На службе ненасытной гидре, Третьей, мать ее, Речьпосполитой!
Был у тебя, Толстый, золотой рог, а теперь только хуй остался, ха‑ха!
Толстый вне себя. Нам это тоже передается. Да пошло оно! В жопу! Вот это нам по нраву, по‑нашему, по‑польски, выпить, закурить, а потом жаловаться, что травка дрянная, не такая, как хотелось бы, зола какая‑то, странная, никакого действия, вроде бы совсем не берет, прямо труха, да и все остальное хлам.
А что хлам, то нам.
Среда
Вот вам суровая правда. Решающими факторами при приеме на работу являются образование, опыт и талант, а не знакомства, связи и родственные отношения. Обретший подобное знание может со спокойной душой делать инвестиции в себя, выбрав соответствующее направление.
Ага, ну в таком случае я оповещаю вас, что в соответствии с объявлением, опубликованном в приложении к «Желтой газете», я хотел бы предложить свою кандидатуру на должность ассистента дымилыцика. Зовут меня Мирослав, для знакомых Мирек. в кулинарных изделиях разбираюсь, как мало кто, и надеюсь, что при полученных ранее знаниях и опыте, а также благодаря усиленной мотивации для работы в гамбургеровом секторе я смогу хотя бы в минимальной степени способствовать успеху Вашей замечательной фирмы и в то же время совершенствоваться в избранной профессии.
Заодно позволю себе представить знание языка тела, общение с компьютером на игровом уровне, способность биолокации и готовность постоянно двигать науку о гамбургерах в качестве достоинств, которые можно рассматривать как дополнительные при рассмотрении моей кандидатуры для приема на работу.
Прилагаю к настоящему письму автобиографию и жду ответа с назначенной датой встречи.
|
|
С уважением
Я. Лично.
Да, и еще выражаю согласие на использование моих персональных данных, а также внутренних органов для кулинарных и потребительских надобностей. Выражаю согласие на далеко идущие проникновение и внедрение.
Я по‑настоящему мотивирован и. что важней, моторизован. Имею подстольные права категории Г. Обошлись они мне, не буду врать, в восемьсот новыми. Грабеж чистой воды!
Четверг
Работу над своим внутренним содержанием начинаем с осознания того, что на том – лучшем, грядущем – свете нас будут ожидают пылкие гурии, которые будут дарить нам несказанное наслаждение.
– Пан Мирек, – пробуждает меня лекторша из управления по трудоустройству, – что вы можете сделать, чтобы повысить свои шансы найти работу?
– М‑м‑м… не знаю.
– Как это, пан Мирек, я очень вас прошу, пан Мирек, взгляните на диаграмму.
Если ты действительно хочешь работать, то найдешь работу. Но прежде чем приступить к активным поискам, объективно оцени себя в зеркале – не жалей на это времени, потому что от этого зависит твой успех.
– Мама, ну в чем дело! Ты же видишь, я правда хочу найти работу!
– Хочешь найти работу! Да ты посмотри в зеркало, как ты выглядишь! Как наркоман! Уж я вижу, как ты ищешь себе работу, лентяй ты паршивый, валяешься целыми днями, вместо того чтобы пойти поискать, позвонить, спросить, что‑то предпринять.
Не обращай внимания на неудачу. Действуй систематически. Учись на ошибках. Повысь самооценку до состояния «чибо». Верь в удачу! Прежде чем отправиться на разговор с возможным работодателем, позаботься о своем, внешнем виде. Аккуратная одежда, чистые волосы, чистые ногти, начищенная обувь, приятное дыхание, свежие трусы, белые носки способствуют положительной оценке тебя работодателем.
|
|
– Мама, ну в чем дело? Я ведь ищу, спрашиваю, покупаю газеты с приложением «Работа», даже читаю эти рубрики.
