Кейт
По дороге из столовой получаю смс от Клейтона:
«Пошли сегодня в Спектэкл? Очень тебя прошу»
Мы уже давно нигде не зависали вместе, поэтому соглашаюсь.
Как обычно, Спектэкл забит под завязку. Моррис работает, поэтому большую часть вечера Клейтон в моем личном пользовании. Я скучала по нему. Мы поем, танцуем и смеемся. Не успеваем оглянуться, как уже два часа утра: время закрытия.
Ждем, пока Моррис все закроет, чтобы вместе пойти к парковке.
Как только выходим на улицу через заднюю дверь, Моррис вспоминает, что забыл телефон в офисе.
— Я быстро. Ждите меня на дороге. Не хочу, чтобы вы стояли здесь.
Улицу освещает только одна тусклая лампочка над дверью. Темно. И страшно.
Хватаю Клейтона за руку, и он немного расслабляется. Мы даже не сделали и десяти шагов, как я увидела двух парней, медленно идущих по дороге, к которой мы направляемся. Увидев нас, они останавливаются. Я начинаю покрываться мурашками. А когда они поворачиваются и идут к нам, мое сердце уходит в пятки. Я испугана.
Когда один из них открывает рот, я понимаю почему.
— Посмотри-ка кто у нас тут. Молоденький пидорок.
Первым делом молюсь. Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы они не причинили нам вреда. А потом начинаю кричать и поворачиваюсь, чтобы бежать, одновременно толкая Клейтона впереди себя.
Буквально через пять футов оба мужчины берут Клея в тиски.
Я в панике, но не замираю на месте. Вместо этого начинаю орать как бешеная,
— Прекратите! Отстаньте от него, ублюдки! Прекратите. — Прыгаю одному из парней на спину, поднимаю правую руку и бью его в ухо, так как это, на мой взгляд, самое больное место до которого я могу дотянуться. От него сильно пахнет алкоголем и у меня скручивает желудок. Под моим весом он спотыкается.
Восстановив баланс, отдирает мои руки со своей головы и скидывает на землю.
— Сучка!
Падение на бок выбивает весь воздух из легких. С хрипом, пытаюсь сделать хоть один вдох. Перед глазами темнота, должно быть, я повредила голову. Кожа на щеке содрана. Резкие, короткие вспышки боли пронзают живот, бедра и прекращаются еще до того, как я понимаю, что он пинает меня. Потом ублюдок поворачивается к Клейтону. Я смутно вижу, что второй мужчина сидит на Клейтоне, зажимая его коленями. Просовываю руку в сумку, висящую у меня на груди и достаю перцовый баллончик. Крепко его сжимаю и брызгаю в лицо своему нападавшему, пока он не присоединился к дружку. Он начинает кричать и тереть руками обожженные глаза.
Кидаюсь к мужчине, держащему Клейтона, и пинаю его со всей силы в бок.
— Слезь с него, ты, сукин сын! — Пинаю его снова и снова. Не могу брызнуть в него из баллончика, потому что есть риск задеть Клейтона. Но он хотя бы перестал его бить. Вместо этого ублюдок хватает меня за ногу и сбивает с ног.
Вдруг раздается голос Морриса:
— Убери от него руки, козел. — Со своего места я вижу, как Моррис расстегивает пиджак и достает пистолет.
Парень поднимает руки и медленно встает. Мой нападавший начинает пятиться назад. Даже у пьяных идиотов есть чувство самосохранения.
Голос Морриса кажется сдержанным, но ярость так и сочиться из него.
— Убирайся отсюда, или клянусь Богом, я отстрелю вам бошки.
Они поворачиваются и, не оглядываясь, убегают.
Моррис садится на колени и помогает Клейтону, держащемуся за ребра, сесть.
Нежным, мягким голосом, но с трясущимися руками, он спрашивает:
— Ты в порядке, моя любовь?
Щеки Клейтона мокрые от слез.
— Ага, дай мне минуту. — Oн ощупывает себя. — Ничего не сломано. Просто болит.
Это не убеждает Морриса.
— Нужно поехать в больницу, Клейтон.
Клейтон хлюпает носом. Слезы уже прекратились.
— Дорогой, меня били много раз, так что поверь, я знаю, нужен мне госпиталь или нет. По шкале ударов, я бы поставил им четвертку. Скорее всего, будет пара синяков на ребрах. Через несколько дней я буду в порядке.
Меня тошнит, и сердце бьется как сумасшедшее. Я видела, что Клея били, но не видела насколько сильно.
— Нужно позвонить в полицию. Нельзя позволить им остаться безнаказанными.
Клейтон смотрит на меня так, как будто я говорю чушь.
— Кэтрин, мой парень только что угрожал оружием. Так что это не лучшая идея. К тому же, мы даже не знаем, кто эти парни. Это случайное преступление на почве ненависти. Если мы вызовем копов, то просто потратим время зря.
Сажусь на колени рядом с Клейтоном и стираю кровь с его нижней губы своей футболкой.
