"Бонифаций, епископ, служитель Бога, Филиппу, королю французскому.
Страшись Бога и исполняй его приказания. Мы хотим, чтобы Ты знал, что Ты подчинен им, как в духовных делах, так и в светских; что право раздачи бенефиций и вакантных мест ни в коем случае не принадлежит тебе; что если Ты охраняешь церкви во время вакансий, то только для того, чтобы сберечь доходя для тех, которые будут избраны. Если ты роздал какие-нибудь бенефиции, то мы объявляем их ничтожными юридически и фактически; мы отменяем все, что сделано в этом роде, и те, которые будут другого мнения, объявляются еретиками".
Рассерженный столь смелым и бесцеремонным вторжением Бонифация в свои дела, Филипп приказал канцлеру написать достойный ответ на папскую буллу. Составление его было поручено канцлером молодому, но уже известному своими способностями адвокату Пьеру Кюньеру (Pierre de Cugnieres) *(389). Вот что гласило составленное им письмо:
"Филипп, милостью Божьей король французский, мнимому папе небольшой или даже никакой привет.
Да знает Твоя величайшая глупость, что мы никому не подчинены в светских делах; что раздача бенефиций и вакантных мест принадлежит нам, по праву нашей короны, и доходы во время вакансий принадлежат нам; что назначения на духовные места, которые сделаны нами и которые еще будут сделаны, имеют силу и для настоящего и для будущего времени; что мы будем поддерживать всею нашей властью тех, которых мы назначили, и будем назначать. Тех, которые будут другого мнения, мы объявляем глупцами и безумными".
В то же время другие юристы в многочисленных сочинениях занялись критическим разбором папской буллы. Один из них Пьер-дю-Буа, королевский адвокат, следующим образом закончил свою "консультацию" по поводу ее: "на основании этой буллы папа должен быть признан еретиком, если он он покается публично и не даст таким образом удовлетворения королю" *(390).
|
|
Немалую услугу оказали юристы также Филиппу Длинному, при вступлении его на престол в 1316 г. Дело в том, что до Филиппа царствовал его старший брат, оставивший после себя дочь. Когда Филипп, следуя древнему обычаю, объявил себя законным наследником, против этого подняли протест несколько принцев, утверждая, что устранение женщины от престола неправильно и ни на чем не основано. Поставленный в затруднение претендент обратился за помощью к парламенту и юристам, которые не замедлили отыскать странный салический закон и истолковать одно постановление его в нужном для короля смысле. Саллийский закон и интерпретация юристов еще раз сослужили такую же службу Филиппу Валуа в его споре о престоле с английским королем Эдуардом III.
В благодарность за все услуги, французские короли осыпали юристов и адвокатов милостями. Начиная с Филиппа Красивого, адвокаты стали носить название "рыцарей законов", рыцарей правосудия" и т. п. Конечно, из подобных названий, которые давались адвокатам, нельзя заключать, чтобы адвокаты были приравнены к феодальному дворянству, как это, по-видимому, думают некоторые писатели *(391). "В таких почетных титулах", говорит Годри: "можно видеть только свидетельство общественного уважения и доверия к адвокатам" *(392). Хотя некоторые и даже многие адвокаты были возводимы королями в дворянское звание, но это вызывалось их личными заслугами, а не тем, что они принадлежали к сословию адвокатов. Напротив, в одном указе XVI в. прямо сказано: "адвокатская профессия не лишает занимающегося ею дворянского звания" *(393). Из этого видно, что адвокаты не только не были по праву дворянами, но что, наоборот, в большинстве случаев они не принадлежали к дворянству.
|
|
Подобно тому, как и в республиканском Риме, адвокатура служила для честолюбивых людей путем к достижению высших должностей в государстве *(394). Канцлеры, президенты, члены парламента и других судов, прокуратуры назначались королями преимущественно из числа адвокатов *(395). В одном указе Генриха III прямо предписано, что адвокаты могут быть назначаемы председателями высших судебных мест *(396). До XV в. назначение на судебные должности зависело от одного короля. Но затем канцлеру и парламенту было предоставлено право избирать, по своему усмотрению, достойных кандидатов *(397).