– Вижу я, как ты читаешь, как ты ищешь, валяешься до полудня в постели, да ты загниешь в ней, прежде чем найдешь работу, а ведь работа к тебе сама не прибежит, не постучит в дверь, да начни ты нормально жить, встань, оденься, причешись, побрейся, умойся, сделай что‑нибудь, я уже не в силах на тебя такого смотреть!
Помни! Будь вежлив и тактичен! На вопросы давай конкретные ответы. Не спорь. Не дерзи. Оставь свои личные проблемы при себе. Помни о собственной ценности. Убеди работодателя, что ты – самый лучший, что, взяв тебя на работу, он сделает выгодное приобретение.
Среда, Варшава
Стараюсь как могу. Пляшу. Стою на голове. Йодлирую на тирольский манер. Делаю из физиономии задницу. Интуитивно отдаю себе отчет, что если я перехвачу контроль над ходом рекрутерской дискуссии, то это повысит мои шансы на переход во второй этап.
– Что ж, – соглашается со мной, как запечатлено черным фломастером на стоящей перед ней карточке, Кинга, – я согласна с коллегой Миреком, мы должны выбрать стратегию действий, если большинством голосов выскажемся за предложение Бартека, то две позиции у нас отпадают, и нам останется предпринять выбор двух последних предметов. Кто начинает?
Я начинаю, разумеется, я начинаю. Я начинаю, а дама из какого‑то recruitment group of people благожелательно улыбается:
|
|
– Пан Мирек, прошу вас, дайте и другим продемонстрировать свою находчивость.
– Ну конечно же, извините, я только так, я только хотел, понимаете, вовсе не потому, что я только о себе, я же понимаю: мы все составляем единую команду и должны взаимодействовать ради блага фирмы, другой дороги нет, а если кто думает иначе, то заблуждается.
Я знаю, я завоевал ее сердце. Я знаю, я завоевал сердце группы. Первый лед растоплен. Сейчас остается только сердечно улыбаться в ожидании пятнадцатиминутного числового теста. Затем вторая встреча, вся состоящая из анекдотических историй и психологических трюков родом из телешоу.
– Пан Мирек, прошу вас, очень прошу продать мне некий продукт, ну, скажем, эту ручку.
– Эту ручку? Ну… это замечательная ручка, э‑э… если покупаешь две, третью получаешь в подарок, э‑э… качественно и недорого, э‑э… что‑то в этом духе.
– Очень хорошо, прекрасно, вы эрудит, да? А теперь быстро назовите три своих главных недостатка.
Вы говорите, недостатки? А может, анекдотик? Старые, добрые, неувядающие еврейские анекдоты, ну вот… К примеру, святой Петр выходит из райских врат, знаете? Ну, значит, выходит святой Петр из райских врат, а там лежит здоровенная такая сосиска, а по концам две спички воткнуты, Петр смотрит на нее и ничего не понимает. Не знает, что это такое. Просто теряется в догадках. Ну, хватает он за фалды проходящего херувима. Что это? Херувим не знает. Ловит какого‑то архангела, но тот тоже не знает, в жизни ничего подобного не видел, а уж после смерти и подавно. А тут как раз проходит мимо Дева Мария, он и спрашивает, мал, скажи, Матерь Божья, что это такое, может, ты знаешь? Смотрит Пресвятая Дева, поднимает, подносит к глазам и говорит, что если б не спички, то ни дать ни взять Святой Дух. Неплохо, а? Как вам? Ах да, недостатки?
– Ну, значит… в профессиональной работе я больше всего ценю в себе увлеченность и упорство, с какими я стремлюсь к цели. Это мой рецепт достижения успеха.
– А что бы вы еще, если бы вы… а если бы вы, то тогда что бы вы… а если это, то тогда что?
Слишком они насмотрелись реалити, но я все равно улыбаюсь пани из другого уже recruitment group of people как можно шире, а пану из того же recruitment разрешаю чесать себе брюшко, для чего ложусь на спину. Это нравится ему, а пани тоже растрогалась и ощущает, как у нее из сосков обильно высвобождаются млекоточивые материнские чувства.