Клейтон хватает меня за руку.
— Кэтрин, не надо. Ты загубишь футболку.
Моя рука трясется в его.
— Клей, футболка — последнее, что меня беспокоит сейчас. — Я только что наблюдала за тем, как один из моих любимейших друзей был избит за свою сексуальную ориентацию. Людское невежество и склонность к насилию убивают меня.
— Но это твоя любимая футболка. Она великолепно сочетается с цветом твоей кожи.
Закатываю глаза, потому что только Клейтон мог сказать нечто подобное в такой момент.
— Дружище, я могу купить другую футболку. А вот ты другую губу нигде не достанешь.
Он фыркает, но позволяет мне закончить начатое.
Моррис с диким выражением лица смотрит на Клейтона. Он абсолютно не понимает, что делать дальше.
— Мне так жаль. Я не должен быть позволять вам идти одним так поздно. — Его темные обеспокоенные глаза находят мои. — Ты в порядке, Кейт?
Вместо этого я показываю на пистолет и отвечаю вопросом на вопрос:
— Ты всегда носишь это с собой?
— Только когда работаю допоздна. Не думал, что когда-нибудь он мне понадобится. — Он сжимает кулаки и выглядит при этом так, как будто готов кого-нибудь убить.
Клейтона ощутимо трясет. Аккуратно, чтобы не причинить боль, обнимаю его.
— О, Клей. Мне так жаль, что я не смогла тебе помочь.
Он отстраняется и заглядывает мне в глаза.
— Кэтрин, если бы тебя тут не было, я, скорее всего, уже был бы мертв. Ты одна из самых смелых людей, которых я встречал. Ты так напугала меня, когда прыгнула на спину этого варвара. А когда он сбросил тебя, у меня чуть не остановилось сердце. Ты ранена? Ударилась головой? Может, тебе нужно в больницу?
У меня болит спина и пульсирует в голове, но, тем не менее, говорю:
— Я в порядке, дорогой. — Целую его в лоб, встаю и помогаю подняться Клейтону. Больница — последнее место, в которое я бы хотела направиться, особенно когда доктора начнут задавать вопросы.
Клейтон смотрит на Морриса.
— Мне, наверное, нужно ехать домой. У меня тест по истории через несколько часов.
Морис нежно гладит Клейтона по щеке.
— Что я могу для тебя сделать?
Клейтон мило улыбается.
— Ты можешь поцеловать меня, сказать, что любишь, и проводить до машины Кэтрин.
Он так и делает.
Доехав до общежития, мы идем в мужской туалет, где я умываю его.
Осматриваю глаза, и свои, и Клейтона, на случай сотрясения. Ничего. Все нормально.
Потом помогаю ему дойти до комнаты. Несмотря на то, что мы пытаемся все сделать тихо, Пит просыпается. Увидев нас, на его лице появляется встревоженное выражение. Я не виню его; мы все грязные. Пока я помогаю Клейтону надеть пижаму — потому что у него так болят ребра, что он даже не может поднять руки над головой — Пит достает из мини холодильника лед и заворачивает его в полотенце. Потом передает мне, глазами спрашивая, что случилось, но вслух не произносит ни слова. Я прошу его вернуться в постель и обещаю рассказать о произошедшем завтра. Пит грустно кивает, ложится в кровать и накрывается одеялом, не отводя от нас обеспокоенных глаз. От прикосновения льда к губам и щеке, Клейтон вздрагивает, но тут же выдыхает, потому что холод приносит хоть какое-то облегчениe.
Целую его в лоб.
— Спокойной ночи, Клей. — Я до ужаса устала, как мысленно, так и физически. Мне нужно в постель.
Возле двери до меня доносится шепот Клейтона:
— Кэтрин?
Шепчу в ответ:
— Да?
— Спасибо тебе. Никто никогда не заступался за меня.
У меня сжимается сердце.
— Всегда рада помочь.
— Я тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю. А теперь отдыхай.
Вторник, 18 октября
Кейт
Утром на работе меня встречают две пары чрезвычайно обеспокоенных глаз.
Они пристально изучают синяк, который за ночь налился с левой стороны лица от виска до скулы. Он уже не так сильно болит, но смотрится внушительно. Что болит, так это тело... все. Если бы я могла поставить себе капельницу с ибупрофеном, то так бы и сделала. Я проспала почти четыре часа, но утром, выбравшись из постели, чтобы пойти на занятия, обнаружила, что тело недовольно мной на каком-то ином, новом уровне. Нет необходимости говорить, что сегодня мы с ним не на одной волне.
Надеюсь, что однажды мы все-таки помиримся.
В глазах Клея стоят слезы.
— О, Кэтрин, мне так жаль. Посмотри на свое лицо.
Я не видела его со вчерашнего дня. Когда уходила утром на занятия, он еще спал, а когда заглянула к нему в районе обеда, его уже не было.
— Клей, как ты себя сегодня чувствуешь? — Не хочу говорить о себе.
