Эдика никто в серьез не воспринимал. Странный парень, странное поведение. Мало того, никто не мог скрыть (да особо и не старался) своего раздражения при общении с ним. Эдик придумывал истории, одна невероятнее другой. В каждой он выступал в роли, самого что ни на есть главного героя и именно героя. В каждой он совершал героические подвиги и чуть ли не спасал Мир. С этими историями он настырно лез ко всем. Его никто не хотел слушать, всяческими способами старались от него отделаться. Рабочие в цеху его просто игнорировали, да и он сам, после летающей кастрюли, редко выходил в цех, пока не заканчивалась рабочая смена.
Ко мне Эдик не лез, потому что я сразу дал ему понять, гораздо лучше будет, если мы будем общаться только на «производственные» темы.
А через неделю у нас возник еще один новый сотрудник охраны. Это произошло в смену Михаила. Я пришел его менять – новичок сидел в мониторке. Я запросто поздоровался, как будто мы вместе работали не один месяц, представился.
– Коля, – заговорил новичок. – Окрошкин.
По говору сразу определилась Рязанская область. Я знал этот говор очень хорошо. Мой друг с детства возил меня к себе на малую родину, на лето. Хорошее было время! Мы в изобилии пили, совершенно ничем не очищенный и не облагороженный самогон, заедали грибами (иногда сушеными «белыми» и «подосиновиками», прямо с нитки) и ягодами… с остальной едой были большие проблемы – малая родина находилась от ближайшего, сколь-нибудь серьезного города в пяти часах ходьбы по проселочным дорогам, и глазами насиловали деревенских девчонок. Деревенские девчонки отдавались нам самозабвенно и неутомимо… в своих мечтах.
Коля оказался настолько простым… нет, примитивным человеком, что я даже не представлял, смогу ли я с ним говорить вообще хоть о чем-то… ну, может быть неинтересном для меня, но, хотя бы понятном ему, рязанскому Коле.
Исаев сразу сделал, на мой взгляд, правильные выводы и обоих новичков определил на дежурство в проходной. То есть, как мы в самом начале и предположили в отношении гордо и высоко несущего свою голову Эдуарда.
Коля коверкал некоторые слова и совершенно не замечал этого. Поначалу его поправляли. Коля упрямо не поправлялся и, после многочисленных неудач, поправлять его перестали. Дольше всех не сдавался Михалыч. Коля упрямо называл его Позднов вместо Постнов, придавая фамилии Главного совершенно иной, менее благородный смысл. Через некоторое время Михалыч сдался и стал Поздновым (конечно только для Коли).
Коля очень любил спать и умел это делать в совершенстве. Он спал так глубоко, что иногда возникало сомнение – жив ли! Он спал бессистемно. Понятия рабочего времени для него не существовало. Он был способен заснуть мгновенно, в любое время и разбудить его было сложно. Молодой парень иногда спал тихо, а иногда храпел и храпел изобретательно. Его храп был сложен и многогранен. Можно было слушать его так, как слушают оперного певца. Только вот эта опера быстро надоедала и ничего кроме злого раздражения не несла. Его ругали без конца. Он соглашался со всем, делал выводы и …продолжал беззастенчиво спать.
Исаев поставил Эдика и Колю на суточные дежурства. Теперь Коля оставался со мной (Эдика я, конечно, оставил на Михаила). Для меня Коля был пустым местом – что есть он, что его нет – все равно. Он жил в каком-то своем очень упрощенном мире. Судил обо всем категорично: небо голубое, трава зеленая, вода мокрая, водка дорогая.
Несмотря на все свои недостатки, новый наш сотрудник имел и определенно положительные качества: он был удобен для нас с Тонечкой Воробьевой. Он нам не мешал!
Тонечка Воробьева, как обычно, задержалась на… некоторое время. Когда весь наш второэтажный контингент разошелся по домам, она робко постучалась условленным сигналом в дверь мониторки. Тонечка продолжала проявлять осторожность, уже зайдя в помещение, как будто боялась увидеть на «нашем» диване самого Исаева.
– Да перестань, Тонечка, радость моя, – смеялся я, – не бойся ничего!
– А этот, новый там? – тихо показала она на стену, за которой была проходная.
– Ну, там, – продолжал улыбаться я. – Слышишь песню?
– Какую, песню? – не поняла Тонечка.
– Рулады выводит! – важно пояснил я.
Тонечка прислушалась и заулыбалась – за стеной довольно громко и раскатисто храпело.
– И чего, не проснется? – неуверенно произнесла Тонечка.
– А ты этого хочешь? – подтрунивал я над Тонечкиными страхами.
– Ну конечно… конечно хочу, – потупила взор моя прелестница!
– Что? – обалдел я. – Ты хочешь групповушку?
– Ты совсем дурак, что ли? – вспыхнула Тонечка.