– Надеемся, что все вы сделали соответствующий выбор и мы сможем со всеми вами встретиться во время третьего этапа, – завершает пани это вялое представление. – Можете ожидать ответа с подтверждением уже через плюс минус месяц.
Боже. Сибирский шаманизм в неблагоприятных условиях Третьей Речи Посполитой. И сразу после этого переподготовка в Дзялдово.
Дзялдово. Как же, помним! Совсем недавно – кажется, год назад – какое‑то кошмарное убийство. Расчлененка. Отрубленная голова. Может, да, а может, нет. Кто это знает… инфо пролетает мимо, и на этом конец обрывочным сведениям. Дзялдово погружается в информационное небытие. Дзялдово – это. кажется, важный железнодорожный узел на севере, а во всем остатьном дыра. Безработица. Безнадега. Молочный заводик. Культуры живых бактерий. Бесплодные перекуры на выщербленных плитах тротуара. Пластиковые бутылки с желтой жидкостью, гниющие в канаве. И чистый воздух. То есть вполне возможно, что чистый. Это очень даже правдоподобно, вот только слегка пованивает гуано. Дзялдово. В горле комок желтой харкотины.
Я вляпался в эту историю по ошибке. Входишь в кабинет вельможного шефа с новой замечательной концепцией и студенческим эмоциональным багажом. Замысел многообещающий. Ты молодой и честолюбивый. Просишь членораздельно буханку свежего, мягкого хлеба – получаешь позавчерашний батон.
– Замечательно, пан Мирек! Превосходно! Обязательно, вот только. В настоящий момент нам необходим хороший, прирожденный торговый представитель, просто позарез необходим, вот так необходим, вы, пан Мирек, понимаете. Сперва тебя, чтоб потом ты всех в рот, как говорит народ, Ирак не сразу бомбардировали, это же ясно. Ну как? Поможете? У вас нет выхода.
Чем отличается шеф от вибратора? Вибратор никогда не станет настоящим хуем, и есть ли у тебя какой‑нибудь выход? Есть. На жопе волоса.
В принципе не продавец, a salesman или даже еще круче – sales representative. Это уже гораздо значительней. Примерно двумя ступеньками выше. На визитке выглядит, как орден на груди. Что еще? Надо принимать новые вызовы. Это дает новый великолепный опыт. Который очень пригодится в будущем – а оно уже невыносимо ярко блещет предположительным повышением. Благодаря этому потом будет куда легче. Легче будет и кредит получить. Для этого надо, чтобы у тебя была постоянная работа и регулярный достаточно высокий заработок. Тут‑то и открываются двери. А за ними больше возможностей, прошу прощения, трахаться. А трахаться хочется. Еще как хочется. Ну и что, урод, не урод, главное, чтоб работа была. Постоянная и (Господи, помилуй!) хорошо оплачиваемая, и тогда – как на блюдечке – дорогой отдых за границей, и уже на расстоянии вытянутой руки разные яркие вещи. Другим недоступные! Так что перестань выебываться и бери елду в рот. Как каждый добропорядочный гражданин.
Торговый представитель. Динамичный, энергичный, с правой резьбой. Всегда на посту, как долбак на мосту. Дешевый костюм и много благих намерений. Практически не бывших в употреблении!
И повышения квалификации. Месячный цикл. Это повышает ранг и должностную ступеньку. Всех. Пожалуйста – фирма инвестирует в персонал. Это хорошая фирма. Доказательства? Пожалуйста – жирный анонс в общепольской газете: эта фирма инвестирует в персонал. Фирма есть карош. Многоуважаемый махатма‑шеф‑отецродной сидит, развалясь в большом кресле, за большим столом с красным фрагментом задницы вместо лица. Сорванные глотки, протертые подметки. Нет другого пути для торговца! Интерличностные способности! Работа с напором! Знание двух иностранных языков! У него такой смешной галстук с Микки‑Маусами. Сразу видно – cool парень. Знает толк в шутках. Его красные, пропитые, свинячьи глазки неистово вращаются в глазницах, он мерзко рыгает в лицо оробевшей перед властью рабочей силе – сорванные глотки, протертые подметки, – пришедшей договариваться об условиях работы. Кого мы ищем? Самых лучших! Знание иностранных языков, в том числе необязательного французского в качестве довеска. Вечером с таким же выражением морды лица он пропьет несколько тысяч. И не ваше это собачье дело. Пешки. А сейчас, планктон, – на выход. До свидания.