— Как будто по мне проехали катком и оставили умирать на обочине.
Могу себе представить.
— Без обид, но именно так ты и выглядишь. — Порезы на лице выглядят уже не так ужасно, как вчера, но нижняя губа и правая щека все еще опухшие и радуют взгляд странными оттенками красного и фиолетового.
Клей улыбается.
— Я просто хотел поблагодарить тебя еще раз за все, что ты вчера для меня сделала.
— В этом нет необходимости, Клей.
Он целует меня в целую щеку.
— Есть. Ты первый настоящий друг в моей жизни, Кэтрин. Однажды я стану пожилым безукоризненно одетым джентльменом и буду проводить все свободное время в кресле-качалке. Оглядываясь назад, на свою великолепную и успешную жизнь, я буду знать, что судьба была благосклонна ко мне, подарив лучшего друга, о котором можно только мечтать.
Если я открою рот, то начну плакать. Поэтому просто киваю.
Клейтон поворачивается и пожимает руку Шелли.
— До встречи, королева танцпола, — говорит он и уходит.
Шелли даже не пытается скрыть переживание во взгляде.
Я знаю, по тому, как она смотрит на меня, что Клей ей все рассказал. Я бы предпочла, чтобы никто не знал, но, по крайней мере, не мне пришлось излагать вчерашние события.
— Шелли, я в порядке. Может, поговорим сегодня о чем-нибудь другом? — Улыбаюсь, чтобы она знала, что я не пытаюсь быть сукой. — Давай приступать к работе.
Она кивает, и я знаю, что ей до ужаса, хочется что-нибудь сказать, но она молчит. За это я ее обожаю.
— У меня сегодня несколько доставок. Ты справишься со всем одна?
— Конечно. — Когда она подходит к двери, я добавляю, показывая на свое лицо: — Пожалуйста, не говори ничего Келлеру. Меня весь день преследовали жалостливые взгляды. — Сомневаюсь долю секунды, а потом говорю: — Похожие на твой. — Она отводит глаза. — Я чувствую себя неуютно от этого. Ненавижу жалость. Она высасывает из меня жизнь. — Это действительно так.
Шелли громко вздыхает. Судя по звукам, она скорее приняла поражение, чем раздражена. Через несколько секунд Шелли кивает головой и выходит за дверь.
Я погружаюсь в работу. Сегодня я медленнее, чем обычно, двигаясь со скоростью девяностолетней старушки, восстанавливающийся после операции по протезированию тазобедренного сустава.
Звонит колокольчик. Пришел клиент. Я стою спиной к двери, придерживая ленточку, которую пытаюсь завязать в бантик вокруг букета роз.
— Подождите секундочку, — говорю через плечо.
— Так, так, ты сегодня утром не заглянула выпить кофе. Что случилось? Что от меня требуется: шантаж или взятка?
Это Келлер. Что он тут делает?
Все еще спиной к нему, отвечаю:
— Дружище, моя зависимость сильна, но все же может быть удовлетворена бесплатным, хотя и без сомнения не таким вкусным, кофе из столовой. К тому, же я поздно встала и опаздывала. — Бант завязан, я поворачиваюсь лицом к Келлеру, готовая ко всему.
— Как дела?
У него перехватывает дыхание.
— Боже, Кейти, что с тобой произошло?
Хорошо, что желтые синяки на животе и бедрах скрыты под одеждой, иначе он был бы по-настоящему в шоке.
— А ты поверишь, если я скажу, что просто упала с лестницы?
Он крепко сжимает губы, отчего они превращаются в тонкую, белую линию. В его глазах одновременно и страх, и гнев. Он качает головой.
— Пыталась оседлать быка?
— Нет.
— Подпольные бои?
— Уже теплее. Кто тот ублюдок, что сотворил с тобой такое?
Ну почему, если у женщины появляются синяки, особенно на лице, то люди сразу же делают вывод, что она подверглась домашнему насилию? Хотя я и сама делаю такие же предположения. K сожалению, это результат слишком часто повторяющейся реальности.
— Это не то, что ты думаешь. — С раздражением фыркаю. — Сегодня рано утром мой друг Клейтон познал, что такое невежество, ненависть и слишком много алкоголя в крови. — Показываю на свое лицо. — А это — просто небольшой отголосок. Я в порядке, Келлер.
Страх и злость исчезли из его глаз, а на их место пришло стремление защитить. По крайней мере, не жалость.
— Это не порядок. — Опускаю взгляд и вижу, что он так крепко сжимает край прилавка, что его костяшки побелели.
Перегибаюсь и кладу свои руки поверх его.
— Эй, расслабься. Я в порядке. Правда.
Келлер качает головой и стягивает с головы вязаную шапку. Его волосы торчат во все стороны. Боже, даже после шапки он отлично выглядит. Не могу сдержать улыбку.
— Чему ты улыбаешься? — спрашивает он, наклонив голову.
Улыбка расплывается еще шире.
— Твои волосы. У тебя отличные волосы.
