галстуке, который, войдя в комнату, спросил, обращаясь сразу ко всем присутствующим:
— Что здесь произошло?
Один из четверых человек в камуфляже, находящихся в помещении, указал на мужчину, лежавшего на животе и истекавшего кровью, и на девицу, сидевшую на полу, прислонившись спиной к стене, и бессмысленно хлопавшую длинными ресницами:
— Вот эти двое Эдика взорвали.
Камуфляжник сопроводил свои слова ударом тяжелого армейского ботинка девушке по лицу. Та почти беззвучно свалилась на бок, разом перестав моргать и широко раскинув по грязному полу свои модельные ноги.
Советник немало удивился, узнав в поверженной молодой женщине посетительницу «Сакли» и «медсестру» из «Феррари». Но изумлению его просто не было предела, когда он увидел Огонька — причем в абсолютно мертвом виде!
— Идем отсюда, — быстро сказал он бригадиру, и подельники скоренько покинули здание.
Гангут выглядел совершенно потерянным.
— Теперь нам хана, — объявил он.
— Почему? — бодро спросил Окунь.
Смерть Огонька вновь заставила его пересмотреть свои планы. Теперь, когда главная опасность как бы самоликвидировалась, охота за общаком стала уже не столь рискованна. Более того, мосты отныне не выглядели сожженными — абсолютно все можно валить на покойного Огонька. Прохор проглотит любую более-менее связную интерпретацию происшедших событий в изложении Советника, поскольку опровергнуть его будет некому, да и незачем. Ведь и остальные балаковцы, участвующие в этом деле, смогут списать на Огонька все свои грехи.
А отчего тот погиб и при чем здесь эти двое из «Сакли» — конечно, любопытно, но не жизненно важно. Важно, что Огонек погиб.
— Потому, что белобрысый окочурился, — последовал тем временем мрачный ответ бригадира.
Нахмурился и Окунь:
— Ну да, тот самый Эдик…
Сейчас было самое время остановиться, выйти из рискованной игры, придумать подходящее объяснение всему случившемуся и изложить его по телефону Прохору, а потом осуществить свою голубую мечту об отдыхе вместе с матерью на песчаном берегу у лазурного моря…
Но шестеренки в голове у Окуня уже закрутились в обратную сторону.
— Поехали на квартиру, где ты Финка брал, — решительно сказал он.
В глазах бригадира засветилась надежда:
— А оружие?
— Теперь придется захватить.
В Сокольники балаковцы прикатили на «Волге» Советника. На ней он не ездил лет восемь, и машина все это время пылилась в его гараже. Казалось, место ей на свалке, но Гангут сумел привести антиквариат в чувство за какие-нибудь полчаса.
— Окна квартиры помнишь? — спросил Окунь бригадира, когда они оказались у нужного дома.
— Да, темно в них. Подождем, посмотрим?
— Нет смысла тянуть. Пошли. Кстати, когда ты вчера уходил, дверь на ключ закрыл?
— Нет, просто захлопнул. Но ключи у меня все равно с собой. Войдем в любом случае, проблем не будет.
У квартирных дверей Гангут с минуту постоял, прислушиваясь.
— Пойдем, — не выдержал Советник, — а то соседи высунутся. — Он вытащил оружие.
Бригадир медленно зашел в квартиру. За ним последовал Окунь.
Гангут зажег в прихожей свет.
— Со вчерашнего вечера ничего не изменилось, — констатировал он и проследовал в комнату. — Да, вроде как все на своих местах. Что искать будем?
— Финк ведь ничего с собой не брал? Никаких документов, так?
Бригадир кивнул:
— Вообще ничего. Только то, что было при нем в постели.
— Человек, сдавший кассира, — безусловно из его ближайшего окружения. Имя этого деятеля наверняка есть в телефонной книжке Финка.
— Значит, ищем книжицу?
— Да. И вообще… — Окунь неопределенно покрутил в воздухе рукой. — Ты Финка, между прочим, с какой-нибудь девицей симпатичной в последнее время не видел?