– До свидания! – раздается хор молодых, динамичных, евнухоподобных голосов. – Огромное спасибо, что соизволили потратить на нас свое драгоценное время.
Из тебя еще суббота до конца не вышла, а уже понедельник ставит на ноги, приводя в чувство постоянной – ценой тяжкого труда – работой. Даруй мне, Господи, здоровье, избави от лишних калорий, и да минует меня чаша сия жаркого подмышечного запаха. Позаботься также об актерской белизне зубов!
Сидишь в теме. На столе халтура, на паркинге фура, на складах макулатура. Глухие телефоны, рулоны факсов, кучи предложений, на кончике языка карьера. В комнате рядом ксерокс. Чего‑то сломался, не работает. Кофе, чай общие. Кружка персональная, на ней какое‑то изречение: «Arbeit macht frei».[6]На уровне глаз стоящего человека пробковая табличка, на ней приколоты карточки: текущие дела. Справа – срочные контакты. Ниже – досадные рекламации. Еще ниже жирным крупным шрифтом цель – быстрей, выше, лучше – хочешь развиваться и расти по службе? На уровне глаз сидящего человека – таблица Майкрософта. Сидишь в теме?
Сижу и отлыниваю, как могу. Если сеньор начальник не видит, звоню знакомым. Звоню, куда только можно, и даже туда, куда нельзя. Чуть только начальник входит, моментально перехожу на деловой тон, создавая видимость безукоризненного сотрудника: разумеется, это вполне можно урегулировать, и подмигиваю – он уже у нас на крючке. Начальник улыбается и выходит. Кому бы еще звякнуть? Анке!
– Аня? Чего слыхать? Старые бабы не хотят подыхать… Аня, ты что, трахаешься с кем‑то? Или тебя уже трахнули? Что, что? Я – хам? Сама ты хамка. Ну ладно, ладно, позвоню в другой раз.
Наконец ты поговорил со всеми. Так, может, пасьянсик? Только вот глазам как‑то нехорошо, монитор у меня с фильтром, но, наверно, инфракрасное. Ксерокс физиономии? Сколько можно. Дурацкие факсы в центральное отделение? Посетить девочек в бухгалтерии? С удовольствием. Но слишком часто нельзя. Спать, лежа лбом на столе. Чутко. При каждом шорохе – по сидке «смирно». Ты страшно занят бумажной работой. Ты честолюбив и ориентирован на успех. Ты эффективен, и у тебя большой. Да, пан руководитель, я все время занимаюсь мониторингом, весь рынок – и сегодня обзвонил много фирм (тут ты указываешь на желтую «Панораму фирм»). И что? Окончательно пока ничего. На завтра я договорился о нескольких деловых встречах, поглядим, что из этого выйдет.
Благословенное время мнимых деловых встреч в клубе сразу за углом. Иногда чуть подальше, если охота слегка прошвырнуться. После двух кружек пива звонок на работу:
– Слушай, Зося, передай шефу… Я тут вышел на клиента, сейчас отправляюсь на следующую встречу и не уверен, успею ли вернуться в офис. Так что я приду завтра, хорошо? Да, да, само собой, он уже почти у нас в кармане, да, естественно, я убеждал его почти два часа, он даст ответ в среду. Прослежу, само собой разумеется, прослежу. Значит, до завтра. Ну что, еще по кружечке? Водка со льдом? «Выборова»? Goo pills? Полный улет red bull? Идентифицируешься? Jawohl.
– Так что, еще по пивку? И повторить?