Тонечка в своем гневе была великолепна, и я искренне залюбовался ею. Правда внезапно зачесалась моя щека – память о Тонечкиной ладошке была еще свежа.
– Тонечка, милая, – начал я покровительственным тоном, – мы не поняли друг друга! Я про Колю нашего спросил. Про то, что он не проснется…
Тонечка все поняла и слегка покраснела.
– Дура я у тебя, – обиженным голосом ругалась Тонечка, – глупая дура!
Я не стал убеждать Тонечку, в том, что умная дура – это большая редкость и притянул ее к себе.
– Ты у меня, – нежно шептал я ей на ушко, заметно выделив слова «у меня», – умница, каких поискать надо!
– Правда? – кокетливо потребовала подтверждения Тонечка.
– А ты что, сомневаешься? – подтвердил я, забираясь Тонечке в трусики.
– Уже нет, – понизила она тон своего голоса, и слегка расставила ноги.
Тонечка Воробьева, забравшись на диван, стояла на коленках и локотках, положив голову набок. Я употреблял ее сзади и употреблял довольно интенсивно, подглядывая в висящее на стене, довольно крупное зеркало за выражением ее лица. Иногда Тонечка зарывалась носом в подушку и громко и очень эротично сопела. Воздуха все равно не хватало, и инстинкт самосохранения, на миг, возвращал моей партнерше разум. Тонечка широко распахивала свои красивые карие глаза, с пару секунд таращилась на ритмично покачивающийся мир, с остервенением хватая ртом воздух, и снова мутнела и отстранялась глазами... И так много, много раз… Негромкий стон ее в подушку, вперемешку с сопением, говорил об излишней осторожности, которую вызывал своим застенным присутствием наш сосед. А сосед (несмотря на свое застенное присутствие), храпел так, что мешал мне расслабиться. Временами сосед на какое-то время затихал. Мы инстинктивно также снижали активность. Через короткий промежуток времени сосед вновь взрывался храпом. Мы также взрывались страстью. В самый последний момент, когда от счастья ощущаемый мир начал куда-то проваливаться, а всю душу заполнило несказанное блаженство, когда мы больше не могли сдерживать эмоции, за стеной что-то звонко грохнулось и покатилось по полу. Тонечка Воробьева вскрикнула, но этот ее вскрик уже наложился на, затопивший ее сознание, мощный оргазм, поэтому вскрик этот был продолжителен, как стон. Тонечка распахнула глаза, и, как мне показалось, не видя ни меня, ни что-либо вокруг, резанула свое короткое «БляТь», подалась навстречу моему движению, глубоко вздохнула и замерла. Я понял ее состояние и тоже замер. Какое-то время мы были неподвижны. За стеной снова что-то упало. Тонечка вздрогнула, при этом я отчетливо почувствовал, как сильно сжались стенки ее влагалища, и в этот момент мы услышали, что глухо стукнула металлическая дверь проходной за стеной.
– Женечка, ты дверь зап…зап…пер? – с трудом прохрипела Тонечка.
– Не знаю, – напрягаясь, попробовал вспомнить я, уже понимая, что, наш сосед может прямо сейчас войти, и вероятность такого исхода весьма велика!
Я с томным нежеланием отсоединился от Тонечки.
– Боже мой! – прошептала Тонечка. – Что мы делаем?.. Что ты со мной делаешь?..
Раньше Тонечка так не говорила. Но и соседа в непосредственной близости от нас тоже раньше не было.
– Радость моя, – ответил я шепотом, – а что ты со мной делаешь!
Мы успели закинуть постельное белье во все вмещающий шкаф, привести себя в относительный порядок.
Оказавшаяся все-таки незапертой дверь обычным образом открылась, на пороге образовался сосед.
Коля стоял на пороге и перекидывал свой недоуменный взор то на Тонечку, то на меня. А мы сидели за мониторами я делали вид, что Тонечка чему-то обучается, а я ее чему-то обучаю. Со стороны все выглядело пристойно. Однако Коля, усмехнувшись, спросил:
– А вы тут чего, трахаетесь что ли?
Тонечка молчала, испуганно хлопала глазами.
– Слушай, товарищ, – зло ответил я, – если у тебя в голове других мыслей не возникает, кроме… вот таких, это значит одно: ты – идиот! Сиди на своей вахте…вахтер долбанный, а сюда не суйся!
Коля ничуть не оскорбился, смотрел на нас с улыбкой.
– Да мне-то что, – выразил он нарочито безразличным голосом, – я спросить хотел… Может вам надо чего…
– Ты что, свечку держал? – раздула от негодования свои ноздри Тонечка Воробьева. – Дурак несчастный! Иди к… черту отсюда!
– Да ладно, чего вы! – начал отбиваться Коля-сосед. Я же никому не скажу!
– Ничего не скажешь про что? – зло спросил я.
– Ну… что вы тут… телевизеры смотрите.
– Шел бы ты, в самом деле… спать, – закончил я. – Дверь закрой… с той стороны!