Келлер поднимает руку и пропускает их через пальцы, неудачно пытаясь пригладить. Все равно, я считаю, что это одна из его самых привлекательных черт.
— Чем могу тебе помочь, Келлер? — Теперь, когда с синяками разобрались, я не могу отрицать, что рада его видеть.
Он прикусывает щеку, как будто не уверен, как ответить на вопрос, а может быть, все еще не покончив для себя с предыдущей темой.
— Ты уверена, что в порядке? Потому что мне больно даже смотреть на тебя.
Нужно заканчивать с этим.
— Я в порядке.
Он кивает головой, все еще колеблясь.
— Ром дал мне задание с налетом романтики. Мне нужно выбрать орхидею для Дэна. У них годовщина и он хочет подарить ее сегодня вечером. Собирался сам заглянуть во время обеда, но не смог уйти. У вас есть, что предложить?
Выхожу из-за прилавка, и мы вместе выбираем белую орхидею. Келлер оплачивает покупку, а я оборачиваю ее в толстый слой упаковочной бумаги, чтобы она не замерзла.
Уже на выходе он тормозит.
— Загляни завтра утром в «Граундс». Я куплю тебе кофе. Ну, знаешь, чтобы тебе не пришлось пить этот яд в столовой два дня подряд.
Я смеюсь.
— Я стараюсь избегать этого. Увидимся завтра. Но я сама за себя заплачу. Кроме того, я все еще должна тебе за поездку в Милуоки.
Он прерывает меня.
— Нет, не должна.
Улыбаюсь. Келлер не знает меня. Хотя он и настаивает на том, что не возьмет деньги, я найду способ вернуть их ему.
— Скоро я буду настолько у тебя в долгах, что мне придется стать твоей персональной рабыней.
— Ммм. — Его взгляд светлеет. — Я бы нашел для тебя работенку.
— Не так быстро. Я предпочитаю сделку наличными. У меня не так много времени, чтобы делать за тебя грязную работу.
Он криво ухмыляется.
— Грязная работа? Это еще лучше. — Келлер подмигивает и открывает дверь.
Мои внутренности находятся в расплавленном состоянии. Знаю, между нами ничего не может быть, но Боже, как мне нравится флиртовать с этим парнем.
— Мне нужно подстричься. Сделай это, и мы будем в расчете. — Предлагает он, стоя в дверях.
— Я не умею стричь. Плохая стрижка определенно не искупит мой долг.
— Я доверяю тебе.
Так приятно это слышать. Доверие очень важно для меня.
— Правда?
— Свою жизнь... и волосы. Ты свободна в пятницу вечером?
Киваю.
— Да.
— Тогда в восемь?
Опять киваю.
— Хорошо.
— У тебя или у меня?
Знаю, это не свидание, но вы даже не представляете, как мне нравится этот вопрос из уст Келлера.
— Вечера в пятницу в доме у Кейт и Шугар очень непредсказуемы. Так что у тебя.
Он улыбается.
— Отлично. Пока, Кейти.
— Пока, Келлер.
Пятница, 21 октября
Кейт
В 8:12 стучусь в дверь Келлера. В животе порхают бабочки. Странные ощущения. Я абсолютно трезва, но чувствую себя, как будто выпила несколько коктейлей.
Келлер открывает дверь, я вхожу, и он помогает мне снять пальто. Мы ничего не говорим. Чувствуем себя немного неловко. Не неуютно, а именно неловко.
Поэтому, я предлагаю:
— Еще не поздно отказаться, дружище. Теперь, после того, как у тебя было время подумать, ты уверен, что все еще хочешь довериться мне? — Мне очень важно, чтобы он доверял мне. Есть разные уровни доверия и так как я считаю, что большинство людей хорошие, я им ВЕРЮ. Дружба жизненно необходима для меня, а ВЕРА часть ее. Но на более глубоком уровне, есть ДОВЕРИЕ, то, чем я не слишком разбрасываюсь. Только несколько людей заслужили его: Грейс, Гас и Одри. ДОВЕРИЕ строится годами. Но по какой-то причине, у меня такое ощущение, что Келлер уже попал на этот уровень. Это хорошо, но скорость, с которой это случилось, немного пугает.
Он улыбается и все неловкость между нами улетучивается.
— Безоговорочно.
Черт возьми, хороший ответ.
— Хорошо. Тогда начнем вечеринку.
Келлер довольно улыбается. Он хочет что-то сказать, но вместо этого вытаскивает складной стул из шкафа и раскладывает его позади кресла. Мечтательно наблюдаю за его движениями. Думаю о том, как выглядит его грудная клетка под рубашкой, насколько теплая у него кожа и сильные мышцы. Как он выглядит без этих…
— Сухие или влажные? — Он замолкает, когда я не отвечаю, а потом показывает на волосы. — Хочешь, чтобы я намочил их?
Ах, да. Его волосы. Вот почему мы здесь.