Порой так хочется забыться. Что‑то еще, непонятно что, окрас голубоватый, довольно приятный богоматерный цвет, холодное и кисло‑сладкое, в маленькой рюмашке, пролетает в горло, передергиваешься и через минуту уже ничего не помнишь. Парк. За спиной какие‑то домики и шале. Вокруг фонарей ошалелая пляска мотыльков. В башкене кишение великих планов. И в минуту просветления озарение: Боже, сумку спиздили! Ключи, документы, служебный телефон, все контакты. Все подчистую. Такое сразу отчаяние. Ну зачем мне это было? Господи, зачем? Все, хватит! С завтрашних) дня, клянусь тебе, мать Польша, начинаю новую жизнь. Бросаю курить, пить. Буду ходить на деловые встречи. Как заповедано. С завтрашнего! Нет мне прощения! Раскаиваюсь в грехах, бросаю на поднос свернутый в трубочку крупный банкнот и подхлестываю в себе окончательное решение исправиться, подтягиваю сползающие с задницы штаны, избавляюсь от накопившейся в гортани мокроты, распределяю на волосах густой гель, что ж, стану, наверно, политиком, да, пожалуй, но с завтрашнею дня!
А завтра еще болезненней, чем ожидалось. Что бы такого?… Солпадеин? Панадол экстра? Позвонить на работу? Это мысль.
– Пан Тадеуш, понимаете, дурацкая штука получилась, я жутко чем‑то отравился, в обжорке в соседнем квартале, во вьетнамской, и ведь видел же я, как они во дворе кошек ловили, нет, я серьезно говорю вам, кошек, собак, крыс, муравьев, никогда там ничего в рот не берите, о Боже, на чем они там жарят? Наверно, на старом жире, sars story, ужасная боль, лучше носить при себе капсулы с ядом, чем терпеть такое… А вдруг это что‑то серьезное? Пойду проверюсь, пожалуйста, пан Тадеуш, один день отпуска.
А сумка спокойненько ждет в баре. Слава Богу!
И наконец, подобно бичу Божьему, обрушивается архиважное повышение квалификации номер два. Дзялдово sequel. Приветствует, приглашает. Zimmer frei. Завтраки‑обеды‑ужины. Забронированы конференц‑зал для представителей и жилье в отеле третьей категории. Решетки на окнах, душ через два коридора, продавленные пружинные кровати, завтраки с гулькин нос.
Дзялдово. Центр летнего отдыха над озером. Пункт проката – лодки, байдарки, позеленевший от плесени деревянный мол, не функционирующий серый киоск с закусками и напитками, игровая мини‑площадка. Озеро – грязная лужа, но в сезон заполненная радостно визжащими пухленькими детишками. Отпуск на лоне среди гниющих отбросов. Столовка – столы, табуретки, клеенка, по стенам плющ, приятные картинки с оленями и закаленный в отпускных баталиях церемониймейстер, тамада остывших комплексных обедов.
– Я хотел бы сердечно приветствовать руководство и сотрудников известной варшавской фирмы. Аплодисменты! Благодарю!
Мы улыбаемся. Топор войны закопан. Отосланы мирные эсэмэски. Весь зал поет вместе снами.
И, однако же, стоило. Ради этой единственной минуты. Которая перекрывает тысячи унижений. Может, благодаря этому удастся где‑нибудь без всяких обязательств загнать лысака под шкурку? Рассеянные по всей стране дети, плоды командировок. Плоды повышений квалификации. Было бы очень неплохо.