Когда Коля ушел (все с той же идиотской улыбкой на лице), Тонечка раздраженно проговорила:
– Я пойду. Я пойду домой.
Я положил руки ей на плечи, заглянул в глубокие Тонечкины глаза и уверенно произнес:
– Провожу я тебя.
– Не надо… наверное, – неуверенно произнесла Тонечка.
– Пойдем, – твердо сказал я. – Ни о чем не думай.
Наплевав на все, мы гуляли по заводской территории, потом я проводил Тонечку до города. На выходе из леса я остановил Тонечку, нежно притянул к себе за плечи. Я целовал мою еврейскую подругу и поцелуев этих нам с ней вполне хватало.
Я вернулся через час. Дверь проходной была не просто не заперта, она вообще была приоткрыта, пропуская сквозь свою щель в светлое помещение множество комаров. Коля спал молодецким сном, и сон его сопровождался мощным храпом и молодецким же присвистом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Следующее мое дежурство шло ровно и неинтересно. Рабочий день кончился, и все давно разошлись. Я ждал Тонечку. Тонечка не приходила, и я не понимал – почему. Могла бы и позвонить. Тонечка не звонила. Что у нее за дела такие – я не представлял.
Прошел час, зазвонил телефон.
– Администрация города, секретариат, чем могу помочь? – проговорил я слегка искаженным голосом.
Тонечка, заметно сбитая с толку, молчала с полминуты.
– Ой, Женька, спасай, – хныкала она, – я компьютер сломала!
– Совсем сломала? – зачем-то спросил я.
– Совсем. Не грузится вообще!
Я немного подождал. Тонечка нетерпеливо сопела в трубку.
– Я знал, что ты сможешь! – воскликнул я. – Я верил! Какая же ты умница!
Трубка еще немного помолчала, потом возмутилась Тонечкиным голосом:
– Да ну тебя! Исаев меня выгонит…
– Это еще зачем?
– Не зачем, а почему!
– Почему? – умничал я.
– Приходи, сам увидишь.
Я поднялся на второй этаж.
Тонечка, испуганная, жалкая сидела перед темным экраном монитора. Надутые губки, глаза «на мокром месте».
Я довольно быстро разобрался в проблеме, но устранить ее не смог.
– Тонечка, – начал я противным голосом, – а позволь спросить, чего такого непотребного ты делала до этой беды?
Тонечка потупила взор и покраснела.
– Я понял, – резюмировал я, – ты увлеклась порнушкой и подхватила вирус.
– Дурак! – обиженно пробубнила она, – я платья смотрела, мне каталог дали.
– Извини, радость моя! – попробовал я исправить свою неосторожность. – Каталог на дискете?
– Да. На этой, – Тонечка показала мне дискету.
– Тонь, можешь мне ее дать на пару дней – интересно же! – протянул я руку. – Там ничего такого… запретного?
– Ничего там запретного нет, бери, конечно.
Я немного подумал и начал успокаивающим голосом:
– Смотри, что получилось, на дискете вирус. Антивирусная программа настроена на автоматическую защиту и попыталась вылечить системный файл. Вирус она уничтожила, но и файл испортила. Файл системный, вот комп и не грузится.
– Это плохо? – осторожно спросила Тонечка.
– Это плохо, – осторожно ответил я.
Тонечка всхлипнула и отвернулась.
– Подожди, – успокаивал я ее, – то, что случилось, вряд ли кто-то увидит или поймет. Вирус – обычное дело, с кем не бывает. Специалистов толковых Исаев вряд ли быстро найдет. Да там, в принципе все решаемо. Данные, скорее всего, не пострадали. Понимаешь, операционка лицензионная, не могу я туда лезть.
Я еще немного подумал, спросил:
– Когда систему ставили, должны оставаться дискеты. Доставай все тех времен.
Тонечка кинулась рыться в ящиках стола. Через минуту на столе образовалась стопка дискет разных цветов. Я просмотрел их все и выбрал нужную.
– Вот! – показал я Тонечке найденную дискету. Это загрузочная. Нортон есть. Хорошо.
Я загрузился с дискеты и просмотрел жесткий диск. Данные действительно не пострадали.
– Ну, рассказывай, моя модница, – успокаивал я Тонечку своей уверенностью, – как произошел сбой, что на экране было?
Тонечка ответила не сразу – решалась.
– Там голые бабы повылазили, – призналась она, – и стали себя предлагать… ну, надписи такие типа «возьми меня прямо сейчас!»
– Ух, ты! – искренне удивился я. – Хорошенькие?
– Бляди! – резанула Тонечка.
– Правда? – обрадовался я. – Хоть позвала бы, полюбоваться.
– Я и позвала, – оправдывалась Тонечка.
– Ну и где они?
– Кто?..
Тонечка явно не была настроена на шутливый тон и от страха слегка «тупила».