Право на занятие судебных должностей было лучшей привилегией французских адвокатов в средние века, а перспектива достигнуть высших мест в магистратуре - самым побудительным стимулом к ревностному исполнению профессиональных обязанностей *(398). Кроме этой привилегии, адвокаты в течение долгого времени пользовались еще другой, хотя не столь важной, но всетаки дорогой для них и усердно ими оберегавшейся. Она заключалась в особой подсудности (droit de committimus): личные дела адвоката были подведомственны только палатам парламента. Эти привилегии основывались на том, что адвокаты считались членами "парламентского корпуса" наравне с судьями. Несмотря на то, что несколько раз делались попытки лишить адвокатов привилегированной подсудности *(399), она продолжала существовать вплоть до XVI века, а в несколько ограниченном виде еще и позже *(400).
|
|
Французская средневековая адвокатура насчитывает в своей среде много выдающихся по таланту и достоинству членов. В XIII веке из ее рядов вышли две замечательные личности: Фуко (Gyy Foucault) и Кермартэн (Ives de Kermartin). Фуко, знаменитый адвокат эпохи Людовика Святого, перешел в духовенство, достиг сана епископа, затем архиепископа и, наконец, был избран папой под именем Климента IV *(401). Кермартэн, бретонский адвокат того же времени, также сделался духовным и хотя не достиг такого сана, как Фуко, но зато за свою благотворительную деятельность и примерный образ жизни был после смерти причислен к лику святых *(402). Во времена Людовика Святого жило еще несколько выдающихся деятелей на поприще адвокатуры, именно Бомануар, де-Фонтэн и Дюран. Бомануар (Reaumanoir) известен как автор капитального сочинения о тогдашнем обычном праве *(403). Одна из глав этого труда посвящена вопросу об адвокатуре *(404). В ней излагаются некоторые весьма интересные черты тогдашней организации адвокатуры. Желая доказать, что размер гонорара должен быть определяем сообразно с достоинством адвоката, Бомануар говорит: "неразумно давать одинаковую сумму адвокату, имеющему только одну лошадь, и адвокату, имеющему две, три или больше". Из этих слов видно, что адвокаты имели обыкновение являться в суды в собственных выездах, более или менее богатых и пышных. Бомануар, далее, проводит мысль, что адвокат, который отказался от дела во время производства, убедясь в неправоте своего клиента, имеет право получить следуемый за весь процесс гонорар, но должен присягнуть, что отказываться от дела только вследствие его неправоты. К числу лиц, которые по закону не могли заниматься адвокатурой, Бомануар присоединяет уличенных в лжесвидетельстве, отлученных от церкви и духовных. Кроме того, судья может не допускать к ведению дел у себя тех адвокатов, которые "имеют привычку оскорблять судей и тяжущихся", или которых он считает неспособными.
Пьер де-Фонтэн (Pierre de Fontaines) написал сочинение "Совет другу" *(405), где, между прочим, коснулся и адвокатуры *(406). Он повторяет постановления римского права и ополчается против продажности адвокатов *(407). "Если бы", говорит он: "не было стольких защитников плохих тяжб, не было бы стольких зачинщиков их; не было бы так много воров, если бы не существовало укрывателей".
Дюран (Guillaume Durand) известен, как автор "Зерцала" *(408), энциклопедического сочинения по юриспруденции. Это был чрезвычайно талантливый человек, вместе и поэт, и теолог, и юрист. Как высоко стоял он во мнении своих современников, видно из того, что они называли его не "юрисконсультом", а "юрисконсультиссимом". В своем "Зерцале" он отвел несколько глав и адвокатуре, в которых наряду с соображениями, заимствованными из римского права, а также из других источников (напр. Квинтилиана) он излагает и некоторые свои мысли. Так, рассуждая о тех случаях, когда адвокат должен отказываться от ведения дела, он устанавливает принцип: "не все то честно, что дозволено" (non omne, quod licet, honestum est). Если адвокат вел дело в первой инстанции, то, по словам Дюрана, честность предписывает ему не выступать во второй инстанции со стороны противника. В главе о гонораре он излагает постановления французского права и разбирает подробно случаи, когда адвокату приходится требовать гонорар судом.