— Гм, думаю лучше намочить. Разве не так делают профессионалы? — Мои волосы всегда подстригала Одри. Дважды в год на кухне у Хоторнов. Никогда не была в салоне.
— Так. Я скоро.
Келлер исчезает в ванной и через две минуты появляется в одних джинсах. Иисус, Иосиф и Мэри. Без рубашки он выглядит умопомрачительно. В голове сразу появляются разные картинки. У меня такое ощущение, что Келлер видит каждую из них. В животе опять начинают порхать бабочки. Черт возьми, что со мной не так?
Он садится на стул, и я пытаюсь сделать вид, что все в порядке.
— Ну и что мы будем делать, мистер Бэнкс. Вас подравнять? Или вы предпочитаете стрижку под машинку? Я могу сделать все, что ваша душа пожелает.
И с большим, черт возьми, удовольствием.
— Я собирался просто подравнять волосы, но что предложишь ты? Может, попробовать что-нибудь новенькое?
— Нет. Мне нравится твоя стрижка. — Очень, очень сильно.
— Ну, тогда просто подравняй.
Теперь я чрезвычайно нервничаю, потому что не хочу все испортить.
— Келлер, дружище, а у тебя есть запасной план на случай, если что-то пойдет не так?
Он смеется и пожимает плечами.
— Это просто волосы, Кейти. Если ты их испортишь, а этого не произойдет, мы просто сбреем все налысо.
Это совсем не помогает.
— Но, но, никакого давления.
Он абсолютно спокоен.
— Никакого.
Как только начинаю стричь, все мысли сразу уходят из головы. У него на самом деле великолепные волосы: густые, блестящие, темно-каштановые, практически черные. Они слегка вьются, что добавляет им объема. Спереди, волосы слегка закрывают уши, а сзади доходят до воротника. И они всегда в беспорядке, что самое привлекательное, с моей точки зрения. Мне не нравится, когда парни слишком много внимания уделяют своей прическе. Естественная растрепанность очень сексуальна.
Час спустя я заканчиваю. Все это время мы практически не разговаривали. Я была сконцентрирована на том, чтобы не устроить волосам Келлера полную катастрофу. Посмотревшись в зеркало в ванной, он возвращается и отряхивается. Глядя на него, улыбаюсь, потому что не подкачала.
— Что сказать, ты определенно не самый быстрый парикмахер, но зато основательный. Хорошая работа.
Смеюсь.
— Основательность — мое второе имя. А может, я просто хотела, чтобы ты чувствовал себя так, как будто окупил все затраты.
— Каждый пенни. Спасибо Кейти. Хочешь что-нибудь выпить? У меня есть пиво в холодильнике. Ты это заслужила.
Хочется остаться, но меня мучает совесть. У него есть девушка. Я уверена в этом. Мне не следует оставаться с ним наедине, особенно со всеми грязными мыслишками, которые опять начали появляться в голове.
— Нет, спасибо. Мне лучше пойти в общежитие.
Он стоит, опустив голову и перед тем как поднять ее и улыбнуться мне, на его лице мелькает вспышка разочарования.
— Ты на машине или пешком?
— На машине. На улице чертовски холодно.
Он смеется, подшучивая надо мной.
— Холодно. — Келлер берет с кресла худи, и надевает его. — Я провожу тебя до машины.—
Мы стоим возле водительской двери, и все внутри меня поет. Парни никогда не провожали меня до машины. Знаю, это не свидание, но все равно очень по-рыцарски. Обычно, меня не привлекают такие вещи, но сегодня... да.
— Еще раз спасибо, Кейти.
— Рада была стараться. Так приятно сбросить со своей шеи груз долгов и обязательств.
Мы оба смеемся, а потом замолкаем. Просто смотрим друг на друга и не знаем, что делать дальше. Это могло бы продолжаться всю ночь, поэтому я делаю то, что сделала, если бы передо мной стоял один из друзей. Раскрываю свои объятия.
— Иди сюда.
Мгновение он не двигается, а потом медленно делает шаг вперед и обнимает меня. Я на седьмом небе от счастья. Некоторые люди превосходны в искусстве обнимания. Каким-то образом они делают это не только руками, но всем своим существом. Каждая частичка твоего тела как будто окутана их теплом. От этого чувствуешь себя очень уютно.
Келлер определенно освоил это искусство.
Объятие мечты длилось в два раза дольше, чем следовало бы, но даже и близко не так долго, как хотелось бы мне. Когда мы отстраняемся, мне сразу становится холодно, и я хватаюсь за ручку двери, чтобы побыстрее забраться в машины.
— Едь аккуратно, Кейти.
— Всегда. Хороших выходных, дружище.
— Улетаю утром в Чикаго. Буду рано утром в понедельник. — Он улыбается.
Вот почему мне следует быть осторожной. Чикаго. Его другая жизнь. Девушка.
— Повеселись там. Увидимся в понедельник.
— В понедельник, — повторяет он. — Увидимся в понедельник.
— Спокойной ночи, Келлер.
Он кивает.