– Ну, эти, как их, женщины легкого поведения, – улыбался я.
Тонечке стал надоедать мой шутливый тон. Она начала злиться.
– Вон там, твои женщины, – показала она на темный экран монитора.
– Ну какие же они мои? – с почти незаметным сожалением спросил я.
– Хорошо, что не твои! – заметила мое сожаление Тонечка.
– Теперь давай серьезно. Завтра я поговорю с Исаевым. Я скажу, что посмотрел твой комп. Скажу что бут сектор затерт… загрузочный сектор испорчен… Так бывает… Нет, дело не в нем. Придумаю что-нибудь. Наговорю ему технических слов и отведу от тебя беду.
– Дурак твой там спит что ли? – резко поменяла тему Тонечка Воробьева.
– Он, кажется, вообще всегда спит, – ответил я, поняв Тонечку по-своему. – Вот его Исаев точно выгонит.
При этом я притянул Тонечку к себе.
– Подожди, не надо… не надо сейчас, – за сопротивлялась она.
– Чего такое? – спросил я недоуменно.
– Не хочу. Перенервничала очень.
– Вот поэтому и надо тебя… полечить.
– Ты думаешь? – с почти искренним удивлением спросила Тонечка.
– Я не думаю, я уверен!
Тонечка опустила глаза.
– Ну… я не знаю… – согласилась она. – Я, я только не хочу здесь.
Я немного подумал и предложил Тонечке вариант:
– А пойдем в Ленкину лабораторию! Прикольно там!
Тонечка немного помолчала, потом скорчила капризную гримасу. При этом носик ее смешно сморщился, глазки сузились.
– Ага, Женечка какой-то, – прогундосила моя подруга, – ты будешь представлять, что Леночку трахаешь!
– Господи, – оторопел я от такого ее предположения, – какое-то извращение прям!
– А пойдем в кабинет этой, кадровички, к мадемуазель Лили пойдем!
Тонечка сияла от заманчивой перспективы, сулящей необычные ощущения. Я «пожевал» в уме такой вариант.
– Ну… я не знаю… – согласился я Тонечкиным способом.
Тонечка достала коробку с ключами, порывшись, нашла ключ от коморки нашей бывшей кадровички.
В коморке Лилианы Владимировны был относительный порядок. Никто туда не заходил после ее самоувольнения. В маленьком помещении было действительно тесно. Несмотря на крошечное пространство, много места занимал довольно немаленький стол. На столе почти ничего не было, а то, что было, мы убрали к стенке. Я спустил с Тонечки трусики и нежно поцеловал ее в пупочек. Тонечка деловито забралась на этот стол, села, свесив сжатые ноги.
– Расслабься, радость моя, – ласково произнес я, раздвигая ее несильно сопротивляющиеся коленки.
Мы начали очень медленно. Тонечка Воробьева довольно долго была какой-то безучастной, не могла прийти в себя. Я нежно ласкал ее, заводился сам и заводил мою подругу. Тонечка постепенно оттаяла. О чем думала она, я не знал, но ко мне в голову лезли интересные мысли. Почему-то возникло предположение, что вот точно также, на этом же столе злодей Дима пользовал Лилиану Владимировну. Наверняка ее зад занимал куда больше места, чем элегантная Тонечкина попка.
«Милый, милый… так! Да!» – шептала воображаемая Лилиана Владимировна.
– Милый, милый… так! Да, давай, еще… Ой, Женька! – шептала настоящая Тонечка Воробьева.
Стол слегка поскрипывал.
«В мониторке, наверное, слышно» – подумал я.
Тонечка обхватила меня ногами и сильно сжала. Коленки ее заметно дрожали. Дыхание ее, итак неровное, на несколько секунд остановилось, затем она глубоко вздохнула, коротко застонав на вдохе, напряглась всем телом.
«Кончает, – с удовольствием понял я,– славная моя, кончает!»
– А-а-а-й, Кончаю… – длинно выдохнула моя партнерша.
Тонечка распахнула свои глаза, и я провалился в ее бездонный взгляд. Полетел в бесконечность. Во мне, во всем моем теле, в мозгу взорвался тугой комок удовольствия. Почему-то именно в этот раз так мощно, что я был ошарашен!
Внизу скрипнула входная уличная дверь. Это мог быть Коля, который ходил курить только на улицу. Это мог быть кто-то пришедший.
Залаял пустобрех Мишка. По его визгливому лаю я понял, что кто-то все-таки пришел и этот кто-то из «своих».
Мы быстро оправились и кое-как убрали следы нашей страсти.
Тонечка заскочила к себе, я поспешил вниз. Предположив, что пришедший еще на улице, я осторожно продвинулся в мониторку.
Коля с кем-то разговаривал и его собеседников было двое. Довольно толстые стены мониторки, оббитые вагонкой, звук пропускали плохо. Слов не разобрать. Однако я узнал голоса обоих. Один мужской, принадлежал Главному инженеру Постнову, второй голос женский. Я оторопел! Постнов пришел с Леночкой – лаборанткой.