В XIV в. французская адвокатура тоже выставила целый ряд выдающихся деятелей. К числу их относится прежде всего Кюньер, о котором мы уже упоминали раньше по поводу его ответа папе Бонифацию и Дю-Брюейль, написавший сочинение о "парламентском стиле" *(409), которое пользовалось большим авторитетом в то время. Из остальных адвокатов XIV и XV веков замечательны Ногарэ (Nogaret), известный в истории, как участник в борьбе Филиппа Красивого с папой Бонифацием VIII *(410), Демарэ (Jean Desmarets), павший жертвой герцога бургундского *(411), Жан Десфонтэн, который пользовался таким уважением, что в день его похорон парламент отменил заседание, чтобы адвокаты и судьи могли проводить его гроб; Бюси, Бертин (Berthine), Попинкур (Popincourt) и Вайи (Vailly), бывшие впоследствии президентами парламента; Корби (Corbie), братья Дорман (Dorman), Марль, Дюпра (Duprat), занимавшие место канцлера, Жувенел (Jouvenel), Аншье (Anchier), Лекок (Lecocq), Моруа (Mauroy), Буало (Boileau) и Коттэн (Cottin), перешедшие на высшие места прокуратуры, Конар (Conart) и Фонтебрак (Fontebrac), достигшие один сана епископа, а другой кардинала, Кузино, о котором мы говорили при описании процесса герцогини Орлеанской, Бутилье (Boutillier), автор любопытного юридического трактата *(412), в котором сведены вместе постановления римского права, указы французских королей, обычаи *(413), и др.
Из этих примеров, которые легко было бы умножить, ясно видно, какую важную роль играли адвокаты в государственной жизни средневековой Франции. Каждый выдающийся деятель на поприще этой профессии мог надеяться, что рано или поздно его способности и нравственные качества будут оценены, и что он займет подобающее место среди высших государственных чиновников.
Таково было состояние французской адвокатуры в средние века. Без всякого преувеличения его можно назвать блестящим. Несмотря на все неблагоприятные условия, на отсутствие политической свободы, на необеспеченность прав личности, на недостатки судопроизводства и, наконец, на слабое развитие сословных учреждений адвокатура, ревностно выполняя свое священное призвание, являлась деятельной и бесстрашной союзницей правосудия и занимала одно из первых мест в системе государственного управления.
_ 2. Новое время до революции 1789 г.
В течение XVI, XVII и XVIII веков французская адвокатура начинает постепенно принимать совершенно иной вид, чем тот, какой имела в средние века. Между тем как до XVI века она была организована по римскому образцу, в новое время она выступает на самостоятельный путь и вырабатывает ту сословную организацию, которая существует по настоящее время. Мы опять-таки не станем излагать в хронологическом порядке узаконений, изданных в течение этого периода. Как уже было сказано, их насчитывают в XV и XVI в. около 50, а в XVII и XVIII еще больше. Подробное перечисление их было бы тем более бесполезно, что многие стороны организации адвокатуры вовсе не подвергались правительственной регламентации, а выработались путем обычая. В виду этого, мы снова предпочитаем обозреть состояние французской адвокатуры дореволюционного периода в систематическом порядке, разместив весь материал, заключающийся как в законах, так и в обычаях, по тем же рубрикам, что и раньше. Допущение к адвокатуре. В средние века от кандидата в адвокатуру требовались, как мы видели, три условия: высшее юридическое образование, присяга и внесение в список. Все эти условия были удержаны законодательством и в новое время *(414). Но к ним было добавлено еще одно: практическая подготовка или стаж (stage). Вначале продолжительность ее определялась в два года *(415), но затем она была увеличена до четырех лет *(416). Лицо, приобретшее требуемую ученую степень, должно было принести присягу. Для этого один из старейших адвокатов, практикующий не менее 20 лет, представлял будущего адвоката парламенту, который в торжественном заседании приводил лиценциата к присяге. Имя его вносилось в регистры парламента, и ему выдавалась выпись из них, носившая название матрикулы. Затем он должен был пройти четырехлетний стаж, заключавшийся в посещении судебных заседаний, составлении различных бумаг для адвокатов и в участии в конференциях, т. е. собраниях адвокатов, на которых обсуждались разного рода юридические вопросы, а, равным образом, и в бесплатных консультациях бедным. Вместе с тем стажиер мог вести дела, но под наблюдением старших адвокатов. Если по истечении этого срока кандидат представлял удостоверение от шести адвокатов, назначенных председателем, что он выказал достаточное усердие в исполнении своих обязанностей, то его имя вносилось в общий список адвокатов (tableau).