— Спокойной ночи, Кейти.
Понедельник, 24 октября
Кейт
Занятия из-за снега сегодня отменили. Все называют это «не по сезону ранний снегопад».
Я же называю «Мать Природа на стероидах». В таких условиях, с ней невозможно пойти на компромисс.
Теперь я понимаю, к чему вся эта суета. Хорошо хоть сейчас немного стихло, но утром, когда я в сапогах тащилась по только что выпавшему снегу в «Граундс», эта фигня все еще бушевала. Тем не менее мое небольшое путешествие того стоило. Так приятно провести утро здесь, за чашкой кофе и чтением.
Звонит колокольчик, но я игнорирую его в пользу книги. У меня отличное место в кресле перед камином и ничто не может отвлечь меня от такого прекрасного утра.
Ну, кроме низкого, урчащего голоса рядом с ухом.
— Это место занято?
Слегка поворачиваю голову влево и вижу лицо Келлера прямо перед собой. Близко-близко. Он стоит, облокотившись локтями на заднюю спинку кресла, и положив подбородок на сомкнутые руки. Он побрился. Я уже давно его таким не видела. Теперь он выглядит гораздо моложе.
— Привет. Конечно, нет. Садись. — Скидываю сумку на пол и освобождаю место.
Келлер снимает пальто, шапку, перчатки и садится рядом.
— Черт, теперь, со всем этим снегом, и правда понятно, что мы живем в Меннесоте.
Закатываю глаза.
— Не напоминай мне.
Он смеется и аккуратно толкает меня локтем, доставая из бумажного пакета завернутый в пленку сэндвич.
— Все не так и плохо. Посмотри на улицу. Как красиво. — Келлер говорит так искренне, что я сдерживаю желание закатить глаза и смотрю на картину за окном позади нас.
Хмуро. Как будто начинает смеркаться, несмотря на то, что еще ранее утро. Опять идет снег. Улицы пустынны. Но так как я сижу внутри, перед камином, в тепле, все, в целом, прекрасно.
— Как ты добрался из Чикаго, — показываю на улицу, — со всей этой красотой.
— Ранним рейсом, еще до того, как начался снегопад. Передавали, что он будет очень сильным. Полагаю, хоть на этот раз они не ошиблись. — Келлер опять толкает меня локтем. — Хочешь половину моего сэндвича, Кейти? С индейкой.
— Нет, спасибо. — Я всегда стараюсь избегать говорить, что вегетарианка, потому что это обычно пугает людей. Не знаю почему, но иногда они смотрят на тебя, как будто ты только что сказала им что-то непостижимое, и сразу начинают неудобно себя чувствовать. Поэтому я все объясняю, только если вынуждена это делать.
Келлер предлагает еще раз и пытается вручить его мне.
— Нет, правда, он просто огромен. Было бы очень грубо есть перед тобой. Возьми половину.
Меня только что вынудили.
— Ничего страшного, дружище. Я вегетарианка. И в любом случае, не голодна; не так давно съела маффин.
Он несколько раз мигает.
— Так... все нормально, если я буду есть перед тобой? Это не будет выглядеть неуважительно? Потому что я могу и подождать... или пойти и сесть вон там. — Он кивает головой на стул в другой стороне помещения.
Долго смотрю на него перед тем, как ответить. Келлер такой внимательный.
— Нет. Давай, ешь. Хотя, спасибо, что спросил. Это было... это было очень мило.
Он улыбается и откусывает сэндвич. Майонез и горчица оставляют след в уголках его рта. Между укусами он начинает задавать вопросы.
— А почему вегетарианство? По причинам здоровья, религиозным верованиям или ты защитница прав животных?
Пожимаю плечами.
— Не знаю. Мне никогда не нравилась мысль о том, что животные рождаются, вырастают, а потом их убивают просто, чтобы я могла поесть. Для пропитания есть куча других вариантов.
Он приподнимает брови так, как будто никогда не думал об этом в таком ключе.
— Довольно справедливо.— Доев сэндвич, он комкает пакет, бросает его мусорку и хлопает в ладоши. — Может, я поучу тебя водить после обеда. Сейчас примерно добрых восемнадцать футов снега.
Оборачиваюсь и, судя по машине, припаркованной через дорогу, он прав. Сейчас самое лучшее время учиться водить по снегу.
— Конечно. Как насчет часа? Мне нужно на работу в три.
— Отлично.
Перекладываю книгу, которую читала, с колен на кофейный столик перед нами, чтобы расстегнуть сумку на полу.
— Заехать за тобой домой?
Он как-то отвлеченно кивает головой, беря в руки мою книгу.
— Стоит читать?
— Ты никогда не читал ее? — Я в шоке.
Он качает головой.
— Нет, но всегда хотел.
Вспоминаю его реакцию, когда сказала ему, что не читала «Повесть о двух городах» и ехидничаю в ответ:
— И какой выпускник не читал «Убить пересмешника?»
Келлер ухмыляется.
— Я заслужил это.