«Они же ушли, – подумал я, – забыли, что ли что-то?»
Коля по тупости своей, за несколько дней работы, не успел понять, что у нас иногда и вне рабочего времени сотрудники возвращаются, никого не хотел впускать.
Я вышел из мониторки. Михалыч и Леночка что-то ему объясняли, Коля на все отвечал утвердительно.
– Во как! – принял я участие в их беседе. – Что-то случилось, Михалыч?
– Случилось! – с раздражением ответил он. – Исаев набирает уродов. Двух уже набрал!
Заметно не совсем трезвый Коля смотрел на меня.
– Коля, в чем дело? – пошел я в наступление. – Ты здесь умнее всех, что ли?
Коля не отвечал, однако в сторону отошел.
Впоследствии оказалось, что, при приеме на работу, с Колей Исаев говорил сам. Он акцентировал внимание на произошедшей краже металла и строго настрого приказал в ночное время быть особенно бдительным. Вот эту бдительность, подогретый алкогольными парами Коля, и проявил… по-своему.
Михалыч прошел в мою мониторку, Леночка пошла наверх.
Я успел подумать про Тонечку, но не успел ее предупредить.
– Жень, – начал заговорщицким тоном Постнов, – нам хорошую поставку металла обещают… понимаешь? Не совсем легально. День пропустишь, другим уйдет. Цена хорошая, упускать нельзя. Мы образцы взяли, надо срочно анализ сделать. Исаев в курсе.
– Чего ты мне объясняешь, Михалыч, – удивился я, – это вот я этому идиоту потом объяснять буду.
– Ладно, – успокоился Постнов. – Там немного, за пару часов все сделаем.
– Михалыч, – начал я совершенно безразличным тоном, – там наверху Антонина. У нее с компом нелады.
Постнов напрягся.
– Только с ее компьютером? А лабораторный?
– Не знаю, – ответил я, – причем тут лабораторный?
Я вдруг осознал, насколько опасен и непредсказуем наш мир! Вот трахались бы мы сейчас с Тонечкой в лаборатории, вот Коля не переусердствовал бы… и Леночка точно нас застукала, прямо в своей лаборатории!
Через полчаса приехал Лешка. Мы посидели в мониторке, я напоил его чаем. За стеной Коля несильно, но заметно похрапывал. Я рассказал Лешке о бдительности нашего нового охранника. Посмеялись.
– Да, – протянул Лешка с досадой, – шеф нихрена не разбирается в людях. Коля ваш… Ладно ничего не делает, так хоть не мешал бы.
– Леш, – согласился я, – не думаю, что он у нас надолго задержится.
– Дай Бог! Дай Бог! – с надеждой в голосе ответил Лешка.
Через полтора часа Лешка увез всех троих. Перед этим Тонечка Воробьева зашла попрощаться. Она посмотрела мне в глаза и тиха проговорила:
– Спасибо, Женечка, спасибо тебе!
– Да за что же?! – изображал я удивление, опуская свои руки с Тонечкиных плеч по ее спине. Добравшись до попки, я сжал тугие ягодицы и притянул ее к себе.
– За все! – выдохнула Тонечка.
– Обращайся! Всегда рад помочь!
Тонечка улыбнулась и поцеловала меня.
– А ты у меня молодчина! – похвалил я свою еврейскую подругу.
– Правда? – улыбалась она. – В чем же?
– Правда! – твердо ответил я, еще крепче сжимая ее ягодицы.
– Женька, синяки останутся, перестань!
– Представляешь, – серьезным тоном продолжил я, – вот мы с тобой там бы в Ленкиной лаборатории. И вот она входит, и вот она видит…
– Ты только за это меня похвалил? – лукаво спросила она?
– Нет, не только, – спохватился я, – ты молодчина во всем!
– Я знаю, – протянула Тонечка. – Пусти… пора!
– Не беспокойся на счет компьютера, – сказал я Тонечке, выпуская ее из своих объятий. – Все будет хорошо.
– Я уже не беспокоюсь, – ответила Тонечка, потупив глаза.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
На следующий день утром я с нетерпением ждал Исаева.
Я хорошо знал особенность своего начальника всегда делать вид, что он компетентен в любой области и может поддержать в беседе любую тему. Исаев постоянно переспрашивал, задавал вопросы по только что сказанному. Иногда, в своей беседе с ним, я иронизировал по этому поводу и подпускал уже совсем несусветное количество технических терминов, необычных словечек. Исаев быстро замечал это мое усердие и осаживал меня своим: «Ты надо мной издеваешься?», получая всегда одно и то же мое: «Конечно!». Надо отдать ему должное, он мог быть очень дипломатичен, поэтому, такое мое фривольное поведение его нисколько не оскорбляло. Он прекрасно понимал, что таким образом устанавливается некий коридор, в пределах которого нужно вести беседу. Тогда она может быть максимально продуктивной. Он наверняка был знаком с трудами легендарного (и очень популярного в то время) американца Дейла Карнеги и пользовался плодами его трудов.