Сословные учреждения. В средние века адвокаты представляли собой сословие (ordre), но это название было только почетным титулом и не имело почти никакого практического значения. В новое время положение дела изменяется. Из незначительного, едва заметного зародыша развивается пышный цвет сословной организации. Законодательство очень немногим участвовало в этом процессе развития. Сословные учреждения складывались постепенно путем обычая и практики независимо от законодательной власти и нередко вопреки ей. К сожалению, в настоящее время этот процесс можно проследить только в самых общих чертах вследствие скудности материалов. Лучшие историки французской адвокатуры Годри и Фурнель почти не касаются этого вопроса. Законодательные памятники тоже заключают в себе мало данных. Некоторый свет, быть может, пролили бы документы парламентских архивов, но после Делашеналя, который ограничился изучением их за время от 1300 до 1600 года, никто, сколько нам известно, не продолжал его труда. В виду этого, мы поневоле принуждены удовольствоваться кратким очерком, следуя в этом отношении, главным образом, за Бушэ д'Аржи *(417).
Возникновение самостоятельных сословных учреждений было результатом распадения "общины адвокатов и поверенных" на ее составные части. В средние века, как мы видели, адвокаты образовывали вместе с поверенными одну ассоциацию, во главе которой стояли депутаты, являвшиеся ее представителями и управляющие ее экономическими делами. Кроме того, в неизвестное время, по всей вероятности, в XV в. община стала избирать себе старшину или председателя. Так как его обязанности состояли, между прочим, в том, чтобы во время процессий в честь св. Николая носить жезл с хоругвью этого святого, то он получил название жезлоносца (batonnier). Вначале все дела, касавшиеся адвокатов и поверенных, велись старшиной и депутатами общины. Но мало-помалу начался процесс дифференциации. Адвокаты стали отделяться от поверенных. Органы самоуправления общины разделились таким образом, что старшина перешел к адвокатам и стал председателем их сословия, сохранив прежнее название "жезлоносца", а депутаты общины сделались исключительно органом ассоциации поверенных. Хотя старшина избирался до конца XVIII в. общим собранием адвокатов и поверенных, и хотя до самой революции существовала община св. Николая, тем не менее адвокаты и поверенные уже составляли два отдельные класса с особой организацией и только по вопросам, касавшимся их общих интересов, сходились для совместного обсуждения. Еженедельно по понедельникам и четвергам депутаты общины собирались, производили расследование по жалобам на ее членов и налагали дисциплинарные наказания. Председатель адвокатов и сами адвокаты очень редко бывали на этих заседаниях, "так как", говорит Бушэ д'Аржи: "большая часть разбиравшихся там дел касалась только дисциплины поверенных. В отсутствие председателя адвокатов и других старших адвокатов председательствовал старший из поверенных" *(418). Органом самоуправления адвокатов был вначале один председатель. С течением времени к нему присоединился другой орган - комитет или совет. Это произошло следующим образом. Председатели, разрешая вопросы, касающиеся интересов и дисциплины сословия и, главным образом, составления списка, стали советоваться с бывшими до них председателями (anciens batonniers). В XVIII в. к этим председателям были присоединены выборные от адвокатских "скамей" (banes). Дело в том, что с давних пор в посещении парламента, именно так называемой Большой Зале (Grande-Salle) и смежных с нею галереях, находился ряд скамей с пюпитрами (buffets), где сидели адвокаты, подавая желающим советы и сочиняя судебные бумаги *(419). Таких скамей было вначале 11, а в 1711 г. к ним присоединилась еще одна. Так как каждый адвокат имел определенное, постоянное место, то сообразно с числом скамей адвокаты разделялись на 11 или 12 постоянных групп. В 1661 г. председатель Монтолон впервые избрал по несколько человек от каждой скамьи и присоединил их к бывшим председателям, чтобы вместе с ними обсуждать дела сословия *(420). Это нововведение было удержано и мало-помалу вошло в обычай. Вскоре каждая скамья стала избирать двух депутатов сроком на 2 года. Таким образом, эти депутаты вместе с бывшими председателями образовали постоянный комитет, который наравне с председателем ведал дела сословия. Но распределение адвокатов по скамьям было слишком неравномерно. В то время, как в 1780 г. пятая скамья состояла из 161 члена, в восьмой их было всего восемь, а в седьмой девять. В виду этого потребовалось новое распределение. Все адвокаты были разделены в 1781 г. на 10 приблизительно одинаковых групп или колонн (collones). Каждая колонна избирала двух депутатов на два года, но половина их ежегодно замещалась новыми *(421). Так возник тот орган сословного самоуправления, который в настоящее время носит во Франции название "совета" (conseil de l'ordre). Как видно, законодательная власть вовсе не принимала участия в его развитии. Он был результатом единственного процесса отделения адвокатов от поверенных и объединения их между собою или, как сказал бы Спенсер, процесса дифференциации и интеграции института адвокатуры.