— Так оно и есть. Я читаю ее примерно раз в год. Это одна из тех книг, которая из года в год становится только лучше. И каждый раз ты заново влюбляешься в нее.
Он улыбается, и я знаю, что для него это «Повесть о двух городах», перечитанная им несколько раз.
— Кроме того, один из главных героев — мой герой. Знаешь, есть такое выражение «Что бы сделал Иисус?»
Он кивает.
— Моя версия «Что бы сделал Аттикус?» — Он справляется со всем. Он всегда знает, что делать. — Я встаю, засовываю руки в карманы пальто и достаю перчатки. Перекидываю через плечо сумку и машу ему на прощание. — Увидимся в час.
Он машет в ответ.
— В час. Я бы довез тебя до общежития, но Дунк забрал машину.
— Не переживай. На улице же Страна Чудес в зимнем варианте. — Для эффекта широко распахиваю глаза. — Не могу дождаться, когда выйду отсюда.
Он смеется над моей попыткой сарказма.
Уже открывая дверцу машины, слышу, как кричит Келлер:
— Кейти, ты забыла книгу.
Улыбаюсь, потому что специально оставила ее там.
— Она твоя. Нужно же как-то привлекать новых поклонников. — Это моя любимая книга. И мне приятно знать, что я оставляю ее тому, кто сможет по-настоящему ее оценить.
— Но ты же не закончила читать. — Он поднимает книгу, показывая на закладку.
— Я уже знаю, чем все закончится. А ты — нет. — Подмигиваю и улыбаюсь. Простота этих слов больно ранит меня. Он не знает. Он не знает мою историю. Нужно, чтобы так все и оставалось, потому что я всегда предпочитала счастливые хэппи энды.
— Тебе нужно познакомиться с Аттикусом Финчем. Он крутой юрист.
В 1:15 останавливаюсь возле дома Келлера. Не успеваю нажать на гудок, как он выходит из двери, как будто прислушивался или высматривал меня. Келлер качает головой.
— Боже, женщина, ты когда-нибудь приезжаешь вовремя? — Он шутит, но я знаю, что это его больное место.
— Нет. Еще одна плохая привычка. Хроническая, неизлечимая. — Пожимаю плечами, потому что я такая, какая есть. И вообще, есть куда как более плохие вещи, чем опоздание. — Кроме того, мне пришлось сражаться со всей этой красотой. Поэтому я поздно.
Он ухмыляется.
— Ты это сделала. Хорошее начало.
Келлер рожден быть инструктором по-зимнему вождения. У него терпение ангела. Мы едем по пустынным, занесенным снегом и скользким улицам в направлении парковки возле актового зала. Хорошо, что на улице никого нет, иначе произошло бы непредумышленное убийство. По крайней мере, когда я не справляюсь с управлением, дорога свободна. Келлер ни разу не повышает голос. Он, как всегда низкий, спокойный, успокаивающий. Этот голос сопровождает меня на скользкой дороге, напоминая ослабить хватку на руле, снизить скорость, притормозить и не задерживать дыхание. Он меня расслабляет и поддерживает. Я ценю поддержку.
Пятница, 28 октября
Кейт
— С Днем Рождения тебя, С Днем Рождения тебя. С Днем Рождения, дорогая Опти! С Днем Рождения тебя!
Вы зря прожили жизнь, если не слышали, как Густов Хоторн поет «С Днем Рожденья тебя» по телефону. Он это делает каждый год... громко и с огромным энтузиазмом.
— Черт, так можно и проснуться, Гас.
— Я тебя разбудил? Но у вас ведь шесть часов? Я думал ты уже встала.
— Все в порядке, приятель, я не сплю. — Я на ногах с 4:45 и уже позанималась на беговой дорожке в тренажерном зале при кампусе, через дорогу от общежития.
Теперь мне с трудом удается пробежать даже милю. И сейчас, бодрая, после душа, иду в «Граундс» за своей утренней чашкой кофе.
— О, хорошо. — Он облегченно выдыхает и теперь, когда перестает тараторить и начинает говорить, как обычный Гас, я понимаю, что он подвыпивший.
— Дружище, ты пьян. Где ты?
— Гм, — сонно произносит он, а потом кричит: — Эй, Робби, где мы сейчас?
Слышу вдалеке голос Робби, а потом ответ Гаса: — Индианаполис. Мы в Индианаполисе, Опти.
Он пьян в дрова. Даже не могу вспомнить, когда видела его таким последний раз. На заднем фоне очень много шума, так что я уверена, что он не в автобусе.
— Как прошло вчерашнее выступление?
— Нереально! — Столько воодушевления. Это слишком, даже для Гаса.
— Очень хорошо. — Пора спускать его обратно на землю. — У меня вопрос, Гас. Знаю, что сейчас вы в Индианаполисе, но где?