В такой беседе легко было дать понять своему начальнику, что уровень техничности в беседе задает он сам, хотя это было далеко не так. Желая не показывать какое-то свое незнание, Исаев часто соглашался, не понимая, с чем соглашается.
Лешка его привез гораздо раньше, чем пришли остальные. Тонечки Воробьевой также еще не было. Как по заказу! Исаев прошел сразу наверх, в мониторку не зашел. Я позвонил ему в его кабинет. Исаев ответил сразу, будто ждал моего звонка.
– Я так понимаю, у тебя какое-то дело ко мне? – спросил он после того, как мы поздоровались.
– Ну, не совсем у меня, – деловым тоном начал я, – и не совсем дело.
– Не тяни, – занервничал Исаев, – у меня мало времени, мне в Москву надо ехать.
– Тоня мне вчера позвонила, Александр Николаевич, и сказала, что у нее компьютер сдох, – прямо без предисловий начал я.
Исаев помолчал с полминуты.
– Черт!
Я помолчал с полминуты.
– Где?
– Что где? – растерялся начальник.
– Извините, Александр Николаевич, она очень расстроилась, просила помочь…
– И?
– У нее «винда» рухнула, – спокойно сообщил я, – я посмотрел. Данные не пострадали. Все сохранилось.
– Так. А причина?
– Да обычная причина, – продолжал я. – Диск с «кирпичами».
– Что это? – с раздражением спросил Исаев.
– Извините, Александр Николаевич, – быстро заговорил я, – компьютерный сленг. «Кирпичи» – это сбойные сектора жесткого диска. Системный файл попал на такой сектор, вот система и не грузится.
– От чего такое, знаешь?
– Диск у нее фирмы Quantum. Хорошая фирма и диск хороший. Но так бывает.
– Надо что, его заменить?
– Заменить несложно, – вводил я Босса, в нужный мне, курс дела, – но неприятность не только в этом. Это срочно надо делать. Диск, сыплется. Сбойные сектора обязательно будут возникать снова, информацию потеряете.
– Евгений, – нетерпеливо проговорил Исаев, – у меня времени мало. Ты можешь что-то сделать? Хотя бы временно.
Я понимал, что если компьютер Тонечки попадет в руки специалиста, все будет ясно сразу. Надо было выдать истинную причину за причину, выгодную Тонечке Воробьевой. Поэтому я зарабатывал разрешение начальника на то, чтобы поработать на компьютере сего ведома.
– Диск надо новый покупать и данные переносить, – зашел я с козырей.
– Диск – это не дорого, – показал знания Исаев, – а вот систему переносить… устанавливать. Хотя, компьютер же у нас на гарантии. Фирма, которая нам все устанавливала, должна сама все сделать.
Я понял: пошло не все так гладко.
– Это долго, Александр Николаевич, – продолжил играть я. – Есть другие варианты.
– Что ты имеешь в виду? – начал раздражаться Исаев.
– Давайте купим диск новый. Я сам его поставлю, сам установлю операционку, правда, пока «левую», сам все данные перенесу – это совсем несложно. Тоня сможет работать. А потом можно будет все вернуть назад, и вызывайте Ваших спецов, пусть свой новый диск, сами поставят, лицензионную систему установят. А наш новый диск в резерве оставим – пусть будет, на случай непредвиденный.
Мне нужно было выиграть время и поработать с Тонечкиным компьютером, чтобы замести следы, которые наверняка оставил занесенный с дискеты вирус. Заодно появился интерес вылечить от вируса «родной» диск, да и еще с лицензионной операционной системой.
– Не пойдет, – заявил Исаев. – Если специалисты увидят, что внесены изменения, они откажут в гарантийном ремонте.
Я понимал, что дальше настаивать становилось опасно. Мне возразить было нечего. Я немного помолчал.
– Александр Николаевич, – выдал я последний свой козырь, – дайте телефон фирмы. Я поговорю с ними, постараюсь упросить, чтобы приехали сразу.
– Зачем тебе? Я сам все улажу, – заупрямился Исаев.
– Да, конечно, как скажете, – уже не надеясь на успех, ответил я. – Вы сегодня это уладите? Антонина сетовала, что у нее работы полно.
– Ах да, – растерялся начальник, – я сам ей заданий надавал. Так ты же денег запросишь! А у нас лимит на квартал истрачен, долгов полно.
– Ничего я не буду просить. Мне Антонину Вашу жалко. Вы бы видели ее вчера!
– Антонину мою жалко, Антонину жалко… – решался Исаев. – Ладно. Я сегодня не приеду и завтра буду только к вечеру. Делай, что считаешь нужным. Не получится, купим новое программное обеспечение. Не такие уж большие деньги.