Говоря о сословной организации, следует обратить внимание на тот факт, что в среде адвокатов было в высшей степени развито чувство солидарности. Если их сословию грозила какая-либо опасность, они немедленно соединялись вместе и общими силами отстаивали свои права и интересы. Для примера можно указать несколько любопытных случаев. В 1579 г. Генрих III предписал адвокатам и поверенным отмечать собственноручно на составляемых ими для клиентов бумагах количество полученного гонорара *(422). Адвокаты возмутились таким требованием. Они считали недостойным своей профессии подобный контроль со стороны посторонней власти над гонораром, добровольно уплачиваемым клиентами в благодарность за их труды, таланты и знания. Вследствие их протеста указ не был приведен в исполнение. Но в 1602 г. парламент возобновил его по следующему поводу. Герцог Люксембургский пожаловался Сюлли, что при ведении каких-то дел адвокат обошелся ему в 1500 экю (12195 фр.). Сюлли, найдя эту сумму чрезмерной, довел об этом до сведения генералпрокурора, который в свою очередь потребовал, чтобы парламент принял меры против жадности адвокатов. Парламент счел уместным распорядиться о возобновлении и применении указа 1579 г. *(423) Адвокаты снова начали протестовать. Они обратились сперва к генерал-прокурору с заявлением, что это распоряжение оскорбляет их достоинство, и что они предпочитают бросить свою профессию, чем подчиняться таким предписаниям. Затем они отправили депутацию в парламент, прося отмены указа. Но ни угрозы, ни доводы не привели ни к каким результатам. Тогда адвокаты собрали общее собрание и решили прекратить занятие своей профессией. Они отправились в количестве 307 человек, с председателем во главе, в канцелярию парламента, объявили о своем отречении от звания адвокатов и в знак этого сложили свои форменные шляпы. Один из них Арно (Isaac Arnaud), человек пылкого и неукротимого характера, тут же разорвал свою мантию и немедленно, бросив адвокатуру, поступил в военную службу *(424).
Парламент очутился в затруднительном положении; отправление правосудия прекратилось; вокруг раздавался ропот; общественное мнение и прокуратура приняли сторону адвокатов. Парламент поспешил уведомить о происшедшем короля, находившегося в Пуатье. Король немедленно издал указ, который, подтверждая с виду парламентское постановление, чтобы не подрывать авторитета высшего судилища, предписывал в то же время адвокатам "взять назад свой отказ и продолжать свою деятельность, как и раньше" *(425). Малопомалу адвокаты возвратились к отправлению своих обязанностей, и ни об указе 1579 г., ни о распоряжении 1602 больше не было речи. Таким образом, благодаря единодушию и решительности, адвокатам удалось отстоять свою профессиональную привилегию *(426).