— Была у него такая, вся из себя…
— Не девочка по вызову?
— Нет, — твердо сказал Гангут, — она совсем по-другому держалась. Да я о ней сегодня уже тебе говорил.
— Давно ты их в последний раз встречал?
— Месяца три назад.
— Подходящий объект, — задумчиво произнес Окунь. — А зовут ее как?
— Да я ж говорил: не помню. У меня на эти имена, блин… напасть прямо…
— Ну, ладно, давай за работу. — Он подошел к гардеробу и, растворив двери, удивленно воскликнул: — Э-э! Да здесь одна женская одежда!
— Что это значит?
— Это означает, что здесь проживала именно женщина Финка, а не он сам. Нам надо искать то, что поможет установить ее личность.
За час они перерыли всю квартиру, но ни документов, ни записных книжек не нашли. Не обнаружили вообще ничего такого, что помогло бы им выйти на след Финка или его подруги.
Советник подумал, что, может, это и к лучшему — неудача приближает его отдых на берегу лазурного моря. Но подумал почему-то с грустью.
А Гангут совсем потух, и Окуню было на него даже больно смотреть. Бригадир же, наоборот, искал взглядом глаза Советника в надежде, что в них промелькнет некая гениальная мысль, которая подскажет выход из безнадежного положения.
Но Окунь ничем порадовать подельника не мог и перевел взор на красочный плакатик над ночным столиком у широченной кровати. Плакатик этот был почему-то разорван, будто кто-то в ярости пытался сорвать его со стены, но сумел отодрать только небольшой фрагмент.
Туда же вперил взгляд и бригадир. И вздрогнул.
— Это она! — заорал Гангут.
— Тише, — осадил его Советник. — Кто — она?
— Баба эта, что с Финком в ночном клубе гуляла. Вот ее-то я и видел с ним три месяца назад. Да и раньше тоже видел.
— Александра Ликина, — прочел Окунь. — Пьеса «Цезарь и Клеопатра»… Черт, название театра оторвано… И дата тоже…
— Точно она!.. — разве что не прыгал от радости Гангут. — И я тебе скажу, Советник: в жизни эта бикса ничуть не хуже.
Окунь порылся в своей записной книжке и набрал номер телефона:
— Привет, старый хрен!.. Да, это я… Так всегда бывает: то один занят, то — другой. Ну, ничего, еще свидимся… Веня, у меня к тебе небольшая консультация. Ты ведь у нас — профессиональный театрал. В каком московском театре ставилась пьеса «Цезарь и Клеопатра»?.. Ну, в последние лет пять… Может, и гастроли, точно не скажу… Вот как!.. А там играла некая Александра Ликина?.. Отлично! Веня, мне надо срочно ее найти, а у меня в этом театре никаких знакомств нет… Ну, попробуй… Позвони мне сразу на мобильник… — Он разъединился и повернулся к Гангуту: — Если она зарегистрирована в Москве, мы ее легко без посторонней помощи найдем, если — нет, возможны проблемы.
Но Гангут уже не сомневался в успехе:
— Никуда теперь эта Ликина не денется! Из-под земли ее достанем! Коньячку по этому поводу не хочешь выпить, Советник? Я в баре серванта нашел початую бутылку.
Подельник не возражал.
Они успели выпить по паре рюмок, когда заверещал мобильник Советника. Молча выслушав своего собеседника — сказав лишь «спасибо», — Окунь сообщил бригадиру:
— В театре Ликина уже давно не работает. Одно известно доподлинно: сама она родом из подмосковного городка Малинино. Сейчас мы выясним, имеет ли Ликина московскую регистрацию. Если — нет, то ты немедленно отправишься в Малинино. Снимешь номер в местной гостинице.
— А ты как же?
— Я подъеду завтра, часам к одиннадцати.
С девяти до десяти утра Советник всегда навещал свою мать.