– Ага! Лимит опять же появится… потом… – не удержался я.
– Это уже другая статья! – в голосе начальника появились металлические нотки.
– Александр Николаевич, мы же договорились, мне ничего не надо, – заканчивал разговор я.
– Договорились, – закончил разговор Исаев и повесил трубку.
Оставалось перехватить Тонечку Воробьеву и предупредить о нашем разговоре. Но и этого не потребовалось – Исаев уехал раньше, чем она пришла.
Тонечка пришла вовсе не расстроенная и не испуганная, как я того ожидал.
– А, будь что будет, – начала она.
– Не парься, – успокоил я ее, – с шефом я поговорил, все нормально. Мы кое-что сделаем, все будет хорошо. Задержишься после работы?
– Куда ж я денусь? – разыгрывая сожаление, ответила она.
– Вот никуда и не девайся. Комп я тебе налажу, правда, временно, данные перенесу.
– Временно, это как?
Я рассказал ей о моем с Исаевым разговоре.
– Я сейчас домой схожу, подготовлю все и вернусь. Постараюсь побыстрее.
– Постарайся, Женечка, от тебя зависит моя…
– Честь? – перебил я ее, недвусмысленно показав глазами на то место, где у некоторых девушек еще находится эта самая честь.
– Да ну тебя!
Я вернулся очень быстро. Дома особо заморачиваться не стал, сделал все по-простому: диск взял свой, резервный. В те времена носители были не очень надежны, поэтому в моем системном блоке было два жестких диска. Данные я дублировал, и это было правильно. Я освободил его, перенеся все мое на основной. Диск отформатировал, собрал все необходимые дистрибутивы, вернулся на работу.
В кабинете Исаева Тонечки не было. Пошел к Леночке-лаборанточке. Как ни странно, ее не было и там. Леночка колдовала над искровым спектральным анализатором металлов. Я поздоровался, Леночка, как всегда, предложила чаю. Я поблагодарил хозяйку лаборатории, но от чая отказался – дел много.
– А куда делась виновница? – спросил я ее.
– Ты Тоню имеешь в виду? А чего у нее произошло-то?
– У нее комп сломался.
– Это я знаю, – понизила голос Леночка-лаборанточка, – чего, вирус?
– Тссс! Смотри, проницательная какая!
– Да ты что, – Леночка сделала испуганные глаза, – думаешь, я кому скажу?
– Да нет, Лен, конечно не думаю. Так, где Тоня-то?
– Она в цеху с Постновым. Металл пришел, оформляют.
– Надо кладовщика брать, – посетовал я. – Взвалил Исаев на вас, девчонки, и то и это!
– Надо, – со вздохом согласилась Леночка.
Я решил в цех не ходить. Приемка металла – дело долгое, занялся Тонечкиными проблемами.
Минут через сорок Тонечка вернулась из цеха. Я уже колдовал над ее компьютером.
– Ты быстро, – обрадовалась она. – Я думала, что ты не раньше обеда придешь. А можно я посмотрю, что ты делаешь? Я не буду мешать, буду сидеть тихонько, как мышка.
– Серая? – спросил я.
– Нет, оранжевая, – лукаво ответила моя подруга.
– Как апельсины? – так же лукаво спросил я, снова посмотрев на то место, где у некоторых девушек еще сохранилась честь.
Тонечка показала язык.
Пока устанавливалась система, мы болтали.
– Тонечка, радость моя, а у Лешки с Леной как?
Тонечка ответила не сразу.
– Она не распространяется на эту тему, но, по-моему, у них все хорошо.
– Трахаются да?
– Да ну тебя, – сконфузилась она.
Из коридора донесся какой-то непонятный шум. Потом послышался возмущенный голос Леночки-лаборанточки.
Мы с Тонечкой выскочили наружу и увидели интересную картину. Из лаборатории выскочил Эдик. С головы его стекала какая-то жидкость, плечи были мокрые. Эдик тер глаза и ругался матом. Я все понял. Вероятно, он решил показать Леночке свою значимость и не только. Я вспомнил, как она в недавнее время обозвала меня козлом безрогим, и подумал, что мне тогда повезло.
Мы с Тонечкой прыснули со смеху.
– Интересно, чем это она его? – спросила Тонечка.
– Хорошо, если бы только водой! – еле сдерживая смех, предположил я. – Если реактив какой, скоро узнаем.
– Ты думаешь? – смеялась Тонечка.
– Да! Она может!
Я вспомнил, как жидкость из пробирки поедала Леночкины туфли.
– Тонечка, радость моя, скажи, пожалуйста, а ты случайно не знаешь, какой у Лены размер ноги?
– Что? – сразу посерьезнела моя прелестная собеседница. – Тебе зачем?
– Да подожди ты, – попытался я успокоить Тонечку, – дело в том, что она из-за меня туфли испортила. Ну, тогда, когда я… изделался виноватым.