Это знаменитое в летописях французской адвокатуры событие замечательно еще и тем, что оно послужило поводом к появлению одного из любопытных сочинений по ее истории. Во время добровольных вакаций, вызванных парламентским постановлением, несколько известнейших парижских адвокатов (Pasquier, Pithou, Loisel и др.) собирались в доме Паскье и беседовали о прошлом своего сословия. Эти беседы были потом записаны и изданы одним из участников их Луазелем под заглавием: "Паскье или диалог адвокатов парижского парламента". Диалог Луазеля, заключающий в себе массу биографических сведений о французских адвокатах с древнейших времен до XVII в., представляет собою, по выражению Лиувиля, катехизис, который каждый французский адвокат должен знать наизусть *(427).
Адвокатам неоднократно приходилось в затруднительных случаях прибавлять к единственной возможной для них, с виду невинной, но в сущности репрессивной мере, к отказу от своей профессии, и каждый раз это средство оказывалось действительным. В XIII в. было несколько случаев подобного рода. В 1720 г. адвокат Жэн (Gin), читая во время прений законы, согласно обычаю, не снял своего профессионального головного убора. Председатель сделал ему замечание. Жэн сообщил об этом сословию. Было созвано общее собрание, которое решило, что поведение Жэна было согласно с издавна установленным обычаем, и что председатель неправ. В виду этого собрание решило приостановить исполнение своих обязанностей. Через несколько дней парламент признал, что "адвокаты имеют право читать законы, не снимая шляп" *(428). В том же году парламент, отказавшись утвердить одно финансовое распоряжение регента, был в целом составе переведен в Понтуаз, где и должен был заседать. Но никто из адвокатов не последовал за ним. Напрасно генерал-прокурор обращался к председателю сословия Бабелю с требованием отправиться в Понтуаз, адвокаты единодушно ответили, что ни им, ни Бабелю генерал-прокурор не вправе ничего приказывать, так как их профессия свободна. Благодаря их настойчивости, парламент был вскоре возвращен в Париж *(429). В течение 1731 и 1732 гг. адвокаты трижды прекращали отправление своей профессии, вследствие притеснений со стороны правительства за то, что они печатно осуждали папскую буллу ("Unigenitus" 1713) и нападали на духовенство *(430). Не только адвокаты парижского парламента выказывали единодушие и стойкость; их провинциальные коллеги отличались такими же качествами. Так например, в 1704 году адвокаты города Э (Aix), оскорбленные тамошним парламентом, перестали вести дела. Тогда канцлер Пончартрэн предписал парламенту прекратить эту распрю и возвратить адвокатов к исполнению их обязанностей, "оказав некоторые знаки благоволения сословию, которое само по себе заслуживает уважения". Когда приказание было исполнено и адвокаты вернулись к своим занятиям, председатель парламента всетаки выразил мнение, что дела шли не хуже и без адвокатов. "Поздравляю вас", ответил ему канцлер: "с благополучным исходом планов, которые вы имели относительно адвокатов, но моя радость, что они возобновили отправление своих обязанностей, вызвана гораздо более благом правосудия, чем какими-либо иными соображениями, так как, что бы вы ни говорили, я не могу разделить вашего мнения о бесполезности адвокатов, профессия которых всегда считалась необходимой для отправления правосудия и объявлялась таковой законами. Признаюсь вам, я удивляюсь, что вы можете думать и говорить иначе, в особенности занимая такое место, и что вы можете убеждать меня, будто в то время, когда они прекратили свою деятельность, правосудие не отправлялось в вашем суде с меньшим благоприличием и достоинством *(431).
Дисциплинарная власть, находившаяся в средние века в руках парламента, перешла к органам сословия: председателю и комиссии депутатов. Каким образом совершился этот переход, неизвестно., Несомненно только, что он происходил постепенно. Но в XVIII в. он был уже вполне закончен. Дисциплинарное расследование наложение взысканий производилось комиссией. Наказания состояли в выговоре публичном или при закрытых дверях, запрещении практики на время и исключении из списка. На решение комиссии допускалась апелляция в общее собрание сословия. Если же комиссия постановляла приговор об исключении, а общее собрание утверждало его, то допускалась вторичная апелляция в парламент. Это был единственный случай, когда парламент вмешивался во внутреннюю дисциплину сословия.
На дисциплинарные проступки, ни налагаемые на них наказания не были определены законом. Все это выработалось путем одного обычая: само сословие, как замечает Молло, поняло, что его существование было бы непрочно и даже невозможно при безнаказанности злоупотреблений и присвоило себе право строго преследовать тех, кто, будучи принят в сословие, запятнал бы его достоинство нарушением установившихся традиций и правил *(432).