На секунду он замолкает. Я так и представляю, как он оглядывается, пытаясь найти хоть какие-то подсказки. — Не знаю. Вроде как в номере отеля. Здесь вся группа! — Неожиданно Гас вскрикивает: — Как дела, Робби! — как будто впервые видит его за весь вечер и даже не помнит, что разговаривал с ним всего лишь двадцать секунд назад.
— Гас, дружище, спасибо за поздравления. Мне нужно идти. Но сделай одолжение и найди кого-нибудь трезвого, кто сможет сказать, где вы находитесь. Я уверена, что сегодня, парни, у вас выступление в Чикаго. — Я стараюсь быть в курсе его графика. Так я чувствую нашу связь, даже когда мы не можем разговаривать каждый день. — Скорее всего, сейчас ты должен быть в дороге.
Слышу, как до него доходит, что я говорю.
— Черт, — произносит он в телефон, а потом вопит: — Черт, парни, у нас сегодня выступление в Чикаго. Нужно выбираться отсюда.
— Успокойся, Гас. Все будет в порядке. Спустись к администратору и попроси вызвать вам такси до места, где вы выступали прошлым вечером. Также позвони своему тур-менеджеру; он, наверное, в ярости.
— Хорошо. Спасибо. — По голосу чувствуется, что он практически протрезвел.
— Я люблю тебя, Гас.
— Я тоже тебя люблю, Опти. С Днем Рождения.
— Спасибо. Пока.
— Пока.
Вообще, мое отношение к своему дню рождению своеобразно. Я не рассказываю людям о нем, потому что никогда не получала удовольствия от этого праздника. Когда мы были маленькие, мама заваливала нас подарками в дни рождения. Она не уделяла нам время, поэтому восполняла это подарками. Своего рода суррогат, который был очевиден даже для пятилетнего ребенка. Мы стали старше, а она менее уверенной в своем стабильном будущем. Больше никаких подарков... и все еще отсутствие времени на нас.
Хорошо хоть тут никто не знает, что у меня сегодня день рождения. Ну, я так думала, пока в библиотеке не получила смс от Шелли примерно в 6:30.
Шелли: С Днем Рождения!
Я: Спасибо. Как ты узнала??
Шелли: Водительские права и личная карточка сотрудника.
Я: Нарушение конфиденциальности информации?
Шелли: Может быть. Пицца. Заеду за тобой в 7:00.
Я: Ок.
С Шелли невозможно спорить, поэтому бегу в общежитие и переодеваюсь в джинсы и чистую футболку. В 6:45 получаю новое смс.
Шелли: Какая у тебя комната?
Я: 210.
Меньше чем через минуту раздается стук в дверь. Открываю ее и вижу Шелли в темно-фиолетовом пальто, похожем на бушлат. От холода у нее порозовели щеки и нос.
Смотрю на часы.
— Что за черт? У меня есть еще пятнадцать-двадцать минут.
Она улыбается, заходит внутрь и ложится на мою кровать.
— Я знаю. Просто за рулем Келлер. А он всегда приходит раньше... как ты — позже. Он из-за этого нервничает. Прости.
Стягиваю с волос резинку и расчесываю волосы пальцами.
— Келлер тоже идет?
Она смотрит на фотографии на моем столике.
— Да, я сказала утром, что у тебя день рождения. Это была его идея по поводу праздничного ужина.
— Это будет самое приятное день рождения, чем все девятнадцать до этого.
Шелли показывает на снимок.
— Кто эти люди, Кейт?
Я никому не рассказываю о семье или Гасе. Только Клей и Пит знают о нем, и то по необходимости. И Шугар знает имена, но ничего больше.
— Это моя сестра Грейс и лучший друг Гас.
Она ласковым жестом обводит лицо Грейс.
— Не знала, что у тебя была сестра.
— Самая лучшая. — И все. Я очень рада, когда она переводит взгляд на фотографию Гаса.
Шелли берет ее в руки и восклицает:
— Черт, Кейт, он такой аппетитный.
— Если учесть, что половина его лица скрыта волосами, то это слишком уж громкое заявление. — Хорошо, что она не узнала в нем Густава Хоторна. С длинными волосами он выглядит совершенно по-другому.
Она смотрит на меня большими, широко раскрытыми темными глазами.
— Но ведь это так, правда? Вживую этот парень должно быть ослепительно хорош.
— Да, на него приятно смотреть.
Шелли качает головой и ставит рамку обратно на стол.
— Черт, — все, что она может сказать.
Я хватаю свое пальто, шапку и в 6:55 мы выходим. Это своеобразный рекорд — прибыть на пять минут раньше.
Шелли открывает заднюю дверь машины, припаркованную на тротуаре перед общежитием.
— Мы сыграли в камень-ножницы-бумагу. Парни сидят спереди, а нам придется ютиться сзади. Прости.
— Никаких проблем, — говорю я, пока не замечаю одну маленькую проблемку с задним сиденьем.
Его нет. Никакого заднего сиденья. Вместо него три набивных пуфа.
— Боже мой, Келлер. Пуфы?
Келлер улыбается.
— Привет, именинница. Прости, но чем богаты.<