Занятия проводит нанятый фирмой специалист по проведению занятий. Full профессионализм. Мы такого не ожидали. А дипломы об окончании выдадут нам за бесплатно? А их можно будет прикладывать к остальным своим бумагам? Класс. Супер. Зашибись. Шефы сидят тут же рядышком. На расстоянии вытянутой руки. Наравне с нами, как равные с равными. Как это по‑американски! Сотрудники восхищены. Они чувствуют, что их ценят и демонстрируют им это. Шефы отхаркиваются и почесываются. Отличные ребята. Вот только что рыла у них какие‑то невнятные, но это их неписаное право – иметь рыла, какие хочется. На этой стадии карьеры уже не надо улыбаться и изображать правильного парня. На такой социальной ступени можешь громко пердеть и демонстративно ковыряться в носу. Можешь в свободное время отращивать видное брюхо и с полнейшей беззаботностью забыть о гигиене хавальной полости. Можешь выбрать себе спортивную машину и самку при теле и с большим верхним образованием. Можешь позволить себе практически все, о чем не могут даже помечтать нормальные люди. Можешь вечером проектировать на стенку порно с животными. И можешь на все л ожить большой половой хуй.
Все, как один, кричат что есть сил: «Фирма! Фирма!» Все получают по скоросшивателю и толстые цветные фломастеры, чтобы записывать. Невыносимая интенсивность занятий! Мы такого не ожидали. Все это как‑то сблизило нас с фирмой. У нас стало теплей на сердце. Оттого что она такая добрая, наша фирма. Оттого что она мать, а мы цыплята, маленькие лягушатки. Столько об этом раньше говорилось, столько раз про это слышал, а тут, пожалуйста вам, осознаешь на собственной шкуре – скоросшиватель и толстые фломастеры. Повезло нам наконец в жизни! Улыбнулся нам наконец джек‑понт.
Шефы сидят тут же рядышком и за всем присматривают. В случае необходимости вмешиваются в процесс обучения. Обеденный перерыв дтится полчаса, а не тридцать три минуты, как некоторым думается. Еще раз опоздаете – и к чертовой матери полетите воробышком домой.
Нас заливает бледный страх. Мы сидим, и лица у нас красные от стыда. Дай нам палец, так мы и всю руку откусим. Неблагодарные мы! Но это в последний, честное слово, в последний раз. Клянемся нашими папами, мамами и Господом Богом.
Ладно, на этот раз вам сошло с рук, а теперь сыграем вот в такую игру. Из разбросанных на столе выражений, пожалуйста, сложите что‑то, что у вас ассоциируется с фирмой. Работа в группах. Старайся. Кувыркайся, как обезьяна. Задавай гладкие вопросы. А это что? А для чего это? А в этом случае? А если то, то что это? Говори то, чего ожидают. Жестикулируй. Улыбайся. Чешись. Икай. Бормочи. Пусть все видят, что ты что‑то делаешь. Во всяком случае, старайся. Пусть видят, что ты хотя бы стараешься. Обезьяний лес. А они здесь охотники, податели жизни и смерти. Белые колонизаторы, которые за хорошее поведение одарят дикарей огненной водой и самовзрывающимися авторучками.
Кругом сырость от срамного пота. Сплошные глупости. Сплошные идиотизмы. Безнадега. Маразм.
Вечером после целодневного ментального паштета фирма предлагает пикник с колбасками на берегу лужи. Окрестности Дзялдова. Ларек с мороженым еще не функционирует. Не сезон. Так что сидим на пластиковых скамеечках и вкушаем колбаски с горчицей. Уже после занятий, и в принципе только теперь видно, как на ладони, кто есть кто. Кто какой человек. Кто будет каким торговым представителем. Потому что представитель – человек открытый, самостоятельный, умеет завоевать симпатию окружающих и в результате так ловко их облапошить, что эти мудаки остаются в твердой уверенности, будто верх взяли они.
Все вцепляются друг в друга, как веселые расшалившиеся щенки. Тут розыгрыш, там подъебка, хлоп по плечу, едва надкушенная колбаска летит под столик, классно. Лучшие мои друзья. Фирма, семья, горчица, гриль. Дружба, шутка, рост, бабы, консервы, незатихающая музыка.