Нарушение профессиональных обязанностей случалось в общем редко. По крайней мере, исторические памятники сохранили всего несколько фактов этого рода. Так, Луазель упоминает об адвокате Берте (Berthe), который был не раз присуждаем к штрафам и, будучи небольшого роста, получил название "маленького штрафника" (petit amendier). Таков же был, по словам Луазеля, некий Гранжэ (Granger), который в одном деле произнес настолько неудачную речь, что Луазель, защищавший его противника, ограничился повторением ее и тем навлек на Гранжэ штраф *(433). Не довольствуясь дисциплинарными взысканиями, адвокаты прибегали к более серьезным мерам относительно провинившихся собратов: прерывали всякие сношения с ними и даже исключали их из списка. Так в XVIII в. сословие решило прекратить сношения с Лэнгэ (Linguet). Весьма любопытный случай произошел с канцлером Пойе, автором указа Villet-Cjtterets. Он был вначале адвокатом и, потеряв должность канцлера, снова хотел заняться адвокатурой. Но сословие отказалось внести его в список на том основании, что он своим поведением в звании канцлера запятнал достоинство адвокатуры *(434). Фурнель рассказывает, что Маллэ (Mollet) был исключен из списка за напечатание, под видом юридического мемуара, пасквиля на одну даму, и что такой же участи подвергся Дасси (Dassy), который позволил себе на суде резкую критику одного правительственного распоряжения и за то попал под арест *(435). Если прибавить сюда несколько аналогичных случаев, указываемых Годри *(436) и Делашеналем *(437), и долгий процесс дерзкого и неукротимого Лэнгэ, который, несмотря на свою настойчивость, все-таки был исключен из списка *(438), то это будут все известные нам проступки адвокатов дореволюционной Франции против профессиональной нравственности.
Гонорар. Вопрос о гонораре подвергся точно также коренной перемене. Прежде адвокаты придерживались взгляда юстинианова кодекса, теперь же они приняли воззрение республиканского Рима. Вознаграждение за защиту на суде или подачу совета перестало быть платой за личную услугу (salarium, salaire), а обратилось в почетный дар со стороны клиента (honorarium, honoraire), которого нельзя было ни обусловливать, ни требовать судом. Когда и как произошла эта перемена, нет возможности решить с достоверностью. Можно только сказать, что она была совершенно независима от законодательной деятельности. "Законы и юристы, древние указы и многие прежние распоряжения парламента", писал в 1573 году Бушэ д'Аржи: "дают адвокатам право иска об уплате гонорара, но сообразно с новейшими решениями парижского парламента и современной дисциплиной сословия, не дозволяется, чтобы адвокат предъявлял такой иск" *(439). В XVIII в. адвокаты, нарушавшие это правило, исключались из списка. "Те, которые осмелились бы", говорил один председатель сословия, в 1723 г.: "требовать гонорара, должны быть исключаемы из списка". "Гонорар", замечает Камюс (Camus): "есть подарок, которым клиент выражает благодарность за труд, употребляемый на изучение его дела; неуплата его не представляется необычным явлением, так как встречаются подчас неблагодарные клиенты; но ни в каком случае нельзя требовать уплаты судом. Подобное требование было бы несовместимо с адвокатской профессией, и в тот момент, когда оно было бы сделано, адвокат должен был бы отказаться от своего звания" *(440). Едва ли надо говорить, что такая перемена во взгляде адвокатов на гонорар имела чрезвычайно важное значение. Признание профессии безвозмездной придало ей особое благородство и возвысило ее во мнении общества. Адвокаты, принимая беспрекословно то, что им уделяют от щедрот своих клиенты, никогда не обусловливая себе суммы вознаграждения и не требуя его судом, сделались в полном смысле слова бескорыстными служителями правосудия. К сожалению, по недостатку материалов, нет никакой возможности определить, чем именно было вызвано это добровольное возобновление адвокатами Цинциева закона и отступление от правил юстинианова законодательства, подтвержденных указами французских королей и применявшихся в средние века.