– И чего, – немного раздраженно спросила Тонечка, – ты хочешь ей туфли подарить?
– Да надо бы купить. Мне до сих пор неловко перед ней.
– Не помню точно, – поняла меня Тонечка, – вроде говорили про это, по-моему, тридцать семь. И как ты себе это представляешь? Придешь такой весь исполненный заботой, и скажешь, мол, Леночка, радость моя, примерь вот! Пусть ей Алексей покупает.
– Точно! – обрадовался я подсказке. – Какая же ты у меня умница! Лешка и отдаст. Пусть скажет, что сам купил.
– Он не скажет, – уверенно бросила Тонечка. – Он все равно скажет, что это ты купил. Давай лучше торт купим! Киевский!
– Ага, – опять обрадовался я, – и шампанского!
– Шампанское я и сама люблю, – лукаво протянула моя подруга.
– Так в чем же дело? – Продолжал радоваться я. – Заметано!
Мы болтали о всяких пустяках. Потом пили чай с солеными сушками в Леночкиной лаборатории. Я называл этот чай химическим. Леночка, согласно своей профессии, заваривала его в треугольной колбе. Может быть от этого, а может быть просто из-за необычности такой заварки, чай всегда казался отменным.
– Чем ты его, – спросил я Леночку, имея в виду Эдика.
– А, – просто ответила она, – пероксид водорода… перекись.
– И какой же концентрации? – спросил я.
– Тридцати процентной.
– Ого! – восхитился я, и еще раз понял, что мне тогда действительно повезло. Зато я узнал, что у нашей «серой мышки» имеются очень даже остренькие коготочки.
Когда мы уходили от Леночки, я случайно бросил взгляд на стеклянный шкаф с реактивами. За прозрачной дверцей на уровне глаз стоял маленький смешной пластмассовый котенок. Я сразу узнал его. Это был Лешкин брелок от ключа зажигания.
«Действительно, у них все хорошо» – подумал я и понял, что для меня это оказалось очень важным.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Ко всему прочему оказалось, что Коля Окрошкин потихонечку (а может быть и не очень) прикладывается к бутылке. Этим ли объяснялась богатырская сила его сна, или же простая деревенская жизнь дала ему такое душевное спокойствие – не мне судить. Однако Коля Окрошкин оказался банальным алкоголиком. Совершенно неизобретательный Коля был гарантированно обречен на то, что рано или поздно, его «спалят» со всеми вытекающими последствиями. Та бесшабашность, та безалаберность, с которой он относился ко всему, ко всей своей жизни и не предполагала иного исхода.
Я ничего ему не говорил. Коля не мешал мне… нам с Тонечкой Воробьевой. Зачем же мне нужно было что-то менять?
Новички в охрану пока больше не приходили. Я не задавался целью понять причину. Может быть, Исаев передумал утверждать новые штатные единицы, а его начальные действия были вызваны душевным порывом? А может быть, новых людей не так просто было сразу найти?
Зато на втором этаже появился еще один новый сотрудник. Вернее сотрудница. И это вовсе не была замена Лилиане Владимировне.
В каждой организации должен быть бухгалтер. Был он и у нас. Только пришлый. Этот пришлый бухгалтер был многогранным и многосторонним. То есть, ездил от предприятия к предприятию и везде был бухгалтером. Его я видел пару-раз и про него не знал ничего – не интересовался, кроме пола. Бухгалтером была дородная дама с большой грудью и красивым низким голосом, с пышной прической и большими бусами из неосветленного янтаря.
Теперь у нас имелся свой бухгалтер, который никуда не уезжал. Нового бухгалтера звали Ольга. Я не могу вспомнить ни ее отчества, ни ее фамилии – Ольга и все тут, и это объяснимо.
Ольга сразу понравилась всем. Легкий в общении, вообще, очень компанейский человек, она как-то сразу стала для всех «своей». Она была в меру добра и в меру умна; в меру строга и в меру деловита. Но то, что она – специалист высокого класса, стало ясно с первых дней.
Ольга дружила со всеми, но со мной у нее сразу образовались какие-то особые общие интересы, в основном по работе. Наверное, ей неправильно меня охарактеризовали, (не знаю, кто и не знаю зачем), но она сразу, при первой нашей встрече, очень неназойливо дала понять, что она может быть хорошим другом – не более того, и именно на этом акцентировала мое внимание. Я, как можно более естественно, показал, что совершенно не понимаю – о чем это она. Мы улыбнулись друг другу. Мы поняли друг друга. Да я и не собирался в наших отношениях продвигаться дальше этой дружбы – Ольга была существенно старше меня.
Я захаживал к ней иногда, в основном, чтобы воспользоваться ее компьютером, ее принтером. Эти технические ресурсы мне нужны были часто, а после инцидента с Тонечкиным компьютером, Исаев строго-настрого запретил испол<