А наши подруги, торговые представительницы, после двух‑трех стаканов громко заявляют о своей нестыдливости и недобродетельности. О том, что любят это делать в такой и такой‑то позиции. И чем страхомордней, тем она громче заявляет. Они с радостью покажут сиськи, но только генеральному и высшему руководству, а ты, жалкая козявка, ступай в кусты и мастурбируй.
Через несколько часов на арене остались лишь несколько храбрецов и один шеф. Атмосфера стала еще домашнее. Шутки еще похабней. Еще минута‑другая – и мы будем демонстрировать друг другу солопы. Шеф уже хорош, уже невразумительно бормочет, что он трахает, трахает, трахает, и как трахает, и где, и что трахать ему уже не хочется, и что хотел он в автосалоне взять синюю тачку, но не было, так взял красную. Да один хер! Ежели в принципе. Он немножко поездит и купит новую.
– У кого есть курить? – Ни у кого нет. И что? А ничего. – Едем за сигаретами в магазин, – объявляет он и, пошатываясь, садится за руль. Направление: ближайший ночной. Ближайший ночной – восемьдесят кило отсюда. Ни хрена. Эй, кто шляхта! Мы, мы! Втюхиваемся вместе с ним в просторный салон. На шестидесятом кило – полиция. Капец? Ну козел, боров, шеф, всех он, сука, знает. Никто и слова не вякнет, никто не приебется. На семидесятом что‑то не получилось, и он, нажратый, руль вправо, руль влево. Влево и вправо. Все страшно быстро, но в то же время и страшно медленно. Капитан! Право руля! Полный вперед. К новым приключениям. Такое удовольствие случается не каждый день. Бах! Бах! Столбики. Красно‑белые. Хуяк. Куст. Пиздец. Канава. Наконец‑то – на якоре.
Что чувствую? Чувствую, что болит голова. И шея. Позади стонет полубесчувственный пациент, по роже у него течет кровь, он ее размазывает ладонью и стонет. Как остальные, не знаю. Капитан‑шеф, только чуть поцарапанный, отстегивает ремень безопасности и вылезает. Шатаясь, открывает багажник.
– О боже! Какое счастье! Клубника не помялась.
Вот так развлекаются. Так развлекаются. Молодые крысята, проводящие опыты на белых мышках. И прощай, Дзялдово. С глубоким сожалением уведомляем. В расцвете витальных сил. Посреди похабельной весны жизни. С далекоидущей надеждой. Беременный мечтой. Любимый муж и отец. У него что, дети какие‑то были? Ну.
– Я единственное, чего хотел в жизни, – исходя кровью, шептал он мне на ухо в той неожиданно остановившейся ночью машине, – стать настоящим торговым представителем и еще… и еще, чтобы… Польшу в ЕЭС.
– Успокойся! Все будет gut… Еще Польша не погибла, пока мы жуем!
И чтобы всем было все ясно. Шутки в сторону. Фирма – она как семья. И бездельникам‑левшам в ней не место.
Пятница
Могли ли некоторые алкалоиды, содержащиеся в растениях, повлиять на формирование человеческой способности к саморефлексии? Или же саморефлексия, вызванная с помощью алкалоидов, облачила простые факты в новый наряд короля?
Я тут пригвожден в стартовой позиции. Сбрасываю давление. Из уст непрерывной арифметической последовательностью извергается поток вульгарных сексуальных импульсов. Мир перед моими глазами развертывается со стороны женского органа во всей его полноте. В воздухе носится неоновое свечение новых культовых психоделических средств, основанных на алкалоидах из плодов мускатника. Таблетка, порошочек и гогель‑могель разряжают стрессы и разочарования после недели работы на бензозаправочной станции. Уже с минуту я, совершенно потерянный и облапошенный, стою, заглядывая в халтурно вырезанную в картоне замочную скважину.
Не подлежит никакому сомнению, что исторический момент определил нам роль захолустья. Картон, станиоль, кое‑где белая бязь, лайкра из люмпекса. Все уже выношено и коммерчески отэксплуатировано мейнстримом. Самое же важное – ядро, сердцевина – скрыто всеобщей макдональдизацией, появляется в своей облегченной, конфетной форме. Ведущие в масс‑медиях продают идеологию эпохи угасающих идеологий, инфострад и управляемых на расстоянии инкубаторов в форме самоорганизующейся, распределяющейся по уровням массы. Первобытная ярость приобретает форму липкого отвара, который свисает эксцентричной клейковиной с декораций самых крутых телешоу. Все, что было сырым, становится вываренным, чтобы легче было глотать. И в такой пропущенной через мясорубку форме оно появляется где‑то на уровне всемирного кишечника. Обыкновенно мы получаем лишь бесполезную, хотя все такую же яркую упаковку. Вторичный протест, он родом из жопы. Повторяю: из жопы.
Как и все остальное. Ты тоже. Стоишь здесь.
Стоишь, облапошенный, сбоку и смотришь, как они сноровисто дрыгаются. Стоишь у самой колонки, окутанный завесами однообразной пульсации ударной аппаратуры, шокирующих ассоциаций, почерпнутых напрямую из действительности, звуков, смикшированных с пульсом, мочой, пердежом, менструацией, менопаузой, остеопорозом, излучением мозга, космическими шумами, вибрациями, которые совершают обряд экзорцизма над мозгом, размягченным жестким биоритмом мини‑метрополии, вибрациями, стимулирующими внутренние психотерапевтические механизмы, и постепенно становишься чувствительным к плотности, тяжести, глубине, фактуре, освещенности и зернистости хаотически отбираемых картин; внезапно тебе кажется, что ты совершенно неожиданно обнаружил космический порядок в бигосе цивилизации. Ты уже чувствуешь это. Товар заманивает. Город втягивает. Log on.
Сидящий рядом политический недомерок нетерпеливо дергает меня за рукав, пытаясь прорваться сквозь стену звуков и непременно сообщить мне, что общественные классы по‑прежнему существуют, но это уже классы потребительские, а политика якобы независимых государств – это обычный фасад. В действительности правила диктует капитал.
Ничего не изменилось, nihil novi,[7]призрачные подрыгивания, бездонная кипень утопленников, стальные загривкообразные парни, одетые с нуворишским шиком за крутые башли, разнаряженные, набитые таблетками мокрощелки, удравшие на несколько минут из‑под опеки твердоголовых, которые держат в разросшихся челюстях современные солярии, фитнес‑клубы, спортзалы и ксерокс‑бюро в одном флаконе, а мордашки у всех смазливые, исполненные дионисийского очарования.
Либеральная демократия и ленинизм близки по своим идеологическим предпосылкам, запихивает он мне в голову вычитанные где‑то политновости, потому людям, сбившимся в разные – назовем это так – мировоззренческие объединения, было легко перейти с. одной позиции на другую, не почувствовав существенных перемен. Дома из сборного железобетона обрели новые цветные фасады. Общество, погруженное в апатичное разочарование, не берет в голову выборы. А ведь все должно было быть так мило. Должно было быть: свиные рульки, порнофильмы и финальные игры на кубок всю неделю.
Все подергивается в ультразвуковых судорогах, отъюстированное, как нужно, потому что так нужно, потому что так это выглядит на самых новых разворотах музыкальных телестанций. Кукольный домик трещит по швам под напором гедонистической горячки.
Власть наложила лапу на корпоративную масс‑медийную монополию. Она продает мир, созданный из скверных репродукций глянцевых бульварных изданий, мир, посаженный в стылую клетку телевизионных приемников, мир старательно создаваемых иллюзий и псевдопотребностей. И это уже не какой‑то чешский фильм, это совместное производство в глобальном масштабе.
В каждом углу танцевальной площадки исповедальня, подготовленная для отражения самых неуместных признаний. Густое благосостояние, созданное следующими друг за другом поколениями, булькающая кислая капуста с жирной грудинкой! В центре всего за подзеркальным столиком всемогущий терапевт. Престидижитатор блевания и плевания. Наиболее крупная из возможных карт.